Текст книги "Необычный подозреваемый. Удивительная реальная история современного Робин Гуда"

Родители всеми силами старались отговорить Стивена, особенно Питер, которому не нравилась мысль о том, что сын будет «недосягаем». Однако в итоге именно он дал Стивену недостающие несколько сотен фунтов для оплаты поездки. Вот так в январе 2006 года Стивен и оказался в Бангкоке с большим рюкзаком и выражением робкого счастья на лице. Даже в фантазиях он не мог представить себе все это: небоскребы, богато украшенные золотые храмы и деревянные здания, построенные вплотную друг к другу. Буддийских монахов в ярких одеяниях, рано утром идущих в храмы. Шум и хаос от снующих по улицам машин и тук-туков. Уличные торговцы продавали все, от тропических фруктов и сушеных змей до ярких блестящих безделушек, в то время как над головой обезьяны перелетали с дерева на дерево, иногда задерживаясь, чтобы бросить на Стивена бездумный оценивающий взгляд, а потом исчезнуть одним прыжком.

Ничто из этого не ошеломило Стивена так, как он боялся. Наоборот, он чувствовал себя энергичным и живым. В Сидмуте он был изгоем, нежеланным и неприметным. В Таиланде незнакомые люди улыбались ему и здоровались, проходя мимо. Стивен не всегда знал, как ответить, но неловкости не испытывал. Он заметил, что не склоняет голову и не отводит глаза. Ночуя в хостелах, он путешествовал вдоль побережья Таиланда, направляясь на восток в сторону Камбоджи. Он проезжал через курортные города, забитые транспортом и туристами, и проводил ночи на пустых пляжах в глуши. Больше всего его пьянило ощущение свободы. Он не сидел в своей спальне, разглядывая карту и представляя все это, не фантазировал об этом в своих дневниках. Он находился здесь, в реальной жизни, нырял в тропические моря и исследовал разрушенные храмы в джунглях. Его не оставили печаль, стресс и страх последних десяти лет: это он оставил их. Далеко позади. На другом конце света. Он сбежал.

Как-то раз вечером в Таиланде Стивен сидел один в тихом баре хостела. Он делал записи в дневнике, когда услышал чей-то голос и поднял глаза. У его столика стояла тайка лет двадцати с небольшим. Она сказала, что ее зовут Чайлэйл, и на безупречном английском объяснила, что работает здесь барменом и подумала, что могла бы подойти и поздороваться. Она улыбнулась. Стивен моргнул. Последовала пауза, а потом он отложил ручку и смущенно представился. Чайлэйл присела рядом со Стивеном и начала расспрашивать о том, какие места в Таиланде он уже посетил, что думает о ее стране, куда планирует поехать дальше. А Стивен начал отвечать ей.

Стивен был наивен, но не глуп. Он уже достаточно повидал Таиланд, чтобы знать, что кое-где западные мужчины пользуются успехом у местных женщин. «Я мог бы быть горбатым карликом с рогами на голове и все равно понравиться ей». Но это отнюдь не так. Чайлэйл не была какой-то девочкой-подростком, которая просто подошла к нему с застывшей улыбкой и тихо повторяла слово «привет». Она училась в университете в Бангкоке. Она казалась умной, любопытной и искренне интересовалась, откуда Стивен приехал и куда направляется. Стивена влекло к ней, а ее влекло к нему, стройному, сдержанному молодому человеку, который по вечерам делал записи в дневнике, а не напивался до чертиков и не пытался окружить себя подружками, чтобы пойти купаться нагишом или тусоваться на пляжных вечеринках.

С тех пор как Стивен начал испытывать интерес к противоположному полу, разговаривать с девушками, которые ему нравились, ему стало даже труднее, чем выступать перед всем классом.

– Наверное, девушки много раз пытались завязать со мной отношения или просто держались дружелюбно, – вспоминает он. – Но я невольно испытывал неловкость и стеснение, и они думали, что мне с ними неинтересно, потому что я не смотрел им в глаза и не улыбался в ответ.

Но тем вечером, в тихом баре для туристов, Стивен смотрел в глаза Чайлэйл. Или, по крайней мере, старался изо всех сил, усерднее, чем когда-либо прежде. Остаток ночи они провели за разговорами и договорились встретиться на следующий день. И через день. А потом еще раз. Чайлэйл научила Стивена некоторым тайским словам, а он повторил их так торжественно и точно, что она рассмеялась, и он не понял почему. В какой-то момент они поцеловались. И некоторое время после этого не могли друг от друга оторваться. Стивен потерял девственность. Они с Чайлэйл договорились отправиться в путешествие вместе и в течение следующих нескольких недель вдвоем исследовали восточный Таиланд, разъезжая по живописной сельской местности в старых автобусах и прижимаясь друг к другу на скрипучих односпальных кроватях хостелов. Стивен задавал много-много вопросов. Они посещали храмы и святыни, у него зародился интерес к буддизму. Стивен стал покупать посвященные этому учению дешевые книги в мягкой обложке, пока они переезжали с места на место и из города в город.

Он впитывал новые слова и понятия: дхарма, карма, идея о том, что боль и страдания проистекают из человеческой ненасытности и склонности держаться за мимолетные ценности, будь то богатство, любовь или чувственное удовольствие. Стивен размышлял о Сидмуте и бесконечных днях, проведенных в пабах и букмекерских конторах с Джулианом, о списках желаний, которые записывал для себя, о мечтах, чтобы его мать просто оставалась матерью и не превращалась в незнакомку, холодную, далекую и пугающую. Он снова и снова прокручивал в уме свое прошлое, пока рядом посапывала во сне Чайлэйл.

Эти недели стали поворотным моментом для Стивена, у которого никогда раньше не было никаких романтических отношений. Иногда он расстраивал Чайлэйл своей прямотой. Порой он высказывал то, что, по его мнению, было невинными замечаниями о Таиланде или тайцах, а она в ответ сердилась или, что еще хуже, часами молчала.

– Иногда она не разговаривала со мной, и я спрашивал: «Почему ты так себя ведешь?» Я не мог понять. Я просто высказал все, что было у меня на уме, правда. Даже сейчас я порой задаюсь вопросом, могу ли понимать людей так, как это делают все остальные, – рассказывает Стивен в разговоре о том, как синдром Аспергера подавил его способность улавливать нюансы, умозаключения и принятые в обществе тонкие невербальные сигналы. Он говорит, что научился реагировать на все это как компьютер, придерживаясь заранее выученных шаблонов, а не интуиции. – Я много раз ошибался. Много, много раз.

В случае с Чайлэйл трудно оценить, насколько на их союз повлиял синдром Аспергера и то, что для девятнадцатилетнего Стивена это были первые отношения с девушкой. По мере того как они исследовали пляжи, джунгли и деревни юго-восточного Таиланда, стало ясно, что Чайлэйл – не та «родственная душа», о которой Стивен так долго мечтал. После двух или трех недель путешествия ей пришлось вернуться в Бангкок, а Стивен хотел двигаться дальше на восток, в Камбоджу. Они попрощались и договорились поддерживать связь и, возможно, даже встретиться позже по пути следования Стивена. В течение нескольких недель после расставания они переписывались по электронной почте, и Стивен временами даже скучал по Чайлэйл, путешествуя в одиночку. Но, несмотря на планы в конечном итоге воссоединиться, они больше никогда не видели друг друга.

Стивен пересек границу Камбоджи, проехав на автобусах на восток, в сторону города Сиемреап и обширного храмового комплекса двенадцатого века под названием Ангкор-Ват. Проезжая через города и деревни, часто останавливаясь перекусить или переночевать в небольшой гостинице или хостеле, Стивен начал ощущать что-то странное, некое напряжение, нарастающее в голове и груди, заставляющее его краснеть и испытывать неловкость. Люди в этой местности были бедны. Невероятно бедны. Такой нищеты Стивен еще не видел и не мог себе даже представить. Многие дома казались хлипкими, слепленными из ржавых листов рифленого металла и бамбука. Вокруг бегали тощие дети, босые и грязные. Целые семьи ничего не делали, только молча сидели на обочинах дорог с усталым и покорным видом и, казалось, терпеливо чего-то ждали, хотя чего именно – Стивен не понимал.

Стивен не мог выбросить из головы мысли о бедняках Камбоджи. Таиланд принес ему много положительных эмоций: свобода, приключения. Но, увидев, в каких условиях живет местное население, он почувствовал себя бессильным и пристыженным. Другие западные путешественники и туристы, которые встречались Стивену, со вздохом признавались, что, проезжая по некоторым районам Азии, не сразу смогли привыкнуть к окружающей нищете. Стивен, однако, даже со временем никак не мог привыкнуть к такому. Он не понимал, как подобное вообще возможно. Он всегда считал свою семью бедной и обездоленной, но теперь осознал, насколько был наивен и охвачен жалостью к себе.

При любой возможности Стивен садился за компьютер хостела и читал в Интернете информацию о той местности, где находился. Около 40 % сельского населения Камбоджи живет за чертой бедности. Около четверти всех детей вынуждены работать. После гражданской войны в стране остались миллионы неразорвавшихся наземных мин, разбросанных по сельской местности. Из-за этих мин на душу населения приходится больше людей с ампутированными конечностями, чем где-либо еще в мире, и подавляющее большинство из них – дети. Иногда, проезжая в автобусе через деревню, Стивен мельком видел ребенка, играющего на обочине с другими детьми, и успевал заметить, что с ним что-то не так, не хватает руки или ноги. Тогда Стивен оглядывал своих попутчиков и замечал, как кто-нибудь из сидящих дальше по проходу британских студентов, отправившихся попутешествовать перед началом учебы в университете, спокойно дремал или подпевал песне, которую слушал вместе с другом через наушники. В таких случаях Стивен сжимал кулаки и ударял себя костяшками пальцев по лбу.

В больших городах и крупных населенных пунктах дело обстояло еще хуже. Контраст между роскошью и нищетой был столь же ярким, сколь и резким. В Сиемреапе, стоявшем на въезде в храмовый комплекс Ангкор-Ват, располагалась дюжина роскошных отелей, предназначенных для богатых путешественников. Пребывание на курорте Амансара, как выяснил Стивен, стоило шестьсот пятьдесят долларов за ночь. Некоторые отели взимали более полутора тысяч долларов за свои самые роскошные люксы. Посетители платили тысячу триста семьдесят пять долларов в час за вертолетные экскурсии по комплексу Ангкор-Ват. Но на соседствующих с этими оазисами улицах Стивену попадались слепые, безрукие или безногие камбоджийцы, копающиеся в кучах мусора или просящие милостыню у прохожих. Поначалу Стивен не знал, что делать, – он чувствовал себя точно так же, как в день, когда прошел мимо того бездомного в Эксетере, – но на этот раз не стал опускать голову и не проигнорировал протянутые руки. Он прошел по улицам и раздал часть своих денег беспризорным детям и нищим. Стивен рассматривал возможность стать волонтером в неправительственной организации, которая занималась уничтожением наземных мин, но его собственный скудный запас денег на поездки был почти израсходован, и он понял, что не сможет позволить себе бесплатно трудиться в Камбодже в течение года.

Он вернулся в Бангкок, чтобы успеть на регулярный рейс в Сингапур, который затем доставит его в Австралию. Путешествуя, Стивен оставался угрюмым и раз за разом прокручивал в голове увиденное. Его запланированный обратный маршрут пролегал через национальный парк Као Яй, полный лесов, озер, водопадов и пешеходных троп. Стивен остановился в удобной бревенчатой хижине, и примерно сутки нетронутая красота окружающей природы успокаивала его. Однажды днем он взял напрокат горный велосипед и отправился исследовать местные тропы. Велосипедная цепь порвалась, поэтому Стивен спешился и продолжил путь по джунглям пешком, огибая большие поваленные деревья и перелезая через валуны. В какой-то момент он наткнулся на небольшую деревушку, и в тот же миг вид нищеты выбил его из мечтательного настроения, вызванного прогулкой. Босоногие дети. Куры, расхаживающие с важным видом по грязной улице. Обветшалые, полуразвалившиеся дома. Горячий гнев и смущение охватили Стивена, и он отвернулся, ощущая себя бестолковым зевакой.

Тяжело дыша, он быстро зашагал обратно в джунгли, а примерно через час начал понимать, что заблудился. В какую бы сторону он ни шел, тропинка просто… растворялась в зарослях. Карта, которую Стивен взял с собой, совершенно не помогала. Солнце уже садилось, температура начала падать, и черными тучами налетели москиты. Изо всех сил стараясь сохранять спокойствие, он попытался найти дорогу обратно в деревню, но не смог. Стивен позвал на помощь, но, когда эхо его криков стихло, в ответ раздалось лишь низкое гудение насекомых и голоса животных в джунглях. Постепенно Стивен смирился с неизбежным. Он окончательно заблудился, и ему придется провести ночь в темноте джунглей. В одних шортах и футболке, Стивен свернулся калачиком на большом плоском камне у какого-то ручейка и попытался заснуть. Но не мог. Голоса животных, которые бродили где-то рядом, в джунглях, оставаясь невидимыми, не давали уснуть. Как и холод. Равно как и ощущение полного одиночества в этой глуши, ощущение того, что он – единственный человек на многие километры в любом направлении. Стивен посмотрел на звезды и в очередной раз подумал о том, какое это чудо, что человечество вообще существует. Но он также вспомнил и свои страхи. Будут ли существовать эти джунгли через двадцать лет? Всего в нескольких часах езды от этого места находился Бангкок с его бетонными зданиями и оживленным уличным движением.

– Это заставило меня осознать, как сильно меняется мир, – признается Стивен. – Подобных глухих мест осталось не так много, и я задумался: «Что человечество делает с миром?»

Наступил рассвет, и дрожащий и измученный Стивен сумел найти дорогу обратно. Он пошел по ней и вернулся в деревню, на которую наткнулся накануне. Несмотря на его неловкость и смущение, некоторые жители деревни подошли к нему. Они видели, что он замерз и устал, и пригласили отдохнуть. Ему дали миску с рисом, вручили небольшие подарки. У одного мужчины был дешевый мобильный телефон, он позвонил в офис смотрителя парка и сообщил, что у них в деревне ждет помощи заблудившийся турист. Вскоре после этого прибыл джип и отвез Стивена обратно в его уютный домик.

Ночь, проведенная в джунглях, изменила Стивена. Он привел в порядок свои мысли и приобрел твердую убежденность. Все его подозрения о несправедливости мира и изначальном неравенстве современного мирового общества подтвердились. Стивен видел это собственными глазами. Он подумал о детях, роющихся в кучах мусора в поисках чего-нибудь съестного, а затем вспомнил тот факт, что основную часть бытовых отходов Америки составляет еда. Еда! Фактически Америка сожгла так много несъеденной пищи, что в 2006 году на это пришлось бы почти птнадцать процентов выбросов углекислого газа в стране. Из-за человеческой жадности Земля сталкивается не только с экологической, но и с гуманитарной катастрофой в рамках системы, которая вынуждает более половины населения мира выживать в нищете, в то время как остальные самодовольно и эгоистично наслаждаются изобилием. Когда Стивен встречал путешествующих с рюкзаком неформалов, которые выступали против капитализма, но при этом пользовались платиновыми картами своих родителей, или видел богатые пары, которые хвастались тем, что сбили цену у местных торговцев, это приводило его в ярость. Но они всего лишь повторяли в пределах своего мирка то, что их социумы десятилетиями делали с развивающимися странами.

Успев на свой рейс в Сингапур, а затем в Перт, Стивен снова и снова прокручивал в голове эти мысли. Он хотел что-то изменить. Но проблема упиралась в деньги. Целая система международных финансов, банковского дела и взаимных корпоративных интересов связала его по рукам и ногам. Как он мог ей противостоять? Он уставился в иллюминатор самолета и задумался.

Почти в то же самое время, когда Стивен потерялся и дрожал ночью в джунглях, в Америке произошло событие, повлиявшее на жизни миллиардов людей. Федеральная резервная система повысила процентные ставки до 5,35 процента. Это стало последним в серии повышений, в результате чего процентные ставки выросли на 4 процента за два года в постоянной попытке замедлить инфляцию. Окончательный рост привел к тому, что существующий спад на рынке жилья США перешел точку невозврата. Люди, которые смогли позволить себе ипотеку, когда процентные ставки были низкими, теперь начали объявлять себя банкротами. И миллионы американцев, имеющих субстандартные ипотечные кредиты – кредиты под высокие проценты, которые банки продавали людям с низкими доходами и небольшой кредитной историей или вообще без нее, – начали массовое банкротство.

Такого банки не планировали. Логика широкого распространения субстандартных кредитов была простой. Сделав покупку домовладения более доступной, банки надеялись увеличить спрос на жилье. Это увеличение спроса, в свою очередь, привело бы к росту цен на недвижимость. По мере роста цен это обеспечило бы банкам-кредиторам бо`льшую безопасность, поскольку стоимость недвижимости в их бухгалтерских книгах соответственно возросла бы.

Какое-то время именно это и происходило, пока банки поощряли миллионы американцев с низкими доходами к получению субстандартного кредита в обмен на их собственный небольшой кусочек недвижимости. Но когда процентные ставки начали расти, стоимость погашения этих кредитов для многих стала невозможной, и начались банкротства. Дома хлынули обратно на американский рынок, увеличивая предложение и снижая цены. Пузырь рынка жилья в США, бесконечно раздуваемый банками, наконец лопнул.

Это стало трагедией для семей, которые разорились и остались без крыши над головой, но также имело огромные последствия для мировой финансовой системы. Банки покупают и продают долги. Существует международный внутрибанковский рынок долговых обязательств стоимостью в триллионы долларов. В процессе, известном как «секьюритизация», банк, продавший вам ипотеку, может решить взять крошечный кусочек вашего долга и объединить его со многими другими кусочками долгов многих других клиентов, пока не соберет целый пакет этих мелких кусочков. Затем банк может продать такие пакеты другим банкам в качестве сложного финансового продукта, называемого Обеспеченным долговым обязательством (ОДО). Продажа ОДО в обмен на наличные деньги позволяет банку списать эти долги со своих счетов и привлечь капитал. Покупка ОДО позволяет терпеливым инвесторам получать огромную медленно растущую прибыль по мере погашения долгов с процентами.

И поскольку ОДО состоят из такого множества разных крошечных кусочков долга, это безопасно. Это было их главной привлекательной чертой. Банки могли бы вкладывать кусочки рискованного субстандартного долга в более стабильные долги, не обесценивая общий продукт. Это все равно что быть привязанным к воздушному шару тысячей тонких ниточек. Если один, два или даже сто человек объявляют банкротство, тем самым обрывая свои ниточки, это не беда. Вас по-прежнему надежно удерживают полноценные долги тысяч других людей, которые все еще в состоянии оплачивать свои ипотечные кредиты. Эти нити остаются крепкими.

Однако банки и их акционеры не любят рисковать. Или, по крайней мере, им не нравится сталкиваться с последствиями подобного риска. Вот почему ОДО и аналогичные продукты пользуются популярностью. Вы поощряете обычных людей подвергать себя риску и брать кредит, а в случае субстандартных ипотечных кредитов, как вам прекрасно известно, в конечном итоге долг может превысить реальную стоимость купленного дома. И хотя жизнь этого обычного человека может быть разрушена, если он не сможет погасить свой долг, вы – банк – сделали себе прививку против любого подобного исхода. Благодаря ОДО фактические последствия банкротства нескольких клиентов практически сведены к нулю. Это предусмотрено. Это умно. Частные лица идут на риск, банки пожинают плоды. Они продолжают безмятежно подниматься к вершинам, купаясь в теплых волнах интереса, вдали от проблем отчуждения имущества или банкротства, оставшихся внизу на земле.

Но, по мере того как все больше и больше американцев объявляли банкротство, обрывалось все больше и больше ниточек, и эти ОДО стали выглядеть все менее и менее безопасными. В результате они потеряли свою ценность. Не только потому, что перестали считаться беспроигрышным вариантом, но и потому, что даже вычислить их стоимость стало очень сложно. Какую часть ОДО считать убыточной, состоящей из банкротных субстандартных ипотечных долгов? Поскольку это очень сложные финансовые продукты, здесь трудно было разобраться.

Это означало, что в течение 2006 года банки все более неохотно предоставляли кредиты другим банкам. Почему? Потому что, если вы – банк и даете кредит другому банку, чьи бухгалтерские книги полны все более бесполезных ОДО, откуда взяться уверенности, что вы сможете вернуть деньги? Подозрения и сомнения распространились от Нью-Йорка до Лондона и Сингапура. Банки начали нервно вытаскивать всю ликвидную наличность, которую держали за пазухой. Денежный рынок – буквально международный рынок купли-продажи денег – начал тормозить. Теперь финансовые учреждения испытывали ту самую тревогу по поводу денег, которую обычные люди во всем мире испытывают каждый божий день. Они чувствовали себя нервными, незащищенными и неуверенными. Однако, приведя в движение эту цепочку событий, они ничего не предприняли, чтобы исправить ситуацию. На самом деле они ее лишь ухудшили. Из-за отказов выдавать кредиты предприятиям появилась угроза потери рабочих мест. Начались банкротства. Отчуждение имущества. Спад.

Надвигалась катастрофа. Мировой экономический кризис, который определил политику, культуру и общество на целое поколение вперед. По мере того как становились очевидными размах и масштабы происходящего, народный гнев по отношению к банкам и тем, кто охотно поддерживал их, усиливался. Идея о том, что богачи составляют всего один процент от общего населения Земли, и рассуждения о бездушной, безрассудной элите широко распространились во всех политических слоях. Многие и многие люди, посмотрев новости или оглядевшись по сторонам, требовали, чтобы эти учреждения были наказаны. Чтобы кто-нибудь что-нибудь сделал. И вскоре этот кто-то появился.