Текст книги "Огненные птицы"

Она знала здесь все – каждый изгиб, каждый обрыв. Каждый дюйм песчаного, поросшего травой берега. Ей хотелось умыться и еще сильнее – пить. Но в этом месте до воды было не достать. Берег был высокий, почти отвесный, речка протекала примерно в метре внизу. Лили следовало пройти метров десять-пятнадцать до того места, где берег был ниже и она бы смогла зачерпнуть несколько пригоршней воды. Рыболов оставался там, где стоял. Умывшись, Лили направилась в сторону дороги.

Энди ждал ее, сидя в машине. Едва завидев ее, он вылез и пошел ей навстречу. Он встретил ее молча. Лили первой подошла к нему, и он обнял ее.

– Мне показалось, что тебе лучше побыть одной, – сказал он.

Она лишь кивнула в ответ и обошла «порше».

Энди, открыв дверь, помог ей усесться, затем вернулся, сел за руль и вставил ключ в замок зажигания…

– Мы выедем отсюда, если поедем прямо? – спросил он.

– Нет. – Не могли они отсюда выехать из-за реки.

– Черт возьми! – Энди завел машину, развернулся и они поехали в обратном направлении туда, откуда въезжали сюда.

Когда они миновали новостройки, Лили не поворачивала голову ни вправо, ни влево, а молча смотрела перед собой. Они не разговаривали до тех пор, пока торговый центр не остался позади, почти до самого пересечения с главной улицей.

– Куда мы едем? – безжизненным голосом спросила Лили. – Тебе ведь надо было в библиотеку. Поехали в библиотеку. Со мной все в порядке, поехали туда.

– Нет, пожалуй, уж на сегодня хватит впечатлений. Давай как-нибудь в другой раз, – не соглашался Энди. – Не сейчас.

– Да нет, ничего, я чувствую себя вполне нормально. Действительно, со мной все в порядке. Надо сделать и то, ради чего ты сюда приехал.

– Надо, конечно, – он замедлил ход, потом снова встрепенулся. – Лили, пойми, я не хочу вести себя как какой-нибудь эгоцентрик и…

– Энди, давай вернемся. Поедем в библиотеку. И я хотела бы тоже там побывать. Не беспокойся, когда мы ехали сюда, она выглядела, как и раньше, так что никаких потрясений больше не предвидится.

И они поехали в библиотеку. На часах было половина первого, когда они поднимались по широким гранитным ступеням. Войдя в обширное помещение, Лили увидела, что оно по-прежнему заставлено темно-золотистыми дубовыми стульями и столами.

Здесь по-прежнему ощущался специфический запах книг и мебельной политуры. Правда, возле входа установили автомат с газированной водой. Лили остановилась возле него и заметила, что и здесь появились кое-какие новшества, например: НОВОЕ КРЫЛО БИБЛИОТЕКИ И ТУАЛЕТЫ, указатель был снабжен стрелкой, показывающей направление доселе не известное Лили.

Невнятно пробормотав Энди какое-то объяснение, она направилась туда, куда указывала стрелка и вскоре оказалась у двери с символом женского туалета. Свою сумку, где помимо прочего, лежали туалетные принадлежности, чудом сумела не забыть в автомобиле, и сейчас она была как нельзя кстати. Лили тщательно вымыла руки и лицо холодной водой, причесалась и подкрасилась. Эти обычные действия совершались автоматически, оставляя боль от недавно пережитого странствования где-то в глубине. Лили осмотрела себя и с облегчением установила, что не испачкала одежду. На ней были джинсы и короткая прямая куртка, из тех, которые обычно носят дровосеки и под ней свитер с высоким воротом. За исключением того, что она была бледнее обычного, Лили выглядела в общем неплохо для ее сегодняшнего состояния.

Вернувшись в читальный зал, она обнаружила Энди, который сидел за столом и сосредоточенно вглядывался в аппарат для чтения микрофильмов. Эта штука тоже была новшеством. Она уселась рядом, он оторвал взгляд от белого экрана.

– Ну как ты?

– Все о'кей!

И снова углубился в работу. Лили огляделась. В зале, в целом мало что изменилось. Вероятно, все новое сосредоточилось в новом крыле здания, в пристройке. Она была так им за это благодарна, что готова была разрыдаться от счастья.

Заметив на себе пристальный взгляд библиотекарши, Лили стала вспоминать, не были ли они знакомы. Женщине на вид было примерно столько же лет, сколько ей. Она вспомнила мисс Демел и невольно улыбнулась. Библиотекарша, подумав, что это адресовалось ей, ответила тем же. Лили встала и решила подойти к ее столу.

Первой заговорила библиотекарша.

– Ведь вы – Лили Крамер? Я не ошиблась?

– Нет, не ошиблись. Но, простите, я вас не помню, вернее, мне кажется, что я знаю вас откуда-то, но…

Ее горло еще саднило, и она была очень удивлена, что голос ее звучал почти как обычно.

– О нет, вряд ли. Дело в том, что я из Канзас-Сити. Мы с мужем переехали сюда лишь в прошлом году. Я вас знаю по вашей передаче. И еще потому, что нет в Филдинге человека, который бы вас не знал. Вы же здесь выросли.

У нее было такое чувство, что ей напомнили о какой-то другой ее жизни, проходившей в каком-то абсолютно ином временном измерении. И телевидение, и Нью-Йорк – все, что до сегодняшнего утра казалось таким важным, отодвинулось неизвестно куда и представлялось ей теперь частью некоего совершенно иного, иррационального мира.

– О! – ответила Лили. – Теперь понятно. Говорите, вы здесь всего только год?

– Да. Мой муж – программист, работает в Бостоне. Но он всегда мечтал пожить в деревне. И Филдинг для этой цели подходит как нельзя лучше. С одной стороны, он недалеко от такого большого города как Бостон, а с другой – очень тихий и можно сказать даже первозданный в какой-то степени…

– Сейчас уже не настолько, как когда-то…

Женщины беседовали, понизив голос. Мисс Демел не раз повторяла ей, что в библиотеках следует вести себя тихо, но все же нельзя прикидываться немым.

– Скажите, а вот эти новостройки на Вудс-роуд появились уже при вас? – поинтересовалась Лили.

Ей было необходимо это знать, хотя вряд ли бы от этого ей стало бы легче.

– Нет, нет, раньше, конечно. Все это началось довольно давно, несколько лет назад. А квартиры там действительно загляденье. Мы бывали там и видели. Но покупать не стали – дорого. Нам хотелось иметь две спальни. А квартиры с двумя спальнями стоят там больше сотни тысяч.

Лили кивнула. Снова в горле у нее набухал этот противный комок. Ей казалось, что стоит ей заговорить, как градом польются слезы.

– Мы тогда купили дом на Милл-стрит, – продолжала библиотекарша. – Он совсем старый и нам пришлось кое-что предпринять, чтобы он выглядел сносно. Теперь все дело лишь в кухне. Знаете, мне хотелось бы иметь такую кухню, которые вы показываете в вашей передаче.

Лили улыбнулась вымученной улыбкой.

– Ничего, еще обзаведетесь. Но спешить с этим не следует. Хорошая кухня требует времени и тщательного планирования, причем в меньшей степени, чем денег. Вы сами в этом убедитесь со временем.

К столу подошла какая-то женщина и библиотекарша занялась ею. Лили, воспользовавшись моментом, вернулась к Энди. Он по-прежнему сидел, склонившись над аппаратом. Рядом с ним на столе были разложены старые газетные вырезки с фотографиями, снятыми в Малаге. Когда она села рядом, он поднял голову и улыбнулся ей, проведя ладонью по ее щеке.

– Сильная ты женщина, – произнес он.

– Да-да, наша несгибаемая Лили, – вероятно это было задумано как шутка, но так не прозвучало. – Ну, нашел ты что-нибудь?

Он сразу оживился.

– Да… Но не думаю, чтобы это явилось чем-нибудь существенным. Вот взгляни сама.

Он отмотал пленку назад, показал ей как ее двигать и Лили, усевшись поудобнее, стала смотреть на экран. Перед ней была первая полоса газеты «Филдинг пост таймс» за двадцать пятое апреля тридцать девятого года. Здесь был помещен большой черный заголовок: «Аманда Кент разыскивается за убийство». История эта занимала пять колонок и потеснила остальные новости с первой полосы газеты. «Английская полиция разыскивает Аманду Кент, дочь Томаса Кента и его жены Джейн, проживающих на Вудс-роуд. Аманда обвиняется в убийстве ее мужа – Эмери Престона-Уайльда, виконта Суоннинга…» Далее следовало описание деталей убийства и исчезновения Аманды.

Внизу под статьей была помещена фотография Аманды, сделанная за пять лет до описываемых событий, в ту пору ей было девятнадцать лет. Этот снимок был сделан на каком-то официальном приеме. Аманда стояла в вечернем платье и двойной ниткой жемчуга на нежной шее. Ее распущенные волнистые волосы доходили ей до плеч. Очень красива была эта Аманда, но красота эта была какая-то стандартная, чуточку даже безжизненная. Может, все дело было в качестве фотографии и условностях, господствовавших в те времена. Лили стала смотреть пленку дальше. «Пост Тайме» был еженедельник и, насколько ей было известно, таковым и сейчас оставался, и в течение двух следующих месяцев он продолжал публиковать серию очерков преступления в Суоннинг-Парке и исчезновении Аманды. Она внимательнейшим образом просмотрела все эти выпуски, но не обнаружила хотя бы косвенного упоминания об Ирэн.

Лили оторвалась от аппарата. Энди сосредоточенно разглядывал газетные фотографии леди Суоннинг. Лили тоже посмотрела на них через плечо Энди, потом снова на экран аппарата.

– Нетрудно заметить, что и здесь и там изображена одна и та же девушка.

– Да, но вот здесь явно не хватает резкости, чтобы это точно определить… Может быть, и одна и та же, но… – Он пробормотал что-то невнятное.

Ей показалось, что это было ругательство и посему не стала переспрашивать. Он снова обратился к аппарату.

– Вот, хочу тебе еще кое-что показать. – Он быстро сменил пленку и некоторое время проматывал ее вперед, пока не нашел нужный кадр.

– Что ты вот об этом думаешь?

На сей раз на шапке газеты красовалась другая дата: 17 марта 1935 года. Заголовок сообщал: «Продан универмаг Пэтуортов». Внизу на фотографии молодая Ирэн пожимала руку лысоватому мужчине. На Ирэн было платье с длинными рукавами и пышными манжетами, а на мужчине двубортный костюм. Оба застенчиво улыбались в объектив.

Лили прочла заметку: «Мисс Ирэн Пэтуорт заявила сегодня о том, что ее четвертый кузен Генри Дэвис Пэтуорт из Ньютона приобрел права на владение универмагом на Хэйвен-авеню. Этот магазин вошел в историю Филдинга, как один из самых старейших. Он назывался «Главный универмаг Филдинга» до тех пор, пока отец Ирэн вступил во владение им и назвал его своим именем…» Далее в заметке говорилось, что универмаг перешел к Ирэн Пэтуорт после трагической гибели ее родителей и текст заканчивался такими словами: «… мисс Пэтуорт получила огромное удовлетворение от того, что формально универмаг не перестанет быть собственностью Пэтуортов».

Это выражение не могло не принадлежать Ирэн. Да и на фотографии была несомненно она, и никто другой. Лили долго всматривалась в пожелтевший от времени газетный снимок. Она бы все равно узнала на нем свою мать, даже если здесь не имелось бы пояснений или цитат. И дело было скорее не в различимости ее черт, а в ее позе, посадке головы. Разумеется, это была Ирэн, в этом не могло быть ни малейших сомнений. Затем ее внимание переключилось на снимок, сделанный в Малаге. Энди без слов подал ей маленькую лупу.

Несмотря на миниатюрные размеры, ее степень увеличения была очень велика. Такие используют обычно в редакциях газет при работе со снимками. Увеличение усиливало зернистость снимка и Лили пришлось долго вглядываться в лица обеих девушек, затем она снова присмотрелась к тому снимку, что был на микропленке аппарата. Наконец, она кивнула на фото, лежавшее на столе: среди этих женщин нет Ирэн.

– Мне тоже так кажется, – сказал Энди.

Произнесено это было нейтральным тоном. Если он и был этим разочарован, то виду не подал.

– А в Филдинской газете снята твоя мать?

– Да, это она. Я бы узнала ее из тысячи. – Она снова показала на снимок двух девушек. – Пару дней назад я тоже подумала было, что одна из них может быть Ирэн. Возраст вроде подходит. Но после того, как я сравнила этот снимок и тот, который был сделан четырьмя годами раньше, я уверена, что ее в Малаге тогда быть не могло.

– Похоже, что нет, – ответил Энди. – А вот, что касается другой, то не уверен. Я имею в виду Аманду Кент.

Губы Лили сжались.

– Дай-ка взглянуть на тот снимок, что в «Пост таймс».

Он снова занялся аппаратом, как вдруг у их стола снова возникла библиотекарша.

– Я помню, что вы это заказывали, – с этими словами она поставила на стол перед ними стопку переплетенных в кожу альбомов. – Это как раз из того периода, что и газета. Альбомы были размером примерно тридцать сантиметров на сорок пять в кожаном переплете темно-бордового цвета. Сверху золотом было вытиснено «На память». Чуть ниже – Средняя школа в Филдинге.

Энди непонимающе смотрел на них.

– Это школьные фотоальбомы, – объяснила ему Лили. – Обычная американская традиция. Память о незабываемых школьных годах, снимок выпускного класса. – Она стала их перекладывать. – Вот 1934 год. В том году моя мать закончила школу.

Они принялись листать альбом и обнаружили в нем несколько снимков Ирэн, тематика которых охватывала самые различные элементы школьной жизни. Эта информация послужила еще одним подтверждением их умозаключениям: ни одна из девушек, изображенных на снимке, сделанном в Малаге, не была Ирэн.

– Аманда Кент родилась в 1919 году, – уточнил Энди. – В каком году она должна была заканчивать школу?

– Давай-ка посмотрим 1937 год. – Лили нашла соответствующий альбом, но Аманды в нем не оказалось. После более тщательных поисков им удалось установить, что она была в классе «36».

– Закончить школу в семнадцать лет – я не вижу в этом ничего удивительного, – пояснила Лили. – Все зависит от того, когда у тебя день рождения.

Энди ее не слушал. Он был погружен в перелистывание альбома за 1936 год.

– Вот. Почти на каждой странице она, – отметил он. – Популярное дитятко. И мордашка премилая…

– Кенты в те времена имели в Филдинге очень большой вес, – Лили придвинулась поближе, чтобы видеть фотографии.

Со страниц альбома ей улыбалась Аманда Кент. Она сидела на санках, отплясывала на зимнем школьном карнавале. Играла в какой-то пьеске. Ей водружали на голову корону «Королевы вечера», и так далее. Все фотографии были черно-белыми, разумеется, цвет ее волос определить было невозможно, но на снимке они были светло-серыми. И очень был хорошо виден ее вздернутый носик и не было ни одного снимка, на котором она бы не улыбалась. Все были просто вынуждены ее обожать.

– Не похожа она на хладнокровного убийцу, – пробормотала Лили.

– Не похожа, – согласился Энди. – Редко кто вообще бывает похож на убийцу.

Человек, который минут десять назад уселся за соседним столиком, вдруг повернулся и негромко призвал их к порядку. Ему было лет семьдесят, может, чуть больше.

– Т-с-с, – еще раз повторил он. – Это вам библиотека, а не дискотека.

Энди скривил рожицу и снова склонился над альбомом. Сейчас он пользовался лупой, положив рядом с одним из снимков Аманды фотографию, сделанную в Малаге. Некоторое время он пристально изучал оба снимка, затем жестом призвал Лили. Она тоже посмотрела, затем повернувшись к нему отрицательно покачала головой.

– Черт, – выругался Энди, не обращая внимания на испепеляющий взгляд старика. – Так я и думал.

Энди пришлось однажды побывать в Бостоне. Поездка эта была связана с продвижением его новой книги. Город ему понравился. Они даже стали поговаривать о том, чтобы заехать туда после того, как завершат свои дела в Филдинге. Но вместо Бостона они направились на Запад, в Беркшир.

– Куда-нибудь, где потише, – заявил Энди.

Он посмотрел несколько путеводителей и карт, затем связался по телефону с каким-то отделом и они забронировали там номер.

Грейт Бэррингтон, куда они приехали, был еще одним городком, который вобрал в себя все черты Новой Англии. Недалеко располагался Тэнглвуд, известный своими летними выступлениями Бостонского симфонического оркестра, а в двух милях от центра города был отель «Гарсон Хаус». Он был собственностью человека, который в XIX веке сколотил себе состояние на хлопкопрядильном производстве, когда-то процветавшем в этой местности. Теперь этот отель подавлял своей викторианской архитектурой. И сады, его окружавшие, обещали истинное наслаждение после того, как весна по-настоящему вступит в свои права.

– Вы просили оставить для вас две комнаты, мистер Мендоза, – объявила женщина-портье. – Конечно, вы можете взять и их, но вероятно, вам будет удобнее воспользоваться двухкомнатным покоем?

– Ну, если только самым лучшим из ваших, – согласился Энди.

Она одарила его улыбкой.

– Конечно. Начиная с нашего фестиваля он зарезервирован надолго, но пока, в это время года, он обычно свободен.

Высказывание это было, пожалуй, слишком сдержанным. Могло показаться, что и гостей здесь, кроме Энди и Лили, не было.

– В данный момент мы предлагаем нашим гостям лишь завтрак, – продолжала женщина. – Полного пансиона не будет до июня. Неподалеку есть два-три очень приличных ресторанчика, где вы вполне можете пообедать. Вас это устроит?

– Вполне, – заверил ее Энди.

Покой был очень симпатичным. Окна обширной гостиной выходили в сад и на видневшийся в отдалении пруд. Сюда же в гостиную выходили и двери обеих спален. Ковры в одной из них были светло-зеленого цвета с пышными розами, обои в другой были нежно-голубого цвета, а ковер, устилавший паркетный пол, был темно-синим.

– Цветы для леди? – осведомился носильщик, доставивший их небольшие саквояжи.

– Непременно, – улыбнулся Энди.

Лили не успела еще ничего пожелать. Едва они вошли в этот роскошный люкс, как она сразу направилась к окну и стояла, очарованная видом в сад, предоставив мужчинам все устраивать. Когда Энди, дав лакею чаевые, закрыл за ним дверь, она все еще продолжала стоять.

Он подошел к ней и уже протянул руку, чтобы обнять ее, но вдруг передумал. Нет, рановато было для лобзаний и объятий, кризис еще не миновал. Рановато было претендовать на это. Энди повернулся, уселся в одно из удобных кресел и принялся набивать свою трубку.

Лили по-прежнему молчала. Минут через пять Энди спросил.

– Лили, хочешь я расскажу тебе одну историю?

– Любую, только пусть у нее не будет конца, например, такого: «… и жили они долго и счастливо». Так вот, к такого рода историям я не расположена, – выпалила она, не оборачиваясь.

– Нет, это не то, что ты думаешь. Хотя и начинается она традиционно, во всяком случае должна начинаться так: когда-то давным-давно… Очень давно это было. Это история о Мендоза. Я понимаю, что ты их не очень-то жалуешь, но тем не менее, она должна тебя заинтересовать. – Он добавил табаку в трубку, примял его и раскурил трубку.

– В Кордове говорят, что дом Мендоза был основан еще до того, как туда пришли римляне, до Рождества Христова. Никто это не в состоянии доказать, разумеется, но предание такое существует. А в V или VI веке уже нашей эры Мендоза были вынуждены сбежать в Африку из-за того, что евреев в те времена жестоко преследовали.

– Ничего в этом нового нет, я полагаю, – эта фраза была признаком того, что она все же стала его слушать.

– Нет, ничего нового, конечно. Но если верить легенде, в Африке они процветали. Однако, счастья так и не обрели, потому что никогда не считали Африку родным домом. – Он подумал о том, что следовало бы процитировать ей и семейный девиз, возникший именно в те времена: «Если я позабуду тебя, Иерусалим, забудь меня, десница моя…» Он мог бы спросить, есть ли у нее тот самый кусочек золота с древнееврейскими буквами. Но ему показалось, что пока не время для этого. И решил опустить эту часть.

– Предполагается, что они были ростовщиками, имели дело с финансами уже в те далекие времена и были очень богатыми людьми. Они страстно желали вернуться в Кордову и именно поэтому сотрудничали с маврами и даже оказали им финансовую поддержку для вторжения в Испанию. Когда войска победителей маршировали по стране в семисотом с чем-то году, Мендоза были первыми, кто следовал за ними. И они снова обрели свои земли у Кордовы. Тогда-то и был построен их дом, ставший их резиденцией. Я не знаю, где в этой истории правда, а где нет, но одно могу с уверенностью утверждать, что они продолжают жить в этом построенном еще в VIII веке доме и до сих пор.

– Повезло им, – комментировала Лили. – Но я, к сожалению, не знаю ни одного подходящего диктатора, который бы возжелал завоевать Филдинг. Да и к тому же, дома моего там больше нет.

– Да не в этом дело. – Забытая трубка лежала в пепельнице и Энди подался вперед, всем своим видом желая привлечь ее внимание. – Дело в том, что само по себе это небывалая вещь. Возникает вопрос: что же им приходилось предпринимать, чтобы суметь жить там в течение двенадцати с лишним веков? Ответ: и убийства, и шантаж и обычное воровство. Словом, дела, от которых у тебя бы волосы встали дыбом. И они ни перед чем не останавливались, никакая цена за это не казалась им слишком высокой. Если это было необходимо для достижения их целей, они шли даже на то, что меняли вероисповедание. Мендоза помогали свергать правителей. Родители могли убивать детей, и наоборот. Не было ничего такого, на что Мендоза не могли бы отважиться.

– И что, все это лишь из-за права оставаться в своем доме?

– Не думаю, что только из-за этого. Что до того дома, то он, строго говоря, сейчас не совсем тот, который стоял в те времена. Его разрушали, сжигали дотла, множество раз перестраивали, расширяли. Но что никогда не менялось, так это место, на котором он стоял. Этот дом стал теперь символом Кордовы. Ведь они с гордостью называют себя кордовцами, жителями Кордовы. Лили, я полагаю, что в этой истории есть немало поучительного и для тебя.

Она встала и задумчиво направилась к окну. Бросив взгляд на улицу, она повернулась и медленно прошествовала по комнате, рассеянно прикасаясь к вазам, ручкам кресел и потом уселась на один из стульев напротив Энди.

– Я не понимаю, что ты имеешь в виду. Умирать я не собираюсь, даже не собираюсь записываться в сумасшедшие и бегать по улицам, дико вопя. Но пойми, мне кажется, я все же немного свихнулась после того, как увидела, что дома моего больше нет. Пойми, я ведь его так любила… – добавила она, закрывая лицо руками как бы в отчаянной попытке отделиться от этого жестокого мира.

– К чему это, Лили? – он встал и опустился перед ней на колени. – Ты можешь мне объяснить, почему ты была так привязана к нему? Я понимаю, что это был красивый дом, ты мне об этом много раз говорила. Помню я и снимки, которые ты мне показывала. В том, что касается новых и красивых домов, ты знаешь толк. Ты ведь можешь построить еще один такой. Разве не так?

– Нет, ни в коем случае, – выдавила она из себя сквозь пальцы ладоней, прижатых к лицу.

– Пойми, твои психозы гроша ломаного не стоят. Извини меня, но это так. Я стараюсь быть точным, а не каким-то образом оскорбить тебя. Ты просто-напросто отождествила себя, свою личность, ее цельность с этим домом. Может это произошло потому, что ты никогда не знала своего отца, возможно и потому, что у тебя всегда были сложные отношения с матерью. Как бы то ни было – результат один – в твоем сознании этот дом превратился в символ чего-то вечного, дьявольски фундаментального. Здесь ты неправа. Разумеется, никто не станет отрицать, что это для тебя потеря, и она, вне сомнения, достойна твоих слез. Но дом снесен, разрушен и стерт с лица земли, но не ты сама! То, что представляешь из себя ты, это не кирпичные стены, скрепленные цементным раствором.

– Не было никаких кирпичей и никакого раствора. Только дерево и камень…

– Это не играет роли.

– Да, не играет. – Наконец Лили отняла руки от лица и посмотрела на него.

Энди продолжал стоять на коленях. Она наклонилась к нему, взяла в ладони его лицо.

– Знаешь, когда ты теперь стал взрослым, ты стал таким славным парнем, Энди. Благодарю тебя от всей души.

Он взял ее за руки.

– Вот так-то… Мгновенное исцеление по методу доктора Энди. Но бывают моменты, когда и это исцеление не помогает, во всяком случае, сразу.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга, затем Лили очень деликатно освободилась от его объятий и встала…

– Уже поздно. И, если ты не желаешь остаться без ужина, то надо было отправиться на поиски какого-нибудь ресторанчика.

Они пошли в тот, который им порекомендовали в отеле. Он назывался «У кузнеца». Остатки кузни были перестроены в оригинальное заведение для приема пищи, привлекавшее заезжую публику из Бостона и Нью-Йорка. Здесь все было пронизано духом старых традиций Новой Англии.

– Раки, моллюски, поджаренная молодая треска, – стала перечислять Лили блюда, обозначенные в меню. – Типичная еда Новой Англии, но, боюсь, далековато мы с тобой отъехали от побережья, чтобы все это здесь умели как следует приготовить.

Ни он, ни она не могли решиться, что же им выбрать. Они долго изучали меню и подробно изучали каждое блюдо.

– Как насчет уточки? – осведомился Энди.

– Это не их фирменное блюдо, уток здесь вообще-то не очень жалуют.

– Тогда нам ничего, кроме ростбифа, не остается, – заключил Энди. – Я бы предпочел толстый настоящий американский ростбиф. А вот если дома кто-нибудь узнает о том, что я всерьез предпочитаю американский ростбиф британскому, то меня непременно сбросят с башни Тауэра.

Они заказали в качестве закуски прекрасные ребрышки и ассорти из моллюсков. На сей раз Лили все же поела, хотя и не очень много.

– Извини, я не особенного голодна.

– Съешь хоть немножко, – настаивал Энди, я не хочу, чтобы ты свалилась в обморок от голода по пути в Нью-Йорк.

Лили попыталась было последовать его совету, но вдруг вилка замерла в ее руке.

– Энди, я еще раз хочу вернуться к этой истории о твоей семье, которую ты мне рассказал. Речь шла об Испании. А как Мендоза оказались в Англии?

– Это тоже длинная сказочка. Их присутствие в Англии связано с торговлей вином, хересом. Эту историю я предпочел бы оставить на другой раз. Мораль той другой басни несколько иная и когда-нибудь, я полагаю, мне понадобится поведать ее и это окажется кстати.

Когда-то раньше он готов был выложить ей все сразу, будто они должны были вот-вот расстаться, и это наполняло ее душу болью. Теперь же, напротив, он неизменно намекал на какие-то отдаленные перспективы, будто он собирался быть с ней навеки, и это вызывало эмоции несколько иного порядка. Но Лили предпочитала не углубляться в них.

– Мне кажется, мы слишком сосредоточились на мне, – сказала она. – Но ведь и для тебя сегодняшний день был полон разочарований.

Он улыбнулся.

– Ты знаешь, мои разочарования не столь разрушительны. Мои разочарования означают лишь то, что мне придется начать поиски с другого конца и еще немного потрудиться.

– Что именно начать? Если на этом снимке нет ни Ирэн, ни Аманды Кент, что ты теперь станешь делать?

– Прежде всего, доверюсь моей интуиции, – начал он медленно. – Ведь все, что я делаю, основано, главным образом, на ней. Понимаешь, если я начинаю о чем-то догадываться, то продолжаю копать и копать, пока не наткнусь на подтверждение своих догадок.

– Значит, ты собираешься и дальше раскапывать эту историю?

– Да. И теперь я собираюсь вплотную заняться этим делом Суоннингов, ни на что больше не отвлекаясь. Слишком уж много раз мне приходилось откладывать это в долгий ящик. – Он налил себе и ей еще бургундского.

– Ты не очень будешь злиться на меня за это?

– Злиться? А с чего это мне на тебя злиться?

– Но ведь твоя мать…

– Моя мать ни на одной из твоих фотографий не присутствует и, скорее всего, не окажется героиней твоих историй. Говорю это тебе в последний раз. Нет такого средства, которое бы заставило меня поверить, что Ирэн Пэтуорт Крамер замешана в убийстве, во имя чего оно бы не было совершено.

Появился официант и убрал пустые тарелки. Лили подождала пока он удалился.

– Странное дело, я в такой ярости на нее, что мне сейчас даже уже хочется, чтобы она была здесь и посмотрела бы своими глазами на дело рук своих.

– Ты имеешь в виду, что не продай она дом тогда, эти горе-застройщики не подобрались бы так близко?

– Конечно. – Она вновь почувствовала, как на нее накатывает волна гнева. – Энди, давай сменим пластинку… Лучше расскажи мне, чем ты все эти годы занимался. Ответь мне, например, на такой вопрос, где ты живешь? Уж, наверное, не в этом крысятнике в Хакни?

Он усмехнулся.

– Да нет, конечно. Я купил себе дом в Кенсингтоне, в самом конце Бромптон-роуд.

Лили удивленно подняла брови.

– Очень мило!

– Да, довольно мило. Послушай, вот что я тебе хочу еще сказать. Дело в том, что несколько лет назад я женился.

Лили очень медленно и аккуратно поставила свой бокал на стол.

– Вот оно как… Понимаю. Да, тебе следовало сказать мне об этом, причем не затягивая.

– Да не смотри ты на меня так, я сейчас скорчусь от твоего взгляда. Все это выглядит не так, как ты думаешь. Это было просто недоразумение. Свадьба состоялась в семьдесят восьмом году, а развод – в семьдесят девятом. Она пожелала денежную компенсацию и мне таким образом удалось сохранить дом.

Желудок ее, поднявшийся было к горлу, снова был на месте. Она уже не чувствовала, как он готов был раздавить ей сердце… Боже мой, как это ему до сих пор удается так действовать ей на нервы!

– Как ее зовут? – Ее совершенно не интересовало имя жены Энди, но нужно было хоть что-то спросить, чтобы скрыть свою паническую реакцию.

– Ты только не смейся. Ее зовут Фиона. Фиона Фаррадей.

Лили захихикала.

– Нет, я извиняться за свой смех не намерена, это все ты сам. Понятно. Добрый вечер, Найджел. Конечно, вы были друг другу под стать. Такая парочка, просто загляденье…

– Да нет, понимаешь, не были. Она тотчас, как получила от меня развод, выскочила за какого-то французского виконта. Господи, ну почему мы говорим об этом?

– Мы заговорили об этом после того, как ты рассказал мне, что купил дом. Что это за дом? Хороший?

Но Энди послышалось в ее голосе что-то такое, что не позволило ему дальше распространяться на темы домов.

– Не хочу я больше рассуждать о домах. Хватит с нас домов на сегодня.

Сегодня Лили явно принарядилась для ужина. На ней было платье из мягкого шуршащего материала. Темное, но не мрачное, странного цвета: нечто среднее между синим и фиолетовым.

– Ты сегодня очень хороша, – заметил Энди. – Что это за материал?

– Шелк. Благодарю тебя за комплимент. Ты тоже выглядишь весьма неплохо. Я всегда хотела увидеть тебя в тройке от Сэвиля Роу.

– Я подумал, что мы сегодняшний вечер проведем в Бостоне, поэтому так и вырядился.

Он наклонился и дотронулся до ее медальона, тут же сообразив, что это могло быть воспринято как немой вопрос: это та самая вещица с древнееврейскими буквами, если не ошибаюсь?

– Да, это она. Несколько лет назад я приладила к ней цепочку и с тех пор почти не снимаю.

– Она явно как-то связана с Мендоза. Это часть того, что мне удалось выяснить во время тогдашней моей поездки в Испанию на Рождество семьдесят первого года.