Текст книги "Господство"

У Кевина мороз пошел по коже. Он посмотрел на Пенелопу. Ее лицо было бледным.

– Вы могли бы решиться на то, чтобы убить младенцев?

– Менады должны быть искоренены. В этом наша цель. Только тогда окончательно исчезнет опасность возвращения богов. Правда, такая возможность не всегда предоставлялась, но принципиально к этому мы всегда были готовы… – Он снова сосредоточил внимание на экране. – Вот с Ариадной получилось. И все ее дети разделили участь матери, когда выросли.

– А как насчет меня? – с вызовом произнесла Пенелопа. – Я тоже подлежу «искоренению»? – Она схватила спинку его кресла и крутанула так, что он оказался лицом к ней.

Холбрук покачал головой.

– Конечно, нет. С тобой особый случай. Ты в большей степени принадлежишь нам, чем им. Правда, до тех пор, пока не решишься произвести потомство от…

Она отвернулась.

– Нет, нет. Я не хочу, чтобы ты неправильно меня поняла…

– Замолчите, – прервал его Кевин. – Разве вы не видите, как ей больно. – Он обнял Пенелопу и приблизил к себе. Ее тело было одеревеневшим, все мускулы напряжены, но она позволила ему это сделать.

Некоторое время они молчали, Холбрук считывал информацию с экрана, Кевин обнимал Пенелопу.

– Ну а как насчет ваших приятелей? – спросил Кевин наконец. – Они уже вылетели, чтобы спасти нас?

– Нет.

– Нет? Но мне показалось, что вы сказали…

– Вот именно я и сказал: они ни о чем не знают. У меня не было времени их предупредить, связь оборвалась раньше. Они могут кое о чем догадаться, но на это нужно время. – Он сделал паузу. – И скорее всего будет уже поздно.

– А в Напе из овидианцев есть еще кто-нибудь? – настаивал Кевин. – Ведь ваша сеть, как вы сами сказали, довольно густая, неужели здесь, в этой долине, кроме вас никого нет?

– Конечно, есть. Нала – один из самый крупных центров движения последователей Овидия.

– Так что же вы тогда сидите? Пойдите и найдите их.

– Они все мертвы.

– Откуда это вам известно?

– Предполагалось, что мы все встретимся, если что-то случится. Прошло уже два дня. Ни один не показался.

– Но возможно, они…

– Они мертвы.

Спокойная уверенность, с какой было высказано это утверждение, оборвало фразу Кевина на полуслове, и в воздухе повисло тяжелое молчание.

– В таком случае, каковы ваши планы? – решился заговорить наконец Кевин. – Что мы можем сейчас сделать? Короче, как нам отсюда выбраться?

– Пока не знаю. Нам надо над этим хорошенько подумать.

– Это вам надо хорошенько подумать, – произнесла Пенелопа, повысив голос.

Кевин пристально посмотрел на Холбрука.

– Вы хотите сказать, что ваша организация, существующая уже много столетий, единственной целью которой было не допустить всего этого, так и не выработала никакого плана?

– Отчего же, у нас есть идеи…

– Идеи? Какие к черту идеи! У вас должен быть план: А, В, С и все остальные пункты, включая даже это идиотское Z! Неужели вы полагали, что достаточно лишь знать, что это может случиться? Разве вы не должны были сделать все возможное, чтобы предотвратить трагедию?

Холбрук, кажется, и не собирался защищаться.

– Да нет же, мы выработали план мероприятий на случай, если такое произойдет.

– Это означает, что вы просто потерпели поражение. Неужели вы считали, что та ваша просьба к Пенелопе принести бутылку вина или устроить экскурсию на завод и есть попытка остановить все это?

– Вы правы. Я должен был убить матерей Пенелопы много лет назад, как только узнал, кто они.

У Пенелопы перехватило дыхание.

– Я должен был убить Диона в первый же день, когда он появился в моем классе.

Пенелопа развернулась кругом и начала подниматься по лестнице. Кевин помедлил с секунду и поспешил за ней.

Там внизу, в подвале, был слышен смех Холбрука.

Они остановились в гостиной, не зная, что делать дальше.

– Я всегда знал, что Холбрук дерьмо, – сказал Кевин, – но чтобы до такой степени…

– Да, он какой-то странный, – сказала Пенелопа.

– Какой там странный, он просто сумасшедший! Распространяется, да еще с таким апломбом, об этом дурацком обществе последователей Овидия, а на самом деле, когда пришло время, у них в карманах пусто.

Она кивнула.

– Мы ведь никогда не думали о наших учителях, какие они вне школы, чем они занимаются дома, на отдыхе, что у них за семьи.

Кевин сделал жест в сторону подвала.

– Теперь знаем.

Пенелопа поежилась.

– Я думаю, нам надо идти. Ты же сам видишь, рассчитывать приходится только на себя.

Кевин кивнул в сторону дробовика, который все еще стоял у стены рядом с дверью.

– Вооружен он, во всяком случае, лучше, чем мы.

– Да, но это ничего не значит.

– Ладно, но что ты предлагаешь делать?

– Не представляю.

– Знаний по этому вопросу у него гораздо больше, чем у нас, – сказал Кевин. – Может быть, все-таки он что-нибудь придумает?

Пенелопа фыркнула:

– Ага. Жди, не дождешься.

– Этот подвал – отличное место, где можно укрыться.

Она покачала головой.

– Ты не понимаешь…

– Чего я не понимаю? – спросил Кевин.

Она вздохнула.

– Не имеет значения.

– Я думаю, мы должны остаться здесь. По крайней мере на некоторое время. Пока не выработаем какой-нибудь план. Это лучше, чем шастать по улицам.

Пенелопа тяжело опустилась на диван.

– Да, здесь хоть какая-никакая, но защита.

И как раз в этот момент пол под их ногами вздрогнул. А затем они почувствовали вибрацию, которая была сильнее, чем от мощного акустического гула, но слабее землетрясения. Внизу что-то затрещало, и вскрикнул Холбрук.

– Что это? – испуганно спросил Кевин.

– Сила. – Рот Пенелопы вытянулся в узкую скорбную полоску. – Сила богов.

Глава 8

Ему снилась Пенелопа.

Они были в школе, только он и она. В классе находился учитель и другие ребята, но они были видны неотчетливо, как в тумане. Он видел только Пенелопу. Она рассказывала ему о фильме, который смотрела вчера вечером по телевизору, и ему стало весело, пока он ее слушал. Ему было хорошо уже потому, что она рядом, что он способен радоваться вместе с ней этим простым ежедневным мелочам.

Дионис проснулся, слезы струились по его лицу.

Что это с ним?

Похмелье?

Наверное, да, хотя в прежние времена похмельем он никогда не страдал. Всякие там физические страдания и прочее, это все для людей. У него же против всего этого был стойкий иммунитет.

Но, по-видимому, его больше нет.

Он вытер глаза. Одна из менад – одна из матерей Пенелопы – спала у него между ногами, плотно обхватив руками его мужскую плоть. Он подумал, не помочиться ли на нее, но, зная, что ей это очень понравится, просто вытянул ногу и сильно ударил женщину между грудью и животом. Она полетела через луг и приземлилась на пожилую пару, которая совокуплялась с козлом. Ему было приятно услышать крики и треск старых костей.

Он встал, перешагнул через тела, распростертые на траве, и прыгнул в реку. Холодная вода, как всегда, приятно освежила, и он смыл с тела потеки винограда. Смыл и кровь. Наклонившись, обмакнул голову, ополоснув глаза от слез, затем выпрямился во весь рост и встряхнул волосами.

Вот оно, его тело. Он было меньше, чем должно было бы быть – ближе к человеческому, чем к божественному. Прежде он был гораздо больше. Но его новая кожа такая тесная, ограниченная. Он чувствовал, что даже его мозг тоже стал меньше. Дионис прошелся рукой по волосам, посмотрел на небо над головой. Его мысли тоже были ограниченными. Казалось, что он потерял способность рассуждать трезво.

Он не был самим собой.

Это самое трудное – суметь как следует приспособиться к новому телу. Он знал сейчас многое из того, чего не должен был знать, испытывал ощущения, которые не должен был испытывать, думал о вещах, о которых не должен был думать. Он знал этот новый язык, знал эту новую культуру. У него была новая память о прежнем существовании его нового тела. Все это у него было. Он был рожден заново, но это возрождение прошло не так, как он считал должно было произойти. Он закрыл глаза. У остальных таких проблем не было. Они рождались в чистом виде, сами собой. Он был единственным, кто должен страдать из-за своего двойственного существования.

И это несправедливо.

Причем это было всегда. Он всегда был изгоем, мальчиком для битья у Зевса. Его подвергали унижениям только за то, что он наполовину человек.

И за то, что предпочитает амброзии вино.

Все эти важные божественные персоны из элиты никогда не смогут понять прелести чувственных удовольствий, этого чуда плоти. Или, может быть, могут, но на чисто интеллектуальном уровне. Но они никогда не смогут ощущать это.

А вот он может.

И они ему просто завидовали.

И вымещали на нем эту зависть.

Он вышел из реки. Предполагалось, что он должен соединиться с Пенелопой, чье золотое чрево родит остальных богов. Ему остро, отчаянно хотелось соединиться с ней. Причем он знал, что это – сочетание его собственных желаний и сублимированного возбуждения Зевса. Он вовсе не был уверен, что хочет разделить этот мир с остальными богами. Теперь это его мир, только его, и это ему нравится. Нет никаких причин, чтобы он его еще с кем-то делил. Он не менее могуществен, чем остальные боги, и во многих отношениях более гибкий, более разносторонний. Он может выполнять все их обязанности. Он может исполнять роль Посейдона как правителя морей. Для начала он согласен работать даже на полставки. Или Арес.[33]33
  Арес известен в нашей литературе больше как Марс. Сын Зевса и Геры, бог несправедливой войны. Неистов, свиреп и кровожаден в бою. Пьяница и дебошир.


[Закрыть] Спрашивается, что нужно для того, чтобы вести войну? Даже идиот с этим справится.

А как насчет подземного царства? Здесь, конечно, ответственности больше. Сможет ли он с этим справиться?

Есть только единственный путь это выяснить.

Он стал оглядывать окрестности, остановив наконец свое внимание на другом берегу реки. Сконцентрировав мощь внутри себя, он освободил ее, извергнув на избранную цель ураган жара и огня. Земля сморщилась, загорелась, и мигом все изменилось. На месте деревьев и кустов, лужаек и домов осталась только выжженная земля и задымленный воздух. Прекрасная обстановка для мертвых. Лучше не придумаешь.

Но как их теперь туда транспортировать?

Он оглянулся. Слева от него на камне лежало изуродованное тело молодого человека. Кто-то, видно, неплохо позабавился. Дионис подошел, усмехаясь поднял это тело до уровня лица, затем сконцентрировался и держал так некоторое время.

Человек открыл глаза, моргнул и медленно скривил рот. Его окоченевшие члены, не спеша, вначале с усилием, начали двигаться, а свернувшаяся под холодной кожей кровь медленно потекла по жилам.

Да.

Он сможет справиться и с потусторонним миром.

Дионис швырнул тело через реку. Оно шлепнулось на сгоревшее дерево, сломало ветку и через некоторое время неловко поднялось. Мертвый человек стоял некоторое время неподвижно, затем неуклюже двинулся прочь от воды.

«К черту остальных. К черту Зевса. К черту Геру. К, черту Афину. К черту Аполлона. К черту их всех! Это теперь мой мир. И я в них больше не нуждаюсь.

И возрождать их не стану».

Глава 9

Часы остановились. Все. Пенелопа подумала вначале, что не действуют только электронные часы, работающие от сети, но те, что на батарейках, тоже отказали и механические тоже, то есть все, что показывало время в этом доме, теперь было мертво.

Все это произошло где-то посередине ночи. А вода из кранов продолжала течь. Слава Богу. Просто невозможно помыслить, что нельзя будет умыться, или принять ванну, или смыть за собой в туалете.

Казалось бы, что такое электричество или водопровод? Такие вроде бы нормальные маленькие удобства. Но без них никуда.

Часы ее тревожили.

Возможно, Пенелопе это просто почудилось, но прошедшая ночь показалась ей необычно длинной, гораздо длиннее, чем должна быть, и она не могла избавиться от мысли, что Дион – Дионис – каким-то образом воздействовал на время, изменил как-то нормальные физические законы. Она подумала о потоке энергии, который взметнулся в небо в ту первую ночь, и у нее не возникло и тени сомнения в том, что он способен сделать и это.

Может быть, он собирается укоротить дни… и удлинить ночи. Не исключено, что за то время, пока в этой долине происходили эти ужасные события, во всем остальном мире прошла только доля секунды.

Раздался резкий стук в дверь.

Она быстро посмотрела на Кевина, который лежал на полу и читал учебник мифологии. Он немедленно вскочил на ноги.

Из кухни поспешил Холбрук. Он схватил дробовик, приложил палец к губам и прошептал:

– Оставайтесь на местах!

Удары в дверь повторились.

Пенелопа сползла с дивана на пол и присела рядом с Кевином. Холбрук осторожно отодвинул штору, глянул в окно и тут же поспешил открывать входную дверь.

– Джек!

Он впустил мужчину среднего возраста, крепкого сложения, с короткими волосами и волевым лицом, одетого в разодранные остатки того, что когда-то, по-видимому, было приличным голубым костюмом. Они обменялись особого рода рукопожатием, похожим на некое ритуальное приветствие, которое заключалось в касании большими пальцами рук локтей друг друга.

Еще один последователь Овидия.

Пенелопа поднялась на колени, затем встала. То же сделал и Кевин.

Холбрук провел человека в гостиную.

– Джек, эти двое – мои ученики: Пенелопа Аданем и Кевин, фамилию забыл.

– Харт, – напомнил Кевин.

– Аданем? – Брови Джека вскинулись.

– Их дочка.

– А вы кто? – спросил Кевин.

– Джек Хэммонд. Полицейское управление Напы.

Полицейский! Пенелопа улыбнулась, почувствовав облегчение, даже надежду.

– Слава Богу, в городе остался хотя бы один нормальный полицейский.

– Я ничего не понимаю. Ведь вы менада, не так ли?

Облегчение быстро испарилось. Глаза полицейского смотрели на нее холодно и оценивающе. Под этим взглядом Пенелопа почувствовала себя исключительно неловко.

– Все в порядке, Джек, – поспешно заговорил Холбрук, – она с нами. Я думаю, мы можем ее использовать, чтобы добраться до него.

Использовать меня.

Она подвинулась ближе к Кевину. Этот разговор ей не нравился.

– А где же остальные? – спросил Кевин. – Все там? – Он сделал неопределенный жест вверх.

Джек кивнул, и холодность в его глазах исчезла. Она сменилась усталостью, за которой угадывалась страшная изможденность. Пенелопа внезапно заметила на его коже кровоподтеки, а на порванном костюме потускневшие мазки засохшей крови.

– Сразу сюда я прийти не мог, – сказал он. – Пришлось укрываться в Главном управлении.

– Так где же все-таки остальные? – спросил Холбрук.

– Молодой человек прав – они все там. Пытаясь выбраться, Майк разделся догола и облился вином, но его тоже убили, как и остальных. – Джек глубоко вздохнул. – Им всем отрубили головы.

– Сволочи, – выдохнул Холбрук.

– Эти зомбированные безумцы еще там. Они вообще везде. У меня была только одна обойма патронов, поэтому я остался там и затаился. Только сегодня я сделал попытку выбраться.

Пенелопе было как-то не по себе. Как шпионка во вражеском лагере. Возможно, Холбрук да и Джек тоже ее ни в чем не обвиняют, но все равно она чувствовала себя виноватой.

Но она не была шпионкой. Она была целиком на их стороне.

Она была предательницей.

– У тебя сохранилась тога? – спросил Холбрук.

Джек покачал головой:

– Нет.

– Все в порядке. У меня есть одна для тебя. Пошли.

Они пошли по коридору к двери в подвал, чтобы спуститься туда.

Пенелопа посмотрела на Кевина, стоящего рядом. Он выглядел озабоченным.

– Час от часу не легче. Ты думаешь, что в данном случае, когда они двое, это лучше, чем Холбрук один?

– Может быть, сбежим отсюда, пока не поздно? – предложила Пенелопа.

– И куда? Ты что, не видишь, в каком состоянии этот парень? А ведь он легавый! – Он покачал головой. – Там очень опасно.

– Ты слышал, как Холбрук сказал, что они могут «использовать» меня?

– Мне это тоже не понравилось, – признался Кевин.

– И как по-твоему, что они могут придумать?

– Насколько я могу судить, у них вообще нет никакого плана.

– Так что же нам делать?

Кевин пожал плечами.

– Не знаю, – проговорил он. – Не знаю.

* * *

Джек оказался не таким уж плохим.

Конечно, он был легавым, при этом консервативным, практичным, неуступчивым, но та мрачная холодность, которую она почувствовала при первой их встрече, была результатом стресса, голода и недосыпания. Отдохнувший, насытившийся и расслабившийся, он оказался приятнее Холбрука и неизмеримо более человечным. Пенелопа с Кевином поняли, что с ним они поладят, и довольно легко.

Она бросила взгляд на Джека, который спал свернувшись на диване. Кевин сидел на полу напротив нее, откинувшись спиной на стену, читал что-то из записей Холбрука. Сам учитель, как всегда, находился в подвале.

Они все здесь начали потихоньку сходить с ума. Поначалу это выглядело даже забавно, и она уже не в первый раз подумала, что не лучше ли было, если бы они остались там, снаружи, путешествовали бы в машине, а не прятались здесь. В прежние времена она иногда думала о лежачих больных, прикованных к постели, которые только благодаря телевизору получают сведения о жизни вселенной. Они смотрят новости, информационные передачи, фильмы, сделанные специально для телевидения, «основанные на подлинных событиях», видят выстрелы, грабежи, насилие и уверены, что мир за дверями их палаты полон опасности, что за каждым углом любого поджидает насильственная смерть. Ведь безумие питает само себя. И вот теперь девушка вдруг задумалась: а не происходит ли то же самое с ними, когда они, закрывшись в доме Холбрука, демонизируют тот страшный мир за окнами?

Но демонизировать мир, в котором действовали реальные дьяволы – а может быть, все-таки боги? – очень трудно.

Ну кто такой Дионис, в самом деле? Бог? Монстр? Мысль о том, что он монстр или дьявол, была приятнее. Тогда по крайней мере можно представить себе способ борьбы с ним.

Гораздо труднее вообразить перспективу сражения с богом.

Кевин отложил книгу, встал и потянулся. Посмотрел на спящего Джека на диване, затем сделал знак Пенелопе пройти с ним на кухню.

Она снова взглянула на остановившиеся часы над мертвым телевизором и вышла из гостиной. Кевин выглядывал из-за занавески на улицу.

– Есть там кто-нибудь? – спросила она.

Он покачал головой.

Утром они наблюдали, как банда подростков, одетых только в окровавленные шкуры домашних животных, гнала по мостовой голых пожилых людей, понукая их пистолетами и кнутами. Один старик оступился и упал. Они принялись пороть его кнутом, а потом начали топтать. Двое из группы, шедшие последними, схватили старика за ноги и потащили за собой. Так они и скрылись из виду.

Разбитая голова старика оставила на асфальте кровавый след.

Кевин отвернулся от окна.

– Я устал сидеть здесь взаперти.

Пенелопа пожала плечами.

– А кому это нравится?

– Я чувствую, что попусту теряю время; понимаю, что нужно что-то делать, а не делаю. – Он махнул рукой в сторону мира за окном. – Ты знаешь, там ведь ничего не затихло.

– Знаю.

– Нам надо действовать, пока не будет слишком поздно.

– Но возможно, уже слишком поздно. – Она подошла к шкафу, вытащила банку теплого напитка сэвен-ап и села за кухонный стол.

Кевин опустился рядом. Некоторое время они молчали.

– Так кем, они были? – спросил он наконец.

– Кто? Мои матери?

– Ага. – Он сделал паузу. – Прежде.

Она пожала плечами.

– С ними было все в порядке, я полагаю. Я не… – Она тряхнула головой. – Не понимаю, что, собственно, ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, на кого они были похожи? На хороших родителей? Они просматривали твои школьные дневники? Ходили на Дни открытых дверей? Следили, как ты чистишь зубы и нормально ли ты поела?

– Да, они были хорошими родителями, – произнесла девушка с оттенком печали.

– А они действительно были лесбиянками?

Пенелопа почувствовала, как к ее лицу приливает краска.

– Так все-таки в чем там было дело? – повторил он.

– Ни в чем. Враки все это, – ответила она и нервно облизнула губы.

Они опять помолчали некоторое время.

– Ты иногда вдруг становишься какая-то не такая, – сказал Кевин. – Вспыхиваешь, как порох.

Пенелопа кивнула.

– Я знаю.

Они взглянули друг на друга, и Пенелопа в первый раз ощутила себя героиней одного из фильмов, когда на экране складывается определенная ситуация. Юноша смотрел так, как будто собирался взять ее за руку, коснуться или даже обнять. И она поняла, что позволит ему это.

В дверях появился Джек.

– Привет, – произнес он.

– Привет, – ответил Кевин, чертыхнувшись про себя.

Настроение, если какое и было до сих пор, было испорчено. Пенелопа взяла свой сэвен-ап и сделала глоток.

Из этого дома нужно выйти, хотя бы ненадолго. Если они проведут здесь еще один день… Она закрыла глаза, пытаясь выбросить эту мысль из головы.

– Вы согласитесь играть саму себя в кино? – спросил Джек, наклонившись над раковиной.

Пенелопа чуть не поперхнулась.

– Что?

Полицейский широко улыбнулся.

– После того как весь этот кошмар закончится, из всего этого начнут стряпать кино. Это же великолепный сценарий. Если мы правильно раскинем карты, то сможем получить неплохой навар.

Пенелопа засмеялась.

– Пойдем к Донахью, или Опре, или к Джеральдо?[34]34
  Известные телеведущие США.


[Закрыть]

– К черту. Нет. Разрешим компании «XX век Фокс» быстро сделать о наших приключениях телевизионный фильм. Это много интереснее, чем разные там ток-шоу.

– В телевизионных фильмах большие звезды никогда не снимаются, – заметил Кевин. – На роли вас двоих они возьмут каких-нибудь актеров из мыльной оперы, а меня обязательно будет играть молодой студент.

– Верно, – поддержала шутку Пенелопа.

– Они всегда выбирают актеров, которые выглядят лучше, чем люди в настоящей жизни. А на твою роль, думаю, привлекательную актрису найти им удастся, хоть и с трудом, – продолжал язвить Кевин.

– Ха-ха. – Пенелопа оглянулась на кухню. – Где же наш король?

Кевин кивнул в сторону подвала.

– В своей комнате для развлечений. Где же ему еще быть? Наверное, строит из спичек небольшую модель Парфенона.

– Не совсем так, но все равно на меня произвело впечатление, что ты знаешь такое слово, как Парфенон. Значит, не совсем безнадежен. – Холбрук вошел на кухню и направился к раковине выплеснуть холодные остатки кофе и сполоснуть чашку. – На самом деле я просматривал свои бумаги, пытаясь определить слабые места Диониса и его менад. То, что мы могли бы использовать.

– Нашли что-нибудь?

– Ничего, кроме самого очевидного. Но если бы я имел доступ к своей базе данных…

– Как раз об этом я тоже сейчас подумал, – сказал Джек. – Если бы я успел переписать на дискеты все мои файлы, то имел бы возможность прищучить этого бога.

Кевин с удивлением уставился на них.

– Неужели вы раньше не могли додуматься до того, что если боги вернутся, то могут, например, отключить энергию? Или оборвать телефонную связь? Черт побери, вам надо было предвидеть развитие событий хотя бы на полтора хода вперед. Ведь единственное, что надо было сделать, – это купить генератор и автономную радиостанцию, и все было бы в порядке.

Он замолк. Его осенило.

– Черт. – Кевин повернулся к Пенелопе. – Я такой же тупой, как и они. Все очень просто: необходимо прочесать магазины, все какие есть, и найти генератор, или батареи, или какой-нибудь другой источник питания.

– Мы все дураки, – объявила Пенелопа. – Главное, что нам нужно, – это найти машину с сотовым телефоном. Только чтобы он работал через спутник.

– Вот это да! – Кевин ударил ладонью о стол.

– Выходить из дома я бы вам не советовал. – сказал Холбрук.

– Почему? – холодно произнес Кевин. – Вы что, собираетесь стереть Диониса с лица земли, почитывая бумаги в своем подвале?

Учитель повернулся к нему лицом.

– Ты даже не знаешь, с чем имеешь дело, ты, невежественный болван.

– Но я-то знаю, – напомнила Пенелопа.

– Еще бы. Ведь это твоя семья во всем виновата.

Пенелопа встала, не давая себе труда ответить и посмотреть на него.

– Пошли отсюда, – бросила она. – Поищем машину с телефоном.

– Я иду с вами, – сказал Джек.

– Тебе бы следовало остановить их, – вмешался Холбрук.

– В том, что они задумали, есть изюминка, – ответил полицейский и поспешил в другую комнату. – Я вернусь через пару секунд, – крикнул он, обернувшись. – Только захвачу свой пистолет!

* * *

Хорошо было снова выйти на волю. И ехать.

Кругом были видны свидетельства новых разрушений – поваленные деревья и догорающие груды мебели, которых вчера на этой дороге не было. Но все же в машине им почему-то было даже спокойнее, чем в стенах дома Холбрука. Сама возможность передвигаться по улице, видеть небо поднимала дух Пенелопы. У нее появилась надежда, правда, не поддающаяся логическому объяснению, основанная только на интуиции, что, несмотря ни на что, они смогут найти какой-то выход и одержат победу над Дионисом и его фанатами. Она верила в это больше, чем всем сказкам мистера Холбрука о существовании секретного общества, созданного для борьбы с богами.

Они повернули на Монтичелло, и вдали показался универмаг.

Только что зародившаяся в ней надежда мгновенно растаяла. Универмаг был опустошен. В коричневых кирпичных стенах зияли огромные дыры, торговые залы представляли собой руины. Через центральный вход шумной толпой, танцуя и кривляясь, вбегали голые, измазанные кровью погромщики. У многих на шее висели веревочки с отрезанными частями человеческого тела. На автостоянке стояли разбитые и перевернутые машины, их скрученные металлические кузова украшали цветы и пестрые ленты.

Пенелопа была подавлена огромным размахом безумия. Только в одном этом универмаге толпилось несколько сотен человек. Сколько же их скитается по долине? А их всего четверо. Как же можно надеяться на успех в сражении с этой громадой?

Кровь.

Как могут они осмелиться вступить в борьбу с тем, к чему у них нет иммунитета? Ее страшила сила, которая превратила обычных городских жителей в аморальных ублюдков, она ненавидела все, что случилось, но… но это одновременно притягивало ее к себе. Она смотрела на этих ненормальных, пьяных людей, и какая-то часть ее существа хотела к ним присоединиться, слиться с ними.

А как ее сторонники? Испытывают ли и они такое же искушение? Она исподтишка бросила взгляд на Кевина и Джека, но ничего особенного не заметила.

Машина быстро проехала мимо универмага. На другой стороне улицы был разграблен универсам. Все витринные стекла были выбиты, продукты выброшены на автостоянку, и даже внутрь машины проникал тяжелый, непереносимый запах вина, прокисшего молока и гниющих овощей. Впереди справа горела автозаправочная станция «Шелл», и все было окутано облаками черного дыма.

«Наверное, это конец света, – подумала Пенелопа. – Или, вернее, конец нашего света. Как ни странно, произошло это не в результате ядерной войны, или биологического заражения, или даже вторжения инопланетян, а из-за возрождения античной религии. А инициаторами являются мои матери».

– Надо поездить по богатым кварталам, – сказал Кевин. – Там жили доктора и адвокаты, а у этих ребят всегда были в машинах телефоны.

И действительно, стоило им оказаться в районе, где обитали люди с доходами выше среднего уровня, как вскоре они нашли неприметный для посторонних глаз особняк в стиле Тюдор, а рядом с гаражом стоял чудом уцелевший «лексус» с телефоном. Рукояткой пистолета Джек разбил окно в доме, обыскал все комнаты, но ключи все же нашел. Кевин с Пенелопой ожидали поблизости.

Они поспешили в гараж, чтобы испытать телефон.

На линии шел сплошной фон.

Они вывели машину из гаража и снова попробовали.

По-прежнему один только фон.

В следующем квартале нашли еще одну машину с телефоном. На этот раз «мерседес».

Все точно так же – фон и помехи.

– Вот дерьмо! – Кевин хлопнул дверью машины. – Ну и что нам теперь делать?

– Перестань расстраиваться, особой надежды все равно не было, – ответила Пенелопа.

– Значит, надо искать радиостанцию, – сказал Джек.

Кевин кивнул, хотя уже было ясно, что им едва ли удастся связаться с внешним миром.

– Хорошо, – поторопил он. – Пошли.

Они сменили свою машину на «мерседес» с двумя полными бензобаками. Они долго ездили по улице в этом автомобиле в поисках какого-нибудь грузовика или пикапа с радиостанцией, а человек десять детей кидали в машину камни и бутылки. В другом месте они встретили группу голых женщин, которые несли в руках самодельные дротики, сделанные из палок от половых щеток и садовых совков. Они бежали за ними почти два квартала, пока машина наконец от них не оторвалась.

После нескольких неудачных попыток они все же нашли грузовик строительной компании с ключами, вставленными в замок зажигания. В этом автомобиле была радиостанция.

Включив одновременно зажигание и станцию, на каждой волне они услышали пьяное бормотание и ничего больше.

– Я вызываю всех, кто меня сейчас слышит! – объявила Пенелопа. – Есть кто-нибудь? Отзовитесь!

– Есть кто-нибудь? – раздался издевательский ответ.

Они просидели в кабине с полчаса, шаря по всем диапазонам, пытаясь найти хоть что-нибудь, надеясь вопреки всему, что кто-нибудь, где-нибудь, в каком-нибудь грузовике на дороге услышит их и отзовется, но единственным ответом им были глумливые, грязные ругательства пьяных фанатов Диониса. Причем уровень непристойности возрастал.

В конце концов обескураженный Кевин повесил микрофон, выключил станцию и устало произнес:

– Становится поздно. Поехали. Мы ведь не хотим, чтобы нас захватили здесь после наступления темноты.

– В этом ты прав, – согласился Джек.

Пенелопа кивнула и направилась к «мерседесу».

«Сколько сегодня будет длиться ночь? – спросила она себя. – Десять часов? Двенадцать?»

До дома Холбрука они ехали в молчании.