Текст книги "Сюеме не будет! Там, где горы и «Приоры»…"

– Это что ещё за номера? Евпати-коловрати! – возмутилась Ася. – Позвонить не аллё?!

Словно прочитав её мысли, меня набрал Пилял:

– Мы под воротами! – по-хозяйски рявкнул он.

– Хорошо, – сказала Я и отключилась.

Тришина вскочила с лавки.

– Подожди, – остановила Я подругу. – Сразу не пойдём, выждем пять минут – надо опоздать!

Ася глянула на меня в полнейшем недоумении:

– Зачем?

– А чтобы они не думали, будто мы из тех, кто выбегает по первому звонку! —махнула я рукой.

– Детский сад! – покачала Ася головой, но положенное время высидела.

В прокуренной пыльной машине было невыносимо душно. Битый час мы кружили по посёлку. Все хранили гробовое молчание.

– Чем займёмся? Может, выпьем? – не выдержала Тришина.

– Ёб тык дыг! Вчера пили. Позавчера пили. Хватит. Сколько можно? – выдал Пиля.

Мы с Тришиной недоумённо переглянулись: общаться с горцами на трезвую голову не представлялось возможным и никак не входило в наши планы. Тем более, что Графин карачаевский явно пребывал не влучшем расположении духа.

– Сколько нужно! – хохотнула подруга дней моих весёлых, Ася ненаглядная моя.

– Нам не нужно! – прохрипел Бытдаев.

Он остановил машину перед своей избушкой и заскочил в дом.

– Какие проблемы, Маджир? Сухой закон никто не вводил! Ядрён-бутон! – разозлилась Ася.

– Денег нет, – едва слышно выдавил Маджир. – Я того в рот дрюкал!

– Бедолаги, по нашему приезду они понесли непредвиденные расходы! – шёпотом посочувствовала Тришина и,… сгоняв в магазин, «разорилась» на бутылку вина.

– Смотри, что послал тебе аллах! – помахала Тришина у Баранолога перед носом стеклянной ёмкостью, когда его величество граф Бытдаев вернулся. – Пати продолжается! A little party never killed nobody!

– Алай эсе аламат! Я того род видал! – развеселился Зульпагаров, суть сказанного Аськой он, конечно, не понял, зато уловил, что угощение сегодня на халяву. – Куда поедем? Я ту танашку дрюкал!

– Всё равно! – пожала плечиками Ася.

Глупый вопрос. Куда здесь можно выбраться – только в лес да к реке. В лес мы и выехали, разместились неподалёку от базы МВД. Как водится развели костёр, откупорили винцо, но вечер совсем не заладился.

«Дёрнул же чёрт ляпнуть Аське, что буду вести себя с Баранологом понежнее! Побыть вечерок сущим ангелом – непосильная для меня задача!».

В голове плескался океан едких реплик, но памятуя о своём обещании, приходилось пресекать ехидные шуточки на корню… А так как ничего хорошего мне в голову не лезло, то Я просто тупо молчала. Пилял также был немногословен. Изредка он отвечал на вопросы Маджира и то на карачаевском. В довершение всех рандевушных нюансов ярко-красное пойло оказалось с газами.

– Оу! – ухмыльнулся Бытдаев сделав глоток. – Это шампанское! Ёп то ро ро!

– Ненавижу шампанское! – сморщилась Я.

– Почему? – удивлённо уставился на меня Пилорамыч.

– Не знаю, – повела плечами Я. – У меня от него голова болит.

– А я люблю. Очень. Это мой любимый напиток, – заявил джигит, ёрзая на бревне.

«Ну, точно аристократ, млин! Хе-хе!» – поглумилась Я про себя.

Маджир отведал напитка, нахмурился, смял пластиковый стаканчик в руке и улёгся в стороне от нас. В его глазах читалась неподдельная печаль.

– Эй, дорогой, ты не с нами? – крикнула ему Аська.

– Не видишь, парень думает о своём, да… Не мешай, женщина! – встрял Баранолог.

Тришина только плечами пожала, типа, «хай думает, мыслитель, блин!»

Мы сидели втроём на бревне у огня: Я, Ася, Пилял и давились странным вином. Трещал костёр. Сгущалась темнота.

– Ты сегодня такая молчаливая, о, прекрасная из прекрасных! – шепнул Пиля.

– Тебе всё не так. Говорю – не нравится, молчу – тоже не нравится! – возмутилась Я.

– Да всё мне нравится…, – устало возразил Барановед.

Мы закурили. Очевидно мой закрытый рот очень тревожил Пилорамыча. Поёрзав на коряге, «граф» легонько ткнул меня в бок:

– Э! Орлова! Ты не спишь?

– Нет, Бытдаев. – покачала головой Я.

Аська нахмурилась, дёрнула меня за рукав и одними губами прошептала:

– Пойдём-ка отольём?

Мы неспешно поднялись и взяли курс на заросли.

– Вы куда? Того родственника! – вздрогнул Маджир.

– Э-э-э…, – замялась Я. – По малину!

– Какую ещё малину? – насупился князь. – Я того в лесу дрюкал!

– Там на полянке росла… Пойдём посмотрим, – улыбнулась Я.

Отойдя на безопасное расстояние, Ася присела под ёлочкой и зашептала:

– Азка! Ядрёна-куклёна! Ты чего такая прибитая?

– Нормальная, – пожала Я, спустила штаны и зажурчала рядом.

– Сидишь, словно воды в рот набрала… На тебя не похоже! – прокомментировала Даниловна моё поведение.

– Пытаюсь вести себя с Пилей по-человечески, – пояснила Я.

– Ах, вот оно что! – обрадовалась сердобольная подруга. – Правильное решение, Орлова! Я тобой горжусь.

Когда мы вернулись, Я подсела к Баранологу поближе.

– Холодно? – забеспокоился Пилорамыч.

– Ага, – кашлянула Я.

Бытдаев заботливо накрыл меня своей курткой. И мы налегли на вино. И тут Я заметила, что Пиля половину пил – половину выливал в костёр. Неужто, слабый аристократический организм боится захмелеть?

– Что ты делаешь? – возмутилась Я.

– Я пью, пью… Клянусь соседским поросёнком! – провозгласил граф.

– Я вижу! – скептически поморщилась Я. – Переводишь только!

– Ёб дрыг дыг! Это чтоб костёр не потух! – хихикнул барановед.

Бытдаев встал, перекинулся парой слов с Маджиром на родном карачаевском и побрёл в глубь леса.

– Пиль, ты куда? – заволновалась Я.

– Как ты выражаешься, Орлова, «по малину!» – хохотнул Барановед.

Я оросила вином траву:

– Муть!

– Ну, извини, дорогая! Что было, то и купила! – развела подруга руками.

– Не вино, а яд! Хуже того коньяка, – брезгливо заявила Я и почему-то подумала о стаканчике своего любимого выдержанного ледяного виски.

– Не фига подобного! Я тому в рот плевал! – подал голос Маджир. – Коньяк нормальный был. Мы терь за него до хера бабла должны! Я того рот дрюкал!

– Херовый коньяк! – поддержала меня Ася. – Впрочем, как и фирменный каучуковый шашлык!

– Сука! Шашлычник чопай мой пусть понюхает вместо лавандоса! – ухмыльнулся къарнашым. – Я того хлеб крошил!

Даниловна ехидно заухмылялась. Видимо, вспомнила об особенностях местного долгового сервиса.

Пиля незаметно подошёл сзади и ухватил меня за талию. Я вздрогнула от неожиданности.

– Испугалась, Орлова? – противно захихикал Пилорамыч.

– Маньяк! – воскликнула Я и мягко отстранилась.

Бытдаев толкнул Аську, которая за время его отсутствия придвинулась ко мне поближе, да так, что подруга за малым не пропахала землю носиком.

– Вставай! Граф пришёл! – высокомерно заявил Тришиной дерзкий тип.

– Слышь ты, граф Бобруйский! Къотак собачий! Ядрён-палён! Иди дальше малину собирай! – вызверилась Даниловна.

Она не привыкла к хамскому обращению и всегда отвечала тем же.

– Я тебе щаз этой малины за шиворот напихаю! Раскудахталась тут, курица ощипанная, ёп то ро ро! – рявкнул Бытдаев.

– Я, кажется, с тобой нормально разговариваю. Чего ты пыжишься? Моё отношение…, – начала было Ася.

– Оно мне в пупок не брякало твоё отношение! – ощетинился Пилял.

– Да пошёл ты! – плюнула Тришина, не желая спорить с придурком.

– Сама вали! – завопил граф. – Ёб тык дык!

Ася психанула, состроила недовольное личико и демонстративно пересела к Маджиру.

– Хватит! – Я стукнула баранолога по плечу. – Чего ты разошёлся?

– Не выношу тупых высокомерных тёлок…, – Бытдаев кинул злобный взгляд в сторону Тришиной.

– Полегче, дорогой! Она всё-таки моя подруга, – заметила Я. – Лучшая, между прочим!

– Только это её и спасло, – прошипел барановед.

– От чего? – заинтересовалась Я.

– От казни…, – туманно поведал Пилорамыч в свойственной ему манере.

Маджир с Асей резко встали и вобнимку направились к машине.

– Ёб тык мык! Ну и подруга – натуральная проститутка! – подивился Пиля им вслед.

– Чья подруга? – не въехала Я.

– Как чья? Наверное, Брежнева! – хохотнул Баранолог.

– Ты про Аську? А почему так неуважительно? – возмутилась Я. – Она не проститутка!

– Нет, конечно! Она шлюха подзаборная! Ноги раздвинула первому попавшемуся! – выговаривал Пилял. – Таких тварей отстреливать надо!

«Совсем охренел, скотина грязная! Лямуры лямурами, а парафинить свою любимую Даниловну Я никому не позволю!»

– Не борзей, Бытдаев! – повысила голос Я. – Прикрой рот, или за языком следи!

– Я задолбался повторять: борзеют собаки! – не унимался Барановед. – А рот мой ещё никто не закрывал!

– Ты хуже собаки! Ещё одно нелестное слово про Тришину – не обижайся! Чем твой рот заткнуть Я найду! – набирала Я нешуточные обороты.

– Что не так, дорогая? – Баранолог заглянул в мои глаза.

– С чего ты взял, что Асият ноги раздвинула? – поинтересовалась Я. – Может, ничего и не было?

– Ну да, конечно! – хихикнул Пилорамыч. – Неужели она тебе не рассказала, как её Маджир Асхатович объездил?

«Это ещё кто кого объездил, пхах!»

– Нет, – нагло соврала Я.

– Так я и поверил! – хитро прищурился «граф».

– Что тебе Зульпагаров наплёл? – сморщилась Я.

– Правду! – рявкнул Пиля. – Он мне всё рассказал. Только пусть Тришина ни на что не надеется. Такая на фиг никому не нужна! А то ещё возомнит, что Маджир к ней питает светлые чувства!

– Это пусть приятель твой не надеется! – закипела Я. – Через месяц Ася о нём и не вспомнит! Не нужен он ей! Бизон карачаевский!

– Не нужен?! – переспросил Пилорамыч.

– Не нужен! – твёрдо стояла на своём Я.

– Говорю ж, проститутка! – никак не мог угомониться Бытдаев. – Тык-перетык! Спит с кем не попадя! Шашлыком не корми – дай ноги раздвинуть!

– Послушай! – разъярилась Я. – Это её дело с кем спать, кому ноги раздвигать… Или ты расстроился, что не тебе посчастливилось?

– Я по другому поводу расстроился, – кашлянул Пиля.

– ? – Я изобразила во взгляде большой вопрос.

– Тегене ты моё, тегене! – засмеялся Бытдаев, вспомнив вчерашнее.– Сука, Маджир, такой презерватив перевёл! До сих пор бы в машине лежал, если б не твоя подруга!

– А зачем он тебе? Для Байдымат берёг? – подстебала Я.

– Да нет, просто забавный, – замялся джаш.

– Ага, конечно! – цокнула Я язычком. – А в машине для красоты валялся?

– На всякий случай! – ответил Граф.

– Угу, вдруг кто даст! – подпустила Я шпильку и заухмылялась.

Баранолог, наконец, заткнулся. «Да, знаю, не сдержалась, отъехала на парня душевно, но кто просил его на Аську пасть разевать?!»

Мы повздыхали и закурили.

– «Тегене» – это презерватив по-карачаевски? – подняла Я лингвистическую тему.

– Не, «тегене» – это корыто, – перевёл Пилорамыч. – Просто мы так «резину» между собой называем.

– Понятно, – выдохнула дым Я поклоннику прямо в морду, хотя, честно говоря, ничего не поняла.

– Ты меня сюемисе? Аза…, – закашлялся джигит.

– Нет! – резко выпалила Я.

– Почему? – опечалился Бытдаев.

– У тебя кирпич вместо сердца…, – пояснила Я. – Солома вместо мозга! И помело вместо языка. Подруги, видите ли, ему не по нутру!

Пилорамыч привстал, фыркнул и видимо от злости понёс сущую ересь:

– Да, не нравятся мне твои подруги пендитные, в трусах они у меня не брякали. Курицы, блин, инкубаторские! На какой помойке ты их находишь? Бзазян, сука, жирная как свинья и тупая как полено. Тришина вообще, мало того что стрёмная и страшная, так ещё и выпендривается неслабо до хера. А эти, остальные твои куклы, необщительные, морды нафуфыренные воротят. Нашлись королевы! Ростовский мусор, ёп то ро ро! Ещё с таким гонором! Типа ёп тык дык! Да нах ваш этот ростовский мусор мне не сдалася! Лесом пройду не глядя!

Пламенный пассаж сельского графа привёл меня в ярость. Тоже мне обломки горной знати! «Ростовский мусор?!…»

– Ростовский мусор?! – воскликнула Я. – Да что ты вообще в женщинах понимаешь?! Совсем охренел, чабан грязный! Вот и иди, иди своим лесом! Лесом иди, давай до свиданья! Иди баранов паси! У тебя, верно, только с ними полнейшее взаимопонимание?!

Пилял вздохнул и осторожно взял меня за руку. Потеребив пальчики своей чёрной клешнёй, Баранолог кивнул на некрашенные ногти:

– Аз, а чё ты это, сёдня без маникюра?

Я вырвала ручку, презрительно хмыкнула и закурила.

– Стиль смени, – подёргал Пилюлюкин меня за прядь волос. – И причёску поменяй.

– Ты уже говорил, – злобно прошипела Я.

– Чё на глазах намалевала? – прокомментировал Бытдаев «стрелки». – Пипец! Сотри! Ты как птеродактиль!

– Засунь поглубже свои модные советы! Я в них не нуждаюсь! – закипала Я.

– А в чём ты нуждаешься? – тихонько проронил Пиля.

Внезапно колымага Пилорамыча вздрогнула, из облезлой железяки на колёсиках полилась музыка в исполнении Тимура Муцураева:

 
«А твои глаза рисуют любовь,
А твои глаза шепчут мне вновь:
«Почему же ты не подходишь ко мне,
Почему же ты не расскажешь всё мне,
Как же сильно ты любишь меня,
А потом спроси, люблю ли тебя,
Чтобы мысли все развеять твои,
А также развеять твои мечты.
Но однажды я силы набрал,
Подошёл я к ней всё рассказал,
Как же сильно я её люблю,
И жить без неё я не могу.
Посмотрела она мне прямо в глаза
И сказала, что тоже любит меня.
Но теперь, любимый, ты опоздал,
Слишком поздно мне всё это сказал.
А твои глаза рисуют мне смерть,
И теперь хочу я улететь,
Улететь туда, где нету мечты,
Улететь туда, где нету любви,
Чтобы жил я там на небесах
И ходил у себя я в облаках,
И тебя забыл бы я навсегда,
Ведь так сильно я ненавижу тебя!..»
 

«Вот она карачаевская любовь: если не люблю, значит, ненавижу!» – отметила Я, предугадав квинтэссенцию местной романтики.

Маджир шустро залез на Тришину. Он нежно целовал ей шею и трепетно поглаживал грудь. Ася прикрыла глаза и попыталась насладиться моментом, так как уже поняла, что от секса с Зульпагаровым удовольствие вряд ли получит. С размером его чопая только заборы дырявить. Может в хозяйстве такая штучка и сгодится гвозди забивать, но для нежной любви орган не подходил. Более того Зульпагаров и обращаться с ним толком-то не умел. Маджир стянул с девушки штаны, приспустил свои и попытался пристроиться.

«Похоже, парень понятия не имеет о прелюдии!» – раздражённо подумала про себя Тришина.

– Эй! Ты что задумал? – оттолкнула парня Даниловна.

– Дорогая, не вредничай…, – заулыбался Маджир. – Я того сапоги дырявил!

– Я не из тех, кто вредничает, если ты ещё не понял, – буркнула ростовчанка. – Ладно, есть… ммм… как вы это называете, «тегене»? Тегене есть?

– Нет. Того род плодился! – кашлянул Зульпагаров.

– Значит и секса не будет! – Аська попыталась нацепить штаны, но Маджир схватил её за руки.

– Ну, почему? – заныл тип. – Я тех баранов дрюкал!

– Потому! – Тришина резко дёрнула брюки на себя. – Вот баранов без тегене и дрюкай!

– Сколько раз повторять, не заразный я! Не заразный! – Асхатыч вцепился в чужие штаны мёртвой хваткой. – Я того наряд трепал!

– Да плевать! Сказала же: без тегене не буду, значит, не буду! – прикрикнула Даниловна. – Отпусти! Порвёшь! Япон-лимон!

Зульпагаров состроил обиженное выражение на морде, зарылся в Асины волосы носом и зашептал ей на ухо:

– Любовь моя, прекращай выделываться… Давай разочек без защиты… Того род собирался! Я уже устал объяснять что я чистенький! Я его душу мотал! Пойми, нет в Ариу-Къызе заразы. Воздух, вода, природа – здесь всё…

– Можешь не стараться, – перебила Тришина. – Или иди ищи тегене, или…

– Или что, я его родственник? – насупился Горыныч.

– Или просто иди! – заявила девушка.

– Куда? Я того маму дрюкал! – возмутился Зульпагаров.

– Куда хочешь! – рявкнула ростовчаночка. – Ядрён тот горный склон!

Маджир разозлился:

– Ты уверена? Того род копал!

– Уверена! – подтвердила Асюта.

– Анасын сигеим! Я того в лесу дрюкал! – прошипел Зульпагаров, застегнул свои куцые заляпанные штанцы, выскочил из машины и громко хлопнул дверью.

– Ты куда? – вышла Ася следом.

– По малину! Я тех черкесов трепал! – гаркнул Маджир.

Зульпагаров подошёл к нам с перекошенным от гнева лицом, рявкнул что-то на карачаевском, схватил в зубы помятую сигу, закурил и быстро зашагал прочь. Бытдаев заржал как сивый мерин.

– Что творится? – не поняла Я.

Из темноты реализовалась Аська. Она взяла сигаретку и задымила.

– Неудача настигла Тришину…, – язвительно отметил Пиля.

– О чём ты? – равнодушно зевнула Даниловна.

– О том! – захохотал Граф. – Знаешь же чё! Ахах!

– А ты и рад чужому горю, – пожала плечиками ростовчанка. – Ну, тогда посочувствуй своему другу. Представь сейчас его состояние.

– Что ты за баба такая? Могла бы утешить любимого…, – подстебал Барановед.

– Я не баба! Краплён-палён! И он мне не любимый! – фыркнула Ася, пуская дым. – Если так переживаешь – можешь сам его утешить!

Неосведомлённость о соли разговора раздражала всё больше и больше.

– Эй! Введите меня в курс дела! – не выдержала Я.

– Ничего особенного! – пожала Даниловна плечами. – Зульпагарову очень хотелось секса… Но он его не получил!

– Потому что у Маджира не было тегене…, – посмеиваясь, пропел Пилял.

– Понятно, – деликатно кашлянула Я.

– Ты, я посмотрю, любые вещи можешь обсуждать? – ехидно поинтересовался у Аси Бытдаев.

– Абсолютно! У меня нет запретных тем. Сколько времени? – зевнула Тришина.

– Половина третьего, – ослепительно улыбнулся Баранолог частокольными зубищами. – К сожалению, все магазины уже закрыты. Тегене не продают!

Пилял картинно развёл руками и противно захихикал.

– Досмеёшься ты, граф! – злобно отметила Аська.

У Бытдаева запищал телефон.

– Хоу, хоу… Да, чё… Ха-ха! Это вас! – гигикая по-идиотски Пилорамыч протянул мобилку Тришиной.

– Кто это? – пихнула Я Баранолога в бок.

– Князь Зульпагаров на линии, – провозгласил тип. – Маджир Асхатович.

Договорив, Тришина вернула культовую Nokia с фонариком Пиле и заявила:

– Друг наш побеседовать хочет. Я замёрзла, пойду, поговорю с ним и домой. Бытдаев, в какую сторону село?

– Направо, ана, сразу сверни и прямо по дороге шуруй, да! – махнул Барановед рукой.

Ася чмокнула меня в щёчку и направилась по заданному маршруту.

– Давай проводим Асю, – толкнула Я Баранолога.

– Не хочу! – забил копытом Пилорамыч.

– Проводи! – настаивала Я.

– Сама дойдёт, ёб тык дык! – ерепенился Бытдаев.

– Ася! – заорала Я. – Ася! Как Зульпагарова встретишь – позвони!

– Хорошо! – ответила Тришина.

Я вздохнула.

– Говоришь, не нужен он ей, а гляди-ка, позвонил, за ним побежала! – отметил Пилюлькин.

– Она домой…, – возразила Я.

– Посмотрим, куда в результате кто попадёт, – хмыкнул Пилорамыч.

Я очень замёрзла. Содрогаясь всем телом, Я стучала зубами и курила одну за одной, будто бы жалкий огонёк сигареты был способен согреть. Бытдаев обнял меня за плечи и притянул к себе. Догорал костёр на поляне. Едкий дым щипал глаза. Мне вспомнилась песня Рамзана Ахмадова:

 
«Догорает костёр на поляне.
Едкий дым обжигает глаза.
Проясняется небо над нами.
На траве серебрится роса.
От костра ничего не осталось
Кроме пепла на тёплой земле.
А в душе у нас усталость,
И наивные мысли в уме.
Эта ночь так была коротка,
Солнце быстро взошло над горами.
Ты с надеждой глядишь на меня…»
 

«Эх, Бытдаев, Бытдаев. Мои чувства к тебе как вспышки: то появляются, то гаснут… Необъяснимое явление…

– Аза, джаным, давай-ка в машину. Надоело самые важные органы отмораживать. Вставай…, – лёгким толчком в бок прервал несокрушимый поток моего сознания Пилорамыч.

– Огонь затушить надо…, – кинула взор на пламя Я.

– Я всё сделаю, ана, пойдём…, – махнул башкой Бытдаев.

Пиля усадил меня в драконобиль и включил печку. Пока Пилорамыч тушил костёр, Я пыталась согреться. Нащупала в кармане пачку. «Чёрт! Последняя сигарета!» Я с удовольствием затянулась мерзким дымом.

«Вот же идиотская зависимость – курение! Что может быть хуже? Только зависимость от человека…»

Я включила музыку, из динамиков полилась очередная горская песенка:

 
«Мне помнится, как нелегко нам было в тот счастливый вечер,
Столь было счастье велико, что нам оно сгибало плечи,
Запомнила я навсегда тот вечер с самого начала,
Был так ты близок, что тогда я черт твоих не различала.
Известно – с неба не идёт один и тот же дождик дважды.
Прольётся дождь другой, не тот, когда пойдёт опять однажды.
И дождь прошёл, расстались мы, года нас развели и дали.
Ни разу не встречались мы, друг другу писем не писали…
Мне не пожать твоей руки, к тебе не дотянуться взглядом…
Мы так с тобою далеки, что кажется – как будто рядом…»
 

(Танзиля Зумакулова)

Когда Бытдаев покончил с огнём, то уселся рядом.

– Ты долго молчать будешь? – осведомился Шайтаныч.

Я пожала плечами. Пилорамыч развалился в колымаге словно на диване и вопросил:

– Что ж ты, Аза Юрьевна, глохнешь сегодня весь вечер как мой трактор без солярки?

– Когда б ты мне что хорошего сказал?! – почувствовала Я очередной прилив злости.

– А это разве нехорошее? – прищурился Пилял.

– Нет, конечно! – воскликнула Я. – Заповедный бог! Сравнить меня с мерзкой облезлой железякой!

– Ну, подумай сама, Орлова, я же люблю свой трактор? – загадочно улыбнулся Баранолог.

– Значит, ты и меня любишь? – предположила Я.

– Конечно! – согласился спутник.

– Правда? – засомневалась Я.

– Как тебя можно не любить, восьмое чудо света? – вздохнул Пилюлькин.

Ася брела по лесу, дрожа от холода, и тихо материлась. Вечер был безнадёжно испорчен: вино оказалось «левым», Маджир повёл себя по-скотски, Пилял как всегда вволю поиздевался над чужим «горем»…

– Граф Засранский! Пидорасыч, мля! Угрёбыш лесной! Ядрён-фасон! А я ещё его перед Азкой защищала, мол, зашугала ты, Юрьевна, хлопца. Да правильно Орлова делает! Эх, вот не зря я всегда говорю – все кругом пидорасы! Все! А если ты не такой – докажи мне это, и я с удовольствием возьму свои слова обратно! Чёрт! Хоть сигаретку надо было взять. Холодрыга какая! Евпати-коловрати!

Выбравшись из леса, Тришина почувствовала некоторое облегчение. Всё ж ночью лучше брести по безлюдной улице, местами освещённой фонарями, чем по сосновому бору. Ростовчанка поёжилась:

– Япон-лимон! Где этот гоблин?

– Тришина! Я здесь! – махнул рукой Зульпагаров. – Садись, – указал он на бревно. – Я того бабку дрюкал!

– Сдурел! Къарач-калач! Не хватало ещё придатки себе застудить! – прикрикнула Аська. – Нет, уж, говори, что хотел, и я домой.

– Опять через забор? Я того челюсть крошил! – хихикнул Маджир.

– Ядрён тот горный склон! Видимо да, – недовольно выдала Даниловна.

– Слышь, это, чё ты тегене с собой с Ростова не брала? Я его родственник! – осведомился Горыныч.

– Не-а, – отмахнулась Тришина.

– Может в сумке завалялся? Я его рот топтал! – не терял надежды громила.

– Да нет же, ядрён-выпивон! – раздражённо выдала девушка.

– Пошли ко мне, – предложил Зульпагаров. – Того тегене порвался!

– Святые причастия! А тётка твоя нас топором не зашибёт? – округлила Ася глаза.

– Тётка уже спит. Тем более в дом мы не пойдём…, – джигит загадочно улыбнулся. – Я того род видал!

– Что это значит? Евпати-коловрати! А где мы под забором будем куковать?

– У меня есть вагончик любви. Я ту танашку дрюкал!

Перспектива сидеть морозиться на бревне или прыгать через заборы не прельщала, и только потому Тришина согласилась:

– Уговорил. Идём.

– Слушай, а у тебя тегене точно нет? Я его душу мотал! – не успокаивался джаш.

– Точно! Топтати-мотати! – рявкнула ростовчанка.

– Жалко, жалко…, – пробурчал под нос Маджир. – Я того в кустах дрюкал!

Имитируя походку крадущегося тигра, Зульпагаров озираясь по сторонам подвёл Асюту к облезлому синему убежищу.

«Вагончик любви» был отгорожен от внешнего мира железной дверью, краска на которой давно облупилась и местами покрылась яркой ржой. Защищала холостяцкую берлогу Маджира от посторонних глаз также вторая дверь – деревянная, ещё более убогая, с амбарно-сарайным замком. Когда Маджир распахнул все затворки и включил свет, Тришина осторожно ступила внутрь и словно попала в прошлый век: холодильник а-ля «Минск», лампочка Ильича, зачуханная красная шторка на окошке, столик застланный колхозной клеёнкой в цветочек и засервированный гранёными стаканами… Почти половину пространства занимали две монстроподобные железные кровати на решётках с матрасами, застеленные застиранными до дыр простынками. Аська глянула на лежбище, хмыкнула и отметила про себя: «Подушки перьевые, гусятинкой пахнут, видимо! Хех, выбивались и проветривались они точно лет двадцать назад!»

На стене около одной из кроватей в лучших кугутских традициях красовался молью побитый ковёр. Но больше всего Тришину поразил деревянный пол, выложенный разномастными досками: различные по цвету и фактуре кусочки, краска на которых давно облезла, местами перемежались опасно зияющими дырами.

– Ядрён тот горный склон! Так и убиться можно! Как ты здесь ходишь?! – возмутилась девушка.

– Легко! Я того чабана родственник! – заявил Зульпагаров, схватил Аську и потащил на скрипучую кровать.

Наедине со мной Бытдаев внезапно стал совсем другим. Вся напускная смелость и ехидство исчезли. Рядом сидел робкий нерешительный парень с кучей комплексов и ужасно неуверенный в себе. Очевидно, ему нечасто доводилось оставаться ночью тет-а-тет с симпатичной женщиной, потому как барановед молчал, тихо вздыхал, курил и что удивительно не приставал. Я-то думала, он мачо-мэн и с поцелуями полезет…

Улыбка Барановеда мгновенно убила фривольные мысли. «Не-не, там на зубах, гляжу, налёт нехилый! На фиг такие поцелуи – только бациллы цеплять? Упаси, Боже!»

– Дай сигарету. Мои закончились, – попросила Я молчуна.

Пиля молча протянул пачку. Я сделала несколько затяжек и закашляла. Мерзкий вкус дешёвых бытдаевских сигарет осел на нёбе, в горле запершило.

«Как они курят эту солому? Буэ! Гадость неописуемая!»

– Ну и курево! – закатила Я глаза.

– Не нравится? – повернулся ко мне Пилял.

– Не-а. Конкретный тютюн! Бытдаюшка, а скажи «тютюн»! – вспомнила Я своё любимое словечко.

– Тютюн, – послушно повторил Баранолог.

– Скажи ещё! – мигом взбодрилась Я.

– Тютюн! – вытянул тонкие губки Пилорамыч.

Я зашлась диким хохотом. Внезапно вспомнила о Тришиной. Что-то долго она не звонит. «Может заблудилась? Надо бы встретить, подстраховать. Но ведь сюйгеним мой не захочет искать её… Значит, придётся немного схитрить!»

– Пиль, поехали на Хубиева? – шмыгнула носом Я.

– Зачем? – не понял Барановед страсти к перемене места.

– Надоел мне ваш лес, – технично отмазалась Я.

– Твоё желание – закон для меня! – пожал Пилюлькин плечишками и вцепился в руль.

Когда мы выехали из заповедника, Я набрала подругу:

– Ты дома?

– Нет, у Зульпагарова, – сонно ответила Асюта.

– Всё нормально? – полюбопытствовала Я.

– Ага. А ты трахнула своего барановеда? – оживилась Даниловна.

– Н-нет…, – замешкалась Я, краешком глаза косясь на Пилю и, прижимая телефон ближе к уху, чтоб не дай Бог Бытдаев не услышал провокационного вопроса бесцеремонной Тришиной.

– Я так и знала. Ядрён-патефон! – хихикнула землячка.

– Будешь домой идти – позвони, – сменила Я опасную тему.

– Я у этого чудовища останусь, – неожиданно заявила Ася.

– Ладно, пока, – в полнейшем недоумении вымолвила Я и отключилась.

Пилял пристально посмотрел на меня и ухмыльнулся:

– Где Тришина?

– У твоего друга, – нехотя призналась Я.

– Ну, а я что тебе говорил? – и Бытдаев захохотал. – Маджир красавчик, ёп-то-ро-ро! Ахах!

Мы остановились между домов, у того забора, который преодолели прошлой ночью.

– Орлова, давай поговорим серьёзно! – подал голос Баранолог.

– Думаешь получится? – не без оснований засомневалась Я.

– Попробуем, – пожал парень плечами.

– Мы столько раз пытались поговорить серьёзно, – закатила Я глаза. – И чем заканчивалось?

– Твоим смехом, – отметил Граф.

– И твоим! – парировала Я.

– Я не буду смеяться, – заверил Барановед.

– Я тоже, – пообещала Я, но вспомнив любимую шутку Пилорамыча, хихикнула и съехидничала. – Клянусь соседским поросём!

– Говори, – велел спутник.

«Что говорить?!»

– Ты говори. Твоя идея, – передала инициатору бразды правления.

– Аза, скажи, что чувствуешь…, – замычал джаш. – Для меня это очень важно…

– Пиля… Нет, ты скажи…, – по-бараньему заупрямилась Я.

И снова прозвучал насущный вопрос в исполнении Бытдаева:

– Ты меня любишь?

– А ты меня? – на еврейский манер ответила Я.

– Я тебя люблю Орлова, – так печально проговорил Пилорамыч, что у меня слёзы на глаза навернулись. – Я-то тебя люблю… А толку?

– Я тебя тоже…, – тихо призналась Я.

Мой Шайтаныч только фыркнул:

– Не верю!

– Как знаешь, – устало вздохнула Я и откинулась на сидении. – Говорю, что не люблю – злишься, говорю, что люблю – не веришь.

– Если бы только это было правдой…, – с неизбывной тоской вымолвил Пилялкин.

– Анасын сигеим! Тебе не угодишь…, – начала было Я.

– Да нет, дорогая, это тебе не угодишь! – решительно перебил Бытдаев. – Бороться с армией твоих поклонников Я не в силах.

– Каких ещё поклонников? – не поняла Я.

– Скажи ещё, что в Ростове у тебя никого нет, – ехидно вытаращился Пилял.

Что Я могла ответить? Правду? Да, у меня есть бойфренд. У нас отношения. Но такая правда Пиле не нужна.

– Ты спишь с Барановым? – задал Баранолог свой самый тупой вопрос.

– Со Славиком? – на всякий случай уточнила Я.

– Да, – подтвердил джаш.

Я с трудом сдержала смех:

– Нет, конечно.

– А чё ж тогда укатила с ним на моря, когда я тебя в Ариу-Къыз звал? Тык понатык! Чё ко мне не приехала? – истерил Графин карачаевской породы.

– Я сейчас ведь приехала.

– Невовремя ты приехала! – заявил Барановед. – У меня тогда работы почти не было, тогда и надо было ехать. Могли бы с ночёвкой на озеро пойти.

– На хрена с ночёвкой? – хмыкнула Я.

– На рассвете там красиво, – съехал тип. – Так что у тебя с ним?

– Ничего! Работаем вместе! – закипала Я.

– На море? – ухмыльнулся Бытдаев.

– Мы по делам мотались, филиал открывали.

– А если без шуток, – напрягся Пилорамыч. – Почему говорят, что ты его любовница?

– Кто говорит? Андрей Малахов? – подколола Я.

– Все! Ёмаё! Зина, Стас, Лёлик, Лина…, – заперечислял джигит весьма неавторитетные источники.

– Откуда мне знать? – перебила Я и, ухватившись за имя, ответила предъявой на предъяву. – А что у тебя с Линой было?

«Серьёзный» разговор плавно переходил в обычную перепалку.

– Ничего, – буркнул Бытдаев.

– Почему ты тогда так заволновался, когда узнал, что она с армянином встречается? – язвительно ухмыльнулась Я.

– Обидно стало, что не с карачаевцем, – отбрехался Пилял.

– Так Я и поверила! Обидно, что не с тобой, да?! – воскликнула Я.

– Она хорошая девчонка, ёпта. На фига ей какой-то армян? – гнул свою линию Пилорамыч.

– На фига тебе её личная жизнь?

– А зачем ты Маджиру звонила? – перешёл тип в атаку.

– Когда? – не поняла Я.

– На прошлой неделе, – уточнил карач.

– Мне скучно было, – мило улыбнулась Я.

– Звони мне, когда тебе скучно, алтынка, – любезно предложил граф.

– Я звонила. Ты трубку не берёшь, – объяснила Я ситуацию.

Да, действительно, был момент. Я сидела томилась на работе в ожидании партнёра, набрала Тришину поболтать – подруга не отозвалась, граф звонок проигнорировал, пришлось обсудить погоду в Ариу-Къызе заодно и отношение ко мне Пиляла с Зульпагаровым. Маджир долго и красочно расписывал, как меня любит Бытдаев и как сильно скучает.