Текст книги "Есаулов сад"

АЛЕКСЕЙ. Но я не береза, к которой приживлены чужие ветви. У меня все свое, от родителей моих. Как и у Насти. Она шлет тебе привет и вообще извелась. Так если тебе что-то не нравится – это твое, отец. Тебе не нравится твое.

Садовник молчит. Пауза затягивается.

АЛЕКСЕЙ. А Настю ты мучаешь зря. Пожалей ты ее. Если я мешаю тебе, я вернусь к матери. Мать я возьму на себя.

Вдруг глухой шорох идет от печи, печь взрывается пеплом и сажей. Алексей смотрит на отца и бежит на улицу, Садовник бросается к окну.

Голос АЛЕКСЕЯ (с улицы). Вы что там делаете на крыше?

Невнятный голос в ответ.

Голос АЛЕКСЕЯ. Так если вам дано задание чистить трубу, надо предупредить хозяев. Или не надо? (Пауза). Мало ли что ведомственный дом. Убирайтесь! Мы не звали вас! А ну, слезайте с крыши! Доброхоты.

Он что-то еще кричит, но все глуше. Садовник стоит у окна.

Снова грохот.

Садовник бросается к печи, но оглядывается и идет к окну. Это уже грозовой раскат. Надвигается гроза. Сполохи за окном.

* * *

Та же комната. Утро. Садовник и Надежда. Надежда юная особа. У нее черные волосы, смуглые руки, то и другое она любит подчеркнуть.

Собственное движение по комнате она планирует как бы руками. Но, возможно, она играет саму себя. Однако и здесь все не так банально – игра ее это следствие пережитого. Ну, не будем забегать вперед.

Или назад.

САДОВНИК. Ты еще дремлешь, синица?

НАДЕЖДА. Я у плеча вашего, Федор Иванович. Сразу во сне и наяву. Но сердце заполнено утренней кровью, жить охота, забыть непогоду…

За окном дождь, но скорее всего Надежда говорит о непогоде житейской.

НАДЕЖДА. Потому что вы… ты потому что.

САДОВНИК. У тебя утро, у меня вечер.

НАДЕЖДА. Ты бесприютен. Ты ждешь беды, да? Твою бесприютность я разглядела еще девочкой. Холод лопатки обжигал.

САДОВНИК. О, сейчас я рассыроплюсь.

Она зарывается лицом в белой исподней его рубахе.

Волна черных волос на белом.

САДОВНИК. Ты лучше подумай, что скажешь маменьке.

Надежда встает в светлой сорочке и плавает по комнате. Садовник любуется ею, одновременно по лицу его бродят хмурые тени.

НАДЕЖДА. Что скажу… Я скажу, что согласна быть твоей вдовой.

САДОВНИК. Это из второго действия, Надюша (он намекает на ее театральность), ты забегаешь. Вдовой нищего. Неплохо придумано.

НАДЕЖДА (плавая и понимая, что она хорошо смотрится). Я скажу, что ты нашел клад.

САДОВНИК (подпрыгнув). Повтори, что я нашел.

НАДЕЖДА. Ты нашел клад (раздувая сорочку, намекая на себя).

Садовник смотрит на нее, разгадывая смысл сказанного, и – смеется, смех его разорван.

САДОВНИК. Угу. И где же я его нашел, синица?

НАДЕЖДА (снова намекая на себя). Он сам к тебе в руки пришел. А ты своего не упустишь. А?

САДОВНИК. Угу. Не упущу.

НАДЕЖДА (импровизируя). В Глотовском предместье копни под любым кустом – золотые червонцы (смеется явной выдумке).

САДОВНИК. Ну уж, ну уж…

НАДЕЖДА. Наши купцы были самыми богатыми в России, а Глотовское предместье – дачный район купцов. Когда их прижали в двадцатом году…

САДОВНИК (отрешаясь от выдумки Надежды). Так. И что же маменька?

НАДЕЖДА. Сегодня ночью она проворонила дочку. У нее нет выбора.

САДОВНИК. Да как сказать, как сказать. По нынешним понятиям все проще и, говорят, честнее… Сколько лет твоей маме?

НАДЕЖДА. Она моложе тебя.

САДОВНИК. Недурственная карьера в ее лета. Но все же уточню. Я старее ее.

НАДЕЖДА.Не все ли равно – старее, моложе, для меня во всяком случае.

САДОВНИК. Для вас, синица, – да, а для Алешки совершенно отнюдь, как говорит Пивакова. Алешка… Ты и меня не спросила.

НАДЕЖДА. Тебя я спросила еще в десятом классе, под тополями.

САДОВНИК. Тебе показалось. И то – прошлое.

НАДЕЖДА.Я будущее.

САДОВНИК.Фразу, дочка, не приемлю.

НАДЕЖДА. А что ты нынче принимаешь? Что отрицаешь?

САДОВНИК(вздохнув). Ваш мир, сударыня, не принимаю. Но не принимаю смиренно. Это ваш мир.

Он встает, идет к окну, открывает его, дышит полной грудью.

НАДЕЖДА. Господи, у постели с любимым. Семь лет ждала этого часа и теперь должна говорить монологи…

Садовник с восторгом смотрит на Надежду.

САДОВНИК. Чуть повысить тональность, и левую руку так…

Это ее жест – плавая, левую руку вести вверх и за спину. Она свирепеет.

НАДЕЖДА. Наш мир достался нам таким, какими вы и ваши родители сотворили его. Не останавливай меня, учитель!

САДОВНИК (смеясь). Учитель!…

НАДЕЖДА (воспаряя). Ваш мир это мир лукавых резонеров. Вы первое поколение, обучившееся риторике, ибо твои родители, отцы ваши, были от земли, они презирали речи. А вы слову выучились. Ни наследственного достояния…

САДОВНИК.Ни сохи на елани…

НАДЕЖДА (свирепо). Да, ни сохи на елани, ни кола, ни двора. Вы купцов презираете, а они были работники. Они город застроили сказочными домами, мосты подняли, они создали музеи, сады насадили. Этот сад, который вы изводите… А вы оседлали слово… Молчи! Твое поколение хлебнуло отравы пятьдесят шестого года. На крохотной этой коляске думало въехать в историю. И въехали. Более отвратительное поколение трудно представить. Ваши поэты изворотливы как лакеи… Ваши, как их там… (она одевается на ходу) композиторы… Крепись, геолог, ты ветру и солнцу брат… Ха-ха! Ваши так называемые мыслители изолгались, им никто не верит. Ваши вожди лживы.

Она почти плачет.

САДОВНИК (грустно цитирует себя). Я не верю в ваше поколение.

НАДЕЖДА.Ты читаешь мои мысли. В ваше поколение я не верю. Поколение конформистов и осведомителей. Каждый вздох наш прослушиваете и несете на улицу Букинистов…

САДОВНИК (счастливо). А, так их! Понужай, Мария!

Вскрик его осадил Надежду.

Она сделает неправильный поворот головой.

НАДЕЖДА. И Маша это говорит? Сосновый воздух пьет из окна, ненаглядно смотрит на тебя и – срывается. Боже…

САДОВНИК.Мария бывает здесь редко. За ней следит муж… психиатр…

НАДЕЖДА. Да что же это за жизнь, Федор Иванович? Голову-то куда преклонить?

САДОВНИК. К Алешке преклони. К Мише, Миша из Москвы на (передразнивает) вакации явился. Завидная пара. Сын идеолога, студент (снова передразнивает) МИСИ – и дочка прокурорши.

НАДЕЖДА. Не смейтесь, Федор Иванович! После этой ночи…

САДОВНИК. У тебя впереди много ночей.

Надежда медлит. Но в лице ее появляется решимость.

Она оглядывает жилище, набрасывает сари (или легкую накидку), припадает к Садовнику и быстро, боясь себя, уходит, планируя руками.

Садовник холодно смотрит в лицо бородатого человека.

Мелодия, минор.

* * *

Кабинет Пиваковой. Она курит, далеко отставляя полную руку, и говорит по телефону. В кабинет входят сослуживцы, что-то берут со стола или кладут что-то, Пивакова не обращает на сослуживцев внимания, это привычный рабочий день, привычный темп дня. Одному из сослуживцев, когда он на выходе, она крикнет «Прикрой дверь. Сквозняк», – и слушает далее.

ПИВАКОВА (в трубку). «Вы думаете, он клюнет? Любопытный сюжет. Но зачем его было изгонять из школы? (слушает). Я не читала, на каких постулатах строится «Урийская дидактика», но знаю, как его принимали на «Круглом столе», да, журнал «Детская литература». Если это и есть Урийская дидактика – дай Бог, как говорится, побольше таких дидактов. (Слушает) Его гражданственность и его так называемое почвеничество иного засола… Ну, Вадим Андреевич, зачем же, зачем?… А я была у него, представьте себе. Разведка боем? Ох, все-то вы воюете… (Смеется). Он мужчина при теле… Не надо, Вадим… Психические отклонения? Едва ли, хотя странности явные… (Слушает) Русская школа анахронизм? А украинская?! Ой, да бурятская та же… Право же, не ведаю… С повестью потянем. Я сейчас отдам ее на рецензию Свербееву (слушает)…

Здесь влетает замотаный сотрудник радио, требует какую-то бумагу, Пивакова шипит: «Испарись. Кушак»…

ПИВАКОВА. Но он сильный прозаик и человек объективный (с досадой слушает). Хорошо…

Входит Михаил. Она протягивает ему голый локоть. Жестом: «Садись».

ПИВАКОВА. Что ж, мы отдаем повесть Мишустину, он ее зарубит. А что дальше? Рукописи не горят? Ой, втянете вы меня… Салют!…

Она кладет трубку и секунды находится в размышлении, но потом…

ПИВАКОВА. Омерзительно! Мишустину отдать на рецензию повесть. Все равно, что Потапенке отдать на рецензию повесть Чехова, о, даже хуже. Потапенко был честным человеком…

МИХАИЛ. Ты с кем это?

ПИВАКОВА. Завотделом науки Кушак. Импозантный человек. Был начальником ЦБТИ и как взлетел.

МИХАИЛ. Завотделом науки… Начальник ЦБТИ… А причем здесь повесть? Он, что, курирует литературу?

ПИВАКОВА. (многозначительно). Он, парнишка, курирует самого!… (С сожалением). А повесть они ухайдакают…

МИХАИЛ. Самого?!

ПИВАКОВА. Тебе не надо это знать. Учти.

МИХАИЛ (соображая). Учел… Твоя соседка угомонилась?

Пивакова встает, крупно шагает по кабинету, курит, пепел осыпая на пол.

ПИВАКОВА. Я поджарю младенца!

МИХАИЛ. Младенца?

ПИВАКОВА. Представь, подложила свинью. Жили тихо-мирно, гостей принимали, и на тебе. Теперь ни в ванную, ни в туалет, всюду пеленки, распашонки…

МИХАИЛ. Каникулы кончаются.

ПИВАКОВА. Хочешь, замкнемся здесь?

МИХАИЛ (вспыхивая). Здесь?… (Он оглядывает кабинет).

В этот момент кто-то нос просунул в дверь. Пивакова сделала свирепое лицо: «Сгинь!»

ПИВАКОВА. Дискомфортно? Или боишься? Но у меня (показывает) единственный ключ от кабинета, а с этой публикой…

Она нажимает кнопку селектора.

ПИВАКОВА (по селектору). Ребята, меня нет. Усекли?

МИХАИЛ. Лучше в зимовье.

ПИВАКОВА (замыкает дверь). Дай я притисну тебя на минуту. Ой, ты все еще мальчик, каким я высмотрела тебя. Пора заматереть, студент.

МИХАИЛ (высвобождаясь из объятии). Я так не могу.

ПИВАКОВА. Мы в рабочих условиях, лучше сказать, в боевых, парень (она гладит низ его живота, смеется).

МИХАИЛ (освобождаясь). Дверь насквозь светится.

Пивакова идет к двери, отпирает дверь.

МИХАИЛ (облегченно вздыхая). Я закурю?

ПИВАКОВА (сулыбкой). Сосунок. Да кури! Сигарета стимулирует духовный подъем. Я нынче во как это поняла. Я не могу без духовного подъема! Работа на износ. Замуж выйти некогда, да что там замуж. Забеременеть боишься. Выйдешь из формы, аморалку приклеят. Подсидят.

Она снова нажимает кнопку селектора.

ПИВАКОВА (по селектору). Ребята, я здесь.

МИХАИЛ (вспоминая). А там ты была лучше, Оля.

ПИВАКОВА. Там… Там чужие глаза… (смотрит на стеклянную дверь, задрапированную легкой тканью. Тень за дверью помедлила и ушла) не следили за нами. И мне не надо было следить.

МИХАИЛ. Следить…

ПИВАКОВА. А в твоей строительной сфере будет по-другому? Вон отец Ирочки Витковской строитель, начальник треста бетонных конструкций, а такая каша заварилась (обрывает, проговорилась), а у нас… Кто внушил тебе этот бескрылый оптимизм? Учитель? (Не желая того – печально). Плохи его дела, Миша.

МИХАИЛ. Какие дела? Он ушел от дел бесповоротно. Вчера развивал идею о школе на кооперативных началах. Чистой воды филантропия.

ПИВАКОВА (размышляя). Да? Ты уверен, что он ушел от дел?

Звонит телефон, она берет трубку, лениво слушает и возмущается.

ПИВАКОВА (в трубку). Мало ли что пишут на радио с гидростанции. Исправь! Сократи! Что за беспомощность (слушает). Мы формируем общественное мнение. Мы! А не какойто слесарь Кеша. Ну, Гена, звони Кушаку, он вправит тебе мозги, звони! Вылетишь с работы в два счета, русофил!

Бьет трубкой об аппарат.

ПИВАКОВА (б сердцах). Слюнтяй! (Опоминаясь). Что я злюсь на Генку? Десять лет назад я была такой же, искренней, отзывчивой.

Дверь распахивается, влетают пять или шесть человек с листами бумаги, на ходу спорят. Пивакова с улыбкой смотрит на сослуживцев.

ПИВАКОВА. Опять не поделили три минуты в эфире?

ОДИН ИЗ СОСЛУЖИВЦЕВ: Хоть три минуты! Пусть потом убьют…

ВТОРОЙ. Не в минутах дело. Принципиальное мое несогласие…

ТРЕТИЙ. Да помолчите! Ольга Николаевна, решите третейски.

Пивакова смотрит текст, решительно режет ручкой абзац. Трое стонут. Она с улыбкой режет еще абзац. Стонут все и убегают.

МИХАИЛ. Работенка у тебя!

ПИВАКОВА. Передний край, Миша, и все мы крайние… А Посконин Федор Иванович, он же Учитель, и он же теперь Садовник в провинции (е слова «Садовник в провинции» ворвется нота сарказма)… Он, между прочим, тоже на переднем крае. Он тоже крайний… Слушай, а кто у него не стене?

МИХАИЛ. На стене?

ПИВАКОВА. С иудейски мудрым лицом?

МИХАИЛ. А, Корчак. Янош Корчак.

ПИВАКОВА. Кто такой?

МИХАИЛ. Как кто? Ты серьезно?… Врач и писатель. Педагог.

ПИВАКОВА. Суд детей? Его?

МИХАИЛ. Кажется, да.

ПИВАКОВА. Это его упекли в лагерь?

МИХАИЛ. Его сожгли вместе с детьми в крематории.

ПИВАКОВА. Ну, насколько мне известно, у него была виза на выезд, а он играл благородного. Кстати, что нового о кладе?

Михаил смотрит на Ольгу Пивакову и подыгрывает.

МИХАИЛ. Непредвиденные осложнения. Если клад сдать государству, им дадут крошечное вознаграждение. А им надо для дела (лжет), для издания одной «Урийской дидактики»…

ПИВАКОВА. Ну вот, а мне говорят – человек с психическими отклонениями. Псих такое не придумает. А? Или все же с отклонениями? Почему так усиленно будируется эта мысль? Не на пустом же месте?…

Пивакова включает магнитофон. Идет рок.

МИХАИЛ. Оля, поедем сегодня за город. Дожди? Но я возьму у отца палатку…

ПИВАКОВА. Не бери синюю.

МИХАИЛ. Что ты хочешь сказать?!

ПИВАКОВА (уходя от вопроса). А чем ты кормить будешь меня на природе? Я женщина с аппетитом.

Она делает в такт мелодии два мощных па, но на лице ее блуждает дальняя мысль.

МИХАИЛ. Я возьму примус, котелок.

Снова звонит телефон. Пивакова медленно садится за стол и только потом берет трубку, делая знак Михаилу убавить шум магнитофона.

ПИВАКОВА. Товарищ Пивакова слушает вас внимательно (слушает)… Ой, Вася, это ты (поправляется)… Это вы (Михаил подозрительно посмотрел на Пивакову)… А что Клавдия? Сочуствую тебе… вам… простите…

Прерывает разговор, зажав трубку ладонью, Михаилу: Выйди на минуту. Конфиденциальный разговор.

Михаил вытягивает из пачки сигарету, выходит. Тень его будет маячить за дверью. Пивакова корректирует громкость разговора по величине или малости тени в двери.

ПИВАКОВА (в трубку). Пролетом в Хабаровск… И все же – что Клавдия? (Слушает). Полгода в простое? (Смущенно улыбается). Как вам будет угодно, мой господин. (Слушает). Я примчусь сейчас же! Поглядеть на тебя… А на обратном пути ты, надеюсь, остановишься на пару дней? Где?… Это, милый Василий, моя забота. Ну, в зале у справочного жди меня.

Она нажимает кнопку селектора.

ПИВАКОВА (по селектору). Гена, кровь из носа, машину к подъезду, минут на сорок, до аэропорта и почти сразу назад.

Достает зеркальце, потом вспоминает о Михаиле, кричит ему, входит Михаил.

ПИВАКОВА. Приехал товарищ из гостелерадио. Не сердись, еду в порт. Не надувай губы! За город – отменяется, позже объясню. Наведайся пока к Учителю… Вы, Миша не оставляйте его.

МИХАИЛ (сердито). И без твоих рекомендаций пойду к Федору Ивановичу. Он не из этих… Гостелерадио… Он был для нас Куницыным.

ПИВАКОВА (одевая кофту). Положен им краеугольный камень?

МИХАИЛ. Если угодно. Камень. Краеугольный.

ПИВАКОВА. Ну, валяй к светочу. И не увлекайся девочками. Говорят, у него там навалом девочек. Смотри, я ревнивая.

Она на прощание протягивает ему сигарету, Михаил уходит. Пивакова смотрит вслед ему просветленно.

ПИВАКОВА. Пить летние дожди, Ольга, караулить встречи с любимым, тосковать. И когда он сойдет на твоем полустанке…

* * *

Дом в саду. Мария и Михаил. За окном переборы гитары. Голоса. Голоса пытаются сложиться в хор.

ГОЛОС ЗА ОКНОМ. А из «Лунина» помните?

ЕЩЕ ГОЛОС ЗА ОКНОМ (негромкое пение). Мало вырубить лес…

ЕЩЕ ГОЛОС. Надо вырубить рощу…

ЕЩЕ ГОЛОС. Их повалит свинец на Сенатскую площадь…

Разноголосье. Два голоса, мужской и женский, ведут дальше.

ДВА ГОЛОСА. Они свято уйдут. Их могила обнимет. Но невзятый редут в тихой скорби поникнет…

Песня далее уходит в разноголосье, но мелодия этой самодельной песни должна пробиваться.

МИХАИЛ. Я заметил странное ко мне отношение. Оно и в школе было. Но в школе мягче, добродушнее. Что-то случилось со всеми… Или со мной? Или что-то должно случиться. Или я стал московским студентом…

МАРИЯ. Андрей тоже стал московским студентом. Он не жалуется.

МИХАИЛ. Но Андрея нет в городе. Может быть, и он…

МАРИЯ. Такие как Андрей, и отсутствуя, присутствуют. И он в городе, сегодня будет.

МИХАИЛ. Считают, я по протекции папы. Но МИСИ не МГУ. Я сам пробился.

МАРИЯ. Ну, и гордись. Сам. У Андрея родители простые смертные, вместо замшевой куртки (осмотрела Михаила) они ватник ему купили (подходит к окну, в окно). Мальчики, не слышно шума городского.

Смех за окном, кто-то и еще кто-то пытается запеть.

Разнобой. Мария слушает говор с улицы и пытается говорить с Михаилом.

МАРИЯ (Михаилу). В тебе всегда ощущалась элитарность бывшего русского. Учителя заискивали. Зачем они заискивали перед мальчишкой?

МИХАИЛ. Я не виноват, что мой папа доктор философии.

МАРИЯ. Доктор… Если бы он был доктором Соловьевым…

МИХАИЛ. Родителей не выбирают. Уж какие есть.

МАРИЯ. Но когда мы становимся взрослыми – с ними строят взрослые отношения. А не потребительские. Прости, прости. Мальчиком ты был лучше.

МИХАИЛ. Мальчиком я был слепым кутенком.

Мария смотрит на Михаила надменно. Хор снова сложился, и девичий голос ведет партию. Гитара.

ДЕВИЧИЙ ГОЛОС. Ах, это явь иль обман, – Не осуди их всевышний! – Старого кедра роман – С юной японскою вишней…

Мужской голос на фоне песни очень внятно…

МУЖСКОЙ ГОЛОС. Да, так жить нельзя. И вы правильно сделали, Федор Иванович, что удалились.

ЕЩЕ ГОЛОС (речитативом). Удаляйтеся суеты и соблазнов.

ЕЩЕ ГОЛОС. Но мы не можем все удалиться!

ХОР (речитативом). Мы мо-жем у-да-лить-ся все!

Прежний девичий голос под гитару продолжает песню.

ДЕВИЧИЙ ГОЛОС (поет). Этих возвышенных чувств – Необъяснимо явленье. – Вот почему в отдаленье – Заговор зреет стоуст…

МИХАИЛ. О чем они, Маша?

Мария не слышит вопроса, она в плену песни.

МАРИЯ (поет). Как, говорят, он посмел – Нежных запястий коснуться, – Не испросив у настурций – Права на лучший удел… Ох, почему так не везет? Мне нужен славянин, с большой буквы, я бы ноги ему мыла, да-а, молилась на него. Старый кедр, я сама тебе поклонюсь, и преклонюсь, и пусть говорят что угодно…

ДЕВИЧИЙ ГОЛОС (поет за окном). Не поклонился сосне, – С ней он безумствовал ране…

Гитара ведет мелодию.

МАРИЯ (Михаилу). Ты спрашиваешь, о чем они. Они собираются по грибы. Появились грузди на дальних полянах, за Оёком.

Входят Садовник и Иннокентий. Иннокентий с ярко выраженным чалдоньим лицом.

ИННОКЕНТИЙ. Федор Иванович, вы сани готовите летом?

Указывает на разобранную печь, тут же кирпичи и раствор в ведре.

САДОВНИК. Пришли люди, назвались печниками, сказали «ремонт текущий», разобрали по кирпичику и не кажут глаз. Как вам это нравится?

Иннокентий прищуром глянул на Садовника, усмехнулся.

ИННОКЕНТИЙ. Назвались печниками, а были стукачами… Эх, милый Федор Иванович! До преклонных лет дожили, и не стыдно?

САДОВНИК. Стыдно, Иннокентий. Огород умею возделывать, во! – (показывает огромный помидор) – на грядах, не в теплице; шить умею (смеется), мать обучила, а вот печь сложить… Стыдно, Кеша, стыдно!

Иннокентий берет в руки ведро, явно намереваясь заняться кладкой.

Садовник пытается отобрать у него ведро и мастерок.

Иннокентий просит Михаила сходить за водой, Михаил послушно уходит с ведром.

САДОВНИК (Иннокентию). И ты отдал статью в радиокомитет?

Иннокентий снимает старый свитерок, ищет что накинуть.

Мария отдает ему свой фартук, в котором готовилась кухонничать.

Фартук красив, в крупных белых цветах. Мария повернула Иннокентия из стороны в сторону, любуясь.

ИННОКЕНТИЙ. (Садовнику). Сначала я отдал в областную газету. Прошел через милицейский кардон… Не догадывался, что вход в газету загородит старшина (сыграл старшину). Слушайте, учитель, кто этот негодяй, что придумал у входа в газеты пост выставлять милицейский?…

Пришел с ведром чистой воды Михаил, Иннокентий благодарит его, отливает часть в ведро с раствором, и далее работу совмещает с рассказом.

ИННОКЕНТИЙ. Прямо не старшина, а символ. Ну, поднялся я на этаж. Толстый и добродушный дядя, завотделом промышленности, ласково изрек (чуть играет этого дядю) – «Вопрос о рабочем самоуправлении на базе полного хозрасчета… ах, словцо он тут ввернул (припоминает)… да!., гипотетический вопрос». Чё, чё, чё? – спрашиваю…

Садовник смотрит с улыбкой на Иннокентия, но в улыбке Садовника видна печаль. Он вслушивается еще во что-то и потому полуотсутствует.

САДОВНИК (полуотсутствуя). А дальше?…

Кажется, он знает, что дальше, и ему не интересно, нет, пожалуй, интересно, но больно. Марию это встревожит. Иннокентий и Михаил посмотрят, недоумевая, на них. Иннокентий даже осмотрит себя подозрительно.

ИННОКЕНТИЙ. Месяц статья пролежала в редакции. Звоню. Завотделом мнется. Напрашиваюсь на встречу, бегу. Завотделом почему-то шопотом «Пройди к редактору». Пошел заинтригованный. Секретарша в приемной грудью встала (показывает, отложив кирпич; Мария смеется, но с оглядкой на Садовника) – «Он вас не примет, вы не по делу». Я опешил. Если я не по делу, то кто по делу?…

МИХАИЛ. Воюешь, Кеша, все воюешь.

ИННОКЕНТИЙ (возвращаясь к печи, от печи), Нет, Миша, живу.

МАРИЯ. Миша, не возникай.

ИННОКЕНТИЙ. Я (снова встает и показывает) под локоточки ее отодвинул. Кабинет устлан мягкими коврами. Редактор лысоватый, в тяжелых очках. Очки снял, сквозь меня посмотрел и пряменько говорит «Вы реформист», без вопросительного знака. «Простите, не понял, кто я?» – «А этот самый, из югославских ревизионистов, там тоже носятся с мелкобуржуазной идеей самоуправления, акции скоро раздадут рабочим, а потом по миру пустят, да уж пустили, а у нас»…

В комнату входят гости, в том числе Сергей и Посторонний. Гости, разумеется, смотрят на Иннокентия в глине.

ИННОКЕНТИЙ (к гостям). Текущий ремонт, обещали поллитру поставить.

За окном кто-то под гитару еще ведет мелодию.

ПОСТОРОННИЙ. Я вообще-то посторонний. Но наслышан о вас, Федор Иванович.

СЕРГЕЙ. Прошлый раз мы с вами, Федор Иванович, не дотолковали.

САДОВНИК (устало). Ох, Сергей, мы никогда, похоже, не дотолкуем… Кеша, мы слушаем тебя.

ИННОКЕНТИЙ (Марии). Слей на руки! (Мария сливает). Так, полотенце или тряпицу! (Мария подает, он вытирает руки). И вдруг он спрашивает меня – «Скажите, за что вас отчислили из университета три года назад?»

Иннокентий почему-то ищет лицо Михаила и смотрит в его лицо.

НАДЕЖДА. И что же дальше?

ИННОКЕНТИЙ. Меня не отчислили, я сам ушел, сказал я. Редактор снова сквозь меня: «Из идейных соображений?» Тут я, ребята, каюсь, забыл и о рабочем самоуправлении и о родимой гидростанции, э-э… Прошу плеснуть…

Все смеются, кроме Садовника. Иннокентию доливают чай. Иннокентий тянет паузу, выпивая малыми глотками чай.

НАДЕЖДА (Иннокентию). Ты, садист…

ИННОКЕНТИЙ. «Если угодно, из высоких идейных соображений», – отвечаю и тут же в упор: «А как вам тайна сия стала известна?» – «А у нас лежит статья известного в городе философа», – ответствует редактор…

Здесь Михаил покачнулся, что недвусмысленно прочитывается решимостью уйти.

САДОВНИК. А что же, Миша, чай?

МАРИЯ (с досадой – к электроплите). Да будет, будет чай! Кеша, не томи ради бога!

ИННОКЕНТИЙ. Ну, хватит, я пошел (он снова идет к кирпичам и норовит заняться нелепым делом в день рождения Садовника).

Все стонут.

ИННОКЕНТИЙ (с мастерком в руке). «В статье, милостивый государь, черным по белому, без обиняков, вы называетесь заблудшим агнцем, и есть пастырь, который ведет вас»… (с тревогой смотрит на Садовника) «И зря вы полагаете, что сами ушли из университета. Нет, вас ушли после диспута о так называемом кризисе партии. Формула ваша?» – Моя, отвечаю… И хвать со стола мою исповедь… Вот казните, учитель, не выдержал светского тона…

Скрип двери. Входят Ирина и Настя. Ирина утонченная особа, с признаками избранности (дальше станет понятно – в чем ее избранность).

ИРИНА. Вам, Учитель.

Она подает цветы, их принимает Мария.

НАСТЯ. Твои настурции. Но это не все. Мы привели к тебе травника.

Ирина открывает дверь, впуская человека в холщевой одежде и с холщевой сумкой.

ТРАВНИК. Здравствуйте, добрые люди. В сад привела меня прямая дорога.

ИННОКЕНТИЙ. Садовник и печник, а теперь и травник.

Мария проводит травника к столу.

СЕРГЕЙ. Свои недуги лечите или врачуете чужих?

ТРАВНИК. Ныне чужих нет, все соседи. Но ваш город сбился с пути истинного, травы забыли, а хвори разят нещадно малого и взрослого. И вот я пришел. Из России.

САДОВНИК. Рад видеть вас. И тебя, Настя, счастлив видеть.

Настя потаенно улыбается, не поднимая взора.

ПОСТОРОННИЙ. Мне нравится у вас, Федор Иванович. В день рождения чай.

ИННОКЕНТИЙ (Садовнику). А статью я отнес в редакцию областного радио. Геннадий Узких решает ее судьбу.

СЕРГЕЙ (Постороннему). Русские свое озеро выпили. Довольно.

САДОВНИК. В молодости я пил вино, усладу горькую, но одолел слабость.

Посторонний – человек с позднеобретенной концепцией и потому настырный не только в разговоре, но, очевидно, и в жизни.

ПОСТОРОННИЙ (Садовнику). Вы полагаете, мы слабый народ?

ТРАВНИК. Слабый, слабый. Никудышный. Не к чему и на свет было являться. Или стоило?

ПОСТОРОННИЙ (Травнику). Позвольте с вами не согласиться. Мы сбились с истинного пути, утратили силу характера. Устали. Век достался нелегкий.

СЕРГЕЙ (поднимаясь со стаканом чая). Федор Иванович, ваш сад увядает, но вокруг вас кипят страсти и цветут настурции…

Надежда, Мария, Ирина враз встали и грациозно изобразили цветущие настурции, общий смех.

ИННОКЕНТИЙ. Не говори красиво.

СЕРГЕЙ (стушевавшись). Да запросто я… Живите долго, радуйте нас добром и милосердием. Поистрачены они вконец.

Все встают, вынужден встать и Садовник.

Садовник молча обходит гостей. Настя припадает лбом к его плечу.

Садовник неожиданно гладит по спине Михаила.

ИННОКЕНТИЙ. Ребята, я долго ждал этого часа…

ИРИНА. Я тоже ждала этого часа.

НАДЕЖДА. Сговорились?

МАРИЯ. Кеша, вперед! Здесь все свои.

ПОСТОРОННИЙ. Русские!

НАСТЯ (тихо). А я по матери Краевская…

ПОСТОРОННИЙ. Польска не сгинула?

НАСТЯ. Есть и польская кровь. А Ира чистокровная полячка.

ИРИНА. Нас выслали в Сибирь еще при Александре II, но мы не помешали кровь с вашей.

ПОСТОРОННИЙ. Славяне!

ИРИНА (резко). И не помешаем!

ИННОКЕНТИЙ. Если мы разбредемся по конурам, по заповедным углам, мы потеряем не только друг друга. Мы потеряем мир в себе и себя в мире. А темные силы только и сторожат этот миг, чтобы разобщить нас навеки. Я, ребята, предлагаю союз…

АЛЕКСЕЙ. Благоденствия!

ИННОКЕНТИЙ. Прекрасное слово. Благоденствие. Но… всему свое время. Наше родственное отношение к Александру Вампилову дает нам право сойтись в товарищество его имени. Учитель поднял нас с колен. Надо к свету прорубаться сообща. Сердца настежь…

Всплеск голосов. Посторонний встревожен. Неожиданно за окном кто-то резко заиграл из Высоцкого. Как боевой конь, получив пароль, Садовник привстал и вышел на авансцену.

САДОВНИК (в такт мелодии). А где меня сегодня нет?…

Проигрыш гитары. Садовник, запрокинув бороду, отбивает мягко чечетку.

ВСЕ. В городе Урийске!

САДОВНИК. А где мои семнадцать лет?…

ВСЕ. В городе Урийске!…

Закрыв глаза, Садовник смеется, есть надсада в его смехе.

САДОВНИК. Безумие, братец, безумие…

В дверь входит Андрей с гитарой. Все молчат.

МАРИЯ. Когда мы… над «Луниным»… кто-то сказал – отборные мужики, под ядрами стояли на Бородинском поле. Дуэлянты. А на Сенатской мямлили… Но если бы (голос ее задрожит как струна, и здесь надо вплести перебор гитары)… девушка в белом… на площади вьюжной…

АЛЕКСЕЙ. То полячка Ирина…

Гитарная струна Андрея набирает силу. Все тихо под гитару.

И в четвертом ряду, вспоминая Ирину…

Все поют немо, выделился голос Иннокентия, он тоже тихий.

ИННОКЕНТИЙ (глядя в глаза Ирине). Я на снег упаду – И любви не отрину.

Ирина смотрит на него, делает шаг к нему и назад.

ИРИНА. Что скажет община?

МАРИЯ. Вы нас не отстраняйте. Вы увидите, мы пойдем рядом.

ПОСТОРОННИЙ. Женщина – хранительница очага.

СЕРГЕЙ. Миротворное начало в женщине.

ИННОКЕНТИЙ (в глаза Ирине). Все вместе и только вместе!

ПОСТОРОННИЙ. И рожать будете вместе?

ИННОКЕНТИЙ (в запале). И рожать будем вместе.

АНДРЕЙ. Звездный замысел…

ПОСТОРОННИЙ. Земной и насущный. Но женщины…

Стук в дверь. Входят двое, высокий и ростом пониже.

ВЫСОКИЙ. Мы печники…

Общий смех. Иннокентий подходит к печникам.

ИННОКЕНТИЙ. Я тоже печник, заказ передали мне. Вы опоздали.

Высокий рассматривает всех и спрашивает Невысокого, показывая на Травника.

ВЫСОКИЙ. А это кто такой?

АЛЕКСЕЙ. Оставьте наш дом, и побыстрее.

Двое медлят, рассматривая всех и, видимо, запоминая.

ВЫСОКИЙ. В ведомственном доме надо вести себя спокойнее.

Они удаляются. Садовник мостится на топчан.

ИННОКЕНТИЙ. Ребята, в сад (выглядывая в окно) Ночь лунная и теплая.

АЛЕКСЕЙ. Андрюша, ты голоден? Ну перехвати на живинку, и к нам.

Все поднимаются и уходят. Остаются Садовник, Настя и Андрей.

Настя угощает Андрея. Травник откланивается.

САДОВНИК. Как твои дела, сынок? Писем не пишешь…

АНДРЕЙ. Судите сами. Влюбился в девчонку пятнадцати лет, ради нее отдаю себя на растерзание пацанам. Но педагогика славянского братства делает уверенные шаги. Позже, Федор Иванович, я расскажу вам, а сейчас к ребятам. Настя, а ты?…

НАСТЯ. Я позже.

Андрей исчезает.

САДОВНИК. Вечность не видел тебя. Экая пытка.

НАСТЯ. Скоро приду к тебе. Но будет буря. Мать познакомилась с мужем Марии, он психиатр. Завязывается интрига, я боюсь, Федор.

САДОВНИК. Никогда не бойся человека, никогда, слышишь!

НАСТЯ. Слышу. А на душе тяжко. Но ты отдыхай. Сборище утомило тебя. Усни. А я в сад…

Она тушит свет, присаживается на корточки перед топчаном Садовника и – тоже уходит. А в это время в саду… Лунная ночь, большие деревья, скамейка, тени и голоса.

ИННОКЕНТИЙ. Андрюша, твои тезисы ко двору.

МАРИЯ. Читай!

КТО-ТО: «В потемках?».

Андрей зажигает спичку, она гаснет. Сергей достает зажигалку.

СЕРГЕЙ. Огня хватит на десять минут.

ИННОКЕНТИЙ (читает). «Во имя… товарищество объявляет себя Вампиловским во имя действенной любви к прекрасному»…

АЛЕКСЕЙ. И въехал в прекраснодушную фразу!

СЕРГЕЙ. Я слышал, Федор Иванович мечтает создать русскую школу в Сибири.

ИННОКЕНТИЙ. Но судьбы исторической истины в современной школе…

СЕРГЕЙ. Вот и положить единственное в основу – верность правде.

МИХАИЛ. Ребята, я не понимаю, что замышляется. И вообще не понимаю…

АНДРЕЙ. Замышляется жизнь на миру. Обыватель нас не поймет, ибо что нужно обывателю – легковая машина, тряпки, сплетни, слухи.

МИХАИЛ. Я не обыватель. Но я не понимаю…

ИННОКЕНТИЙ (игнорируя недоумение Михаила). Верность правде? Мы не орден иезуитов, не сектанты. Истину присягой не проймешь.

АНДРЕЙ. Идеалы Прекрасного будут роднить товарищество. Поэтическая истина превыше всего!

СЕРГЕЙ. Без истины исторической нет поэтической истины!

АЛЕКСЕЙ. Да ты читай! Бензин кончается.