Текст книги "Наледь"

14

Весь вечер у Семена было скверное настроение. Завтра бетонировать массивы, а сегодня выяснилось, что не хватает вибраторов. Звонили на склад – там сказали, что разобрали по участкам… Прислали какой-то жалкий десяток. А их нужна чертова уйма. Вот и выкручивайся как знаешь. Был бы Воронов, тот что-нибудь придумал бы. А Михаил замахал руками, расшумелся: «Комитетчики! Суетесь не в свои дела. Вот и расхлебывай за вас эту кашу. Как хотите, так и бетонируйте». Теперь он и не смотрел на Семена и разговаривать не желал.

В первые дни их знакомства Забродин работал десятником, а Семен крановщиком у него на объекте. Жили они в одной палатке – койки рядом и харчи пополам, по-братски. Семен хоть и носил украинскую фамилию Саменко, но был коренным дальневосточником, из Ханкайского района. Его родители по доброй украинской привычке присылали ему ежемесячно свиное сало, которое, впрочем, поедалось сообща. И за Семеном с той поры прочно закрепилось прозвище Салменки. Его компанейский нрав, безобидный юмор и простецкая физиономия с комично вздернутым носом – все это располагало к нему и малого, и старого. Вскоре его избрали комсоргом прорабства, а потом и в бюро ввели.

На стройку он пошел работать после окончания десятилетки. Говорили, что теперь так положено, что нужно зарабатывать трудовой стаж. К тому же весь класс после выпускных экзаменов решил ехать на стройку в Тихую Гавань. Чего ж еще искать? Куда ребята, туда и он. Ему везде было интересно: и на курсах, и теперь вот, в механизаторах. Поступил он еще и на заочное отделение в институт. Надо ж чем-то заниматься по вечерам.

Семен сидел в палатке за длинным столом перед расчетными схемами.

– Что же придумать? А? – поминутно спрашивал он вслух.

Собранные со всех объектов шланговые вибраторы и даже старые вибробулавы закрепили всего на трех массивах. А их еще пять. Да сколько башмаков для отмостки! Эх, если бы бетонщиков не отпустили! Но они теперь на кладке. Снимать их оттуда – значит кладку срывать. И так план полетит и эдак. А там скандал на всю стройку. И во всем виноват он – Семен. Его идея… И чего это Воронов застрял на проклятых рудниках? Тут без него хоть на стенку полезай…

Позади Семена лежал на койке арматурщик Бойков и наигрывал на балалайке «польку-бабочку».

Балалайка была расстроена, струны дребезжали и зудели, словно осы.

– Да прекрати ты эту дурацкую игру! – крикнул Семен, обернувшись. – И так тошно!

Бойков положил балалайку, поскреб небритую щеку.

– А чего ж не играть? Нынче праздник. Аванс – это, понимаешь, звезда пленительного счастья. Она взошла.

– И ты доволен?

– На сегодня? Да.

– Очень хорошо! Вместо того чтобы задержаться часа на два, подвезти вибраторы да закрепить их, все разбежались до конца работы. Бегут за авансом, как на пожар. Ведь никуда же не уйдет от вас.

– Сеня! – раздался в углу из-за полога слабый женский голос. – Ты бы поискал моего Федьку. Получил он ай не получил деньги-то.

– Ну где я его найду, тетка Марья?

– Получил ай не получил, – бормотала женщина за ситцевым пестреньким пологом.

Федька – ее сын, с которым она приехала из-под Калуги и с полгода как поселилась здесь, отгородив для себя палаточный угол.

– Насчет аванса ты, Семен, не прав, – сказал Бойков. – Аванс – это, понимаешь, как свидание с любимой девушкой. Никто ничего с тебя не спрашивает. Благодать! А вот получка – это как отчет перед женой. За то удержат, за другое высчитают… Н-да. Поэтому спеши за авансом, как на свидание, ибо оно может и не состояться. Уж тут поверь мне, старому строителю.

– Поискал бы Федьку-то, – доносилось из угла. – Кабы не пропил, родимец его взял бы.

– Да ведь эдак с ума можно сойти! – Семен стукнул карандашом.

– Мы все сойдем под вечные своды, – бормотал Бойков. – И я, несознательный, и ты, передовой. Все мы – одна ступень к счастью, так сказать, грядущих поколений.

Расхлестнулась дощатая дверь, и в палатку ввалилась целая ватага ребят с гармоникой.

– А, привет нашей технике!

Федька сорвал с головы серую шестиклинку и приветливо помахал Семену с порога. Полог в углу дернулся, сначала высунулась сухая коричневая рука, потом показалась и тетка Марья.

– Федька, иди сюда! Нализался? Так я и знала. Ах ты, черт сопатый.

– Да ты что, мамка! Я не пьяный… А денег у меня хватит. Вот они, во!

Он блаженно улыбался, вынимая из кармана деньги, и совал их в материнские руки.

– А чего это наш Саменко сердитый? – ребята окружили Семена. – Ну-ка, играй туш!

– Да пропадите вы все пропадом! – Семен схватил свои папки и выбежал из палатки.

Наутро, еще задолго до работы, он взял одну из занаряженных участку машин и прямо из гаража поехал на центральный склад. Но и там вибраторов не оказалось. Они были розданы по участкам.

– Когда? – спросил Семен.

– Да вот развезли… На днях. По разнарядкам Синельникова. Больше нет, – тучный краснолицый завскладом с недоумением поглядел на остолбеневшего Семена и спросил: – Да что у вас там за прорва такая?

– У нас? Нет, это у вас… – Семен тяжело поплелся к поджидавшему грузовику. Что теперь делать? Куда податься? Конечно, можно, скажем, бетонировать и по два массива, но этак они протянут волынку до конца месяца.

– Куда? – спросил шофер влезавшего в кабинку Семена.

– Давай к Управлению.

Семен решил зайти к главному инженеру. «Авось распорядится собрать вибраторы с участков, – подумал Семен. – Хоть он и подложил нам свинью, но дело-то не должно страдать».

В приемной посетителей не было. Секретарша, постно поджимая губы, минуту с любопытством осматривала Семена, словно впервые видала его. Потом воинственно тряхнула своим черным хохлом и спросила с усмешкой:

– Как доложить?

У Семена была с Нелей старая тяжба помимо драки с Дербень-Калугой, и если бы не этот исключительный случай, он бы лучше с вышки без парашюта прыгнул, чем пошел к ней на поклон.

Долгое время она была главным прогульщиком на стройке и вечно околачивалась возле Дома офицеров. Ее вызывали на бюро. «Надо работать, а не дефилировать», – обвинял ее Семен. Но Неля ничуть не смутилась: «Саменко хочет, чтобы девушки построили для него коммунизм, а он за моторами приглядывать станет. У нас девчата всю грубую работу выполняют, а ребята поближе к технике лезут». И все заседание бюро она тогда в сумбур превратила. Ловкая, черт! И к Синельникову подлизалась. Семен смотрел на нее с чувством скрытой досады, что не может послать ее ко всем чертям вместе с этим ехидным «как доложить?».

– Скажите, что с участка Воронова, – хмуро ответил он наконец.

– Вон что!.. А я и не знала.

Через минуту она вышла от главного инженера и сказала с издевательским поклоном:

– Просят войти…

Синельников сидел за столом своего обширного кабинета и молча указал на длинный ряд стульев, стоящих у стены.

Семен сел, убрав под стол свои пыльные сапоги, и, тиская в руках серую кепку, стал смотреть куда-то поверх головы Синельникова.

– Чем могу служить? – спросил главный инженер.

– Вибраторов у нас не хватает для бетонирования массивов.

– Возьмите на складе.

– Мы уже забрали.

– И все еще мало?

– Да. Мы ведь почти всех бетонщиков отпустили.

– Слышал. Ну, а чем же я могу помочь?

– Прикажите взять вибраторы с других участков.

Брови Синельникова поползли кверху.

– То есть прекратить работу на остальных участках? – спросил он с веселым удивлением.

– Ведь не везде же бетон идет, – простодушно уверял Семен.

– Может быть. Но для того чтобы выяснить, где что идет и что можно забрать – нужно время. И думать об этом следовало раньше. А впопыхах такие вещи не делаются. Понимаете?

– Ясно! – Семен мотнул головой.

Синельников сделал неопределенный жест рукой, как бы давая понять, что раз все ясно, о чем же говорить? Семен встал и распрощался.

В коридоре он остановился возле двери начальника производственного отдела и нерешительно переминался. Зайти или нет? Там работала теперь Катя. Может быть, она поможет? Ведь попадет-то больше всего не ему, Семену, а Воронову. Должна же и она беспокоиться! Он робко постучал и, не дождавшись ответа, открыл дверь. В кабинете у телефона стоял Зеленин и громко разговаривал. Тут же у стола стояла Катя и с напряжением следила за разговором.

– На складе вибраторов больше нет! – кричал в трубку Зеленин. – Где же я вам возьму? А? На других участках? С других участков главный инженер забирать не разрешил. Что вам делать? Так вы же сейчас начальник участка, товарищ Забродин, вам виднее. Раньше надо было думать, – и он с силой придавил трубку.

Семен понял, что звонил Михаил, по той же самой причине, по которой и он пришел сюда. Его по-прежнему не замечали, и он оставался возле двери, не осмеливаясь подать голоса.

– Что у них? – спросила Катя Зеленина.

– Бетонирование массивов заваливают, вот что, – сердито ответил Зеленин.

– Им надо помочь!

– Чем? Мудрыми советами?

Зеленин отошел к окну и демонстративно повернулся к Кате спиной.

Катя выдвинула верхний ящик стола, достала чистый лист бумаги, потом взяла ручку и протянула все это Зеленину.

– Леонид Николаевич, напишите распоряжение участкам – пусть передадут все свободные вибраторы. Я сама поеду и соберу их.

– Что? – спросил удивленно Зеленин, оборачиваясь. – Решить за главного инженера, самовольно?

– Хорошо, – сказала Катя. – Тогда я сама пойду к нему. Вы хотите этого?

Она положила на стол ручку и направилась к двери.

– Подожди! – окликнул ее Зеленин. Он сердито написал распоряжение, размашисто расписался, затем подал ей листок. – На!

Катя быстро прочла распоряжение.

– Спасибо!

– А! – кисло скривился Зеленин и, заметив Семена, спросил: – Что вам нужно?

– А вот то же самое, что и Ермолюк.

– Что?

– Я с участка Воронова.

– А, тоже, поди, из героев, – усмехнулся Зеленин. – Дело это решенное. Ступайте на участок.

– У кого машину взять? – спросила Катя.

– У меня бери, – торопливо ответил Семен. – Возле Управления стоит.

Зеленин снова криво усмехнулся и сказал Кате, все еще стоявшей у стола:

– Ступайте, ступайте. И действуйте.

Семен добрался до рыбного порта на попутных кузовах.

Под бревенчатыми сводами бетонного завода среди грохочущих бетономешалок он столкнулся с Михаилом. Тот был весь перепачкан цементной пылью, точно мельник мукой, и слушал Бойкова, только что поднявшегося на средний помост.

– Придется бетонщиков снимать с кладки, – кричал тот. – Бетон застаивается.

Михаил отрицательно покачал головой и поманил пальцем рабочего-дозировщика.

– Отключите две бетономешалки, – приказал он.

Тот пошел к щитку и выключил рубильники. Грохот стал значительно слабее: теперь в ряду бетономешалок вращалась только одна. Ее пронзительный скрежет разрывал Семену душу.

– Ну, экономист, видишь? – произнес Михаил, указывая на бетономешалки. – Эдак мы с тобой до зимы пробетонируем.

– Ермолюк скоро привезет вибраторы, – виновато ответил Семен.

– Вибраторы! – передразнил его Михаил. – Считать надо было лучше. Разогнал бетонщиков…

Катя появилась только к обеду. Грузовик с полным кузовом вибраторов, вихляя на ухабах, катил по участку. Рабочие шарахались в стороны с дороги, прикрываясь ладонями от густых клубов поднятой пыли. Первым заметил его Семен.

– Приехала! – закричал он во все горло и опрометью бросился вниз с высоченной опалубки массива.

15

Переполох в Управлении поднялся с самого утра. Сначала в производственный отдел вошел Синельников и, сердито покосившись в сторону Кати, сухо сказал Зеленину:

– Зайдите к начальнику.

Потом прибежала Целикова из технического отдела, про которую говорили: «Ее ни объехать, ни обойти», разумея при этом не только ее тучность, но и яростное любопытство. Несмотря на свою раннюю полноту, она сохраняла удивительную подвижность, и ее заплывшие, но острые, как гвоздики, глаза впивались в лицо Кати.

– Что это натворил Воронов на руднике?

– Понятия не имею, – Катя растерянно пожала плечами.

– Да не притворяйтесь!

– В самом деле, что-нибудь случилось? – уже тревожась, в свою очередь спрашивала Катя.

– А ну вас! – разочарованно махнула рукой Целикова. – Все равно ведь будет известно.

– В самом деле я ничего не знаю, – с досадой уверяла ее Катя.

– Да? – Целикова огорченно вздохнула и произнесла: – И я ничего не знаю.

– Так в чем же дело?

– Пришел к нам Синельников и потребовал все чертежи по рудничному поселку и сказал еще сердито нашему начальнику: «Я никому не позволю своевольничать». Как будто мы-то и были виноваты. У нас решили, что это Воронов расшевелил их.

Потом по коридору бегала секретарша, хлопали торопливо закрываемые двери, и в кабинет к Лукашину спешили сотрудники их отделов с папками в руках.

Наконец вернулся Зеленин. Вид у него был нарочито торжественный, словно он только что побывал на важном приеме.

– Ну, можете поздравить своего… мила дружка. – Его тонкие губы привычно кривились в усмешке.

– С чем? – спросила Катя.

– Он остановил строительство рудничного поселка.

– Как остановил?

– Очень просто. Запретил строить поселок на том месте.

– А разве у него есть такие права? – Катя еще не понимала, шутит Зеленин или говорит правду.

– Вот именно – права! – Зеленин сел за стол и, разглядывая свои руки, заговорил: – У некоторых это слово, как хлыст у погонщика, вечно под рукой для устрашения. С этого, между прочим, Синельников и начал. «А по какому праву?» – Зеленин резко откинулся назад и, глядя на Катю исподлобья, сердито отвечал: – А по тому праву, что Воронов инженер и гражданин. В том ущелье, точнее – в ледяном колодце, должны люди жить. А Воронов этого не может допустить. И поступил на свой страх и риск. Конечно, на него семь собак повесят и «за самовольство», и за срыв плана, и за все смертные грехи. Но и мы не лыком шиты. – Зеленин все более воодушевлялся, и его желчное лицо преобразилось – глаза гневно сверкали, на впалых щеках проступили бурые пятна.

Катя еще не видела его таким возбужденным и теперь все острее понимала, что дело не шутейное затеял Сергей и что быть буре.

Потом Зеленин показал ей свой старый проект строительства рудничного поселка в Солнечном. Потом долго рассказывал, сопоставлял оба варианта – старый и новый, синельниковский.

– Ну, как? – спросил он наконец.

– По-моему, Сергей прав.

Зеленин усмехнулся.

– Это еще ничего не значит. Вот если он выстоит, тогда другое дело.

– Так надо помочь ему!

Зеленин пристально посмотрел на нее и серьезно сказал:

– Да, надо. Кстати, Синельников срочно отозвал Воронова с рудников. Завтра он приедет. Так что будем готовиться.

Они расстались по-дружески.

Воронов приехал с рудников пополудни и, не заходя домой, явился прямо в кабинет Лукашина. Его зеленая куртка была заляпана белесой подсыхающей грязью.

– Эко тебя разукрасило, деятель! – встретил его Лукашин.

– С самого рассвета добирался, – Воронов потянулся к графину с водой.

– Может, отдохнешь с дороги-то? А вечером поговорим.

– Чего ради откладывать? – возразил Воронов, выпив одним махом воду из стакана.

– Ну, как знаешь. – Лукашин нажал кнопку, и немедленно вошла секретарша. – Неля, позови Синельникова, Дубинина и Зеленина.

– Хорошо, Семен Иванович! – Неля вышла.

Лукашин усадил Воронова в кожаное кресло, а сам зашагал вокруг стола, заложив руки за спину.

– Признаться, не ожидал я от тебя такого. – Лукашин, по своему обыкновению, смотрел куда-то в сторону, мимо Воронова. – Ну что ж, будем решать совместно. Дело-то серьезное.

«Не скоро тебя склонишь к решению», – думал Воронов, оглядывая кабинет начальника. Все здесь было солидно, внушительно: и длинные столы, покрытые зеленым сукном, и массивный из серого мрамора чернильный прибор, изображающий маяк, и над столом морской пейзаж с портальными кранами, подаренный заезжим художником, и мягкая мебель, и бархатные коричневые шторы. Среди всего этого внушительного великолепия сухонькая фигура Лукашина чем-то смахивала на тихого служителя музея. Воронов перевел взгляд на свои болотные запыленные сапоги и вдруг заметил, что каблуки его как раз придавили голову жар-птицы в малиново-синем оперении с огненным венчиком. Он невольно подобрал ноги. «Черт возьми, а уж ковер зачем? Только и ходить по жар-птицам в наших сапожищах».

В кабинет вошли сначала Дубинин с Синельниковым, потом Зеленин, он незаметно подмигнул Воронову. Они уже виделись. Перед тем как зайти к Лукашину, Воронов на минуту заскочил в производственный отдел и на тревожный Катин вопрос: «Ну, что у тебя?» – ответил скороговоркой: «Все будет хорошо…» Ему хотелось увидеть ее, успокоить. Хоть бы руку пожать… Деликатный Зеленин вышел из кабинета, и они обнялись.

– Сережа, милый, я боюсь за тебя…

– Все обойдется, – утешал ее Воронов.

– Рассаживайтесь, – предложил Лукашин, – да к столу поближе. И давайте начинать без лишних слов.

Он удобно уселся на свой высокий жесткий стул; его голубые кроткие глаза привычно отыскали ближнее, справа, окно, а там – в синеющей дымке дальнюю полоску берега и сосредоточенно застыли: со стороны казалось, что он весь ушел в себя, что ему нет никакого дела ни до собравшихся, ни до этих разногласий. – Будете сообщение делать, Петр Ермолаевич? – спросил он, не меняя позы.

– Да! – Синельников встал. – Собственно, делать подробное сообщение нет смысла. Причина нашего маленького заседания всем известна. Мы имеем дело с совершенно беспрецедентным фактом – начальник участка Воронов самовольно, превысив не только свою власть, но, я бы сказал, власть начальника Управления, приостановил строительство рабочего поселка на рудниках. Это не просто недисциплинированность – здесь срыв плана. Поэтому мы должны крайне серьезно подойти к выяснению мотивов поступка Воронова и, по возможности, принять согласованное решение по этому вопросу. – Синельников думал, что мягко выраженной объективностью речи он будет выгодно отличаться от неизбежных резкостей Воронова и тем самым даст почувствовать, что это он – Воронов – невозможен в своих выпадах и волей-неволей обходиться с ним надо строго.

Зеленин, разгадав скрытый замысел Синельникова, усмехнулся; Дубинин старательно потер пятерней свои щетинистые волосы, и недоуменное выражение на лице его еще больше усилилось. И только Лукашин оставался совершенно непроницаемым.

Воронов встал, расстегнул планшетку и выложил на стол пачку чертежей.

– Главный инженер обвинил меня в превышении власти, в срыве производственного плана. – Он тяжело придавил кулаком чертеж и поглядел исподлобья на Синельникова. – Я ездил на рудники не затем, чтобы показать свою власть. И не задумывался над тем, какой у нее предел, у этой моей власти. И нужно ли задумываться о пределе власти, когда требуется разумное решение?

– То есть, по-вашему, что разумно, то вам и подвластно? – спросил его Синельников.

– По крайней мере, я не пройду мимо головотяпа, бьющего оконные стекла или уличные фонари, – повысил голос Воронов. – Пусть на мне нет милицейского мундира, но я схвачу его за руки.

– Ну, с точки зрения милицейского мундира легко установить предел разумного, – насмешливо заметил Синельников.

– Я две недели прожил на руднике не как праздный соглядатай. – Воронов поднял чертежи. – Я изучил и эти проекты – старый и новый варианты – и в большой мере ту местность, где должен строиться поселок. Разумеется, все это я делал не с той целью, чтобы показать свою власть.

– Какие же мотивы руководили вами? – спросил Синельников.

– Очень простые. Я думал о том, что в этом каменистом ущелье должны жить люди. Да, да! Жить на тех булыжниках, где и цветника не разобьешь, не говоря уж об огороде.

– Да, это верно – огородникам там делать нечего, – заметил Синельников.

– Изложите, деятель, свои выводы, – попросил Лукашин, которого стала раздражать эта перепалка.

– Основной вывод заключается в том, что строить поселок в ущелье нельзя. И вот почему. Ущелье это не только каменистое – оно лишено солнца. Три часа в сутки, и то летом, бывает там солнце. А самое неприятное – ущелье подвержено сильной наледи. Толщина льда весной местами достигает трех-четырех метров. До самого августа, залеживается там лед, и с ним вместе держится погребная сырость. А там будут жить рабочие, вырастать их дети. Мы должны построить там школу, детские сады. Сами подумайте, товарищи, что это за детский сад, куда солнце и не заглянет? Что это за поселок, где летом вместо мягкой травы оледенелые булыжники? Я полностью разделяю протест наших заказчиков – рудокопов. Они не хотят жить в том ущелье. К тому же там возможен силикоз из-за близости рудника. Они требуют строить поселок в Солнечном. И я согласен с ними. Нельзя лишать людей солнца и радости во имя грошовой экономии на автобусных перевозках. И к тому же строительство поселка в ущелье обойдется значительно дороже. Вот мои подсчеты. – Воронов вынул пояснительную записку, сшитую из нескольких листков. – Можете познакомиться с ними. Строительство в речном ущелье вести неизмеримо труднее, чем в сухой долине. Рабочие буквально в воде тонут. Вот почему я прекратил строительство поселка.

Лукашин наконец перевел взгляд на Воронова.

– Ну-ка, деятель, дайте ваши подсчеты!

Воронов подал ему пояснительную записку и сел. Дубинин с удивлением посмотрел на Лукашина. Этот лукашинский жест, кажется, удивил и Синельникова, он заговорил с еле заметным раздражением:

– Наконец-то Воронов объяснил истинную причину того, что заставило его столь энергично принять запрещенное решение, или, иными словами, ради чего он сорвал производственный план. Строить или не строить там поселок в конечном счете определяет не начальник участка, а совнархоз. И поскольку совнархоз уже решил, то, стало быть, поселок строить там будут, не Воронов, так другие. Почему же Воронов прекратил временно строительство? Дело-то в общем не в горняках. О них позаботиться есть кому. И нечего на силикоз сваливать – поставят фильтры, и вся недолга. Дело в том, что строить там, возле рудников, значительно труднее, чем в другом месте. Вот оно что, оказывается!

– Да, и поэтому! – воскликнул Воронов.

– Вот-вот. Сегодня Воронову показалось трудно строить на рудниках, и он закрыл поселок. Завтра ему покажется трудным строительство рыбного порта. Он и его прикроет. А послезавтра он, может быть, перенесет свой участок куда-нибудь в Подмосковье под тем предлогом, что там строить легче. Так, что ли? Нет, так не пойдет, товарищ Воронов. Значит, там, в ущелье, – вода, работать тяжело? А в Комсомольске в непролазной тайге, в болотах, в бездорожье, порой без куска хлеба… легче было?

– Правильно, расскажите ему о строительстве Комсомольска, – перебил Зеленин.

Синельников строго посмотрел на Зеленина и продолжал с прежним напором:

– Мы строим, не выбирая легких путей. И живем не нынешним днем. Нам важнее конечный итог труда, а не его сегодняшние тяготы. И прав был председатель совнархоза, который отдал предпочтение строительству поселка в горах. Рабочие будут жить рядом с рудником. И никаких перевозок. Экономия в государственном деле – вещь немаловажная. Земли пахотной нет? Ну так что ж? Не огородники там будут жить. Председатель совнархоза, конечно, не пожалел строителя Воронова, которому, видите ли, трудно придется. Что ж поделать, такой уж мы народ – не жалостливые! – Синельников сделал паузу. – Вот мое главное возражение. Детские сады и школу можно вынести на солнечный склон. Это вопрос не принципиальный. А что касается наледи, в проекте предусмотрена борьба с ней путем углубления русла Снежинки.

– При условии сохранения постоянного русла Снежинки? Так? – спросил Воронов.

– Разумеется, – небрежно согласился Синельников.

– Но ведь за последние десять лет Снежинка трижды меняла русло! – воскликнул Воронов. – Где же гарантия, что она и впредь не станет менять его?

– Мы прикажем не менять русла, – заметил Зеленин.

Синельников холодно посмотрел на Зеленина, но возразил с раздражением:

– У нас нет таких сведений.

– Это установила геологическая экспедиция, – пояснил Воронов. – Сведения точные, можете удостовериться.

Синельников не ожидал такого удара и с минуту растерянно молчал, втянув голову в плечи, словно погружался в холодную воду.

Лукашин просматривал расчеты Воронова. Зеленин с блуждающей улыбкой поглядывал на стены, и только Дубинин внимательно смотрел то на Воронова, то на Синельникова. По всему было заметно, что спор захватил его и он никак не может решить, на чьей стороне истина.

– Вам известно, что Снежинка – река подземная? – продолжал спрашивать Воронов растерявшегося Синельникова.

– Разумеется.

– Ее подземный дебит в девять раз превышает поверхностный. Так согласитесь сами, что простым углублением русла мы от наледи не избавимся.

– Ну что ж, может быть, придется в таком случае брать реку в подземную трубу, – Синельников снова вернулся к своему испытанному снисходительному тону.

– Это верно! Только строительство этой бетонной трубы будет стоить примерно столько же, столько и весь поселок. Вот посмотрите подсчеты.

Синельников вспылил:

– Что вы мне суете свои подсчеты! Прошу избавить меня от этой экзаменовки. Я не спорю, что отдельные детали технического проекта не решены еще. Но следует искать решение в заданном проекте, а не отвергать утвержденный совнархозом план работ. А все эти рассуждения о детских садах и о солнышке просто непринципиальны.

Воронов резко встал.

– Конечно, для вас не принципиально, где будут жить горняки – в солнечной долине или в ледяном ущелье! Это, мол, не наше дело, мы – подрядчики!

– Я довольно ясно сказал, что вы попросту спасовали перед трудностями, – перебил его Синельников.

– Да, вы ловко отвели спор от существа вопроса. Вы переключились на обвинение меня в том, что я боюсь трудностей. Дело не в трудностях, а в равнодушии к людям. Почти два года многие рабочие живут у нас все еще в палатках! Вас это не трогает. Вас не смущают невыносимые лесные дороги, где калечатся машины и надрываются люди. Все это вас мало заботит не потому ли, что вы избавлены от многих тягот? Это не вы стоите в ледяной воде на закладке фундаментов. И в палатке вы не живете. И не из вас вытрясают душу ежедневные рейсы по таежному бездорожью. И тем не менее вы говорите от имени этих людей, что нам важен конечный итог нашего труда, а не его сегодняшние тяготы. По какому праву вы говорите от имени других?

– Однако мы отвлекаемся, деятель, – перебил его Лукашин.

– Я кончил. – Воронов решительно сел и нахмурился.

– Мне думается, что нам следует попытаться найти какое-то общее решение, – предложил Лукашин. – Как вы полагаете, Петр Ермолаевич?

– Решение очень простое, – уверенно заявил Синельников. – Строительство поселка продолжать, а персональное дело Воронова разобрать на бюро. Что же касается некоторых предложений Воронова, то пусть ими займутся производственный и технический отделы.

– В таком случае я вынужден буду обратиться в крайком, – сказал Воронов.

– Не надо торопиться, деятель, – досадливо поморщился Лукашин. – Как вы думаете, товарищ Зеленин?

– На днях у нас будет производственное собрание по итогам месячного плана, – ответил Зеленин. – Вот и пусть выступит Воронов. Обсудим и решим, что делать. Если нужно будет, пошлем в совнархоз резолюцию собрания.

Лукашин хорошо понимал, что от вороновских расчетов так просто не отмахнешься. И уж если узнают об этом горняки, то заварится каша. Значит, на тормозах надо съезжать. Мысль Зеленина показалась ему стоящей. Выступит коллектив Управления, а там пусть разбираются, пусть решают.

– А что! Это заслуживает внимания. – Лукашин посмотрел на Синельникова.

– При чем тут собрание? – резко возразил тот. – Мы сами в состоянии известить об этом совнархоз.

Синельников больше всего не желал этого коллективного обращения – оно неизбежно вызвало бы широкую огласку и могло спутать все карты. На худой конец, ему нужно успеть съездить в совнархоз, подготовить почву.

– С мнением коллектива следует считаться, – бросил Зеленин.

Синельников вызывающе промолчал.

– А как вы, Михаил Титыч? – Лукашин повернулся к Дубинину.

Дубинин так и не мог разобраться, кто же прав, Синельников или Воронов, поэтому охотно согласился обсудить этот вопрос еще и на собрании.

– В таком случае давайте соберем специальное собрание, – предложил Синельников. – Приготовимся как следует, пригласим представителей совнархоза…

– А зачем второй раз беспокоить людей? – простодушно возразил Дубинин.

«Ох, идиот!» – выругался про себя Синельников.

– В самом деле, деятель, – согласился и Лукашин. – Давайте послезавтра и поговорим.

«И эта старая лиса заюлила», – зло подумал Синельников, а вслух сказал:

– Как хотите.

Само собрание для него, в конце концов, не страшно… Лишь бы успеть убедить кое-кого, что дело тут не столько в престиже Синельникова, сколько в авторитете самого совнархоза. А свою позицию он отстоять сумеет.

Он пришел к себе в кабинет и тотчас заказал билет на вечерний поезд до Приморска…