Текст книги "Мудрость песков. Беседы о суфизме"

Оба слова происходят от одного корня. Буддху означает глупый, дурацкий, невежественный, крепко спящий. «Будда» означает того, кто пробудился, кто вышел из своих снов, из своих желаний, из своего невежества, того, кто пришёл к знанию, того, кто полон внутреннего света. Темнота исчезла, ночь прошла, солнце встало. И нет промежуточных ступеней. Поэтому никогда не дурачьте себя промежуточными ступенями.

Люди создали множество ступеней. Они говорят: «Я пока ещё не Будда, но я на Пути. Я очень, очень религиозный человек, духовный, святой». Но вся ваша духовность, и вся ваша святость, и вся ваша религиозность, – это не что иное, как сон, мечта, – если вы не стали Буддой. Можно мечтать о том, чтобы быть святым, – в этом нет проблемы, – но вся ваша просвещённость – это только мечта. Можно мечтать о том, чтобы стать просвещённым, но всё время вы остаетесь тупицей, вы не изменяетесь.

Ваши так называемые учёные, и священники, и профессора, и великие мудрецы, знающие люди, как раз остаются в первой категории. Лучше понимать, что есть только две возможности: или вы проснулись, или вы спите. Вам очень поможет, если вы именно так будете смотреть на вещи.

Вы говорите: «Иногда я чувствую, что всё моё путешествие внутрь себя – это лишь воображение».

Это потому что и внутреннее, и внешнее созданы воображением. В действительности нет ничего внутреннего и ничего внешнего; всё едино. Вы не можете сказать, что это внутреннее, вы не можете сказать, что это внешнее. Различие между внутренним и внешним создаётся умом. Оно не реально, она не соответствует реальности.

Что есть внутреннее и что есть внешнее?

Вы вдыхаете. Мгновение до этого нечто было внешним, затем оно становится внутренним, затем, через секунду, оно снова внешнее. Так где внутреннее и где внешнее? Вы принимаете пищу, она была вовне; затем вы перевариваете её, – она становится вашей кровью, вашими костями, мозгом ваших костей. Так где внутреннее и где внешнее? Вы идёте к парикмахеру и состригаете свои волосы; они были внутренними, теперь они не являются более внутренними.

Внутреннее непрерывно становится внешним, внешнее непрерывно становится внутренним. Вот что есть жизнь, динамика жизни: инь постоянно превращается в ян, ян постоянно превращается в инь. Мужчина постоянно превращается в женщину, женщина постоянно превращается в мужчину.

Вы съели яблоко с дерева, – оно было внешним, а затем стало внутренним. Затем однажды вы умрёте, попадёте в землю, и на вас вырастет яблоня. И какая-то часть вас станет яблоком, и ваши внуки могут съесть его. Мы все каннибалы: мы едим друг друга. Другого способа существования нет. Когда вы едите яблоко, делайте это с уважением... может быть вы едите вашего дедушку или бабушку.

Нет ничего внешнего, нет ничего внутреннего. Внутреннее и внешнее – это просто способы описания одной и той же вещи. Чтобы увидеть это следует выйти за пределы воображения.

Вы говорите: «Иногда я чувствую, что всё моё путешествие внутрь себя – это лишь воображение».

Это действительно так, но сейчас всё является воображением. Фактически, путешествие, как таковое, всегда внешнее. Не может быть никакого внутреннего путешествия. Как это может быть внутреннее путешествие? Хождение где-нибудь – это всегда хождение вовне. Когда заканчивается путешествие, тогда начинается внутреннее. Вы можете приблизиться ко внутреннему, но путешествие остаётся внешним. «Путешествие» означает, что вы пытаетесь соединить себя с отдалённым. Внутреннее не отдалено, оно – это в точности то, что вы есть. Вы всегда соединены с ним, нет необходимости соединять, нет способа соединить вас с ним. Вот почему люди дзэна говорят, что истина – это реальность без путей: вы никуда не идёте, значит вы там. Когда вы никуда не идёте, внутреннее произошло.

Но я также могу понять и затруднения Падмы Самбхавы. Я сам постоянно говорил вам: «Начните внутреннее путешествие». Мне приходится использовать слова, вам приходится использовать слова, и все слова неадекватны. И если вы всё время будете тащить слово к его пределу, к логическому концу, то оно станет абсурдом. Слова должны использоваться только гипотетическим образом. Они должны использоваться в утилитарном смысле.

Когда я использую слова «внутреннее путешествие», я просто имею в виду, что вы смотрели на один аспект путешествия в вашей жизни, называемый «внешнее», теперь постарайтесь посмотреть на другой аспект путешествия, называемый «внутреннее». Вы бегали за деньгами, теперь бегите за медитацией. Вы бегали за властью, теперь бегите за Богом. И то и другое – бег. Если вы начнёте бегать за медитацией, то однажды я вам скажу: «Теперь отбросьте и медитацию. Теперь хватит бегать». И когда вы остановите бег, тогда и произойдёт настоящая медитация.

 
Сиди тихо,
ничего не делай,
весна придёт,
трава вырастет сама.
 

Медитация имеет два значения. Вот почему в Индии мы имеем два слова для неё: дхьяна и самадхи. Дхьяна обозначает временную медитацию, промежуточную медитацию; самадхи означает, что вы пришли домой, теперь медитация не нужна. Если медитация уже не нужна, то человек пребывает в медитации, – до этого так не было. Когда человек просто живёт в медитации, ходит в медитации, спит в медитации, когда медитация – это способ его существования, тогда он достиг.

Но вы слишком много бегали за деньгами, властью, престижем. Вы стали так привычны к беганью. Сказать внезапно: «Стоп!» было бы слишком. Вы должны замедляться медленно, медленно. Поэтому мы говорим: «Бегите за Богом». Это замедлит вас. Побежав за Богом, вы спросите: «Как?» И я скажу: «Сидите тихо, закройте глаза, наблюдайте за своим дыханием». Какого же рода этот бег? Во имя бега вас убеждают не бегать. Наблюдайте за дыханием, мало-помалу дыхание будет становиться всё медленнее и медленнее. Сидите тихо, не двигайтесь, и однажды вы внезапно осознаете тот факт, что всё путешествие исчезло. Вы никуда не идёте, вы есть. В тот момент, когда вы увидите, что вы есть, что вы просто есть, это и случится. Не будет ни внешнего, ни внутреннего.

Поэтому позвольте мне высказаться парадоксальным образом: внутреннее реализуется только тогда, когда внутреннее и внешнее оба исчезают. Внутреннее как раз и появляется, чтобы уравновесить внешнее. Когда оба приходят в абсолютное равновесие, когда оба отрицают друг друга, в ваших руках остаётся пустота, – нет ни внешнего, ни внутреннего. Это не воображение.

Вот сейчас, Падма Самбхава, это воображение. И вы должны быть очень, очень бдительны, потому что воображение – это один из тех источников, что создают новые для вас желания, новые фантазии, новые миры. Эта майя, это иллюзия.

Четвёртый вопрос:

Кто вы?

Я хотел бы рассказать вам одну историю. Много столетий прошло, а эта история сохраняет огромное значение для тех, кто хочет медитировать.

Бодхидхарма пошёл в Китай. Он всегда был одним из самых уникальных людей. Весь Китай ожидал Бодхидхарму.

Много лет потребовалось ему, чтобы пересечь Гималаи. Это было трудно, он шёл пешком.

На границу прибыл император, чтобы встретить его; имя императора было By. Он стал буддистом, – и не только он стал буддистом, он все свои сокровища направил на служение буддизму. Он обратил в буддизм миллионы людей, он создал тысячи храмов и тысячи статуй Будды, и он помог переводу на китайский язык всех писаний Будды. Бывало каждый день десять тысяч монахов получали пищу из его дворца. Он поддерживал буддизм всеми возможными способами.

Прибывал Бодхидхарма – прибывал ещё один Будда, – By пришёл встретить его. Естественно, их диалог состоялся. Это был один из величайших диалогов, небольшой диалог, но огромного значения.

By спросил: «Что я заслужу за все добрые дела, которые я совершил в служении буддизму?» Он должно быть надеялся на хорошее поощрение. Он должно быть надеялся, и это естественно, поскольку все другие учителя буддизма и монахи говорили: «Вы просто великий, вы величайший император в истории. Вы совершили столько святых дел. Ваша жизнь – это жизнь истинного служения и сострадания». Естественно, они могли говорить все эти вещи. By ожидал некоей санкции от величайшего Учителя, прибывшего в Китай. Знаете ли вы, что сказал Бодхидхарма?

Он сказал: «Никакой награды. Ничего особого для вас, абсолютно ничего».

В переводе на современный жаргон, он сказал: «Всё это коровье дерьмо!»

By был оскорблён, шокирован. Он не мог поверить своим ушам. И Там собрались тысячи монахов; они были также шокированы. Они действительно испугались, они боялись чего-то вроде этого, поскольку о Бодхидхарме ходили разные истории, – что он странный парень. И когда он прибыл, они абсолютно уверились, что он странный парень, потому что один из своих башмаков он нёс на голове. И он выглядел опасным человеком. Он был весь глаза, огненные глаза, как будто он собирался прыгнуть и убить вас. И естественно, всякий Учитель должен делать это. У него были длинные волосы и борода, и всё его лицо было покрыто волосами; одни только глаза были на нём. Позднее он стал известен в Китае как «варварский Будда», как «варварский брамин из Индии». Он был дикий человек. Дрожь пробежала по спине императора By.

Бодхидхарма сказал: «Всё дерьмо!» Продолжать разговор не было смысла, но всё было так неожиданно. A By был очень образованный человек, культурный человек, китайский император, – китайцы очень культурные люди, очень вежливые. Выглядело бы не очень хорошо так внезапно прекратить разговор, поэтому, чтобы довести его до точки, где можно было бы легко закончить, By снова спросил: «Разве они не святые? Вы должно быть шутите», – сказал он.

Бодхидхарма сказал: «Нет! Никакой святости! Всё просто пустота». Он шёл на то, чтобы резко оборвать этот разговор.

Теперь даже By позабыл всю свою образованность и культуру и дворцовые манеры. Этот человек был уж слишком резок! Он слишком сильно провоцировал его гнев. И он сказал: «Тогда кто ты, стоящий предо мной?»

И Бодхидхарма красиво улыбнулся и сказал: «Я не знаю».

Вы спрашиваете меня: «Кто вы?»

И я говорю: «Я не знаю».

Что имел в виду Бодхидхарма, когда говорил: «Я не знаю»? Он должен знать. Кто же ещё? Но что он имел в виду этим «Я не знаю»? Он говорит тысячу и одну вещь этим простым предложением. Столетия потребовались людям, чтобы раскрыть значение этого, и всё ещё есть значения за значениями.

Во-первых, когда вы знаете, вы исчезаете. «Я» отсутствует. Пока «я» существует, вы не знаете. Когда «я» исчезает, вы узнаете, но тогда вас уже нет.

Имеются два вида неведения: одно, когда вы есть и вы не знаете; и второе, светлое неведение, полное света, – вас нет, и поэтому, кто же говорит: «Я знаю»? «Я» больше нет здесь.

Второе: всякий раз, когда вы знаете что-либо, это должно быть отделено от вас, это должно быть объектом познания. Как вы можете познать познающего? Вы не можете свести того, кто познаёт, к объекту познания. Поэтому то, что познаёт, никогда не может быть познано. Всё, что бы вы ни знали, просто доказывает, что эта вещь – не вы. В этом одна из основных медитаций Востока.

Смотрите на вещи, наблюдайте вещи, и что бы вы ни были способны узнать, будьте уверены – это не вы. Так что, это исключается. Это называется «процессом исключения». Вы наблюдаете, сидите тихо, – вы можете видеть ваше тело, вы можете чувствовать, что ноги уснули, вы можете чувствовать, что рука устала, тяжела, вы можете чувствовать, что у вас сильно болит голова. Тогда одна вещь определённо может быть принята без доказательства: вы – это не ваша голова, и вы – это не ваши ноги, и вы – это не ваша рука. Вы – познающий, вы тот, кто осознаёт голову и головную боль. Так что тело исключается.

Затем вы начинаете наблюдать свой ум. Возникает мысль, мысль гнева, страсти, любви или чего-либо ещё. Вы можете видеть её возникновение в вас. Облако гнева приходит и окружает вас; вы можете наблюдать его. Или в вас имеется великое желание любви, но вы можете наблюдать, что оно есть. Вы можете видеть, что есть гнев, или есть любовь, или есть алчность, не так ли? Если вы можете видеть, что есть алчность, то одна вещь является определённой, – что это не вы. Вы – это тот, кто знает. Таким образом, ум исключается.

Когда исключаются ум и тело, тогда что же остаётся? Как раз чистый свидетель. Сейчас вы не можете знать этого чистого свидетеля, потому что вы не можете свести его к объекту. Зеркало не может отражать само себя, оно может отражать только что-нибудь ещё. Ваши глаза не могут видеть сами себя, они могут видеть только что-нибудь ещё. Ваш свидетель не может быть свидетелем самому себе. В этом второй смысл слов Бодхидхармы: «Я не знаю».

И третий. Когда Бодхидхарма говорит: «Я не знаю», он имеет в виду: «Предельное – это тайна, и оно останется тайной. Нет путей разгадать её».

Вы спрашиваете меня: «Кто вы?»

Вы бы хотели некоторый традиционный ответ, что я – перевоплощённый Будда. Дерьмо! Нет, я не воплощение Будды. Вы хотели, чтобы я сказал, что я мессия, которого вы ждали. Нет, я не мессия. Я не заинтересован стать мучеником, совсем нет. Вы хотели бы какого-нибудь определённого утверждения, но ничего определённого не может быть по самой природе вещей.

Позвольте мне рассказать вам другую историю:

Моисей пошёл в горы и ему явился Бог в виде пылающего куста. Куст оставался зелёным и не сгорал.

В этом указание, метафорическое указание на парадокс Бога, на то, что Бог – это парадокс, что Бог алогичен, что Бог абсурден, credo quia absurdum. Это знаменитое высказывание Тертуллиана: «Я верю в Бога, потому что Он абсурден. Я верю, потому что в Него нельзя верить».

В метафоре, живописным образом, сказано, что Моисей увидел куст и огонь в нём, и куст не сгорал. Он должен был чувствовать себя очень смущённым, озадаченным. Затем Бог дал ему для его людей Десять Заповедей. И, естественно, он спросил: «Они спросят меня: „Кто дал их тебе?“ Что мне сказать?» И Бог сказал: «Скажи им; я есть то, что я есть».

Во всей еврейской традиции нет высказывания более значительного, чем это: я есть то, что я есть. Даже Бог не может сказать, кто Он есть.

Вы можете сказать, кто вы есть, я же не могу сказать, кто я, – это потому, что вы имеете некоторые индивидуальности, а я не имею индивидуальности. Выдумаете, что вы – это ваше имя. Вас спрашивают: «Кто вы?» Вы говорите: «Моё имя такое или такое». «Кто вы?» – спрашивают вас, и вы можете ответить, что вы христианин, или индуист, или мусульманин. «Кто вы?» – спрашивают вас, и вы можете сказать: «Я доктор, или инженер, или профессор». Всё это лишь поверхностные индивидуальности. Глубоко внутри являетесь ли вы немцем, или англичанином, или китайцем, индуистом, христианином, буддистом? В вашем сознании, в глубочайшем ядре, кто вы? Доктор, инженер, профессор? Нет, все эти индивидуальности исчезают. Кто вы? Вы здесь. Я есть то, что я есть, – ничего более не может быть сказано об этом.

И последний вопрос:

Религия вечна, говорите вы, но почему тогда она всё время изменяется?

Религия вечна, – религия как предельный закон жизни и существования, как Дао, вечна. Не как христианство; христианство не может быть вечным. Однажды оно родилось, однажды оно умрёт.

Многие религии родились и ушли, исчезли. Многие религии родятся и исчезнут. Вечная религия – то, что в Индии мы называем санатана дхарма, вечная религия, – является трансцендентальной. Иногда интерпретатором вечной религии является Будда – она становится буддизмом. Это перевод вечного во временное. Это приносит нечто, находящееся по ту сторону, на землю. Но в тот момент, когда она переводится во время, она перестаёт быть вечной религией. Она приобретает тело, и объём, и форму. Никакой объём не является вечным, никакая форма не является вечной; это умрёт.

Это как ребёнок, родившийся для вас. Душа вечна, но этот ребёнок должен умереть. Этот ребёнок имеет в себе две вещи – душу, вечное, и нечто временное – структуру, механизм. Тело не может быть вечным. Оно выросло из земли, оно должно уйти в землю – прах во прах.

То же самое происходит и с религией: когда религия понимается просветлённым, он перелагает её на ваш язык, – вот способ, с помощью которого вы можете понять её. И вот почему имеется так много различий и так много религий. Моисей должен был говорить на языке своих людей, то, что они могли понять. Будда должен был говорить на языке своих людей, то, что они могли понять, – и это были разные люди.

Евреи очень практичные люди, а индусы очень непрактичные. Моисей должен был говорить прагматическим языком. Религия стала этикой, моралью, – отсюда Десять Заповедей. Вы не найдёте этих Десяти Заповедей ни в каких писаниях индуизма. Когда впервые Упанишады были переведены на западные языки, люди были озадачены; не было ничего похожего на Десять Заповедей. Как может религия существовать без Десяти Заповедей? Упанишады не говорят ничего о вашей морали. Они не говорят: «Не укради. Не лжесвидетельствуй. Не делай этого. Делай то». Они не разговаривают на этом языке, вовсе нет. Индусы всегда были философскими, рассуждающими людьми. Они любят абстракцию, они любят летать в небеса.

Евреи всегда были практичными людьми. Это различие порождает различие. Моисей должен был говорить с евреями, он должен был быть очень конкретным: «Делай это, не делай того». Если кто-нибудь скажет индусу: «Делай это, не делай того», это не будет каким-то особым призывом. И не то, чтобы не было подобных людей; был Ману, который был в точности подобен Моисею. Но они не представляли– основного потока в сознании индусов.

Мухаммед говорит на другом языке, а время всё время изменяется, – Кришна на пять тысячелетий раньше, Будда на двадцать пять столетий раньше. Двадцать пять столетий прошло между Кришной и Буддой. Люди изменились, люди узнали многие вещи, многие вещи позабыли. Структура тела, социальная структура, структура ума, – всё в течении. Будда говорит совершенно по-другому. Затем Кабир снова говорит иначе.

Я говорю совершенно на другом языке. Я говорю с теми, кто живёт сегодня. Религия снова и снова должна изменяться, но существенное ядро остаётся тем же самым. Объём изменяется, форма изменяется, имя изменяется, но существенное ядро остаётся тем же самым, существенный вкус остаётся тем же самым.

И вторая вещь, которую следует помнить: это изменение, которое приносится просветлёнными людьми, но есть и другие изменения, которые идут параллельно с этим. Многие изменения приносятся священниками, но не потому, что они знают, что есть истина, а потому, что они должны подстраиваться под нужды людей. Когда просветлённый человек, такой как Иисус или Будда, делает какое-либо изменение, он должен смотреть на две вещи: он должен смотреть на истину и он должен смотреть на умы людей. Он должен создавать мост. Но когда священник смотрит на людей, он смотрит лишь на людей, – на политику, общество, экономику. У него нет представления об истине. Он постоянно совершает компромиссы, он постоянно изменяет религию. Он должен изменять, потому что он должен подстраиваться. Священниками приносится тысяча и одно изменение, но изменения, которые приносятся священниками, разрушают религию. А изменения, которые приносятся пророками, создают религию вновь и вновь. Это два различных процесса, запомните это.

Если вы рядом с человеком, таким как Будда, или Кабир, или Нанак, то это совсем другое дело. Он несёт свежее послание от Бога, из источника. Он будет говорить на вашем языке, но он не пойдёт на компромисс с вами. Он будет абсолютно бескомпромиссен. Вот почему эти люди выглядят такими тяжёлыми.

Кто-то сказал: «Иногда, Бхагаван, вы очень тяжёлый человек». Я должен быть таким. Я не могу идти на компромисс с вами. Я говорю на вашем языке, поэтому вы можете понимать, но я не могу идти на компромисс с вами. В противном случае, нет необходимости во мне: если я иду на компромисс с вами, то я больше не Учитель вам. Но священник постоянно идёт на компромисс.

Нам может оказаться полезной такая история.

Это было за день до Святого Дня Искупления. У одного молодого еврейского парня из маленького городка было что-то на уме. Он пошёл в синагогу увидеться с раввином. Он исповедался раввину в том, что у него было одно сексуальное приключение, которое беспокоит его.

– Ну, – сказал раввин, – что случилось?

– Ах, – ответил парень. – Мне очень стыдно рассказывать вам. Я надеюсь, вы сможете дать мне прощение перед днём Йом Киппур. И конечно я готов внести значительный вклад в синагогу.

– Хорошо, – сказал раввин. – Так что же случилось?

– Я вступил в половую связь с одной достойной женщиной.

– Это очень плохо.

– Хуже того, я целовал её.

– Вы целовали её?

– Да, я целовал её в очень интимное место.

Раввин в ужасе вскинул свои руки и сказал:

– Сожалею! Я ничего не могу сделать для вас. Грех очень велик. Ваш позор невозместим.

И раввин в гневе отпустил его.

Молодой человек обезумел от горя, и поехал в город побольше. Он нашёл раввина из Консервативной конгрегации и рассказал ему свою историю. Раввин сделал ему порицание, хотя и в более умеренном тоне, и сказал, что не сможет принять вклад, поскольку совершенный грех действительно выходит за пределы возместимого.

Молодой человек совершенно пал духом. Но ещё полный решимости искать прощения, поехал в Детройт. Он нашёл самую большую Реформаторскую конгрегацию, встретился с раввином и рассказал ему свою историю.

Раввин терпеливо выслушал его и затем ответил:

– Хорошо, это неосмотрительность, но не фатальная ошибка. Я полагаю, что соответствующий вклад в фонд синагоги и ваше пребывание здесь завтра на службе прояснит дело.

Молодой грешник обернулся к раввину и возгласил:

– Я с восторгом исполню всё, о чём вы сказали. Но я не могу понять. Почему раввин Финкельштейн и раввин Таннебаум уделили так мало внимания моим доводам и прогнали меня?

– Ну, – ответил Реформаторский раввин, – что вы думаете, разве эти раввины из маленьких городков понимают что-нибудь в причудливых способах совокупления?

Священник постоянно идёт на компромисс. Он не заинтересован в вечном, Он заинтересован в чём-то ещё. Эти люди постоянно разрушают религию.

Но и при естественном ходе вещей каждая религия обязана лгать. Изменения, приносимые раввинами и священниками, являются политическими изменениями, социальными изменениями. Они не являются религиозными. Они смотрят лишь за тем, чтобы их стадо не разбрелось. Они боятся потерять численность, они продолжают идти на компромисс с толпой. Так, если у власти Адольф Гитлер, священник благословляет его.

Это странно... человек, верящий в Христа, в своём обращении благословляет Адольфа Гитлера, или благословляет некоторую другую страну. Он должно быть ищет других вещей, не имеющих ничего общего с религией. Такие люди приносят много изменений; эти изменения постоянно убивают и отравляют тело религии.

Но действительные перемены всё же необходимы. И всякий раз, когда происходит реальное изменение, рождается новая религия. Всякий раз, когда случаются те недействительные компромиссы, старая религия продолжается, явление, подобное смерти, трупу, – но она продолжается. Она воняет, но на неё постоянно ставят новые заплаты. Это мёртвое тело, но его продолжают раскрашивать. Продолжают притворяться, что всё живо. Всякий раз, когда происходит реальное изменение, всякий раз, когда из источника приходит новая весть, рождается новая религия.

Иисус принёс новую весть; родилось христианство. Ватикан продолжает совершать компромиссы. Теперь это мёртвое христианство. Было бы хорошо, если бы оно ушло. Если мы покончим с мёртвыми религиями на земле, то это будет великое благо для человечества, потому что, когда с мёртвой религией будет покончено, люди начнут искать новых источников.

И я счастлив, что новое поколение во всём мире кончает со старыми воняющими трупами и ищет новых источников, новых, живых источников. Этот поиск – одно из величайших явлений этого столетия, и этот поиск становится сильнее с каждым днём.

Что-то великое должно произойти. Этот поиск провозглашает великое будущее. Религия снова случится с человечеством, – так, как это случилось во времена Иисуса, или как это случилось во времена Будды. Снова человек становится готовым к новому религиозному сознанию, к новому квантовому скачку.