Текст книги "Алмазная колесница"

Эраст Петрович прошел пустынной набережной, осторожно заглянул в фойе.

На удачу портье дремал за своей стойкой.

Несколько бесшумных шагов, и ночной гость уже на лестнице.

Взбежал на второй этаж.

Ага, вот и номер 16. В двери торчал ключ – очень предусмотрительно, можно обойтись без стука, который в ночной час, не дай Бог, привлек бы внимание какого-нибудь бессонного постояльца.

Фандорин приоткрыл дверь, скользнул внутрь.

На сером фоне окна прорисовывался силуэт – но не Асагавы, а куда более тонкий.

Навстречу вошедшему метнулась по-кошачьи гибкая фигура.

Длинные пальцы обхватили лицо оторопевшего вице-консула.

– Я не могу без тебя! – пропел незабываемый, чуть хрипловатый голос.

Ноздри титулярного советника щекотнул волшебный аромат ирисов.

 
ГРУСТНЫЕ МЫСЛИ,
НА СЕРДЦЕ ТОСКА – И ВДРУГ
ЗАПАХ ИРИСОВ.
 

ЗОВ ЛЮБВИ

«Не поддаваться, не поддаваться!» – отчаянно сигналил обезумевшему сердцу разум. Но руки сами, вопреки рассудку, обхватили упругое тело той, что измучила душу бедного вице-консула.

О-Юми рванула его воротничок – на пол полетели пуговицы. Покрывая быстрыми поцелуями обнажившуюся шею, задыхаясь от страсти, она нетерпеливо потянула с плеч Фандорина сюртук.

И тут произошло то, что следовало бы назвать истинным торжеством разума над необузданной стихией чувств.

Собрав в кулак всю свою волю (а таковой титулярному советнику было не занимать), он взял О-Юми за запястья и отвел их от себя – мягко, но непреклонно.

На то было две причины, и обе веские.

Первую Эраст Петрович наскоро сформулировал так: «Что я ей, мальчик? Захотела – исчезла, захотела – свистнула, и я тут как тут?» Несмотря на свою расплывчатость, резон был наиважнейший. В схватке двух миров, именуемой «любовью», всегда есть монарх и подданный, победитель и побежденный. Именно этот ключевой вопрос в данную минуту и решался. Быть подданным и побежденным Фандорин не желал и не умел.

Вторая причина со сферой любовной ничего общего не имела. Тут пахло мистикой, причем очень тревожного свойства.

– Откуда вы узнали, что мы с Асагавой договорились сообщаться записками? – строго спросил Эраст Петрович, пытаясь разглядеть в темноте выражение ее лица. – Да еще так быстро? За нами следили? Подслушивали? Какую роль в этой истории вы играете?

Она молча глядела на него снизу вверх, не шевелясь, не пытаясь высвободиться, но пальцы молодого человека пылали от прикосновения к ее коже. Вдруг вспомнилось определение из гимназического учебника по физике: «Электричество, содержащееся в теле, сообщает этому телу особое свойство, способное притягивать другое тело…»

Тряхнув головой, Фандорин твердо сказал:

– В тот раз вы ускользнули, ничего мне не объяснив. Но сегодня вам придется ответить на мои вопросы. Г-говорите же!

И О-Юми заговорила.

– Кто это – Асагава? – спросила она и рывком выдернула запястья из его пальцев – электрическая цепь разорвалась. – Вы думали, что записку вам прислал кто-то другой? И сразу же пришли? Два этих долгих дня я думала только о нем, а он… Какая же я дура!

Он хотел удержать ее, но не сумел. Пригнувшись, она проскользнула под его рукой, выскочила в коридор. Перед носом у Эраста Петровича хлопнула дверь. Он схватился за ручку, но в замке уже повернулся ключ.

– Постойте! – в ужасе крикнул титулярный советник. – Не уходите!

Догнать, остановить, оправдаться!

Но нет – из коридора донеслось приглушенное рыдание, потом звук легких удаляющихся шагов.

Разум съежился, забился в дальний уголок сознания. Сейчас душой Фандорина владели одни лишь чувства: страсть, ужас, отчаяние. И самое сильное из всех – ощущение невозвратимой утраты. И какой утраты! Словно лишился всего на свете, и кроме самого себя винить в этом некого.

– Черт! Черт! Черт! – заскрипел зубами несчастный вице-консул и с размаху двинул кулаком о дверной косяк.

Проклятая полицейская выучка! Безоглядная, смелая женщина, живущая сердцем, – драгоценнейшая из всех женщин земли – сама бросилась ему в объятья. Наверняка многим при этом рисковала, быть может, поставила на карту всю свою жизнь. А он ей допрос с пристрастием: «Следили?» «Подслушивали?» «Какую играли роль?»

Боже, какой ужас, какой позор!

Из груди титулярного советника вырвался стон. Шатаясь, он дошел до кровати (той самой, на которой ему могло быть даровано неземное блаженство!) и рухнул на нее лицом вниз.

Какое-то время Эраст Петрович пролежал так без движения, сотрясаясь всем телом. Если б мог рыдать, то наверняка бы разрыдался, но этот род эмоционального облегчения Фандориным был раз и навсегда утрачен.

Давно, очень давно не испытывал он такого потрясения – пожалуй, даже и несоразмерного происшедшему. Словно бы душа, долгое время закованная в ледяной панцырь, вдруг начала оживать и оттого заныла, засочилась оттаивающей кровью.

«Что со мной? Что со мной происходит?» – сначала всё повторял он, но думал не о себе – о ней.

Оцепеневший мозг понемногу просыпался, и так возник другой вопрос, куда более насущный.

«Что теперь делать?»

Эраст Петрович рывком сел на кровати. Дрожь прошла, сердце билось быстро, но размеренно.

Как что? Отыскать ее. Немедленно. И будь что будет.

Иначе – мозговая лихорадка, разрыв сердца, гибель души.

Титулярный советник бросился к запертой двери, наскоро ощупал ее, приложился плечом.

Дверь крепкая, но вышибить, пожалуй, можно. Только ведь будет грохот, прибежит прислуга. Представился жирный заголовок в завтрашней «Джапан газетт»: RUSSIAN VICE-CONSUL DEBAUCHING IN GRAND HOTEL (ДЕБОШ РУССКОГО ВИЦЕ-КОНСУЛА В ГРАНД-ОТЕЛЕ – англ.).

Эраст Петрович выглянул в окно. Второй этаж был высокий, и куда прыгаешь, в темноте не видно. Может, там груда камней или какие-нибудь садовые грабли, забытые садовником?

Эти опасения, однако, не остановили ошалевшего титулярного советника. Рассудив, что такова уж, видно, его сегодняшняя планида – лазить через подоконники и прыгать в ночь, – он повис на руках, расцепил пальцы.

С приземлением повезло – угодил на газон. Отряхнул перепачканные колени, огляделся.

Сад был внутренний, со всех сторон окруженный высоким забором. Но этакая малость Фандорина не смутила. Он с разбега ухватился за верхний край ограды, ловко подтянулся, сел.

Хотел соскочить в переулок – не вышло: фалда зацепилась за гвоздь. Подергал-подергал – никак. Сукно было отменное, парижской кройки.

– RUSSIAN VICE-CONSUL STUCK AT TOP OF FENCE (РУССКИЙ ВИЦЕ-КОНСУЛ ЗАСТРЯЛ НА ЗАБОРЕ – англ.), – пробормотал Эраст Петрович. Рванул сильнее – сюртук затрещал.

Оп-ля!

Десяток шагов, и Фандорин оказался на безлюдном, но освещенном фонарями Банде.

Нужно было заглянуть домой.

Найти адрес Булкокса – это раз. И раздобыть средство передвижения – это два. Добираться пешком выйдет слишком медленно, а куруму, даже если поступиться принципами, не возьмешь – свидетели в таком деле ни к чему.

Главного препятствия, именовавшегося «Маса», слава Богу, удалось избежать: в окне каморки, где квартировал прилипчивый камердинер, свет не горел. Спит, разбойник.

Вице-консул на цыпочках проник в прихожую, прислушался.

Нет, Маса не спал. Из его комнаты доносились какие-то странные звуки – то ли всхлипы, то ли сдавленные стоны.

Встревоженный, Фандорин подкрался к самой двери. Она была раздвижная, на японский манер. Маса не уважал европейский уют и оборудовал свое жилище по собственному вкусу: пол застлал соломенными матами, кровать и тумбочку убрал, по стенам развесил цветные картинки с изображением свирепых разбойников и слоноподобных борцов сумо.

Звуки, доносившиеся через приоткрытую дверь, при ближайшем исследовании оказались совершенно недвусмысленными, к тому же на полу коридора титулярный советник обнаружил две пары сандалий: одни побольше, другие поменьше.

Тут вице-консулу стало еще горше, чем прежде. Он тяжко вздохнул, а в утешение себе сказал: «Ну и пускай. Зато не привяжется».

В гостиной на столике лежала полезная брошюра, озаглавленная «Alphabetical List of Yokohama Residents for the Year 1878» (Алфавитный перечень Йокогамских обывателей на 1878 год. – англ.). При свете спички Эраст Петрович в два счета отыскал адрес «достопочтенного А.-Ф.-С. Булкокса, старшего советника при императорском правительстве»: Блафф, № 129. Тут же была и схема Сеттльмента. Номер 129 находился на самом краю фешенебельного дистрикта, под холмом Хара. Эраст Петрович зажег новую спичку, провел карандашом линию от консульства к пункту следования. Прошептал, запоминая:

– Через мост Ятобаси, мимо таможни, потом направо по улице Ятодзака, миновать к-квартал Хата-тё, и там второй поворот налево…

Нацепил широкополую шляпу, в которой во время долгого плавания вечерами прогуливался по палубе. Закутался в черный плащ.

Средство передвижения – трициклет – выносил на крыльцо очень осторожно, но все-таки в последний момент задел большим колесом за ручку. Предательски тренькнул звонок, но теперь Фандорина было уже не поймать.

Он нахлобучил шляпу на самые глаза, с разбега вскочил в седло и нажал на педали.

В небе сияла луна – круглая и масленая, как физиономия удачливого в любви Масы.

На набережной титулярному советнику встретились всего две живые души: французский матрос в обнимку с японской девкой. Матрос разинул рот, сдвинув шапку с помпоном на затылок; японка завизжала.

И было от чего. Из темноты навстречу парочке вылетел некто черный, в развевающемся плаще; прошуршал на каучуковых шинах и мгновенно растаял во мраке.

Ночной Блафф с его готическими колоколенками, чинными особняками и аккуратно причесанными лужайками казался ненастоящим, заколдованным городком, по воле прихотливого волшебника украденным у старушки Европы и закинутым черт знает куда, на самый край света.

Здесь не было ни подгулявших матросов, ни женщин предосудительного поведения, всё спало, лишь с часовой башенки донесся мирный звон курантов.

Титулярный советник ворвался в этот викторианский рай чудовищно неприличным образом. Дело в том, что его великолепный «Royal Crescent» расшугал стаю бродячих собак, спокойно дремавших на мосту. В первую секунду они с визгом бросились врассыпную, но, увидев, что ночное чудище само от них удирает, осмелели и с лаем кинулись вдогонку.

И поделать тут ничего было нельзя.

Эраст Петрович и рукой на них махал, и даже пнул одну носком штиблета, но проклятые шавки не отвязались – неслись за вице-консулом по пятам и брехали всё громче.

Он приналег на педали, что было нелегко, потому что улица забирала в гору, но мускулы у Фандорина были стальные и через минуту-другую гонки псы начали отставать.

К номеру 129 молодой человек прибыл весь мокрый от пота. Усталости, однако же, он не чувствовал – сейчас любые испытания были ему нипочем.

Достопочтенный патрон драгоценнейшей женщины земли проживал в двухэтажном особняке красного кирпича, выстроенном по канонам славного георгианского стиля. В доме, несмотря на поздний час, не спали – окна светились и внизу, и наверху.

Изучая местность, Фандорин с удивлением обнаружил, что уже бывал здесь раньше. По соседству виднелась высокая ограда с ажурными воротами, а за ней – знакомое белое палаццо с колоннами: поместье Дона Цурумаки, где Эраст Петрович увидел О-Юми впервые.

Владение Булкокса уступало соседнему и размером, и помпезностью – и это было очень кстати: для преодоления полуторасаженной ограды японского нувориша понадобилась бы лестница, в то время как перемахнуть через деревянный забор англичанина ничего не стоило.

Не долго думая, Эраст Петрович так и поступил. Но не успел он сделать и нескольких шагов, как увидел, что по лужайке к нему несутся три быстрые тени – то были огромные молчаливые мастифы, чьи глаза сверкнули в лунном свете зловещим зеленым фосфором.

Пришлось спешно ретироваться назад к забору, и еле-еле успел.

Сидя на кромке с поджатыми ногами и глядя на ощеренные пасти, титулярный советник немедленно придумал для этой сцены соответствующий заголовок: HAPLESS LOVER CHASED BY MASTIFFS (НЕЗАДАЧЛИВЫЙ ЛЮБОВНИК СПАСАЕТСЯ БЕГСТВОМ ОТ МАСТИФОВ – англ.).

Какой позор, какое мальчишество, сказал себе вице-консул, но не образумился, а лишь закусил губу – так разъярило его собственное бессилие.

О-Юми совсем рядом, за одним из этих окон, но как быть с проклятыми псами?

Титулярный советник с симпатией и почтением относился к собачьему племени, но сейчас он безо всяких сантиментов пристрелил бы проклятых английских тварей из верного «герсталя». Ах, почему технический прогресс до сих пор не изобрел бесшумного пороха!

Мастифы не трогались с места. Смотрели вверх, скребя когтистыми лапами по доскам. Гавкать не гавкали – такая уж у этих аристократов была выучка, но рычали, и самым кровожадным образом.

Вдруг с дальнего конца улицы донесся заливистый плебейский лай.

Эраст Петрович обернулся и увидел своих давешних знакомцев – бродяжек с моста Ятобаси. Неужто примчались по следу, подумал было он, но разглядел, что дворняги гонятся за бегущим человеком.

Тот не останавливаясь махнул рукой – раздался жалобный визг. Махнул рукой в другую сторону – снова визг, и свора отстала.

Маса, то был верный фандоринский вассал Маса! В руке он держал деревянную дубинку, к которой на цепи крепилась вторая, точно такая же. Фандорин уже знал, что это неказистое, но эффективное оружие называется нунтяку и что Маса отлично умеет им пользоваться.

Подбежав, камердинер поклонился сидящему на заборе господину.

– Как ты меня нашел? – спросил Эраст Петрович и попробовал сказать то же по-японски. – Доо… ватаси… сагасу?

Уроки японского были не напрасны – Маса понял! Вынул из-за пазухи вчетверо сложенный листок, развернул.

Ах да, схема Сеттльмента, на которой карандашом проведена линия от консульства к номеру 129.

– Это не служба. Сигото – ииэ. Иди, иди, – замахал титулярный советник на Масу. – Никакой опасности нет, понимаешь? Кикэн – ииэ. Вакару?

– Вакаримас, – поклонился слуга. – Мотирон вакаримас. О-Юми-сан.

От неожиданности Эраст Петрович покачнулся и чуть не загремел с забора, причем в неправильную сторону. Кое-как восстановил равновесие. О слуги, слуги! Давно известно, что они знают о своих хозяевах куда больше, чем те думают. Но как?! Откуда?!

– Откуда ты з-знаешь? Доо вакару?

Японец сложил короткопалые ладони, прижался к ним щекой – будто спит. Забормотал:

– О-Юми, О-Юми… Мирая…

«Милая»?

Неужто он повторял ее имя во сне?

Титулярный советник опустил голову, тяжко страдая от унижения. Маса же подпрыгнул – заглянул по ту сторону забора. Сообразил причину странной дислокации вице-консула и принялся вертеть башкой вправо-влево.

– Хай, – сказал он. – Сёсё о-мати кудасаи.

Бросился к собачьей стае, вяло перебрехивавшейся у соседнего забора. Взял одну псину, перевернул, понюхал – отшвырнул. Так же поступил со второй. Но третью не выпустил – зажал под мышкой и вернулся к господину. Дворняжки снесли этот произвол молча – видно, уважали силу; лишь пленница жалобно поскуливала.

– На что она т-тебе?

Не выпуская добычи, Маса умудрился влезть на забор – шагах в десяти от Фандорина.

Перекинул ноги, спрыгнул и что было духу понесся к калитке. Мастифы ринулись к коротышке, готовые разодрать его на куски. Но шустрый камердинер открыл щеколду и швырнул дворняжку на землю. Та с визгом бросилась на улицу, и здесь произошло истинное чудо: вместо того чтобы растерзать чужака, сторожевые псы бросились за собакой.

Она улепетывала от них, отчаянно работая лапами. Мастифы дружно, башка к башке, бежали следом.

Да это же сука в течке, дошло вдруг до Фандорина. Ай да Маса, светлая голова!

Стая тоже снялась с места, кинулась за устрашающими кавалерами, но держала почтительную дистанцию. Через пять секунд на улице не осталось ни одного четвероногого.

Маса вышел из калитки и церемонно поклонился, приглашая жестом пожаловать во двор. Эраст Петрович скинул плащ слуге на руки, отдал шляпу и вошел – не через забор, а приличным манером, через дверь.

Издали доносился заливистый лай и протяжный вой любвеобильного собачьего сообщества.

 
ЗАБЫТЬ ОБО ВСЕМ,
НЕСТИСЬ СЛОМЯ ГОЛОВУ —
ТАКОВ ЗОВ ЛЮБВИ.
 

КАЛИТКА

Эраст Петрович перебежал широкий, ярко освещенный луной газон. Обошел дом – если лезть в окно, лучше это делать с задней стороны, чтоб не увидел какой-нибудь поздний прохожий.

За домом оказался густой, тенистый сад – как раз то, что нужно.

Привстав на цыпочки, авантюрист заглянул в первое от угла окно. Увидел просторную комнату – столовую или гостиную. Белая скатерть, догорающие свечи, остатки ужина, сервированного на двоих.

Заныло сердце.

Стало быть, поужинала с одним и отправилась на свидание к другому? Или, еще лучше, вернулась с тайного драматичного свидания и преспокойно уселась трапезничать со своим рыжим покровителем? Поистине женщины – загадочные существа.

Через два окна началась следующая комната, кабинет.

Окна здесь были приоткрыты, и доносился голос, мужской, поэтому Фандорин проявил осторожность – сначала прислушался, чтобы определить, где именно находится говорящий.

– …Получит выговор, но главная вина будет возложена на начальника – того ждет позорная отставка, – донеслось из кабинета.

Сказано было по-английски, но с явственным японским акцентом – стало быть, говорил не Булкокс.

Но господин старший советник тоже был здесь.

– И наш приятель займет освободившееся место? – спросил он.

Двое, решил Фандорин. Причем японец сидит в правом дальнем углу, а Булкокс посередине, спиной к окну.

Титулярный советник медленно, дюйм за дюймом, привстал. Осмотрел внутренность помещения.

Полки с книгами, письменный стол, негорящий камин.

Главное: О-Юми здесь нет. Двое мужчин. Из-за спинки одного кресла видна огненная шевелюра соперника. В другом кресле сидит какой-то франт – поблескивает пробор, в шелковом галстуке сияет жемчужина. Миниатюрный господин изящно закинул ногу на ногу, покачал лакированной туфлей.

Воплощение элегантности

– Не сейчас, – сказал он, сдержанно улыбаясь. – Через неделю.

Э, да я вас, сударь, знаю, прищурился Эраст Петрович. Видел на балу. Князь… Как же вас назвал Доронин?

– Что ж, Онокодзи, это очень по-японски, – хмыкнул достопочтенный. – Дать выговор, а через неделю наградить повышением.

Да-да, вспомнил Фандорин, это князь Онокодзи, бывший даймё, владетель удельного княжества, а ныне светский лев и законодатель мод.

– Это, дорогой Алджернон, не награда – лишь занятие освободившейся вакансии. Но будет ему и награда, за ловко исполненную работу. Получит в собственность загородную усадьбу Такарадзака. Ах, какие там сливы! Какие пруды!

– Да, местечко славное. Тысяч, пожалуй, в сто.

– По меньшей мере в двести, уверяю вас!

В окно Фандорин больше не смотрел – не интересно, пытался сообразить, где может быть О-Юми.

На первом этаже еще два окна, неосвещенных, но вряд ли Булкокс поселил содержанку рядом с кабинетом. Тогда где ее покои? С фасадной стороны? Или на втором этаже?

– Ну хорошо, – донесся голос британца. – А что с письмом принца Арисугавы? Удалось раздобыть копию?

– Мой человечек жаден, а без него никак не обойтись.

– Послушайте, я ведь, кажется, дал вам пятьсот фунтов!

– А нужна тысяча.

Вице-консул поморщился. Всеволод Витальевич говорил, что князь живет на подачки Дона Цурумаки, но, кажется, не брезгует и побочными заработками. Да и Булкокс хорош – скупщик придворных сплетен и краденых писем. Впрочем, такова уж его шпионская служба.

Нет, навряд ли англичанин поселит туземную любовницу с фасадной стороны дома – все-таки он официальное лицо. Значит, скорее всего, окна выходят в сад…

Препирательство в кабинете продолжалось.

– Онокодзи, я вам не дойная корова!

– В придачу, за ту же сумму, можно получить списочек с дневника ее величества, – вкрадчиво произнес князь. – Одна из фрейлин – моя кузина, и многим мне обязана.

Булкокс фыркнул:

– Пустое. Какие-нибудь дамские глупости.

– Отнюдь не глупости. Ее величество имеет обыкновение записывать разговоры с его величеством…

Император Муцухито, императрица Харуко и наследный принц Иосихито

Незачем мне слышать эти гнусности, сказал себе Фандорин. Я, слава Богу, не шпион. Еще слуга какой-нибудь увидит – и буду я фрукт почище этих двоих. «RUSSIAN VICE-CONSUL CAUGHT EAVESDROPPING (РУССКИЙ ВИЦЕ-КОНСУЛ ПОЙМАН ПОДСЛУШИВАЮЩИМ – англ.)».

Он прокрался вдоль стены к водосточной трубе, осторожно подергал – крепка ли. Некоторый опыт лазания по трубам у титулярного советника имелся, правда, из прежней, еще до-дипломатической жизни.

Нога уже ступила на нижний обод, а рассудок всё еще пытался сопротивляться. «Ты ведешь себя, как сумасшедший, как презренный, безответственный субъект, – сказал рассудок. – Опомнись! Возьми себя в руки!»

«Это правда, – сокрушенно отвечал рассудку Эраст Петрович, – я совершенно спятил». Но раскаянье не заставило его отказаться от безумной затеи, даже нисколько не замедлило движений.

Дипломат ловко вскарабкался на второй этаж, оперся ногой о выступ и попробовал дотянуться до ближайшего окна. Ухватился пальцами за раму и, мелко-мелко переступая, подобрался ближе. Сюртук наверняка перепачкался в пыли, но это Фандорина сейчас не заботило.

Хуже было другое – темное окно не желало открываться. Оно было заперто на задвижку, до форточки же достать не представлялось возможным.

Разбить? Нельзя, сбежится весь дом…

На пальце у титулярного советника лукавым блеском сверкнул алмаз – прощальный подарок виновницы опоздания на калькуттский пароход.

Находись Эраст Петрович в обыкновенном, уравновешенном состоянии духа, он, безусловно, устыдился бы самой мысли – как можно подарком одной женщины пробивать дорогу к другой! Но охваченный лихорадкой мозг шепнул лишь: алмаз режет стекло. А совести молодой человек пообещал, что снимет перстень и никогда в жизни больше не наденет.

Как режут алмазом, Фандорину известно не было. Он взял кольцо покрепче и решительно провел черту. Раздался противный скрип, на стекле появилась царапина.

Титулярный советник упрямо поджал губы, приготовился налечь посильнее.

Нажал что было силы – и створка вдруг подалась.

В первый миг Эраст Петрович вообразил, что это результат его усилий, но в открывшемся темном прямоугольнике стояла О-Юми. Она смотрела на вице-консула смеющимися глазами, в которых отражались две крошечные луны.

– Ты преодолел все преграды и заслужил маленькую помощь, – прошептала она. – Только, ради Бога, не свались. Теперь это было бы глупо. – И совершенно неромантическим, но чрезвычайно практичным образом взяла его за воротник.

– Я пришел сказать, что тоже думал о тебе эти два дня, – сказал Фандорин.

В дурацком английском языке нет интимного местоимения второго лица, всё you да you, но он решил, что с этого мгновения они переходят на «ты».

– Только за этим? – с улыбкой спросила она, придерживая его за плечи.

– Да.

– Хорошо. Я тебе верю. Можешь возвращаться.

Возвращаться Эрасту Петровичу не хотелось.

Он подумал и сказал:

– Пусти меня.

О-Юми оглянулась назад. Шепнула:

– На одну минуту. Не больше.

Спорить Фандорин не стал.

Перелез через подоконник (уже в который раз за эту ночь). Протянул к ней руки, но О-Юми отодвинулась.

– Ну уж нет. Иначе минутой не обойдется.

Вице-консул спрятал руки за спину, но объявил:

– Я хочу забрать тебя с собой!

Она покачала головой. Улыбка погасла.

– Почему? Ты его любишь? – дрогнувшим голосом спросил он.

– Уже нет.

– Тогда п-почему?

И снова она оглянулась – кажется, на дверь. Впрочем, Эраст Петрович ни разу не поглядел вокруг, даже не рассмотрел толком, что эта за комната – будуар ли, гардеробная. Оторвать взгляд от лица О-Юми хотя бы на секунду казалось ему кощунственным.

– Уходи скорей. Пожалуйста, – нервно сказала она. – Если он увидит тебя здесь – убьет.

Фандорин беспечно дернул плечом:

– Не убьет. Европейцы так не делают. Он вызовет меня на д-дуэль.

Тогда она стала подталкивать его кулачками к окну.

– Не вызовет. Ты не знаешь этого человека. Он обязательно убьет тебя. Не сегодня, так завтра или послезавтра. И не своими руками.

– Пускай, – не слушая, пробормотал Фандорин и попытался притянуть ее к себе. – Я его не боюсь.

– …Но еще раньше он убьет меня. Ему будет легко это сделать – как мотылька прихлопнуть. Уходи. Я приду к тебе. Как только смогу…

Но он не выпустил ее из рук. Коснулся губами маленького рта, весь затрепетал и опомнился, лишь когда она шепнула:

– Ты хочешь моей смерти?

Он отшатнулся. Скрипнув зубами, вскочил на подоконник. Наверное, с той же легкостью прыгнул бы и вниз, но О-Юми вдруг воскликнула:

– Нет, постой! – И протянула руки.

Они ринулись друг к другу стремительно и неотвратимо, будто два встречных поезда, по роковой случайности оказавшиеся на одной колее. Дальше – известно что: сокрушительный удар, столб дыма и пламени, всё летит кувырком, и один Бог знает, кто погибнет, а кто останется жив в этой вакханалии огня.

Любовники впились друг в друга. Пальцы не столько ласкали, сколько рвали, рты не столько целовали, сколько кусали.

Упали на пол, и на сей раз не было никакой небесной музыки, никакого искусства – только рычание, треск разрываемой одежды, вкус крови на губах.

Вдруг маленькая, но сильная рука уперлась Фандорину в грудь, оттолкнула.

Шепот в самое ухо:

– Беги!

Он поднял голову, затуманенными глазами взглянул на дверь. Услышал шаги, рассеянное насвистывание. Кто-то приближался, двигаясь снизу вверх – должно быть, по лестнице.

– Нет! – простонал Эраст Петрович. – Пускай! Все равно…!

Но ее уже не было рядом с ним – она стояла, быстро приводя в порядок растерзанный пеньюар.

Сказала:

– Ты погубишь меня!

Он перевалился через подоконник, совершенно не заботясь о том, как упадет – боком, спиной или даже вверх тормашками, однако – поразительная вещь – приземлился еще удачнее, чем давеча, в «Гранд-отеле», и нисколько не ушибся.

Следом из окна вылетели сюртук и левый штиблет – титулярный советник и не заметил, когда его лишился.

Кое-как застегнулся, заправил рубашку, а сам прислушивался: что теперь произойдет наверху?

Но раздался стук захлопнутого окна, и больше никаких звуков не было.

Обогнув дом, Эраст Петрович хотел пересечь лужайку в обратном направлении – там, за открытой калиткой, ждал Маса. Сделал шагов десять и замер: с улицы во двор влетели три продолговатые, приземистые тени.

Мастифы!

То ли успели справить свое мужское дело, то ли, как злополучный вице-консул, ретировались не солоно хлебавши, но так или иначе псы вернулись и отрезали единственный путь к отступлению.

Развернувшись, Фандорин бросился назад, в сад. Несся, не разбирая дороги, по лицу хлестали ветки.

Чертовы псы бежали много быстрее, их сопение было всё ближе, ближе.

Сад кончился, впереди была ограда из железных копий. Высокая, не вскарабкаться. И ухватиться не за что.

Эраст Петрович обернулся, сунул руку в заспинную кобуру, чтобы достать «герсталь», но стрелять было нельзя – это переполошит весь дом.

Первый мастиф зарычал, готовясь к прыжку.

«RUSSIAN VICE-CONSUL TORN TO PIECES (РУССКИЙ ВИЦЕ-КОНСУЛ РАЗОРВАН НА КУСКИ – англ.)», мелькнуло в голове у гибнущего Фандорина. Он прикрыл руками горло и лицо, инстинктивно вжался спиной в ограду. Вдруг раздался странный металлический звон, решетка подалась, и титулярный советник опрокинулся навзничь.

 
НАСТУПИТ ВЕЧЕР,
В ТИШИНЕ ТАИНСТВЕННО
СКРИПНЕТ КАЛИТКА.