Текст книги "Мудрость песков. Беседы о суфизме"

6. Будь цельным, тогда ты существуешь

26 февраля 1978 г., Пуна, Индия

Первый вопрос:

В любви, как и в медитации, момент растворения, момент исчезновения так потрясающе прекрасен. Возможно ли это для человека, который ещё не избавился от эго, не стал просветлённым настолько, чтобы сознательно встретить смерть, приветствовать её и радоваться ей?

Вы – всюду. Но после нашей смерти окажемся ли мы в таком состоянии, что сможем сохранить с вами связь независимо от того, воплощены ли вы в некотором теле или нет? Не могли бы вы рассказать о смерти?

Это важный, а также очень насущный вопрос. Задавшая его Ма Ананда Шефали – очень старая женщина, рано или поздно ей предстоит взглянуть в лицо смерти. И хорошо бы приготовиться, хорошо бы вступить в смерть в полной готовности.

Первое, что надо понять в смерти – это то, что, если вам знакома любовь, вам знакома и смерть, если вам знакома медитация, вам знакома и смерть. Смерть не приносит ничего нового. Она нова только для тех, кто не любил и кто не пребывал в медитации.

Шефали нет нужды бояться: она глубоко погружалась в медитацию и крепко любила. Она старая женщина, которая стала подобна ребёнку – я рассказывал о ней несколько дней назад. Ребёнок рождён, она больше не верблюд и не лев, она стала ребёнком. Она забыла о своём теле. Тело для неё не имеет значения. Стареет только тело. Оно живёт во времени. Но глубочайшее внутреннее ядро не подвластно времени, оно никогда не рождается и никогда не умирает. Тело рождается и умирает. Ум постоянно рождается и постоянно уходит в небытие, но внутри вас существует свидетель, который продолжает наблюдать всю эту игру. Этот свидетель есть ваше реальное существование. Он просто наблюдает. Он видит рождение, он видит любовь, он видит медитацию, он наблюдает смерть. У этого свидетеля одно-единственное свойство: чистое отражение. Он просто отражает всё, что ни происходит.

Шефали нет нужды бояться. Я абсолютно доволен её работой над собой. Она проявила большое мужество. Для того, чтобы снова стать ребёнком, нужно мужество. Нужно, потому что весь мир будет смеяться над вами. Весь мир будет думать, что вы сошли с ума. Вы нигде не найдёте поддержки, вы лишитесь своей респектабельности. Люди будут избегать вас, что и случилось с Шефали. Когда она вернулась в Голландию, она написала мне: «Странно. Меня избегают друзья. Люди, которых я знала всю жизнь, стараются не сталкиваться со мной. А я была так рада видеть их, моё сердце было открыто для них». Но кто хочет открытого сердца? Кто хочет радости? Люди ищут страдания. Люди берегут страдание, люди привязываются к своему аду. Они всегда находят оправдания, уловки. Блаженство осуждается, страдание пользуется уважением.

Когда бы вы ни видели действительно блаженного человека, в вас возникает мысль: «Не сошёл ли он с ума?» Ведь так называемые святые никогда не бывают счастливыми. Святость почти стала синонимом страдания, уныния, печали, серьёзности. Святость стала синонимом ощущения некоторого груза – кто-то что-то нагружает на себя без всякой цели, и единственным достижением может быть смерть. Святость стала синонимом мысли, что жизнь не имеет значения, что для того, чтобы радоваться, нужно быть дураком.

Действительно, нужно иметь мужество, чтобы идти против всей этой толпы окружающего нас мира, против этой страдающей толпы. Никто не знает путей радости, никто не танцует, никто не поёт. И вдруг вы разражаетесь песней! Они чувствуют себя шокированными: «Здесь что-то не так». Они все начинают улучшать вас, они все начинают советовать вам. Они всецело против вас. Вы опасный тип! В уме толпы возникает страх: «Кто знает? Он, возможно, прав». Возникают сомнения. И если вы правы, то неправы все они. Это неприемлемо. Вы должны быть неправы; только тогда они смогут безопасно чувствовать, что они правы. Следовательно, они распинают Иисуса.

Как христиане изображают Иисуса – печальным и страдающим... Если бы он действительно был человеком такого типа, никто бы не побеспокоился о том, чтобы распять его. Люди любили бы его, уважали его. Люди провозгласили бы его святым. Но он был празднующим человеком, он праздновал маленькие радости жизни – пиры, вино, встречи с друзьями. Он нёс религию совершенно другого качества. Это было неприемлемо, этого нельзя было допустить. Они должны были распять его. Они должны были заставить его замолчать, они должны были успокоить его! А он был настолько опасным, что оставлять его в живых было рискованно; его нужно было уничтожить. А затем они создали Иисуса по своему собственному разумению, таким, каким бы они хотели его видеть в жизни – печальным, страдающим, на кресте. Это не случайно, что христианство выбрало крест в качестве символа. Смерть в качестве символа? Распятый человек в качестве символа? Это заставит вас быть печальным.

Когда вы входите в церковь, вся атмосфера в ней является печальной. Атмосфера является атмосферой кладбища; она и должна быть такой. Церковь создана вокруг креста, а не вокруг Христа, запомните это! Поэтому я называю христианство «крестианством». Пространство внутри церкви создано вокруг креста. Уберите крест и христианство исчезнет. Позвольте Христу танцевать и христианство исчезнет. Позвольте ему взять флейту, позвольте ему играть, позвольте ему петь, и все ваши епископы, архиепископы, попы и священники будут шокированы: «Что этот человек делает?» Они снова убьют его. Они могут верить только в жизнь на кресте, они могут верить только в труп. Они против жизни, они есть анти-жизнь.

Люди, которые решили, что Иисус должен быть распят на кресте, тоже были епископами, священниками, архиепископами. Они не назывались епископами, они не назывались священниками, они не назывались попами – они назывались раввинами, – но они были тем же самым типом людей, нет совершенно никакой разницы.

Шефали была бесстрашной, а тот, кто бесстрашен в жизни, является бесстрашным и в смерти. Она поняла, что единственный способ жить – это быть бесстрашной. Для неё нет необходимости бояться; она может войти в смерть танцуя. Смерть обнаружит только то, что уже было обнаружено в любви и медитации – обнаружит это более отчётливо, вот и всё. То, что в медитации и любви было только проблеском, в смерти станет абсолютной реальностью. Смерть является высочайшим видом любви и высочайшим видом медитативной энергии.

Если знаешь, как умирать, то сама смерть будет преображена. Вы не подвержены разрушению! Вы уничтожили смерть, если вы знаете, как умирать – смеясь, хохоча, приветствуя. Там нет смерти, есть только Бог, ваш возлюбленный, стремящийся к вам. Заблуждение, когда это называют смертью. Смерти, как таковой, не существует: просто меняются тела, а путешествие продолжается. Смерть – это самое большее остановка на ночлег в караван-сарае. Утром вы снова пускаетесь в путь. Жизнь продолжается.

Смерть – отдых. Смерть, в общем, не смерть: вы не разрушаетесь. Жизнь нельзя разрушить! Жизнь вечна, а смерть – просто эпизод в ней. И смерть не против жизни, она дополняет её. Она – отдых, она – пауза. Вы так много жили, вам нужен небольшой отдых. Ваше горло устало, устали ваши горловые связки. Вы так много танцевали, вы танцевали в течение семидесяти или восьмидесяти лет, ваши ноги устали, вам бы хорошо немного расслабиться. Смерть даёт вам это расслабление. Вы смеялись, жили, любили – смерть даёт вам шанс родиться вновь. Смерть не разрушает, а оживляет вас. Смерть не экзистенциальна. Она просто как глубокий сон, только немного длиннее и немного глубже, но это просто сон.

Если вы любили, то ваша любовь сохраняется. Если вы медитировали, сохраняется ваша медитация. Чего бы вы ни достигли в вашем внутреннем мире, оно остаётся, а то, что вы накопили в мире внешнем, проходит. Смерть может отобрать только то, чем вы обладаете. То, чем вы являетесь, смерть взять не может. Вы обладаете деньгами – вы их лишитесь. Вы обладаете силой – она будет отнята у вас. Медитацией вы не обладаете, это не вещь, которой можно владеть, это качество вашего существования. Это – вы. Любовью вы также не владеете, это не собственность, любовь – это существование. Внутреннее богатство останется с вами, внешнее у вас отберётся. Так как внешнее принадлежит телу, то тело будет разрушаться, и весь внешний мир будет разрушаться вместе с ним и вместе с ним исчезнет.

Шефали может идти счастливо. Когда придёт смерть, она может молиться и танцевать. В смерти она обретёт Возлюбленного.

Её страх также обоснован: она боится, что ещё не освободилась от эго. Но это и есть начало освобождения от эго – чувствовать, что «я ещё от него не избавился». Эгоисты никогда этого не чувствуют: они считают себя неэгоистичными. А именно чувство, что «я ещё привязан к эго», даёт первый проблеск, первый луч утреннего солнца.

Она говорит: «Я ещё не просветлённая». Это – начало просветления. Это первое чувство, первый опыт: «я» исчезает. Когда «я» исчезает полностью, наступает просветление.

Мне кажется, что для Шефали смерть станет её сатори, её самадхи. Я близко наблюдал её прогресс во внутреннем развитии, между нами оставалась лишь очень маленькая дистанция. Если она сможет полностью принять смерть, то дистанция будет преодолена, Шефали совершит квантовый скачок.

Есть три способа стать просветлённым: первый – медитация, второй – любовь, третий – смерть. И смерть – важнейший из трёх, потому что смерть из них наиболее естественна. Любовь может случиться, может и не случиться. Она не неизбежна. Миллионы людей выбирают жизнь без любви. Они живут, но никогда не любят, поэтому любовь не является чем-то необходимым, её легко можно избежать. А медитация... Вы должны в неё войти, вы должны сделать усилие, вы должны исследовать и искать. Это трудно. Очень мало людей могут пуститься в это приключение. Любовь... Любовь более естественна в этом смысле, потому что она что-то возводит в вашем существовании, медитация не столь способна к этому. Люди упускают даже любовь, что же говорить о медитации? По пути медитации идут лишь немногие.

А смерть неизбежна. Вы не можете избежать её, вы не можете её изменить. Она существует. Через неё должен пройти каждый. Она абсолютна, от неё нельзя уклониться. Всё, что вы можете сделать, это принять её либо танцуя, либо неохотно, цепляясь за жизнь. Если вы сопротивляетесь, вы упустите переживание смерти. Если вы идёте радостно, у вас останется это переживание. Упустить переживание смерти означает упустить Бога, потому что в смерти любовь и медитация расцветают автоматически. Смерть забирает ваше тело: вдруг девяносто процентов вашей жизни исчезает. Смерть забирает ваш ум, когда и оставшиеся десять процентов уходят. Остаётся только свидетельствование: это как раз и есть медитация. Смерть уносит все ваши привязанности, все ваши желания – и, когда все страсти и желания унесены, энергия любви становится чистой. Смерть просто очищает вашу любовь и вашу медитативность. Ваше сознание и ваша любовь омываются и выходят после этого абсолютно чистыми, очищенными в смерти. Если вы идёте радостно, смерть может стать вашим самадхи. Конечно, так может произойти и с Шефали.

А она спрашивает: «Возможно ли это для человека, который ещё не избавился от эго... чтобы сознательно встретить смерть, приветствовать её и радоваться ей?

Вы – всюду. Но после нашей смерти окажемся ли мы в таком состоянии, что сможем сохранить с вами связь независимо от того, воплощены ли вы в некотором теле или нет?»

Смерть ничего не меняет. Смерть абсолютно нематериальна. Если вы любили меня, если вы были в гармонии со мной, то вы и сохраните эту гармонию. Смерть просто сделает её более интенсивной, потому что будут убраны барьеры. Тело – барьер, ум – барьер. Когда исчеззнут все барьеры, возникнет великий сплав. И ученик придёт к пониманию своего первого переживания Бога как к переживанию сплавления с Учителем. Это привилегия ученика. Тогда второе сплавление произойдёт с Богом. Первое соединение с Учителем, потому что Учитель был для ученика Богом, символом божественного. Первое переживание – переживание единения с Учителем, переживание, утверждающее единство с Учителем, а второе переживание – единение с Богом, и оно легче.

Переплавиться из себя прямо в Бога трудно. Трудность тут такова, что вы можете отпрянуть назад. Между вами и Богом нужен Христос, потому что Христос – и человек, и Бог, то есть нужна индивидуальная природа Христа или Учителя. Он – как и вы, вы можете взять его за руку. Когда вы берёте его за руку, вы медленно, медленно чувствуете, что рука исчезает, и непонятно как вы вошли в нечто невообразимое, в бесконечность. Но к этому времени вы уже не сможете отпрянуть назад, вы уже вкусили, вы пьяны.

Бог подобен океану... вы, может быть, почувствуете страх. Учитель подобен небольшому ручью, вам нет нужды его бояться. Вы можете танцевать под его струями, вы можете позволять ручью литься на вас, вы можете позволить себе душ. Но под этим душем медленно, медленно вы почувствуете, что вас уносит. И тогда вы уже готовы идти в океан, в огромное, в бесконечное.

Второй вопрос:

«Бхагаван, допускали ли вы когда-нибудь ошибки? И если да, то какова ваша самая большая ошибка в жизни?»

Я ничего не совершал, я только допускал ошибки. Я жил через них, я перерождался через них. Мне не нравятся малые дела, я просто против малых масштабов. Я люблю великие дела.

Вы спрашиваете меня: «Какова ваша самая большая ошибка?»

То, что я даю вам санньясу. Сейчас у меня 50000 живых ошибок, разъезжающих по всему миру. С ними я буду падать и подниматься. Кришнамурти гораздо безопасней: он отвечает только за себя самого. Он не совершил ни единой ошибки, давая кому-либо посвящение.

Я же продолжаю посвящать людей. Каждый раз, когда я даю человеку посвящение, всё зависит от того, станет ли он просветлённым: если да, то я не ошибся, если нет, то ошибся. Каков критерий совершения ошибки в процессе посвящения кого-либо? Только один: если он становится просветлённым, то я был прав, посвящая его. Если же просветлённым он не стал, тогда я ошибся, я посвятил в санньясу не того. Но меня не беспокоят ошибки. Я продолжаю их совершать даже всё больше, и больше, и больше. Кого это заботит? Даже если один из тысячи стал просветлённым, это великое благодеяние для мира. И помните: таков же путь Бога.

Знаете ли вы, что один мужчина может заселить весь земной шар? У него так много семян человеческих жизней – только у одного человека! В одном половом акте мужчина выпускает миллионы семян. Реально же он становится отцом самое большее дюжины детей, но он мог бы стать отцом миллионов. Всё население земли в настоящее время может иметь отцом одного мужчину.

Одно-единственное дерево приносит миллионы семян. Не все семена становятся деревьями, но Бог всегда работает через избыток. Бог – расточитель, он не скупец. Он знает, что только некоторые семена станут деревьями. Так зачем же производить столько семян? Но он производит миллионы. Вся жизнь как полноводный поток, жизнь – не жалкое явление.

Бог очень снисходителен. Даже если только один-единственный человек станет просветлённым, я полностью реализован. Оставшиеся станут моими ошибками, но рискнуть стоит.

В тот момент, когда вы доверяетесь мне... Вы не знаете, вы даже не догадываетесь, что я полагаюсь на вас больше, чем вы на меня. В действительности, вы ничем не рискуете. Когда вы говорите: «Я отказываюсь от самого себя», что вы приносите в жертву? Чем вы жертвуете, кроме нищеты? Беспокойства, муки, желания – что вы ещё принесли в жертву? Свою темноту, свой ад? Чем вы ещё пожертвовали? Чем рискнули? Выдумаете, что доверяясь мне, вы идёте на большой риск? Вам нечего терять! В действительности я рискую с вами!

Христос рисковал, когда принимал тех двенадцать апостолов, и он должен был ещё думать: «Почему я принял этих двенадцать?» Но если бы он не принял тех двенадцать парней, не было бы никакой церкви, никакого христианства, всё прошло бы напрасно. Будда, должно быть, думал снова и снова: «Зачем я беру так много людей в качестве бхикшу, к себе в ученики?» И, хотя они создавали массу хлопот, рисковать стоило.

Хорошо, что Христос рисковал, потому что, определённо, без этого не было бы церкви и не было бы войн между христианами и мусульманами, и не было бы тех ужасов, что совершала христианская церковь на протяжении веков, но вместе с тем не было бы ни Экхарта, ни Франциска, ни Якоба Беме. Даже если бы на протяжении всей истории церкви появился только один Мэйстер Экхарт, этого было бы достаточно, рисковать бы стоило. Если бы Будда не рисковал, не допускал бы ошибки, посвящая людей в ученики, не было бы ни Бодхидхармы, ни Махакашьяпы, ни Нагаржуны, ни Вималкирти, и мир был бы значительно беднее.

Да, ошибки были, миллионы ошибок, но единственный феномен, такой как Бодхидхарма, достаточен для восстановления равновесия. Все миллионы ошибок – ничто, достаточно единственного Бодхидхармы!

Вы спрашиваете, какова моя самая большая ошибка?

Это не только моя самая большая ошибка, это всегда было самой большой ошибкой всех Учителей: они посвящают людей, и они рискуют. Теперь всё зависит от вас. Это то, что я называю обязательством. Теперь у вас есть обязательство стать просветлённым. Вы должны расти, в этом ваше обязательство. Не застревайте на месте, начинайте двигаться. У вас великая судьба, вам предписано сотворить чудо. Не удовлетворяйтесь малым, вы можете обрести целое, так не удовлетворяйтесь малыми, крошечными вещами: признанием, наградами, карьерой. Не будьте глупцом, будьте умными и прилежно работайте. Выковывайте самого себя, так чтобы всё ложное вышло прочь. Вы должны пройти через огонь. Только те, кто прошёл сквозь огонь, становятся чистым золотом.

Позвольте мне быть вашим алхимиком. Позвольте мне превратить вас, чёрный металл, в чистое золото. Это рискованная игра. Возможность ошибиться всегда есть: чем выше ваша цель, тем больше возможность промаха. Если вы хотите разбогатеть, вы можете легко это сделать. Если вы хотите стать политиком, вы легко можете стать им: для этого не надо большого ума.

Я слышал...

У одного политика в голове была опухоль, его прооперировали. Когда удалили опухоль, обнаружилось, что необходимо почистить весь мозг, потому что опухоль поразила всю мозговую систему. Поэтому вынули весь мозг целиком. Очистка должна была занять несколько дней: это долгая история. В течение этих дней политик лежал в постели. К нему пришёл человек и сказал: «Что вы тут делаете? Вас избрали премьер-министром страны!»

Политик услышал это почти во сне, но когда вы слышите, что вы стали премьер-министром, никакая анестезия не действует. Он выпрыгнул из постели и попытался выбраться из больницы.

Доктор сказал: «Куда же вы, ведь в черепе у вас ещё нет мозга?»

Политик ответил: «Теперь я в нём не нуждаюсь: я стал премьер-министром!»

Если вы хотите стать политиком, вам не нужно много ума: в действительности, чем меньше, тем лучше. Вы будете преуспевать гораздо легче. Но если вы хотите стать просветлёнными, вы должны выложить всё, на что способны. Вы должны превратиться в яркое пламя разума, знания. Это ваша возможность, ваш шанс. Я рискнул вместе с вами, вы должны рискнуть вместе со мной. Эта возможность должна расцвести: всё зависит от вас. Совершил ли я ошибку или нет, будет определяться вами. Теперь уже мне это не подвластно. Это – моя вера в вас.

Третий вопрос:

Что такое любовь? Почему я так боюсь любви? Почему любовь ощущается как невыносимая боль?

Медитируйте на эти строчки Раймонда Джона Борна: «Что от нас требуется в наше время, так это шагнуть в неопределённость, где новое старо, как наступление утра, а то, что хорошо известно, оказывается также и неизвестным; шагнуть в неопределённость, чтобы проникнуть в самое существо человеческого, куда не добираются живущие, и музыка их сущности находится за семью печатями. Что от нас требуется в наше время, так это распахнуть наши закрытые пещеры и обрести друг друга. Ничто другое не излечит страдающий дух, ничто не освободит сердца для любви».

Вы спрашиваете, что такое любовь.

Она – глубокое стремление быть единым с целым, глубокое стремление превратить «я» и «ты» в единое. Любовь существует потому, что мы отделены от нашего собственного источника, от этого разделения возникает желание вернуться назад, в целое, стать с ним единым.

Если вы вырвете из почвы дерево, если вы обрежете ему корни, то дерево будет испытывать сильное желание снова пустить корни в почве, потому что таков его естественный образ жизни. Теперь оно умирает. Отделите его от земли, дерево не сможет жить. Оно должно существовать в земле, с землей, через землю. Вот что такое любовь.

Ваше эго стало барьером между вами и вашей землей – целым. Человек задушен, он не может дышать, он потерял свои корни. Он больше не получает питания. Любовь есть желание получить это питание. Любовь пускает корни в существовании. И это явление будет ярче, если вы встретите полярную вам противоположность: вот почему мужчин влечёт к женщинам, а женщин к мужчинам. Мужчина находит себе почву через женщину, он снова может обрести почву через женщину, а женщина – через мужчину. Они дополняют друг друга. Один мужчина – это только половина, безнадёжно стремящаяся быть целым. Одна женщина – тоже половина. Когда эти две половины встречаются, смешиваются, соединяются, впервые единое чувствует корни, ощущает почву. В существовании расцветает великая радость.

В женщине вы не только пускаете корни, благодаря женщине вы укореняетесь в Боге. Женщина – просто дверь, мужчина – просто дверь. И мужчина, и женщина – двери к Богу. Желание любви есть желание Бога. Вы можете понимать, можете не понимать это, но желание любви, в действительности, доказывает существование Бога. Другого доказательства нет. Бог есть, потому что человек любит. И потому, что человек не может жить без любви, Бог есть.

Стремление к любви просто означает, что в одиночестве вы страдаете и умираете. Вместе мы растём, питаемся, получаем реализацию, удовлетворение.

Вы спрашиваете: «Что такое любовь, почему я так боюсь любви?»

Вот почему вообще боятся любви: потому что в тот момент, когда вы входите в женщину, вы теряете ваше эго, женщина входит в мужчину и теряет своё эго.

Теперь это должно быть понятно: вы можете укорениться в целом, только если вы лишитесь себя – другого пути нет. Вас влечёт к целому, потому что вы чувствуете себя лишённым питания, и когда приходит момент исчезнуть в целом, вы начинаете испытывать большой страх. Этот страх возникает оттого, что вы теряете себя. Вы отшатываетесь назад. Возникает дилемма. С этим должен столкнуться каждый человек, каждому предстоит с этим встретиться, пройти через это, понять это и пережить. Вы должны понять, что обе стороны имеют одну и ту же природу. Вы чувствуете, как было бы прекрасно раствориться: никакой тревоги, никакого беспокойства, никакой ответственности. Вы станете частью целого, как деревья и звёзды. Сама идея фантастична! Это открывает двери, волшебные двери в ваше существование, это позволяет родиться поэзии. Это романтично. Но когда вы действительно идёте на это, возникает страх: «Я стремлюсь раствориться, а кто знает, что произойдёт после этого?»

Помните, нерешительная река, слушая шепот пустыни, хочет пересечь её, хочет отправиться на поиски океана, ощущает желание и испытывает слабое чувство уверенности, убеждённости, что её предназначением является идти за пределы? Нет никаких видимых причин, а только внутренняя убеждённость: «Я не кончаюсь здесь. Надо идти искать что-то большее». Что-то глубоко внутри говорит: «Будь упорной! И одолей эту пустыню». И говорит тогда пустыня: «Слушай меня. Есть один-единственный путь: вознестись к ветру. Он подхватит тебя и перенесёт через пустыню». Реке хочется пересечь пустыню, но возникает естественный вопрос: «Какова гарантия, что ветер позволит мне вновь стать рекой и возможно ли это? Раз я исчезла, мною трудно будет управлять. Тогда где гарантии, что я снова стану той же рекой, той же формы, с тем же именем, той же водой? Кто знает? И почему я должна верить, что отдавшись воле ветра, я смогу снова отделиться от него?» Таков страх любви.

Вы знаете, вы убеждены, что без любви нет радости, без любви нет жизни, вы томитесь по чему-то неизвестному, несовершенному, пустому. Вы пусты, у вас ничего нет. Вы как сосуд без содержимого. Вы ощущаете незаполненность, пустоту внутри и от этой пустоты – бедность. И в то же время вы убеждены, что есть пути, на которых вы можете реализоваться. Но когда вы подходите к любви поближе, возникает сильный страх, возникают сомнения: если вы расслабились, если вы действительно идёте в это, будет ли возможность вернуться назад? Будете вы способны защитить свою индивидуальность? Стоит ли идти на такой риск? И ум решает так не рисковать, потому что, по крайней мере, вы есть – недоедающий, недопивающий, несчастный, но вы есть. А раствориться в любви... кто знает? Вы растворитесь, а потом, где гарантия, что будет радость, что будет блаженство, что будет Бог?

Подобный страх испытывает семя, когда оно начинает умирать в земле. Это – смерть, и семя не может представить себе, что ещё будет жизнь, возникшая из смерти.

Любовь есть смерть. И любящие не могут предвидеть, что эта смерть есть смерть только по эту сторону. По другую сторону это рождение. Вот почему вчера я сказал матери Видьи, которая спросила, что может сделать для вас гуру: он может вас разрушить и создать заново.

Быть с Учителем – великий акт любви. Вы должны позволить ему разрушить вас. Это болезненно. Возникает страх, возникает сомнение, вы будете много раз ускользать и много раз говорить: «Не стоит этого делать». Ум будет говорить: «Куда ты лезешь? Зачем? Спасайся и беги!» И ум приведёт тысячу и одну причину, почему надо бежать, а ум искушён в изобретении причин. Ум – рационализатор: где нет причин, он их создаст. И эти причины обращаются к вам, они обращаются к вашему эго.

Это сомнения, дилеммы, страдания. Человек хочет любить, но он боится любить. До тех пор, пока вы не поняли это и не начнёте поступать вопреки страху, вы не способны любить. Вот что такое доверие. Доверие – это поступать вопреки страху.

Четвёртый вопрос:

Ваши Симон, Пётр, Павел и т.д. уже начали организацию церкви для верблюдов, лишённых чувства обоняния?

Им это не нужно. Я не позволю этого. Это делаю я сам, потому что уже один раз Петру и Павлу было поручено создать Церковь, и они полностью это дело провалили. На этот раз я строю свою церковь сам. А Петру и Павлу в этом участвовать не позволяю. Так будет гораздо лучше.

Христос отнюдь не был профаном в восточных методах. Он был на Востоке, учился восточной мудрости, там он узнал истину, на нашей почве – в Индии.

Христианство не получило полной истории о Христе. Его история начинается, когда ему тридцать лет, и заканчивается, когда ему тридцать три. Описано, по сути, только три года. А что происходило до тридцати лет? Где был Иисус? Он путешествовал по Египту, Индии, Тибету. Он упорно работал, он искал путь и способы проникнуть в собственное существование. Когда же он обернулся назад к своему народу, он был почти чужой. Так же себя чувствуют и мои санньясины, возвращаясь на Запад. Там вы станете чужестранцами. Да, теперь это ваша судьба – быть чужестранцами. Если вы в Индии, вы будете там чужими, если вы в Англии, вы там чужие, в Америке – чужие. Связавшись со мной, вы стали чужестранцами. Я сам чужестранец, я вовсе не часть этого сумасшедшего мира.

Когда Иисус вернулся к своему народу, к евреям, там он оказался почти чужестранцем. Окружающие не понимали, о чём он говорит. Иисус не был частью их традиции, хотя и ссылался на традицию. Но значение, которое он придавал цитатам, было совершенно непривычным. Хотя он пользовался именами Моисея и Исаака, это были просто имена, не более, содержание не было иудейским: оно было буддистским. В своей основе содержание было буддистским. Христос наливал буддистское вино в иудейский сосуд, и естественно, что при этом евреи приходили в ярость. И так не могло продолжаться долго, иначе Иисус создал бы свою собственную церковь. И он был очень молод, когда его распяли, всего тридцать три года: времени у него не хватило. А Будда создал свою церковь сам.

Вот почему христианская церковь сделала просветлёнными очень мало людей. Их можно пересчитать по пальцам. Их очень мало, и они очень редки: проходят века, и появляется один Экхарт или один Франциск. А Будда создал собственную церковь, прожил долгую жизнь, восемьдесят четыре года. Будда стал просветлённым в тридцать пять лет, и впереди у него было пятьдесят лет для работы. Он создал собственную церковь.

Когда церковь создаётся Буддой или Христом, она имеет определённое качество. Когда же церковь создаётся Петром или Павлом или Томом или Диком, этого качества она иметь не может.

На этот раз я не собираюсь допускать подобного. Пётр и Павел могут быть свободны, им нет нужды беспокоиться. Что бы здесь ни случилось, всё происходит в абсолютном согласии со мной, поэтому не следует перекладывать ответственность на других. Я сам отвечаю за добро или зло. Что бы ни произошло, я один в ответе, в ответе полностью и абсолютно! Вам легче осуждать моих санньясинов, меня – труднее. Поэтому вы нападаете на них. Вам легко осуждать их. Если хотите осуждать, осуждайте меня, не ищите козла отпущения. Мне всегда нравилось прямое общение и прямой диалог. Петра и Павла у меня нет, и что бы ни делали мои санньясины, они просто выполняют мой приказ. Поэтому, если вы хотите искать промахи, ищите их у меня. Никогда не ищите промахов у моих санньясинов, они не должны нести за это ответственность. Они просто послушны и делают то, что им говорят. Они выполняют всё, что бы им не давалось. Они выполняют это полностью. Это часть их работы, роста.

Но не называйте имён. Не говорите, что Пётр, Павел и другие начали создавать церковь. Нет, эту церковь создал я. Церковь начинается, когда Учитель посвящает ученика. Посвятите одного-единственного человека, и церковь основана. Церковь существует в отношениях между Учителем и учеником. Это чрезвычайно интимное явление. Его вибрации рано или поздно будут ощущаться над всей землей, оно подобно приливной волне.

Церковь сама по себе не ложна. Кто стоит за церковью – вот основное, что надо помнить. Христианство развивалось очень неправильно из-за Петра и Павла. С буддизмом никогда так не было. Но некоторые вещи происходят, чтобы стать ложными, и это в природе вещей. Когда идёт дождь, падают капли воды, они чисты, они из дистиллированной воды, но в тот момент, когда капли падают на почву, они становятся грязными.