Текст книги "Мудрость песков. Беседы о суфизме"

5. Позвольте сердцу

6 марта 1978 г.

Первый вопрос:

Как слеп я был! Так много указательных столбов я пропустил, а сейчас я хотел бы знать, кто писал те указания. В эти дни я открываю через слова других так много следов того, какова реальность на самом деле, и спрашиваю: «Где они были?», особенно некоторые из английских поэтов, Шекспир, Боб Дайлан. Осознавали ли они, что говорили? Сознательно ли они раздавали свои проблески озарения?

(Т. С. Элиот, Льюис Кэрролл)

Прадипа, это сложный вопрос. Перед тем, как понять его, нужно понять несколько вещей.

Мистик живёт в другой реальности, в отдельной реальности. Его местопребывание там. Поэт имеет лишь проблески озарения. Лишь иногда дверь открывается, он видит что-то и дверь закрывается. Он не понимает, что происходит, он не может постичь себя. Это остаётся тайной. У него нет объяснения этому, откуда это приходит, почему приходит; это всё с неба. Он во власти этого. В некоторые моменты он предельно во власти этого, в эти моменты он начинает говорить вещи, которые впоследствии он не может объяснить.

Об одном великом поэте рассказывают, что однажды к нему пришёл человек, чтобы спросить о смысле одной поэмы, которую тот написал двадцать лет тому назад. Поэт сказал: «Слишком поздно. Когда я писал её, смысл знали двое. Сейчас знает только один». Человек сказал: «Тогда этим одним должны быть вы». И поэт сказал: «Этот один не я. Когда я писал эту поэму или, точнее, когда эта поэма была написана мной, или эта поэма сама написалась через меня, смысл знал Бог и смысл знал я. Сейчас я не знаю, только Бог знает».

Поэт не находится в состоянии медитации, он не находится в состоянии осознанности. Он может быть задет неизвестным. Он имеет определённые проходы к неизвестному, и неизвестное проникает к нему, возбуждает его сердце, даёт отзвук в его существовании, иногда становится песней, или картиной, или танцем, но поэт полностью не осознаёт, что происходит, откуда это всё приходит. И приходит это, как вспышка света, и затем исчезает. Он должен описать это, он имеет обязательство описать это. Если он не опишет это, оно остаётся внутри. Это будет стучать в нём. Поэт пишет, потому что, если он не напишет, станет слишком тяжело. Написав, он сбрасывает с себя бремя. Поэзия – это катарсис, очищение. Поэт чувствует себя хорошо, когда он напишет что-нибудь, что настойчиво требовало внимания.

Мистик просветлён, – это не означает, что он обязательно имел переживание просветления. Другой мир, неизвестное, – назовите это Богом, нирваной, или как хотите, – стало его местом пребывания. Это его реальность; он живёт там. Это не есть нечто с небес: он сам часть этого, он вибрирует с этим. Разделение отброшено. Он знает, что говорит.

Так что есть два рода искусства: обыкновенное искусство, – Шекспир, Дайлан, Кэрролл, Элиот, – это субъективное искусство. В него вовлечено очень много воображения. Оно не есть чистое золото. И есть другой род искусства: Упанишады, Библия, пещеры Аджанты и Эллоры, пирамиды, статуи Будды, Тадж-Махал, Кхаджурахо, Конарак; это совершенно другой род искусства, это объективное искусство.

Люди, создавшие пещеры Аджанты и Эллоры, знали точно, что они делали. Они не просто обладали идеей, они создавали что-то очень обдуманно, для некоторого обдуманного результата.

Пикассо писал в своего рода сне, и этот сон не был даже очень красив, – это было кошмарно, это был ночной кошмар. Он должен писать это, иначе это сведёт с ума. Только подумайте! Если бы Пикассо был отстранён от писания картин, что случилось бы с ним? Он сошёл бы с ума. Он не смог бы хранить в себе все эти ночные кошмары. Когда он выписывал эти ночные кошмары, он успокаивался; это был своего рода самопсихоанализ. В этом самые основы психоанализа.

Что происходит при психоанализе? Вы выносите всё, что спрятано в вашем подсознании, на поверхность, вы рассказываете всё это психоаналитику. Он выслушивает внимательно, терпеливо, спокойно. Когда вы рассказали это со всех возможных углов зрения, это испаряется из вашего бытия, вы сбрасываете бремя. Сейчас психоанализ открыл также и то, что хорошей терапией может быть искусство, лечение искусством. На самом деле это всегда было так. Пикассо сошёл бы с ума, если бы не писал. Это в точности то, что случилось с Ван Гогом, другим великим художником. Он сошёл с ума, потому что был так беден, что не мог купить холсты, краски, кисти. Его брат давал ему достаточно денег, чтобы жить, ровно столько, чтобы он мог жить, ни копейки больше. И что он делал в течение многих лет? Четыре дня в неделю он ел, а три дня в неделю голодал и копил деньги, чтобы писать. Он сошёл с ума. Он не мог писать всё то, что кипело, клокотало в нём; он сидел на вулкане. На него находило озарение, а он не мог сбросить с себя бремя. Всё это накапливалось внутри. Сначала он сошёл с ума, потом покончил с собой. Жить было невозможно.

И это то, что чувствовали поэты, художники, скульпторы на протяжении веков, – что ими завладевает демон, какой-то неизвестный дух, который заставляет их писать. Они должны писать; они не могут отменить это, они не могут убежать от этого. Если они не выполнят это, они не будут чувствовать себя свободными. Это субъективное искусство.

Мистик также создаёт. Будда создаёт, разговаривая; он ваяет из слов. Он создаёт притчи, истории, свивает истории внутри историй, приносит внутренний взгляд в мир, но это не род обладания, это неодержимость. Он совершенно расслаблен. Он может молчать, если посчитает необходимым, он не сойдёт с ума. И он точно знает, что делает; вот почему это называется объективным искусством. Он знает, что делает; он знает, что это делает с людьми. Он знает, что, если медитировать над этой конкретной вещью, то последствие будет такое. Это предельно научно.

Если вы медитируете на статуе Будды, то внезапно вы почувствуете, что становитесь холодными, тихими, успокоенными. Вы внезапно почувствуете, что случилось что-то вроде равновесия, – как раз путём медитации на статуе Будды. Или, если вы медитируете на Тадж-Махал в полнолуние, – это творение искусства суфиев, это было создано суфиями; это послание любви, – если вы придёте в полнолуние и просто сядете там, не думая о Тадж-Махале, не говоря глупостей вроде «Как красиво!», просто медитируя, поглощая, вы почувствуете, что великий внутренний взгляд открывается в вас. Когда ночь становится глубже, что-то будет углубляться и в вас. Когда луна начнёт восходить, что-то начнёт восходить и в вас тоже. Когда исчезнут шумы города, ваш шумный ум начнёт исчезать. Через Тадж-Махал вы можете получить великий опыт медитации. И это будет не только опыт медитации, – в этом разница между Тадж-Махалом и Аджантой. Когда случается медитация, вы чувствуете переполнение любовью. В Аджанте любовь не случается, случается только медитация. Так было сделано мистиками буддизма, которые верят в осознанность и больше ни во что. Суфии верят в любовь, медитация – часть её.

Объективное искусство означает, что оно было создано обдуманно тем, кто знает, что он делает, тем, кто приносит в этот мир что-то из другого измерения, какую-то форму. Когда вы просто наблюдаете эту форму, в вас будет вырастать форма, песня. Когда вы поете эту песню, вы становитесь чем-то ещё, – это мантра. Но если вы начнёте медитировать, вы будете удивлены: много раз в произведениях поэтов вы найдёте прекрасные строки.

Я хотел бы напомнить вам о том, что иногда вы можете найти у Элиота что-то, в чём он сам не был уверен. Если вы медитируете, если вы уходите глубоко в медитацию, то даже в субъективном искусстве вы можете найти тысячу и одно прекрасное переживание. Это может и не было так для самого создателя, потому что создатель был в своего рода сне, когда создавал. Вот почему всегда мудро не видеть художника, если вы любите его картины, не видеть поэта, если вы любите его поэзию, потому что может произойти своего рода утрата иллюзий. Вы найдёте поэта очень обыкновенным, потому что поэт не является поэтом все двадцать четыре часа. Он поэт на время, когда открывается дверь. И он не знает, как она открывается и как она закрывается; в его руках нет ключей. Он не может открыть её по своему желанию. Он предельно беспомощен и бессилен; это случается, когда случается. Когда это случается, он превращается в мистика, но на мгновение. На какую-то секунду капля неизвестного попадает в его существование, семя погружается в его сердце, затем он снова обыкновенный. Затем на всё оставшееся время он просто как обыкновенный, неведающий, как вы, – а иногда и более того. Потому что проблеск озарения даёт ему очень, очень эгоистические идеи по своему поводу, он начинает думать о себе, что он что-то великое. Вот почему вы находите поэтов, художников очень тщеславными, эгоистичными людьми. Вы не найдёте обыкновенных людей такими эгоистичными, какими вы найдёте художников. Они создатели, и у них есть некоторые основания, чтобы быть эгоистичными: посмотрите, какую великую поэзию они создали, какие великие картины они создали. Эти картины созданы не ими, эти поэмы созданы не ими. Они были инструментами, они были медиумами. Но мистик не медиум, он источник.

Иногда у Элиота вы находите слова, которые красивы, как слова Будды или слова Иисуса, но между ними есть качественное, различие: Элиот не осознаёт, что он делает; Иисус полностью осознаёт, что он делает, что он хочет делать. Каждое его высказывание обдуманно, сознательно.

Но если вы начинаете медитировать, то вы будете иметь способность познавать из многих источников, и даже поэты будут выглядеть как мистики.

Послушайте эти слова Октавио Паза:

 
Вот длинная и тихая улица.
Я иду в темноте, я спотыкаюсь и падаю,
И поднимаюсь и иду как слепой.
Мои ноги попирают молчащие камни и сухие листья.
Кто-то позади меня тоже попирает камни, листья.
Если я замедляю шаг, он замедляет тоже;
Если я бегу, он бежит.
Я поворачиваюсь – никого.
Всё темнота и нет дверей,
Только мои шаги, отдающиеся во мне,
Поворачивают и поворачивают вокруг этих углов,
Которые всегда ведут на улицу,
Где никто не ждёт, никто не следует за мной,
Где я преследую человека,
Который спотыкается и поднимается и говорит, когда видит меня:
«Никого».
 

Великое понимание... великое проникновение в само явление эго. Если вы не смотрите на него, оно здесь, оно следует за вами как тень. Если вы посмотрите на него, – никого.

Великий король спросил Бодхидхарму: «Я всё искал и искал только одну вещь: как избавиться от эго, потому что все Учителя во все века говорили только одно – станьте без эго и вы найдёте Бога, избавьтесь от эго и нирвана будет достигнута. И я очень сильно старался. Я сделал всё, что мог сделать, то есть что человеку доступно, но я не мог освободиться от этого эго. Сэр, не будете ли вы так добры, – сказал он Бодхидхарме, – чтобы помочь мне?»

Бодхидхарма посмотрел на него, – так, как он обычно смотрел – этими острыми, пылающими глазами, проникающими глазами. Он сказал: «Ты сделал кое-что. Ты сделал достаточно, я вижу. Теперь тебе ничего не надо делать больше. Я сделаю это! Приходи утром в три часа и я покончу с этим навсегда».

Король был слегка озадачен: «Какой вздор несёт этот человек? Как он может покончить с моим эго навсегда? Но кажется стоит попытаться...»

Когда он уходил, спускался по ступеням вниз, Бодхидхарма снова позвал его и сказал: «Послушай! Когда та придёшь в три часа утром, не забудь принести эго с собой! Принеси его и я убью его! Конечно, я покончу с ним!»

Теперь король стал ещё более озадачен: «Что он имеет в виду? Принести эго? Когда я приду, оно будет со мной. Этот человек кажется сумасшедшим. И не только так выглядит... он точно сумасшедший!» Он не мог уснуть всю ночь; он думал и думал. Много раз он решал, что просто глупо идти к этому человеку тёмной ночью. И он сказал: «Приходи один!» – никаких телохранителей, никого нельзя брать с собой. «Кто знает? Этот человек может сделать что-нибудь скверное. Он может ударить меня или что-нибудь ещё, ведь он выглядит опасным».

Но он действительно тяжело работал всю свою жизнь. Стоило попытаться, надо было рискнуть. В три часа он не смог устоять перед искушением, – он пошёл; испуганный, боящийся, но он пошёл. В тот момент, когда он достиг пещеры Бодхидхармы, Бодхидхарма сказал: «Где твоё эго?! Я говорил тебе принести его! Ты что, забыл?»

Король сказал: «Ты говоришь чепуху. Когда я здесь, моё эго тоже здесь. Как я могу оставить его? В этом то вся проблема: я хочу оставить его! Я не могу оставить его! Оно следует за мной как тень!»

Бодхидхарма сказал: «Тогда всё в порядке. Садись, закрой глаза и попытайся найти его, понять где оно. Если найдёшь, немедленно скажи мне, – поскольку, если ты не найдёшь, то как я могу убить его? И я буду сидеть перед тобой с этой палкой в руках. В тот момент, когда найдёшь, кивни мне, и я покончу с ним навсегда!»

Король испугался. Было холодное зимнее утро, но он покрылся потом. Но он пытался; он вошёл внутрь, он осмотрел каждый уголок и закоулок своего существа, смотрел, смотрел и смотрел и был удивлён: он не мог найти эго. Прошло три часа, и его лицо изменилось. Великая привлекательность начала сходить на него. Его внутреннее состояние изменилось, он чувствовал блаженство. Благословение было вокруг. И солнце начало восходить, и пещера наполнилась светом.

Бодхидхарма засмеялся и сказал: «Долго же ты искал. Нашёл ли ты?»

И король открыл глаза, упал в ноги Бодхидхармы и сказал: «Ты покончил с этим. Как ты сделал это?»

Бодхидхарма сказал: «Это просто: эго существует, если ты не смотришь на него. Оно существует, только если ты стоишь спиной к нему. В тот момент, когда ты поворачиваешься и смотришь, – никого».

Теперь прислушайтесь к этой маленькой красивой поэме Октавио Паза. В ней в точности говорится, что:

 
Вот длинная и тихая улица.
Я иду в темноте, я спотыкаюсь и падаю,
И поднимаюсь и иду как слепой.
Мои ноги попирают молчащие камни и сухие листья.
Кто-то позади меня тоже попирает камни, листья.
Если я замедляю шаг, он замедляет тоже;
Если я бегу, он бежит.
Я поворачиваюсь – никого.
 

Это половина, часть истории Будды. Когда эго исчезает, вы не должны думать, даже на единый момент, что вы как личность останетесь. Когда эго исчезло, ваша личность также исчезла. Вот почему Будда говорит: «У вас нет души, у вас нет личности. Вы не там вовсе. Никто не существует там, – ни эго, ни атман. Это два аспекта одной и той же иллюзии».

За вами следует тень: если вы смотрите, тень исчезает. А вторая часть заключается в том, что, если вы смотрите глубже, то вы тоже исчезаете. Не только объект вашего взгляда исчезает, но исчезает также субъект вашего взгляда. В этом вторая часть поэмы Паза.

 
Всё темнота и нет дверей,
Только мои шаги, отдающиеся во мне,
Поворачивают и поворачивают вокруг этих углов,
Которые всегда ведут на улицу,
Где никто не ждёт, никто не следует за мной,
Где я преследую человека,
Который спотыкается и поднимается и говорит, когда видит меня:
«Никого».
 

С обеих сторон – никого. Если эго смотрит на личность – никого; если личность смотрит на эго – никого. Когда вглядываешься – просто никого. Оба исчезли – то, на что глядят, и тот, кто глядит.

Теперь это основа дзэн-буддизма. Это основа суфизма: фана, всё исчезает.

Но Октавио Паз не мистик. Он не Будда. Он такой же обыкновенный, как и вы. Только одна вещь особенна для него: ваши двери никогда не открываются, его двери иногда – никто не знает как и почему – открываются. Просто налетает ветер и распахивает дверь, затем налетает другой ветер и закрывает её.

Может быть ваши двери плотно закрыты. Поэт между вами и мистиком. Поэт немного более свободен, чем вы, немного менее заморожен, чем вы. Иногда он расплавляется, иногда он позволяет себе расплавиться.

Это случается, когда вы принимаете наркотик: ваша химия меняется и вы плавитесь. Это происходит в результате принятия алкоголя, это происходит при курении гашиша. Это может происходить в результате многого: голодание, дыхание, упражнения; это может происходить при беге, при плавании. Единственная суть в том, что когда вы становитесь немного более свободными, двери открываются и вы можете видеть то, что за ней. Но это может случиться только на мгновение. Химия может дать вам только несколько проблесков.

Может быть поэт рождается с несколько большим количеством ЛСД в своей системе, с некоторым гормональным отличием, и это всё. Когда-нибудь это будет раскрыто, и вы увидите, что гормоны и химия создают большое различие.

В чём различие между мужчиной и женщиной? Различие в химии. Женщина чувствует больше, чем любой мужчина когда-либо может почувствовать. Женщина любит сильнее, чем любой мужчина когда-либо может любить. Когда женщина молится, она действительно движима этим. Когда мужчина молится, он манипулирует молитвой, но не движим ею; он старается двигать Бога через неё. Когда женщина молится, она движется через неё, она позволяет себе двигаться к Богу. Привлекательность женщины и округлённость её существа гормональны.

Говорят, что, если имеется гормональное нарушение во время роста ребёнка в материнском теле – если женщина имеет некоторое гормональное нарушение, имеет больше мужских гормонов в своём теле, и родившийся ребёнок не является мальчиком, если родилась девочка, – то девочка будет с мальчишескими ухватками, потому что эти гормональные нарушения сделали девочку такой. Она не будет обыкновенной девочкой. Она не будет грациозной, она будет иметь больше склонности к борьбе.

Поэт, как кажется, имеет химию, лишь немного отличную от вашей, но различие есть. Мистик имеет отличное от вашего сознание, не химию. Вот почему я против наркотиков, – потому что они могут изменить только вашу химию, они никогда не могут изменить вашего сознания. И Олдос Хаксли абсолютно неправ, что наркотики могут дать вам самадхи; они не могут. Они могут дать вам некоторую поэзию, это верно; они могут дать вам некоторые проблески неизвестного, но вы останетесь непреобразованными. Эти проблески могут стать прекрасными переживаниями, но только переживаниями. Экспериментатор не преобразуется ими. Вот почему я говорю, что, если вы любите поэзию, не ходите смотреть поэта. Вы можете быть разочарованы. Вы можете найти совершенно обыкновенного человека, очень эгоистичного, ничего особенного, потому что эти переживания не изменили его существа. Вы можете принимать наркотики, вы можете чувствовать себя высоко, вы можете видеть мир в сумасшедших красках. Весь мир представляется иным, становится великой поэзией. Но когда вы спускаетесь, всё исчезает, и мир кажется ещё более грязным, чем всегда, ещё более серым, чем всегда. И теперь вы страдаете, вы страстно ищете ещё наркотиков. В вас есть две вещи: химия и сознание. Химия может дурачить вас; осознайте это. Не давайте захватить себя химии. Пока ваше сознание не станет новым, эти маленькие переживания не дадут большого различия. Они не материальны.

Второй вопрос:

Я слышала, что женщины не достигают просветления. Это не беспокоит меня, – мне только интересно, правда ли это. И если это так, то что возможно для женщин?

Пратипада, вы, должно быть, встретили какую-то свинью, заражённую мужским шовинизмом. Нет различия в сознании мужчины или женщины. Единственное различие в химии, а химия не создаёт никакого различия в сознании. Сознание не является мужским или женским, оно трансцендентально, оно выше этого. Оно не может быть представлено в категориях дуальности. Оно выше этого, оно едино.

Но мужчина всегда говорил такие вещи женщине. Мужчина всегда пытался доказать женщине её подчинённость. Причина в том, что мужчина чувствует себя на низшей ступени по отношению к женщине. Основа этого чувства низшей ступени в том, что женщина может дать жизнь ребёнку, а мужчина нет. Мужчина завистлив, ревнив. Женщина кажется такой сильной: она может дать жизнь новому существу, она может содержать новое существо в своей утробе. И мужчина в связи с этим всегда чувствовал себя немного на низшей ступени. Он берёт реванш, он пытается доказать женщине, что она на низшей ступени, – она не может делать того, она нe может делать этого.

По поводу просветления – эти глупые люди говорят, что женщина не может достичь его. Почему? Какое имеет значение – мужчина вы или женщина? Быть мужчиной или женщиной совершенно несущественно!

Когда вы идёте глубже в ваше существе, когда вы уже свидетель, продолжает ли свидетель быть женщиной? Свидетельствующее сознание будет просто свидетельствовать снаружи тело мужчины или женщины, но свидетельствующее сознание не будет иметь пола; оно будет бесполым. Оно просто будет там, оно будет зеркалом.

Но мужчина всеми способами пытается сбросить женщину вниз. Он боится. Или он обожествляет женщину, возносит её очень высоко, делает её богиней, или он осуждает её, опускает очень низко, во зло, но он не может принять то, что она равна ему. Это два пути доминирования над женщиной. Вы помещаете кого-нибудь на высокий пьедестал, затем вы способны к доминированию. Мужчина говорит: «Женщина святая», – это означает, что мужчине прощается, если он ходит к проститутке, потому что он сам не так свят. Женщине не могут простить. Вот почему не существует проституток мужчин.

Мужчина может делать многое; ему позволено. Говорят: «Мальчики есть мальчики». Женщине не позволено. Её святость, её пребывание в богинях, – это уловка, стратегия, чтобы посадить её в клетку. Обожествляйте её, наделяйте её всеми прекрасными качествами, тогда она в ваших руках. Она не может спуститься, потому что она будет бояться, что потеряет свою божественность, – это одна стратегия. Другая стратегия состоит в следующем: объявить её злом. Тогда вам дозволено мучить её, держать её взаперти. Поскольку она – зло, ей не может быть разрешена полная свобода, ей не может быть разрешена независимость. Она опасна. Она даст аду распространиться по миру.

И все ваши святые в конце концов показывают, что они просто обыкновенные люди. Вы можете сами определить это. Если святой осуждает женщину, то вы можете сделать вывод, вы можете совершенно точно знать, что он не знает ничего о святости. Он не знает ничего о целом, где мужчина и женщина выходят за пределы, трансцендируют. Он всё ещё озабочен своим бытием мужчиной и он всё ещё боится женщины. Нет причины беспокоиться по этому поводу.

Вы говорите: «Я слышала, что женщины не достигают просветления».

Никогда не обращайте внимания на эту чушь.

И вы говорите: «Это не беспокоит меня...»

Очень хорошо, поскольку, если это беспокоит вас, то есть опасность. Опасность в том, что вы можете стать участницей феминистского движения. Это другая полярность. Мужчина безобразен; участвующая в феминистском движении женщина становится безобразной. Мужское сумасбродство ведёт к женскому сумасбродству. И то и другое должно быть отброшено.

Это хорошо, что вы не беспокоитесь. Никогда не беспокойтесь по поводу таких вещей. Беспокоясь, вы позволяете им войти в ваше бытие, и тогда их влияние изменит вас.

«Мне только интересно, правда ли это».

Это не правда. Как это может быть правдой?

Будда был рождён женщиной. Будда мог родиться от женщины, а «буддовость» не может зародиться в женщине? Что за чепуха? Все будды рождаются от женщины. Это женщина носит Будду в своей утробе. Если она может носить Будду в своей утробе, почему не может она носить состояние Будды в самой утробе своего сознания? Здесь нет проблемы.

Причина где-то ещё. Причина в прошлом, религии были против секса. И мужчина боялся, очень боялся женщины, потому что в тот момент, когда он приближался к женщине, он начинал чувствовать искушение. Он боялся этих искушений. Нет ничего плохого в этих искушениях; они нормальны. Но их осуждали. И поскольку эти искушения приходят только в присутствии женщины или при мысли о женщине, – постольку не только женщина физически, но и сама идея женщины стала злом, – он отбросил свою ответственность перед женщиной. Женщина стала козлом отпущения. Она ничего не могла поделать с этим. Она тоже чувствовала искушение, когда приближалась к мужчине, но она не была такой безобразной и грубой, как мужчина. Она не говорила, что мужчина – это дверь в ад. Но так называемые святые говорили снова и снова, что женщина – дверь в ад, что нужно избегать женщин, если хочешь избежать ада.

Всё дело заключается в ложном выводе: что секс – это что-то плохое. Когда секс принимается как нормальное явление, проблема исчезает. Это то, что я пытаюсь делать здесь.

Вы можете не осознавать, что я пытаюсь делать здесь, как я пытаюсь это делать. Вы можете не осознавать скрытый смысл; скрытый смысл имеет богатые возможности.

Я пытаюсь разрушить всё старое основание религии и дать ей совершенно новое основание, – основание естественное, основание непринуждённое, основание человеческое, основание, которое принимает отношения мужчины и женщины во всей их красоте и славе.

И вот что я должен сказать вам: если вы не примете свою сексуальность полностью, с благосклонностью и любовью, то вы никогда не превзойдёте её, не трансцендируете её. Путь трансцендирования секса проходит через это. Те, кто пытается обойти секс, навсегда останутся в нём. Любое отклонённое переживание будет настаивать, будет стучать, будет пытаться войти в вас снова и снова, будет продолжать стучаться в ваши двери. Вы не можете отклонить любую часть вашего существования, а если вы отклоните её, вы никогда не будете цельными. А как вы можете быть святым, если вы даже не цельный?

Ничего не должно быть отклонено. Всё должно быть принято и трансформировано.

Я назову мудрым того человека, который принял всё, что было дано ему Богом, и преобразовал это без отбрасывания, потому что ничего плохого не может быть дано вам Богом. Если вы думаете, что что-то плохо, то это ваше предубеждение, это ваша идея, это ваша интерпретация. Вот гнев: если гнев становится вашей медитацией, то из гнева вырастет новое явление, – сострадание. Только гневный человек может быть сострадающим. Если нет гнева, человек никогда не станет сострадающим, он будет просто бессильным. У него не будет никакого станового хребта, вот и всё.

Именно из секса в ваше существование начинает входить самадхи. Секс – это низшая ступенька лестницы называемой самадхи, самадхи – наивысшая ступенька; но вы не можете двигаться к наивысшему, если вы не начали с наинизшего. Наинизшее – это корни. Наивысшее зависит от наинизшего. Наинизшее не низко. Когда я называю это «наинизшее» , я не оцениваю его, я просто указываю местоположение. Основание должно быть наинизшим, только тогда на нём может вырасти здание. Но быть наинизшим – это не значит быть низким. Оно поддерживает всё здание; без него не могло бы существовать всё здание.

Секс – это сама фабрика жизни: он поддерживает жизнь. Всё, что случается, случается через одну и ту же энергию. Да, есть много, много новых преобразований этой энергии, – она становится любовью, она становится молитвой, она становится самадхи; в конце концов она становится Богом.

Секс – это семя Бога. Секс сам ещё не является Богом, но семя содержит дерево. Секс содержит возможное, и если вы не любите семя, не посеете семя в почву вашего сознания, вы никогда не будете иметь дерева, и вы никогда не будете иметь красивых цветов, этого великолепия. Этот тысечелепестковый лотос никогда не возникнет в вашем существовании.

Женщину осуждали, потому что осуждали секс. Осуждение женщины вторично; основное осуждение – это осуждение секса. Если секс не принимается, то женщина никогда не будет принята. Поэтому я даю совершенно новое видение: принимайте жизнь, как она есть. Всё хорошо. Это не означает, что вы должны остаться пригвожденными там, где вы есть. Всё хорошо: это просто означает, что всё может быть использовано для более и более высоких переживаний. Всё может быть использовано как ступенька вверх.

Третий вопрос:

Раньше я думал, что знаю жизнь, но затем я понял, что это были всего лишь верования. Чем больше я входил в это, тем больше я понимал, что я не знаю. Я пришёл почти без сомнений по поводу вас, но сейчас сомнения растут. Я говорил с человеком, кто знает много об уме: он сказал, что большинство ваших способов – это способы промывания мозгов. Но я люблю вас, Бхагаван, и я часто говорю себе: «Рискни. Может прийти успех, может прийти неудача, но не оставайся пригвожденным... Будь смелым... это цена, которую ты должен заплатить». Я смущён, Бхагаван, но я переборю свой страх и с надеждой предприму прыжок... настоящий прыжок. Действительно ли ты применяешь промывание мозгов. Если да, то почему?

Почему вы так боитесь промывания мозгов? Помыться – это всегда хорошо. Вы что, хиппи или что-то в этом роде? Я слышал две истории.

Одна:

Два хиппи сидели перед церковью. Затем подъехала скорая помощь и на носилках вынесли священника.

Один хиппи спросил другого: «В чём дело? Что случилось с этим старым котом?»

Другой сказал: «Когда он выходил из своей ванны, он поскользнулся, упал и сломал себе ногу».

На несколько минут наступила тишина. Затем другой спросил: «А что такое ванна?»

И первый ответил: «Откуда я знаю? Что я католик?»

Другая история:

Отец был очень сердит на своего сына. В гневе он насильно оттащил его к парикмахеру. Его волосы, его борода были удалены. И тогда отец сказал: «Боже мой! Так я притащил чьего-то другого сына!»

Третья история:

Хиппи привели в больницу, волоком, насильно. Для спасения его жизни абсолютно необходимо было сделать операцию. Он кричал как безумный. Он хотел сбежать и, поэтому, говорил: «Я не верю в аллопатию! Я верю в акупунктуру, я верю в гомеопатию, я верю в натуропатию! Я не верю в аллопатию!» Но родители насильно держали его.

Доктор сказал, что сначала ему надо дать хорошую ванну: «Он грязен, и будет трудно оперировать его». Поэтому он был доставлен в ванную комнату и получил хорошую терку и хорошую ванну.

Когда он вышел, он сказал: «Боже мой! Я так боялся этой операции!»

Почему вы сейчас боитесь промывания ума? Это очистит вас! Промывание мозгов – это хорошая вещь. Оно нужно вам! Вы носите так много мусора в вашей голове; вы никогда не думали, что ей нужно хорошее промывание? Да, точно, это то, что я делаю здесь.

Вы были сформированы обществом и вы должны быть расформированы... Вот что такое промывание мозгов. Но есть различие. Мао делал это, я тоже делаю это, но есть очень большое различие. Мао использовал промывание мозгов, чтобы переформировать вас. Он расформировывал, но целью было не расформирование, целью было переформирование: вы должны были быть сформированы как коммунист. Возможно вы были сформированы как католик, как индуист: вы должны быть расформированы как католик и переформированы как коммунист Естественно, если что-то должно быть написано на вашем мозге, то прежде всего всё, что уже написано, должно быть стёрто.