Текст книги "Райская сделка"

Раздались громкие крики, и одетые в темное солдаты бросились вниз с каменистого склона и выскочили из леса, приведя в замешательство колонну из людей и животных. Люди Блэка не успели достать оружие и сначала просто уворачивались от солдат, а затем нащупали в темноте толстые ветки и сучья и стали с криками сопротивляться нападавшим.

Гарнер оказался внизу одним из первых и бросился прямо к Блэку. Блэк сразу же узнал его по сверкающим эполетам и стряхнул с себя другого солдата, после чего метнулся к Гарнеру, размахивая кулаками и рыча от ярости. Ослепленные ненавистью, они сошлись в схватке не на жизнь, а на смерть. Блэк высвободился и тут же снова набросился на Гарнера, нанеся ему мощный удар в живот, отчего тот отлетел на жавшихся друг к другу испуганных лошадей и ударился головой о бочонок. Он покачнулся, но устоял на ногах и потряс головой, чтобы прояснить сознание. Через мгновение он уже бросился к Блэку, и, сцепившись, они рухнули в кусты, тяжело дыша и изо всех сил молотя кулаками.

Вокруг них раздавались дикие крики и вой, сверкали ножи, схватка разгорелась не на шутку. Затем тяжелые клубки борющихся тел стали один за другим распадаться – жители долины сдавались превосходящим силам федералов. Сначала старики, затем сын Делани и Калли Делбертон, а за ними Майк и дядюшка Сэм с дядюшкой Рэднором. И вскоре все повстанцы или валялись без чувств на земле, или были связаны людьми Гарнера – все, за исключением Блэка Дэниелса и Чарли Данбера.

Более крупный и выносливый Гарнер наконец сумел подмять под себя бешено сопротивлявшегося Блэка и нанес ему сокрушительный удар в челюсть. Почувствовав, что Блэк обмяк, Гарнер кое-как встал на колени, смутно сознавая, что рядом стоит Брукс, который и помог ему подняться.

Наступило утро. И когда Гарнер Таунсенд встал на ноги, винокуры Рэпчер-Вэлли лежали у его ног, как он и обещал.

Он осмотрел своих солдат и с облегчением убедился, что ни у кого из них нет серьезных ран – только несколько поверхностных порезов ножом. Они крепко держали своих пленников, ожидая его приказа. Майор выступил вперед с решительным и замкнутым лицом. Он указал назад, на стонущего на земле Блэка Дэниелса.

– Поставьте его на ноги и как следует свяжите. – Затем стал искать глазами Чарли Данбера и обнаружил, что могучего парня едва сдерживают четверо солдат. – И его тоже свяжите. Лексоулт!

– Да, сэр! – Сержант двинулся вперед.

– Срежьте все эти бочки и разбейте их топором. – Он вдруг увидел на руке сержанта тусклое пятно запекшейся крови. – Рана серьезная, сержант?

– Не настолько, чтобы я не мог орудовать топором, – с яростной усмешкой проворчал Лексоулт. – Вперед, пешие драгуны, – махнул он здоровой рукой своим солдатам, – приступайте!

– Черта с два! – закричал Чарли, внезапно рванулся и, застав врасплох своих тюремщиков, освободился от них. Солдаты кинулись за ним, но он бросился прямо к Железному майору и, налетев на него, с силой толкнул назад, на дерево, отчего майор едва удержал равновесие, и между ними начался бешеный, упорный бой. В конце концов солдатам удалось оторвать его от своего командира.

– Будь ты проклят, Таунсенд! – кричал Чарли, отчаянно вырываясь из схвативших его рук с покрасневшими от прилива крови глазами. – Ты забираешь все, что у нас есть! Ты не имеешь на это права! Ни ты, ни твои проклятые федералы! – Его оттащили назад, и он устремил горящий взор на Гарнера. – Ты и так уже взял больше дозволенного! – Каждый человек из присутствующих здесь понимал, что имеет в виду Чарли. – Давай, сразись со мной за нее, как мужчина!

В Гарнере вспыхнула ярость. Он выступил вперед, расправив плечи и сжав кулаки:

– Отпустите его!

– Но, майор… – возразил было лейтенант Брукс, но его заглушил хриплый крик Лексоулта:

– Этим двоим нужно решить спор! И Чарли Данбера освободили.

Чарли не стал терять время и сразу бросился к майору, нацелившись на его горло, но тот крепко схватил его за руки и с отчаянным напряжением удерживал на расстоянии от себя. Чарли изо всех сил тянулся к шее Гарнера, на которой вздулись жилы, но тот не сдавался, оправдывая свое прозвище Железный майор.

Затем они расцепили руки и тут же набросились друг на друга с кулаками. Раздавались глухие удары по телу, яростные крики и хрип. Майор ударил Чарли по ноге сапогом и мощным ударом отшвырнул в сторону. Тот рухнул на землю.

– Вставай, черт побери! – заорал побелевший от бешенства Гарнер, стискивая кулаки.

Чарли перекатился на бок, вскочил на ноги и тут же метнулся вперед, нацелившись кулаками в лицо Гарнера.

Удар пришелся мимо, как и контрудар Гарнера, но следующий угодил ему прямо в живот, а второй – в челюсть. У Гарнера потемнело в глазах, но боль только придала ему сил.

Как раненый медведь, он с рычанием двинулся на Чарли. Раз за разом его кулаки обрушивались на противника – сталкивались кость с костью, плоть с плотью. И когда кулаки Данбера попадали ему по голове и телу, он уже не чувствовал боли.

В нем проснулся инстинкт первобытного человека, побуждая изо всех сил сражаться, доказывая свое неоспоримое право на обладание самкой, которую он уже захватил.

Уитни мчалась через лес к ручью, на шум борьбы. Ноги под ней подгибались, легкие жгло, а лодыжка горела от боли, потому что милю назад она упала и сильно ударилась о камень. Она бежала к утесам, где в пещере ее отец держал запас виски, и вдруг остановилась, сообразив, что шум доносится с другой стороны речки, на самом краю леса. Спотыкаясь, она из последних сил вскарабкалась на скалистый выступ.

Шум прекратился, на том берегу мужчины с трудом поднимались на ноги и помогали встать своим товарищам. Борьба закончилась, и было ясно, что верх одержали федералы.

Затем она услышала новый взрыв криков, вытерла глаза рукавом, старательно вглядываясь в мглистый сумрак. Солдаты вдруг забегали, столпились в круг, внутри которого раздавались крики и шум схватки. Нет, еще не конец! Она рванулась вперед, сбежала по каменистому склону и пересекла речку вброд.

– Нет! – Все сразу узнали голос Уитни, несмотря на шум и вопли внутри круга, где ожесточенно боролись майор и Чарли.

Она проталкивалась вперед, вскрикивая от ужаса при виде окровавленных Гарнера и Чарли.

– Прекратите! – пронзительно крикнула она, метнувшись к ним.

Сквозь застилавшие сознание боль и возбуждение Гарнер услышал и увидел бросившуюся к ним Уитни. От удивления он на долю секунды отвлекся от противника.

– Уит…

И Чарли тут же нанес ему сокрушительный удар в голову, отбросивший его на солдат. Лексоулт шагнул вперед, перехватил Уитни и оттащил в сторону, силой удерживая ее.

– Отпустите меня! Я должна их остановить!

Она яростно извивалась в железных тисках сержанта, но он не выпускал ее. Округлившимися от ужаса глазами она смотрела, как Гарнер выпрямился и потряс головой, потом поискал ее взглядом и нашел в стороне, в безопасности, с лицом, искаженным страхом и болью. Он набычил шею и набросился на Чарли с удвоенной силой.

Ее присутствие необъяснимым образом что-то сдвинуло в нем. И боль и отчаяние от ее предательства сменились кипящим водоворотом чувств, которые зажгли его боевой дух, придав ему новые силы. Гарнер набросился на Чарли со слепой и беспощадной яростью, кулаки его мелькали со скоростью молнии, и, почувствовав в нем перемену, Чарли сопротивлялся с отчаянием человека, уже понимающего, что он проиграл. В очередной раз на него обрушился ливень мощных ударов, еще одна схватка, и удар левой заставил Чарли рухнуть на землю и потерять сознание.

Спотыкаясь и пошатываясь, Гарнер отошел в сторону. Его лицо и губы были рассечены, один глаз совершенно заплыл, мундир был забрызган кровью… Мэрилендские ополченцы издали ликующий вопль. Вперед выбежал лейтенант Брукс, схватил его под руку и дал носовой платок вытереть лицо. Солдаты окружили его и поздравляли с чертовски славной схваткой. Наконец голова перестала кружиться, и он сразу вспомнил об Уитни. Морщась от боли, он оглядел опушку леса здоровым глазом и увидел ее в железных тисках Лексоулта. Лицо ее пылало, глаза были закрыты, словно она была не в силах видеть поражение своих земляков и отца.

Он должен был испытывать удовлетворение и гордость одержанной победой. Бог знает, она не легко ему далась. Но достаточно было ему кинуть на Уитни один взгляд, и его радость от победы померкла.

Черт побери, возмутился он в душе, никто не может помешать ему праздновать свое торжество, тем более она. Он круто повернулся и приказал связать Чарли и уничтожить бочки, все, кроме четырех, которые они должны привезти с собой в качестве доказательства. Его люди с энтузиазмом кинулись исполнять приказ. Как только из разбитой топорами бочки начинала вытекать светло-желтая жидкость, солдаты принимались жадно пить ее, но после второго удара жидкость мгновенно впитывалась в пересохшую землю. Вскоре на опушке валялись только дубовые щепки.

Лексоулт оттащил Уитни в сторонку, к деревьям. Когда она оторвала взгляд от сцены уничтожения запасов превосходного виски, гордости ее отца, она увидела и его самого со связанными за спиной руками. Неожиданно для сержанта она рванулась что было силы и высвободилась из его рук. Уитни была уже на середине поляны, когда ее увидел Гарнер и бросился ей наперерез.

Уитни заметила его и заставила себя остановиться. У нее сжалось сердце при виде его избитого лица и выражения холодной ярости и презрения. Он тоже остановился и выжидательно смотрел на нее. Закусив губы, она повернулась к отцу. Он стоял плененный, но с прежним вызовом во всей фигуре и тоже ждал, неотрывно глядя на дочь.

Противоречивые чувства боролись в Уитни, сердце разрывалось на части, побуждая ее кинуться на грудь к отцу и… к Гарнеру Таунсенду, к Железному майору, который только что одолел ее отца и ее земляков. Она поняла, почему они оба смотрят на нее горящими глазами, и замерла, находясь почти посередине между отцом и Гарнером… чувствуя необходимость сделать выбор.

Сердце ее бешено колотилось в груди, словно хотело вырваться. Она не могла выбирать между ними, ее не имели права заставлять сделать выбор. И Уитни сделала то, что на ее месте сделал бы любой Дэниелс, столкнувшись с нечестной сделкой. Она круто повернулась и пошла прочь.

Вскоре она уже бежала.

По возвращении в поселок солдаты заковали в кандалы Блэка Дэниелса и Чарли Данбера и оставили их под деревом, которое стало известным как «дерево Данбера». Железный майор собрал остальных пленников и, к всеобщему удивлению, прочитав им строгую нотацию об опасности возобновления самогоноварения, распустил по домам к плачущим родственникам. Он объявил, что только Блэк Дэниелс и Чарли Данбер будут доставлены в Питсбург, чтобы там они предстали перед судом как главные участники запрещенного промысла. Это сообщение ослабило сожаление людей об уничтожении запаса спиртного, которое было результатом работы в течение целого года.

Майор привел себя в порядок, Бенсон смазал ему раны на лице, после чего он уселся на лошадь и направился на ферму Дэниелсов. После того как на рассвете Уитни убежала, он ее не видел, но из его комнаты в таверне исчез небольшой кожаный мешок с ее одеждой, и он отлично понимал, что это означает. Помрачнев, он осмотрел окружавший ферму двор, затем спешился и прошел прямо в кухню. Уитни вскочила из-за стола, где сидела с тетей Кейт, и хотела скрыться в гостиной, но он успел перехватить ее.

Она стала вырываться, не глядя ему в лицо, хотя сердце у нее ныло от горя.

– Зачем ты пришел? Что тебе нужно?

– За тобой. – От физической и душевной боли он вел себя грубо и резко.

– Я арестована?

– Бог видит, ты этого заслуживаешь!

Она продолжала молчать и по-прежнему не смотрела на него, и от растерянности его злость стала таять. Она была такой юной и так страдала, и он злился на себя за эти мысли. Она обманщица, Иезавель, которая коварно использовала его страсть, чтобы помешать ему исполнить свой долг, чтобы унизить его гордость и достоинство мужчины. Она сразу угадала его роковую слабость, соблазнила его и предала, и он позволил ей это сделать. Уже два раза. Больше он не повторит этой ошибки.

– Ты моя жена. Ты действительно думаешь, что я могу арестовать законную жену, как бы она того ни заслуживала?

– Тогда… – Она судорожно вздохнула и подняла на него взгляд. – Тогда что же ты намерен со мной делать?

– Увезу тебя в Бостон, – заявил он, только теперь полностью осознавая последствия их брака: ему придется привезти ее домой, познакомить со своим аристократическим семейством. Он содрогнулся, с ужасом представляя себе эту картину.

– Зачем? Почему бы тебе не оставить меня здесь? Если ты богат, разве ты не сможешь найти ловкого адвоката, чтобы развестись со мной?

– Нет. Таунсенды не бросаются словами и уж если в чем-то поклялись, то выполняют свою клятву буквально, «пока смерть не разлучит нас», нравится нам это или нет. Жена Таунсенда должна жить в доме Таунсенда… в Бостоне.

«Благочестие Таунсендов» отрезало ее от свободы, как толстые стены темницы. Проклятая гордость Таунсендов требовала надежной сохранности их собственности. Вот кем она стала… собственностью Таунсенда. Она поникла и опустила голову. Ее отца накажут за преступление заключением в тюрьму на какой-то срок, но ее наказание будет куда хуже – ей предстояло провести с Железным майором всю жизнь.

– Собери свои вещи, – мрачно приказал он.

Она упаковала свою одежду и, спускаясь вниз, остановилась на последней ступеньке, обводя взглядом уютную гостиную, лаская взглядом каждый предмет, словно запечатлевая его в памяти. Затем он взял ее за руку и повел через кухню, где сидела посеревшая от переживаний Кейт.

– Когда вы уходите? – убитым голосом спросила она.

– Завтра, на восходе, – ответил он.

– Сегодня вечером я хочу навестить Блэкстона… Можно? Он кивнул, и Кейт повернулась к Уитни, стараясь сдержать слезы. У Кейт забирали двоих самых дорогих для нее людей, которые были ее семьей. Она крепко обняла племянницу, затем отстранилась и гордо подняла голову.

Из окна она смотрела, как майор усадил Уитни на свою лошадь, затем взлетел в седло и устроился сзади. И когда они скрылись за первым поворотом дороги, Кейт закрыла лицо руками и разрыдалась.

Глава 14

На следующее утро Железный майор ехал верхом во главе стройной колонны солдат, покидая Рэпчер-Вэлли той же дорогой, по которой пришел сюда несколько недель назад. Они увозили с собой добычу: четыре бочки крепкого виски Дэниелса, двоих самых главных участников производства виски Дэниелса и одну соблазнительную, но вероломную женщину Дэниелс, к тому же теперь и жену Таунсенда. Пребывание майора в Рэпчер-Вэлли с начала до конца было цепью трагических неудач. Но сейчас он ехал с грустно склоненной головой, понимая, что на этом его беды еще не закончились. Он вез с собой в Бостон источник всех своих проблем – Уиски Дэниелс.

В груди у него ныло, когда он думал об этой пылкой и опьяняющей, отчаянно дерзкой и невероятно нежной и чувственной женщине, но он тут же строго одернул себя. «Подумай лучше, что тебя ждет впереди, – мысленно проворчал он, – как воспримет семья твой очередной позорный поступок, подумай о том, что тебе предстоит провести с этой женщиной целую жизнь, страдая от всепоглощающей страсти к ней, которую она наверняка будет использовать против тебя же. С присущей ей проницательностью и издевкой она назвала тебя майором Самсоном… и, не задумываясь, погрузила в пучину горя».

По пути следования солдат жители долины выходили из домов и прощались с ними, не сдерживая радости освобождения и скрывая горечь поражения. Колонна ненадолго остановилась, и Лексоулт кивком разрешил рыдающей тетушке Саре Данбер попрощаться с ее дорогим Чарли. Тетушка Фреда Делбертон удивила всех, а особенно своих сыновей, крепко обняв на прощание Ральфа Кинджери. Однако дородной Мей Доннер никого не удалось поразить, когда она обняла сильного и статного Дэна Уоллеса и запечатлела на его устах сочный поцелуй, память о котором согревала бы его по ночам. Наконец сержант с суровым лицом приподнял шляпу, простился с тетушкой Сарой и приказал колонне продолжать движение.

Первая ночь, которую Уитни провела в холодной палатке, показалась ей бесконечно долгой и мучительной. На следующий день, когда колонна солдат остановилась на привал в горах над слиянием рек Мононгахила и Аллегейни, она увидела раскинувшийся внизу Питсбург, и ее охватило острое ощущение одиночества. Три раза она бывала с отцом и тетушкой Кейт в этом замечательном оживленном городе с его красивыми домами, деревянными тротуарами, с множеством магазинов и таверн. Но на этот раз, спускаясь с колонной солдат в долину, она не испытывала прежнего радостного возбуждения, ведь там ей предстояло разлучиться с отцом.

Уитни дождалась, когда пленников временно привязали цепями к деревьям, а часовые удалились покурить, и бросилась к отцу, чтобы побыть с ним хоть несколько минут. Она смотрела на закованного в кандалы отца, и сердце ее больно сжималось, а к глазам подступали слезы. А Блэк снова увидел ее малюткой, которая просыпалась с первыми лучами солнца и бежала в спальню, где забиралась в кровать к нему и Маргарет. Он поднялся и протянул к ней руки, как делал это много лет назад.

– О, папа… – Она прижалась лицом к его груди и расплакалась.

Он дал ей выплакаться, затем отстранил от себя и вытер ее слезы загрубевшей рукой.

– Папа, он говорит, что я должна идти с ним, но я не могу… Я не могу оставить тебя здесь! Они запрут тебя в тюрьме…

– На год, самое большее на три. – Он насмешливо фыркнул, а потом его лицо осветилось озорной улыбкой Дэниелсов. – Ты только подумай – все это время они будут оплачивать крышу над моей головой и кормить… за счет федерации. Я всегда говорил, что эти федералы не блещут умом. Я выйду из этой сделки с выгодой, помяни мое слово. – Он весело улыбался, и, глядя на него, она тоже улыбнулась сквозь слезы. – Помнишь, во время великой Войны за независимость я попал в плен к «красномундирникам»[2]2
  Так американцы презрительно называли английских солдат.


[Закрыть]. Так вот, эти «красномундирники», они знают, как довести человека до того, чтобы он мечтал поскорее умереть. Но я выжил и точно так же переживу все, что могут мне сделать эти жалкие федералы. Все на свете, Уит, имеет свою цену и свою выгоду. Плохо только, что мне придется на какое-то время разлучиться с тобой и с Кейт. Но меня не заставят молчать, и на суде я им выскажу свое мнение об их грабительских налогах! Они у меня почешутся! И обещаю тебе, дочка, при первой же возможности я приеду к тебе в Бостон.

Бостон! Ей сделалось тоскливо при одном названии города.

– Я… я не могу с ним ехать, папа! Я никогда не выезжала за пределы этих двух графств и понятия не имею, как живут люди в таком большом городе… и… и роль жены мне тоже совершенно непонятна, я не знаю, как мне себя вести. Я хочу вернуться в свою долину, в родные места. И теперь, когда солдат там уже нет, можно откопать твою винокурню!

* * *

По его нахмуренному лицу она поняла, что ему не нравится ее намерение. Блэк еще больше расстроился, поняв истинную причину не свойственного его храброй дочке отказа от вызова.

– Он… он меня ненавидит, па, – подавленно прошептала она. – Даже смотреть на меня не может. Мы с ним не настоящие муж и жена, как были вы с мамой. И никогда ими не будем. Для всех будет лучше, если я сбегу домой.

Несчастное лицо Уитни выдавало ее страстную любовь к красивому офицеру, за которого ее принудили выйти замуж. Блэк встревожился. Он никогда не видел ее в такой тоске и унынии, и это его беспокоило куда больше, чем тюрьма и пытки.

– «И будешь ползать на чреве твоем!..» – уколотый в самое сердце страхом за дочь, пробормотал Блэк слова из Библии.

Что с ней станет за время его заключения? А если его осудят на пожизненное заключение? Нужно как-то успокоить, поддержать ее.

– И тебе не стыдно, Уит? Ты же Дэниелс! А Дэниелсы никогда не убегают и не прячутся от трудностей. Мы, Дэниелсы, прирожденные коммерсанты – это в нашей крови, в наших костях. Дэниелсы способны из любой сделки извлечь выгоду. А ты, Уит, имеешь дело как раз со сделкой, с чертовски бесчестной и подлой сделкой, клянусь святым Габриэлем! Как ты этого не понимаешь?! Этот парень в красивом мундире взял твоего отца, твое дело и твою невинность… и пусть теперь хорошенько заплатит за все это!

Он потянул ее вниз, усаживая на выступающий из земли корень дерева, и крепко сжал ее холодные руки. Блестящие глаза его расчетливо и озорно прищурились, и Уитни воспрянула духом и стала внимательно слушать отца.

– Запомни, Уит Дэниелс, в жизни ничего не дается даром, а тем более счастье. Прежде всего ты должна сразу что-то предпринять, чтобы дальше все пошло правильно. – Видя ее недоумение, он пояснил: – Понимаешь, человек сам должен о себе позаботиться, потому что за него никто этого не сделает. Нравится тебе это, Уит, или нет, но ты стала женой этого железного парня. И только от тебя зависит, чтобы ты извлекла из этой сделки все, что только можно. – Он хитро подмигнул дочери. – На мой взгляд, принимая во внимание, что он заполучил, он должен тебя обеспечивать, создать тебе семью и ухаживать за тобой как мужчина. И ты не будешь настоящей Дэниелс, если не сумеешь взять все, что идет к тебе в руки. Отправляйся с ним в Бостон. – Он властно подтолкнул дочь. – Держи его в руках и бери все, что только сможешь. Заставь его платить! И больше чтобы я не слышал разговоров о том, чтобы сбежать в долину с поджатым хвостом! Это не по-нашему, Уит.

Он видел, как в ее глазах снова зажегся огонь, она распрямилась и подняла голову. С хитрым огоньком в глазах он наклонился к ней:

– И если он действительно такой важный, каким себя считает, добейся от него, чтобы твой старый отец пораньше вышел из тюрьмы или по меньшей мере пусть позаботится о том, чтобы ему было там удобнее.

Уитни засмеялась сквозь слезы, перенимая от него неукротимый дух и гибкий практицизм, жадно впитывая каждое его слово. Он прав, она настоящая Дэниелс, и две ночи, проведенные в постели, и пролитые слезы не могут изменить опыта всей ее жизни. В графстве Уэстморленд никто не сравнится с ней в умении торговаться, бегать и убедительно и гладко говорить… за исключением ее отца. Она унаследовала от него это искусство торговаться и сейчас имеет дело со сделкой, хотя и не совсем привычной. Как она могла забыть все премудрости и хитроумные приемы, которые переняла от отца? У нее сразу стало легче на сердце.

– Пойми, мне будет гораздо легче, если я буду знать, что ты живешь в довольстве и достатке. А я, как только меня отпустят, тут же примчусь в Бостон. Надеюсь, к этому моменту ты уже привыкнешь к красивым платьям и к роскошной жизни в большом доме… – Блэк помолчал, затем продолжил с еще большей горячностью: – Заставь его дать тебе все, что тебе хочется, Уит. Ведь он-то уже получил то, что хотел.

– Кажется, даже больше, чем он выторговывал, – тихо пробормотала она, и глаза ее загорелись, когда она вспомнила эти же слова, брошенные ей Гарнером. К ней возвращались ее чувство собственного достоинства, ее коммерческое чутье, сметка и прагматический подход к жизни.

– Вот теперь я узнаю свою девочку! – Блэк стиснул ей руки с озорным блеском в глазах. – Кто способен продать петушиные шпоры, тот уж наверняка сможет найти способ получить справедливую выгоду из брака с богатым и красивым… жеребцом.

– Ну, папа! – укоризненно воскликнула смущенная Уитни.

– Уит, этот парень – настоящий бочонок с сухим порохом, и стоит тебе оказаться рядом, как он сразу начинает дымиться, вот что я тебе скажу!

– Папа, прошу тебя!

– Иногда человеку приходится пускать в ход любое средство, что у него под руками. И ты, дорогая, как следует воспользуйся этим парнем. – Блэк усмехнулся, затем крепко обнял дочь на прощание, собрав все силы, чтобы улыбнуться ей знаменитой дерзкой улыбкой Дэниелсов. – Ну, Уит, постарайся, чтобы я мог тобой гордиться!

– Хорошо, папа.

Они встали, Уитни в последний раз нежно обняла отца, после чего решительно направилась к своей лошади, чувствуя прилив новых сил.

Блэк с тоской смотрел ей вслед и молился, чтобы ему удалось сдержать свое обещание и приехать в Бостон. Он отлично знал, как обращаются федералы с участниками «водочного бунта». Люди погибали в тюремных ямах, вырытых в мерзлой земле, дожидаясь, пока их допросят в качестве всего лишь свидетелей. Эти шакалы пришли сюда, чтобы подавить вооруженное сопротивление населения, а нашли лишь мирных фермеров и винокуров, которые добивались того, чтобы к ним прислушалась страна, за независимость которой они сражались. Федералы были озлоблены и унижены, и им не терпелось найти козлов отпущения.

И хотя Блэк страстно ненавидел майора, отнявшего у него Уит, он надеялся, что тот будет относиться к нему справедливо. Но остальные федералы не спали с его дочерью, так что у них не было причин проявлять справедливость и милосердие к известному винокуру, который не согласился подписать бумагу об отказе от занятия своим делом. Вполне вероятно, что вскоре он тоже окажется в ледяной яме. И если ему не суждено оттуда выбраться, он хотел надеяться, что хотя бы у дочери все будет благополучно.

Боковым зрением он уловил какое-то движение и, повернувшись, увидел, как к нему медленно приближается Железный майор, но смотрит не на него, а на удаляющуюся Уитни. Вероятно, он видел, как они разговаривали. Блэк уловил в его взгляде грусть и подавляемую жажду и молился, что правильно истолковал этот взгляд. Это была тоска мужчины по женщине, по конкретной женщине, по единственной женщине. Что ж, этого могло быть достаточно. Блэк обернулся вслед Уитни, которая пробиралась в толпе солдат.

– Советую вам как следует позаботиться о ней, – сурово сказал Блэк и, подняв голову, встретился глазами с майором.

– Я постараюсь.

– Самое большее, на что вы можете рассчитывать, – это объявление благодарности в приказе, – со злорадством прокаркал полковник Гаспар, выслушав доклад Таунсенда. Такова была его оценка тяжких трудов майора по очищению от «гнойной язвы предательства» Рэпчер-Вэлли. Пораженный Гарнер хотел было что-то возразить, но передумал. Благодарность за то, что он позволил жалкой горстке деревенских жителей торговаться с собой, унизить и полностью лишить его боеспособности? За то, что уступил своей роковой страсти, полностью потеряв самообладание, а вместе с ним и честь? Забыл о присяге и порученном деле? За то, что его в буквальном смысле слова застали на месте преступления – без штанов? За то, что он арестовал собственного тестя после того, как предавался разнузданной страсти со своей новобрачной, воплощенной Иезавелью? Его ужасала сама мысль о том, чтобы его наградили за столь полное фиаско, и сознание этого могло быть гарантией, что подобное больше не повторится. Казалось, судьба всегда склонялась к тому, чтобы одной рукой подталкивать его к успеху, а второй – отнимать его. Была поразительная ирония в том, что сейчас все произошло наоборот – благодарность, когда он меньше всего думал о ней.

Дождавшись, когда преступников увели в тюрьму, майор Таунсенд удивил Гаспара просьбой освободить его от возвращения в Мэриленд. Он сослался на свою жену, которой такое путешествие будет не по силам. Похотливой усмешкой полковник выразил свое понимание, как тяжело приходится майору с его дикаркой, и, выдержав гнетущую паузу, отпустил его.

Гарнер вернулся в лагерь и сообщил лейтенанту Бруксу, что деньги для отряда так и не поступили, что запасы провианта крайне скудны и что отныне лейтенанту предстоит взять на себя командование отрядом. Уитни он поставил перед фактом, что они немедленно отправляются в Бостон, и, совершенно не ожидавшая этого, она, по обыкновению, прибегла к торговле:

– Только после того, как закончится суд над папой… Через неделю… Ну ладно, через четыре дня! – И наконец: – Через два дня, и это мое окончательное предложение!

– Завтра, – сурово ответил Гарнер, бросая взбешенные взгляды на столпившихся вокруг них солдат.

– Я не поеду, пока не буду готова.

– Как бы не так! – заявил Гарнер. – Хоть ты дерись, но поедешь с мной. – Но когда он двинулся к Уитни, собираясь потащить ее за собой, неожиданно вмешался сержант Лексоулт, преградивший ему путь своей широкой грудью. Мрачно поглядев в разгоряченное лицо Гарнера, он повернулся к Уитни:

– Поезжайте, миссис Таунсенд. Мы позаботимся о вашем отце. Бывшие противники жителей Рэпчер-Вэлли единогласно поддержали его, и на глаза Уитни навернулись слезы.

В то утро, когда они должны были покинуть Питсбург, Уитни появилась одетой для путешествия – в кожаные штаны и в башмаках. Окинув ее с головы до ног недовольным взглядом, Гарнер потребовал, чтобы она надела платье, в противном случае угрожал загнать в гостиницу и лично одеть ее. Уитни вспылила и умчалась наверх, где стала со злостью натягивать поверх штанов юбку. Это дурной знак, возмущенно думала она, он явно настроен заставить ее вести себя как замужняя леди. А она вовсе не леди! Она торговка, винокур и Дэниелс… и придется ему к этому привыкнуть. В конце концов, это ему пришла в голову идиотская мысль тащить ее за собой в Бостон.

Они пошли в конюшню за лошадьми, и у дверей их встретил вновь округлившийся Бенсон со своим заржавленным мушкетом на плече, который заглядывал в лицо майора преданным собачьим взглядом. Он объяснил, что лейтенант уже снабдил его нужными бумагами, так как считает, что он не перенесет поход в Мэриленд… и теперь он хочет узнать, нужны ли майору его «джентльменские услуги».

Гарнер содрогнулся и в отчаянии прикрыл глаза.

– За что мне эти мучения, братец Доброхот?

Когда он открыл их, Бенсон все еще озадаченно чесал голову, пытаясь вспомнить, слышал ли он когда-нибудь о парне с таким странным именем.

Гарнер помрачнел и ткнул пальцем в одну из навьюченных лошадей:

– Залезайте!

Их путешествие сопровождалось огромными трудностями. Сначала Гарнер пытался устроить свою маленькую группу на ночлег в сараи, но их хозяева, упрямые и недоверчивые горные фермеры, подозрительно взглянув на его потрепанный военный мундир, наотрез отказывались иметь с ним дело, несмотря на деньги, которые он им предлагал. Со смесью сочувствия и злорадства Уитни видела, что при каждом отказе он едва сдерживает ярость. Ей ничего не стоило договориться с людьми, но Гарнер выходил из себя, прогонял ее и самым решительным образом запрещал ей торговаться. В результате им пришлось провести две ночи под проливным дождем, которые так часто обрушиваются на горы в ноябре, и только тогда Гарнер уступил и разрешил Бенсону выторговать у фермеров охапку сена и сухой сарай для ночлега.

Отношения между Уитни и ее мужем были натянутыми, и по мере приближения к Бостону Гарнер все больше прибавлял шагу. Уитни сделала вывод, что ему не терпится поскорее встретиться со своей аристократической семьей. На самом деле только решение подавить в себе страстное влечение к Уитни с ее поистине разрушительным влиянием на него вынуждало Таунсенда спешить к родному дому, где его ждала встреча с честолюбивым семейством. Сопротивление же этому чувству в переполненных гостиных, где им приходилось проводить ночь в одной комнате, или у костра на бивуаке, отнимало у него много сил и доставляло истинное мучение.