Текст книги "Ленин"
Автор книги: Борис Вадимович Соколов
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
Крупская так описала начало своего с Лениным близкого знакомства с Арманд: «В 1910 году в Париж приехала из Брюсселя Инесса Арманд и сразу же стала одним из активных членов нашей парижской группы. Она жила с семьёй, двумя девочками и сынишкой. Она была очень горячей большевичкой, и очень быстро около неё стала группироваться наша парижская публика».[91]91
Там же. С. 94.
[Закрыть] Инесса, свободно владевшая французским языком, занималась им с недавно прибывшими эмигрантами, помогала им устроиться в большом и незнакомом городе, первое время служила им вроде гида-проводника. Но, Ленин, похоже, каких-то серьёзных чувств к ней тогда ещё не питал. Он по-прежнему был увлечен Елизаветой К.
Ильич и Лиза встретились вновь в августе или сентябре 1910 года в окрестностях Женевы. Ленин приехал туда не из Парижа, а с острова Капри, где виделся с Горьким. По воспоминаниям Елизаветы К., Владимир Ильич отзывался о знаменитом писателе далеко не однозначно: «О Горьком Ленин говорил с симпатией, но вместе с тем, и с нескрываемой иронией. Он рассказывал мне, как он ездил с Горьким на рыбную ловлю. Лодка с двумя матросами. Один гребёт. Другой насаживает червяка на крючок и подаёт удочку Горькому, которому остаётся только забросить леску в воду. Когда попалась рыба, матрос снимает её с крючка и так всё время… Ленин говорил, шутя, что именно так русские помещики в крепостное время ловили рыбу со своей челядью».[92]92
Ленин в действии. Его роман с Елизаветой К. // Иллюстрированная Россия. Париж. 1936. № 46. С. 8.
[Закрыть]
Елизавета К. почувствовала, что у её любовника и «буревестника революции» есть какая-то общая тайна: «Ленин, должно быть, любил Горького. Но было, несомненно, что-то скрытое от непосвящённых, что связывало их. (Позже я узнала, что Горький был хранителем некоторых сумм, принадлежавших партии, но происхождения тёмного: деньги, добытые экспроприациями и пр.)».[93]93
Там же.
[Закрыть]
Денежные тайны у Ленина, безусловно, были, и не только в отношениях с Горьким, через которого, в частности, было получено 100 тыс. рублей из наследства Саввы Морозова. Это была страховая премия на случай смерти миллионера, застрелившегося в Каннах 26 мая 1907 года. Савва Тимофеевич завещал эти деньги жене Горького М.Ф. Андреевой, которая и передала их большевикам – Ленину, Красину и Богданову. Однако издание партийной литературы и содержание нигде не работающих профессиональных революционеров обходилось в копеечку. Деньги нужны были постоянно.
Вообще, ни одна политическая партия без достаточного финансирования не стоит на практике ничего, как бы ни были привлекательны для масс её лозунги. А для получения денег на революцию все средства были хороши. Например, большевикам удалось получить значительную часть наследства сочувствовавшего им мебельного фабриканта и племянника С.Т. Морозова Николая Павловича Шмита методами, которые больше пристали брачным аферистам. Сам Шмит был арестован по делу о декабрьском вооружённом восстании в Москве и покончил с собой в тюрьме в феврале 1907 года. Две его сестры-наследницы Екатерина и Елизавета вышли замуж за большевиков Андриканиса и Таратуту, которым Ленин поставил задачу передать шмитовские деньги в распоряжение партии.
Виктор Таратута образцово выполнил поручение. 21 февраля 1909 года его жена Елизавета передала большевикам все доставшиеся ей от брата деньги и акции, что и было оформлено специальным протоколом заседания расширенной редакции большевистской газеты «Пролетарий» в Париже под председательством Ленина. А вот Андриканис убедил свою несовершеннолетнюю жену Екатерину, что гораздо лучше шмитовский капитал оставить себе и безбедно жить на него в славном городе Париже. Конфликт был урегулирован третейским судом в Париже в 1908 году с участием эсеров – было решено передать деньги Шмита большевикам. Но Андриканис в итоге передал партии Ленина только незначительную часть наследства, а когда ему стали грозить партийным судом, заявил о выходе из партии.
Однако и суммы, полученной через Таратуту, вполне хватило бы для безбедной жизни. Ленин получил более четверти миллионов франков, а по некоторым оценкам – даже значительно больше, чем полмиллиона. Однако в начале 1910 года под давлением Международного Социалистического бюро была предпринята попытка объединения большевиков и меньшевиков. В результате деньги из шмитовского наследства поступили в распоряжение так называемых «держателей» – авторитетных германских социал-демократов Карла Каутского, Франца Меринга и Клары Цеткин. Они должны были выдавать средства представителям обеих фракций российской социал-демократии. В дальнейшем Ленин пытался добиться права для большевиков единолично использовать наследство Шмита.
Крупская о прогулках мужа с Елизаветой К., разумеется, ничего не знала. И вообще, судя по всему, находилась в то время в Париже, куда они с Ильичом переселились ещё в декабре 1908 года. Инесса же тем временем становилась всё более необходимым вождю человеком. Она переводила на французский его речи и рефераты, а также сделалась секретарём Комитета Заграничной организации РСДРП. Когда в августе 1910 года Ленин с немалым трудом достал два билета на Копенгагенский конгресс II Интернационала, один из них он отдал Инессе. Крупская в статье, посвящённой памяти Инессы Арманд, вспоминала: «Зимой 1911 года она с детьми поселилась в доме рядом с домом, где мы жили тогда. Мы виделись каждый день. Инесса стала близким нам человеком. Очень любила её и моя старушка-мать. Инесса умела всегда её разговорить; светлело в доме, когда Инесса приходила. Никогда ни к чему Инесса не относилась равнодушно, всегда всё близко принимала к сердцу».[94]94
Памяти Инессы Арманд. Сборник под ред. Н.К. Крупской. М.-Л.: Госиздат, 1926. Цит. по: Соколов Б.В. Арманд и Крупская. С. 114.
[Закрыть]
Ленин в марте 1911 года в «Полемических заметках» утверждал: «Честность в политике есть результат силы, лицемерие – результат слабости».[95]95
Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 20. С. 210.
[Закрыть] На самом деле обманывать противников (а таковыми Владимир Ильич считал всех, кто не поддерживал большевиков) он считал не только возможным, но и необходимым.
Лиза К. вспоминала о Ленине: «Его две черты были… необъятная гордость и большое недоверие к людям. Был ли он “аморалист”? Я думаю, что обыкновенное – скажем, “буржуазное”, – понятие о морали не применимо в данном случае, потому что самое это понятие было ему чуждо. “Революция” и “партия” были единственной большой страстью его жизни, но он смотрел на себя как на вождя этой революции и этой партии. Чтобы добиться триумфа партии, который он инстинктивно смешивал со своим собственным триумфом; чтобы прийти к победе революции, которую он смешивал со своей личной победой, все средства казались ему хороши. И этой революционной и, вместе, личной деятельности он подчинял беспощадно всё остальное. Все те, кто были в чём-нибудь не согласны с ним, были в его глазах врагами “дела”, и он ненавидел их не только как личных противников, но и как существ, вредных для революции и подлежащих уничтожению. Отсюда его неистовая и грубая полемика, и его столь лёгкие и окончательные разрывы с теми из его друзей и товарищей, которые осмеливались позволить себе не всегда быть согласным с ним хотя бы в какой-нибудь мелочи».[96]96
Ленин в действии. Его роман с Елизаветой К. // Иллюстрированная Россия. Париж. 1936. № 49. С. 5–6.
[Закрыть]
В октябре 1911 года Ленин писал Лизе К. по поводу итало-турецкой войны: «Вот сегодня уже я прочёл, что итальянцы отменили рабство в Триполи. Значит, младотурецкая конституция, 3 года просуществовав, не мешала оставаться крепостному рабству в Триполи; значит, вот уже и выиграли туземцы, потому что, если их и будут бить по “свободе”, то уже не так “до бесчувствия”, как при рабстве, когда и убить можно, да и вообще при турецких порядках “секир-башка” совершалось свободнее, чем будет при итальянцах. Затем ещё общеполитическое соображение: 1) Я не прочь, чтобы итальянцам их “аннексия” подороже досталась, чтобы и Турция, и Италия поистощились. Это “нам” на руку, потому что, что ни говори, – проливы-то “нам” нужны; они много дадут и в политике, и в торговле, и в мореплавании (и мне лично было бы желательно побыть земским статистиком в Константинополе или в каком-нибудь Буюк-Даре и т. д.). 2) Когда Италия захватит Триполи (Триполитанию тож), то она больше должна бояться Франции, которая в случае “конфликта” может эту самую “Триполиталию” забрать в свои лапы. Теперь Италии останется только заграбастывать свою “ирреденту” (населённые итальянцами территории. – Б. С.) от Австрии. Эти два обстоятельства могут заставить её отпасть от “Тройственного Союза” (с Германией и Австро-Венгрией. – Б. С.) и перейти на сторону “Тройственного Соглашения” (т. е. Антанты, в которую входили Англия, Франция и Россия. – Б. С.), а это “нам” на руку в будущей великой европейской драке, во время которой я мечтаю объединить всеславянскую федерацию. Очень желаю Славянскую империю устроить! – и успеть переселиться в подтропические страны, пока ещё не умер, и пожить с тобой на каких-нибудь каникулах под пальмами и поесть собственных апельсинов, попить “московского” чайку с собственными “алемончиками” и т. д., и т. д. Поздравляю тебя пока, в ожидании грядущих благ… Ну, до свидания! Будь здорова, весела и счастлива. Твой…»[97]97
Там же. № 50. С. 4.
[Закрыть]
Писал Ленин Лизе и по поводу Балканской войны. Вот его письмо конца 1912 года: «Что касается твоих опасений насчёт войны, то я их теперь не разделяю. Как только начались конференции в Лондоне, я стал думать, что на них дело кончится благополучно: у сербов убавят для Австрии, у болгар и греков для Турции – и все помирятся, т. е. не будет европейской войны, а турки-то с балканцами, может быть, ещё и возобновят, если турок кто-нибудь подуськает. Во всяком случае, результаты войны будут выгодны для балканских государств и для России (имея, конечно, в виду официальную политику и дипломатию), а для Австрии невозградимые убытки. В случае войны с Россией турки мало могут помочь австрийцам, против же них новая сила в виде балканского союза, и ход их через Ново-Базарский Санджак по ту сторону Митровицы закрыт навсегда. Когда же балканцы оправятся от войны в финансах и армиях, то Австрия, в случае европейской войны, может рассыпаться…»[98]98
Там же. С. 5.
[Закрыть]
Некоторые прогнозы Ленина оказались точны, другие – абсолютно неверны. В чём-то он угадал, в чём-то ошибся. Что ж, так случается со всеми политическими прогнозами, которые никогда не бывают полностью правильны или полностью ошибочными. Отмечу, что Ленин очень точно предсказал состав коалиций, столкнувшихся друг с другом в Первой мировой войне. В частности, он предвидел переход Италии на сторону Антанты, распад Австро-Венгрии в результате поражения в мировой войне. Не ошибся Ленин и в том, что за 1-й Балканской войной вскоре последует 2-я. Вот только состав её участников определил неверно. Не Турция и балканский союз столкнулись во 2-й Балканской войне, а два главных участника балканского союза – Сербия и Болгария. Так что балканский союз, вопреки ленинскому прогнозу, никакой роли в будущей европейской войне не сыграл. В сроках начала этой войны Ильич тоже сильно ошибся. Он отнюдь не рассматривал Балканскую войну как пролог к мировой войне, каким она фактически стала.
Весьма интересно следующее обстоятельство. Из ленинских писем Елизавете К. совершенно очевидно, что никаким сторонником Центральных держав вождь большевиков никогда не был. Не меньше чем краха России, он желал краха в результате войны Австро-Венгрии и Турции. И чтобы ещё перед поражением русская армия успела бы захватить Константинополь (Стамбул) и Черноморские проливы. Очевидно, Ленин не слишком-то верил в наступление мировой революции в Европе. И рассчитывал, что революционная Россия сможет завоевать обширный плацдарм в Восточной Европе и Турции, а затем начать распространение пожара революции в Германии, Англии, Франции, в странах Востока.
Внешнеполитическая программа Ленина на удивление совпадала с программой царской России. Гегемония в славянском мире, контроль над Проливами. И никакое международное право не должно было ограничивать революцию, которую должна была нести другим народам на своих штыках русская революционная армия. По сути – то же стремление к мировому господству, которое толкнуло руководителей Германии к развязыванию двух мировых войн. Только лозунги разные. В одном случае – «приобретение жизненного пространства». В другом – «торжество пролетарской революции во всём мире». Потому-то Ленин отнюдь не собирался осуждать агрессию Италии против Турции и как будто ничего не имел против того, чтобы внешнеполитические акции проводились по принципу, отражённому в строках крыловской басни: “Ты виноват лишь тем, что хочется мне кушать!” Цинизм в политике он одобрял и чувствовал, что в случае прихода к власти в России большевикам придётся действовать так же, как действовали итальянцы по отношению к туркам. А для оправдания любой агрессии достаточно только выставить жертву агрессии чудовищем.
Как и в случае с Елизаветой К., музыка сыграла большую роль и в отношениях Ленина с Инессой Арманд. Можно сказать, что его роман с Инессой, превосходной пианисткой, развивался под пленяющие звуки Моцарта и Бетховена, Шопена и Баха.
Летом 1912 года Инесса Фёдоровна Арманд вместе с другим партийцем, Георгием Ивановичем Сафаровым, отправилась нелегально в Петербург, чтобы активизировать работу местных большевиков в преддверие выборов в Государственную Думу. Ехала она с паспортом польской крестьянки Франциски Казимировны Янкевич. По дороге Инесса заехала в краковское предместье Звежинец, где с 22 июня 1912 года жили Ленин и Крупская. Там она задержалась на два дня, получив от Ильича необходимые адреса и явки.
В Питер Арманд и Сафаров прибыли благополучно, провели там больше двух месяцев, посетили несколько собраний рабочих, где агитировали за одобренных Лениным кандидатов в Думу. О печальном финале их миссии Сафаров рассказал так: «12 сентября приехал в Питер бежавший из ссылки товарищ Сталин. 14 сентября я, Инесса и ещё кое-кто из Петербургского Комитета были арестованы. Но организация уже стояла на крепких ногах, и провал наш не помешал провести т. Бадаева рабочим депутатом Красного Питера».[99]99
Памяти Инессы Арманд. Сборник под ред. Н.К. Крупской. М.-Л.: Госиздат, 1926. Цит. по: Соколов Б.В. Арманд и Крупская. С. 116–117.
[Закрыть] Всего тогда арестовали 20 человек. 20 марта 1913 года Инесса вышла на свободу под залог в 5400 рублей, который внес её бывший муж Александр Арманд. Через Финляндию она выехала в Стокгольм, а оттуда направилась в Галицию к Ленину. Её приезд в сентябре пришёлся как раз на время работы социал-демократической конференции в Поронине. Крупская вспоминала: «В середине конференции приехала Инесса Арманд… Энергии у ней не убавлялось, с ещё большей страстностью относилась она ко всем вопросам партийной жизни (только ли партийной? – Б. С.). Ужасно рады были мы все, краковцы, её приезду… После совещания мы прожили в Поронине ещё около двух недель, много гуляли, ходили как-то на Чёрный Стан, горное озеро знаменитой красоты, ещё куда-то в горы».[100]100
Крупская Н.К. Мой муж – Владимир Ленин. С. 118–119.
[Закрыть]
В Кракове осенью 1913 года Инесса Арманд окончательно влюбилась во Владимира Ленина. Об этом свидетельствует её письмо Ленину, написанное в декабре 1913 года. Похоже, это было вообще первое письмо Инессы Ильичу, положившее начало их многолетней переписке: «Дорогой, вот я и в ville Lumière (светлый город (фр.), так называли Париж. – Б. С.), и первое впечатление самое отвратительное. Всё раздражает в нём – и серый цвет улиц, и разодетые женщины, и случайно слышанные разговоры, и даже французский язык. А когда подъехала к boulevard St. Michel, к орлеанке, парижские воспоминания так и полезли изо всех углов, стало так грустно и даже жутко. Вспоминались былые настроения, чувства, мысли, и было жаль, потому что они уже никогда не возвратятся вновь. Многое казалось зелено-молодо – может быть, тут и пройденная ступень, а всё-таки жаль, что так думать, так чувствовать, так воспринимать действительность уже больше никогда не сможешь, – и пожалеешь, что жизнь уходит. Грустно было потому, что Ароза была чем-то временным, чем-то переходным, Ароза была ещё совсем близко от Кракова, а Париж – это уже нечто окончательное. Расстались, расстались мы, дорогой, с тобой! И это так больно! Я знаю, я чувствую, никогда ты сюда не приедешь! Глядя на хорошо знакомые места, я ясно сознавала, как никогда раньше, какое большое место ты ещё здесь, в Париже, занимал в моей жизни, что почти вся деятельность здесь, в Париже, была тысячью нитей связана с мыслью о тебе. Я тогда совсем не была влюблена в тебя, но и тогда я тебя очень любила. Я бы и сейчас обошлась без поцелуев, только бы видеть тебя, иногда говорить с тобой было бы радостью – и это никому бы не могло причинить боль. Зачем было меня этого лишать? Ты спрашиваешь, сержусь ли я за то, что ты “провёл” расставание. Нет, я думаю, что ты это сделал не ради себя.
Много было хорошего в Париже и в отношениях с Н.К. В одной из наших последних бесед она мне сказала, что я ей стала дорога и близка лишь недавно. А я её полюбила почти с первого знакомства. По отношению к товарищам в ней есть какая-то особая чарующая мягкость и надёжность. В Париже я очень любила приходить к ней, сидеть у неё в комнате. Бывало, сядешь около её стола – сначала говоришь о делах, а потом засиживаешься, говоришь о самых разнообразных материях, может быть, иногда и утомляешь её. Тебя я в то время боялась пуще огня. Хочется увидеть тебя, но лучше, кажется, умерла бы на месте, чем войти к тебе, а когда ты почему-либо заходил в комнату Н.К., я сразу терялась и глупела. Всегда удивлялась и завидовала смелости других, которые прямо заходили к тебе, говорили с тобой. Только в Лонжюмо и затем следующую осень в связи с переводами и пр. я немного попривыкла к тебе. Я так любила не только слушать, но и смотреть на тебя, когда ты говорил…»[101]101
Волкогонов Д.А. Ленин. Кн. 2. С. 303–304.
[Закрыть]
По прочтении этого письма становится совершенно очевидно: Инесса Арманд Ленина очень сильно любила. Он к влюбленной поклоннице тоже был неравнодушен. Но любил ли Ленин Инессу? Думаю, тогда, в 1913-м, ещё нет. Иначе почему настоял на расставании, не отвечал на письма? Ведь Инесса готова была оставаться если не в Кракове, то хотя бы на галицийском курорте Ароза отнюдь не для революционной работы, а лишь затем, чтобы быть поблизости от предмета своей любви. Но Ильич был непреклонен и настоял на отъезде Инессы в Париж, – туда, где произошла их первая встреча.
Осенью 1914 года Ленин, Крупская и Арманд вместе жили в Берне. Надежда Константиновна вспоминала об этом совершенно спокойно, в идиллическом описании швейцарской природы никак не обнажая внутренний драматизм ситуации: «Жили на Дистельвег – маленькой, чистенькой, тихой улочке, примыкавшей к бернскому лесу, тянувшемуся на несколько километров. Наискосок от нас жила Инесса, в пяти минутах ходьбы – Зиновьевы, в десяти минутах – Шкловские. Мы часами бродили по лесным дорогам, усеянным осыпавшимися жёлтыми листьями. Большею частью ходили втроём – Владимир Ильич и мы с Инессой. Владимир Ильич развивал свои планы борьбы по международной линии. Инесса всё это горячо принимала к сердцу. В этой развёртывавшейся борьбе она стала принимать самое непосредственное участие: вела переписку, переводила на французский и английский языки разные наши документы, подбирала материалы, говорила с людьми и пр. Иногда мы часами сидели на солнечном откосе горы, покрытой кустарниками. Ильич набрасывал конспекты своих речей и статей, оттачивал формулировки, я изучала по Туссену итальянский язык. Инесса шила какую-то юбку и грелась с наслаждением на осеннем солнышке…»[102]102
Крупская Н.К. Мой муж – Владимир Ленин. С. 129–130.
[Закрыть]
24 января 1915 года Ильич писал Инессе по поводу задуманной ей брошюры о свободе любви: «„Даже мимолётная страсть и связь” “поэтичнее и чище”, чем “поцелуи без любви” (пошлых и пошленьких) супругов. Так Вы пишете. И так собираетесь писать в брошюре. Прекрасно. Логичное ли противопоставление? Поцелуи без любви у пошлых супругов грязны. Согласен. Им надо противопоставить… что?… Казалось бы: поцелуи с любовью? А Вы противопоставляете “мимолётную” (почему мимолётную?) “страсть” (почему не любовь?) – выходит, по логике, будто поцелуи без любви (мимолётные) противопоставляются поцелуям без любви супружеским… Странно. Для популярной брошюры не лучше ли противопоставить мещански-интеллигентски-крестьянский… пошлый и грязный брак без любви – пролетарскому гражданскому браку с любовью (с добавлением, если уж непременно хотите, что и мимолётная связь-страсть может быть грязная, может быть и чистая). У Вас вышло противопоставление не классовых т и п о в, а что-то вроде “казуса”, который возможен, конечно. Но разве в казусах дело? Если брать тему: казус, индивидуальный случай грязных поцелуев в браке и чистых в мимолётной связи, – эту тему надо разработать в романе (ибо тут весь гвоздь в и н д и в и д у а л ь н о й обстановке, в анализе х а р а к т е р о в и психики д а н н ы х типов)».[103]103
Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 49. С. 56–57.
[Закрыть]
Бедный Ильич! Даже в столь деликатной сфере как любовь он не мог отрешиться от вопросов классовой борьбы. Разбирая то, что собиралась писать на эту тему любящая его и любимая им женщина, Ленин не в последнюю очередь был озабочен тем, чтобы не лить воду на мельницу классовому врагу. Вдруг слова Инессы супостат перетолкует как-нибудь в свою пользу, да ещё дезориентирует рабочих в столь жизненно важном вопросе. Пролетарский брак вождь большевиков представлял себе чем-то идеальным, неземным, в реальной жизни почти не встречающимся. Да и то сказать, с пролетариатом Ильич никогда не сталкивался, его жизнь знал в лучшем случае по литературе, художественной и публицистической. Инесса же с заоблачных высей, судя по приводимым в ленинском письме цитатам из её послания, спустилась на грешную землю. Она-то ведь хорошо знала быт рабочих на пушкинской фабрике Армандов, знала, что их отношения друг с другом совсем не идеальные и по сравнению с отношениями в среде крестьян или интеллигенции ничем не отличаются в лучшую сторону. Потому и писала о пролетарской проституции, о зависимости пролетарок от хозяев и управляющих, невозможности противостоять сексуальным домогательствам тех, кто на фабрике власть имеет.
Ленин, похоже, никогда не испытывал «мимолётной страсти» и плохо понимал, что же это такое. Идеалом он, наверное, считал любовь в браке. Но сам это прекрасное чувство, если и переживал, то, думается, не с Надей, а только с Лизой и Инессой. Для Ильича «мимолётная страсть» – скорее нечто «грязное», а не «чистое». У Инессы любовного опыта и опыта полноценной семейной жизни, с воспитанием детей, было гораздо больше. Она знала, что настоящая любовь может быть и на всю жизнь, и на краткие мгновения. Ленин писал о «свободной любви» казённо-юридическим языком (сказывалось полученное им юридическое образование). Составленный Инессой план брошюры и её письма к Ленину до нас не дошли. Но даже по немногим цитатам можно судить, что писала она на эту тему страстно, стараясь дойти до сердца будущих читательниц – работниц.
В марте 1915 года Крупскую постигло горе. У неё умерла мать. Надежда Константиновна со светлой грустью вспоминала о Елизавете Васильевне: «Была она близким товарищем, помогавшим во всей работе… Вела хозяйство, охаживала приезжавших и приходящих к нам товарищей… Товарищи её любили. Последняя зима была для неё очень тяжёлой. Все силы ушли. Тянуло её в Россию, но там не было у нас никого, кто бы о ней заботился. Они часто спорили с Владимиром Ильичом, но мама всегда заботилась о нём, Владимир был к ней тоже внимателен. Раз как-то сидит мать унылая. Была она отчаянной курильщицей, а тут забыла купить папирос, а был праздник, нигде нельзя было достать табаку. Увидал это Ильич: “Эка беда, сейчас я достану”, и пошёл разыскивать папиросы по кафе, отыскал, принёс матери. Как-то незадолго уже до смерти говорит мне мать: “Нет, уж что, одна я в Россию не поеду, вместе с вами уж поеду”. Другой раз заговорила о религии. Она считала себя верующей, но в церковь не ходила годами, не постилась, не молилась, и вообще никакой роли религия в её жизни не играла; но не любила она разговоров на эту тему, а тут говорит: “Верила я в молодости, а как пожила, узнала жизнь, увидела: такие это всё пустяки”. Не раз заказывала она, чтобы, когда она умрёт, её сожгли. Домишко, где мы жили, был около самого бернского леса. И когда стало греть весеннее солнце, потянуло мать в лес. Пошли мы с ней, посидели на лавочке с полчаса, а потом еле дошла она домой, и на другой день началась у неё агония. Мы так и сделали, как она хотела, сожгли её в бернском крематории. Сидели мы с Владимиром Ильичом на кладбище, часа через два принёс нам сторож жестяную кружку с пеплом и указал, где зарыть пепел в землю».[104]104
Крупская Н.К. Мой муж – Владимир Ленин. С. 135.
[Закрыть] Мать Крупской умерла 11/24 марта 1915 года. Может быть, потому и просила сжечь её после смерти, что надеялась: когда-нибудь перенесут её останки на родину. Урну-то перевозить за тридевять земель всё же легче, чем гроб. И, действительно, в 1969 году по постановлению ЦК КПСС её прах был перенесён из Берна в Ленинград.
Из рассказа Крупской может создаться впечатление, будто Елизавета Васильевна умерла чуть ли не атеисткой. Но вряд ли так было на самом деле. Сама Надежда Константиновна, как и Владимир Ильич, в Бога не верила и к религии относилась весьма негативно. И потому старалась приуменьшить религиозность Елизаветы Васильевны.
После смерти матери у Надежды Константиновны от нервного потрясения обострилась базедова болезнь. Владимир Ильич отправился с женой в санаторий, расположенный в местечке Зёренберг у отрогов Альп. Крупской здесь понравилось. Она писала одному из друзей: «…У нас тут очень недурно, такие же горки, как в Поронине, есть и более далёкие прогулки. Довольно красиво и достаточно пустынно, так как Soerenberg – 16 километров от железной дороги. Мы живём в пансионе, тут человек 30 швейцарцев ещё живёт, но мы имеем особую столовую и живём, как дома».[105]105
Кунецкая Л. И., Маштакова К.А. Крупская. С. 187–188.
[Закрыть]
Вот как рисует взаимоотношения в треугольнике Ленин – Арманд – Крупская Марсель Боди, бывший сотрудник советского посла в Норвегии Александры Коллонтай (она была подругой Инессы Арманд). Он опубликовал свой рассказ о встречах с Коллонтай в 1952 году во французском журнале Preuves. Боди служил в посольстве первым секретарём, и они часто вместе с Коллонтай гуляли в окрестностях Осло. Однажды речь зашла о ранней смерти Ленина. «Он не мог пережить Инессу Арманд», – заявила Александра Михайловна. И добавила: «Смерть Инессы ускорила его болезнь, ставшую роковой». «Инессы?» – удивился Боди, никогда прежде не слышавший этого имени. «Да, – подтвердила Коллонтай. – Когда в 1921 году (в действительности – в 1920-м. – Б. С.) тело ее привезли с Кавказа, где она умерла от тифа, мы шли за гробом, и Ленина невозможно было узнать. Он шёл с закрытыми глазами, и казалось – вот-вот упадёт».[106]106
Фишер Л. Жизнь Ленина. Пер. с англ. Лондон, 1970. С. 123.
[Закрыть] Александра Михайловна добавила, что Крупская была полностью в курсе отношений Ленина и Арманд, знала, что Ильич сильно привязан к Инессе, и выразила готовность уйти, чтобы освободить место удачливой сопернице. Но Ленин удержал Надю от этого шага.
Сообщение Боди прокомментировал английский историк Луис Фишер: «Крупская осталась бы с Лениным по тем же причинам, что и многие другие жены в подобных обстоятельствах, но, кроме того, он был не только ее мужем, может быть и не в первую очередь мужем, а политическим руководителем, и она жертвовала собой ради его потребностей, даже если одной из потребностей была Инесса. Остаться с Лениным значило служить коммунистическому движению, её сильнейшей страсти. Жены часто подчиняют свою личную жизнь карьерам даже менее значительных людей. В конце концов, Ленин попросил ее не уходить. Но если бы он попросил ее уйти, она ушла бы, не вымолвив ни слова в его присутствии, не проронив ни слезы – партийная дисциплина».[107]107
Там же. С. 123–124.
[Закрыть]
Историю о том, как Крупская предлагала Ленину уйти, Александра Михайловна наверняка слышала от самой Инессы. Той же о несостоявшемся разводе рассказала, конечно же, не Крупская, а Ленин. И уже одно то, что он ей рассказал такое, доказывает, что после «расставания» в Польше Инесса и Ильич вновь соединились в Швейцарии уже не просто как товарищи по борьбе и даже не как близкие друзья, а как друзья интимные, иначе сказать – любовники. Боди-то ничего не говорит, где именно и когда Крупская предлагала Ленину уйти, в Париже или Кракове, ещё до мировой войны, или в Берне, уже после её начала. Скорее всего, Надежда Константиновна предложила Владимиру Ильичу освободить место для Инессы в Берне. И ни о какой «отставке» для Арманд, понятное дело, на этот раз речи не шло. Просто Ленину не хотелось огорчать Надю, с которой прожил полтора десятка лет. Как женщина она, видно, давно уже его не волновала. Но тёплые товарищеские чувства он к Крупской, без сомнения, сохранил. Да и помощником Надежда Константиновна стала почти незаменимым, выполняя функции секретаря и референта. Очевидно, сложившееся положение тогда устраивало всех. Крупская никак не препятствовала встречам Ленина и Инессы. Ильич, в свою очередь, щадя самолюбие жены, не афишировал своей связи. И Крупская была достаточно умна, чтобы не устраивать сцен Арманд и не рвать с ней сложившиеся ещё в Париже, при других обстоятельствах, дружеские отношения.
А уже знакомый нам Николай Валентинов роман Ленина с Инессой охарактеризовал так: «Ленин был глубоко увлечён, скажем, влюблён в Инессу Арманд – его компаньонку по большевистской партии. Влюблён, разумеется, по-своему, т. е., вероятно, поцелуй между разговором о предательстве меньшевиков и резолюцией, клеймящей капиталистических акул и империализм… Наружность Инессы, её интеллектуальное развитие, характер делали из неё фигуру, бесспорно, более яркую и интересную, чем довольно-таки бесцветная Крупская. Ленин ценил в Инессе пламенность, энергию, очень твёрдый характер, упорность…
Знала ли Крупская об отношениях между Лениным и Инессой? Не могла не знать, трудно было не заметить. Со слов… Коллонтай… Марсель Боди сообщает, что Крупская хотела “отстраниться”, но Ленин не шёл, не мог идти на такой разрыв. “Оставайся”, – просил он… Ленин не хотел расстаться с прошлым, он любил Крупскую и вместе с тем Инессу – налицо два параллельных чувства. Жизнь оказалась не влезающей ни в так называемые “революционные” декларации Колосова (имеется в виду главный герой понравившегося Ленину одноимённого рассказа Тургенева, который уходит от девушки, которую разлюбил, и его декларация о необходимости вовремя порвать с прошлой любовью: “О, господа, человек, который расстаётся с женщиной, некогда любимой, в тот горький и великий миг, когда он невольно сознаёт, что его сердце не всё, не вполне проникнуто ею, этот человек, поверьте мне, лучше и глубже понимает святость любви, чем те малодушные люди, которые от скуки, от слабости продолжают играть на полупорванных струнах своих вялых и чувствительных сердец”. – Б. С.) – давайте вынесем в сноску, ни в чепуху о “пролетарском браке” и “классовой точке зрения в любви”. Нельзя не отметить проявленное потом Крупской, совершенно особое, мужество самозабвения. Под её редакцией вышел сборник статей, посвящённых “Памяти Инессы Арманд”, и её портрет и тёплые строки о ней она поместила в своих воспоминаниях. Это требовала память о Ленине. Далеко не всякая женщина могла бы так забыть себя…»[108]108
Валентинов Н.В. Встречи с Лениным. С. 97, 101–102.
[Закрыть]
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.