Текст книги "Вампиры"

XII

На другой день, отказавшись под каким-то предлогом от увеселительной прогулки, Джемс с друзьями отправился к склепу. Время было за час до захода солнца.

На ступенях, у ног статуи, нашли приготовленные Джемсом инструменты: лом, кирки для отбивания кирпичей, щипцы для отвинчивания гробовой крышки, осиновый кол, фонари. Статуя была отремонтирована и стояла на своем месте, с большим трудом ее сняли, еще с большим трудом открыли подъемную дверь. Джемс с фонарем спустился первый, за ним остальные.

В склепе была полная темнота, так как расщелина в скале была тщательно заделана. Когда осветили стену, где, по словам доктора, надеялись увидеть белую мраморную доску с надписью: «Фредерик и Мария из знаменитого рода графов Дракула», то остановились пораженные.

Вместо белой мраморной доски чернело два углубления. Гробы же исчезли!

Доктор протер глаза! До сих пор на все затеянное он смотрит как на шалость школьников, теперь впервые он почувствовал, как холодок пробежал по спине. Разве не сам он, своими собственными глазами, видел мраморную доску, да вот она и стоит в углу. Где же гробы? Кто и зачем мог их взять?

– Опоздали! – проговорил Джемс, и голос его сорвался.

Молча выбрались из склепа, и все привели в порядок. Все чувствовали серьезность предприятия и невольно молчали.

Первым очнулся Джемс.

– Впредь наука, не говорить в таких местах, где легко могут подслушать, лучше всего говорить на закате, как сейчас.

Дело осложнилось, приходится искать.

– Странно, однако, то, что без ведома Гарри такие вещи не делаются, а прежде он не имел от нас секретов, все его распоряжения были нам известны, – задумчиво прошептал доктор.

– А главное, если он умолчал, то спрашивать его нетактично, да и чем объяснить, что мы спускались в склеп? – прибавил Джемс. – Стойте, тут без Смита не обошлось, а я его приструню, – оживился он.

Но Джемс ошибся. На этот раз и дело оказалось не так просто.

Смит был занят устройством ночного праздника на озере и пропадал целыми днями. Наконец Джемс поймал его. Но на косвенные вопросы управляющий отвечал или уклончиво, или шутливо, а на прямой запрос серьезно сказал:

– Обратитесь к мистеру Гарри, я же ничего сказать не могу.

Джемс сообщил о своей неудаче товарищам, и было решено пока молчать.

XIII

Карл Иванович принес Джемсу пачку бумаг: тут были большие листы в виде писем, были небрежно оторванные полулистики и клочки, сложенные треугольником, как складывают маленькие записочки.

– Это я собрал по столам в Охотничьем доме, – сказал старик, – как по почерку, так и по подписи на некоторых, они писаны молодым графом Дракулой и, видимо, посылались его другу в Лесной дом. Тут много пустых, вроде приглашения к чаю или завтраку, но, как кажется, есть и интересные. Вот, мистер Джемс, посмотрите их, вот хотя бы этот.

Это был большой, полностью исписанный лист, даты на нем не было.

Джемс начал читать про себя:

«Прежде всего я должен поблагодарить и извиниться перед тобой, мой дорогой, вместо отдыха и спокойных занятий я втянул тебя в наши печали и заботы. Но что поделаешь? Трагическая смерть Франчески выбила нас из колеи, и Рита совсем не спит по ночам.

Мой старик посоветовал перемену места. Вот и пригодились отделанные комнаты! Надо прислать только, так сказать, “текущий инвентарь” из кружев, лент, цветов и т. п. Лючия обещала все это устроить. Уж извини, знаю, что вашему брату, ученым, бабы одна помеха.

Надеюсь, переселение народов будет недолгим, как только Рита оправится, я переведу ее обратно в замок, и при этом переменю помещение, чтобы ничего не напоминало ей о ужасах, которые она пережила.

Мне до сих пор не удалось тебя спросить, что ты думаешь об этом случае и как ты объяснишь все происшествие?

Старик мой все, конечно, толкует в духе вампиризма, но с тех пор, как ты меня образумил и доказал ненормальность его умственных способностей, я с ним согласиться не могу, а все же во всей истории есть что-то ненормальное, нелогичное, так сказать…

Почему, например, умершую Франческу нашли на полу у кровати Риты, волосы и весь ночной туалет в полном беспорядке, точно она пережила борьбу перед смертью. На лице и груди ссадины и синяки.

Можно подумать, что кто-то нечеловечески сильный раздавил или задушил ее, как муху. В ее мертвых, широко открытых глазах застыл ужас, а губы сжаты с какой-то решимостью.

С нее можно бы написать мученицу первых веков христианства или портрет человека, „положившего жизнь свою за други своя“.

Если она погибла в борьбе, то с кем и за кого? Эту тайну она унесла с собой в могилу.

Я забыл попросить тебя не расспрашивать Риту об этой ужасной ночи. Ясно, она пережила что-то страшное, но не хочет или не может сказать. При малейшем намеке она бледнеет и трясется.

Представь, если Франческа была больна и в припадке билась у ее постели. Тут и более крепкий человек, чем Рита, может упасть в обморок.

Да, я, кажется, никогда в жизни не забуду того ужасного крика, когда она очнулась и увидела труп у своих ног.

Старик убежден, несмотря на то, что в окрестности все спокойно, что смерть Франчески дело рук вампира. Он убил ее, буквально убил, а не засосал за то, что она помешала ему наслаждаться кровью, а быть может, и любовью Риты.

По мнению моего старика, бедная девушка погибла, защищая свою подругу.

Конечно, Рита многое могла бы тут разъяснить, но я еще раз убедительно прошу тебя не расспрашивать ее. Пусть она сначала успокоится. А твое личное мнение я бы очень и очень хотел знать.

Распорядись, голубчик, поставить кушетку посредине комнаты, около столик или этажерку для цветов и книг. Букет розанов каждое утро я уже распорядился доставлять к вам. Любимая канарейка Риты также прибудет в Лесной дом, и я боюсь, что эта певунья обеспокоит тебя больше, чем моя бедная, бледная голубка. Она стала такая молчаливая и печальная. О свадьбе я не смею и заикнуться.

И скучно же мне будет одному!

Утешусь тем, что большую часть дня буду проводить у вас.

Сегодня свежо. Распорядись протопить печи и даже камин. До завтра.

Д.»

– А вот и еще, – протянул Карл Иванович другой листок.

«Конечно, – снова читал Джемс, – я далек от мысли считать свою беседу такой же интересною, как твоя. Ты ведь великий ученый! А все же, говоря правду, мне неприятно видеть, что Рита, моя невеста, отдает тебе такое предпочтение. Как-никак, а мое положение становится смешным.

Пока Рита жила в Лесном доме, мне ваши отношения в глаза не бросались, все было как-то естественно.

Не замечал, что ли, я их… или их правда не было. После своей летаргии или обморока, как хочешь назови, Рита страшно переменилась.

У нее каждый день новые капризы: три или четыре часа во время заката солнца она сидит одна, да притом еще тщательно запирается.

Обедать и завтракать со всеми она также отказалась. Ей подают отдельно, в ее комнате, и я часто вижу, что блюда уносят почти нетронутыми. Она наотрез отказалась, чтобы Лючия жила около нее. „Будет с меня и одной Цецилии“, – говорит она, не понимая, как она этим обижает бедную девочку.

Несмотря на эти ненормальности, Рита заметно поправилась: бледность и вялость исчезли, она также свежа и розова, как розы на ее груди.

Даже смерть одного за другим обоих итальянских лакеев, что сама же она привезла из Венеции, не произвела на нее никакого впечатления. И в том и в другом случае она только пожала плечами и отказалась сопровождать гробы на кладбище.

Ожидая тебя или собираясь в Лесной дом, она еще больше оживляется, глаза ее сияют.

Со мной она холодно-вежлива, несмотря на то, что я исполняю все ее желания.

Даже исполнил такое безрассудство, как оставил гроб посредине капеллы. Она к нему питает какую-то болезненную нежность и навещает его по нескольку раз в день.

Когда она очнулась после летаргии и я сообщил ей, что мы считали ее умершей, заперли ее кабинет-салон и решили никогда туда не входить… и что в горе мы забыли взять оттуда канарейку и что теперь, когда все кончилось так хорошо, надо спешить спасти птичку.

Она холодно отвечала: “К чему, оставь все по-старому”.

Вообще я перестал ее понимать. Да и будь на твоем месте другой мужчина, дело много бы обострилось и не ручаюсь, чем бы кончилось. Тебе же я верю и думаю…»

– Конца нет, – сказал Карл Иванович, видя, что Джемс вертит листок в разные стороны.

Затем Джемс взял первый попавшийся листик и прочел:

«Мне несказанно жаль, но я никак не могу быть сегодня у вас, мои милые. Альф, прошу тебя понаблюдай, чтобы хорошо натопили комнаты Риты и чтобы она сама не снимала теплой шали.

Она такая бледная и слабая, что у меня сердце обливается кровью.

Вчера я даже не решился попросить ее спеть.

На все мои вопросы твердит одно, что здорова, а „только очень холодно у вас в горах“. Доктора по-прежнему не хочет видеть.

Вот счастливая неожиданность, только что хотел отправить эту записку, как получил посылку из Парижа: прекрасную, теплую накидку.

Закутай в нее Риту… Ну, право, хоть поздно, и на четверть часа, а я приеду, мне кажется, что красный плюш выгодно оттенит ее черные волосы и оживит бледное лицо. Кланяюсь.

Д.»

Прочитав письма, Джемс обратился к Карлу Ивановичу и спросил:

– А что вы сами думаете об этих письмах?

– Мне кажется, мистер, что вы ошиблись, предполагая, что граф Дракула выехал из замка. Скорее, можно предположить, что друг его Альф приехал в Лесной дом и почему-то туда же переселилась и невеста Рита.

– Причиной могла послужить смерть мадемуазель Франчески. Граф Дракула остался в замке и очень заботился о своей невесте. В этой куче записок часто говорится то о том, чтобы хорошо топить комнаты, то о перестановке какой-нибудь мебели; высказываются заботы о свежих цветах, новых книгах, нотах и так далее.

Комнаты, несомненно, те две, что и сейчас стоят нетронутыми в Охотничьем доме. Даже красная плюшевая накидка, о которой вы читали в последнем письме, лежит до сих пор в ногах той самой кушетки, что граф просит выдвинуть на середину комнаты.

– Вы совершенно правы, Карл Иванович, я и сам оставил мысли о том, что граф покинул замок. Но что сталось с ним и другими. Здесь говорится о смерти Франчески и двух итальянских лакеев, значит, дух смерти царил в замке, но не все же поголовно поумирали?

– А вы обратили внимание, что в письмах упоминается о летаргическом сне мадемуазель Риты? – ответил Карл Иванович вопросом на вопрос.

– Это что-то совсем смутное и непонятное, – сказал Джемс.

– Если вы перечитаете весь ворох этих записок, как перечитал их я, – продолжал Карл Иванович, – то, наверное, придете к тому же заключению, что и я, а именно: невеста была переселена из замка в Лесной дом и занимала там известные уже вам комнаты. Она все хворала: бледнела и слабела и, наконец, впала в летаргический сон настолько сильный, что он был принят за смерть. Ее одели в любимые ею вещи, положили в гроб и отнесли в замок. Комнаты, где она жила, закрыли, чтоб никогда в них не входить, особенно ту, в которой она умерла, то есть ее кабинет-салон. Единственная дверь и та была скрыта шкапом.

Впопыхах там забыли канарейку, скелет которой мы и видели в клетке, а также букет полевых цветов в серебряной вазе. Красная плюшевая накидка, лютня и прочее – все осталось на своих местах.

Надо предположить, что покойница очнулась в замке и начала быстро оправляться после болезни. Граф пишет: «Она свежа, как роза», «Рита порозовела, и слабость прошла» и так далее. Но в то же время она изменилась характером: сделалась своенравна и капризна, а главное, влюбилась в друга своего жениха.

Граф сильно ее ревнует и неоднократно выражает своему другу негодование и обиду. Дальше события становятся более путанными, видимо, между графом и его другом произошел разрыв. Письма заменились записками, сухими и короткими, а потом и совсем прекратились.

Карл Иванович замолчал.

– Браво, Карл Иванович, – вскричал Джемс, – я так рад, что ваши предположения совпадают с моими выводами. Это гарантия правды. Ну, а дальше, что вы думаете?

– Дальше я думаю, – продолжал Карл Иванович, – что для замка наступила тяжелая пора, смертность как в нем, так и в окрестности сильно увеличилась. Об этом говорят приходно-расходные книги замка, где на каждой странице есть расходы на похороны, а также и записи в архиве церкви. Мадемуазель Лючия так же умерла, как и Франческа, – похороны той и другой стоили больше 1000 гульденов. Гроб для мадемуазель Риты стоил тоже очень дорого, но расходов на похороны я не нашел.

– Но куда же делись граф, Рита и друг Альф, не говоря об остальных? – перебил нетерпеливо Джемс.

– Эти вопросы, к сожалению, остаются для меня невыясненными, – печально сказал Карл Иванович. – Я разобрал и перечел все, что нашел в столах и шкафах замка и Охотничьего дома. Я перебрал и перетряс все книги и бумаги.

– Правда, в божнице Охотничьего дома лежит старая библия, ее я не трогал, да в ней, наверное, ничего и нет, – закончил старик.

– Постойте, есть еще письменный документ, – вдруг сорвался с места Джемс, – я предполагаю, что это дневник Риты.

– Что вы? Где же он? – заволновался, в свою очередь, Карл Иванович.

– Я его вам достану, он у Гарри, только, наверное, он написан по-итальянски, – грустно добавил Джемс.

– Это ничего страшного, я немного знаю итальянский язык, – сказал Карл Иванович, – и с помощью словаря сделаю вам перевод. Завтра праздник на озере, и я займусь переводом, благо, в замке никого не останется и я буду свободен.

Джемс от души поблагодарил Карла Ивановича и пошел добывать ту тоненькую тетрадочку, что он видел в день маскарада в японской шкатулке с драгоценностями. Он был уверен, что это дневник невесты графа Дракулы и что в нем могут быть полезные сведения.

Праздник на озере возбудил общее любопытство и породил кучу разговоров.

Приготовления шли на широкую ногу: весь берег был покрыт сетью лампочек, фонарей и факелов.

Заготовлены смоляные бочки, бенгальские огни, несмотря на то, что ожидался лунный вечер, вернее, ночь, так как луна всходила поздно.

Были раскинуты палатки для отдыха и буфетов, также приготовили сухую площадку для танцев. Площадку окружили столиками и стульями для желающих любоваться танцами. Тут же рядом, на возвышении, поставили бочку пива и поверху протянули веревки с маленькими флагами, как это делают китайцы в день праздника фонарей.

Приглашений не было. Все, кто желал, могли явиться.

Хозяин и его гости хотели надеть охотничьи костюмы и тем придать празднику вид простоты.

Нечего говорить, что большинство костюмов было специально заказано к этому дню.

В день праздника молодежь шумно волновалась и весело готовилась к вечеру. Жорж К., совершенно здоровый, не отставал от других. Сам Гарри тоже внимательно осматривал свой костюм и был как-то шумливо и нервно настроен, что, конечно, не укрылось от наблюдательных глаз доктора.

– А Гарри-то нервничает и точно чего ждет, – сказал он Джемсу.

– Не чего, а кого, – пробурчал Джемс. – Свою красавицу в голубом, – добавил он.

– Послушай, капитан, – обратился он потом к Райту, – прошу тебя, заклинаю, не отходи от Гарри, береги его, у меня так болит сердце, точно перед большой бедой. Помнишь ли ты ту ночь, когда мы ползли с тобой в лагерь команчей, поверишь ли, мне тогда было легче на душе, чем сегодня. За каждым кустом, за каждым камнем там можно было ожидать врага, но там я знал, что это за враг, а здесь? Какой-то туман или женщины из тумана! Бр… бр…

XIV

Праздник в полном разгаре. Целые толпы народа прогуливаются по берегу озера. Тут и представительницы города в изящных летних платьях, и деревенские красавицы в своих поэтических национальных костюмах. И не одна городская дама втайне завидует густым, черным косам или прекрасному цвету лица какой-нибудь поселянки.

Два оркестра музыки не умолкают, и танец следует за танцем. Только вместо черных лансье и контрдансов здесь гремит залихватская венгерка или чардаш.

Кавалеры весело вертят своих дам, а не прикасаются к ним, как к фарфоровым куклам, точно боясь ежеминутно их разбить.

Для отдыха повсюду расставлены садовые скамейки. Они не только стоят на освещенных площадках, но и ютятся в тени леса.

Озеро, опоясанное кругом лентой разноцветных фонарей и лампочек, чудесно блестит, переливаясь всеми цветами радуги. Белые ненюфары под цветным освещением кажутся таинственной, небывалой красы. Словно какие-то волшебные не то цветы, не то бабочки.

Широкие прогалины залиты лунным светом. Вся прелесть картины в освещении и в переходах от света к тени и даже мраку под старыми соснами.

Молодой хозяин, в новом изящном, полуохотничьем костюме, который хорошо обрисовывает его мужественную фигуру, со всеми одинаково любезен и никому не отдает предпочтения. Тихо переходит он от группы к группе и идет все дальше и дальше, точно ищет кого.

За ним, как тень, следует Райт. Джемс такой же тенью идет за Жоржем К., но это много труднее. Жорж веселится, он танцует без устали и каждую из своих дам увлекает под тень деревьев, чтобы наговорить любезностей, а если счастье поможет, то и сорвать поцелуй.

Джемс утомился, бегая за мальчиком, и ему начинает приходить в голову: уж не ошибся ли он? Не прав ли доктор, называя его сумасбродом? И желание оставить свой пост усиливается и усиливается, и вот он перестает, как раньше, не спускать глаз с Жоржа.

«Довольно!» – наконец решает он и, помимо воли, еще в последний раз взглядывает в сторону Жоржа.

«Что это?» Жорж выходит из-под тени деревьев под руку с молодой дамой. На ней летнее легкое платье, несколько старомодного фасона, черные локоны подобраны под большой гребень, на груди пара пунцовых роз.

В наряде и прическе нет ничего особенного, разве что розы? Джемс знает, что таких роз нет в окрестности, но они есть в оранжерее замка.

Кто же их обладательница?

В замке у них не живет такая женщина, значит, она из города или деревни, но откуда тогда она взяла розы? Гарри так их бережет.

«Кто-нибудь из молодежи стащил», – решает Джемс, но сердце его усиленно бьется, апатии и усталости как не бывало.

«Ведь я видел ее», – проносится у него в голове, и он старается при неровном освещении всмотреться в черты дамы.

«Это она, голубая красавица бала», – решает наконец Джемс.

Между тем Жорж К. весело с ней танцует и, видимо, сильно увлечен. Они во время танца несколько раз проходят мимо Джемса, и тот ясно различает знакомый запах лаванды.

– Она, несомненно, она, – шепчет он.

И, чтобы не спугнуть парочку, Джемс прячется в тени деревьев.

Жорж уговаривает свою даму пройтись по лесу, но для этого надо пересечь площадку, освещенную луной. Дама не решается.

«Ага, – думает Джемс, – боится, что могут заметить, что от нее не будет тени».

Жорж упрашивает. Дама оглядывается кругом и, видя, что никто за ними не следит, соглашается. Они быстро переходят освещенное место. И Джемс с ужасом видит, что он не ошибся: от Жоржа тянется длинная черная тень, от дамы нет ничего!

«Вампир».

И как ни был Джемс готов к этому выводу, на минуту он потерял способность двинуться с места. В это время Жорж и его дама скрылись в лесу. Джемс бросился за ними, но минутной остановки было достаточно, чтобы он потерял их из виду.

Только опушка леса была освещена, внутри же царил мрак. Обежав кругом, он несколько раз окликнул Жоржа по имени.

Жуткая тишина.

Джемс снова выскочил на освещенную площадку. Никого. Тут же он сообразил, что, конечно, вампир не пойдет на свет, а увлечет свою жертву в темноту. Тогда он бросается опять в лес. Тихо, угрюмо стоят старые сосны, и только издалека долетают звуки вальса.

«Опоздаю, опоздаю! – молотом стучит в голове Джемса. – Что делать?» Он бросается к палатке управляющего и требует людей и фонарей. Он забыл, что может всех напугать и испортить праздник; забыл, что может рассердить и самого Гарри.

– Опоздаю, опоздаю! – твердит он и, не дождавшись помощи, опять бежит к роковому месту.

Джемс предполагал, что лес с этого места непрерывно идет в гору, и с ужасом думал, где и как он будет искать Жоржа.

Оказалось же, что это не лес, а только еще перелесок, за которым расстилается вновь освещенная поляна, примыкающая к подошве замковой горы.

«Слава богу, я ошибся, это другая сторона озера, легче будет искать, – мелькает в голове Джемса. – Да вот и они».

Правда, ему навстречу по поляне двигаются две фигуры, но это не Жорж К., а две женщины. Одна из них, с черными локонами, несомненно давнишняя дама Жоржа, а кто же другая?

Бледная блондинка в легком старомодном платье.

Они идут обнявшись и представляют собою картину, достойную кисти Греза.

Удовлетворенное счастье сияет в их взорах и придает их лицам какой-то ослепительный блеск. Они сказочно хороши.

Джемс забыл и Жоржа К. и свои заботы о нем, он видит только двух обольстительно прекрасных женщин!

Кровь его кипит, в сердце бьется любовь. Но это продолжается мгновение, честная натура и светлый логический ум берут перевес над молодой, бурливой кровью.

Он уже не замечает больше сияющих лиц красавиц, а с ужасом видит, что обе фигуры при свете месяца не дают ни малейшей тени!

Значит, и вторая тоже вампир!

«Боже, что же делать? Их целое гнездо», – проносится в его голове.

«Гибель, гибель нам всем!» Ноги Джемса подкашиваются, страшная слабость овладевает им, и он падает к ногам подошедших красавиц.

«Смерть» – последнее, что мелькает в его уме, и он теряет сознание…