Текст книги "Нарбоннский вепрь. Первая книга трилогии «Наследники Рима» в новой редакции 2017 года"

– Полноте, дражайшая племянница! Вы понимаете меня превратно. И вот вам доказательство моей сердечной любви к вам: я отвечаю утвердительно на ваш вопрос.

– Я не верю своим ушам, дядя: вам известно, где прячутся Ульпины?!

– Именно так, милая Софи. Причем они до того убеждены в собственной безопасности, что вы свободно можете войти к ним, а они вас заметят лишь тогда, когда вы наденете на них оковы.

– Вы нечеловечески жестоки, дядя. Вам должно быть стыдно.

– Но за что, дорогая? За то, что я спасаю вас от грандиозного скандала? О, если слушать всё, что клевещут на меня мои враги, мне бы выгоднее было утопить вас, дабы возвыситься самому!

– Значит, вы не шутите?

– Клянусь водами Стикса, милая Софи, какие уж тут шутки!

– Уйдите прочь, дядя. Вы ранили моё сердце. Ах, сколь наивным ребенком я была до сей поры! Мне казалось, вы любите меня. Я не желаю вас больше видеть.

– А Ульпинов видеть желаете?

– Ульпинов?

– Их самых. Разве они вас уже не интересуют?

– Где я могу их увидеть?

– В моем дворце.

Последние удивительные слова Корнелия прозвучали настолько буднично, что София, забыв, где она находится, наполовину высунулась из воды. Восхищенный взгляд дяди и сладострастное выражение на его устах отрезвили её. Она испугалась и собралась спрятаться обратно в бассейн, затем вспомнила, что пылкий Марсий Милиссин, по всей вероятности, наблюдает за её словесным поединком с дядей; по телу её прокатилась жаркая волна возбуждения – и она, сделав вид, что по-прежнему не замечает своей наготы по причине охватившего её изумления, не стала погружаться в воду.

Но князь Корнелий, конечно же, разгадал её игру; он, разумеется, понятия не имел, что кто-то, а тем более его собственный шурин, подглядывает за ними; зато он видел мгновенно затвердевшие и увеличившиеся в размерах соски на сводящих с ума полушариях Софии. Впрочем, он ещё был очень далек от того, чтобы сойти с ума.

– Вы сказали, дядя, Ульпины в вашем дворце? Я не ослышалась?

– Ничуть, моя дражайшая. И я готов их выдать вам, как только вы сами того пожелаете.

«Дядя сегодня бесподобен, – подумала София. – Он мне крутит голову уже целый час, а я всё не могу понять, какую игру он затеял. Что ж, придётся сыграть отступление» Она пронзила его насмешливым взглядом и небрежно бросила:

– Но прежде я добуду приказ о вашем аресте, дражайший дядюшка, за укрывательство особо опасных государственных преступников.

– Вы этого не сделаете, милейшая Софи, – от души рассмеялся князь Корнелий, – потому что я сенатор Империи, меня нельзя арестовать!

– Даже сенатора можно арестовать по обвинению в государственной измене, милейший дядюшка.

– Максимум, чему я изменил, дражайшая Софи, это обычаю не давать рабам патрисианские имена.

И тут София Юстина сразу поняла всё. Корнелий Марцеллин славился своей коллекцией, если можно так сказать, экзотических представителей человеческого племени. По всему свету разъезжали его агенты и покупали, где только можно, всяких уродцев, гигантов, карликов, мутантов, разноцветных – в общем, таких, которые уже не были животными, но так и не стали полноценными людьми. Помимо содержания этого паноптикума, которым достойный сенатор Империи очень гордился, он имел обыкновение отыскивать двойников знаменитых личностей и даже иногда презентовал первых для театральных и цирковых представлений. Используя подобным образом двойников, князь Корнелий нередко приобретал весомую власть и над оригиналами. Однако София никогда не боялась увидеть среди рабынь дяди своё живое отражение: как известно читателю, дочь Тита Юстина полагала себя неповторимой!

– Правильно ли я вас поняла, дядя: одного вашего раба зовут Марк, и он стар2222
  Латинское имя Марк означает «старый».


[Закрыть], тщедушен, похож на крысу…

– Совершенно верно, милая племянница, а другого раба я назвал Януарием, потому что приобрел его в январе месяце. Уж не знаю, зачем я их купил, наверное, какое-то внутреннее чувство подсказывало мне, что эти никчёмные рабы когда-нибудь да пригодятся…

Молодой княгине хотелось расцеловать своего зловещего дядю. Конечно, он был её враг – но этот враг нынче предлагал ей спасение!

– Ваше чутьё выше всяких похвал, мой самый любимый дядюшка, – лучезарно улыбаясь, молвила она.

А он, не отрывая глаз от её совершенного тела, лишь по пояс пребывающего в воде, приложил обе руки к груди и изрек самым проникновенным тоном:

– Dukle laudari a laudato viro.2323
  «Приятно получить похвалу от человека, достойного похвалы» (лат.)


[Закрыть]

– Vir bonus et prudens,2424
  «Вы честный и разумный муж» (лат.)


[Закрыть] – в тон ему ответила София Юстина.

«Как приятно созерцать двух самых талантливых в этой стране негодяев, ненавидящих друг друга, но, тем не менее, совместно стряпающих мошенничество в деле, касающемся государственной ереси! – с удовольствием подумал князь Корнелий. – Страшная тайна свяжет нас, меня и её, пока мы живы. О, как досадно, что одни лишь мы присутствуем на сцене и что театр пуст!»

Читатель помнит: один зритель всё же есть – не в зале он, а подглядывает из-за кулис, где его оставила София.

– И что же, дядюшка, ваш январский подарок похож на сына ересиарха?

– Не совсем, моя милая Софи: лицо другое. Равно как и старый раб не вполне смахивает на самого ересиарха.

– Ох, это так печально!

– Пусть такая мелочь не тревожит вас, дражайшая племянница. При поимке еретики наверняка окажут сопротивление, и стражам порядка придётся применить силу…

«Он предлагает разукрасить собственных рабов так, чтобы их нельзя было отличить от избитых до полусмерти Ульпинов, – поняла София. – И всё-таки это очень рискованно!»

– У меня есть идея получше, – заметила она. – Мой цирюльник мастер Давид способен творить чудеса с человеческими лицами.

– Разумно, – кивнул сенатор. – Но вы, конечно, понимаете, что после этой демонстрации своего искусства мастеру Давиду придется исчезнуть навсегда.

– Он нас не выдаст, – быстро сказала София.

– Я бы на вашем месте не стал рисковать, дорогая. Кто знает, чего ждать от иудея. К тому же, он всего лишь ваш раб.

– Уже нет. Я его отпустила.

– Тем более, – кивнул Корнелий. – Вам останется лишь чуть подтолкнуть его по направлению к богам. Ну же, Софи! К чему сомнения? Всех ожидает одна и та же ночь.

– А в ваших рабах вы уверены, дядя? Они не подведут?

– Я пообещаю им свободу, – с сатанинской ухмылкой сказал сенатор, – и я думаю, они согласятся, так как известно, что я всегда держу слово.

– А я добавлю им немного денег, – подхватила княгиня, – чтобы они имели чем оплатить услуги перевозчика мёртвых Харона.

– Уж вы не поскупитесь, дражайшая племянница: денег должно хватить на всех.

– Кого ещё вы имеете в виду?

– Всех, кому суждено сопровождать так называемых Ульпинов по дороге из Темисии в Пифон. Ведь мы же не хотим, чтобы наши друзья раньше времени поняли, что мы намерены принести их в жертву богам!

– Вы опять правы, дядя: это было бы слишком жестоко.

Корнелий Марцеллин и София Юстина с облегчением рассмеялись, скрепляя этим смехом свой удивительный союз – и, заодно, смертный приговор ни в чем не повинным людям, слишком ничтожным, чтобы их жизни имели собственный вес в глазах обоих потомков Великого Основателя. Внезапно княгиня оборвала смех и сказала:

– Дражайший дядя! Вы оказываете мне большую услугу, которую я принимаю по единственной причине: я не желаю доставлять вам огорчение своим отказом.

«Нет, она совершенно очаровательна в своей кокетливой невинности! – подумал Корнелий. – Она сидит здесь, демонстрируя мне свои обнаженные прелести, а ещё более чудесные прелести пока скрывая – и зная, как страстно мечтаю я прикоснуться к тем и к другим, – и делает мне одолжение тем, что я её спасаю! О, если бы она была иной, я бы перестал её любить и уважать»

– Вы само великодушие, милая Софи!

– Скажите, дядя, могу ли я что-нибудь для вас сделать?

«Умничка, ты не забываешь об оплате. И верно: за мою услугу тебе придется дорого заплатить! Право же, я даже не знаю, как начать…»

София заметила, как заалели уши сенатора.

– Не смущайтесь, дражайший дядюшка, говорите! Я вся во внимании!

– Мне ничего от вас не нужно, я счастлив уже тем, что развеял вашу грусть, – выдавили его побелевшие уста.

«Сейчас я нанесу ответный удар, – с наслаждением подумала она, – и погляжу, удастся ли тебе отбить его, пафосской веры сын!»

– Я ничего не слышу, дядя, вы говорите так тихо! Прошу вас, подойдите ко мне. Или нет, стойте, не подходите, боюсь, вода и пена забрызгают ваш чудесный калазирис; я сама подойду к вам.

С этими словами она вынырнула из бассейна вся. Князь Корнелий побледнел: чёрными были только волосы на голове, всё остальное тело оказалось белее самого нежного молока; даже лобок был тщательно выбрит, и сенатор едва сумел отвести от него потрясённый взор.

– Слишком хороша, чтобы испытывать смущение, – пробормотал он.

Она почти вплотную подошла к нему и заглянула в его глаза.

– Теперь я вас услышу, дядя, – с придыханием произнесла она. – Прошу вас, говорите!

– Вы хотите знать моё самое заветное желание? – перебарывая спазм в горле, прошептал Корнелий.

– Да, и обещаю его исполнить.

– О-о-о… – застонал сенатор. – Вы, воплощенная Афродита, родившаяся из пены этого бассейна, и я, первый человек, сумевший по достоинству оценить вас…

Тут София услышала негромкий стон в отдалении, который издали уста, более близкие ей, чем уста князя Корнелия, – и она поняла, что зашла в своей игре чуть дальше, чем позволяли чувства Марсия Милиссина. Она прошла через упоительное наслаждение, когда пикировалась с дядей, зная, что любовник видит её, – но теперь наслаждение превратилось в страх, в подлинный ужас. «Если Марс ворвется сюда, мы погибнем, все трое», – пронеслось в её мозгу, и она мгновенно приняла решение. Оттолкнув дядю, она с криком бросилась обратно в бассейн.

А он, увидав ужас, отразившийся на её лице, и не зная истинной его причины, решил, что это его слова внушили Софии такой страх. Это изумило его; София не была наивной девочкой – будь он проклят, если она не знала, чем всё закончится, с самого начала; с какой бы стати ей иначе приглашать его сюда, в бассейн?

– Ох, дядя, простите меня, – выкрикнула она из воды. – Простите, ради Творца и всех великих аватаров! Я смутила вас. Вы, чистый, непорочный человек, благородный князь, явились, чтобы спасти меня, а я, растленная девчонка, расхаживала перед вами голой! О, дядя, мне так стыдно!

«Да она издевается надо мной! Забери меня Эреб! Ей – стыдно? Ей, выставившей мне на обозрение свой выбритый лобок! Клянусь – чем бы мне поклясться? – а-а-а, дьявол, клянусь твоим хвостом, копытами и рогами, заставлю я её пожалеть о содеянном!»

Похоже, огонь ярости, воспылавший меж глазных щелей сенатора, не на шутку испугал Софию. Она поняла, что сделала неверный ход, – и перешла в наступление:

– Вы тоже, дядя, хороши! Почему вы не остановили меня?

– Да потому, дражайшая София, – проскрежетал Корнелий, – что я безумно вас хочу, хочу с самого вашего детства, и будь я проклят, если вы этого не знаете, опять же, с самого вашего детства!

«Марсий, милый, ради Творца, молю, держи себя в руках! – пронеслось в мозгу Софии. – Какая же я дура, что позволила тебе смотреть и слушать нас!»

– Ступайте прочь! – вскричала она. – Вы говорите страшные вещи! Это великий грех, даже думать об инцесте! Я ваша племянница, дочь вашей родной сестры!

«К Эребу! Мне плевать, чья ты дочь! Я даже собственную дочь…», – едва не выкрикнул сенатор Марцеллин.

Однако он сдержался; проиграв в одном, он не имел права проигрывать повсюду. Скорее по инерции, чем в порыве гнева, он воскликнул:

– Может быть, и грех! Но я столь сильно люблю вас, София, что готов упасть к вашим ногам, готов пресмыкаться пред вами, как презренный раб, готов, наконец, письменно оформить отказ от всех возможных притязаний на Квиринальский дворец – лишь бы на одно мгновение познать ласку вашего божественного тела!

Нет, никакие усилия тренированной воли не смогли сдержать искреннего изумления, отразившегося на лице Софии Юстины. Она и не подозревала, что дядя готов зайти столь далеко в своем безумном желании обладать ею.

В то же мгновение раздался крик и грохот, заставивший его замереть с выражением холодного ужаса на лице, а её – всего лишь закрыть глаза от страха, потому что ужас она уже испытала. «Это конец, – решила она, – сейчас Марс ворвётся и убьёт его»

Однако ничего подобного не случилось: после крика и грохота явилась тишина, какая бывает на кладбище в ночь новолуния.

Когда она открыла глаза, Корнелия Марцеллина не оказалось в зале. София Юстина застонала от горечи и обиды. Партия, развивавшаяся так красиво на всём своем протяжении, неожиданно завершилась, вопреки всем правилам древней игры, позорным поражением обоих игроков.

Но нет! Партия продолжалась – сенатор Марцеллин, выйдя откуда-то из-за её спины, в упор на неё глядя, спросил:

– Кто это был, София?

– Какой-нибудь мой раб, – пролепетала она, чтобы что-то ответить.

Он криво усмехнулся:

– Ваш раб! Воистину, ваш раб, более счастливый, чем я, сенатор!

– Молю вас, замолчите! – простонала она.

– А не замолчу?

«Так вас заставят замолчать», – ответил ему её взгляд.

Корнелий Марцеллин помолчал минуту, размышляя над ситуацией, а затем сказал:

– Сдаётся мне, нам с вами ничего не угрожает, милая племянница: ваш раб не осмелится на нас напасть.

– О, вы его не знаете, дядя, – он осмелится напасть даже на дьявола, если почует, что дьявол угрожает мне.

– Но я-то вам не угрожал.

– Молю вас, замолчите.

– Я знаю ваших рабов, милая Софи. Среди них нет столь смелых, чтобы выступить против дьявола.

– Этот раб у меня недавно. Вы его не знаете.

– Зато я знаю вас! Позволите ли вы какому-то рабу, тем паче недавно приобретенному, подслушивать нас? Да ни за что!

– Вы невозможны, дядя. Любой на вашем месте давно б уже меня покинул.

– А я не любой. Мне нужно знать, кто нас подслушивал. Клянусь Юпитером, Софи, это моё право – знать, кому ещё, кроме вас, я имел глупость выболтать государственные тайны!

– Ну, хорошо, – устало вздохнув, проговорила княгиня, – я скажу. Вам нечего опасаться, дядя: это был мой муж.

– Ваш муж?! – сенатор сделал большие глаза и рассмеялся.

«Я делаю ошибки, одну за другой, – с отчаянием поняла София. – Он мне не верит! Но не могу же я ему сказать, кто там на самом деле!»

– Я верна своему мужу, как Лукреция была верна Тарквинию Коллатину, да будет вам известно, и сомневаться в моей верности ему вы не имеете права! – с достоинством истинной царицы воскликнула она.

– В вас от незабвенной Лукреции, моя дражайшая, лишь только то, что ваша мать, моя сестра, носит имя Лукреции, – со смехом отозвался Корнелий. – Ещё скажите, что вы любите своего мужа Юния Лонгина с того самого дня, когда ваш отец Тит Юстин заставил вас выйти за него, потому что нуждался в содействии его отца в одном весьма и весьма щекотливом дельце – вы помните, в каком?

«О-о-о… – мысленно простонала София, ощущая себя загнанной в угол. – Он видит меня насквозь! Лучше я буду молчать, а для мести выберу другое время»

– Впрочем, дорогая, я не стану требовать с вас княжеской клятвы, потому что вы лжёте.

– Да как вы смеете! Пойдите прочь, лукавый Мом!

– Хорошо, я уйду – и отправлюсь на виллу вашего мужа, где вы были вчера с принцессой Кримхильдой и откуда затем возвратились, совершив незаконный полёт над озером Феб, где вас едва не изловили наши доблестные стражи порядка.

«Он всё знает, всё! Но откуда?! То-то он часто поминает дьявола – он сам не человек, а дьявол, Аргус тысячеглазый!»

– Так мне уйти, дражайшая племянница?

– Делайте, что хотите. И думайте, что хотите. Мне уже всё равно. Но знайте, – в голосе Софии Юстины зазвучал металл, – когда Афродиту загоняют в угол, она становится Гекатой!

«Ого-го-го! – подумал Корнелий Марцеллин. – Хорошо же я её прижал! Увы, больше она мне ничего не скажет. А хотелось бы знать, кто у неё там прячется. Ничего, когда-нибудь этот счастливчик сам себя выдаст – вот тогда я его уничтожу и займу его место. А до той поры придется потерпеть! Право же, Софи чересчур хороша, чтобы иметь её всю и сразу!»

– Не будем развивать эту тему, – примирительно сказал он. – Вас удовлетворит, если я начну думать, что в соседней комнате был человек под условным именем Купидон?

Она улыбнулась, вполне удовлетворенная изяществом, с которым Корнелий вывел их из затруднительного положения.

– Вы бываете неподражаемы, дядя.

– Я учусь у вас, прекраснейшее создание среди всех живущих под Божественным Эфиром. О, если б только вы, рожденная из пены волн…

– Как, опять?!

Он лукаво подмигнул ей, отчего Софию вновь пронзила нервная дрожь, и заговорщически заметил:

– Сдаётся мне, ваш Купидон улетел. Он больше нас не слышит.

«Действительно, странно. После такого взрыва – тишина! Уж не случилось ли беды с моим Марсом?», – подумала она, и сердце отчаянно забилось.

Корнелий Марцеллин приблизился к самой кромке воды и, точно желая проверить своё предположение, наклонился к Софии:

– Ну, всё ещё не верите?

Она вдруг ощутила жгучее желание схватить дядю за ногу и столкнуть в воду, а самой выпрыгнуть – и поглядеть, как будет он барахтаться в её бассейне, весь, целиком, в своем роскошном калазирисе, с сенаторской звездой и княжеской диадемой… Она подавила в себе это желание, потому что знала, сколь страшно мстит Корнелий Марцеллин за унижения; пока что была игра – вот пусть игра игрой и остаётся!

– Да, пожалуй, вы правы, Купидон улетел, – и она лучисто улыбнулась ему.

– Ага, значит, это всё-таки был Купидон, – рассмеялся сенатор и вдруг, сменив ироничный тон на страстный, заговорил: – Вы самая восхитительная женщина на свете, София! Вы лживы до мозга костей, вы способны думать лишь о себе и собственных удовольствиях, вам доставляет радость понукать другими, вас переполняет желание царить над всеми мужчинами сразу, вы полагаете себя центром Мироздания – и я готов согласиться с вами: вы этого достойны! И я такой, как вы! Я ничуть не лучше и не хуже вас! Вся разница между нами только в том, что Творец создал меня мужчиной, а вас – женщиной! Он создал нас друг для друга, поймите это! Вы читаете мои мысли – и я вижу вас насквозь! Вместе мы всемогущи! Нас ничего не разделяет, ничего!

– Нас разделяют наши амбиции, – вздохнула София. – Там, где каждый из нас мечтает очутиться, есть место лишь для одного.

– И что с того? Второй может быть рядом.

– Вы это серьезно, дядя?

– Клянусь кровью Фортуната, я никогда не был более серьёзен! Вы будете первым лицом в правительстве, когда я его возглавлю.

– Первым после вас?

– Но первым!

– Не выйдет, дядя. Потому что правительство возглавлю я.

– А если это вдруг случится, я буду первым после вас лицом?

– У нас пошёл откровенный разговор, так к чему нам эвфемизмы? Вы будете вторым лицом после меня, дядя, обещаю.

– Поклянитесь княжеской клятвой, Софи, как это сделал я, иначе я вам не поверю.

– Клянусь кровью Фортуната! – промолвила София, а сама подумала: «В конце концов, как сказал Цицерон, juravi lingua, mentem injuratum gero2525
  «Я клялся языком, ум мой не клялся» (лат.)


[Закрыть]. Боги извинят меня, если я обману этого Автолика. Вернее, оправдаю его ожидания: он сам сказал, что я лжива до мозга костей!». – Итак, вы довольны, дядя?

– Я в совершеннейшем восторге, милая Софи.

– Вы слышите, как часы Пантеона бьют девять? Нам пора заняться Ульпинами, пока наши общие враги нас с вами не опередили.

– Совершенно с вами согласен. Но прежде мне надлежит воспользоваться вашим любезным предложением.

– Я снова вас не понимаю, дядя. Что вы теперь хотите от меня?

– Лично я – ничего, моя дражайшая племянница. Dixi2626
  «Как было сказано» (лат.)


[Закрыть], я счастлив уже тем, что развеял вашу грусть. Но моя дочь…

– Ваша дочь?..

– Да, моя дочь. Вам известно, как люблю я мою Доротею.

– Я тоже люблю её, дядя. Вы хотите сказать, я могу для неё что-то сделать?

– Полагаю, можете. Дело в том, что моя дочь несчастна.

– В чем же её несчастье?

– Она влюблена.

– Так это счастье, милый дядя!

– Как посмотреть, милая племянница. Доротея влюблена в человека, который не отвечает ей взаимностью.

– А-а, вот оно что. И вы хотите, чтобы я устроила счастье вашей дочери?

– Только вам под силу это сделать; задача не из лёгких!

– Неужели? В таком случае, соблаговолите сообщить мне имя счастливца.

– Извольте: это Варг, наследный принц Нарбоннский.

Нужно сказать, внутренне София Юстина была готова услышать нечто подобное. Дочь сенатора Доротея Марцеллина была скромной девушкой, которой недавно исполнилось восемнадцать, и всегда, сколько знала её София, находилась под контролем деспотичного отца. Помимо воли своего отца княжна Доротея не осмеливалась даже выйти в город, не то, что полюбить кого-то! Следовательно, брак дочери с Варгом нужен был самому Корнелию Марцеллину – но зачем? Тут тоже была загадка, и София Юстина с присущей ей самоуверенностью предприняла попытку эту загадку с ходу разгадать.

– Ваша дочь желает выйти замуж за человека, который бросил нам вызов?

В лице Корнелия что-то дернулось, и София поняла, что попала если не в яблочко, то в круг.

– Что вы имеете в виду, дражайшая племянница?

– А разве не этот варвар помог бежать еретикам Ульпинам?

«В яблочко!», – мысленно воскликнула София. Корнелий даже не попытался что-либо отрицать, а лишь посетовал:

– Вы чересчур умны для женщины, милая Софи.

– Да и вы виртуоз, милый дядя, особенно для мужчины. Кто, кроме вас, додумался бы обезопасить варвара от подозрений, женив его на дочери светлейшего сенатора? Мне жаль мою кузину, дядя. Вы хотите сделать Доротею несчастной: Варг ей не пара.

– Напротив: только такой мужчина способен овладеть сердцем моей дочери, не принимая её всерьез.

«Вот оно что, – подумала княгиня, – ко всему прочему дядя хочет иметь подле Варга свою лазутчицу. Это начинает казаться опасным!»

– Мне не нравится ваша идея, дядя. Не много ли чести для варвара? В жилах вашей дочери течет кровь Великого Фортуната – а Варг почти что дикий зверь!

– Уже нет, дражайшая племянница. Благодаря вам нарбоннские галлы обратились в Истинную Веру.

– Вы святотатствуете, дядя, и даже не морщитесь! Варг презирает Истинную Веру, потому и бросил вызов нам, освободив еретиков Ульпинов! Его бы стоило примерно наказать…

– О, это было бы весьма и весьма неразумно!

«Увы! После всего, что было сделано мной, дабы привязать Нарбоннию к Империи, после всех моих попыток подружиться с герцогом Круном я не могу наказывать его сына, да ещё примерно, – подумала София. – Это уронит мой авторитет, и весьма, а цепные плебеи моего дяди не упустят случая облаять правительство. Но Варгу его дерзость не сойдёт с рук: я сделаю так, что отец сам его накажет, Кримхильду же объявит своей наследницей и будущей герцогиней. Вот так! Отличный план»

– Вы правы, дядя, – сказала она, – неразумно из-за глупого поступка мальчишки-варвара ставить под угрозу едва наметившийся мир.

– Вот и я о том, – улыбнулся Корнелий, который отлично понимал, какие мотивы движут Софией, – а отыщется ли средство укрепить этот пока ещё хрупкий мир, лучшее, нежели брак между аморийской княжной и нарбоннским наследником?

«Или брак между нашим нобилем и их будущей герцогиней», – мысленно поправила его София. Вслух она сказала:

– Я обещаю вам, милый дядя, сделать всё во имя счастья вашей дочери.

Вскоре они расстались, по-своему разочарованные, но довольные друг другом. Они знали, что это была «ничья» и что основная борьба развернется в следующих партиях.

– Любимый дядя, – молвила София Юстина на прощание, – мне, право же, неловко просить вас, после всего, что вы уже для меня сделали…

– Я внимаю вам, дражайшая племянница.

– О, вы так добры! Отдайте мне Интелика.

– София…

– Что вам стоит, дядя? Ради любви ко мне – отдайте мне Интелика!

– Это невозможно. Кимон Интелик – делегат от народа.

– Я говорю о молодом Интелике, об Андроне, и вы прекрасно поняли меня. Мечтаю растерзать его; вид этого мерзавца, истекающего кровью у меня на глазах, доставит мне наслаждение.

– Вы кровожадны, дражайшая Софи. Жалкий плебей, homo trioboli,2727
  «Человек, стоящий три обола» (лат.), т.е. ничтожный человек.


[Закрыть] не стоит вашего гнева.

– Он оскорбил меня, и я поклялась отомстить.

– Месть сиятельной княгини столь ничтожному созданию? Вы шутите. Я бы вас понял, если бы вы захотели отомстить кому-нибудь, достойному вашей мести, о прекраснейшая из смертных. Например, мне.

– Дядя, отдайте мне этого проклятого плебея, и тогда я не стану вам мстить. У вас наверняка есть на него какой-нибудь компромат.

– Ещё вчера не было никакого.

– А сегодня? Постойте, уж не хотите ли вы сказать…

– Нет, ни за что! Это было бы слишком жестоко даже для Андрона Интелика. Сколько раз я предупреждал нашу молодежь: ночью спать нужно, а не шастать по Форуму…

«Потрясающе! – с восторгом, который едва удавалось сдерживать, подумала София. – Он выдаёт мне для расправы всю радикальную фракцию, готовую голосовать за него! Ай да аромат букетной орхидеи! Следует почаще принимать дядю в этом бассейне»

– Милый дядя, ведь вы избавите меня от Интелика, не правда ли?

– Я подумаю, что можно сделать, милая Софи.

Отпустив дядю, София Юстина первым делом отправила слуг на Форум. Им надлежало захватить в качестве улик цепи, которыми к «позорному столбу» были прикованы еретики Ульпины, и, соблюдая все предосторожности, снять с этих цепей отпечатки пальцев.

Несколькими минутами спустя, ещё не покинув дворец Юстинов, Корнелий Марцеллин осознал, какие страшные вещи изрекли его предательские уста. «Не могу поверить, что я всё это говорил, – мысленно клял он себя. – Будь я проклят, если Софи не подмешала в свою ванну какого-нибудь дурмана! Ecce femina!2828
  «Вот женщина!» (лат.)


[Закрыть] С каждым часом я всё больше и больше влюбляюсь в нее».