Текст книги "Ленин"

Тем временем записи в «Дневнике дежурного врача», заменившем «Дневник дежурных секретарей», вплоть до середины мая оптимизма не внушали. Так, 11 марта отмечалось: «Доктор Кожевников зашёл к Владимиру Ильичу в 11 с четвертью часов. Цвет лица бледный, землистый, выражение лица и глаз грустное… Всё время делает попытки что-то сказать, но раздаются негромкие, нечленораздельные звуки… Сегодня Владимир Ильич, в особенности к вечеру, стал хуже понимать то, что ему говорят, иногда он отвечает “нет”, когда, по всем данным, ответ должен быть положительным».

Столь же безрадостная картина была и на следующий день, когда прибыло срочно вызванное подкрепление из Германии: «Сегодня приехали проф. Минковски и Фёрстер. С вокзала доктор Кожевников с ними поехал на заседание Политбюро, а оттуда к Владимиру Ильичу… Со стороны нервной системы сознание ясное (по-видимому!), почти полная моторная афазия, сегодня Владимир Ильич ничего не может сказать… Владимир Ильич плохо понимает, что его просят сделать. Ему были поданы ручка, очки и резательный нож. По предложению дать очки Владимир Ильич их дал, по просьбе дать ручку Владимир Ильич снова дал очки (они ближе всего лежали к нему)… После посещения Владимира Ильича все врачи снова были в Политбюро…»[271]271
  Волкогонов Д.А. Ленин. Кн. 2. С. 349–350.


[Закрыть]

17 марта, когда Ленин просил у Крупской цианистый калий, в дневнике зафиксировано: «После врачебного визита Владимир Ильич хорошо пообедал. Через некоторое время он хотел высказать какую-то мысль или какое-то желание, но ни сестра, ни Мария Ильинична, ни Надежда Константиновна совершенно не могли понять Владимира Ильича, он начал страшно волноваться, ему дали брома, Мария Ильинична позвонила доктору Кожевникову, он приехал…»[272]272
  Там же. С. 351.


[Закрыть]

Доктора были уверены, что у Ленина сифилис мозга, и назначали соответствующее лечение: весьма мучительные процедуры втирания ртути, но у Ленина к ртути, по словам Кожевникова, обнаружилась идиосинкразия, т. е. непереносимость. Эта и другие малоприятные процедуры развили у Ленина идиосинкразию и к германским докторам. Тому же Кожевникову он признавался: «Для русского человека немецкие врачи невыносимы».[273]273
  Новоселов В.М. Смерть Ленина. С. 350.


[Закрыть]

Но произошло чудо: в середине мая 1923 года в состоянии Ленина наступило заметное улучшение. Ильича стали сажать на веранду кремлёвской квартиры подышать свежим воздухом, а 15 мая, соблюдая тщательные предосторожности, в сопровождении группы врачей перевезли в Горки. Кожевников отмечал, что Ленин «окреп физически, стал проявлять интерес как к своему состоянию, так и всему окружающему, оправился от так называемых сенсорных явлений афазии, начал учиться говорить…»[274]274
  Волкогонов Д.А. Ленин. Кн. 2. С. 351.


[Закрыть]

Вместе с врачом-логопедом С.М. Доброгаевым Крупская пыталась помочь мужу вновь обрести дар речи. Впоследствии она продолжила обучение Ильича уже самостоятельно. Слов Ленин употреблял очень мало и почти все – односложные и двусложные: «вот», «веди», «иди», «идите», «оля-ля». Выражение «вот-вот» стало для него универсальным, передающим всю гамму чувств. После многодневных занятий с Надеждой Константиновной Владимир Ильич освоил несколько более сложных и особо любимых им прежде слов: «съезд», «народ», «люди», «рабочий», «крестьянин» и главное слово своей жизни «революция». Крупская вспомнила свои навыки педагога и использовала те средства и приёмы, которые применяются для обучения устной и письменной речи маленьких детей: показывала буквы азбуки на картонных квадратах, заставляла мужа повторять за собой слова несколько раз подряд, водила своей рукой левую руку мужа, которой он пытался научиться писать. Сохранились написанные таким образом слова «мама» и «папа». Однако Ленину почти никогда не удавалось запомнить произносимые слова и повторить, а тем более написать их самостоятельно. Хотя некоторый прогресс всё же наблюдался: Владимир Ильич с палочкой мог передвигаться по комнате, делать некоторые осмысленные жесты, порой к месту употреблял своё любимое «вот-вот».[275]275
  Там же. С. 351–352.


[Закрыть]

Владимир Петрович Осипов, выдающийся психиатр, академик, лечивший Ленина, вспоминал: «…Около 22 июня начинается новое и последнее обострение болезни, которое продолжалось около месяца. У него было в то время состояние возбуждения, были иногда галлюцинации, он страдал бессонницей, лишился аппетита, ему трудно было спокойно лежать в постели, болела голова, и он только тогда несколько успокаивался, когда его в кресле возили по комнате… Во второй половине июля обострение затихло, здоровье снова стало улучшаться, и уже скоро Владимир Ильич мог выезжать в парк около дома, в котором он жил; восстановился сон, улучшился аппетит, он пополнел, чувствовал себя бодрым, появилось хорошее настроение, и, конечно, первое, чем он заинтересовался – это снова речевые упражнения.

Уход за ним был безукоризненный. Все хозяйственные заботы лежали на его сестре, Марии Ильиничне Ульяновой (неспособность Крупской к ведению домашнего хозяйства была хорошо известна. – Б. С.), а весь уход, так сказать, духовный приняла на себя Надежда Константиновна Крупская… Эти две женщины жертвовали для него всеми личными интересами и окружали его всевозможными удобствами… До этого обострения речевые упражнения производил врач, а здесь Владимир Ильич выразил жестами определённое желание, чтобы речевые упражнения вела Надежда Константиновна. Он, видимо, не хотел, чтобы этот его речевой недостаток видели другие, это было ему неприятно. Надежда Константиновна опытный педагог, но для этих занятий нужно иметь специальные знания. Поэтому мы каждый вечер собирались и давали ей определённую инструкцию, и таким образом под нашим руководством она проводила эти занятия, протекавшие весьма успешно».[276]276
  Лопухин Ю.М. Болезнь, смерть и бальзамирование В.И. Ленина. С. 181–183.


[Закрыть]

29 июля 1923 года председатель финансового комитета ЦК и Совнаркома Евгений Алексеевич Преображенский писал своему другу и соавтору по «Азбуке коммунизма» Николаю Ивановичу Бухарину о двух посещениях Ленина – вскоре после июньского кризиса и позднее, когда дело как будто опять пошло на поправку: «Во время первого посещения… говорил и с Надеждой Константиновной, и с Марией Ильиничной очень подробно. Старик находился тогда в состоянии большого раздражения, продолжал гнать даже Фёрстера и др., глотая только покорно хинин и йод, особенно раздражался при появлении Н.К., которая от этого была в отчаянии и, по-моему, совершенно зря, против желания. И всё-таки к нему ходила.

Второй раз, 4 дня тому назад, я снова поехал… Только что вошёл вниз, с Беленьким (начальником охраны Ленина. – Б. С.), как в комнате справа от входа Беленький мне показал рукой в окно, сказал: “Вон его везут”. Я подошёл к закрытому окну и стал смотреть. На расстоянии шагов 25-ти вдруг он меня заметил, к нашему ужасу, стал прижимать руку к груди и кричать: “Вот, вот”, требовал меня. Я только что приехал и ещё не видел М.И. и Н.К. Они прибежали, М.И., взволнованная, говорит: “Раз заметил, надо идти”. Я пошёл, не зная точно, как себя держать и кого я, в сущности, увижу. Решил всё время держаться с весёлым, радостным лицом. Подошёл. Он крепко мне жал руку, я инстинктивно поцеловал его в голову. Но лицо! Мне стоило огромных усилий, чтоб сохранить взятую мину и не заплакать, как ребёнку. В нём столько страдания, но не столько страдания в данный момент. На его лице как бы сфотографировались и застыли все перенесённые им страдания за последнее время. М.И. мигнула мне, когда надо было уходить, и его провезли дальше. Через минут пять меня позвали за стол пить вместе с ним чай. Он угощал меня жестами малиной и т. д., и сам пил из стакана вприкуску, орудуя левой рукой. Говорили про охоту и всякие пустяки, что не раздражает. Он всё понимает, к чему прислушивается. Но я не всё понимал, что он хотел выразить, и не всегда комментарии Н.К. были правильны, по-моему. Однако всего не передашь. У него последние полторы недели очень значительное улучшение во всех отношениях, кроме речи. Я говорил с Фёрстером. Он думает, что это не случайное и скоропроходящее улучшение, а что улучшение может быть длительным…»[277]277
  Там же. С. 156–158.


[Закрыть]

Если 13 сентября Надежда Константиновна ещё с некоторым оптимизмом сообщала дочери Инессы Арманд Инне: «У нас поправка продолжается, хотя всё идёт чертовски медленно…», то уже 28 октября в письме проскальзывали тревожные нотки: «…Парк опустел, стало в нём скучно. Летом народ толкался, теперь никого нет, и В. тоскует здорово, особенно на прогулках. Каждый день какое-нибудь у него завоевание, и всё как-то продолжаем висеть между жизнью и смертью. Врачи говорят – все данные, что выздоровеет, но я теперь твёрдо знаю, что они ни черта не знают, не могут знать».[278]278
  Волкогонов Д.А. Ленин. Кн. 2. С. 360.


[Закрыть]

В своём скептицизме по отношению к докторам Крупская оказалась права. А в Политбюро полагали, что, хотя полное выздоровление вождя вряд ли возможно, но стабильное состояние его здоровья, после того как удалось купировать июньский приступ, продлится неопределённо долго.

18 октября Ильич попросил отвезти его в Москву. Переночевал в своей кремлёвской квартире, на следующий день съездил на автомобиле на сельскохозяйственную выставку, но экскурсии помешал дождь. Затем опять заехал в Кремль за отобранными книгами и вернулся в Горки. Это был последний визит Ленина в столицу.

В ноябре 1923 года короткую записку Крупской прислал Троцкий. Не в пример Сталину, Лев Давидович обращался очень вежливо: «Дорогая Надежда Константиновна! Пересылаю Вам американское предложение, – относительно лечения В.И., – на случай, если оно Вас заинтересует. Априорно говоря, доверия большого к предложению у меня нет. С товарищеским приветом – Л. Троцкий».[279]279
  Там же. С. 359.


[Закрыть] Что именно предлагали американские эскулапы, мы не знаем. Но не приходится сомневаться, что оценка Троцкого была справедливой. Тогдашняя медицина была бессильна помочь Ленину.

С ноября здоровье Владимира Ильича стало постепенно ухудшаться. Художник Юрий Анненков, со сделанного которым портрета выпустили в 1924 году первую советскую марку с изображением Ленина, свидетельствовал: «В декабре 1923 года Л. Б. Каменев повёз меня в Горки, чтобы я сделал портрет, точнее, набросок больного Ленина. Нас встретила Крупская. Она сказала, что о портрете и думать нельзя. Действительно, полулежавший в шезлонге, укутанный одеялом и смотревший мимо нас с беспомощной, искривлённой младенческой улыбкой человека, впавшего в детство, Ленин мог служить только моделью для иллюстрации его страшной болезни, но не для портрета».[280]280
  Там же. С. 352.


[Закрыть]

Ощущение приближающегося конца возникло в середине января 1924 года. Тогда в Москве открылась XIII партконференция. Её участники хотели знать истинное состояние здоровья вождя, и 18 января Крупская по телефону передала для членов Политбюро: «Выздоровление идёт удовлетворительно. Ходит с палочкой довольно хорошо, но встать без посторонней помощи не может… Произносит отдельные слова, может повторять всякие слова, совершенно ясно понимая их значение… Начал читать по партдискуссии (на самом деле ему читали Надежда Константиновна и Мария Ильинична. – Б. С.)».[281]281
  Там же. С. 360.


[Закрыть] Однако сама она, несмотря на оптимистический тон собственного сообщения, испытывала всё большее беспокойство. Позднее в мемуарном очерке «Последние полгода жизни Владимира Ильича» Надежда Константиновна признавалась: «Начиная с четверга (т. е. с 17 января! – Б. С.), стало чувствоваться, что что-то надвигается; вид стал у В.И. ужасно усталый и измученный. Он часто закрывал глаза, как-то побледнел, а главное, у него как-то изменилось выражение лица, стал какой-то другой взгляд, точно слепой».[282]282
  Там же. С. 361.


[Закрыть]

Развязка наступила 21 января 1924 года. Сохранился рассказ фельдшера Владимира Александровича Рукавишникова, дежурившего в этот день у постели Ленина: «20 января в 6 часов 30 минут я сменил Н. Попова… Он сказал кратко, что обозначились какие-то неопределённые симптомы, беспокоившие его: Владимир Ильич был слабее обычного, был вял и жаловался на глаза – как будто временами плохо видел. Из Москвы вызвали профессора Авербаха для осмотра зрения Владимира Ильича.

Попов уехал в Москву, я остался. Владимир Ильич сидел в это время у себя в комнате с Надеждой Константиновной, и она читала вслух газету… В 7 часов 45 минут Мария Ильинична сказала мне, что ужин готов и что можно звать Владимира Ильича. За ужином Владимир Ильич почти ничего не ел.

Около 9 часов приехал профессор Авербах. Владимир Ильич, встречавшийся с ним раньше, приветствовал его любезным жестом. Профессор Авербах установил, что зрение прекрасно, что изменений со стороны дна глаза не имеется и что острота зрения та же, что была и прежде.

В 11 часов Владимир Ильич лёг спать, и через 15 минут я слышал его ровное дыхание. Спал Владимир Ильич очень спокойно, и думалось, что всё обойдётся благополучно.

Утром 21-го в 7 часов, как всегда, поднялась Надежда Константиновна. Спросила, как прошла ночь, прислушалась к дыханию Ильича и сказала: “Ну, всё, по-видимому, хорошо, выспится, и слабость вечерняя пройдёт». Около 8 часов подали кофе.

9 часов. Ильич ещё спит. У меня и Надежды Константиновны всё наготове для того, чтобы дать Ильичу умыться, когда он проснётся. Я жду обычного зова, часто заглядываю в комнату, потому что настороженность не улетучилась: Ильич всё спит.

Около 10 часов – шорох. Владимир Ильич просыпается. “Что, Владимир Ильич, будете вставать?” Ответ неопределённый. Вижу, что сон его ничуть не подкрепил и что он значительно слабее, нежели был вчера. Сообщил об этом профессорам Фёрстеру и Осипову. Тем временем Владимиру Ильичу принесли кофе, и он выпил его в постели. Выпил, несколько оживился, но вставать не стал и скоро опять уснул.

Профессор Фёрстер и я не отходили от дверей спальни. Тут же были и Надежда Константиновна, и Мария Ильинична. Все насторожены, но Ильич спит спокойно, так спокойно, так хорошо, что опять пробивается уверенность, что Ильич проснётся освежённым и всё пойдёт по-хорошему. Так хотелось, так думалось, но не так было на самом деле.

В 2 часа 30 минут Ильич проснулся, ещё более утомлённый, ещё более слабый. К нему зашёл профессор Осипов, посмотрел пульс и нашёл, что это слабость, ничего угрожающего нет. Мария Ильинична принесла обед. Ильич выпил в постели чашку бульона и полстакана кофе. Принятая пища не оживила Ильича, и он становился всё слабее и слабее. Профессор Осипов и профессор Фёрстер непосредственно наблюдали за ним.

Около 6 часов у Владимира Ильича начался припадок, судороги сводили всё тело. Профессор Фёрстер и профессор Осипов не отходили ни на минуту, следили за деятельностью сердца и пульса, а я держал компресс на голове Владимира Ильича. В 6 часов 35 минут я заметил, что температура вдруг поднялась. Я сказал об этом профессору Осипову, но он и профессор Фёрстер сразу даже не поверили этому и сказали, что это ошибка. Но это не было ошибкой – через 3 минуты Владимира Ильича не стало».[283]283
  Лопухин Ю.М. Болезнь, смерть и бальзамирование В.И. Ленина. С. 174–176.


[Закрыть]

Агонию Ленина описала и Крупская: «…Всё больше и больше клокотало у него в груди. Бессознательнее становился взгляд, Владимир Александрович (Рукавишников. – Б. С.) и Пётр Петрович (начальник охраны Пакалн. – Б. С.) держали его почти на весу на руках, временами он глухо стонал, судорога пробегала по телу, я держала его сначала за горячую мокрую руку, потом только смотрела, как кровью окрасился платок, как печать смерти ложилась на мертвенно побледневшее лицо. Профессор Фёрстер и доктор Елистратов впрыскивали камфару, старались поддерживать искусственное дыхание, ничего не вышло, спасти нельзя было».[284]284
  Волкогонов Д.А. Ленин. Кн. 2. С. 361.


[Закрыть] Смерть наступила в 18 часов 50 минут 21 января 1924 года. «Ende» (конец (нем.). – Б. С.) – бесстрастно констатировал профессор Фёрстер.

Набальзамированное тело вождя поместили в мавзолей у кремлёвской стены, рядом с дорогой Ильичу могилой Инессы Арманд, на вечное сохранение, словно в ожидании грядущего воскресения. Хотя ещё 30 января 1924 года Надежда Константиновна выступила в «Правде» с письмом, где, в связи с созданием фонда для сооружения памятников Ильичу, как будто предупреждала против посмертного обожествления мужа: «Большая у меня просьба к вам: не давайте своей печали по Ильичу уходить во внешнее почитание его личности. Не устраивайте ему памятников, дворцов его имени, пышных торжеств в его память и т. д. – всему этому он придавал при жизни так мало значения, так тяготился всем этим».[285]285
  Там же. С. 369.


[Закрыть] Однако если вдуматься, вчитаться в эти строки, то вдова вождя здесь выступает лишь против внешних форм его почитания. Лучшим памятником Ильичу, по убеждению Надежды Константиновны, должно было стать построение социализма и коммунизма.

Но партийному руководству удалось уломать вдову: нельзя же лишать миллионы современников и потомков возможности лицезреть воочию гения всех времён! Сталину, Зиновьеву, Каменеву и другим вождям нужны были мощи главного святого новой религии. Бывший управляющий делами Совнаркома при Ленине Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич вспоминал: «Надежда Константиновна, с которой я интимно беседовал по этому вопросу, была против мумификации Владимира Ильича. Так же высказались и его сестры Анна и Мария Ильиничны. То же говорил и его брат Дмитрий Ильич. Но идея сохранения облика Владимира Ильича столь захватила всех, что была признана крайне необходимой, нужной для миллионов пролетариата, и всем стало казаться, что всякие личные соображения, всякие сомнения нужно оставить и присоединиться к общему желанию (“большинства Политбюро”, стоило бы добавить. – Б. С.)».[286]286
  Бонч-Бруевич В.Д. Воспоминания о Ленине. М., 1969. С. 467–468.


[Закрыть]

По мнению Б.Г. Бажанова, вопреки официальной версии, реакция на смерть Ленина в СССР была достаточно противоречивой, и никакой «всенародной скорби», о которой говорила советская пропаганда, на самом деле не было: «В стране отношение к смерти Ленина двойственное. Часть населения довольна, хотя и старается это скрыть. Для неё Ленин – автор коммунизма; помер, туда ему и дорога. Другая часть населения считает, что Ленин лучше других, потому что, увидев крах коммунизма, он поторопился возвратить некоторые элементы нормальной жизни (НЭП), которые привели к тому, что можно кое-как питаться и жить. Наоборот, большая часть партии потрясена, в особенности низы. Ленин – признанный вождь и лидер. Растерянность – как теперь будет без него? В партийной верхушке отношение разное. Есть люди, искренне потрясённые, как Бухарин или ленинский заместитель Цюрупа, которые к Ленину были сильно привязаны. Немного переживает смерть Ленина Каменев – он не чужд человеческих черт. Но тяжёлое впечатление производит на меня Сталин. В душе он чрезвычайно рад смерти Ленина – Ленин был одним из главных препятствий по дороге к власти. У себя в кабинете и в присутствии секретарей он в прекрасном настроении, сияет. На собраниях и заседаниях он делает трагически скорбное лицо, говорит лживые речи, клянётся с пафосом верности Ленину. Глядя на него, я поневоле думаю: «Какой же ты подлец». О ленинской бомбе «письма к съезду» он ещё ничего не знает».[287]287
  Бажанов Б.Г. Воспоминания бывшего секретаря Сталина. С. 86.


[Закрыть]

А А.Д. Нагловский свидетельствовал, что после смерти Ленина «видел многих видных вельмож коммунизма, которые плакали самыми настоящими человеческими слезами. Плакали не только Крестинский, Коллонтай, Луначарский, но (в самом буквальном смысле) плакали заматерелые чекисты. Эти слезы были довольно «трогательны». Но любовь партии к Ленину и даже не любовь, а какое-то «обожание» были фактом совершенно несомненным. В Ленине жила идея большевизма. Он олицетворял ее. Людям нужны «идолы». И Ленин был великим идолищем большевизма».[288]288
  Гуль Р.Б. Я унес Россию. Т. 2. С. 260.


[Закрыть]

Можно добавить, что и сегодня, почти через сто лет после смерти, Ленин остаётся иконой и объектом поклонения, по крайней мере, в России, да и в ряде других государств, для очень многих приверженцев левых социалистических идей. Напротив, для тех, кто придерживается центристских и правых идей, Ленин до сих пор остается объектом жёсткой критики, и его памятники были снесены или перемещены с улиц в музеи во многих странах Восточной Европы и постсоветских государствах. Споры же о роли и месте Ленина в истории и в нашей стране, и за её пределами будут продолжаться бесконечно.

Хронология жизни Владимира Ильича Ленина

1887 год, декабрь – Ленин участвует в протесте студентов Казанского университета против нового университетского устава. Исключается из университета и высылается в имение Кокушкино.

1894 год, февраль – В Петербурге Ленин знакомится с будущей женой Надеждой Константиновной Крупской.

1895 год, 9 декабря – Арест Ленина в Петербурге.

1899 год, март – Публикация книги Ленина «Развитие капитализма в России».

1900 год, 21 мая – Арест Ленина в Петербурге. Освобожден через 10 дней.

1903 год, август – На II съезде РСДРП образовалась фракция большевиков во главе с Лениным.

1903 год, 5 ноября – Ленин выходит из состава редакции газеты «Искра».

1905 год, 9 января – «Кровавое воскресенье» в Петербурге. Начало первой русской революции.

1905 год, 8 ноября – Ленин вернулся из эмиграции в Петербург.

1907 год, 3 июня – Третьеиюньский переворот. Досрочный роспуск II Государственной Думы и изменение избирательного законодательства в сторону ограничения возможностей оппозиционных партий. Конец первой русской революции.

1908 год, начало января – Переезд Ленина из Финляндии в Швейцарию.

1914 год, 15/28 июля – Начало Первой мировой войны. Нападение Австро-Венгрии на Сербию. 19 июля (1 августа) Германия объявила России войну.

1914 год, 26 июля (8 августа) – арест Ленина австрийской полицией в польском Новом Тарге по подозрению в шпионаже на Россию. Через 10 дней Ленин был освобожден по ходатайству австрийских социал-демократов.

1914 год, 21 августа (3 сентября) – Отъезд Ленина из Австро-Венгрии в Швейцарию.

1917 год, 23 февраля (8 марта) – начало Февральской революции в Петрограде.

1917 год, 2/15 марта – Отречение императора Николая II. Победа Февральской революции.

1917 год, 3 апреля – Ленин вернулся в Петроград.

1917 года 3–4 июля – Неудачная попытка большевиков захватить власть в Петрограде.

1917 год, 25–26 октября – Октябрьская революция в Петрограде. Свержение Временного правительства большевиками.

1918 год, 1 января – Первое покушение на Ленина в Петрограде на Симеоновском мосту через Фонтанку. Ехавший вместе с Лениным в автомобиле швейцарский социал-демократ Ф. Платтен пригнул его голову и был легко ранен пулей в руку. Личности покушавшихся не были установлены.

1918 год, 6 января – Разгон Учредительного собрания.

1918 год, 3 марта – Подписание Брест-Литовского мирного договора России с Центральными державами.

1918 год, 10 марта – Переезд Совнаркома и ВЦИК из Петрограда в Москву.

1918 год, 30 августа – Покушение на Ленина Ф. Каплан на заводе Михельсона в Москве. Ленин тяжело ранен двумя пулями.

1918 год, 5 сентября – Постановление Совнаркома о Красном терроре.

1919 год, 2–6 марта – I-й конгресс Коммунистического Интернационала в Москве.

1920 год, Ноябрь – Изгнание Русской армии П.Н. Врангеля из Крыма. Завершение гражданской войны в Европейской части России.

1921 год, 28 февраля – 18 марта – Антибольшевистское восстание матросов Кронштадта под лозунгом «Советы без коммунистов».

1921 год, 10 августа – Ленин подписал «Наказ Совнаркома о проведении в жизнь начал новой экономической политики» (НЭПа).

1924 год, 21 января – Смерть Ленина в Горках.