Текст книги "Слепая вера"

24

Вся жизнь Траффорда и Чантории в Башнях Вдохновения изменилась до неузнаваемости. Когда корь пощадила Мармеладку Кейтлин, Траффорд стал бояться, что другие родители возненавидят их за такое везение, и у него камень с души упал, когда эти страхи не оправдались. Наоборот, их с Чанторией вдруг принялись превозносить как людей, особо отмеченных Господом.

Все началось с того, что на первой же после снятия карантина публичной исповеди отец Бейли торжественно объявил о чудесном спасении Мармеладки Кейтлин с церковной кафедры.

– Как известно всем вам, – сказал он, – на наш район только что обрушилась жесточайшая небесная кара. Но Господь в своей безграничной мудрости сохранил жизнь одному ребенку. Я хочу уверить вас в том, что все ушедшие дети теперь живут в ней. И я говорю всем осиротевшим матерям и отцам из Башен Вдохновения: когда вы видите Мармеладку Кейтлин, постарайтесь разглядеть в ней частичку того или той, кого вы потеряли, но кого непременно обретете снова. Нам неведома цель Господа, спасшего Мармеладку Кейтлин, но мне думается, что он спас ее ради какого-то высшего назначения, пока еще сокрытого от нас.

Бейли простер руку туда, где сидели Траффорд с Чанторией.

– Лелейте ее, Чантория, защищайте ее, Траффорд, ибо она воистину благословенна, а с нею вместе, как ее родители, благословенны и вы оба. Так что не будем больше вспоминать о разводе! – добавил он. – Бог-и-Любовь спас вашу девочку. И спас не просто так. Он возлюбил вашу семью. Он поверил в вашу семью. Идите домой с миром! Танцуйте так, словно никто вас не видит, пойте так, словно никто вас не слышит, а ночью займитесь любовью так, словно это у вас впервые.

Нежданно-негаданно Траффорд и Чантория стали местными знаменитостями. Теперь вся женская компания, в которой Чантория раньше была сбоку припека, набивалась к ним в гости. Каждый, о ком отец Бейли считал нужным упомянуть во время проповеди, автоматически становился важной персоной, которую следовало всячески ублажать. Та же Незабудка навещала их ежедневно, объявив в своем видеоблоге, что Чантория – ее новая лучшая подруга.

– Может, попросить Лексуса заскочить к вам и посмотреть, что у вас с душем? Я знаю, твой Траффорд не слишком большой умелец по этой части, благослови его Бог, а Лексус наверняка смог бы все починить.

Незабудка всегда норовила взять Мармеладку Кейтлин на руки и потискать ее, повторяя снова и снова, что возня с этой малышкой помогает ей переживать утрату Сникерса.

– Я просто знаю, что мой Сникерс и ваша Мармеладка Кейтлин стали бы самыми-самыми лучшими друзьями, – сказала она однажды, вытирая слезы. А потом многозначительно добавила: – У Кейтлин есть крестная мать?

– Только Куколка, – призналась Чантория с некоторым смущением, потому что Куколка была крестной матерью всех детей в доме. Наверное, если бы Чантория приложила к этому больше стараний, она могла бы подыскать для дочки и еще кого-нибудь: ведь от приглашенной на эту роль не требовалось ничего особенного, разве что напиться на крестинах. Но когда родилась Кейтлин, Чантория не стала обращаться к соседкам с этой просьбой из боязни, что ей откажут. Да и теперь у нее не хватало духу задать прямой вопрос.

– А может… может быть, ты… – запинаясь, начала она.

– Боже мой! – завопила Незабудка. – Боже мой, какая честь! Мы обязательно ее окрестим!

– Вообще-то ее, конечно, уже крестили, но…

– Мы сделаем это еще раз, но теперь уж как следует! Устроим классную вечеринку! Позовем всех девчонок и оторвемся по полной!

Незабудка сдержала слово, и вскоре состоялось роскошное празднество, на котором все обитательницы дома выстроились в очередь, дабы предложить свои услуги в качестве крестных матерей и обнять последнего уцелевшего ребеночка в округе – без сомнения, в надежде на то, что выпавшая на долю Кейтлин удача или Божье благоволение передадутся им и помогут выжить их следующим деткам.

Чантория как могла старалась сдержать свое бурное ликование – в конце концов, эпидемия сошла на нет лишь неделю-другую тому назад и весь дом был еще в трауре, – но при таком количестве визитов и подношений в виде тортов с шоколадками ей было нелегко скрыть восторг. Куколка взялась за организацию ее распорядка дня, точно снисходительная мать, надзирающая за бестолковой жизнерадостной дочерью.

– В одиннадцать у тебя кофе с Бархатной Тайной, но к двенадцати ты должна ее выпроводить, потому что Незабудка и Розовая Жемчужина ведут тебя на ланч не куда-нибудь, а в «Макдоналдс», где Кейтлин получит свой первый в жизни «мак-флурри».

Дни Чантории пролетали в суматохе визитов. У них в квартире не переводились торты с шоколадом, рекой лилось шипучее вино, и все без устали обнимали ее чудную малышку, счастливую избранницу Бога-и-Любви.

Все это как нельзя более устраивало Траффорда. Раньше жить с Чанторией было довольно утомительно, поскольку она то и дело приставала к Траффорду, требуя внимания. Теперь же Куколка расписывала все ее время по минутам, и Траффорд мог ежедневно проводить за чтением долгие часы. Конечно, его внезапная страсть к самосовершенствованию была отмечена многими гостями, но общество сочло это положительным явлением, свидетельствующим об особых планах, которые Бог связывает с самим Траффордом и его семьей.

– Траффорд у нас молодец, – говорила Куколка. – Он хочет быть достойным того задания, которое Господь намерен ему поручить.

25

Наступило утро очередного физиприса. Как обычно, Траффорд явился на работу, поглощенный мыслями о Сандре Ди, но, выйдя из лифта, обнаружил, что сегодня ею интересуется не только он. Перед столом Сандры Ди стояла Принцесса Любомила. Тлеющая антипатия, которую офисная тиранка испытывала к непокорной девушке, в любой момент могла вспыхнуть ярким пламенем, и теперь было похоже, что Принцесса Любомила наконец нашла повод для лобовой атаки.

– Сандра Ди, – сказала Принцесса Любомила, приблизившись к намеченной жертве чуть ли не вплотную. – Я вижу, ты перестала платить взносы за общественные торты и пончики.

– Да, перестала, – откликнулась Сандра Ди, не отрывая глаз от компьютера.

– Эй! – рявкнула Принцесса Любомила. – Я с тобой разговариваю!

– Слышу. Я тебе ответила. Но мне надо работать. Нам платят за обработку информации, а не за болтовню о пончиках.

– Ты что, меня не уважаешь?

– Я просто пытаюсь выполнять свою работу.

Траффорд обвел комнату взглядом. Как всегда, его коллеги разделились на два лагеря: тех, кто навострил уши, предвкушая скандал, и тех, кто стушевался, изо всех сил стараясь казаться незаметным, внутренне возмущаясь происходящим, но радуясь, что негодование Принцессы Любомилы на сей раз вызвано не им.

– И почему же ты отказываешься платить за торты и пончики?

– Потому что я не ем ни тортов, ни пончиков. Я и раньше их не ела, но довольно долго отдавала свои деньги из вежливости. Я оплатила множество съеденных тобой тортов и пончиков, но теперь наконец решила больше этого не делать.

– Ты не хочешь питаться вместе с товарищами? Не хочешь быть членом коллектива?

– Я не считаю, что быть членом коллектива значит платить за лакомства, которые нравятся тебе и твоим приятелям, Принцесса Любомила.

Траффорд был поражен. Раньше никто никогда не оспаривал права Принцессы Любомилы командовать у них в офисе. Творилось нечто беспрецедентное, и от неожиданности у первой крикуньи отдела просто отнялся язык. Она явно не знала, что сказать. Наступила недолгая пауза, во время которой Сандра Ди продолжала печатать на компьютере. Затем Принцесса Любомила оправилась от потрясения.

– Думаешь, ты лучше меня? – гаркнула она.

– Нет, не думаю.

– Нет, думаешь. По-твоему, ты лучше меня.

– Если честно, я вообще о тебе не думаю.

– Ты что, расистка?

Траффорд удивился. Это было очень тяжелое обвинение, сразу переводящее разговор на совершенно другой уровень.

– Конечно, нет.

– Потому что, как тебе известно, я человек смешанной крови.

– Это не имеет абсолютно никакого значения, поскольку тема нашей дискуссии – не твоя расовая принадлежность, а организованный тобой сбор денег на покупку тортов и пончиков, за которые я не желаю платить.

– Так значит, моя расовая принадлежность не имеет значения?

– Да, в данном случае.

– Но ведь именно данный случай мы и обсуждаем! – торжествующе воскликнула Принцесса Любомила, точно это был решающий аргумент.

Траффорд знал, что взывать к здравому смыслу в разговоре с Принцессой Любомилой – занятие безнадежное. Скандал начал жить своей жизнью, и теперь Принцесса Любомила будет намеренно переиначивать все слова Сандры Ди на нужный ей лад.

– Стало быть, тебе не нравится, что во мне четверть ирландской крови, четверть хорватской, немного корнуолльской и одна шестнадцатая афро-карибско-британской? – продолжала Принцесса Любомила. – А я горжусь тем, что я такая, какая есть!

– Честно говоря, мне наплевать, какая ты есть.

Услышав этот ответ, все прихвостни Принцессы Любомилы ахнули от изумления. Если кто-либо сообщал вам, какой национальности были его предки, вы попросту не имели права отреагировать на это иначе, нежели разразившись потоком восторженных восклицаний и как можно громче объявив, что вы без ума от всех перечисленных наций и народностей. Сандра Ди была обязана уверить Принцессу Любомилу в том, что она обожает и ирландцев, и хорватов, и уроженцев Корнуолла, и британцев афро-карибского происхождения. Ее безразличие к смешанной крови Принцессы Любомилы, которой последняя так гордилась, было поистине шокирующим.

– Это самый настоящий РАСИЗМ! – взвизгнула Принцесса Любомила. – Я не верю своим ушам! Я просто НЕ МОГУ ПОВЕРИТЬ в то, что услышала!

– Что ты услышала?

– Ты сказала, что тебе наплевать на ирландцев и хорватов, на жителей Корнуолла и британцев афро-карибского происхождения! Да-да! Прямо так и сказала! Тебе необходимо обратиться к консультанту, тебя надо срочно перевоспитать! Ты должна расти над собой, женщина, потому что у тебя явно не все в порядке.

– Я сказала, что мне наплевать на тебя.

– Да, но в моих жилах течет их кровь, а если тебе на кого-то наплевать, значит, ты его не уважаешь, а это значит проявлять неуважение, а если кого-то не уважают из-за его расовой принадлежности, это называется расизм, и я обязательно напишу об этом в своем блоге! Я пожалуюсь в трибунал!

Это была крайне серьезная угроза. Формально трибуналы по месту работы выполняли роль медико-консультативных советов, куда обращались сотрудники, если поведение кого-либо из коллег заставляло их чувствовать себя дискомфортно. В действительности же это были марионеточные суды, послушно помогающие офисным заправилам продвигаться по службе и сводить счеты с непокорными. Чтобы погубить непокорного, агенту Храма достаточно было заклеймить его как носителя социально чуждых идей. Любой человек в любой момент мог получить повестку с требованием предстать перед одним из таких трибуналов – людей обвиняли то в расизме, то в сексизме, хотя сами они обычно даже не знали, какой именно проступок навлек на них эту кару. Опровергнуть выдвинутые обвинения было невозможно, поскольку с течением лет понятия вроде расизма и сексизма стали толковаться так широко, что сделались почти бессмысленными. Фактически же расовая дискриминация и сексуальные домогательства существовали параллельно с деятельностью трибуналов и независимо от нее, причем в первую очередь благодаря тем самым людям, которые объявляли себя их жертвами.

Траффорд решил, что должен вмешаться. Если Принцесса Любомила и впрямь подаст жалобу в трибунал, у Сандры Ди будут крупные неприятности. Найдется сколько угодно свидетелей, которые подтвердят, что слышали от Сандры Ди расистский выпад, и если ей повезет, ее всего лишь отправят на курсы перевоспитания. А нынешнюю работу она наверняка потеряет.

– Принцесса Любомила, – сказал Траффорд, поднимаясь на ноги, – ты знаешь, как глубоко я тебя уважаю, а то, что ты гордишься своими предками, достойно всяческого восхищения. Как сильная женщина с ирландскими, хорватскими, корнуолльскими и афро-карибско-британскими корнями, ты невыразимо прекрасна. Однако я беру на себя смелость утверждать, что в словах Сандры Ди нет ничего расистского, а у тебя определенно не все в порядке, так что давай-ка бери себя в руки и расти над собой.

Полная ярости, Принцесса Любомила развернулась на сто восемьдесят градусов. Она уже открыла было рот, но словоизвержение не состоялось. Всего несколько недель тому назад она стерла бы Траффорда в порошок. Тогда ее авторитет в офисе был непререкаем, и никто не смел сказать ей, что у нее не все в порядке и что она должна расти над собой. Тогда она обрушила бы на Траффорда такой поток злобных обвинений, что он превратился бы в настоящего изгоя – возможно, его даже затащили бы в какой-нибудь темный чулан и отметелили там хорошенько. Но теперь все изменилось. Траффорд уже не был бельмом на глазу у порядочных людей, жалким ничтожеством и придурком, которого можно было шпынять сколько душе угодно. Теперь он стал избранником Храма. Его исповедник провозгласил с кафедры, что он отмечен Богом-и-Любовью в каких-то особых целях. Его дочь была единственным ребенком в районе, пережившим священный мор. Если Принцесса Любомила проявит к нему неуважение, это будет означать, что она не уважает волю Храма и даже волю самого Господа – и тогда вся ее власть испарится в мгновение ока. Тогда она сама обратится в жертву, нагую и беззащитную перед всеми теми, кто прежде ее боялся. А таких наберется много!

– А, ну… ну да, – сказала Принцесса Любомила. – Если ничего расистского не было, тогда все отлично, правда? Я хотела только выяснить насчет взносов.

– Это ведь добровольные взносы, так? – спросил Траффорд.

– Конечно, добровольные. Нет же такого закона, чтоб их собирать!

– Значит, если кто хочет, тот может платить их и есть торты с пончиками, которые ты покупаешь, а кто не хочет, тот может и не платить?

– Ну да.

– Тогда и я, наверное, не буду их платить, – сказал Траффорд. – Если, конечно, ты не возражаешь.

– Пожалуйста, – ответила Принцесса Любомила. Захватив с собой банку, в которую сотрудники складывали деньги, она вернулась к общему столу и с демонстративным равнодушием съела пончик. Больше никто не воспользовался шансом отказаться от уплаты взносов: если баланс сил в офисе и изменился, то лишь для Траффорда. У большинства его коллег по-прежнему не хватало духу перечить Принцессе Любомиле даже в мелочах.

Постепенно жизнь в отделе вернулась в свою колею. В течение дня Траффорд то и дело косился на Сандру Ди в надежде поймать ее взгляд, но она так ни разу и не посмотрела в его сторону. Зато ему улыбнулся Кассий, и Траффорду снова почудилось, что, кроме них троих, в отделе больше нет настоящих, нормально развитых личностей. Только он сам, Кассий и Сандра Ди. Конечно, должны быть и другие – он это понимал. Калуа наверняка настоящая, да и еще один-двое, кажется, скрывали от прочих какие-то черты индивидуальности, хотя он и не был в этом полностью уверен. Для Траффорда признаком истинной человечности было наличие секретов, а секретов этих людей он не знал.

И тут его осенила потрясающая, великолепная мысль. Он улыбнулся, вспомнив пророчество Куколки об особом задании, которое приберегла для него Любовь. Неожиданно для себя Траффорд понял, что он должен сделать.

26

– Это абсолютно исключено, – сердито сказал Кассий. – Мы не можем менять программу привлечения добровольцев. У нас так не делается.

– Вы же говорили, что долг каждого гуманиста – быть миссионером, распространять знания.

– А еще наш долг – не даваться в лапы инквизиции и не подставлять под удар всю нашу подпольную сеть!

– Сеть? Да какая там сеть! У вас просто уютный маленький клуб. Вы сами сказали, что во всей этой паршивой правоверной стране вас наберется не больше нескольких сотен. Вы хотите, чтобы дети, которых вы спасли своими прививками, выросли в том же поганом мире, что и мы? А как насчет детей их детей? А тех детей, что будут потом?

– Траффорд, мы не можем устроить революцию.

– Да почему? Почему мы не можем устроить революцию? Нам нужна революция!

Они вдвоем стояли лицом друг к другу в передней библиотеки Финчли.

– Нет, Траффорд, нам нужна эволюция! Нам нужны трезвые мыслители, а не отчаянные сорвиголовы. И вообще, что за спешка? – спросил Кассий. – Вы вызвали меня якобы из-за неотложного дела. По-вашему, стоило тащить меня через озеро ради этих сомнительных разговоров?

– Но это и есть неотложное дело, – возразил Траффорд. – Дорога каждая секунда. Черт возьми, да прежде чем найти вас и эту библиотеку, я потерял зря тридцать лет! Это почти целая жизнь! Жизнь, проведенная в невежестве и, что еще страшнее, в безысходной отупляющей скуке. Я прозябал в мире, где есть только одна идея – вера, и только два развлечения – секс и сплетни. Вы отлично знаете, что до нашей с вами встречи я сохранял какое-то подобие индивидуальности лишь благодаря тому, что прятал от окружающих несколько жалких секретов. Ну разве это не бессмыслица? Копить чувства, как крыса копит мусор! Все время таращиться внутрь себя, когда я мог бы расширять свои горизонты. День, когда я стал гуманистом, был днем моего второго рождения. До тех пор мой разум пребывал in utero – в эмбриональном состоянии. Если я заслужил этот шанс, то чем хуже миллионы других людей?

– Пожалуй, и они заслужили свой шанс, – ответил Кассий. Несмотря на свое раздражение, он не сумел сдержать улыбки, выслушав пылкую речь Траффорда. – Но поймите, у нас есть правила. Жесткие правила. Прежде чем вносить свои предложения, каждый новичок должен провести с нами как минимум год…

– Год! – вырвалось у Траффорда.

– … и даже потом эти предложения будут подвергнуты тщательной проверке. Если вы выдадите нашу тайну не тому человеку, на вас почти наверняка донесут, а потом и вы сами под пытками донесете на нас.

– Тщательной проверке! – насмешливо повторил Траффорд. – Да если так себя вести, то люди не увидят света знаний еще тысячу лет!

– Это лучше, чем погасить его навсегда.

– Вы приняли меня. Почему вы были так уверены, что я на вас не донесу?

– Вы позволили мне сделать прививку вашему ребенку, Траффорд. Это полностью вас скомпрометировало, и теперь вы не можете ни на кого донести.

– Неужели это единственный способ распространения знаний – ждать, когда вам подвернется кто-нибудь с ребенком и позволит сделать ему прививку?

– Ну ладно, вы говорите, что придумали способ получше. Я внимательно слушаю.

– Он лежит на поверхности. Просто не понимаю, как я не додумался до него раньше. Вот почему это нельзя откладывать: слишком много времени потеряно зря!

– Но в чем же он состоит? Что это за гениальный способ?

– Мы должны найти тех, у кого есть свои секреты! – воскликнул Траффорд с горящими от возбуждения глазами. – Именно так вы нашли меня. Вы догадались, что у меня есть секреты.

– Мы работаем в одном офисе. У меня была возможность наблюдать за вами.

– Но разве вы не понимаете? У себя в Изразе мы можем наблюдать за всеми! У нас имеется доступ к таким мощным инструментам социологического анализа, что остается только правильно подобрать вопросы, и мы найдем таких же, как мы сами!

Кассий с любопытством прищурился.

– Продолжайте, – сказал он.

– Нам нужно изучить себя и наших товарищей-гуманистов, – пояснил Траффорд. – Определить наши общие особенности, черты характера и предпочтения. Принадлежим ли мы к типу людей, которые действуют таким-то образом в таком-то месте и в такое-то время? Когда мы составим нечто вроде своего коллективного психологического портрета, пусть даже очень приблизительного, я прочешу базы данных Израза в поисках соответствий. Нам надо всего лишь выяснить, кто мы, и это позволит нам отыскать тех, кто на нас похож.

Кассий помолчал, обдумывая услышанное.

– Готов признать, это и вправду очень остроумно, – наконец сказал он. – И вы полагаете, что сможете использовать программы и базы данных Израза, не привлекая к себе внимания?

– Почему бы и нет, если я буду соблюдать правила и действовать практически в открытую? Моя работа состоит в том, чтобы придумывать, о какой бы еще чепухе спросить компьютер, и это будет просто очередная чепуха. Я даже не стану ничего скрывать.

– Ну что ж, хорошо, – согласился Кассий. Несмотря на его усилия казаться равнодушным, было ясно, что он взволнован. – Я подумаю об этом и поговорю кое с кем. Возможно, вы и впрямь напали на золотую жилу, Траффорд.

– Я в этом не сомневаюсь. Но я выполню свою часть задачи только при одном условии.

Лицо Кассия посуровело.

– Если вы настоящий гуманист, – твердо сказал он, – то вы не должны ставить никаких условий!

– Я настоящий гуманист, но это дела не меняет. Я хочу, чтобы вы приняли одну девушку. Я знаю, что мне положено ждать год, но хочу, чтобы ее приняли сейчас.

Кассий устремил на Траффорда долгий испытующий взгляд.

– Из нашего офиса, что ли? Сандру Ди?

Траффорд попытался скрыть удивление.

– Почему… почему вы так думаете?

– Я наблюдаю за людьми. Вы это знаете, Траффорд, и я сильно сомневаюсь, что вы готовы схлестнуться с нашей очаровательной Принцессой Любомилой ради любой девушки. Ну что, я угадал?

– Да. Я хочу, чтобы вы ее приняли.

– Почему вы решили, что ей можно доверять?

– Потому что у нее, как и у меня, есть секреты.

– Если вы ее раскусили, значит, она не слишком хорошо умеет их хранить, так?

– Нет, это несправедливо. Я узнал о них, потому что начал… В общем, я ее прогуглил.

– Зачем?

– Затем, что… мне стало интересно. Она меня заинтриговала. Но когда я почитал ее блог и посмотрел видео, то оказалось, что все это чужое. Она просто скопировала материал по кусочкам с других персональных сайтов. На самом деле она умеет хранить секреты гораздо лучше меня, гораздо лучше нас всех. Мы маскируем свои действия и свою настоящую сущность, а она изобрела способ, который позволяет ей абсолютно ничего о себе не сообщать, так что и маскировать-то нечего.

Кассий немного поразмыслил.

– Хорошо, – сказал он. – Можете поговорить с этой девушкой.

– Спасибо.

– Для начала хватит одной-двух книжек, – добавил Кассий, – причем вы должны сказать, что нашли их сами, случайно, где-нибудь на свалке или в канаве. Даже не намекайте на нас и наши библиотеки. Если ее реакция окажется положительной, тогда «найдите» еще одну книгу, а потом еще одну – и так до тех пор, пока не будете уверены, что ее воображение уже достаточно простимулировано и обратного пути для нее нет. После этого сообщите нам, и если мы дадим согласие, тогда и только тогда вы сможете рассказать ей о нас и привести ее в библиотеку, чтобы она выбирала книги сама. Вам все ясно?

Траффорд кивнул.

– Обещаете соблюдать эти условия?

– Да. Обещаю.

– Хорошо. Я посоветовал бы вам очень придирчиво выбрать те книги, с которых она начнет свое образование. Как вы знаете по собственному опыту, в первый раз читать что-то осмысленное бывает очень трудно. Мы отвыкли как следует концентрироваться, поэтому надо, чтобы текст сразу же привлекал внимание читателя. Поверьте мне, второго шанса у вас не будет. Чтение любого из старых текстов – неимоверный риск, и книга должна быть настолько увлекательной, чтобы, принявшись за нее однажды, человек уже не смог противиться соблазну читать дальше.

– Ладно. Я над этим подумаю.