Текст книги "Вампиры"

Часть II

I

Я покончила с ним,

Я пойду к другим,

Чтоб на свете жить,

Должна кровь людей пить.

Невеста вампира

Время шло.

Наступили темные вечера. Гарри со своими друзьями и гостями давно перебрался из Охотничьего дома в замок. Там все было в порядке. Деньги миллионера преобразили запущенное графское жилище. На дверях и окнах вместо пыли и паутины висели дорогие кружевные занавесы и шелковые портьеры. Паркет в зале и картинной галерее блестел, как зеркало, и молодые ноги уже не раз кружились в вихре вальса с воображаемой дамой в объятиях. В других комнатах пол исчез под мягкими восточными коврами. На столах, столиках, этажерках появилась масса дорогих и красивых вещей, в большинстве случаев совершенно бесполезных, но существующих как необходимая принадлежность богатой обстановки. Появились растения, цветы. Зажглось электричество с подвала до чердаков. Всюду было светло, уютно, весело. Даже старинные фамильные портреты, покрытые свежим лаком, ожили и смотрели приветливее из своих старых рам. Красавица в платье с воротником Екатерины Медичи, казалось, была готова не отставать от молодежи в упражнении в танцах. Она, как живая, улыбалась со стены. Прекрасный рояль, отличный бильярд, масса самых разнообразных игр и занятий наполняли дни. Книги и журналы со всего мира некогда было и просмотреть.

Жизнь веселая и беззаботная била ключом. Каждый вечер замок горел огнями, вина лились рекою. Разбежавшиеся было гости вновь начали съезжаться. Смерть виконта Рено была забыта. Неприятное впечатление от чтения писем неизвестного Д. отошло в область сказок, и никто о них не вспоминал. Все оживились. Даже капитан Райт, перебравшись в замок, перестал хмуриться и молчать. Напротив, он показал себя интересным собеседником и отличным рассказчиком. Его охотничьи и любовные приключения могли заинтересовать кого угодно.

Хозяин был весел и обещал все новые и новые удовольствия. Всем очень понравилась мысль устроить бал-маскарад. Надо было только заручиться согласием соседей и представителей города. Это оказалось совсем нетрудно, тем более что Гарри обещал после обеда совершить визиты и пригласить на настоящее новоселье.

Балу-маскараду придавался вид шутки. Новая затея внесла и новое оживление в общество. Обсуждались проекты костюмов, выписали портных, материалы. Ежедневно почта и телеграф несли все новые и новые приказания. Балу предполагали придать индийский колорит. Конечно, раджей, индийским набобом, должен был быть сам Гарри. Доктор хотел быть брамином, «дважды рожденным». И как знак своего достоинства требовал толстый золотой шнур. Джемс соглашался изображать одного из сказочных героев Рамаяны.

– А кем будет капитан Райт? – спросил Жорж К.

– Да ему больше всего подходит быть служителем богини Бовами, – сказал доктор.

Большинство в первый раз слышало имя богини Бовами. Начались расспросы. Бовами, или Кали, считается супругой бога Шивы. Шива – это третье лицо индуистской троицы (тримутри). Шива – бог-разрушитель, и на алтарях, посвященных его супруге, всегда должна быть свежая человеческая кровь. Поставкой жертв занимается секта тугов, или душителей.

– Богиня, на алтаре которой никогда не высыхает человеческая кровь! Да это сказки. Вы смеетесь над нами! – слышались голоса.

– Да, но эти сказки многим стоили головы, – ответил серьезно доктор. – Спросите Райта; они с Джемми могут кое-что рассказать.

– Как, капитан Райт, у вас было приключение, которое чуть не стоило вам жизни, и вы молчите…

– Что же, я не прочь, – отозвался Райт. – Только одно условие: не просите объяснения, что это было… сон, гипноз, галлюцинация… Я сам не знаю.

– Что тут не знать!

– Это правда, – вмешался Джемс.

Райт начал.

Рассказ капитана Райта

В начале 18… года наш полк стоял недалеко от Дели; как видите, дело происходит в Индии. Нам для постоя отвели заброшенный храм и сад какого-то местного бога.

Сад был чудесный, полный тени и роскошных цветов. Тропические деревья: пальмы, музы, чинары – все это переплеталось вьющимися лианами и представляло густую чащу, где змеи и обезьяны спокойно от нас укрывались.

Полковник жил в небольшом бунгало, а нам, офицерам, отвели для помещения храм. Что ж, это было недурно.

Толстые каменные стены умеряли жар, а узкие окна давали достаточный приток свежего воздуха. Мягкие маты и кисейные пологи обещали спокойные ночи. Изысканный стол с обилием дорогого вина дополнили наше благополучие. Но мы были недовольны: скука, томящая скука пожирала нас. Полное отсутствие общества, книг, а главное – женщин.

Дели, с его городскими удовольствиями, хотя и был близко, но ездить туда, ввиду неспокойного времени, было почти невозможно: требовалось разрешение командира, и отпуск давался неохотно и на срок.

Мы сильно скучали.

Крупная картежная игра, излишество в вине, соединенные с непривычной жарой, расстраивали наши нервы и воображение. Рассказы достигли такой фантастичности, что оставалось только молчать и верить.

В самый разгар скуки нас посетил один из старожилов Индии, бывший офицер, теперь богатый плантатор и зять одного из раджей.

Он приехал по делу к командиру полка, но общество офицеров так его просило остаться на сутки и принять от них приглашение на товарищеский ужин, что он, наконец, согласился.

К вечеру главный зал храма был приспособлен для пиршества.

Если стол и не ломился под тяжестью хрусталя и серебра, зато вся окружающая обстановка имела сказочно-поэтический характер.

Стены помещения были разрисованы фантастическими чудовищами: огромные слоны, пестрые тигры, зеленые змеи и между ними прелестные женщины в самых сладострастных позах. А кругом всех фигур тропическая растительность, где первое место занимали цветы лотоса.

Краски были яркие, свежие, так что при мерцающем, неровном свете свечей весь сказочный мир жил и двигался. Впечатление жизни еще усиливалось тем, что изображения были нарисованы не на гладких стенах. Одни прятались в глубокие ниши, другие ярко выступали на огромных колоннах, поддерживающих потолок храма. У северной стены находился мраморный пьедестал, тут когда-то стояла статуя бога, теперь пьедестал был пуст.

Пиршество началось с обильной выпивки. Ужин подходил к концу.

Гость наш, до сих пор занятый паштетами, маринадами и вином, в первый раз внимательно взглянул на стены. Он вдруг побледнел и замолчал.

– А у вас, полковник, не пропадают люди? – спросил он внезапно.

Вопрос показался странным.

– За все время мы потеряли трех человек. Двух унесли тигры, а один, как думают, утонул, – ответил полковник.

– Ну, это еще милостиво! – как бы про себя сказал гость.

Ужин, или, вернее, попойка, продолжался дальше. Скоро языки окончательно развязались.

– Господа, знаете ли вы, где мы пируем? – неожиданно сказал гость. – Это храм богини Вовами, – продолжал он, – самой кровожадной богини Индии. Она самая прекрасная из женщин, но алтарь ее должен всегда дымиться от свежей человеческой крови: будь то кровь иноземца или ее фанатичного поклонника. Не так давно здесь происходили чудовищные оргии. В то время, когда у ног богини, истекая кровью, лежала принесенная жертва, баядерки, служительницы храма, прикрытые только собственными волосами да цветами лотоса, образовывали живой венок вокруг пьедестала. Они тихо двигались, принимая различные позы; то свивали, то развивали живую гирлянду голых тел. Тихая страстная музыка неслась откуда-то из пространства… Она не заглушала стонов умирающего, а, напротив, аккомпанировала им. Одуряющий запах курений обволакивал все сизыми облаками. Наконец страдалец испускает последний вздох, музыка гремит торжественно и победно. Танец баядерок переходит в беснование. Огни тухнут. Все смешивается в хаосе.

Все это приезжий говорил почти беззвучно, смотря в одну точку, точно в забытьи.

Он замолк.

Наступила тишина.

Точно кровавые тени жертв, здесь замученных, пронеслись над пирующими… Затем посыпались вопросы:

– Откуда вы знаете, что этот храм был посвящен Бовами?

– Разве вы присутствовали на ее мистериях?

И так далее.

Гость выпил стакан сельтерской воды и как-то сразу отрезвел. Натянуто улыбаясь, он ответил всем в один раз.

– Господа, не забывайте, что после вашего прекрасного вина остается только пропеть: «Ври, ври, да знай меру!»

В ответ раздался дружный хохот.

Разговор перешел на культ Бовами. Нашелся старожил Индии, подтвердивший существование кровавого культа.

– Я только слыхал, – сказал он, – что главное служение происходит в подземельях храмов, а жертв доставляет секта тутов, или душителей. Говорят еще, что в подземельях есть особые помещения, в которых держат живыми запасных жертв и по мере надобности закалывают их у ног идола.

– Да, в Индии все храмы имеют свои подземелья, известные только жрецам, и нет ничего удивительного, если там существуют и тюрьмы, – сказал кто-то из офицеров.

– Что подземелья, что кровавая богиня, вот бы сюда десяток-другой молодых баядерок, да еще в костюмах из лотоса! – мечтал молодой прапорщик.

– Ну этого-то добра всегда довольно, было бы золото, – возразил старожил.

– Вот капитан Райт у нас самый богатый, за деньгами бы он не постоял! – кричал прапорщик.

Я вынул полный кошелек золота и, помахивая им, смеясь, проговорил:

– За пару баядерок: кто больше!

Вид золота напомнил о картах. Живо составились партии, и игра началась.

Мы с Джемсом отказались и вышли под колоннаду храма в сад. Бронзовый слуга-индус принес нам сигары. Курим.

– Знаете, Райт, в этих сигарах что-то примешано, – говорит Джемс.

Я и сам чувствую какой-то особенно приятный вкус. А главное, после каждой затяжки в голове шумит и куда-то тянет; хочется, а чего – и сам не знаешь. Любви, страсти, приключений. Кровь толчками приливает к сердцу.

Мы сидим в глубоких креслах. В двух шагах от нас начинается непролазная стена деревьев. В темноте блестят два глаза… Они смотрят на меня… «Не тигр ли?» – проносится в голове.

Нет. Это человек. Вернее, скелет, обтянутый темно-бронзовой кожей, вся одежда которого состоит из лоскута бумажной материи вокруг бедра. Лицо окаменелое, только глаза блестят, как у живого.

– Кошелек, баядерки, тайна, – шепчет он, наклоняясь близко ко мне.

Но Джемс слышит, хватает меня за руку и говорит:

– Идем, идем!..

Кошелек в ту же минуту в руках соблазнителя. Он прикладывает палец к губам и делает знак следовать за ним.

Мы ныряем в узкий проход между стеною храма и кустарником. Затем входим в храм по боковому входу. Отсюда нам слышны голоса наших друзей и при плохом освещении можно разобрать, что мы позади внутренней колоннады.

Таинственный спутник нажимает невидимую пружину, и большой хобот слона тихо-тихо поднимается, а под ним узкая дверь и крутая лестница вниз.

Лестница вьется все ниже и ниже… Мы в темном коридоре. Где-то вдали мерцает светлая точка.

– Тише, – шепчет проводник, и мы скользим, как привидения.

– Ждите, – вновь шепчет он, и мы остаемся одни. Воздух подземелья, пропитанный запахом пряностей, еще больше кружит нам головы.

Время идет, мы теряем терпение.

А свет впереди так заманчиво мерцает.

– Вперед, вперед. – Коридор тянется бесконечно, но вот и зал. Огромный, темный, сколько ни всматриваешься направо и налево – видишь только лес колонн, выстроенных из черного гранита, украшенных золотым рисунком.

Проходим.

Перед нами занавес, тяжелая золотая парча стоит как стена. Наверху круглое отверстие, из которого и идет свет, видимый из коридора, и который чуть-чуть освещает зал.

– Вперед! – Мы за занавесом и стоим ослепленные. Стены из розового, прозрачного сердолика, из них или через них льются волны розовато-желтого света; с потолка идут голубые волны эфира и, смешиваясь с розовыми, дают небывалый эффект.

Что-то волшебное. На полу пушистый шелковый ковер, усыпанный белыми свежими цветами лотоса.

Перед нами небольшое возвышение, пьедестал, и на нем стоит женщина неземной красоты. Она совершенно голая. Черные густые волосы подобраны сначала кверху, а потом заплетены в четыре толстые косы. На голове корона в виде сияния из самоцветных камней. Две косы висят по обе стороны лица, как рама, и спускаются на пышную грудь; две другие косы висят вдоль спины.

Ожерелье и пояс на бедрах также из самоцветных камней. Лодыжки ног обвивают изумрудно-сапфировые змейки, положив головы на ступни.

В руке у нее голубой лотос.

Драгоценные камни ее наряда блестят и переливаются, но лучше их блестят черные большие глаза. Это чудные, огромные звезды! Коралловые губки плотно сжаты. Линии лица и тела так чисты, так безукоризненны, так прекрасны!

– Кто ты, прекрасная из прекрасных? Будь ты небожительница или исчадие ада – мы твои верные рабы. – И под влиянием опьянения становимся на колени.

Чудное видение улыбнулось и, тихо скользя, приблизилось к нам. Белая ручка поднялась, и голубой лотос прикоснулся к левому плечу каждого из нас. В ту же минуту мы потеряли сознание.

Нас привел в себя адский шум, визг, стоны, завывания. Мы лежим связанными посреди зала с черными колоннами, и кругом нас беснуются желтые дьяволы. В них мы без труда узнали индийских фанатиков, факиров: нечесаные, всклокоченные волосы, испитые лица, тела факиров в клубах черного дыма, они были истинными представителями ада.

– Богиня оскорблена! Жертву, жертву, да льется кровь нечестивцев! – можно было разобрать среди визга и стона.

Нас повлекли куда-то. Наступила полная тьма.

Опять замелькали факелы, и скоро свет их позволил разглядеть другую картину.

Ужас сковал нас! Перед нами страшная богиня Бовами… Сомнений не было.

Грубо высеченный из темного мрамора истукан-женщина. На черной шее у ней ожерелье из белых человеческих черепов; пояс состоит из бахромы ног и рук – тут есть черные, желтые и белые, большие и маленькие, видимо, руки детей и женщин. И все это свежее, не успевшее еще разложиться!

Огромная ступня богини попирает человеческую голову, и в этой голове мы узнаем голову нашего солдатика, якобы унесенного тигром, из израненного тела бегут струйки крови, омывая подножие кровожадного идола. Тело еще содрогается последними судорогами.

– Жертву, жертву! – кричат кругом, и через мгновение мы совершенно обнажены. Смерть неизбежна.

Но какая смерть! Бесславная, постыдная, у ног омерзительного истукана, от ножа фанатика!

Судьба.

Мы лежим рядом: я грызу потухшую сигару. Джемми молчит.

К нам подходит высокий худой брамин. На голове золотой обруч, белая одежда в виде хитона подпоясана шнурком, в руках широкий жертвенный нож.

Закрываю глаза.

Вдруг наступает мертвая тишина. Жрец с высоко поднятой рукой, где зажат страшный нож, откинулся назад, на лице изумление и страх. Еще минуту, и нож со звоном катится по полу.

Жрец, а за ним и все остальные падают на колени с криком: «Избранники, избранники!»

Нас осторожно поднимают, развязывают, завертывают в мягкие шелковые одежды и несут прочь. Вот мы на ложе из душистых лепестков роз, вокруг носятся волны курений.

Музыка сладостно звучит.

Перед нами прежняя красавица, но при блеске огней это не живая женщина, а статуя.

Кругом нее целый хоровод прекрасных молодых женщин: это баядерки храма. Ноги и руки украшены браслетами, звон которых мелодично звучит в ушах. Одежда их только из одних тонких цветных покрывал еще больше усиливает впечатление наготы.

Они пляшут, они подходят к нам и подают янтарные кубки с питьем. Как вкусно, как освежающе оно! Это напиток богов.

Нас окружают, ласкают, увлекают в танцы. Нам вновь подают вино, дарят поцелуи…

– Господин капитан, господин капитан!

Открываю глаза. Передо мной вестовой.

– Господин капитан, приказ от командира. – И он подает мне пакет.

Не могу опомниться, сажусь.

День. Моя спальня. Вот и гамак Джемса: он спит спокойно. Открываю пакет: приказ о выступлении через несколько часов.

Наконец соображаю. Сон.

– Джемс, Джемс, выступление, вставайте, пора, – бужу я товарища.

Джемс вскакивает и изумленно смотрит на меня.

– Фу ты, черт, ведь это сон! – наконец произносит он. – Наверное, сигары вчера были с опиумом, ну и сыграли они со мной шутку!

Я начинаю расспрашивать.

Джемс рассказывает «мой» сон.

И когда в середине я его перебиваю и продолжаю рассказ, он стоит с открытым ртом от удивления и спрашивает, откуда я знаю «его» сон. Дело мало-помалу выясняется; мы видели один и тот же сон до мельчайших подробностей.

Вопрос: возможно ли это?

Наскоро отдав приказание готовиться к походу, мы бросились осматривать стену храма, ища боковой ход. Но стена совершенно гладкая, не только хода, даже трещины нет.

Осмотрели храм изнутри за колоннами.

– Ну а ваш кошелек? – вспомнил Джемс.

Ищу в карманах, на столе, всюду: нет. Спросили денщика, и он подал пустой кошелек, поднятый в зале пиршества одним из слуг.

Вскоре забил барабан и пришлось оставить храм, сделавшийся для нас очень интересным.

Капитан Райт замолчал.

– И это все? – спросил кто-то из гостей разочарованно.

– Все или почти все, – ответил Райт.

Только через месяц, купаясь в море, мы увидели с Джемсом друг у друга вот это, – и он, сбросив тужурку, отворотил рукав рубашки.

Все присутствующие увидели на белом плече татуированный рисунок лотоса.

Рисунок безукоризненно изящен и прекрасного голубого цвета.

– Вы нас мистифицируете, капитан? – спросил старый гость.

– Помните условие: не просить объяснений, – отрезал сухо Райт и этим прекратил всякие расспросы.

II

Наступил день маскарада.

С утра все, и гости и слуги, в хлопотах и волнении. Хотя ночь предвидится светлая, так как наступило полнолуние, но все же в саду развешаны фонари и расставлены плошки.

Залы, и без того блестящие и нарядные, украшены зелеными гирляндами. Темная зелень дубов и елей еще ярче оттеняет белое электрическое освещение. Во многих комнатах под тенью тропических муз, пальм и магнолий устроены укромные поэтические уголки. Буфеты ломятся под тяжестью изысканных закусок и вин. Маленькие киоски в виде индийских пагод с шампанским, фруктами и прохладительными напитками, разбросаны всюду. Над главным дамским буфетом красиво спускается флаг Америки. Голубое шелковое поле заткано настоящими золотыми звездами. Зимний сад, по приказу Гарри, только полуосвещен, и для прохлады в нем открыты окна.

Смит и Миллер летают вверх и вниз, устраивая и отдавая последние приказания прислуге и музыкантам. Кухни полны поваров и их помощников.

Гости тоже в волнении; каждый занят своим нарядом. Выясняется, у одного все еще не доставлен костюм из города; у другого оказались узкими сапоги; доктор ворчит, что золотой шнурок «дважды рожденного» недостаточно толст. Парикмахеры и портной завалены просьбами, их рвут на части…

Гарри тоже озабочен: он примеряет костюм набоба. Райт сидит перед ним в кресле с сигарой, а Джемс с усердием хлопочет возле Гарри.

– Отлично, отлично, ты настоящий раджа! Теперь бы вокруг тебя штук десять нотчей, индусских танцовщиц! – восклицает он.

– А по-моему, не мешало бы побольше бриллиантов и вообще камней на тюрбан и на грудь, – говорит Райт.

– Это правда, – соглашается Гарри, – но где взять теперь?

– Постой, ты, Гарри, не открывал шкатулку, что стояла на шифоньере, в комнате умершей невесты, помнишь, ту, что мы видели в первый день приезда в Охотничий дом? – спросил Джемс. – Она была тяжела, и в ней, вероятно, дамские украшения.

– А ведь ты, пожалуй, прав, Джемми, пошли сейчас же за ней Смита.

Сказано – сделано.

Смит отряжен, через полчаса шкатулка привезена. Что за чудная, тонкая работа.

Но молодым людям не до красот шкатулки: они спешат открыть ее. Но открыть нельзя: крышка крепко сидит на своем месте, нет и признаков замка.

Гарри вертит ее из стороны в сторону.

– Какая досада, что я раньше не подумал о ней и не призвал мастера, – сожалеет он.

– Ну мастер-то едва ли бы что тут сделал: замка ведь нет, – говорит Райт и в свою очередь вертит шкатулку.

– Постой, постой, дай мне! – перебивает Джемс и берет ящик.

Он нажимает что-то, и крышка с мелодичным звоном открывается. Ура!

Увлеченные костюмом, ни Гарри, ни Райт не обратили внимания на то, что Джемс так легко открыл шкатулку. Им не пришло в голову спросить его, откуда он знает секрет замка. Сам же Джемс только слегка сдвинул брови, что у него было признаком запавшей думы.

В шкатулке несколько отделений-этажей, и все они наполнены дамскими украшениями старинной художественной работы: тут кольца, браслеты, серьги, ожерелья и прочее, и все лежит на своих местах-выемках.

Порядок образцовый.

В одном из средних отделений не хватает ожерелья из каких-то кораллов или бус. Осталась пустая ложбинка с ямочками. Да в нижнем этаже такая пустота. Трудно определить, что тут лежало… Скорее всего, что большой дамский гребень.

На месте его лежит тоненькая тетрадка, исписанная женским почерком.

Друзья ее раскрывают и не понимают, на каком языке она написана.

– Должно быть, по-итальянски, – решает Джемс.

– Это дадим перевести Карлу Ивановичу, а теперь пора выбирать подходящие украшения, – спешит Гарри и кладет тетрадку на место.

Украшения выбраны, и наряд набоба сразу выиграл вдвое.

– Это в самом деле набоб, богач, увешанный драгоценностями, как индусский идол.