Текст книги "Нефритовые четки"

– Под конец лета, как трава внизу загрубеет, мы овечек на горных террасах пасем. Тамошняя земля тоже наша, законная. Так и в агрименте записано. Хорошее место, от обрыва оградой защищено. Вдруг ночью – трах-бах! – пальба. Да такая, будто война началась. Мы перепугались, по домам заперлись. Прибегает пастушок, Харитоша. Трясется весь. Говорит, налетели из темноты конные, на лицах черные платки, и давай стрелять – насилу он ноги унес… Утром, набравшись храбрости, поднимаемся – все овцы перебитые лежат. Только трех ягнят недосчитались – разбойники с собой забрали. А остальных, значит, ни для чего, из одного озорства порешили. Сто двадцать голов! – Кузьма Кузьмич чуть не всхлипнул. – И знак оставили: череп на палке. Мол, сюда больше не суйтесь, не то убьем… Дальше – хуже. Мало им горной террасы, позарились на поле, где у нас овес. Теперь уж среди бела дня, человек пять нагрянули, при оружии, рожи черными платками закрыты. Подожгли овес, уже совсем созревший. Скирды спалили. Ригу, которая поблизости стояла, тоже. И опять палку с черепом воткнули. Овес – ладно. Но дальше уже ручей, а это вода, скот поить. Женщины боятся белье стирать. А главное, теперь что? Если ганфайтеры эти еще дальше границу передвинут, нам совсем пропадай.

– К-кто? – спросил Фандорин про незнакомое слово.

– Ганфайтеры. Самые скверные людишки из всех американцев. Душегубы, по-нашему. Чуть что, палят во все стороны из ружей и пистолетов… Мы уж и маршалу, исправнику здешнему, жаловались, и в губернию писали. Все пустое. Один лишь Маврикий Христофорович обнадежил. Пришлю, сказал, хорошего русского человека. Он разберется.

Луков посмотрел на Эраста Петровича с надеждой, искательно сказал:

– Желательно бы, конечно, чтоб вы без вайоленса и крови как-нибудь управились. Но если по-мирному не получится, мы вас не осудим.

– С-спасибо, – скучающе кивнул Фандорин. Дело по-прежнему казалось ему не стоящим выеденного яйца.

Вдруг Кузьма Кузьмич забеспокоился:

– Постойте, да вы же один. А разбойников этих много. Вам с ними не справиться!

– Я не один, – успокоил его Эраст Петрович.

Двери салуна качнулись, впустив человека в надвинутой на глаза шляпе, при двух револьверах и с потухшей сигарой во рту. Кажется, это был тот самый, что давеча сидел на крыльце «Генерального магазина».

Обернувшись на вошедшего, один из игроков (не сюртучник, а клетчатый), дружелюбно пробасил:

– Привет, Мел. Ты где пропадал? Уезжал, что ли?

Спросил и спросил, ничего особенного. Но тот, кого назвали Мелом, проскрипел, не вынимая изо рта окурка:

– Задаешь много вопросов, Радди. Любопытство вредно для жизни.

Радди залился краской, рванулся со стула и сделал странное движение правой рукой – будто хотел почесать себе бедро, но обидчик взглянул на него, и игрок, шмыгнув носом, сел обратно.

Фандорин был озадачен. Во-первых, непонятной агрессивностью вошедшего, а во-вторых, робостью мистера Радди, который производил впечатление человека, вполне способного за себя постоять. Ручища, сжимавшая карты, была размером с небольшую дыню.

Грубиян лениво дошел до стойки, кинул на нее свою шляпу и молча ткнул пальцем в одну из бутылок. Получив заказ, немедленно отхлебнул из горлышка. Сел на стул.

Игроки молча наблюдали за ним. Потом шулер с тонкими, в нитку, усиками нетерпеливо спросил:

– Джентльмены, мы играем или нет? Удваиваю.

Игра возобновилась.

– Это мистер Мелвин Скотт, – шепотом пояснил Кузьма Кузьмич. – Говорящая фамилия – скотина скотиной. Бывший аутло, грабитель с большой дороги. А потом получил пардон от губернатора и стал работать на эйдженси Пинкертона. Здесь это обычное дело. Среди шерифов, маршалов и «пинков» (это пинкертоновские агенты) полным-полно уголовных. Страшный человек. Но приходится иметь с ним дело. Ему принадлежит единственная в городе лавка.

Услышав про эйдженси, Фандорин пригляделся к Мелвину Скотту повнимательней. Записка от Роберта Пинкертона, которой, возможно, еще придется воспользоваться, стало быть, адресована этому человеку.

Лицо цвета выжженной земли. Волосы цвета высохшей травы. Рот как трещина. Глаза прищурены. Куда смотрят, непонятно. Без сюртука, в одном жилете, причем из кармашка свисает массивная золотая цепочка от часов. Примечательная деталь: несмотря на теплую погоду руки в черных перчатках, хорошей тонкой кожи. Серьезный господин, сразу видно.

– Подойду поздороваюсь, – сказал Луков. – Надо кое-какие покупочки сделать. По хозяйству, по домашности. У меня тут целый списочек.

В эту минуту с улицы донесся топот копыт, улюлюканье, крики.

Хозяин стал быстро убирать со стойки посуду, оставив одни бутылки. Игроки и «пинк» интереса к шуму не проявили, зато Кузьма Кузьмич переменился в лице.

– Знаете, если вы уже покушали, пойдемте-ка от греха. Это пастухи приехали!

Вид у него был такой перепуганный, что Эраст Петрович удивился. Пастухи и пастушки, коровки и овечки – это что-то мирное, безобидное, одним словом, пасторальное. Чего ж тут пугаться?

– Вчера пастухи (по-здешнему «ковбои») пригнали стадо из Техаса. Теперь будут дебоширничать. Ах, поздно!

В салун с гоготом и криками ввалился десяток мужчин весьма неотесанного вида. Все они были в шляпах, штанах грубой синей материи, остроносых сапогах и с револьверами. Тот, что шел впереди, проделал такую штуку: прямо от двери щелкнул длинным кожаным кнутом, очень ловко подцепил кончиком бутылку со стойки, и мгновение спустя она уже была у него в руке.

Фокус был встречен радостным ревом.

Вся гурьба ринулась к выпивке, каждый орал во все горло, требуя кто джин, кто виски, кто пиво.

Мелвин Скотт раздраженно нахлобучил шляпу и, прихватив бутылку, пересел в дальний угол. По дороге к двери толкнул одного из крикунов плечом, но ничего ужасного не случилось – ковбой просто посторонился. Очевидно, пастухи агента знали.

– Я, пожалуй, мистера Скотта возле лавки подожду, – пробормотал председатель, которому явно не терпелось поскорей улизнуть. – Он сейчас допьет свое вино и пойдет. Я его привычки знаю. А вас я после разыщу.

Цапнул со стола свою курортную панаму и был таков. Фандорин же достал сигару и решил еще поизучать туземные нравы.

Очень скоро, на второй или третьей спичке, его прилежание было вознаграждено чрезвычайно колоритной сценкой.

В двери тихо вошел чернокожий человек, одетый в ужасающие обноски: шляпа с обвисшими полями, одежда – заплата на заплате, на боку замусоленная брезентовая кобура, из нее торчит деревянная, залепленная пластырем рукоятка.

Шаркающей походкой приблизился к игорному столу, жадно уставился на груду серебряных долларов, что лежали у локтя человека с усиками.

Волосы у негра были с проседью, очень красивого оттенка – словно серебристая мерлушка, и такой же масти бородка.

Приезжие не обратили на него внимания, а местные поздоровались:

– Привет, Уош.

– Как дела, Уош.

Тот лишь сглотнул. Глаза в красных прожилках неотрывно следили за порхающими над столом картами.

Минуту спустя шулер с усиками небрежно бросил:

– Отвали, дядя Том.

Негр не шелохнулся.

Тогда усатый, уже с раздражением, заметил:

– У нас на Юге черномазых в приличные места не пускают.

Клетчатые переглянулись. Радди вполголоса начал:

– Мистер, на вашем месте я бы не стал задирать Уошингтона Рида…

Но второй подмигнул ему и (Фандорину сбоку было видно) пихнул ногой под столом.

Радди ухмыльнулся и не договорил.

Еще с полминуты карты шлепали по столу при полном молчании. Вдруг негр со звучным именем тронул усатого бретера за плечо:

– Эй, белый герой, что это у тебя в рукаве топорщится?

За столом все замерли. Шулер медленно повернулся.

– Хочешь заглянуть ко мне в рукав, смуглявый? Сначала придется заглянуть ко мне под мышку.

Он распахнул сюртук, и стало видно кобуру с револьвером.

– Белый герой, я задал тебе вопрос, – подавив зевок, сказал Уошингтон Рид. – На него надо ответить.

Теперь стало тихо и возле стойки. Пастухи заметили, что у стола происходит нечто интересное, и все оборотились в эту сторону.

Бретер оскалил желтые зубы в нехорошей улыбке и спросил, не сводя глаз с чернокожего:

– Какой в Вайоминге штраф, если пристрелишь назойливого нигера?

Эту породу людей Фандорин хорошо знал, они во всех странах одинаковы. Сейчас произойдет убийство.

Эраст Петрович поднялся на ноги, готовый вмешаться. Никто на него не смотрел – все взоры были обращены на шулера и негра.

– У нас в Вайоминге все равны, мистер, – громко, на публику, объявил Радди. – Что черного пристрелить, что белого – все одно. У нас даже бабы голосуют, слыхали?

Пастухи заржали – очевидно, женское участие в выборах было тут излюбленной темой для шуток.

Довольный выпавшей ему ролью, Радди провозгласил:

– У меня вот тут доллар. – Он показал всем монету. – Сейчас я его подброшу. Как ударится об стол, можно палить.

Из-за стола всех как ветром сдуло, остался сидеть лишь усатый бретер.

Поразительная вещь: позади него не было ни одного человека, но те, кто стоял за спиной у негра, на линии прямого выстрела, и не подумали отойти, а многие еще и ухмылялись.

Эраст Петрович опустился на стул и раскурил сигару. Кажется, в его защите здесь не нуждались.

Серебряный кружок, тускло блеснув, взлетел вверх и звонко ударился ребром о горку остальных монет.

Рука бретера рванулась под сюртук – и замерла, будто скованная внезапным параличом. Прямо в нос заезжему искателю удачи глядело дуло старого, поцарапанного «кольта». Фандорин не успел и разглядеть, как Уошингтон Рид выхватил оружие из кобуры. Такая скорость сделала бы честь и опытному японскому фехтовальщику, обнажающему катану.

– Какой белый герой. Совсем белый, – сказал негр, глядя в побледневшее лицо шулера.

В салуне было очень тихо.

Двумя пальцами Рид вытянул из левого рукава своего противника карту, бросил на стол. Это был туз.

Радди присвистнул и сделал шаг к столу. Но напарник шулера опередил его.

– Господа, это аферист! – громко заорал он. – Он обчистил меня на тридцать четыре доллара! Ах ты, мерзавец!

Подскочил и с размаху двинул уличенного жулика кулаком по физиономий – тот грохнулся на пол вместе со стулом. Но разгневанной «жертве» этого показалось мало. Второй шулер схватил первого за ворот, отшвырнул на середину комнаты и под всеобщее улюлюканье пинками выгнал за дверь. Сам же, весь пыша праведным гневом, вернулся к столу.

Молодец, оценил находчивость Эраст Петрович. Спас товарища от крепкой взбучки, а то и от смерти.

На месте, освободившемся после разоблачения злодея, уже сидел Уошингтон Рид. Он пригреб монеты поближе к себе, предварительно поинтересовавшись:

– Никто не возражает?

Возражающих не нашлось, и игра продолжилась – в измененном на одну четверть составе.

Все прочие посетители снова зазвенели стаканами, сначала обсуждая инцидент, а потом переключившись на какие-то другие темы, но Эраст Петрович плохо понимал их косноязычную речь, к тому же изобиловавшую неизвестными ему словами. Разговоры шли про коров, про индейских скво, про захромавших лошадей и недоплаченное жалованье. Фандорин перестал прислушиваться к этой малоинтересной болтовне и уже собирался уходить, как вдруг раздалась реплика, заставившая его встрепенуться.

– Ты сказал «Дрим-вэлли», Ромеро? – громко спросил Уошингтон Рид, оборачиваясь к стойке. – Что ты там делал?

– Мормонам бычков скопил, – ответил один из ковбоев. – Говорю, паршиво там. Сызнова Безголовый Всадник объявился. Бородатые трясутся, ночью из домов ни ногой.

– Брехня, – откликнулся другой. – Не верю я в эти сказки.

– А я верю. – Рид почесал затылок, разглядывая свои карты. – Я всегда говорил, что он вернется. Пока не найдет, чего ему надо, не угомонится. И я бы не поставил на то, что он ограничится одной долиной. Ох, плохие дела. Hи приведи Господь попасться ему на пути. Я как-то раз, лет восемь назад, видел, как он гнал вдоль Кривого Каньона на своем чубаром. Вспомню – жуть берет.

Многие встретили эти слова хохотом, а хозяин салуна сказал:

– Здоров же ты врать, Уош.

Негр погрозил ему рукой.

– На твоем месте, Сид Стэнли, я бы сидел тихо-тихо и Богу молился. Знаешь ведь, что Расколотому Камню надо. А ну как унюхает запах, спустится из долины и к тебе нагрянет?

Он ткнул пальцем куда-то вверх, но куда именно, Эраст Петрович рассмотреть не успел, потому что в этот миг двери салуна с оглушительным треском распахнулись, будто кто-то пнул их ногой.

Кажется, так оно и было – в проеме появилась высокая, статная фигура, и пастухи разом зашумели, замахали руками:

– Здорово, Тэд! Давай к нам!

– Рэттлер, молодчага, что пришел! Подсаживайся сюда!

Так значит, вот он каков – человек, похитивший сердце юной мисс Каллиган.

Эраст Петрович принялся с любопытством разглядывать вошедшего.

Гремучий Федя

И, честно говоря, разочаровался. Избранник рыжеволосой Эшлин был безусловно красив, но как-то с перебором – как, впрочем, и все здесь, на Западе. Светлые кудри до плеч, подбородок гладко выбрит, идеальные, будто приклеенные бакенбарды, сочные губы, аккуратный, чуть вздернутый нос. Наряд эффектный, но тоже несколько отдает опереттой: черное с серебряными «разговорами» сомбреро, расшитая бусами замшевая куртка, пояс змеиной кожи, брюки с бахромой, желтые сапоги с огромными шпорами. Они так звенели при каждом движении, что Фандорин мысленно переименовал Рэттлера из Гремучего в Погремучего.

Однако отнестись к писаному красавцу иронически мешали глаза. Голубые, холодные, они, казалось, не смотрели на человека, а испытывали его на прочность. Взгляд неспешно побродил по залу и остановился на Эрасте Петровиче, что и неудивительно: вряд ли в этом вертепе часто увидишь человека, перед которым на столе лежат белые перчатки и сверкающий шелком цилиндр.

Пожалуй, барышню можно понять, подумал Фандорин, не отводя глаз (с людьми подобного сорта деликатничать вредно). По сравнению с остальными пастухами мистер Федя выглядит настоящим принцем. В кого еще влюбиться бедной девушке, обладающей пылким сердцем, если она вынуждена жить в таком окружении?

Игра «кто кого переглядит» что-то затягивалась. Две пары голубых глаз неотрывно смотрели друг на друга. Наконец, устыдившись такого мальчишества, Эраст Петрович перевел взгляд на кончик своей тлеющей сигары.

И тут же раздался звучный голос:

– Эй, парни! Что я вам сейчас покажу, умора!

Сказано было так, чтоб услышали все. Рэттлер вышел на середину зала.

– Захожу я к старому Неду О'Пири, говорю: «Привет, маршал, какие новости?» А он в ответ: «Ты не поверишь, Тед. Впервые за историю Сплитстоуна нашелся идиот, который при въезде сдал оружие. Какой-то ферт с Востока»… Погодите ржать, – поднял руку Рэттлер, глядя на Фандорина. – Вы еще не видали этого орудия смертоубийства. Поглядите-ка.

Он положил на стол маленький «герсталь», который, в самом деле, казался безобидной игрушкой по сравнению с огромными «кольтами» и «смит-вессонами», висевшими на поясах у ковбоев.

Те немедленно принялись упражняться в остроумии:

– Удобная штука – в ушах ковырять.

– И бабе хорошо – за подвязку чулка сунуть!

Дальше последовали еще более игривые предложения, а Тед подошел к столу, за которым сидел Эраст Петрович и с уже неприкрытым вызовом спросил:

– Вы, сэр, случайно не знаете, какому клоуну принадлежит эта безделушка?

Фандорин печально вздохнул.

Все было ясно. Гремучий молодой человек узнал, что его пассию подвез чужак на роскошной карете, взревновал и теперь ищет ссоры. Не хватало еще поединка с туземным Отелло. Как глупо. Нужно избежать конфликта – иначе могут возникнуть осложнения в последующей работе.

– Револьвер мой, – сказал Эраст Петрович. – Спасибо, что принесли, услужливый юноша. Вот вам за доставку. – И кинул на стол десятицентовую монету.

В салуне уже никто не смеялся, и стало очень тихо, как давеча перед изгнанием шулера. Очевидно, перебранки и драки – единственный дивертисмент, доступный аборигенам, предположил Фандорин, недоумевая, что это на него нашло. Надо было как-то исправлять ситуацию, пока не поздно.

Лицо Теда осветилось торжествующей улыбкой.

– Ребята, вы все слышали, как он меня оскорбил? Обозвал сопляком и швырнул дайм в лицо – мне, старшему топхэнду ранчо «Две луны»! Джо, ты слышал? А ты, Слизи?

– Мы слышали, Рэттлер, – откликнулось сразу несколько голосов. – Мы все свидетели. Только тряпка спустит такую обиду.

Эраст Петрович вспомнил рассказ мисс Каллиган об учтивости ее жениха и его невероятном миролюбии. Надо думать, подобным образом Тэд Рэттлер ведет себя только в чужом городе, где его никто не знает и где за меткую стрельбу по живой мишени можно оказаться на виселице. Ну, а здесь все свидетели заранее на его стороне, так что церемонничать считает излишним.

С изысканным поклоном, вызвавшим восторженный смех у публики, ревнивец осведомился:

– Вы сами-то, сэр, тряпка или не тряпка?

Злясь на себя за идиотскую задиристость, Эраст Петрович молчал.

– Помалкиваете? Значит, тряпка?

– Еще какая, – махнув на все рукой (все равно уж не исправить), беззаботно ответил Фандорин и поднялся из-за стола. – Увижу где-нибудь грязь – и вытираю. Чтоб чисто было.

Кто-то громко хмыкнул – кажется, местный пинкертон, по-прежнему сидевший у двери.

– Ого! Еще одно оскорбление! – Рэттлер повернулся к «пинку», изображая растерянность. – Что скажешь, Мел? Ты в таких делах авторитет, ну и вообще почти что слуга закона.

– Наверно, две шляпы. Если хочешь, возьми мою, – задумчиво ответил Скотт. – Ты оскорбленная сторона – значит, тебе и раскладывать.

Эти загадочные слова Теда полностью удовлетворили.

– Что ж, мистер Большой Рот, берите свою мортиру и милости прошу прогуляться.

Забияка, насвистывая, вышел первым. Кто-то из ковбоев кинул Эрасту Петровичу «герсталь».

Все патроны были на месте. Боек не поврежден. Ствол в порядке. Барабан вращается.

Кажется, дело шло к дуэли, или как у них тут называется, когда два идиота-самца пытаются пристрелить друг друга из-за самки.

Ничего, сказал себе Фандорин. Продырявлю жениху руку. До свадьбы заживет.

Все выжидательно смотрели на чужака.

Хозяин, добрая душа, подошел и шепнул:

– За стойкой – дверь во двор.

Остальные были менее милосердны.

– Надо сказать Рону-гробовщику, что у него нынче будет работенка.

– Эй, красавчик, тебя хоть как звали-то?

– Эраст Фандорин, – сказал он, надевая цилиндр перед ущербным зеркалом.

– A what? Лучше напиши на бумажке. Родственники приедут, а на могилке ни имени, ничего. Нехорошо.

Пора было кончать этот балаган.

Эраст Петрович вышел на улицу и увидел, что Тед Рэттлер, змей гремучий, куда как непрост.

Две шляпы, исполнявшие роль барьеров, были разложены очень далеко одна от другой – по меньшей мере шагах в сорока. Для самовзводного «Смит-энд-вессона», висевшего на поясе у оппонента, дистанция нормальная. Но для короткоствольного городского револьверчика, рассчитанного на скоростной огонь, такое расстояние за пределами прицельного огня. Уже в третий раз за последние дни «герсталь» оказывался не на высоте. Неамериканское это оружие, придется обзавестись чем-нибудь помощнее. Если, конечно, будет такая возможность.

Судя по обманчиво расслабленной стойке, по небрежному шевелению пальцев правой руки (разгон кровоснабжения перед стрельбой), Рэттлер был опытным и хладнокровным противником.

На террасу салуна высыпали зрители. Можно было попросить револьвер у кого-то из них, но, судя по выражению лиц, никто не даст. Гремучий Тед – их кумир. Пастухи пришли посмотреть, как он пристрелит заезжего франтика с Востока. Будет о чем посудачить в салуне и на ранчо. Как минимум на неделю разговоров хватит.

Мелвин Скотт взял на себя обязанности то ли судьи, то ли секунданта. К этой роли ему, похоже, было не привыкать.

Зачем-то вынув один из двух револьверов и целясь куда-то вверх, он объявил:

– Как звякнет, чувствуйте себя свободными, джентльмены. Бегайте, прыгайте, палите. Просьба не попадать в зрителей и не вышибать стекла.

Из окон торчало множество физиономий, на всех одинаковое выражение предвкушения и жадного любопытства.

Со второго этажа гостиницы «Грейт-Вестерн» на Эраста Петровича смотрел слуга-японец. Приподнял одну бровь. Это означало: не нужна ли помощь, господин?

Фандорин сердито дернул плечом: пошел к черту. Тогда Маса уселся на подоконнике поудобнее, достал маленькую трубочку и стал набивать ее японским табаком, похожим на мелко рубленный конский волос.

Выход был только один – сократить расстояние. Рваными движениями, уклоняясь от пуль, приблизиться к противнику шагов на пятнадцать, а там и стрелять. Хуже всего, если Рэттлер начнет палить с бедра, не целясь – так можно нарваться на слепую пулю. Самое безопасное – тройной кувырок вперед, но один костюм уже безвозвратно погублен, не хватало еще испортить последний. Пожалуй, лучше рискнуть. Куда все-таки целится Мелвин Скотт? Не в ворону же?

Ударил выстрел, тут же заглушенный гулким и не лишенным приятности «Боммм!» – это свинец попал в колокол, висящий на башне, которую Эраст Петрович поначалу чуть было не принял за церковь.

Поединок начался.

Не сводя глаз с правой руки Теда, Фандорин приготовился к рывку. Он уже ни о чем не думал, два лишних Поводыря ушли в тень, остался только один, и он свое дело знал.

Однако Рэттлер стрелять не торопился. Все понятно: хочет, чтобы первым из своего пугача выпалил враг – потом на судебном разбирательстве это учтут.

Шаг вперед. Еще один. Еще.

Кажется, Гремучий разгадал тактику. Кисть руки сделала молниеносное движение, и в ней оказался револьвер. Но выстрела по-прежнему не было. Ствол чуть-чуть двигался, в такт неравномерным, то вправо, то влево, шажкам Фандорина.

Скверно. Этот Отелло еще опасней, чем показался на первый взгляд. Ни на какие пятнадцать шагов не подпустит. Придется все-таки пачкать черный костюм. А пыль у них тут красная, с примесью глины, Маса вряд ли отчистит.

Он сдернул с головы цилиндр, мять который уж точно было ни к чему, и швырнул в сторону. Тот взлетел вверх, описал дугу и приземлился бы точно на подоконнике около Масы. Но Рэттлер двинул дулом, изрыгнул из него клок пламени, и головной убор, кувыркнувшись, упал с дырой в тулье.

Мерзавец! Второй лондонский цилиндр за четыре дня!

Вокруг зашумели, захлопали. На сосредоточенном лице Гремучего мелькнула короткая самодовольная улыбка.

Пора!

Еще мгновение, и взбешенный Эраст Петрович ответил бы на фокус с простреленной шляпой своим собственным трюком, еще более эффектным: вряд ли в Сплитстоуне видали тройное сальто с зигзагообразной траекторией и стрельбой из положения «вверх ногами», но в это мгновение сзади донесся бешеный стук копыт и отчаянный крик:

– Тед! Тедди! Не смей!

У Рэттлера отвисла челюсть, рука со «смит-вессоном» опустилась.

По улице, оставляя за собой клуб пыли, неслась галопом мисс Каллиган. Всадница вздыбила коня между противниками и завертелась на месте.

Барышня успела переодеться. Вместо шелкового платья – куртка и штаны, вместо шляпки – белое сомбреро. Поразительно, но даже этот несуразный наряд был ей к лицу.

– Вы же обещали не соваться в «Голову индейца»! – с упреком крикнула кавалерист-девица Фандорину. – Слово джентльмена давали, эх вы!

– Да я, с-собственно…

– А тебя, идиот проклятый, я разлюблю, так и знай! – не слушая, закричала Эшлин на жениха. – Ты мне что обещал? Какие вы все, мужчины, брехуны! Скажу папе, и вышибет тебя с ранчо! Только рад будет!

– Эш, ты чего? Ты чего? – забормотал Рэттлер, пятясь от оскаленной конской морды. – Я же только…

– Молчи, дурак! Видеть тебя не хочу!

Зрители наблюдали за тем, как милые бранятся, с точно таким же жадным любопытством, как перед тем за дуэлью. Очевидно, с развлечениями в Сплитстоуне и в самом-деле было совсем паршиво.

А Эрасту Петровичу девушку было жалко. Могла бы найти: себе жениха и получше, чем этот гремучий гад.

Ранчо «Две луны»

Сзади кто-то тронул его за плечо.

Это был секундант, стрелок по колоколам, владелец «бакалейки» и по совместительству местный агент Пинкертона.

– Ну, раз вы сегодня не умерли и поживете у нас еще какое-то время, лучше заменить вашу игрушку на что-нибудь более основательное, – вежливо сказал он, показав на «герсталь». – В «Генеральном магазине» Мела Скотта вы найдете все, что вам может понадобиться для выживания и комфорта. Любое оружие, седла, сбруя, мясные консервы, динамит, одежда для…

– У меня з-записка от мистера Роберта Пинкертона, – перебил его Фандорин.

Скотт оглянулся по сторонам. Взял собеседника за локоть.

– Я сразу почуял, что вы тут неспроста. Отойдем-ка. Здесь слишком кричат.

Прочитал короткое письмо, озаглавленное «Всем штатным и резервным агентам», дважды. Прищурившись, поглядел на Эраста Петровича.

– Нужно было сразу ко мне. По крайней мере, я бы посоветовал вам не задирать Рэттлера. Тут сказано: «любое содействие». Чем могу помочь?

– Экипируйте меня получше. Не как чужака, с которого лишь бы содрать побольше денег, а как т-товарища и коллегу. Я в этих краях человек новый, поэтому полагаюсь на вас.

«Пинк» почесал кончик носа.

– И только?

– Пока все. Может быть, позже обращусь и за профессиональной помощью. Если задача окажется труднее, чем я п-предполагаю.

В глазах Скотта блеснули веселые огоньки, но комментариев не последовало.

– Что ж, идемте в магазин.

Махнув камердинеру, чтоб догонял, Эраст Петрович последовал за «пинком».

– Хотите секретничать – дело ваше, – помолчав, сказал тот. – Я и так знаю, зачем вы пожаловали. Черные Платки, да? Догадаться нетрудно. Вы ведь сидели с этим русским шутом из Дрим-вэлли.

– Я тоже русский, – холодно заметил Фандорин.

– Не хотел вас обидеть. Если вы заметили, я сделал ударение не на слове «русский», а на слове «шут». Вы же не станете оспаривать, что мистер Кьюзма Люкофф – шут гороховый?

Нет, оспаривать Эраст Петрович не стал.

– Если хотите знать мое мнение, – пожал плечами Скотт, – банды в долине нет и быть не может. Черные Платки, судя по всему, парни серьезные, раз уж стали работать по поездам. На что им русская деревня? Что можно взять с этих малахольных – книжки на русском языке? Часто бывает, что шайка грабителей устраивает себе в каком-нибудь укромном местечке схрон, тайный лагерь. Но зачем тогда дразнить русских и мозолить им глаза? Выдумки все это, вот что я думаю. Но коли полковник Стар желает разобраться, его право. Понадоблюсь – всегда к вашим услугам. В письме мистера Пинкертона гарантирована тридцатипроцентная скидка. Значит, я буду вам обходиться всего по три пятьдесят в сутки.

– Учту.

Поколебавшись, не расспросить ли про Дрим-вэлли, и решив, что пока не стоит, Фандорин оглянулся на сопящего сзади Масу и тихо объяснил по-японски, в чем дело.

На ступеньке «Генерального магазина» поджидал Луков.

– Делайте ваши п-покупки, Кузьма Кузьмич. Нам тоже нужно кое-что приобрести у господина Скотта.

Эти простые слова отчего-то привели председателя в замешательство.

– Нет-нет, – заполошился он. – Мне не к спеху, я после. У меня список длинный.

Звуки русской речи развеселили Скотта.

– Смешной у вас язык. Будто гальку во рту перекатываете. «Пры-бры, длини-блини».

– А что это у вас дверь нараспашку? – спросил Фандорин, входя в лавку – просторный амбар, весь заставленный ящиками, коробками и тюками. – Разве в Сплит-стоуне не воруют?

– Еще как воруют. Но только не у Мела Скотта. Потому что знают: под землей найду и шкуру спущу.

– Давно служите в Агентстве?

Лавочник вынул из заднего кармана штанов плоскую бутылку, вероятно, прихваченную из салуна, обстоятельно отхлебнул.

– Еще двадцать лет назад вместе с мистером Пинкертоном охотился на шайку братьев Джеймсов. Золотые были деньки. А теперь числюсь в резерве, получаю половинное жалованье, полсотни в месяц. Негусто, поэтому и магазин держу. Здесь продается все, что вы видите. Кроме вот этого. – Он любовно потрепал по загривку пыльную голову бизона, висевшую на стене. – Когда-то эта штука стоила бы не дороже доллара, потому что по Равнинам бродили миллионные стада. Теперь не осталось ни одного быка, всех перестреляли. Могу отдать за 400 монет – и то исключительно как коллега коллеге. Желаете? Ну, как хотите.

Оглянувшись на Лукова, который остался снаружи и слышать разговор не мог, Эраст Петрович спросил:

– А селестианские братья покупают товары тоже у вас?

Скотт хитро подмигнул:

– Понимаю, куда вы клоните. Хотите получить дармовую информацию про Дрим-вэлли? Вот наймете меня в помощники, тогда выпытывайте, что хотите.

Он снова приложился к горлышку, допил виски до конца. Вынул из-под прилавка еще одну бутылку, открыл, да вдруг задумался.

– Минуту.

Взял винтовку, что была прислонена к стене. Подошел к окну, стал целиться вверх.

Эраст Петрович проследил за направлением ствола – кажется, «пинк» опять, метил в колокол на башне.

Сухо грохнул выстрел. Кузьма Кузьмич подскочил на ступеньке, уронив панаму.

– Мимо, – вздохнул Скотт и спрятал бутылку обратно. – Значит, на сегодня хватит. Я свою норму знаю. Так что же вам предложить? Для начала нужно по-человечески одеться. Вам понадобятся шляпы с широкими полями, чтоб не слепило солнце. Ковбойские сапоги. Видите, у них острые носы – чтоб удобней продевать ногу в стремя. Ваши брюки изорвутся о колючки, нужно купить джинсы. Понадобится пара шерстяных одеял. Фляги. Топор или тесак…

Маса уже вертелся перед зеркалом, примеряя огромную шляпу, из-под которой его почти не было видно. Понравились ему и сапоги – тисненой кожи, с медными заклепками и на огромных скошенных каблуках.

А Фандорину пастушья одежда не приглянулась. В качестве наряда для верховой езды вполне можно было использовать испачканный углем белый костюм. Чтоб не порвались брюки, Эраст Петрович приобрел чапарехос – кожаные наколенники на тесемках. Вместо простреленного цилиндра решил взять очень приличный пробковый шлем британского производства, непонятно откуда взявшийся в этом ветошном заведении.

– Надо же, лет десять у меня этот ночной горшок провалялся. Я думал, его никогда не купят, – обрадовался хозяин. – Был тут один английский лорд, еще во времена Индейской территории. Приехал бизонов пострелять. С него шошоны скальп сняли. Видите, тут внутри немножко бурого осталось?

Фандорин передумал. Купил пепельно-серую шляпу– будет как раз в цвет костюма.

– Без винтовок в горах нельзя. – Скотт стал открывать и ставить на стол длинные ящики. – Вы какие предпочитаете? Вот, могу порекомендовать. Отличный дробовик с вращающимся барабаном, на четыре заряда.

Натягивавший сапог и оттого прыгавший на одной ноге Маса сказал:

– «Ремингутон». Карибр 50. Два.

– Серьезный инструмент. У вашего китайца хороший вкус.

– Он японец.

Положив на прилавок две винтовки, подсумки и патроны, Скотт щелкнул костяшками на счетах и продолжил:

– Теперь револьверы. Раз вы русский, предлагаю «смит-энд-вессон» 44-го калибра, так называемый «рашн». Двойного действия, разработан по заказу вашего великого герцога Алексея, когда он охотился здесь на бизонов с великим Буффало Биллом. Смазанная свинцовая пуля, 246 гранов, 23 грана черного пороха. Рукоятка из гуттаперчи – очень удобно.