Текст книги "Солнце для Джона Рейна"

– А еще почему?

– Разве этого недостаточно? – рассмеялся я.

– Нет, ведь есть еще какие-то причины.

Я бездумно вертел в руках бокал, наблюдая за золотыми отблесками янтарной жидкости.

– По-моему, с помощью джаза вы пытаетесь что-то найти. Что-то неуловимое, потому что, несмотря на все усилия, цель всегда далека... В какой-то момент вы близки к отчаянию, и это отражается на музыке, а потом проходит все, кроме грусти. Но ваша грусть светла, в ней чувствуется смирение и житейская мудрость.

Уже в который раз я чувствовал, что становлюсь слишком откровенным. Откуда эта пассивность? Нужно срочно брать ситуацию под контроль!

– Такие слова – лучшая награда для любого музыканта, – после небольшой паузы сказала Мидори. – Я ведь не просто так выбрала джаз. Помню, однажды зимой, еще в Чибе, мне не спалось, и среди ночи я вышла на улицу. Была оттепель, и, сняв куртку, я долго сидела во дворе своей старой школы. Вокруг никого: только я, небо и темные силуэты деревьев. Тогда я впервые осознала: придет день, и я умру. Небо, луна и деревья останутся, а я исчезну, и на скамейке будет сидеть совсем другая девушка... Именно таков порядок вещей, но на глаза навернулись слезы, и я долго плакала. Все когда-нибудь кончается, и нужно смириться.

Неожиданно я вспомнил ее отца. Воистину все когда-нибудь кончается.

Мы долго молчали, и я попытайся сменить тему:

– Что имел в виду Кен, когда сказал, что вы были радикалкой?

Мидори осторожно глотнула «Ардберг».

– Кен – неисправимый романтик. Я была не радикалкой, а скорее мятежницей и бунтаркой.

– Против чего бунтовали?

– Боже, Джон, оглянитесь по сторонам! Что творится с Японией? ЛДП, бюрократы, куда они гонят страну?

– Да, проблемы есть, – признал я.

– Проблемы?.. Экономика катится к черту, людям нечем платить налоги, они боятся держать деньги в банках. А что делает правительство? Кое-как сокращает бюджетный дефицит и создает рабочие места на госпредприятиях. Знаете почему? Потому что все строительные объекты контролируются мафией с молчаливого согласия наших политиков. Страна залита цементом, места почти не осталось, а правительство строит и строит парковки, где никто не паркуется, мосты и дороги, по которым никто не ездит. Видели жуткие молы, что стоят вдоль побережья, якобы защищая от размывания? Исследования показывают, что эти чудища не предотвращают размывание, а наоборот, ему способствуют. Мы разрушаем экосистему, а коррумпированное министерство строительства процветает. А вы говорите «проблемы есть»!

– Думаю, Кен не так уж и не прав! – улыбнулся я. – Вы настоящая радикалка.

– Дело не в радикальных идеях, а в здравом смысле, – покачала головой Мидори. – Признайтесь, разве вас не раздражает существующее положение вещей? Вы не чувствуете себя обманутым?

– Иногда, – осторожно ответил я.

– А вот меня подобный расклад вещей страшно бесит! Именно это и имел в виду Кен.

– Простите, но разве ваш отец не был частью «подобного расклада» и «существующего положения»?

Повисла неловкая пауза.

– Ну, у нас были разногласия.

– Наверное, вы часто спорили.

– Да, долгое время мы вообще не могли найти общий язык.

– Однако помирились?

– Несколько месяцев назад у отца нашли рак легких, – грустно сказала Мидори. – После этого он пересмотрел свои приоритеты, но полностью восстановить отношения мы не успели.

Новость меня просто огорошила.

– У него был рак легких? А... хозяйка «Альфи» сказала, что инсульт.

– Несмотря на больное сердце, он много курил. В правительстве все курят, ему не хотелось быть белой вороной. Папа так сроднился с нашей чертовой системой, что отдал за нее жизнь.

– Рак легких – страшная вещь, – сказал я и пригубил виски. – Поэтому, умерев от инсульта, ваш отец не страдал.

Как же я ненавидел себя за лицемерие!

– Да, и это – единственное, что меня утешает.

– Простите за любопытство, но как именно изменились приоритеты вашего отца после того, как ему поставили страшный диагноз?

Мидори рассеянно смотрела вдаль.

– Если воспользоваться теорией Кена, то папа понял, что всю жизнь создавал проблемы и что пора их решать.

– Он успел что-нибудь сделать?

– Боюсь, нет, хотя он говорил, что перед смертью очень хочет сделать что-то хорошее. Изменилось его мировоззрение, и для меня это самое главное.

– А почему вы уверены, что он ничего не успел?

– О чем это вы? – настороженно спросила Мидори.

– Представьте, вашему отцу ставят страшный диагноз. Ему хочется сделать что-то полезное, чтобы исправить ошибки прошлого. Думаете, он что-нибудь успел?

– Я не совсем понимаю, о чем вы, – твердо сказала Мидори, и я снова натолкнулся на неприступную стену.

– Помните, о чем вы говорили в «Цуте»? Что делать, если в чем-то раскаиваешься, а исправить нет времени?

– Трудно сказать, у каждого по-разному.

Ну же, Мидори, помоги мне!

– Что же мог предпринять ваш отец? На что мог решиться, чтобы хоть как-то оправдаться в собственных глазах?

– Не знаю...

Знаешь, милая, знаешь, недаром же с тобой встречался журналист! Знаешь, но молчишь!

– Раз он хотел решать проблемы, то, может, попробовал как-то повлиять на своих коллег?

Мидори не ответила, и я решил, что попал точно в цель. Теперь нужно быть осторожнее, иначе девушка замкнется и больше ничего не расскажет.

– Вы спрашиваете, потому что сами о чем-то сожалеете? – неожиданно спросила Мидори.

Я испуганно поднял глаза. Да, в проницательности ей не откажешь! Зато появляется отличный предлог продолжить расспросы.

– Не знаю...

– Почему бы вам не рассказать все, как есть?

Ощущения примерно такие же, как после подсечки в айкидо.

– Нет, – глухо ответил я. – Не могу!

– Неужели со мной так трудно?

– Как раз наоборот, – улыбнулся я. – В этом-то вся проблема.

– Вы странный человек, Джон, – вздохнула Мидори. – Боитесь рассказывать о себе...

– Нет, просто вы мне гораздо интереснее.

– Точнее, мой отец.

– Ну, мне казалось, его опыт может быть полезным.

– Чему-то приходится учиться самостоятельно.

– Тоже верно, но я стараюсь пользоваться и чужим. Простите, если показался назойливым.

– Ничего страшного, – улыбнулась Мидори. – Только все эти события случились недавно...

– Да, конечно, – кивнул я, понимая, что разговор окончен. – Наверное, вам пора домой.

Интересная ситуация! С одной стороны, мы явно нравимся друг другу, и вполне вероятно, что Мидори пригласит меня на чашечку кофе. Если такое случится, я смогу осмотреть ее квартиру. Придется быть очень осторожным, чтобы не наделать глупостей.

Но с другой – если девушка не пригласит подняться, все попытки набиться в гости будут расцениваться как намеки на постель. Отпускать Мидори одну просто нельзя: ее адрес прекрасно известен Бенни.

Поблагодарив Сатох-сана за гостеприимство и знакомство со старым «Ардбергом», я оплатил счет, и мы окунулись в ночную прохладу Омотесандо. Улицы почти опустели.

– Вам в какую сторону? – спросила Мидори. – Отсюда я обычно хожу пешком.

– Я провожу вас, если не возражаете.

– Не стоит...

– Прошу вас, Мидори, мне бы очень хотелось! – умоляюще проговорил я, думая о сообщении Бенни.

– Хорошо, – улыбнулась девушка.

До ее дома мы дошли минут за пятнадцать, никакого «хвоста» я не заметил. Наверное, неудивительно, раз Темный Костюм исчез со сцены.

Вот и входная дверь. Мидори достала ключи и повернулась ко мне.

– Ну что же...

Это вежливый намек на прощание. Значит, на кофе меня не пригласят...

– С вами все будет в порядке?

Девушка понимающе на меня посмотрела, хотя об истинной причине столь настойчивого интереса не догадывалась.

– Конечно, я ведь здесь живу.

– Хорошо, а телефон у вас есть? – Номер мне давно известен, но нужно же как-то поддержать знакомство.

– Нет, к сожалению, нет.

Да, все хуже, чем я думал.

– Ясно, вы сторонница луддитов[4]4
  Луддиты – участники первых стихийных выступлений против машин конца XVIII – начала XIX века.


[Закрыть]. Ладно, если что, подайте дымовой сигнал, договорились?

Мидори захихикала.

– Я пошутила! Пятьсот двадцать семь – пятьдесят шесть – четыреста пятьдесят шесть.

– Спасибо! Можно иногда вам звонить?

«Например, минут через пять, чтобы проверить, что в квартире чисто?»

– Конечно, буду очень рада.

Вытащив из кармана ручку, я записал на запястье номер.

Мидори наклонила голову и улыбнулась. Похоже, она ждет поцелуя!

Решительно повернувшись, я шагнул на подъездную дорожку.

– Джон? – окликнула девушка.

– Да?

– Судя по тому, как вы меня расспрашивали, вы тоже радикал.

В голове завертелось несколько вариантов оправдания, однако здесь они не подойдут.

– Спокойной ночи, Мидори! – только и сказал я.

Пройдя несколько метров, я оглянулся, но она уже вошла в дом.

11

Тихо, как мышь, я проскользнул на автостоянку напротив дома Мидори. Стараясь держаться подальше от яркого, льющегося из окон света, я смотрел, как девушка стоит у лифта. Двери открылись, и она вошла.

В холле никого, так что, если незваные гости не притаились в квартире, ночь пройдет спокойно.

Достав приборчик Гарри, я подключился к домашнему телефону Мидори.

Тишина, а через минуту заскрежетал замок и хлопнула дверь. Шорох легких шагов, наверное, Мидори, а затем еще шаги, и, судя по звуку, там несколько человек. Испуганный крик...

– Послушайте, не надо кричать. Вы в безопасности. Мы расследуем дело государственной важности. Приходится соблюдать максимальную осторожность. Постарайтесь понять.

– Покажите... Покажите ваши удостоверения! – пролепетала перепуганная Мидори.

– Нет времени! Мы просто зададим вам пару вопросов и тут же уйдем.

– Покажите удостоверения, – гораздо увереннее потребовала девушка, – или я начну кричать. Стены здесь очень тонкие, я разбужу всех соседей!

Какая умница: смелая и решительная, сразу сообразила, что делать!

– Пожалуйста, не надо шуметь! – попросил вкрадчивый голос, а затем я услышал громкий шлепок. Негодяи распустили руки! Нужно срочно что-то делать!

– Какого черта вам надо? – тяжело дыша, спросила Мидори.

– В день смерти ваш отец нес с собой нечто ценное. Сейчас эта вещь у вас, мы пришли ее забрать.

– Не понимаю, о чем вы...

Еще одна пощечина. Черт!

Без ключа в дом мне не проникнуть. Даже если кто-то откроет дверь подъезда, а я скользну внутрь, как попасть в квартиру? Может, выбить дверь... Да, и навстречу выйдут четверо громил и тут же вытрясут из меня всю душу!

Отключив прослушивание, я набрал номер Мидори. После третьего гудка сработал автоответчик.

Выругавшись, я принялся набирать снова.

Пусть эти сволочи нервничают! Если проявить настойчивость, они могут дать Мидори ответить, чтобы не возбуждать лишних подозрений.

После пятой попытки девушка взяла трубку.

– Слушаю, – дрожащим голосом пролепетала она.

– Мидори, это Джон! Знаю, вы не можете говорить и что у вас в квартире посторонние. А сейчас скажите: «Нет, бабушка, я одна. Со мной нет никакого мужчины».

– Что?

– Просто скажите вслух: «Нет, бабушка, я одна. Со мной нет никакого мужчины».

– Нет, бабушка... Я одна, со мной нет никакого мужчины.

– Умница, а сейчас скажите: «Нет, приходить не надо, со мной никого нет».

– Нет, приходить не надо, со мной никого нет.

Думаю, этим ребятам не терпится убраться подобру-поздорову!

– Отлично. Продолжайте спорить с бабушкой, ладно? Эти люди не из полиции, как вы, наверное, уже поняли. Я помогу, но для этого вам нужно выбраться из дома. Скажите им, что в день смерти у вашего отца были с собой документы и они спрятаны у него на квартире. Пообещайте, что пойдете с ними и покажете. Мол, описать тайник не можете, а на месте сразу сориентируетесь.

– Бабушка, ты зря волнуешься!

– Буду ждать вас на улице, – сказал я и отсоединился.

В какую сторону они пойдут? Где устроить засаду? Мои сомнения разрешила скрюченная от ревматизма старуха, решившая среди ночи вынести мусор. Дверь открылась, и я быстрее пули пронесся мимо перепуганной бабули.

Мидори жила на третьем этаже, и я со всех ног понесся по лестнице. Мертвая тишина, а потом где-то в конце коридора хлопнула дверь.

Приоткрыв дверь на этаж, я снял с брелка зеркало и постарался рассмотреть, что делается в коридоре.

Из квартиры вышел высокий японец, огляделся по сторонам и кивнул. Затем появилась Мидори, а следом за ней второй японец, бесцеремонно державший ее за плечи.

Еще раз проверив коридор, высокий повел свой конвой прямо ко мне. Закрыв дверь, я снова посмотрел в зеркальце. Совсем рядом висит пенный огнетушитель. Я быстро оторвал его от стены и притаился справа от двери. Содрав пломбу, я приподнял форсунку.

Медленно тянулись секунды. Шаги ближе и ближе...

Тяжело дыша, я впился пальцами в рычаг.

На сотую долю секунды мне показалось, что дверь открывается. Но все получилось не так – конвой прошел мимо.

Черт, я думал, что они пойдут по лестнице! Я снова приоткрыл дверь и стал следить за ними в зеркальце. Мужчины зажали девушку в тиски, и один что-то держал у ее спины: пистолет или нож.

Незаметно к ним не подойти: меня услышат, а если у них оружие, то вообще ничего не получится.

Бегом на первый этаж!.. Очутившись в холле, я притаился у высокой колонны. Лифт совсем рядом! Прижав огнетушитель к груди, я снова достал зеркальце.

Они приехали через полминуты и вышли, сбившись в плотную группу. В войсках особого назначения учат, что таким образом двигаться нельзя: легко попасть в засаду или подорваться на мине. Эти парни явно боятся, что Мидори сбежит.

Спрятав зеркальце и брелок в карман, я весь обратился в слух. Когда, по моим подсчетам, нас разделяла пара сантиметров, с оглушительным «Кийя!» я выскочил из-за колонны и нажал на рычаг.

Не случилось ровным счетом ничего. Огнетушитель икнул и негромко зашипел.

Высокий японец удивленно раскрыл рот и стал что-то искать в кармане пиджака. Желая его опередить, я грозно поднял перевернутый огнетушитель. Из недр кармана вынырнул короткоствольный пистолет. Шагнув вперед, я ударил огнетушителем прямо по лицу врага. Раздался негромкий треск, и, словно куль с мукой, наймит Бенни осел на Мидори и своего сообщника, а пистолет с грохотом упал на пол.

Оттолкнув потерявшую равновесие девушку, на меня бросился второй бандит. Надо же, и у него пистолет!.. На этот раз огнетушитель будет ядром! Я вложил в толчок всю силу, сбил бандита с ног и, не желая останавливаться на полпути, бросился на поверженного врага и вырвал из рук пистолет. Не успел бедняга прикрыть лицо руками, как я врезал ему по уху. Что-то хрустнуло, и бандит перестал сопротивляться.

Я повернулся к первому бандиту, он не шевелился. Лицо бледное как мел.

К Мидори я так и не успел: к ней бросился третий головорез, до этого скрывавшийся в лифте. Схватив девушку за шею, он выставил ее перед собой как живой щит, а другой рукой стал шарить в кармане, пытаясь нащупать пистолет. «Пушку» я так и не увидел: вырвавшись из объятий, ловкая Мидори схватила наемника за левую руку и провела захват. Парень не сплоховал и, вращаясь в противоположном направлении, высвободил руку. Но я не дал ему опомниться и, подражая Бэкхему, сильно пнул в голову. Удивительно, как выдержала шея!

Перепуганная Мидори смотрел на меня во все глаза.

– Вы в порядке? – спросил я, осторожно коснувшись ее руки. – Эти бандиты ничего вам не сделали?

Девушка покачала головой.

– Они сказали, что из полиции, но ни удостоверений, ни значков не показали... Зачем эти люди пробрались в мою квартиру? Кто они? А как вы узнали, что со мной что-то не так?

Бережно держа за руку, я повел Мидори к стеклянным дверям, то и дело оглядываясь по сторонам.

– Я видел их в «Синем клоуне», – пояснил я, жестом попросив Мидори прибавить шагу. – В баре этих людей не было, вот я и решил, что они пробрались к вам в квартиру.

– Вы видели их в «Синем клоуне»? Что они хотели? А вы-то кто такой?

– Ваш друг. Я случайно узнал, что вам угрожает опасность, и хочу помочь. Подробности сообщу позже, а сейчас позвольте отвести вас в более безопасное место.

– В безопасное место? – переспросила Мидори и, остановившись у дверей, посмотрела на троих бандитов, лица которых превратились в кровавое месиво.

– Обещаю все вам объяснить, только чуть позже. Поймите, ваша жизнь в опасности, и я не смогу помочь, если вы мне не поверите. Поговорим в другом месте, ладно?

Инфракрасный сенсор среагировал на наше приближение, и стеклянные двери раскрылись.

– Куда же мы пойдем?

– Туда, где вас никто не будет искать. Например, в какой-нибудь отель.

Бандит, которому я разбил лицо ногой, застонал и попытался встать на четвереньки. Пришлось вернуться и нанести еще один удар.

– Мидори, нельзя терять ни минуты. Вы должны мне довериться, пожалуйста!

Двери автоматически закрылись.

Очень хотелось обыскать бандитов: а вдруг найдется удостоверение личности? Но в тот момент гораздо важнее было увести девушку.

– Как же я могу вам доверять? – покачала головой Мидори, однако сопротивляться не стала и шагнула к дверям.

– Положитесь на интуицию, она подскажет, что делать.

Наконец мы вышли из дома, и, осмотревшись, я заметил невысокого уродливого японца, притаившегося метрах в пяти от входной двери. Нос у него был почти плоский – разбивали столько раз, что хозяин махнул на него рукой. Коротышка видел, что произошло в фойе, и явно не знал, что делать. Похоже, это не простой любитель ночных прогулок. Скорее всего он работает с теми тремя...

Я повел девушку направо, подальше от типа с разбитым носом.

– Как вы догадались, что у меня в квартире посторонние? – спросила Мидори. – Как вы вообще обо всем узнали?

– Так вышло, – буркнул я, уже в который раз оглядываясь по сторонам. – Подумайте, если бы я был заодно с теми типами, то разве стал бы звонить? Пожалуйста, позвольте вам помочь! Я очень не хочу, чтобы вы пострадали. Это единственная причина, по которой я здесь.

Обернувшись, я заметил, как плосконосый со всех ног бросился в фойе – наверняка чтобы привести в чувство своих дружков.

Если эти типы с самого начала хотели куда-то везти Мидори, то у них должна быть машина. Автомобилей у дома более чем достаточно, но как узнать, который принадлежит этим головорезам?

– Они говорили, куда собираются везти вас? – спросил я. – Или кто их послал?

– Нет, назвались полицейскими, и все.

– Понятно...

Черт, где бандиты могли оставить машину? Сколько их: четверо или больше? Нужно уходить, и как можно быстрее, тогда сообщники сами себя обнаружат.

Мы стремительно пересекли стоянку и, выйдя на Омотесандо-дори, поймали такси. Водитель отвезет нас в Сибуйю, к супермаркету «Сейбу». Улицы опустели; как ни смотрел я в окна, никакой погони не заметил.

Наверное, в такой ситуации лучше всего укрыться в лав-отеле. Лав-отель – чисто японское ноу-хау, порожденное острой нехваткой жилья. Семьи ютятся в крошечных квартирках, и маме с папой негде пообщаться... Вот и приходится идти в лав-отель, где номера сдаются посуточно и почасно, можно платить наличными, и никто не требует паспорт. В некоторых заведениях есть тематические номера, воссоздающие атмосферу римских купален, американского ранчо и парижского борделя.

Кроме нехватки жилья, появлению лав-отелей способствовали некоторые особенности национального характера. Друзей, какими бы близкими они ни были, в Японии домой приглашают намного реже, чем, например, в Штатах. А молодые женщины допускают мужчин к телу куда раньше, чем за порог собственного дома.

Те, кто охотится за Мидори, совсем не глупы и могут догадаться, куда мы отправились среди ночи. По крайней мере я бы на их месте тут же подумал о лав-отеле. Но подобных заведений в Токио больше десяти тысяч, так что найти нас будет не так-то просто.

А вот и Сибуйя, лав-отели здесь на каждом шагу. Выбрав первый попавшийся, я сказал пожилой администраторше, что нам нужен номер с ванной, заплатил за сутки вперед и тут же получил ключи.

Поднявшись на лифте на пятый этаж, мы обнаружили наш номер в самом конце короткого коридора. Я открыл дверь, и Мидори вошла первой. Так, кровать одна... Хотя что можно ждать от лав-отеля? Зато есть небольшая кушеточка, на которой, поджав ноги, я вполне умещусь.

Присев на краешек кровати, Мидори многозначительно на меня посмотрела.

– Ну, вот что мы имеем, – спокойно начала она. – Сегодня в моей квартире ждали трое. Что они из полиции – наверняка ложь. Сначала я решила, что вы с ними заодно, но потом вы так их избили... Вы попросили пойти с вами в безопасное место и обещали все объяснить. Я слушаю!

Я кивнул, решая, с чего лучше начать.

– Полагаю, вы уже поняли, что это связано с вашим отцом.

– Те мужчины сказали, что в день смерти у него с собой было что-то важное.

– Да, а теперь эта ценность перешла к вам.

– Не знаю, почему они так решили.

– Мне кажется, вы не совсем откровенны.

– Можете думать что угодно.

– Мидори, знаете, что здесь не так? В вашей квартире караулят трое незнакомцев, избивают вас, потом из-под земли появляюсь я и вытряхиваю из них душу. Согласитесь, не самый обычный день в жизни джазовой пианистки, а вам даже в голову не приходит обратиться в полицию.

Девушка молчала.

– Почему вы этого не делаете? Они же вам помогут!

Мидори неподвижно смотрела перед собой. Тонкие пальцы барабанили по кровати.

Черт побери, она что-то знает! Знает, но молчит.

– Мидори, расскажите об отце! Я не смогу помочь, если вы не будете откровенной.

Девушка резко поднялась с кровати и заглянула мне в глаза.

– Рассказать вам? – с издевкой спросила она. – Нет, это вы мне расскажите! Кто вы такой, черт побери?! Если не скажете, точно пойду в полицию, и наплевать, что будет потом!

Ну, это уже кое-что!

– Что вы хотите знать?

– Все!

– Хорошо...

– Для начала объясните, что за люди караулили меня дома.

– Попробую.

– Кто они такие?

– Понятия не имею.

– Но вы знали, что они за мной следят?

Да, она не успокоится, пока не выяснит все до конца. Малой кровью не отделаешься...

– Да.

– Откуда?

– Ваша квартира прослушивается.

– Прослушивается? Значит, вы вместе с теми бандитами...

– Нет.

– Может, хватит односложных ответов? Это вы прослушиваете мой телефон?

– Да.

Пронзив меня колючим взглядом, Мидори бессильно опустилась на кровать.

– На кого вы работаете?

– Не важно.

– Тогда что вы от меня хотите?

– Чтобы с вами все было в порядке, – тихо сказал я, заглядывая в карие глаза.

– И что вы собираетесь делать?

– Эти люди охотятся на вас, потому что к вам попало нечто, с их точки зрения, опасное. Что именно, я не знаю, но пока эту ценность не заберут, вас в покое не оставят.

– А если бы я отдала эту ценность вам...

– Боюсь, не поможет, ведь я толком не знаю, в чем дело. Говорю же, я здесь совсем подругой причине. Просто не хочу, чтобы вы пострадали...

– Представляете, как это выглядит с моей точки зрения? «Доверься мне, девочка, и все будет в порядке!»

– Понимаю...

– Не уверена, что до конца.

– Не важно. Расскажите об отце.

Повисла долгая пауза, и я догадался, что она сейчас скажет.

– Так вот откуда все эти вопросы. Вы пришли в «Альфи»... О Боже, вы использовали меня с самого начала!

– Часть того, что вы говорите, – правда, но далеко не все... А теперь расскажите об отце.

– Нет!

Чертова девчонка!

– Журналист вас тоже расспрашивал, правда? Франклин Булфинч... Что вы ему сказали?

Мидори бросила на меня настороженный взгляд:

– Не понимаю, о чем речь...

Я обреченно посмотрел на дверь. «Все, Джон, уходи. Ты сделал, что мог!» Где же моя твердость?!

– Послушайте, Мидори! Я-то сейчас могу встать и уйти... Это вы не спите в своей кровати, это вы боитесь обратиться в полицию, это вы не сможете жить нормальной жизнью. Это вам надо выпутываться либо с моей помощью, либо самостоятельно.

Целую минуту мы сидели молча.

– Булфинч сказал, что в день смерти отец должен был кое-что ему передать. Но случилось страшное, и встреча не состоялась. Вот он и спросил, у меня ли эта вещь, а если нет, то знаю ли я, где она находится.

– Что за вещь?

– Диск. Какой именно, Булфинч не сказал. Дескать, подробности мне только навредят.

– Он вам и так навредил. За ним следили от самого клуба «Альфи» до кафе. Знаете, что было на том диске?

– Нет.

– Стоит ли вам говорить, что эти люди ради своей цели не остановятся ни перед чем?

– Понимаю.

– Чудесно, давайте подведем итог: все думают, что ваш отец сказал или передал вам что-то важное. Это действительно так?

– Нет...

– Попробуйте вспомнить. Может, он дал вам какой-нибудь ключ? Например, от сейфа? Или сообщил, что хранит где-то важные документы? Хоть что-нибудь...

– Ничего похожего, – после небольшой паузы промолвила Мидори.

Она что-то скрывает. Ничего удивительного, с какой радости она должна мне доверять...

– Но вы что-то знаете, – проговорил я. – Иначе обратились бы в полицию.

Сложив руки на груди, девушка смотрела перед собой.

– Ради Бога, Мидори, доверьтесь мне! Позвольте вам помочь!

– Это совсем не то, что вы думаете...

– Ничего я не думаю... Просто расскажите все, что знаете!

Заговорила Мидори не сразу:

– Мы с отцом долгое время... не ладили. Началось все в подростковом возрасте, когда я поняла, чем отец занимается.

Девушка встала и нервно зашагала по комнате.

– Аппаратчик ЛДП, он одновременно поднимался по карьерной лестнице в Кенсетсусо, бывшем министерстве строительства. Когда Кенсетсусо реформировалось в Кокудотокотсусо, он стал замминистра землепользования, то есть, по сути, возглавил государственный сектор строительства. Понимаете, что это значит для Японии?

– Примерно. Государственные строительные программы фактически спонсируют якудзу, используя средства общественных фондов и строительных компаний.

– А в обмен якудза предоставляет «крышу», отстаивая интересы министерства на любом уровне. Так что министерство и якудза – два сапога пара. Знаете, почему строительные бригады и фирмы называют себя гумми?

Гумми – это группа, или группировка, именно так называется боевой отряд якудзы. Настоящими гумми были люди, потерявшие работу после Второй мировой. Чтобы хоть как-то прокормить семью, они выполняли мелкие поручения бандитов, получая гроши. Со временем банды переросли в якудзу, непосредственно контролирующую строительные бригады.

– Да, знаю.

– Тогда вам должно быть известно, что после Второй мировой между строительными компаниями шла настоящая война, настолько серьезная, что даже полиция боялась вмешиваться. Чтобы уладить конфликт, была необходима мощная структура. Ее создали, и она существует по сей день. До недавнего времени ею руководил мой отец.

Мидори нервно засмеялась.

– Помните, как в 1994 году в Осаке строили международный аэропорт? Стоимость заказа составляла четырнадцать миллионов долларов, так что принять участие хотелось всем. В том же году был убит Такуми Масару – глава «Ямагучи-гумми». Прибылью не поделился. Папе пришлось «заказать» его, чтобы успокоить якудзу.

– Боже, неужели отец рассказывал вам такие вещи?!

– Когда узнал, что смертельно болен, решил исповедоваться...

Я молча кивнул.

– Синие от татуировок громилы в темных очках из Синдзюку – всего лишь пешки для моего отца, – продолжала девушка, расхаживая по комнате. – Винтики в сложном механизме. Политики голосуют за программы по возведению ненужных объектов, предоставляя работу строительным компаниям. Мафия помогает набирать голоса на выборах. Выйдя на пенсию, чиновники из министерства строительства формально становятся консультантами: жалованье, машина с водителем и никаких обязанностей. Каждый год перед принятием бюджета верхушка министерств строительства и финансов сообща решает, как лучше «поделить пирог».

Во взгляде Мидори сквозила безысходность.

– Япония составляет всего четыре процента от территории США, а на государственное строительство тратит на тридцать процентов больше. По некоторым подсчетам, за последние десять лет правительство таким образом выплатило якудзе десять триллионов иен.

Десять триллионов?! Примерно сто миллиардов долларов!

– И ваш отец решил положить этому конец?

– Да, когда поставили страшный диагноз, он позвонил мне. До этого мы не общались почти год. Папа сказал, что хочет поговорить о чем-то важном, и я решила, что речь пойдет о его здоровье. Увидев, как сильно он состарился, я поняла, что не ошиблась.

Мы сидели на кухне и пили чай. Беседовали в основном о джазе. Его работа всегда являлась для меня табу. «Папа, что случилось?» – наконец спросила я.

«Ничего особенного», – ответил он и улыбнулся. На секунду мне показалось, что наших ссор и противоречий как не бывало. «Недавно я узнал, что жить мне осталось совсем недолго. Месяц, максимум два. Чуть больше, если провести химиотерапию, но я ни за что не соглашусь. Самое странное, что новость меня ничуть не расстроила». Его глаза наполнились слезами, чего я никогда раньше не видела. «Гораздо страшнее то, что еще при жизни я потерял дочь».

Мидори украдкой вытерла слезы.

– Папа рассказал обо всех махинациях, в которых непосредственно участвовал. Ему хотелось исправить хоть что-то. Оказывается, такие мысли возникали и раньше, но отец боялся, что его убьют. А еще он опасался за меня, потому что «коллеги» не остановятся ни перед чем. Понимая, что времени мало, он не знал, на что решиться, ведь после его смерти якудза может отомстить мне.

– Что он собирался сделать?

– Не знаю... Я сказала, что не желаю быть заложницей коррумпированной системы, и если он хочет со мной помириться, то должен действовать без оглядки.

– Очень смело с вашей стороны.

Слезы высохли, Мидори взяла себя в руки.

– Ничего особенного. Я же радикалка.

– Итак, мы знаем, что он говорил с этим репортером, Булфинчем, и должен был передать диск. Остается выяснить, что было на том диске.

– Каким образом?

– Нужно связаться с Булфинчем.

– И что вы ему скажете?

– Еще не решил.

Повисла долгая пауза, и я почувствовал, как наваливается смертельная усталость.

– Давайте немного передохнем, – предложил я. – Я лягу на кушетке, ладно? Завтра обсудим все еще раз. Может, что-нибудь прояснится.

Завтра все будет только сложнее и запутаннее. И я прекрасно это знал.