Текст книги "Вампиры"

19-ое

Ну и ночка! Сейчас светит ясное солнышко, а я все еще не могу сбросить ночной кошмар… а быть может, и действительность… а впрочем, я потерял мерило…

19-го. Позже

Вчера ночью ко мне в комнату заглянула черная кошка и исчезла. Не успел я снова взяться за перо, как ворвался сумасшедший, на нем был халат, на голове чеснок, а в руках знаменитый кол, с которым он не расстается.

Оказывается, что кол у него осиновый, и чтобы добыть его, он ходил куда-то далеко, так как у нас в окрестности осины нет.

Старик вбежал и принялся что-то искать в двух моих комнатах. Он заглядывал под кровать, в шкаф, под стулья, за портьеры и даже смотрел в печке.

– Нету, ушел.

– Да кто ушел, кого вы ищете? – спрашиваю я.

– Да ее. Эхе-хе, понимаю, сюда-то не сунется! – весело засмеялся сумасшедший, показывая на знак пентаграммы, вырезанный им на пороге моей комнаты. – Знаешь, – продолжал он, – я двери-то чесноком, чесночком замазал и завесил, так она в окно да черной кошкой… сюда, вверх… а я за ней, да видишь, ноги старые, не поспел, ушла она…

Старик тяжело вздохнул и присел на стул. Из отрывочных фраз и бормотанья я наконец понял, что он завесил чесноком двери капеллы, а сам сторожил ее с колом. Это она старика – выходит не кто иной, как Рита, она же вампир.

Будь передо мной не старик, я бы вздул его, несмотря на все его сумасшествие. Я думал тогда, что всякий вздор, даже сумасшествие, должны иметь меру. Пока я соображал, как образумить старика, он вдруг опомнился, вскочил, схватил меня за руку и зашептал:

– Идем, идем, она, наверное, у итальянца, у художника, засосет она беднягу.

Постараться вырваться нечего было и думать, и я покорно пошел, вернее, побежал за сумасшедшим. Он быстро взобрался по лестнице, на третий этаж, где живет итальянский художник, и затем мы, словно воры, тихо стали красться по коридору. Подошли к комнате итальянца. Старик осторожно приотворил дверь. Комната была залита лунным светом, окно открыто, и занавес на нем отодвинут.

Каково же было мое удивление, а потом бешенство, когда я увидел, что Рита, моя невеста, полулежит на груди итальянца.

Должно быть, я крикнул, потому что Рита подняла голову и обернулась… и о ужас, ужас!.. При ярком свете месяца глаза ее светились сладострастием и злобой, а по губам текла свежая, алая кровь.

– Видишь, видишь! – закричал старик и кинулся вперед.

Сильный порыв ветра хлопнул створками окна, взметнул штору и ударил ею старика, тот упал.

Я поспешил к нему на помощь, но луна померкла, и в комнате воцарился мрак. Нескоро я отыскал спички и свечку. При слабом освещении я оглянул комнату – никого нет. Сумасшедший, охая, поднимался с пола, итальянец мирно спал.

Я готов был все принять за галлюцинацию, как старик подошел к кровати и, поднимая за плечи художника, спокойно объявил:

– Вот я и прав, она засосала его.

В самом деле художник был мертв. Лицо бледное, руки болтаются, как плети, на ночной рубашке свежая кровь.

Боже всесильный, что же это? Голова моя не выдержит… лопнет… Ведь выходит, что Рита “не мертвый”… что она сосет кровь живых людей… Как я могу это понять и связать?.. Рита… кровь… нет и нет. Это я, под влиянием старика, схожу с ума… Это он мне навязывает свою болезненную идею… в то же время я сознаю, что здоров, вполне здоров… а впрочем, все сумасшедшие считают себя здоровыми…»

– Что же дальше?

– Тут для графа Карло начинается страшный период сомнений, еще более ужасный, чем муки ревности, и он признается, что был на волосок от помешательства. На счастье, вернулся из Рима старый Петро. Он сильно похудел и еще больше постарел, но зато был торжественно спокоен и самоуверен.

«Господь Бог помиловал меня, а святой отец благословил послужить миру, я теперь ничего не боюсь. И за вас, мой дорогой господин, буду бороться со всею нечистою силой. Я вас спасу, не унывайте!» – говорил он. Петро провел целый день в деревне и уже знает все несчастия, постигшие замок.

Затем он рассказал о Папе, монастыре, где выдержал покаяние.

«Так там хорошо, так хорошо, век бы не ушел, – сознается он, – вот только спешил сюда, боялся за вас, ну да слава богу, не опоздал!»

Потом понемногу, деликатно Петро начал готовить Карло к тому, чтобы он узнал правду о смерти матери. Но, увидав печаль на лице своего любимого господина, спросил:

«Так вы знаете, все знаете. А кто сказал?»

Карло сознается, что знает многое, а рассказал ему старый доктор.

«Так вот она, причина его сумасшествия, несдержанная клятва, – соображает Петро, – а куда он уехал? Вам известно?»

«Да никуда он не уезжал, а живет у меня в замке».

После признания Карло, что он знает тайну матери, Петро уже прямо говорит о своей миссии в мире. Эта миссия – уничтожение вампиров. Он приглашает Карло помочь ему.

«На наше счастье, матушка ваша лежит спокойно. Я уже осмотрел и склеп, и гору, все в исправности. Верно, “отмолил” ее старый граф. И слава богу, а то страшно представить каково это – вколачивать осиновый кол в сердце родной матери?

Петро подтверждает, что освобождение “старого дьявола” произошло благодаря прикосновению тела Риты, а стоило ему напиться свежей крови, он стал опять силен. Его только удивляет, что “старый” не погубил ее, так как это обыкновенная благодарность вампиров за освобождение.

– Я слышал, – продолжал Петро, – что ваша невеста была очень больна, при смерти, но поправилась, и люди говорят, что теперь она еще прекраснее, чем была до болезни.

– А ты не видал еще моей невесты? – спросил я.

– Нет, не удостоился еще.

Как мне теперь поступить: рассказать старику свои наблюдения и опасения? Или лучше молчать и не навязывать ему предвзятые идеи? Это тем более удобно, что мой сумасшедший зачем-то уехал в город.

Решено, буду пока молчать.

27-го

По давно заведенному порядку мы с Ритой после обеда (хотя и обедаем на разных половинах) гуляем над обрывом. Прежде эти прогулки имели необъяснимую прелесть: нам всегда так много надо было друг другу сказать… а теперь мы точно отбываем повинность перед слугами.

Вчера мы гуляли, перекидываясь фразами о погоде. Как-то на площадку явился Петро. На нем была старинная парадная ливрея, на ногах туфли с большими пряжками, седые волосы тщательно причесаны, в руках у него был небольшой сверток.

Я сразу понял, что старик явился представиться своей будущей госпоже.

– Рита, – сказал я, – это мой старый дядька Петро, верный слуга моих родителей.

Рита снисходительно кивнула головой. Петро низко наклонился к ее ручке. Впервые мне бросилась в глаза неприятная перемена, происшедшая с руками Риты. Вместе прежних розовых ручек с нежными ноготками теперь были длинные, белые руки с твердыми и острыми ногтями.

Только Петро хотел коснуться руки, как Рита резко отдернула ее и сказала:

– Я не хочу!

Старик оторопел и так растерялся, что вместо того, чтобы уйти, протянул Рите сверток, говоря:

– Я принес для вас, сам Святой Отец благословил их.

Рита отпрыгнула в сторону, ее лицо исказилось от злобы, и, словно шипя, она сказала:

– Убирайся прочь, дурак! – И быстро пошла к дому.

На бедного Петро было жаль смотреть. В его трясущихся руках разорвалась бумага, и из нее выпали янтарные четки с маленьким крестиком.

Для меня эта сцена была полна смысла.

Могла ли Рита, в ее теперешнем положении, принять четки, благословенные Святым Отцом?

– Успокойся, Петро, и отдай четки мне, – сказал я. – Мне они скоро пригодятся.

– Милый Карло, что же это? За что? – бормотал сквозь слезы старик.

– Полно, старина, мужайся, это значит только, что ты опоздал, а старый граф Дракула сделал свое дело – погубил ту, что помогала его освобождению».

После рассказов Карло о своих наблюдениях Петро приходит к заключению, что Рита – вампир и ее надо уничтожить. Несмотря на все доказательства, в душе Карло временами вспыхивает надежда, что это ошибка, галлюцинация, психоз… и вот Петро решается доказать ему.

Гарри остановился.

– Если вам не наскучило, то конец записок я могу прочесть весь без перерывов, – говорит он.

– Конечно, мы желаем знать все, – ответил Джемс за всех.

– В таком случае Карл Иванович, будьте добры, замените меня, я устал.

И Гарри передал тетрадь Карлу Ивановичу. Надев очки, тот начал читать:

«Петро усердно следит за Ритой и караулит ее. Он теперь убежден, что она часы вампирического сна проводит в своем гробу в капелле. Недаром она так заботливо его оберегает.

Сегодня ночью мы идем, чтобы окончательно в этом убедиться.

Вчера во время заката солнца, а значит, в то время, когда, по мнению Петро, вампиры должны лежать в могилах и Рита не могла следить за нами, что она обыкновенно делает, мы отправились на хоры, в капеллу.

Было тихо. Последние лучи солнца освещали мрачное убранство стен, засохшие розы на полу и катафалк.

Петро поставил нам два стула и очертил мелом на полу круг, что-то шепча, и там, где сходились линии круга, нарисовал пентаграмму.

Прошло полчаса. Все тихо. Солнце закатилось. Наступил полумрак.

Неясно внизу чернел гроб, подсвечники, окутанные черным флером, аналой… Становилось жутко.

Петро временами клал мне руку на колено, точно желая успокоить.

Темно, я закрыл глаза. Открываю, капелла залита лунным светом, но при нем все принимает фантастические образы. Даже кажется, что розы ожили и благоухают…

Петро опять нажимает мне на колено, заставляя быть внимательней.

И что же – дверь из капеллы в склеп, за минуту до этого закрытая – это я ясно видел, – открыта настежь, и в проеме фигура. Это высокий седой старик, в черном бархатном одеянии, на груди дорогая золотая цепь. Нет сомнений, это старый граф Дракула.

Если б вместо черного фона открытой двери была золотая рама, я поклялся бы, что портрет, сосланный когда-то моим отцом в Лесной дом, перенесен в капеллу.

Старик, не торопясь, подходит к гробу. Крышка скользит: в гробу, в голубом платье, с розами на груди лежит Рита.

Она открывает глаза, счастливая улыбка озаряет ее лицо.

– Пора, милый. – И она протягивает руки старику. – Ты мой учитель, ты сделал меня могучей и сильной, я люблю тебя.

Рита приподнялась и села. Еще минута, и она уже стоит на ногах.

– Зачем только ты хочешь, чтоб я жила с ними днем? Мне лучше с тобою в темном склепе. Они мне противны, мне тяжело с ними. Вот и сейчас я чувствую их присутствие. – И она начала беспокойно оглядываться.

– Полно, они не смеют сюда явиться!

Мы сидели затаив дыхание.

– А если они здесь? – И Рита подняла голову по направлению к хорам.

В ту же минуту я заметил в руках Петро маленький ковчежец с святыми облатками.

– Уйдем отсюда, уйдем, – сказала Рита, и они обнялись, легко отделились от пола и понеслись в луче месяца к окну. На минуту они заслонили свет, а затем вновь стало светло.

И мы ясно увидели плотно закрытый гроб и крепко запертую дверь.

Все виденное казалось сном.

– Будем ждать, – сказал Петро, – летняя ночь коротка. Они скоро вернутся.

Сколько времени прошло – не знаю. Я устал, спина ныла, ноги одеревенели, голова была тяжелая.

В воздухе стоял ясный запах тления, точно рядом разлагался труп. Скоро взойдет солнце. Риты нет. На окне сидит большая черная кошка. Я хочу уже встать, но кошка прыгает в капеллу, и это не кошка, а Рита. Усталой походкой она идет к гробу, глаза сияют алым наслаждением, на губах кровавая пена. Минута, и она исчезла.

– Теперь скорее прочь отсюда, – говорит Петро и берет меня за руку.

– Да-да, прочь, – шепчу я, – пора.

Едва дотащился до своей постели и упал как убитый.

7-го

Что мы пережили сегодня. Ну и ночь! Она еще страшней той, когда в первый раз встала Рита. Но по порядку.

После бессонной ночи, проведенной в капелле, а главное, от разных дум и пережитого горя я свалился на постель и заснул тяжело, без грез, без видений.

Вдруг кто-то сердито меня толкает, открываю глаза, передо мной стоит Рита.

Лицо ее перекошено злобой, острые ногти впиваются в мою руку.

– Вставай, что же это за безобразие, твои два дурака залезли в мою капеллу и не хотят оттуда уходить. Прогони их сейчас же! И прикажи снять решетки и глупые цветы! – кричит Рита.

– Какие цветы, какие решетки, я ничего не понимаю, – говорю я.

– Я так и знала, что ты ничего не знаешь! Идем! – И она тащит меня в капеллу.

Оказывается, сумасшедший ездил в город за тем, чтобы заказать на окна капеллы решетки из омелы, и теперь они с Петро укрепили их на место и всюду развесили гирлянды цветов.

Тяжелый запах сразу открыл мне, что эти белые цветочки не что иное, как чеснок.

– Прикажи убрать, прикажи убрать! – кричала Рита.

Я взглянул на Петро.

– Хорошо, Рита, я распоряжусь, и завтра все уберут.

– Нет, сегодня же, сейчас! – настаивала Рита.

– Сегодня уже поздно, скоро закат, а вечером никто из слуг не станет работать там, где стоит гроб, хотя и пустой, – сказал я самым равнодушным тоном, – вот тебе ключ от входной двери капеллы, завтра, когда ты пожелаешь, тогда и очистят. Я прикажу.

Рита, колеблясь, взяла ключ. Петро в это время проговорил, ни к кому не обращаясь:

– Надо прочесть “Ave Maria”, солнце закатывается.

– Уходите прочь, я закрою дверь, – сказала Рита.

Мы вышли. Оба старика довольно улыбались и подталкивали друг друга.

– Ну, Карло, теперь за дело, пока ты спал, мы с Петро все приготовили, – сказал сумасшедший, и он сказал это так спокойно и решительно.

Голос был такой ясный. Я невольно взглянул на него. Глаза светлые, разумные.

– Да, милый Карло, я поправился. Я теперь знаю, что не один и что Петро поможет мне. Да и ты сам теперь видишь, что я говорил правду, от горя и бессилия у меня кружилась голова, и я, правда, временами сходил с ума. Сегодня же, как увидел Петро, мне сразу стало легче, а когда он мне все рассказал, то с меня точно гора свалилась! Вот помогу вам, кончим здесь все, и я пойду в тот монастырь, где был Петро. Он говорит, что там хорошо!..

– По делу говори, пора уже, – перебил его Петро.

– Да, мы решили на всякий случай заделать окна решетками из омелы – через нее нечистая сила не проходит, – а двери, кроме наружной, замкнули и залили свинцом, смешанным со святой облаткой, так что ходу им, кроме двери, нет. Два осиновых кола и большой молоток мы приготовили… так через четверть часа и пойдем. Я буду держать кол, Петро – ковчежец, а ты, Карло, должен вбить кол. Не бойся, я направлю его прямо в сердце, я все же доктор. Покончим с женщиной, спустимся в склеп. Хорошо?

Я согласился. Мы прошли в замок. Он был пуст. Слуги, видимо, нарочно были отпущены. Старики принялись молиться, а я сел на окно и смотрел на закат солнца.

И вот картина за картиной стали вставать в моем воображении.

Закат солнца, темный канал, а на нем гондола и черные красивые глаза…

Вот церковь. Орган тихо играет, и тут близко от меня – черные, милые глазки, но они не смотрят… Вот снова черные глазки, но как они светятся, сколько ласки, любви… я чувствую нежные руки… запах роз… скоро-скоро она будет моей, моей обожаемой женой…

“Идем”, – говорит кто-то. Меня берут за руку, ведут… Кто, куда, зачем?

Мрачные стены обтянуты черным сукном, украшены белыми пахучими цветами. Серебряный гроб покрыт богато расшитой пеленой и засыпан розами…

Солнце закатилось, и последние отблески наполняют воздух бегающими зайчиками. Жарко и душно.

Вот две черные фигуры подходят к гробу. Молча свертывают покров, снимают крышку. В гробу, на белой шелковой подушке, вся в кружевах и лентах лежит дорогая мне головка, черные волосы, как короной, украшены жемчужным гребнем, между розовых губ блестят белые зубки… Встречи на канале, в церкви снова проносятся в моей голове. В висках стучит. Вот одна из черных фигур подает мне что-то длинное и упирает это что-то в грудь моей невесты. Затем мне дают тяжелый молоток, и я слышу:

– Ударь, сильнее ударь!

Я повинуюсь, поднимаю руку и… Вдруг милые черные глаза открываются, смотрят на меня, не мигая, губки шепчут: “Карло”.

– Бей, бей! – кричит голос мне в ухо.

Я опять повинуюсь, поднимаю молоток… Черные глаза печально мерцают, губы скорбно сжаты, маленькая ручка беспомощно поднята… Минута. Молоток с грохотом падает на пол, и я сам валюсь на ступени катафалка.

Слышу отчаянный крик, злобный хохот… и теряю сознание.

Очнулся я поздно ночью у себя в комнате. Открываю глаза и вижу: Петро и доктор стоят возле моей кровати. Петро усердно меняет на моей голове компрессы, а доктор говорит:

– Ничего, отойдет, это она его заколдовала. Ну, да мы в обиду не дадим.

Вдруг страшный порыв ветра пронесся над замком. Захлопали двери, застучали ставни, слышно было, как забегали и засуетились слуги. Новый порыв ветра.

– Сорвало крышу, сломало старый дуб! – кричали голоса.

Я вскочил на ноги.

– Это они, ведь на небе не было ни одного облачка давеча. Откуда ж такая непогодь? – сказал Петро.

– Да, не иначе как они, теперь их время, – подтвердил доктор.

Затем сообщили мне, что, когда меня вынесли из капеллы, они тотчас же закрыли дверь и залили двери свинцом со святой облаткой, как сделали это и раньше с остальными проходами. И вот теперь «нечисть», не находя выхода, вызвала бурю.

Вдруг раздался такой раскат грома, что, казалось, сама скала, на которой стоит замок, лопнет сверху донизу. Оба старика бросились на улицу, к дверям капеллы. Двери дрожали, точно кто могучей рукой тряс их… Вот внутри что-то упало и задребезжало, опять и опять. Звон разбиваемых стекол и звон металла сливался с ревом бури.

Внутри выли, стонали, скрежетали зубами, в окнах мелькали тени, то белое облако, то черная голова, то светились зеленые глаза…

Буря ревела неистово.

Каждую минуту казалось, что двери сорвутся с петель. Я ждал, что старая стена капеллы не выдержит и рухнет, похоронив нас под своими обломками.

Петро, с всклокоченными седыми волосами, в развевающейся полумонашеской одежде, крепко стоял против двери, подняв высоко над головой заветный ковчежец. Лицо его светилось глубокой верой и решимостью.

Доктор лежал на земле, распластавшись крестом, он точно хотел своим телом загородить путь.

Новый, еще более страшный удар грома… Я упал на пороге капеллы…

Старики страшно, нескладно запели молитвы.

Слуги с криками ужаса бросились к воротам замка. От страха они сбежали в деревню.

Внезапно все стихло.

И вот, в тишине, еще более жуткой, чем сама буря, раздался тихий нежный голос, звавший меня, он прерывался стонами и слезами, в нем было столько любви и нежности…

Я невольно приподнялся, но в ту же минуту почувствовал, как что-то тяжелое придавило меня к земле и строгий, угрожающий голос доктора произнес:

– Лежи, ни с места! Или, клянусь Богом, я всажу тебе в горло этот нож, – и на шее я почувствовал холодок стали.

Просьбы и мольбы из-за двери становились все нежнее. Я слышал ласковые названия, намеки, обещания… Прежняя обожаемая Рита стояла передо мной…

Еще минута… И Бог знает, чем бы кончилось!..

На мое счастье, раздался громкий удар колокола, за ним – другой, третий…

Звонили в деревне. Звуки лились к небу, прося и требуя, к ним примешался и молитвенный благовест, и тревожный набат…

Оказалось, слуги бросились в деревню и рассказали о наших ужасах.

Священник, уже давно подозревавший, что в замке не все благополучно, бросился в церковь и приказал звонить. Он начал сборы крестного хода в замок. Только что тронулись хоругви, как яркий луч солнца прорезал облака.

Моментально в капелле все смолкло. Звон колоколов победно усилился.

– Спасены, спасены, – шептали старики.

И мы все трое опустились на колени. В первый раз в жизни я молился от всей души и с полною верой!

Много позже

Мне немного остается прибавить к этим запискам.

Успокоившись, мы решили не рисковать и капеллу не открывать. Чтобы обессилить “нечисть”, мы придумали их разъединить, то есть не допускать старого Дракулу в капеллу.

Старики осознали свою ошибку, они не заговорили внутренней двери между капеллой и склепом, и этим дали возможность действовать сообща. Мы вырыли в склепе глубокую могилу и спустили туда каменный гроб с надписью: “Привезен из Америки”. Петро с доктором его заговорили, как заговорили когда-то мою мать».

– Вот, Джемс, и причина, почему ты не нашел в склепе гроб графа Дракулы, – прервал Гарри чтение Карла Ивановича. – Но продолжайте!

– Да тут осталось всего несколько строк. «Мы втроем уходим в монастырь, где будем молиться о дорогих нам когда-то людях. Да пошлет им Господь, по своей великой милости, вечный, могильный покой. Быть может, Петро вернется, чтобы наблюдать за спокойствием погребенных. А само время уничтожит их страшную силу».

Все молчат, переживая в душе драму графа Карло.

– Вот в том-то и была их ошибка, – прерывает наконец Гарри общее молчание. – Да, кстати, – говорит он, – я забыл вам показать.

И он вынимает из кармана что-то длинное белое.

Это что-то оказалось женским ожерельем прекрасной работы, оно было из жемчуга, застежкой служила змеиная голова с зелеными глазами.

– Откуда это у тебя? Ведь это ожерелье Марии Дракулы, привезенное из Америки? – спрашивает Джемс.

– В ту ночь, когда мы пробивали стену в старый колодец, оно попалось мне в мусоре. Я сунул в карман да и забыл, – ответил Гарри, – и вот только сегодня оно опять попалось мне под руку.

Все любуются и восхищаются красотой жемчуга и изяществом застежки.

– А все же было бы лучше, если б оно осталось на дне старого колодца! – прошептал со вздохом Джемс.