Текст книги "Райская сделка"

И все же они были частью Гарнера Таунсенда, на мгновение эта мысль отрезвила ее, но она беспечно от нее отмахнулась, испытывая к нему желание, какое может испытывать женщина к пробудившему ее чувственность мужчине. Искушаемая воспоминанием о том, как он ритмично и напористо прижимался к ней своим телом в лесу, она вся трепетала в ожидании повторения пережитого опыта и того, что за этим должно последовать, насколько она себе представляла. И в этот момент она всем своим существом осознала истину: она желает Железного майора так же страстно, как он желает ее.

Впервые в своей жизни ей захотелось быть женщиной и заключить с мужчиной «женскую сделку». Каждым трепещущим в ней нервом и чутьем опытного коммерсанта она понимала, что сделка с Железным майором должна перенести ее в рай.

– Что вы возьмете, майор? – томно прошептала она, уткнувшись в его шею, отчего у него по коже побежали сладостные мурашки. За этим последовал долгий поцелуй, от которого у нее закружилась голова и ослабели ноги. Она снова пришла в себя и продолжала свой простодушный торг: – Только это должна быть честная сделка… Сначала мы должны договориться. Скажите мне, что вам нужно?

– Вы знаете, что мне нужно, барышня, – хрипло прошептал он и прижался к ней всем своим длинным крупным телом, лаская ее в объятиях. Она слабо застонала и спрятала лицо в его китель, встречая толчки его возбужденного тела с блаженным сознанием своей власти над ним. Да, с легким головокружением подумала она, она знает, что ему нужно.

– Но должны же мы условиться о сделке? – прошептала она ему в грудь, в самое сердце.

Сделка! Второй раз она произносит это слово, отметил он затуманенным страстью мозгом. Первой его реакцией было полное замешательство, но затем его пронзила тревога.

Сделка? Как сделка? Он замер и только теперь с потрясением осознал, что опять находится в состоянии крайнего возбуждения и прижимается к ней всем телом. Затем он еще раз повторил в уме ее слова и весь закаменел.

– Когда мы с вами ляжем в постель, это должна быть честная сделка. Что вы дадите? – Она требовала у него ответа, и грудь ее вздымалась от учащенного дыхания. И когда он сосредоточил взгляд на ее нежном, проникнутом страстью лице, на подернутых дымкой желания искристых глазах, на припухших сочных губах, холодные доводы его разума едва не растаяли перед этим видением богини искушения.

Он резко отпрянул, восставая против своего вожделения, и с каждым вздохом обретал покачнувшуюся под собой почву. Сделка! Он не верил своим ушам. Она хочет торговаться с ним… хочет подкупить его своим искусительным телом? Он весь напрягся в ее объятии и, убрав руки со стены, стиснул их в кулаки. В нем кипела ярость, сплавленная с нестерпимым желанием.

Она взяла его штурмом, превратив в объект насмешки для собственных солдат, обманывая, обдуривая его и «торгуясь» с ним. И сейчас без зазрения совести льстила ему своими ответными ласками, предлагала ему взять ее тело в обмен на то, чтобы он убрал своих людей из Рэпчер-Вэлли, чтобы он вернулся в Бостон с пустыми руками и с позором.

– Мне нужен спирт. – Он с трудом выговорил эти слова, каждое из которых, казалось, отрезвляло его. – Винокурни и нарушители закона.

Все опять повторилось… от него вдруг повеяло холодом, он отступил с раздражением излостью. Уитни была ошеломлена, уничтожена… Ее руки безвольно соскользнули, она в отчаянии вглядывалась вего застывшее искаженное лицо, чувствуя рядом сдерживаемую дрожь его тела. Ему нужны винокуры, сказал он. Это должно стать одним из условий сделки между ними? Его ценой за то, чтобы он ее любил? Как только у нее в мозгу оформился этот вопрос, она сразу его озвучила.

– И я тоже?

Боже, вот он – единственный вопрос, которого он хотел бы избежать! Вот причина, по которой он не позволял себе думать, что она действительно участвует в этом преступном занятии. Неужели он и в самом деле способен ее арестовать? Каждый раз, когда он оказывался рядом с ней, он полностью терял над собой власть, терял к себе уважение, изменял своему долгу. Даже сейчас, с тревогой ловя в ее глазах признаки боли, он испытывал почти непреодолимое и постыдное желание прижать ее к себе.

– Сделка? – прорычал он, приходя в ужас от того, как она сумела смять его мужскую решимость, и заставляя себя не смотреть в ее пораженное лицо.

Она настоящая лгунья и подлая лицемерка. Только его тайный порок, это свойственное ему возмутительное вожделение… Да, вожделение, именно так, заставляло его предполагать такую абсурдную мысль, что ее можно обидеть, оскорбить, ранить… Она просто бездушное существо, чье единственное предназначение состоит в искушении, и больше ничего.

– Снова ваша вечная мена и торговля. Ваши прелести в обмен на уход отряда военных из долины, вы этого надеетесь достичь своей сделкой? Вы действительно думаете, что сможете ускользнуть и скрыть то, чем занимаетесь здесь вы и ваши земляки? Вы, предательски изворотливая Иезавель!

И он с содроганием отпрянул от нее.

– Имейте в виду, вы ничего не добьетесь своей излюбленной наглой торговлей, кроме тревог. С другой стороны, теперь я точно знаю, за кем следует следить. И я вас поймаю на месте преступления, барышня… вас и всю вашу банду преступников!

Пораженная ужасом Уитни без слов смотрела, как он пронзил ее презрительным взглядом, поднял свою треуголку и взлетел на лошадь. Через мгновение ее обдало вихрем пыли, она задохнулась, но была не в силах сдвинуться с места, испытывая невыносимую боль в сердце.

Он подумал, что она предлагает ему свое тело в обмен на то, чтобы он увел свой отряд и прекратил поиски винокурен? Она с потрясением осознала все последствия его предположения. Как она могла так глупо себя вести?! Он был заклятым врагом ее отца и односельчан, а она думала заключить с ним сделку, намереваясь отдаться ему по любви. Ее женское желание близости с ним возобладало над ее долгом и ответственностью – над всем, что для нее важно и дорого. Стоило ему поцеловать ее, как она забыла обо всем, кроме наслаждения от его поцелуев и ласк. Куда девался ее инстинкт торговца? И куда девалась ее гордость?

Она закрыла глаза, и в голове у нее снова раздались его последние жестокие слова. Теперь он знает, за кем следить… кого ловить. Он получил то, ради чего приехал сегодня – нужные ему сведения. И под его умелыми поцелуями… Боже! Он не постеснялся пустить в ход свои напористые ласки. Да, он заставил поработать на себя ее страсть. Она испытывала невыносимую боль, вспоминая о том, как позволяла ему бесстыдно касаться себя. Горячий стыд жег ей сердце, изгоняя из него зарождающуюся женственность чувств.

Она выдала ему своего отца. Он назвал ее предательницей, Иезавелью. Что ж, он прав. Она пренебрегла годами любви и преданности ради нескольких моментов наслаждения…

Сжимая свои плечи обеими руками, она добрела до скамьи у дома и без сил опустилась на нее. Сердце ее, казалось, замерло в болевом спазме. Иезавель!

И вдруг у нее промелькнула одна мысль. С минуту она сидела, разрываемая между невыносимым бременем стыда и возрождающейся гордостью Дэниелсов. Затем медленно выпрямилась, оживая, боль в сердце уступила место вызову разума.

– Нет, не Иезавель, – пробормотала она, чувствуя, как все представляется ей в новом свете. С присущей Дэниелсам сообразительностью она разгадала эту головоломку. Она была не Иезавелью, а Далилой!

Тетушка Кейт всегда говорила, что в мире существует два типа женщин: приличные женщины и Далилы. Этот вывод всегда страшил Уитни, она боялась, что когда-нибудь этот роковой приговор произнесут над ней самой. Не признаваясь самой себе, она опасалась, что ее неприязнь к женскому платью и стремление избегать всего, что свойственно женщинам, делают ее первой кандидаткой на тип женщин, которых тетя Кейт так презирала: на Далилу.

И вот наступил момент, которого она так опасалась. Затаив дыхание, она обдумывала это соображение. Но постепенно из пепла ее сгоревших ожиданий восстало странное чувство огромного облегчения, сопровождаемое ощущением возврата к себе истинной. Она пыталась вести себя «достойно женщины», открыла свое сердце навстречу мужчине и пыталась заключить с ним честную сделку. И что же это ей принесло? Только боль, унижение и слезы. Тьфу! Далила в Уитни Дэниелс никогда не оказалась бы настолько глупой, чтобы попытаться совершить честную сделку с таким, как…

С майором Самсоном! Вот как она назвала его, жестоко издеваясь над ним. Она не очень понимала обнажающую природу своей насмешки. Тетя Кейт твердила, что все мужчины – Самсоны. Включая и майора Гарнера Таунсенда, нравится ему это или нет. У него в крови такая же горячка, как в крови Чарли и других мужчин. Вот почему он целовал ее, ласкал и становился таким горячим, когда они оказывались рядом, настоящая горячка Самсона. Это не имеет к ней никакого отношения, призналась она себе со стыдом. Он проделывал бы это с любой другой Далилой, не принимая во внимание ее личность. Все произошло именно так, как говорила Тетушка Кейт, поняла Уитни, проглотив комок горечи. Гордый и самонадеянный Железный майор, этот образец трезвенника и федеральной добродетели, был лишь Самсоном, жаждущим Далилы.

– Уитни? – Спустя несколько минут Кейт нашла девушку сидящей на скамье, с прямой спиной и со странно блестящими в свете луны глазами. – Господи, Уитни, здесь уже холодно! – Она стянула с плеча толстую шаль и одним концом накрыла племянницу. – Ты здорова? – Она уселась рядом. – Майор… он… ничего тебе не сделал?

– Он? – Уитни прижалась к уютному, теплому телу тетки и успокоила ее, прибегнув к привычной полуправде. – Он слишком благороден, чтобы пачкать свои руки о таких, как мы.

Блестящий и самоуверенный майор Таунсенд больше любого мужчины заслуживает своей Далилы. И он ее получит!

Глава 9

Обычно Уитни довольно поздно ложилась спать, поэтому и вставала довольно поздно. Но на следующее утро она проснулась уже с первыми лучами солнца. И когда спустилась вниз помочь готовить завтрак, она была одета в зеленое шерстяное платье поверх ненавистного корсета. Ее тетка замерла от удивления и растерянно развела руками. Уитни ласково ей улыбнулась, набросила шаль и подхватила кувшин для молока. Кейт смотрела из окна, как она идет по двору, направляясь к сараю, и глаза ее удивленно округлились при виде того, как решительно девушка покачивает бедрами, размахивая юбками. Превращение Уитни за одну ночь в поразительно привлекательную женщину было пугающим, и не нужно было гадать, что ее к этому подтолкнуло.

Причиной, конечно, был майор и то, что вчера вечером произошло между ними. Кейт внутренне содрогнулась. Майор явно происходил из аристократической семьи, занимавшей высокое положение в обществе, к тому же был чрезвычайно привлекательным внешне. То есть, по мнению Кейт, был как раз таким человеком, который способен был ослепить и обесчестить смелую, но неопытную девушку вроде Уитни. Выросшая в почти семейном кругу скромных фермеров и жителей Рэпчер-Вэлли, Уитни совершенно не была подготовлена к противостоянию вкрадчивым манерам этого искушенного джентльмена, который наверняка думал только об удовлетворении своих плотских желаний, а затем легко мог отбросить ее за ненадобностью.

Внезапно перед мысленным взором Кейт предстала сцена в спальне Уитни, когда молодые люди застыли друг перед другом, охваченные страстью, и ее опасения резко возросли. При всех своих грубоватых мальчишеских повадках Уитни была хорошей и порядочной девушкой, пылкой и прямодушной. Если майор сумеет увлечь Уитни, отчасти это будет и виной Кейт. Ведь она сама настаивала, чтобы Уитни одевалась и вела себя как подобает женщине, постоянно приводя в пример светское общество с его правилами…

А в полутора милях отсюда, в своей комнате на втором этаже уютной таверны дядюшки Харви, Железный майор нарушал свое обыкновение рано ложиться и рано вставать. Он лежал лицом вниз на слишком короткой для него кровати, забыв выставить за дверь запылившиеся сапоги. Только часов в одиннадцать Бенсон осмелился войти в комнату командира с котелком сваренной на воде овсяной каши и застал его крепко спящим. Услышав деликатное покашливание Бенсона, Таунсенд проснулся, вскочил с блуждающими глазами и спросонья что-то забормотал.

Увидев, что это всего лишь Бенсон, он с силой потер воспаленные глаза и лицо, вздрогнул и с испугом воззрился на свои руки. Бенсон бросил на них осторожный взгляд и присвистнул:

– Э-э, да у вас занозы, майор. Хорошо еще, что в свое время мне пришлось поработать хирургом.

И вскоре Железный майор морщился от боли, когда у него из-под кожи вырывали занозы – эти досадные напоминания о его встрече с Уиски Дэниелс. «Чертовски походит на нее», – проворчал он себе под нос, стараясь не дергаться, когда Бенсон запускал острие иглы ему под кожу. Она буквально влезла ему под кожу. По какой-то извращенной иронии судьбы он постоянно оказывается в унизительно-оскорбительном положении. Вот сейчас его руки оказались полны заноз от этой проклятой стены! И это получилось в результате того, что он пытался держать руки подальше от Уиски Дэниелс. Можно себе представить, какой ужас его ожидал, если бы он действительно…

Он закрыл глаза, не в силах даже думать об этом.

К середине дня майор побрился, облачился в мундир и шагал по своему лагерю, изучая урон, нанесенный его людям проклятым сидром Дэниелсов. Солдаты двигались замедленно, как будто опасались, что у них может отвалиться голова, но в остальном были здоровы. Стремясь заслужить его прощение, они с готовностью исполняли его приказы. Несмотря на адскую головную боль и мучившую их жажду, вскоре они раскачали и выдернули шест свободы и навели в лагере порядок, даже вырыли по его приказанию новую яму для отхожего места. Если их командир решил не вспоминать их проступки, они ничего не имели против.

Майор подозвал Лексоулта, приказал ему взять двоих людей и отправиться к ферме Дэниелсов, чтобы скрытно наблюдать за всем, что там происходит. Они должны были неотступно следовать за «барышней», куда бы она ни направилась, и регулярно обо всем докладывать. Он смотрел им вслед, пока они не скрылись в лесу, и мстительно улыбался. Он позаботится о том, чтобы маленькая Иезавель получила немного больше, чем то, чего она хотела добиться своей торговлей.

В тот день и вечер в лагере было тихо. Приступ лихорадочной утренней деятельности солдат днем сменился внутренним беспокойством. Облегчение, которое они испытали, поняв, что не будут наказаны за повальное пьянство, было кратковременным. К вечеру они снова помрачнели, почти не разговаривали друг с другом, как могли залечивали мозоли от тяжелой работы с лопатами и угрюмо заглядывали в миски, где плавали сваренные в воде бобы. И когда на следующее утро на краю лагеря крадучись появилась тетушка Харриет Делани в поисках желающего поработать на ее ферме, у нее не было отбоя от изголодавшихся добровольцев.

И на второй день Уитни появилась в платье и занялась домашними хлопотами, проявляя услужливость, которая настораживала Кейт. Тетка понимала, что в душе девушки происходит что-то важное. Время от времени Уитни замирала за делом – кормлением цыплят или замешиванием теста, – и ее взгляд становился задумчивым и созерцательным. Кейт были знакомы эти признаки: мозг племянницы занят энергичной работой.

Войдя к обеду в кухню, Уитни сообщила:

– Ну вот, теперь их уже трое.

– Трое чего? – спросила Кейт, поправляя в очаге котелок с тушеным мясом и заталкивая его вглубь, на угли, деревянной ложкой. Она обернулась и увидела в глазах Уитни опасные искорки.

– Трое солдат, которые следят за сараем и за домом. Они торчат здесь уже весь день. – На лице Уитни проскользнула характерная хитрая усмешка, точь-в-точь как у ее отца. – Наверное, они очень проголодались, тетушка Кейт, и наверняка обрадуются, если мы угостим их тушеным мясом и кружкой кофе.

Кейт с облегчением улыбнулась. Теперь она понимала, что так занимало ее племянницу. Благодаря своей наблюдательности Уитни всегда знала, что происходит вокруг. И помоги Бог Дэниелсам побеждать своих противников… добротой.

По правде говоря, голова Уитни была занята еще кое-чем: будущим Рэпчер-Вэлли, скорым возвращением отца и катастрофическими последствиями признаний, которые коварный майор вырвал у нее. Что произойдет, когда Блэкстон Дэниелс вернется домой и обнаружит всю долину заполоненной солдатами, которые только и ждут, чтобы его схватить? Что бы там ни говорили о Дэниелсе, он страстно верил в свою правоту и, оказавшись в тяжелом положении, никогда не проявлял излишней сдержанности. Когда ее отец вернется домой, он неминуемо сойдется с Железным майором в непримиримой борьбе. И раз она выдала своего отца, той ей и предстоит загладить свою вину – нужно избавиться от майора до возвращения отца.

В распоряжении Уитни всегда были приемы Дэниелсов, а теперь еще и Далилы…

– Майор, она никуда не ходила, – доложил Лексоулт следующим вечером, стараясь скрыть свое смущение. Она и не могла никуда уйти, потому что три раза в день носила ему и его людям еду, а в остальное время постоянно была на виду, занимаясь домашними делами во дворе или в доме.

– А где она сейчас, пока вы стоите здесь и занимаетесь пустой болтовней, сержант? – грозно спросил майор, поднимаясь из-за стола в таверне.

– Да здесь, майор, в лагере. Принесла одеяло этому парню, Данберу. Я и подумал, что пока доложу вам…

– Черт!

Майор сорвался с места, выбежал из таверны и лишь посередине лагеря спохватился и замедлил шаг, выискивая взглядом ненавистные штаны из оленьей кожи и рубашку из домотканого полотна.

Но его взгляд уловил, как между палатками промелькнули зеленая юбка и золотистые рыжеватые волосы, по-девичьи распущенные по плечам. Он сбился с ноги, не ожидая увидеть ее такой… женственной. Он уже почти убедил себя, что инцидент, который произошел между ними в ту ночь, был всего лишь неприятным сном.

Уитни уже прощалась с Чарли, когда уголком глаза заметила майора, который несся на них, как сорвавшаяся с колес груженая повозка. Она обернулась, готовая сразиться с ним и исполнить свой торжественный обет.

– Какого черта вы здесь делаете?! – загремел майор, из соображений собственной безопасности останавливаясь в нескольких шагах. – Я же приказал вам держаться в стороне от лагеря! – Его взбешенный взгляд невольно переместился на нежные плечи, приоткрытые сползшей шалью.

– Становится холодно, майор, – спокойно ответила Уитни. – А раз уж вы так упорно держите бедного Чарли под открытым небом, я и подумала, что будет справедливо, если у него появится еще одно одеяло. – Все это было сказано с самым невозмутимым видом, но она не могла не метнуть взгляд на кипу одеял, сложенных на торчавших ветвях дерева, под которым был прикован Чарли. Очевидно, все жители долины были озабочены здоровьем Чарли… как и состоянием его желудка, потому что он заметно раздобрел за время вынужденного безделья. Майор проследил за направлением ее взгляда, и эта куча одеял довела его до взрыва.

– Черт побери, немедленно убирайтесь из лагеря! Ко всем чертям! Сию же минуту! – заорал он.

– У вас положительно дар к богохульству, майор. Можно только удивляться, кто вас воспитывал.

– Вон! – зарычал он, угрожающе двинувшись на нее. Уитни направилась прочь по дорожке, однако явно нисколько его не испугалась. И когда Чарли уже не мог их слышать, она вдруг остановилась, из-за чего майор вынужден был резко затормозить, чтобы не наскочить на нее. Быстрый взгляд вокруг убедил ее, что их никто не услышит, хотя отовсюду могут за ними наблюдать.

– Я хочу, чтобы вы убрались из Рэпчер-Вэлли. Мы все этого хотим. Она говорила тихо и очень серьезно, а ее глаза сверкали, как изумруды. – А вам, вероятно, необходимо выполнить свою миссию. Так что у меня есть к вам предложение, майор.

– Не валяйте дурака, – проворчал он, чувствуя предостерегающие уколы в области затылка. – Я вам ясно дал понять, что не хочу иметь ничего общего ни с вами, ни с вашими сделками. – Его нервировало спокойное поведение Уитни и холодный взгляд ее прекрасных глаз.

– Вы ни за что не получите ни наши винокурни, ни винокуров, майор. – Хотя ее женское самолюбие было глубоко уязвлено его заявлением, она вздернула голову. – Но я пришла сюда для того, чтобы предложить вам забрать виски, все до последней капли. И могу вас заверить, что его больше чем достаточно, как если бы вы каждую ночь обнаруживали в лесах новый склад. Оно ваше, майор, при условии, что вы забираете виски и на следующий же день навсегда уходите из долины.

Уитни сложила руки под грудью, и шаль сползла у нее с одного плеча, но она и виду не подала, что заметила это, и пристально следила за его реакцией. Сначала в глазах Таунсенда промелькнула усмешка, готовность с презрением отвергнуть и ее, и ее «сделку». Но этот порыв был сметен внезапно ясным и четким представлением, что означает ее предложение.

Уитни отлично понимала, что если майор согласится, это будет означать исполнение его задания таким образом, что непомерная гордость Таунсенда будет сохранена и в то же время осмеяна. Ему предлагали победу, и Уитни сама не знала, хочет ли она, чтобы он ее принял или отверг. Часть ее существа хотела видеть униженным этого высокомерного, самоуверенного типа; но другая часть предпочла бы, чтобы он отверг ее предложение, чтобы он решил сохранить свою мужскую честь и достоинство ценой отказа от своих амбиций. В конечном счете речь шла о его гордости и чести. Она затаила дыхание. Верно или нет она оценила этого надменного аристократа с востока?

Кровь стала медленно заливать майору шею и уши, после чего распространилась и налицо. Она предлагала им обоим выход, сделку, которая предоставляла ему возможность возвратиться в Бостон с какими-то результатами, а ей и ее людям – и дальше производить свое контрабандное виски. Уиски Дэниелс дерзко и нагло предлагала ему удовлетвориться «синицей в руке», хотя, признаться, в этом случае было бы исполнено одно из его самых страстных желаний: как можно скорее отрясти пыль этого презренного места со своих блестящих сапог. Искушение было чудовищным.

Ах ты черт! Она опять решила обвести его вокруг пальца! Только сделка в духе Иезавели могла так точно рассчитать силу этого искушения. Какая, к черту, сделка! Это же попросту взятка! Она пытается соблазнить его с тем, чтобы он предал свой долг и свою честь офицера и джентльмена.

– Нет, хитрая бестия! – Он шагнул вперед, так что касался ее юбок. – Я не стану участвовать вваших коварных сделках. Или я сам захвачу ваши винокурни, виски и винокуров, или уйду ни с чем. Вопреки общему убеждению, которое царит в вашей жалкой деревушке, есть вещи, которые не имеют цены, вещи, которые не могут стать предметом торговли или мены. И вам, самоуверенная Иезавель, очень не повезло, что вы столкнулись с одной из этих вещей! – Он в ярости сощурил глаза и сделал еще шаг вперед, вынудив ее отступить.

Сердце Уитни сжалось, когда он употребил это имя, но она не позволила себе немедленно среагировать на оскорбление, а лишь с деланным равнодушием повела плечами:

– Значит, сделки не будет?

– Нет, черт возьми! – тихо прорычал он.

Неожиданное спокойствие, с которым Уитни встретила его отказ, окинув его оценивающим взглядом, не дало ему в полной мере порадоваться своей стойкости и заставило его насторожиться.

– Вы пожалеете об этом, майор.

Она круто развернулась, так что ее взметнувшиеся юбки задели его сапоги, и покинула лагерь, направляясь к дому у дороги. Уитни в замешательстве размышляла над фактом, в котором только что убедилась: Железного майора действительно нельзя купить. Девушке, чья жизненная философия строилась на утверждении, что все имеет свою цену, трудно было сразу примириться с доказательством обратного.

– Что ж, я попыталась действовать в духе Дэниелсов! – воскликнула она, достигнув главной дороги. – Открыто предложила ему честную сделку с взаимной выгодой для обеих сторон. Но он от нее отказался. Теперь пусть пеняет на себя. Он сам довел меня до этого.

Гарнер Таунсенд уловил в глазах Уитни многозначительный блеск, когда она выкрикнула ему свою последнюю угрозу и пошла вон из лагеря. И не мог оторвать взгляда от ее покачивающихся юбок, пока она не скрылась из виду. Что-то здесь не так, она слишком спокойно восприняла его отказ, как будто почти его ожидала… У него мороз по коже пробежал. Ее спокойный оценивающий взгляд, ровный, сдержанный и холодный тон. Он обескураженно прошептал про себя поговорку: «Разгневанная женщина пострашнее самого черта». А Уиски Дэниелс известна своей склонностью применять в борьбе нечестные приемы.

Ничего не видя перед собой, он повернулся и направился назад, в глубь лагеря. И через несколько шагов нос к носу столкнулся с Чарли Данбером, который стоял под деревом, широко расставив ноги и скрестив на груди загорелые руки.

– Я видел, майор, как вы разговаривали с Уит. – На лице Чарли было напускное добродушие. – Клянусь, эта девица способна даже епископа уговорить скинуть штаны! – Он тут же посерьезнел, понизил голос, а в черных глазах зажглась ненависть. – А вас ей удалось уговорить, майор?

Майор вздрогнул:

– Если не хотите, чтобы вас связали еще туже, Данбер, придержите язык.

– Вы заключили с ней сделку, майор? – Чарли рванулся вперед, насколько ему позволили цепи, опустив руки и выпячивая вперед широкую мускулистую грудь. Что-то в его напористости убедило Таунсенда, что парня не интересует сделка относительно виски и винокурен.

– Какую сделку? – спросил Таунсенд, чувствуя, что его снова охватывает гнев при воспоминании о ее предложении. Ее тело… Может, парень имел в виду этот род сделки? Но как мог Данбер узнать об этой… – Господи, вы имеете в виду такую сделку? Вы и этим торгуете в вашей проклятой дыре?

– В Рэпчер-Вэлли мы всем торгуем – открыто и честно. Например, когда мужчина хочет девушку, он предлагает ей честную сделку. Заявляет прямо, чего он хочет и что за это даст и женится он на ней или нет. И все это открыто и честно обговаривается. – Голос Чарли стал требовательным. – Так вы договорились, что уложите ее в постель, майор?

Господи! Данбер пользовался теми же самыми выражениями. «Честная сделка», «что он даст» и «договориться»! После выразительного молчания Таунсенду удалось вложить в свой взгляд все свое презрение.

– Не в моем вкусе ни она сама, ни ваша привычка заключать сделки, Данбер. Жестокость и безнравственность этого…

– Ну, у вас-то самих на востоке это устраивается не лучше, чем у нас, – возразил Данбер, оценивая стоявшего перед ним надменного аристократа. Напряженные мускулы, суровое лицо, мрачное настроение… Нет, он точно не похож на мужчину, который только что поладил с женщиной. Ревность Чарли немного поутихла, и он даже смог разглядеть во внешнем виде этого майора все признаки сексуальной неудовлетворенности. Чарли снова сложил на груди руки, тело его расслабилось. – Я слышал, у вас, на востоке, вы покупаете и продаете женщин за деньги.

– Возможно, это и происходит в трущобах, но не в цивилизованном…

– Я имею в виду приданое… и все в этом роде, – сказал Чарли и заметил, что на чопорном лице майора проскользнула неуверенность. Затем он с предостерегающим взглядом вернулся к тому, с чего начал: – Имейте в виду, майор, Уит Дэниелс моя! Я собираюсь заключить с ней сделку, даже если мне придется на ней жениться. И хочу быть ее первым мужчиной.

Лицо Таунсенда побледнело.

– Вы хотите сказать, что эта полудикая развязная…

– Она еще не заключала честной сделки с мужчиной, – спокойно сообщил Чарли. – И я хочу быть у нее первым.

Таунсенд почувствовал, что внутри у него все растаяло, но поспешил скрыть это, приняв брезгливый вид. Честная сделка… Она сказала, что они должны заключить между собой честную сделку. Ладно, пусть себе торгуется. Но не на его уход… на его…

– Господи!

– Я собираюсь заключить с ней сделку, – самодовольно похвастался Чарли.

Таунсенд присмотрелся к нему, невольно оценивая его как своего соперника.

– Вы имеете в виду то, что пытались сделать в тот день в лесу, когда мы вас с ней разняли? Такая вот сделка? Тогда поберегите свое здоровье, Данбер. Кажется, вы сами сказали, что она лягается и кусается.

– К тому времени когда мы договоримся, она уже не будет ни лягаться, ни кусаться. – Чарли стиснул зубы. – Она будет мурлыкать как кошечка. Я заключу с ней райскую сделку…

– Что значит райская сделка?

– Это такая сделка, о которой мечтает каждый мужчина. Такая, понимаете, сладкая сделка… – На лице Чарли расплылась чувственная улыбка. – Что она приведет вас мимо святого Петра прямо к сияющим воротам рая, даже если ваше имя не записано у него в книге. А такой прирожденный делец, как Уит, она сразу это поймет, как только раскусит. – От его грубого смеха с намеком у Таунсенда словно кошки заскребли на сердце.

Майор круто развернулся и, расправив плечи, широким шагом направился к таверне, весь клокоча внутри. Значит, на Уитни посягать нельзя, она под запретом, действительно, еще невинная девчонка. Господи, это было так невероятно и парадоксально, а Данбер был так грубо откровенен… это должно быть правдой. У Таунсенда невольно вырвался стон: ему было бы гораздо легче, если бы она была настоящей проституткой.

Оказавшись в тишине и уединении своей комнаты, он вдруг замер, чувствуя, что вот-вот взорвется. Выходит, она действительно торговалась с ним… за его любовь. Какими бы мотивами она ни руководствовалась, она явно хотела его как мужчину. Это было видно по каждому ее неопытному движению, по каждому удивленному вздоху, по каждому робкому взгляду. И она торговалась, по крайней мере попыталась это сделать в соответствии с обычаями своего невероятного народа. Господи, да мыслимо ли это! Они торгуют всем подряд, у них в долине действительно все имеет свою цену!

Этика подобных отношений была настолько странной и чуждой майору, что он не мог справедливо ее оценить. И таким же поразительным было серьезное и искреннее восприятие этой практики всех жителей долины: всю свою жизнь, с колыбели до могилы, они торговали всем и вся. Эти обменные сделки были для них отчасти способом выживания, а отчасти служили развлечением, пронизывая все стороны их жизни, включая самые интимные ее вопросы.

И Уиски Дэниелс была естественным продуктом этой странной смеси отчаянной и дерзкой храбрости пограничного жителя и его специфической философии выживания. Гарнер Таунсенд привык иметь дело с женщинами своего класса и положения в обществе. И ничто не подготовило его к встрече с таким экстраординарным существом, как Уитни Дэниелс, с малых лет занимавшейся товарообменом, самогонщицы и при этом… девственницы.