Текст книги "Непобедимый. Жизнь и сражения Александра Суворова"
Автор книги: Борис Кипнис
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 11 (всего у книги 42 страниц)
Именно в тот момент, когда он мог бы торжествовать свою двойную победу, у нашего героя сдали нервы: ему мерещились мнимые и подлинные козни графа Задунайского и Шахин-Герая. Жалобами на них вперемешку с восторженными восхвалениями Потемкина переполнены письма П. И. Турчанинову от 16 и 18 сентября (старый стиль). Привести их полностью невозможно, поэтому удовлетворимся выдержками из письма от 16 сентября:
«Ф[ельдмаршал]а непрестанно боюсь. По выводу христиан порадовал было он меня с резидентом исправным письмом к хану <…> место того после прислал иное (напр[имер], на первых почти сутках, как означился вывод по подговору ханскому, некоторые хр[истиане] подали ему прошение, что не хотят, разве поневоле, и разные будто татарам от войск обиды, о всем том я Ф[ельдмаршал]у часто очищал), где меня ему нечто выдает. Кажетца то низковато, и мне пишет, будто из облака. Только позд[н]о. Християне выведены, а то успеху была б явная помеха. Боюсь я его <…>
Я и вчера, Милостивый государь мой! чуть не умер. <…>
Говорю то по высочайшей службе! Жизнь пресечетца, она одна, я бы еще мог чем по службе угодить, естли б пожил. Не описать Вам всех припадков слабостей моего здоровья <…> Перемените мне воздух, увидите во мне впредь пользу. Всего сего вздору, по истине можно ли мне внушить Светлейшему Князю! благодетелю! я такого не имел. Вашей благосклонной отечественной руки есть дело! не верный бы я раб был, естли б не наверное писал <…>
Ф[ельдмаршальски]е преподания обыкновенно после ”илиядного” экстракта суть брань, паче что иногда облегченная розами.
Дрожал за Ахтияр <…> Дрожу и поныне по християнам; в производстве кроме брани не было, а в С[анкт] П[етер]б[урге] красно отзыватца великому человеку можно. И по туркам боюсь теперь чего-нибудь. <…>
Весь тот страх охотно оставляю в твердом уповании на обливающую меня милость Светлейшего Князя. <…>
Неописанною Божиею милостию и щастьем Его Светлости християне выведены. Повертелись громадные стамбульцы, хотели их сажать в карантин, не давали пресной воды, с неделю как ушли в море, уверяют, к Румелии»[380]380
Суворов А. В. Письма. – М., 1986. – С. 50–51.
[Закрыть].
Да простит нас терпеливый читатель за столь обширную цитату, но зато лучше всяких авторских писаний она передаст вам всю бурю чувств и мыслей, захлестнувших Суворова, когда обширное предприятие наконец счастливо было закончено. В извинение его человеческой слабости надо сказать, что его беременная на восьмом месяце жена, дочь Наташа и сам он в этот момент слегли в горячке, как называли тогда лихорадку, косившую в тот момент наши войска в Крыму.
18 сентября сел он за новое письмо, столь же неровное и нервное, и не успев закончить, получил письмо от Турчанинова за 11 августа, вероятно, содержавшее высокую оценку его деятельности, очевидно, от Потемкина, передававшего похвалу императрицы. И нервности как не бывало, приписка от 19 сентября – сплошной восторг:
«Вышний Боже! Что я Вам могу ответить на Ваше письмо <…> Всякого рода одна благодарность мала. Моя – за границей! Нет, жертва самого себя! Остатки последней моей рабской крови не могут отплатить пролитием их на алтарях матери вселенной! [381]381
Очень тонкая хвала, ее можно отнести как к Божией матери, так и к императрице.
[Закрыть] Томящуюся в болезни чреватую[382]382
То есть беременную.
[Закрыть] жену, равно мою девчонку, себя – забываю, помня себя только в единственной части – высочайшей службы, где бы она ни была, хоть в бездне океана. Бог да подкрепит мои силы»[383]383
Суворов А. В. Письма. – М., 1986. – С. 52.
[Закрыть].
Дорогой читатель, не суди героя нашего строго: он живет, служит и пишет во второй половине XVIII столетия. Так тогда полагалось дышать, чувствовать и изъясняться, особенно перед августейшим престолом и его любимцами. Может быть, он и переусердствовал, но слегка; может быть, и лукавит, но самую малость. Прости его, ибо он, так же как и ты, – всего лишь человек.
Глава восьмая
Семейная драма и «маленькая» секретная экспедиция
Итогом вывода христиан из Крыма стало переселение, согласно рапорту Суворова Румянцеву, 31 098 человек обоего пола[384]384
Дубровин Н. Ф. Указ. соч. Т. 2. – С. 710.
[Закрыть]. На полуострове воцарилась тишина, войска размещались на зимние квартиры. Командующий издал отдельный приказ о соблюдении гигиенических норм постоя[385]385
Суворов А. В. Документы. – Т. 2. – С. 122.
[Закрыть], о строжайшем соблюдении дисциплины и о недопущении нанесения обид татарскому народу[386]386
Там же. С. 122–123.
[Закрыть]. Надо добавить, что кроме крестьян, торговцев и ремесленников Суворов сумел вывезти из ханства и христианских рабов, выкупив их у хозяев-татар по твердым ценам, чем вызвал недовольство и жалобы на себя со стороны рабовладельцев. Через год счетная комиссия Военной коллегии, подводя итог финансовой стороне переселения, обнаружила перерасход средств на 15 тысяч рублей. По авторитетному мнению С. И. Григорьева, это и были деньги, потраченные на выкуп единоверных невольников[387]387
Григорьев С. И. Указ. соч. С. 399–401.
[Закрыть]. Полководцу пришлось покрыть недостачу из своих средств:
«По конце крымского дела нашелся я должным хоть за 15 000. Уплата была из моих доходов, и ныне я должен до 5 в Полтаву и еще известных 5000, по которым последним берут терпение на год. М[ежду] тем у меня собирают оброки в работную пору, разоряют родительских крестьян, пр[очие] неустройствы хоть с граблениями, так что, когда отдалюсь, мне иного не останетца, как просить Св[етлейшего] Кн[язя] о определении на имения покойного родителя моего совестного опекуна»[388]388
Суворов А. В. Письма. – С. 71.
[Закрыть].
Таким образом, мы понимаем, что выкуп рабов поставил под угрозу родовое состояние, чего допускать честь дворянина никак не могла, поэтому-то он и просит, чтобы избежать разорения, установить надзор за родовым имуществом и поручить рассмотрение дела дворянскому совестному суду, решавшему спорные дела не по закону, а по совести судей[389]389
Суворов А. В. Письма. – С. 523.
[Закрыть]. И хотя часть долга была зачтена без квитанций, мы имеем все основания согласиться с мнением С. И. Григорьева, что, выкупив христианских рабов из крымского рабства практически за свой счет, Александр Васильевич Суворов совершил «еще один подвиг, гражданский, оставшийся совершенно неизвестный потомкам» [390]390
Григорьев С. И. Указ. соч. С. 402.
[Закрыть].
«Крымские обстояния» принесли в семью его и тяжелые испытания: жена и дочь все эти тревожные месяцы провели рядом с ним. Варвара Ивановна снова была беременна, а много внимания уделять ей он просто физически не мог. На нее же, естественно, легли все заботы о резвой, но еще несмышленой Наташе. Можно представить, какой «несчастной и покинутой» представляла себя гордая московская красавица посреди чуждого ей «дикого» Крыма и «опасных варваров». Кроме того, беременность протекала тяжело, а в довершение всего в августе-сентябре вся семья слегла в горячке. Для женщины на сносях и маленькой девочки все это было особенно опасно. Можно только представить, как она все это переносила. Чувства ее к мужу, и без того не особенно пылкие, должны были охладеть. Он, конечно же, жалел ее, поминал о ней и дочери в своих нервных письмах к П. И. Турчанинову, но для нее этого было слишком мало. В начале сентября 1778 г. семейство отправилось в Полтаву, но он сам поехать не мог: важнейшие дела службы удерживали в Гезлеве, ставшем его ставкой. Кое-как добравшись до Полтавы, супруга его слегла. Надежды на роды в конце ноября[391]391
Суворов А. В. Письма. – С. 56.
[Закрыть]сбылись, но совсем не так, как рассчитывалось: они были преждевременны, и мальчик родился мертвым. Но и теперь приехать он не может: с одной стороны, недовольство им и «придирки» со стороны Румянцева, с другой – надвигающийся на Крым голод и просьбы хана помочь армейскими запасами муки и хлеба[392]392
Суворов А. В. Документы. – Т. 2. – С. 139.
[Закрыть], а тут еще бестактные действия командующего Кубанским корпусом генерал-майора В. В. фон Райзера обострили отношения с ногайцами и закубанскими горцами[393]393
Сакович П. М. Указ. соч. С. 176, 179, 181.
[Закрыть], с трудом Суворовым урегулированные. Лишь 2 января 1779 г. Суворов покинул ханство и на краткий срок отбыл в Малороссию к семье[394]394
Суворов А. В. Документы. – Т. 2. – С. 167.
[Закрыть].
Но в Полтаве провел он всего 10 суток:
Вряд ли супруга, чувствовавшая себя ужасно и физически, и морально после неудачных родов и тяжелой болезни как своей, так и дочери, была обрадована его столь кратким пребыванием. Тот факт, что Румянцев 20 декабря (старый стиль) 1778 г. предписал ее мужу инспектировать южные пограничные линии, вряд ли извинял в глазах ее скорый отъезд Суворова. Сердце ее было окончательно отвращено от него, дух смущен и помрачен. Нужен был утешитель, который «доказал» бы ей, что она по-прежнему женщина, причем привлекательная и желанная. И пока наш герой выполнял служебное поручение фельдмаршала, из Санкт-Петербурга в Полтаву прибыл им же облагодетельствованный племянник – премьер-майор Николай Суворов, привезший благодарность Потемкина и награду от императрицы и ставший вскорости разрушителем его семьи.
Суворов же, не зная о своем тягостном будущем, снова мчится в кибитке по степным дорогам южной окраины России:
«…посетил через Астрахань – Кизляр – Маздок Астраханскую, уже выстроенную и оселенную линию и по Кубани (где также по укреплениям внутреннее выстроено все) от Павловской крепости через коммуникационные на степь к Азову шанцы, Бердинскою линию возвратился.
На Кубани, Сиятельнейший Граф! точно тихо. Касайский Арслан-Гирей вывел паки несколько российских захваченных. Я с ним виделся в Ставропольской крепости: сих Султанов стараюсь я всемерно содержать в содружестве словом и посредственною мздою. <…> Упорнейшие атукайцы[396]396
Точнее натухайцы – черкесское племя.
[Закрыть] ныне чрез депутатов аккордуют, в них можно замкнуть и бузадыков[397]397
Правильнее – бжедухи, адыгейское племя.
[Закрыть]; на абазинцев[398]398
Абазины – северокавказская народность.
[Закрыть] жаловаться не можно, посему все закубанские племена укреплениями тамо на покорной ноге. <…> Нагайские и крымские поколения силою укреплениев в узде»[399]399
Суворов А. В. Письма. – С. 56–57.
[Закрыть].
Он надеялся хотя бы на Пасху вырваться к семье[400]400
Суворов А. В. Письма. – С. 57.
[Закрыть]. Но сейчас прибыл его неблагодарный племянник и привез известие о награде за крымские труды. Это была золотая табакерка с портретом императрицы, украшенная бриллиантами, «за вытеснение турецкого флота из Ахтиарской гавани и от крымских берегов». Суворов тут же послал Потемкину письмо, исполненное самых пламенных благодарностей[401]401
Там же. С. 57.
[Закрыть].
Но и на Святую неделю не смог он вырваться в Полтаву, так как пришлось ходатайствовать перед Потемкиным о христианских переселенцах, с трудом переживших тяжелую зиму на местах временного расселения и остро нуждавшихся в помощи[402]402
Там же. С. 58–59.
[Закрыть]. Пока он помогает другим, ему бы впору помочь самому себе, но поздно: сведения об измене жены настигают его в Крыму и отравляют самый мозг его. Он оскорблен, он унижен, он хочет разорвать с неверной все узы и в первую очередь узы брака, об этом письма его от 2 и 5 июня и 15 сентября управляющему имениями И. Д. Канищеву[403]403
Там же. С. 59–61, 62.
[Закрыть]. В этой тяжелейшей душевной муке руководит Суворов выводом своих войск из Крыма, удачно завершая эту операцию к 21 июня (старый стиль) 1779 г. Новое назначение стало известно ему из письма Потемкина от 7 июля (старый стиль). Теперь он поставлен во главе Пограничной дивизии Новороссийской губернии[404]404
Суворов А. В. Документы. – Т. 1 – С. 24.
[Закрыть] и состоит в непосредственном подчинении Потемкина.
Казалось бы, теперь Суворов должен быть доволен, но рана в душе не заживает, да он и сам постоянно растравляет ее, жалуясь своим близким о постигшем его позоре. К Потемкину обращается теперь он с просьбой помочь наказать оскорбительницу:
«…постигли меня столь горестные обстоятельства, коих воспоминовение желал бы я скрыть навсегда от света, естли б честь и достояние звания моего не исторгали от меня поминутно их признания. Обезчестен будучи беззаконным и поносным поведением второй половины, молчание было бы знаком моего в том соучастия. Нет тут, Светлейший Князь! недоказательного; иначе совесть моя, никогда не поврежденная, была бы мне в несправедливости изобличителем. Пользуясь же всегда высоким Вашей Светлости покровительством, приемлю смелость к оному прибегнуть и всенижайше просить: удостойте, Светлейший Князь! высокого внимания Вашего, будьте предстателем у Высочайшего престола к изъявлению моей невинности, в справедливое же возмездие виновнице, к освобождению меня в вечность от уз бывшего с нею союза, коего и память имеет уже быть во мне изтреблена, не нахожу иного способа к моему успокоению, и нет посредства к прежнему присоединению; ибо сему преимущественно смерть, яко единый конец моего злоключения, предчесть я долженствую. Жребий мой в благоизволение Вашей Светлости поручая, пребываю с глубочайшим почтением…»[405]405
Суворов А. В. Письма. – С. 63.
[Закрыть]
Это отчаянное письмо, открывающее всю глубину и тяжесть переживаемого им страдания, отправил он в ноябре 1779 г. из Полтавы. Как же должен был мучиться наш герой, если делает столь отчаянный ход: откровенно посвящает сам в свой стыд своего начальника и благодетеля, умоляя его стать ходатаем по столь постыдному семейному делу перед самой государыней. Подав в сентябре прошение о разводе в Славянскую духовную консисторию, он не надеялся на благосклонное решение духовных властей и поэтому прибегнул к столь высокому покровительству. Однако результат его обращения получился совсем не таким, к которому он стремился.
Ответ Потемкина на страстный призыв нашего героя не дошел до нас, но вскоре вызван был он в Санкт-Петербург и уже 8 декабря (старый стиль) присутствовал на званом обеде в Зимнем дворце. Сомнений в том, что государыня была посвящена в просьбу Суворова, у нас нет. Приглашение к высочайшему столу должно было «растормошить» замкнувшегося в своей боли генерала, показать ему, как ценит его императрица. Однако же она вовсе не намерена была «потворствовать» желанию полководца. Она не просто не хотела выносить сор из его «семейной избы», ей желательно было в этой деликатной ситуации выступить примирительницей и соединительницей несчастных супругов. Она мудра и понимает, что если расколовшийся союз будет восстановлен, то ее слава как благотворящей монархини только возрастет. И вот 20 декабря Потемкин личным письмом московскому главнокомандующему князю М. Н. Волконскому, хорошо помнящему Суворова по Пруссии и Польше, просит отправить в северную столицу четырехлетнюю дочь героя – Наташу. Очевидно, тогда и было принято решение поместить девочку в Императорское общество благородных девиц и дать ей лучшее из возможных тогда в России воспитание и образование. Суворову должно было льстить, что государыня берет его тогда единственного ребенка на свое попечение.
Через четыре дня произошло нечто из ряда вон выходящее: 24 декабря Екатерина II во время аудиенции снимает со своего платья бриллиантовую звезду ордена Св. благоверного князя Александра Невского и прикалывает на грудь нашего генерала. Он польщен безмерно, ибо награда высока и почетна: орден с собственной груди в XVIII и XIX в. – это так же, как шуба с царского плеча в XVII столетии: символ высшего благоволения и доверия. Момент для награждения был выбран с глубоким смыслом: наступает рождественский сочельник, звезда Вифлеема вот-вот взойдет на небосклон, и блеск орденских бриллиантов на его груди в тот вечер был ее символом. Все души в наступающую рождественскую ночь примиряются друг с другом и славят Господа, так неужели душа раба божия Александра не примирится с душою «несчастной» Варвары, жены его? Нам видится, как в милостивом взгляде российской Минервы мигает лукавый огонек верной дочери века Просвещения: как это возвышенно и пикантно – с помощью веры примирить обманутого супруга с его ветреной женой. Таково время и его нравы.
Потемкин вносит свой вклад в эту небольшую придворную постановку: тогда же, 24 декабря, он шлет Суворову короткую, но очень содержательную записку:
На следующий же день герой наш вместе с П. И. Турчаниновым выезжает в Москву, ибо уже 1 января (старый стиль) 1780 г. его зять князь И. Р. Горчаков, муж Анны Суворовой, делает заметку в записной книжке о прибытии генерала в Москву. В тот же день в доме Горчаковых делается попытка примирить его с женой. Но, как видно, сердечная рана так глубока, что из этого ничего не выходит. А 10 января он возобновляет дело о разводе. Тогда из Санкт-Петербурга вызывают известного проповедника, кронштадтского протоиерея отца Григория, он увещевает супругов. Что-то сдвинулось от пастырского слова в душе Суворова. Получив на днях повеление Потемкина срочно отправляться с секретной «негоциацией» в Астрахань, он выезжает 21 января на юг вместе с супругой, а 31 января с дороги шлет прошение к архиепископу славянскому Никифору о прекращении дела о разводе[407]407
Суворов А. В. Письма. – М., 1986. – С. 518.
[Закрыть]. Мы еще вернемся к нему, а сейчас недосуг: кибитка ждет, кони перепряжены, ямщик готов ехать. Допивайте свой чай с ромом, любезный мой читатель, и в путь. Астрахань ждет!
Большая международная политика и воля князя Потемкина, едва поспешающая за его острой мыслью, влекут по зимнему санному пути генерал-поручика Суворова с супругой, а нас с вами вслед за ними, в низовья Волги, в богатый торговый город Астрахань. Весь XVIII в. сказочный и богатый Восток манил воображение европейцев, особенно людей сильной воли и большой мысли: Вольтер уносился туда на могучих облаках своей фантазии, Джонатан Свифт проложил там курс корабля, везшего к неведомым землям судового лекаря Лемюэля Гулливера, Петр Великий в последние годы жизни направил туда, в Персию, свой военный державный шаг, надеясь обрести торговый транзит в самую Индию. Туда по стопам Петра I устремлял свои вожделения и Потемкин. Он мечтал где военною силою, а где дипломатической ловкостью смирить постоянную дерзость алчных ханов, разодравших на куски благодатный Адербеджан[408]408
Так тогда называли в России Азербайджан.
[Закрыть]. Высадиться на южном берегу Каспийского моря и, пользуясь войной Персии с Османской империей, а также дерзкой самостоятельностью шахских губернаторов, создать на этом побережье русские фактории[409]409
Укрепленные опорные пункты для торговли.
[Закрыть] и крепости и оттуда протянуть нити торговых караванных путей вглубь Персидской державы, а если повезет – и в самую Индию, родину богатства.
Момент был выбран, нет слов, удачный: гордая Британия, владычица морей, по уши увязла с 1775 г. в войне с восставшими североамериканскими колонистами, не желавшими почему-то платить налоги, утвержденные без их ведома парламентом. С 1778 г. королевская Франция присоединилась к массачусетским фермерам и бостонским купцам, желая поквитаться за три проигранных войны, за потерянные Луизиану и Канаду. В Индии Маратхский союз вкупе с теми же французами теснил британскую Ост-Индскую компанию. Голландия и Испания готовились поддержать Францию. Всем им не хватало рук, чтобы парализовать русские устремления на Востоке. Именно французы в прошлом (1779 г.) содействовали примирению России с Турцией из-за Крыма. Англичане просили у Екатерины II войска для посылки в Америку и готовы были, подумать только, уступить России остров Майорку в Средиземном море. Ветер удачи явно надувал паруса потемкинских мечтаний. Готовясь взять торговлю с Востоком в свои руки, князь решил опираться на поддержку христианского армянского купечества в Санкт-Петербурге и Астрахани, имевшего тесные связи с Персией. Неудивительно, что за месяц пребывания в декабре 1779 г. в столице герой наш имел встречи с видными деятелями армянской общины в Санкт-Петербурге: Иосифом Аргутинским и Иваном Лазаревым. Первый записал в своем дневнике:
«Генерал-поручик Александр Васильевич Суворов приехал к нам на свидание <…> и в течение двух часов Суворов задавал много вопросов по тому же предмету и о наших краях. Подробно расспрашивал о состоянии престола нашего святого Эчмиадзина и сильно обнадеживал нас, что намерены восстановить наше государство. Выйдя от нас, он поехал к Светлейшему Князю Григорию Александровичу Потемкину и передал ему все сказанное нами о городах»[410]410
Нерсисян М. Г. А. В. Суворов и русско-армянские отношения в 1770–1780 годах. – Ереван, 1987. – С. 46.
[Закрыть].
В чем же состояло поручение Потемкина? Оно было высказано в секретном ордере князя от 11 января (старый стиль) 1780 г.:
«Часто повторяемые дерзости ханов, владеющих по берегам Каспийского моря, решили, наконец, ея императорское величество усмирить оных силою своего победоносного оружия. Усердная Ваша служба, искусство военное и успехи, всегда приобретаемые, побудили Монаршее благоволение избрать Вас исполнителем сего дела. Итак, ваше превосходительство, имеете быть предводителем назначенного вам войска»[411]411
Суворов А. В. Документы. – М., 1950. – Т. 2 – С. 221.
[Закрыть].
Да, крымский успех не прошел мимо внимания его патрона и императрицы! Они оценили, они одобрили, и они поручили ему, ему одному, еще более трудное и более важное задание. Он получает обширные полномочия, он будет командовать отдельным корпусом, а может быть, и армией, ему вручат флотилию. Он добьется успеха, и карьера его будет упрочена и обеспечена. Он был почти что счастлив и оттого смотрел на свою Варюту[412]412
Так называл он ее иногда в письмах.
[Закрыть] уже совсем по-другому: душа его смягчилась, и он хотел искреннего примирения.
Но главное, что занимало ум его в эти дни января и начала февраля 1780 г., – это инструкция Потемкина. Он читал ее и перечитывал, он размышлял над ней, продумывая каждый абзац, каждую фразу, и ему начинало казаться, что слышит он голос светлейшего князя, наставляющего его:
«По прибытии Вашем туда, проницательно опознавши настоящее положение тех стран обстоятельств, с могущими быть их последствиями:
1-е. Вступите в командование тамошних сухопутных войск, вкупе с флотилиею на Каспийском море. По сведению на месте, сообразно положению дел и величеству России, определите сколько можно вернее число первых для сухопутной и морской операциев, снабдите их и флотилию потребною артиллериею, военным имуществом, всеми <…> припасами в довольном количестве. Паче примите наиблагомудрейшие меры для субсистенции[413]413
Защита, сохранение (от фр.).
[Закрыть]войск на походе и временных их мест по состоянию сих стран и в них происшествиев.2-е. С приверженными России ханами поступайте неостудно; с покоряющимися – человеколюбиво; ее Имп[ераторского] Ве[личества] Высочайшей воле противных – наказывайте; буйствы и преступления – строго и праведно, предваряя их злонамерения <…>
3-е. Флотилия надлежит быть умножена наемными купеческими судами, экипаж ее умножте потребною пехотою, ради высаживания оной в неминуемых случаях. Главное ее действие есть в забирании и истреблении противных судов, наносящих вред и препятствия российской торговле на Каспийском море <…>.
4-е. Главной ныне предмет ваш есть обеспечить коммерцию безопасным пристанищем, которое ежели не инде где-то вообразительно, способное быть может за Рящем[414]414
Сейчас – Решт в Иране.
[Закрыть] при Ленгеруте <…> приличнее вам от тамошнего владельца купить за деньги потребное пространство земли, которое, по возможности, сильно укрепить, особливо каменною стеною, так, чтобы сия принять незапные злоумышления тамошних легкомысленных народов противоборствовать могла. В ней оставьте гарнизон с артиллериею по вашему усмотрению на месте.Без потеряния времени в операцию вступите; полезно вам оставить российский гарнизон временно в Дербенте для надежности и беспечности вашего тыла»[415]415
Суворов А. В. Документы. – Т. 2 – С. 222–223.
[Закрыть].
Далее князь велел ему сообщить о мирных намерениях императрицы царю Картли-Кахетии (Восточная Грузия) Ираклию, шемаханскому хану и прочим местным властителям[416]416
Там же. С. 223.
[Закрыть].
Да, Потемкин ставил задачу наитруднейшую, но и весьма интереснейшую. Тут было над чем задуматься и к чему приложить руки. Сразу по прибытии в Астрахань Суворов с головой ушел в решение поставленных задач. Уже 15 февраля он рапортовал своему патрону об особенностях сухопутного маршрута из Астрахани в Решт, при этом очевидно, что на месте у него нашлись осведомленные информаторы, хорошо знавшие этот край и природно-климатические сложности региона.
За рекой Самур кончались русские владения, начинались пределы Кубинского ханства, то есть территория, находящаяся под сюзеренитетом Персии:
«…от Самура до Баки[419]419
То есть Баку.
[Закрыть] безлесно 350 в. сухарями: дреки Куры, где лесу и камышу довольно – 170 в.До Ряща 360 в. тож. Прошед до Дербента 212 в., не доходя колодца Донгули 10 в., окажется ядовитая трава, от которой стеречься <…>»[420]420
Суворов А. В. Документы. – Т. 2 – С. 224.
[Закрыть].
Далее идет мнение о возможности солдатам пить «снежную воду» в умеренных количествах:
«…суть от дороги в правую сторону к подгорью[421]421
То есть к подножию Большого Кавказского хребта, так как войска идут по территории современного Дагестана.
[Закрыть] от 4-х до 20 в. обиталища, где трава и вода. Всего невыгодного сею дорогою, не доходя колодца Донгули 10 в., до Баки 135, от Баки трактом до Рещу 97, итого двести тридцать две версты»[422]422
Суворов А. В. Документы. – С. 224–225.
[Закрыть].
Что и говорить, маршрут проанализирован подробно, времени зря он не терял.
Вторую часть рапорта составляло краткое, но емкое описание состояния флотилии:
«Ее императорского величества Каспийской флот состоит в фрегатах 3-х, из коих один во всем исправлен, другой к марту исправлен будет, третий ожидаем из Казани[423]423
Там была верфь.
[Закрыть] в мае месяце, как и бомбардирский корабль 1; ботов по комплекту 8: из сих один отдан для коммерции бухарскому посланнику <…> и зимует под Астраханью. Касающееся по сему объяснение, как о купецких определяемых для кампании под Астраханью 13 и в пристанях Каспийского моря 18 зимующих судах, под литерою В, <…>»[424]424
Суворов А. В. Документы. – С. 225.
[Закрыть].
Командир Астраханского порта, кроме того, представил проект одной шхуны, вполне одобренный Суворовым.
Работа кипит в его руках и дело спорится. 28 февраля он рапортует Потемкину:
Он ожидает очищения Волги под Казанью к середине апреля. Спорится служба, слаживается и мир в семье, он простил жену и просил П. И. Турчанинова 12 марта 1780 г. помочь обелить ее репутацию:
«Милостивый Государь мой Петр Иванович! Сжальтесь над бедною Варварой Ивановною, которая мне дороже жизни моей, иначе Вас накажет Господь Бог! Зря на ее положения, я слез не отираю. Обороните ее честь. Сатирик сказал бы, что то могло быть романтичество; но гордость, мать самонадеяния, притворство – покров недостатков, – части ее безумного воспитания. Оставляли ее без малейшего просвещения в добродетелях и пороках, и тут вышесказанное разумела ли она различить от истины? Нет, есть то истинное насилие, достойное наказания и по воинским артикулам. Оппонировать: что она “после уже следовала сама…” Примечу: страх открытия, поношение, опасность убийства, – далеко отстоящие от женских слабостей. Накажите сего изверга по примерной строгости духовных и светских законов, отвратите народные соблазны, спасите честь вернейшего раба Нашей Матери, в отечественной службе едва не сорокалетнего <…>
В[арвара] И[ванов]на упражняется ныне в благочестии, посте и молитвах под руководством ее достойного духовного пастыря»[426]426
Там же. С. 64–65.
[Закрыть].
Письмо это, опубликованное уже более ста лет назад, – серьезнейший человеческий документ. Мы обычно говорим и пишем о полководце Суворове, реже – о любящем отце, но здесь, в мартовской Астрахани, на берегу вскрывшейся ото льда Волги покрывает лист писчей бумаги своим бисерным почерком человек, глубоко осознавший опасность ущербности поверхностного воспитания. Воспитания, не опирающегося на принципы нравственности. Он снова любит ее, «которая дороже <…> жизни» ему, любит свою жену и как человек просвещенный винит в ее грехе дурное воспитание. Разум ее не был воспитан должным образом, как не была просвещена и нравственность, и вот вам плачевный результат. Много ли знаем мы русских моралистов XVIII столетия? Этот текст представляет нам полководца и героя поборником нравственности человеческой. Нам могут заметить, что заговорил он о нравственности, когда измена задела его за живое. Да, но много ли сегодня насчитаете вы людей, которые вспоминают о ней без личной причины?
Суворов в письмах часто говорит о своем добронравии в связи с обидами на незаслуженное небрежение его трудами. Но в этом письме, равно как и в еще нескольких, писанных той весной, он ратует за очищение души, с которой его связали таинством брака. Сострадает ей и радуется ее успехам:
«Нещастная Варвара Ивановна н[извер]гла притворства покров и непрестанно [молитст]вует Богу»[427]427
Суворов А. В. Письма. – С. 65.
[Закрыть].«…Супруга моя Варвара Ивановна вопиет на ея возпитание (могущее со временем очистица полнее) Всемогущему Богу. При протчем, две части одного нечестия и страшнее нечестия родили: гордость – изток самонадеяния, притворство – покров преступлениев. О! коли б святый дух Преосвященнейшего Гавриила изкоренение сих и в иных местах разсеял, умножил тем здравое деторождение, доказал ненадобность и герренгутского правила» [428]428
Там же. С. 66–67.
[Закрыть].
В последнем письме он поднимается до серьезнейшего обобщения: если бы такой поборник нравственности, такой церковный авторитет, как член Святейшего синода архиепископ Новгородский и Петербургский Гавриил, с которым Суворов был лично хорошо знаком, мог бы искоренить эти основы нечестивости, которыми поражен свет, – гордыню и притворство, то строгие правила секты моравских братьев, гернгутеров[429]429
Учение возникло на рубеже XV и XVI вв., были они последователями гуситов.
[Закрыть], были бы излишни. Распространилась бы простая, нравственная жизнь, и люди были бы счастливы от чистоты души своей. Эти строки, основанные на глубоко личном переживании, приоткрывают перед внимательным читателем сокровенное настроение души Суворова, его человеческое нравственное естество. Поняв его, поймем мы до конца и нашего героя как военного и государственного человека, его идеалы.
Чтобы можно было осознать, что даже в желании мести оскорбителю не был Суворов беспощаден, последний раз процитируем другое письмо на эту болезненную тему, тоже от 3 мая:
«По совершении знатной части происшествия, на основании правил Святых Отец, разрешением Архипастырским обновил я брак <…> Но скверный клятвопреступник[430]430
То есть племянник, Н. С. Суворов.
[Закрыть] да будет казнен по строгости духовных и светских законов для потомственного примера и страшного образца, как бы я в моей душе ему то наказание ни умерял (курсив мой. – Примеч. авт.), чему разве, по знатном времени, полное его разкаяние нечто пособить может»[431]431
Суворов А. В. Письма. – С. 66.
[Закрыть].
Но пока внутренний мир его переживал столь серьезное обновление, дело, для которого был он сюда направлен, продолжало им совершаться. И 30 июня наш генерал докладывал Потемкину о прибытии из Казани третьего фрегата с палубным ботом и об ожидающемся оттуда же со дня на день бомбардирском корабле с еще одним палубным ботом о 12 орудиях[432]432
Суворов А. В. Документы. – Т. 2. – С. 227.
[Закрыть]. Казалось бы, дело остается за малым: получить приказ о выступлении. Но приказ все не приходит. В чем же дело?
А в том, что пока герой наш неустанно готовил порученную ему экспедицию, махина большой русской внешней политики неторопливо все поворачивалась и поворачивалась, пока не развернулась на 180 градусов от берегов Каспия к берегам Днепра, где в старинном Могилеве 24 мая (старый стиль) 1780 г. после шествия от торжественной литургии в кафедральном соборе Потемкин представил государыне Екатерине Алексеевне знатного иностранца из немецких краев графа Фалькенштейна. В те времена, любезный мой читатель, люди, посвященные в дипломатические и придворные секреты, знали, что под этим именем имеет обыкновение путешествовать приватно император Священной Римской империи германской нации Иосиф II Габсбург.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
