Текст книги "Базаров порезал палец. Как говорить и молчать о любви"

Трумен Капоте
«Завтрак у Тиффани»
Как учиться сближаться, если ты боишься

Б.П. Когда я прочитал впервые повесть «Завтрак у Тиффани», то чуть не заплакал. Я был поражен, насколько сильно ее полюбил. Мне было двадцать два года. Я помню, как сидел, рассеянно глядя перед собой, и не мог понять, что мне теперь делать с этой любовью. Но при этом, если бы меня спросили, хочу ли я познакомиться в жизни с такой девушкой, как главная героиня повести Холли Голайтли, я бы сказал: нет. Она содержанка по своей психологии, главная ее цель – найти мужа побогаче. Не важно какого, главное – богатого. Кажется, примитивнее и пошлее цели, чем эта, и придумать невозможно… Но какая же она обаятельная. В ней столько непосредственности и радости жизни, она очаровывает. Любуешься ею и невольно начинаешь думать: может, все с ней не так уж и просто.

Возможно, самое главное в этой повести – атмосфера лирической неопределенности, которая бывает только в молодости. Как будто для главных героев жизнь только начинается, и ничего еще не стало окончательным, не нависло гирями. Впереди целая, ничем не испорченная вечность. И может случиться что угодно. Холли живет, не распаковывая чемоданов, не давая имя коту, как будто в любую секунду готова прыгнуть в такси и уехать навсегда в какую-то другую жизнь.

Мы просто встретились однажды у реки. Мы ничего друг другу не обещали[2]2
  Отрывки из повести даны в переводе В. Голышева.


[Закрыть].

Еще в этой повести я люблю историю дружбы Холли с рассказчиком, нашим главным героем. Он бедный начинающий писатель, который, безусловно, очарован Холли, но сразу понимает, что между ними не будет любви, ведь она ищет богатого мужа. Но пока не нашла, они могут гулять целыми днями по летним улицам или напиваться в баре. Им хорошо вместе, но Холли опять говорит: «Мы друг другу никто: он сам по себе, я – сама по себе». И от этого почему-то становится грустно.

Ф.Ж. «Мы просто встретились однажды у реки. Мы ничего друг другу не обещали» – для меня это лейтмотив всей истории. Персонажи учатся обнажать свои души, сближаться и брать ответственность за отношения.

Интересное наблюдение: у главных героев, включая кота Холли, нет имен (забегая вперед, скажу, что Холли – не настоящее имя, а у рассказчика есть только прозвище). Прочие герои, которые влияют на сюжет, тоже остаются безымянными. Имена в этой истории есть только у статистов: у соседа и гостей Холли, у хозяйки дома и т. д. Персонажи, про которых и так все понятно.

Я задумался: почему Капоте решил не давать основным персонажам имена и как это связано с темой надежности, сближения и избегания? Мне кажется, в мире этих людей настоящие имена связаны с неким риском. Всем известно: чтобы победить демона, нужно узнать его имя. Может быть, наши герои боятся быть побежденными? Холли не хочет, чтобы ее нашли, и на это есть причины, поэтому она использует псевдоним. А главный герой, по-видимому, просто не успевает представиться, а потом и не пытается это сделать, потому что так проще. Раскрыть себя на карнавале, раскрыть свое «я» равносильно тому, чтобы разрушить его и потерять. В современном мире, зная имя и фамилию человека, можно легко его отыскать в соцсетях, узнать телефон и адрес, позвонить, отправить ему цветы. Из одного этого знания рождается особый вид близости.

Вскоре мы увидим, как маски, за которыми герои Капоте прячут свои лица, будут трескаться под давлением времени. А пока обратите внимание, как на сцене медленно появляется искренность, которая пугает персонажей.

«Завтрак у Тиффани» как шпионская история

Б.П. Действие повести разворачивается в конце Второй мировой войны в Нью-Йорке. Рассказчик – безымянный герой, о котором мы знаем только то, что он мечтает стать писателем. Я так и буду его называть. Он вспоминает про свою удивительную подругу, соседку Холли Голайтли, которая вела тогда довольно беспорядочный, ночной образ жизни, получала деньги от случайных мужчин и мечтала выйти замуж за богача. При своем сомнительном статусе она имела устойчивую систему ценностей, в соответствии с которой существует только один грех: неискренность по отношению к себе. Она пыталась всегда оставаться честной.

Сложно определить, что представляет из себя «Завтрак у Тиффани» с точки зрения жанра. Один критик сказал: «„Завтрак у Тиффани“ начинается как шпионская история, развивается как бурлеск, а заканчивается как трагедия одиночества». Это звучит очень убедительно.

Итак, поначалу это шпионская история. Она начинается с того, что наш герой-рассказчик, писатель, видит странную табличку на почтовом ящике у входа в подъезд своего дома: «Мисс Холли Голайтли». И приписка: «Путешествует». Потом посреди ночи он слышит крики на лестнице. Холли, вернувшаяся домой с одним из ухажеров, забыла ключ и звонит японцу-фотографу по фамилии Юниоши с верхнего этажа.

– Миленький вы мой, ну зачем вы сердитесь? Я больше не буду. Пожалуйста, не сердитесь. – Голос приближался, она поднималась по лестнице. – Тогда я, может, дам вам сделать снимки, о которых мы говорили.

К этому времени я уже встал с кровати и на палец приотворил дверь. Слышно было, как молчит мистер Юниоши, – слышно по тому, как изменилось его дыхание.

– Когда?

Девушка засмеялась.

– Когда-нибудь, – ответила она невнятно.

В этот момент наш герой подглядывает в полуоткрытую дверь за Холли, он живет этажом выше, и видит девушку со светлыми, соломенными мальчишечьими волосами в узком черном платье.

При всей ее модной худобе от нее веяло здоровьем, мыльной и лимонной свежестью, и на щеках темнел деревенский румянец. Рот у нее был большой, нос – вздернутый. Глаза прятались за темными очками. Это было лицо уже не ребенка, но еще и не женщины. Я мог ей дать и шестнадцать, и тридцать лет. Как потом оказалось, ей двух месяцев не хватало до девятнадцати.

Дальше заинтригованный писатель разворачивает настоящую слежку. Он изучает содержимое ее мусорного ведра, откуда узнаёт, что Холли читает журналы про знаменитостей, гороскопы в большом количестве, курит, красит волосы, питается сыром и тостами. А еще узнаёт, что она получает много писем из армии, которые рвет на полоски вроде книжных закладок. И на этих полосках чаще всего встречаются слова: «скучаю по тебе», «дождь», «пожалуйста, пиши», «сволочной», «проклятый», «одиноко» и «люблю».

Кроме того, герой узнаёт, что, помыв голову, Холли часто выходит на пожарную лестницу с гитарой и, пока сушатся волосы, играет грустные, никому не известные песни, которые указывают на то, что девушка приехала издалека. «Грубовато-нежные песни, – пишет Капоте, – слова которых отдавали прериями и сосновыми лесами».

Наконец происходит их знакомство. Тоже совершенно оригинальным образом. Холли влезает в окно писателя по пожарной лестнице, спасаясь от очередного пьяного назойливого ухажера. Писатель только успел прилечь в постель, прихватив с собой стаканчик виски и новый роман Сименона, как в окно постучали. За стеклом стояла Холли Голайтли.

– У меня там жуткий человек, – сказала она, ставя ногу на подоконник. – Нет, трезвый он очень мил, но стоит ему налакаться – bon Dieu[3]3
  Боже мой (фр.).


[Закрыть] – какая скотина! Не выношу, когда мужик кусается. – Она спустила серый фланелевый халат с плеча и показала мне, что бывает, когда мужчина кусается. Кроме халата, на ней ничего не было. – Извините, если я вас напугала. Этот скот мне до того надоел, что я просто вылезла в окно… Слушайте, можете меня выгнать, если вам хочется. Это наглость с моей стороны – вваливаться без спросу. Но там, на лестнице, адский холод. А вы так уютно устроились. Как мой брат Фред. Мы всегда спали вчетвером, но когда ночью бывало холодно, он один позволял прижиматься. Кстати, можно вас звать Фредом?

Наш герой не против. С этого момента Холли будет называть его Фредом, и мы так и не узнáем настоящее имя рассказчика. Представившись писателем, он по просьбе Холли читает ей вслух новый рассказ, по-видимому сложный и экспериментальный. Все время, пока он читал и бросал на нее украдкой взгляды, Холли ерзала на стуле, ковыряла окурки в пепельнице, разглядывала ногти, «словно тоскуя по ножницам», одним словом, страшно скучала, а он мучился и корил себя. Когда он закончил, Холли спросила:

– Скажите, а вы настоящий писатель?

– А что значит – настоящий?

– Ну, покупает кто-нибудь то, что вы пишете?

– Нет еще.

– Я хочу вам помочь. И могу. Вы даже не поверите, сколько у меня знакомых, которые знают больших людей. Я вам хочу помочь, потому что вы похожи на моего брата Фреда.

После этого разговора Холли засыпает в кровати писателя и вдруг во сне начинает плакать и шептать: «Где ты, Фред?» – «Почему ты плачешь?» – спрашивает писатель. И Холли, вздрогнув и проснувшись, отвечает: «Господи боже мой! Ненавижу, когда суют нос не в свое дело». И спешно уходит по пожарной лестнице к себе в квартиру.

Ф.Ж. Холли врывается как ураган в жизнь нашего героя. Не проходит и десяти минут, а она заявляет: «Я буду называть тебя Фред». Такое ставит условие. И вот Холли уже кладет голову ему на плечо, оккупирует пространство тела и ума. При этом она почти не говорит о себе, дает лишь какие-то загадочные крупицы информации. И тут же бежит прочь, когда писатель пытается узнать больше. Напускает нарративных туманов.

Б.П. Что такое нарративный туман?

Ф.Ж. Холли что-то рассказывает о себе, но все не по делу. Как будто набрасывает неясный рисунок…

Б.П. Куски историй. Без начала и конца.

Ф.Ж. Да! А такие люди, как наш герой, ужасно любят загадки и недосказанности, ему становится очень интересно. Все сериалы построены на Эффекте Зейгарник. Этот психологический эффект заключается в том, что люди усваивают информацию лучше, когда в ней присутствует резкий обрыв, недосказанность, сброс; им хочется узнать, что последует дальше… Вспомните, как обычно заканчиваются серии в сериалах – всегда на неожиданном повороте, после которого зритель задается вопросом «Что же будет дальше?» и вынужден проявить самурайскую волю, чтобы не переключить сразу на следующую серию. От кого Холли получает письма? Что случилось с Фредом? Откуда она приехала? Почему плачет во сне? Большой простор для фантазии писателя.

Быстрое сближение свойственно людям, которые боятся сближаться, как бы парадоксально это ни звучало. Это похоже на боксерский поединок, когда боксер использует тактику сближения, чтобы передохнуть и не дать сопернику нанести сильный удар. Кажется, что им просто нравится обниматься, но это не так. Таково сближение физическое, но не душевное, не сердечное. Людям с избегающим типом привязанности, про который мы поговорим чуть позже, тоже хочется близости. Хочется и колется.

Вторая вещь, что бросается здесь в глаза, – это беспокойный сон Холли. Беспокойные сны похожи на отдельных персонажей, которые кочуют из книги в книгу, из главы в главу. Холли что-то шепчет во сне, просыпается в тревоге, злится и убегает из квартиры писателя. Очевидно, у нее непростое, травмирующее прошлое, которое продолжает догонять ее во снах. Это предположение укрепляет идею о том, что Холли – человек закрытый и избегающий, с душевной раной, про которую она ни с кем не может поговорить. Она постоянно врет, притворяется, прибегает к разным способам защиты… Почему человеку с раной в душе удобно вести себя именно так? Я думаю, настоящее сближение для него связано с опасностью. Отсюда – стремительные знакомства, скрытность, выдуманные имена (это тоже способ защиты). Главное – быть на расстоянии, держать все под контролем.

Однако Холли позволяет себе уснуть рядом с писателем, потому что он напоминает ей брата, то есть нечто родное, безопасное. На минуту она позволила себе побыть собой и отдохнуть «в домике» в то время, как в ее настоящем доме находится пьяный мужик, которого Холли использует ради своих целей. Впрочем, о ней не стоит беспокоиться, мне кажется, что Холли отлично умеет играть с мужчинами по своим правилам и всегда найдет выход из трудного положения. Это заметно на примере диалога с соседом, фотографом-японцем. Она уверяет его, что просит о помощи в последний раз (но мы-то знаем, что нет), и говорит ему про снимки (мы опять-таки знаем, что никаких снимков не будет).

И последнее. Ее слова «Я знаю больших людей» – зачем она их говорит? В качестве ответа хочу процитировать строчку из спектакля Пины Бауш «Новолуние». Представьте зал Александринского театра, некий актер останавливается посреди сцены, берет мел и несколько раз широко обводит им свою ногу на полу. Затем произносит: «Иногда, чтобы защитить себя, нужно казаться больше…»

«Завтрак у Тиффани» как бурлеск

Б.П. Итак, начавшись как шпионская история, «Завтрак у Тиффани» развивается как бурлеск. Холли приглашает писателя в гости в благодарность за то, что тот ненадолго ее приютил. Оказывается, это вечеринка, которую Холли устраивает в своей квартире для всех знакомых мужчин. Никаких молодых людей, только мужчины старше сорока двух лет. Таков принцип Холли. «Я просто приучила себя к пожилым мужчинам, и это самое умное, что я сделала в жизни», – говорит она.

И здесь на вечеринке мы видим калейдоскоп самых ярких персонажей. Встречает нашего героя некий О. Д. Берман, первый гость, голливудский агент по найму актеров, который был и агентом Холли. Он рассказывает, как привел Холли в Голливуд: «Я люблю детку: но я вам честно скажу. Можешь разбиться для нее в лепешку, а в благодарность получишь дерьмо на блюдечке».

О. Д. Берман рассказывает, как несколько лет назад впервые увидел Холли на скачках (она ошивалась с каким-то жокеем) и решил помочь стать актрисой. Взялся за дело, боролся с ее деревенским выговором, нашел наконец для нее роль санитарки в большом фильме с Гэри Купером.

– И на тебе – дзинь! – телефон. – Он поднял несуществующую трубку и поднес ее к уху. – Она говорит: «Это я, Холли». Я говорю: «Детка, плохо слышно, как будто издалека». А она говорит: «А я в Нью-Йорке». Я говорю: «Какого черта ты в Нью-Йорке, если сегодня воскресенье, а завтра у тебя проба?» Она говорит: «Я в Нью-Йорке потому, что я никогда не была в Нью-Йорке». Я говорю: «Садись, черт тебя побери, в самолет и немедленно возвращайся». Она говорит: «Не хочу». Я говорю: «Что ты задумала, куколка?» Она говорит: «Тебе надо, чтобы все было как следует, а мне этого не надо». Я говорю: «А какого рожна тебе надо?» Она говорит: «Когда я это узнаю, я тебе первому сообщу». Понятно теперь, про что я сказал «дерьмо на блюдечке»?

Ф.Ж. Я думаю, что она не врет. Мне кажется, она говорит искренне. Берман подумал, что это какой-то выпендреж. А Холли честно отвечает: «Прости, милый, я правда не знаю, что мне надо. Обязательно скажу тебе, когда узнаю».

Б.П. После О. Д. Бермана мы знакомимся с котом. Рыжий кот Холли – важный персонаж повести. Холли выходит из душа, закидывает кота себе на плечо, он балансирует там, как птица на жердочке, «мрачный кот с разбойничьей мордой; одного глаза у него не было, а другой горел злодейским огнем».

Потом квартира наполняется бесконечным количеством мужчин, и эта компания оказывается такой разношерстой, будто «хозяйка раздавала приглашения, шатаясь по барам, а может, так оно и было в самом деле». Появляется ухажер Холли, миллионер Расти Троулер, похожий на «хорошо сохранившегося младенца». Появляется подружка Холли Мэг Уайлдвуд, высоченная модель, которая любила подчеркивать свои несовершенства и превращать недостатки в достоинства.

Все начинают напиваться и горланить. Происходит сутолока и неразбериха. И среди этого карнавала наш рассказчик натыкается на Холли и у них случается разговор. Заинтригованный писатель спрашивает, почему же она сбежала в Нью-Йорк, когда была в шаге от того, чтобы стать актрисой. И Холли, бросив «растроганный взгляд» на Бермана, рассказывает:

– Он по-своему прав. Я, наверно, должна чувствовать себя виноватой. Не потому, что они дали бы мне роль, и не потому, что я бы справилась. Они бы не дали, да и я бы не справилась. Если я и чувствую вину, то только потому, что морочила ему голову, а себя я не обманывала ни минуты. Просто тянула время, чтобы пообтесаться немножко. Я ведь точно знала, что не стану звездой. Это слишком трудно, а если у тебя есть мозги, то еще и противно… Тебе нужно выпить, – сказала она, заметив, что в руках у меня пусто. – Расти! Будь любезен, принеси моему другу бокал. – Кот все еще сидел у нее на руках. – Бедняга, – сказала она, почесывая ему за ухом, – бедняга ты безымянный. Неудобно, что у него нет имени. Но я не имею права дать ему имя; придется ему подождать настоящего хозяина. А мы с ним просто повстречались однажды у реки, мы друг другу никто: он сам по себе, я – сама по себе. Не хочу ничем обзаводиться, пока не буду уверена, что нашла свое место. Я еще не знаю, где оно. Но на что оно похоже, знаю. – Она улыбнулась и спустила кота на пол. – На Тиффани, – сказала она. – Не из-за драгоценностей, я их в грош не ставлю. Кроме бриллиантов. Но это дешевка – носить бриллианты, пока тебе нет сорока… Но я не из-за этого помираю по Тиффани. Слушай, бывают у тебя дни, когда ты на стенку лезешь?

– Тоска, что ли?

– Нет, – сказала она медленно. – Тоска бывает, когда ты толстеешь или когда слишком долго идет дождь. Ты грустный – и все. А когда на стенку лезешь – это значит, что ты уже дошел. Тебе страшно, ты весь в поту от страха, а чего боишься – сам не знаешь. Боишься, что произойдет что-то ужасное, но не знаешь, что именно. С тобой так бывает?

– Очень часто. Некоторые зовут это Angst[4]4
  Страх (нем).


[Закрыть].

– Ладно, Angst. А как ты от него спасаешься?

– Напиваюсь, мне помогает.

– Я пробовала. И аспирин пробовала. Расти считает, что мне надо курить марихуану, и я было начала, но от нее я только хихикаю. Лучше всего для меня – просто взять такси и поехать к Тиффани. Там все так чинно, благородно, и я сразу успокаиваюсь. Разве что-нибудь плохое с тобой может приключиться там, где столько добрых, хорошо одетых людей и так мило пахнет серебром и крокодиловыми бумажниками? Если бы я нашла место, где можно было бы жить и где я чувствовала бы себя, как у Тиффани, – тогда я купила бы мебель и дала коту имя.

Ф.Ж. Хочу рассказать про разные типы привязанности и начну с определения этого слова. «Привязанность» здесь – это разнообразные виды человеческих связей и отношений, «соединения», «связки», «морские узлы». Если у двух людей типы привязанностей совпадают, у них появляется шанс выстроить надежные и доверительные отношения.

Во многих книжках по современной психологии сказано, что привязанность бывает двух типов: надежная и ненадежная. Последняя делится еще на два типа: избегающий и тревожный. Конечно, у этих определений есть множество оттенков, подвидов и т. д., однако мы попробуем обобщить.

Тревожный тип привязанности

Партнер все время хочет иметь подтверждение тому, что он нужен, важен и любим. Если ему кажется, что он не получает достаточно внимания, то он чувствует некую угрозу, стремится еще больше сблизиться с партнером и зажать его в тиски, лишить кислорода. Случайный разговор с незнакомым человеком вызывает подозрение: мой партнер мечтает сбежать от меня к другому. После вечеринки, на которой он/она танцевали «явно» для кого-то другого, устраивается скандал и т. д.

Избегающий тип привязанности

Сближение пугает, кажется угрозой. Человек выбирает бегство, буквальное или в кавычках. Например, после первого же поцелуя начинает грузиться: теперь мы пара, завтра в ЗАГС, а я не хочу детей, не хочу рутину… В результате он быстро исчезает. Или партнер говорит: давай перейдем на новый этап, а может быть, просто «я тебя люблю», а человек с избегающим типом привязанности страшно пугается этой новизны, у него врубается защитный механизм – надо бежать, а там уж как-нибудь разберемся. Погрузиться в работу, умолчать о своих чувствах, перепрыгнуть в другие отношения – все, что угодно, лишь бы не встречаться с проблемой лицом к лицу.

Почему я думаю, что у Холли избегающий тип привязанности? Во-первых, из-за истории про роль в кино, когда ей говорят: «Завтра работа, мы на тебя рассчитываем», а она берет и уезжает. Бежит от ответственности. Холли понимает, что на нее будут рассчитывать, надо будет проявить профессионализм, отдать свои силы, внимание и время. А во-вторых, из-за кота. Она говорит: «Если я не дам имя коту, то не буду ему хозяйкой».

Б.П. Ловко.

Ф.Ж. Милая Холли, кот не понимает твоих правил игры, ты для него уже хозяйка, уже целый мир. Так будь так любезна дать ему имя.

Третий признак избегающего типа привязанности – это неумение заземлиться и осесть на месте. Я не знаю, сколько Холли живет в своей квартире, но у нее на табличке написано «Путешествует». Эта табличка говорит за свою хозяйку: «Я тут временно» или «Я в бегах». Холли даже вещи не распаковывает.

Б.П. Ты говоришь, что она убегает от работы, но ведь Холли так рационально это объясняет. Она говорит: «Мне бы роль не дали, потому что для этого нужно быть более талантливой, пробивной. Я не желаю этим заниматься, я лишь хотела немного пообтесаться. И поэтому морочила голову Берману, за что мне несколько стыдно». То есть она все объясняет. Ты не веришь ее объяснениям?

Ф.Ж. Нет, не верю. Я думаю, что она испытывает страх отношений, ответственности, каких-то обещаний. Когда она говорит: «Мне бы не дали роль», я вижу когнитивное искажение. Откуда ты знаешь, дали бы тебе роль или нет? Откуда ты знаешь, что не справишься, дорогая, если ты уехала в Нью-Йорк?

Б.П. Ну вообще-то, да.

Ф.Ж. И вот еще что интересно: она мечтает найти себе богатого мужчину. Это единственный понятный для нее критерий.

Б.П. То есть богатство для нее – это… Что?

Ф.Ж. Она признается, что самое безопасное для нее место – у Тиффани. «Если бы я чувствовала себя, как в магазине у Тиффани, то распаковала бы вещи и дала имя коту». Ощущение безопасности. У меня такая фантазия: Холли непредсказуема, потому что не понимает людей. Это люди для нее непредсказуемы, а она лишь старается им подражать. Забегая вперед, скажу, что они сильно ей навредили в прошлом. Отсюда у нее такая стратегия выживания. Люди по большей части непонятны, но есть кое-что, за что можно ухватиться: статус, возраст, деньги и украшения. Для нее «богатый» равно «надежный». При этом Холли пытается сближаться с людьми, не раскрывая себя.

Это очень интересный момент – без самораскрытия сближение невозможно. Что за отношения можно построить через нарративные туманы и недомолвки? Кто согласится на такие отношения? Разве только человек, который ищет красивую историю, интрижку на пару дней.

Мудро ли она поступает? Наверное. Инфантильно? Очень. Чувствует ли она себя в безопасности? Вполне возможно. Реальна ли ее безопасность? Не уверен.

Б.П. Холли живет в своей квартире, не распаковывая чемоданы, потому что еще не нашла «своего места». Лет десять назад я побывал в Нью-Йорке и понял, что этот город идеально соответствует атмосфере лирической неопределенности, наполняющей книгу. В Нью-Йорке сладко быть безродным. Безродные здесь – абсолютное большинство. Они победили и не стесняясь живут с вечно раскрытыми чемоданами. Этот город – один большой вокзал. По его улицам, как на уходящий поезд, с бешеной скоростью летят люди, не дожидаясь зеленого света. На выбоинах асфальта прыгают вереницы желтых такси. Спешат от одного пересечения до другого. Даже кислый запах еды не летит вверх, куда надо, а плывет по городу и тыкается в людей, как потерянный.

Мне казалось, что в этом городе хорошо грустить. Хорошо тем, для кого будущее – сладкая мгла, чреватая успехами и счастьем. Стариков этот город должен раздражать. А неудачников – вдохновлять. «Холли Голайтли завтракала у Тиффани, – подумал я в один из дней, – а почему бы мне не позавтракать у Холли Голайтли?» Я решил найти «большой темный дом на одной из семидесятых улиц Ист-Сайда», где в начале войны поселился безымянный писатель и обнаружил странную карточку на почтовом ящике, которая гласила: «Мисс Холидей Голайтли. Путешествует».

По дороге к Холли у меня случилась история. Накануне я купил себе кеды, натер ногу и решил зайти за пластырем в аптеку. Это было на углу Мэдисон-авеню и Тридцать первой улицы. Я прошелся по магазину. Выбрал самый широкий пластырь. Подхожу к кассе. Меня приветствует улыбчивая негритянка: мускулистая красотка с татуировкой на ключице. Пробивает мою коробочку, открывает кассу.

– Пожертвуете на американскую армию? – спрашивает.

И головой указывает на плакатик справа от кассового аппарата, с изображением двух парней-солдат, белого и черного: каски в тряпках, автоматы с длиннющими стволами на груди, солнце, флаги и пустыня. Американцы воевали тогда в Афганистане. На плакатике для удобства благотворителей – три штрих-кода: на один доллар, два и пять.

Я смотрю на плакат. Девушка – на меня.

– Они – герои, – говорит она.

На плакатике написано: «HEROES».

Красотка заносит пистолет для пробивания штрих-кодов над плакатиком.

– Доллар или пять?

Повисла пауза.

И в этот момент я почему-то вспомнил майора Вятченина и подполковника Горобца с военной кафедры. Я учился на военного психолога. Они были такими суровыми дядьками, воспитывали нас, грубо шутили, заставляли драить коридор. Половая тряпка там не просыхала никогда. А на утреннем построении Горобец говорил: «Студент Прокудин, вы опять?» Я был то неправильно стрижен, то плохо брит. Я отвечал: «Опять, товарищ подполковник». И вместо первой лекции отправлялся мести плац от бычков. В американской аптеке мне вдруг стало их страшно жалко. Всех. И майора Вятченина, и подполковника Горобца.

Я поднял глаза и сказал кассирше с пистолетом:

– Спасибо, нет!

Она выпрямилась и бросила на прилавок мои пластыри. И сдачу.

Слово «enjoy» она сказала с таким звуком, как будто дала пощечину.

Я схватил пакетик.

До самой двери я чувствовал спиной ее взгляд. Шел и улыбался.

В тот день я побродил в районе «семидесятых улиц Ист-Сайда», посмотрел на дома, где могла бы жить Холли, но меня не покидали щемящие воспоминания о военной кафедре и студенческой юности. Я думал, что каждому даны в нагрузку или в награду свои воспоминания. И куда бы мы ни ехали, куда бы ни бежали, они будут с нами.