Текст книги "Ленин"

Глава пятая. Революция 1917 года

В.И. Ленин с группой русских политэмигрантов в Стокгольме в день проезда из Швейцарии в Россию. С фотографии В. Мальмстрема. 31 марта/13 апреля 1917.

Февральская революция 1917 года. Город Петроград. Вооруженные рабочие и солдаты петроградского гарнизона на улицах города в первые дни февральской революции. Дозорный автомобиль.

Ленин в гриме во время последнего подполья. Карточка на удостоверении на имя рабочего К. П. Иванова, по которому Ленин жил нелегально после июльских дней 1917 г.

19 января 1917 года Ленин писал большевику Вячеславу Алексеевичу Карпинскому: «В империалистской войне 1914–1917 годов, между 2-мя империалистскими коалициями, мы должны быть против “защиты отечества”, ибо (1) империализм есть канун социализма; (2) империалистская война есть война воров за добычу; (3) в обеих коалициях есть передовой пролетариат; (4) в обеих назрела социалистическая революция. Только поэтому мы против “защиты отечества”, только поэтому!!»[119]119
  Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 49. С. 371.


[Закрыть]

В начале января 1917 года, выступая в цюрихском «Народном доме» с докладом о революции 1905–1907 годов, Ленин говорил только о том, что «ближайшие годы как раз в связи с этой хищнической войной приведут в Европе к народным восстаниям…» Однако на самом деле даже эти «ближайшие годы» для Ленина в тот момент растягивались в десятилетия. Потому что закончил он доклад пессимистически: «Мы, старики, может быть, не доживём до решающих битв этой грядущей революции…»[120]120
  Там же. Т. 30. С. 327, 328.


[Закрыть] Похоже, Владимир Ильич не думал, что старт будущей европейской революции даст именно Россия и что до начала российской революции осталось меньше двух месяцев. Да и откуда ему было это знать, если связи с Россией почти не было, письма оттуда поступали очень редко, а по швейцарским или французским газетам никак нельзя было сделать вывод о скором пришествии русской революции.

19 февраля 1917 года Ленин писал Инессе: «Дорогой друг! Получили мы на днях отрадное письмо из Москвы (вскоре пошлём Вам копию, хотя текст и неинтересен). Пишут, что настроение масс хорошее, что шовинизм явно идёт на убыль и что наверное будет на нашей улице праздник. Организация-де страдает от того, что взрослые на фронте, а на фабриках молодёжь и женщины. Но боевое настроение-де от этого не понижается. Присылают копию листка (хорошего), выпущенного Московским бюро ЦК… Жив курилка! Трудно жить людям и нашей партии сугубо. А всё же живут».[121]121
  Там же. Т. 49. С. 370.


[Закрыть] То, что шовинизм среди рабочих шёл на убыль, открывало возможности для большевиков увеличить своё влияние и серьёзно потеснить меньшевиков-оборонцев. Под будущим праздником на своей улице Ленин подразумевал будущее доминирование его партии среди рабочих, что, правда, было отнюдь не тождественно скорому свержению самодержавия.

15 марта 1917 года в Швейцарии стало известно о русской революции. Эту весть принёс Ленину и Крупской польский социал-демократ М. Бронский. Днём он ворвался в их квартиру с радостным криком: «Вы ничего не знаете? В России революция!»[122]122
  Крупская Н.К. Мой муж – Владимир Ленин. С. 149.


[Закрыть]

Поздравляя Инессу с окончанием работы над переводами, Ильич сообщал: «Мы сегодня в Цюрихе в ажитации: от 15. III есть телеграмма в Zürcher Post и в Neue Zürcher Zeitung, что в России 14. III победила революция в Питере после 3-дневной борьбы, что у власти 12 членов Думы, а министры все арестованы. Коли не врут немцы, так правда. Что Россия была последние дни накануне революции, это несомненно. Я вне себя, что не могу поехать в Скандинавию!! Не прощу себе, что не рискнул ехать в 1915 году!»

Ленин был задним умом крепок, поскольку еще в январе сомневался, что доживет до русской революции. Теперь все мысли Ленина были направлены на скорейшее возвращение в Россию. И он уговаривал Инессу тоже ехать туда. Писал ей 18 марта: «Дорогой друг! Пишу в дороге: ездил на реферат. Вчера (субботу) прочёл об амнистии (объявленной Временным правительством для политических противников самодержавия и жертв религиозных преследований. – Б. С.). Мечтаем все о поездке. Если едете домой, заезжайте сначала к нам. Поговорим. Я бы очень хотел дать Вам поручение в Англии узнать тихонечко и верно, мог ли бы я проехать».[123]123
  Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 49. С. 403.


[Закрыть]

На следующий день Ленин получил письма Инессы и имел с ней разговор по телефону. Он был разочарован и отправил Арманд ещё одно письмо на ту же тему: «Дорогой друг! Пишу Вам в ответ на сегодня полученные от Вас письма и по поводу беседы по телефону.

Не могу скрыть от Вас, что разочарован я сильно. По-моему, у всякого должна быть теперь одна мысль: скакать. А люди чего-то “ждут”!!..

Я уверен, что меня арестуют или просто задержат в Англии, если я поеду под своим именем, ибо именно Англия не только конфисковала ряд моих писем в Америку, но и спрашивала (её полиция) папашу (российского социал-демократа М.М. Литвинова, ставшего позднее советским наркомом иностранных дел. – Б. С.) в 1915 году, переписывается ли он со мной и не сносится ли через меня с немецкими социалистами.

Факт! Поэтому я не могу двигаться лично без весьма “особых” мер.

А другие? Я был уверен, что Вы поскачете тотчас в Англию, ибо лишь там можно узнать, как проехать и велик ли риск (говорят, через Голландию: Лондон – Голландия – Скандинавия риск мал) и т. д.

Вчера писал Вам открытку с дороги, думая, что Вы несомненно уже думаете и решили ехать в Берн к консулу (за получением английской визы. – Б. С.). А Вы отвечаете: колеблюсь, подумаю.

Конечно, нервы у меня взвинчены сугубо. Да ещё бы! Терпеть, сидеть здесь…

Вероятно, у Вас есть причины особые, здоровье может быть нехорошо и т. д.

Попытаюсь уговорить Валю (В.С. Сафарову, жену хорошо известного Инессе по совместной поездке в Петербург Г.И. Сафарова. – Б. С.) поехать (она в субботу прибежала к нам после того, как год не была!). Но она революцией мало интересуется.

Да, чуть не забыл. Вот что можно и должно сделать тотчас в Кларане (там жила Инесса. – Б. С.): приняться искать паспорта (а) у русских, кои согласились бы дать свой (не говоря, что для меня) на выезд теперь другому лицу; (б) у швейцарок или швейцарцев, кои могли бы дать русскому.

Анну Евгеньевну (Константинович) и Абрама (большевика А.А. Сковно, которого ранее Инесса вместе с Крупской навещали в бернской больнице. – Б. С.) надо заставить тотчас идти в посольство (России. – Б. С.), брать пропуск (если не дадут, жаловаться телеграфно Милюкову и Керенскому) и ехать или, если не ехать, дать нам ответ на основании д е л а (а не слов): как дают и берут пропуск.

Жму руку.

Ваш Ленин

В Кларане (и около) есть много русских богатых и небогатых русских социал-патриотов и т. п. (Трояновский, Рубакин и проч.), которые должны бы попросить у немцев пропуска – вагон до Копенгагена для разных революционеров.

Почему бы нет?

Я не могу этого сделать. Я “пораженец”.

А Трояновский и Рубакин + К° м о г у т.

О, если бы я мог научить эту сволочь и дурней быть умными!..

Вы скажете, может быть, что немцы не дадут вагона. Давайте пари держать, что дадут!

Конечно, если узнают, что сия мысль от меня или от Вас исходит, то дело будет испорчено…

Нет ли в Женеве дураков для этой цели?..

В такие моменты, как теперь, надо уметь быть находчивым и авантюристом. Надо бежать к немецкому консулу, выдумывать личные дела и добиваться пропуска в Копенгаген, платить адвокатам цюрихским: дам 300 frs, если достанешь пропуск 4 немцев… Quant à moi je ne comprends rien, mais absolument rien…» («Что касается меня, то я ничего не понимаю, абсолютно ничего» (фр.). – Б. С.)[124]124
  Там же. С. 404–406.


[Закрыть]

В этом письме – весь Ленин. Люди, даже те, к кому вождь питает несомненную симпатию, для него – только средство для достижения определённых политических целей. В данном случае – для того, чтобы любой ценой как можно скорее добраться до России. И в выражениях Ильич, по обыкновению, не стесняется. Совершенно незнакомых людей, которых к тому же собирается использовать втёмную для получения заветных паспортов и пропусков, не задумываясь, называет «дурнями» и «сволочью». А ведь у них в связи с этим делом впоследствии могли быть крупные неприятности с полицией!

И, вполне возможно, что Ленин лукавил, когда писал Инессе, будто германские власти могут отказать в пропусках до Копенгагена, если узнают, что инициатива исходит от него. Вероятно, просто не хотел подчёркивать тот факт, что деятельность большевиков объективно была в интересах Германии. И ленинский расчёт, как известно, оказался верен. Слишком выгодно было немцам, чтобы пораженчески настроенные социал-демократы поскорее оказались в России и продолжили свою работу по разложению как армии, так и гражданского населения. Поэтому запломбированный вагон для проезда Ленина и его товарищей через Германию был, как известно, в конце концов предоставлен.

Среди «особых» мер, которые Ленин предполагал использовать для своего возвращения на родину, средства, словно позаимствованные из комедии масок. Например, в тот же день 19 марта он писал В.А. Карпинскому в Женеву: «Возьмите на своё имя бумаги на проезд во Францию и Англию, а я проеду п о н и м через Англию (и Голландию) в Россию.

Я могу одеть парик. Фотография будет снята с меня уже в парике, и в Берн в консульство я явлюсь с Вашими бумагами уже в парике.

Вы тогда должны скрыться из Женевы минимум на несколько недель (до телеграммы от меня из Скандинавии): на это время Вы должны запрятаться архисурьёзно в горах, где за пансион мы за Вас заплатим, разумеется.

Если согласны, начните немедленно подготовку самым энергичным (и самым тайным) образом, а мне черкните тогда во всяком случае».[125]125
  Там же. С. 404.


[Закрыть]

Что именно ответил Карпинский Ленину, неизвестно, но, скорее всего, мягко уклонился от участия в авантюре, которая лично ему могла стоить принудительной высылки из Швейцарии. Ленин же под своим именем ехать в Англию боялся, полагая, что его либо не впустят в страну, либо интернируют. Осторожный Вячеслав Алексеевич вернулся в Россию только в конце 17-го, уже после победы Октябрьской революции. Идея же с париком была использована Лениным позднее, летом и осенью 1917 года, когда пришлось скрываться от возможного суда по обвинению в шпионаже в пользу Германии.

Карпинский позднее вспоминал, что Ленин предлагал и довольно пикантный «план проезда для отдельных товарищей: выйти замуж за швейцарского гражданина и получить таким образом право проезда и в Германию, и в Россию».[126]126
  Карпинский В.А. Как это было решено // Правда. 1927. № 87. 16 апреля. С. 3.


[Закрыть]

В уже упоминавшемся докладе в цюрихском «Народном доме» в январе 1917 года о революции 1905 года вождь большевиков искренне сокрушался: «Крестьяне сожгли до 2 тысяч усадеб и распределили между собой жизненные средства… К сожалению, крестьяне уничтожили тогда только пятнадцатую долю общего количества дворянских усадеб, только пятнадцатую часть того, что они должны были уничтожить…»[127]127
  Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 30. С. 322.


[Закрыть]

Теперь, думал Ленин, крестьяне своего не упустят и уничтожат уже всех помещиков – как класс. А уж потом землю у них самих можно будет забрать, объявив общенародной собственностью, и заставить крестьян на ней трудиться – как новых крепостных социалистического государства. Но для того, чтобы всерьёз бороться за власть, Ленину и другим руководителям большевиков надо было вернуться в Россию. А вернуться всё не получалось. Англия и Франция не пропускали. Германия колебалась. Вдруг путешественники по дороге развернут антивоенную пропаганду на территории Рейха, где народ уже сильно устал от войны и блокады. Или вообще осядут в Германии, добавив головной боли местной полиции.

Тем временем Парвус, заручившись согласием Генерального штаба, просил Ганецкого сообщить Ленину, что для него и Зиновьева в Германии будет устроен железнодорожный коридор, не уточняя, от кого именно исходит предложение. В Цюрих в качестве сопровождающего лица выехал компаньон Парвуса Георг Скларц.

Однако Гельфанд недооценил политической проницательности Ленина. Переданный через Зиновьева ответ Ленина в виде телеграммы Ганецкому гласил: «Письмо отослано. Дядя (т. е. Ленин. – Б. С.) хочет знать больше. Официальный проезд для отдельных лиц неприемлем. Пишите экспресс-почтой Варшавскому, Клусвег, 8».[128]128
  Там же. Т. 49. С. 408.


[Закрыть] А тут еще прибывший в Швейцарию Скларц весьма неуклюже предложил оплатить проезд двух большевиков, после чего Ленин прервал переговоры.

Владимир Ильич сразу понял, что его с Зиновьевым проезд через Германию будет возможен только с разрешения германских властей, причем для него было совершенно безразлично, кто именно инициировал разрешение, МИД или Верховное командование. Сам факт проезда двух большевистских лидеров через Германию способен был сильно их скомпрометировать. Поэтому Ленин предпочел ехать в составе большой группы социалистов, в которой большевики даже не составляли большинства. Если бы Ленин принял предложение Парвуса, он скомпрометировал бы себя в глазах соотечественников, и стал бы не нужен ни большевикам, ни немцам. Поэтому Ленин, Зиновьев и другие социалисты-эмигранты, находившиеся в Швейцарии, предпочли отказаться от услуг Парвуса действовать открыто и официально – через Комитет по возвращению русских эмигрантов на родину.

Наконец, компромисс был найден. 31 марта 1917 года Ленин телеграфировал видному швейцарскому социал-демократу и депутату парламента Роберту Гримму, выступавшему посредником в переговорах с германскими властями: «Наша партия решила безоговорочно принять предложение о проезде русских эмигрантов через Германию и тотчас же организовать эту поездку».[129]129
  Там же. С. 424.


[Закрыть] Речь шла всё о том же пломбированном вагоне. Кстати, эту идею предложил сам Ленин ещё тогда, когда надеялся проехать в Россию через Англию и писал Ганецкому: «Прошу сообщить мне… согласно ли английское правительство пропустить в Россию меня и ряд членов нашей партии… на следующих условиях: (а) Швейцарский социалист Фриц Платтен получает от английского правительства право провезти через Англию любое число лиц, независимо от их политического направления и от их взглядов на войну и мир; (б) Платтен один отвечает как за состав провозимых групп, так и за порядок, получая запираемый им… вагон для проезда по Англии. В этот вагон никто не может входить без согласия Платтена».[130]130
  Там же. С. 417.


[Закрыть] На практике эти условия пригодились Ганецкому и Платтену для переговоров с представителями не британского, а германского правительства.

Инесса приехала в Берн и присоединилась к отъезжающим. Перед отбытием, которое отложили до 9 апреля, всем пришлось подписать обязательство соблюдать условия проезда через Германию и всецело подчиняться распоряжениям Платтена. Кроме того, Ильича и других пассажиров пломбированного вагона предупредили, что Временное правительство грозит привлечь к суду по обвинению за государственную измену тех русских подданных, что будут возвращаться в Россию через Германию. По воспоминаниям немецкого социал-демократа Вильгельма Мюнденберга, Ленин всё время повторял: «Мы должны во что бы то ни стало ехать, хотя бы через ад».[131]131
  О Ленине. Воспоминания зарубежных современников 2-е изд. М., 1966. С. 156.


[Закрыть] А большевик П. Иоффе, находившийся в те дни в Цюрихе, утверждал: «На трусливые разговоры липовых интернационалистов о том, что немецкий кайзер, пропуская большевиков, имеет свои определённые цели, Ленин решительно отвечал: “Мне нет дела до целей кайзера. Какая, в конце концов, разница, чего он хочет? Я знаю одно – я должен быть там, а не здесь…»[132]132
  Соколов Б.В. Арманд и Крупская. С. 215.


[Закрыть] Положим, о целях-то кайзера Ленин знал превосходно. Только дурак мог не догадываться об этих целях: использовать большевиков для разлагающей пропаганды, чтобы вывести Россию из войны. Но Владимир Ильич считал себя безмерно выше «липовых интернационалистов» и большой беды в победе Германии над Россией не видел, если такой ценой будет куплена победа социалистической революции.

Генерал Эрих Людендорф, выполнявший функции начальника штаба при фактическом главнокомандующем германской армией фельдмаршале Пауле фон Гинденбурге, вспоминал: «Помогая Ленину проехать в Россию, наше правительство приняло на себя особую ответственность. С военной точки зрения это предприятие было оправданным. Россию нужно было повалить».[133]133
  Ludendorff E. Meine Kriegserinnerungen 1914–1918. Berlin. 1919. S. 47.


[Закрыть]

В действительности никакого «запломбированного вагона» не было. На самом деле с помощью эстонского социалиста Александра Кескюлы было достигнуто соглашение о том, что во время транзита через Германию социал-демократы не покинут поезд, а выехать из Швейцарии смогут только те, против кого не будет возражений со стороны германского Генерального штаба. В соглашении оговаривался и маршрут поезда. Всего в вагоне находились 33 человека. На практике выходить из поезда на станциях пассажирам разрешалось, чтобы посетить станционные буфеты. Поэтому из четырех дверей были опломбированы лишь три. Пломбировка должна была символизировать, что русские эмигранты не вступают на германскую территорию, иначе их пришлось бы интернировать, как подданных державы, с которой Германия находится в состоянии войны. 11 апреля 1917 года в телеграмме, посланной сопровождавшими путешественников двумя германскими офицерами, сообщалось: «Путешествие русских было исключительно приятным… От имени русских немецкому правительству была высказана большая благодарность за сотрудничество… В Берлине мы обеспечили детей молоком…»[134]134
  Революции посвящается // Пражский телеграф. См.: https://ptel.cz/2011/09/revolyuciiposvyashhaetsya-2/ (Последнее обращение 07.12.2022).


[Закрыть]

Через Германию ехали без приключений. Дорога заняла целых четыре дня. 13 апреля поезд прибыл в балтийский порт Засниц. Отсюда отправлялся паром в шведский порт Треллеборг. В шесть часов вечера пассажиры пломбированного вагона прибыли туда, а ночью уже обычный вагон обычного пассажирского поезда повёз их в Стокгольм. Там Ленина и его спутников встретили депутаты шведского риксдага Карлсон, Линдхаген, Штрем и др. До отхода поезда в Финляндию оставалось ещё некоторое время, и они вместе со шведскими друзьями решили прогуляться по городу. Тогда и был сделан исторический групповой снимок – единственный, на котором Арманд запечатлена вместе с Лениным (и Крупской).

На финской границе путешественники сели в финские повозки – вейки. На них добрались до ближайшей станции, где сели в вагоны третьего класса. Владимир Ильич и Надежда Константиновна не были в России десять лет, Инесса – четыре года. Впереди была триумфальная встреча в двенадцатом часу вечера 3/16 апреля на Финляндском вокзале в Петрограде и брошенный Лениным с броневика лозунг: «Да здравствует социалистическая мировая революция!»

А.Д. Нагловский вспоминал: «Теперь уже стало известным, что до приезда Ленина в Россию большевицкая партия пребывала в состоянии полной растерянности. Мне, как “очевидцу”, тогдашнему члену партии, остается этот факт только подтвердить: без директив “вождя” в 1917 году в партии шел невероятный разброд. Приезд Ленина считался совершенно необходимым, хотя надо сказать, что тогдашнее большинство видных партийцев ждало Ленина с опасениями, предчувствуя, что в этом хаосе Ленин сразу займет крайнюю атакующую позицию в отношении Временного правительства и Совета рабочих депутатов.

Таврический дворец тех дней, где заседал Совет, представлял тревожную картину. На трибунах – головка Совета: лидеры меньшевиков и эсеров. Где-то по кулуарам растерянно мечутся, мнутся, пробегают большевики – Стасова, Бубнов, Сталин, Каменев, Стеклов и другие. А зал залит революционной толпой, производившей, надо сказать, самое гнетущее впечатление. В большинстве это был, конечно, не народ, а большевицки настроенный охлос, на который и оперся в скором времени Ленин. Но пока что речами Чхеидзе, Церетели, Керенского даже в самом остром вопросе – о войне – этот охлос сдерживался все-таки на позициях оборончества, хоть и было ясно, что скрепы, пролегавшие от трибуны в зал, чрезвычайно хрупки. Хрупкость обнаруживалась ежечасно».[135]135
  Гуль Р.Б. Я унес Россию. Т. 2: Россия во Франции. М. – Берлин, 2019. С. 252–253.


[Закрыть]

Нагловскому запомнился приезд Ленина на Финляндский вокзал: «Приехавшего Ленина я увидел на вокзале. Этот приезд достаточно описан в литературе, и я не коснусь его подробностей. Скажу только, когда я увидел вышедшего из вагона Ленина, у меня невольно пронеслось: – «Как он постарел!» В приехавшем Ленине не было уже ничего от того молодого, живого Ленина, которого я когда-то видел и в скромной квартире в Женеве и в 1905 году в Петербурге. Это был бледный изношенный человек с печатью явной усталости.

Приняв поздравления, Ленин ответил на них известной демагогической речью. Для всех стало ясно, что Ленин совершенно готов к продолжению заговорщицкой борьбы. И он повел ее из дворца Кшесинской.

Впечатление о сильной «постарелости» Ленина подтвердилось и в последующие дни, когда я часто встречал его в этом дворце. Весь вид Ленина был резко отличен от прежнего. И не только вид. В обращении исчезли всякое добродушие, приветливость, товарищеская легкость. Ленин этого времени по всей своей цинической, замкнутой, грубоватой повадке казался заговорщиком «против всех и вся», не доверявшим никому, подозревавшим каждого и в то же время решившим всеми силами, не считаясь ни с чем, идти в атаку на захват власти».[136]136
  Там же. 253.


[Закрыть]

Тем не менее, по словам Нагловского, «Ленин был настолько уверен в себе, настолько «самодержавен», что сразу же перешел в атаку на оппозиционеров. Помню, как уже на первых собраниях во дворце Кшесинской он кричал – «Или теперь или никогда! Наш лозунг – вся власть советам! Долой буржуазное правительство!» – и перекосив лицо, картавя, в демагогической речи звал «идти с кем угодно, с улицей, с матросами, с анархистами», но идти на немедленный захват всей полноты власти! И в самое короткое время Ленин подмял под себя всю партию, чувствовавшую, что сил сопротивляться ему – нет, а без этого заговорщицкого кормчего она – ничто».[137]137
  Там же.


[Закрыть]

1(14) марта 1917 г. Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов издал «Приказ № 1» по гарнизону столицы, которым предписывалось: «Во всех ротах, батальонах, полках, парках, батареях, эскадронах и отдельных службах… и на судах военного флота немедленно выбрать комитеты из выборных представителей от нижних чинов», а также избрать своих представителей в Петросовет и подчиниться ему «во всех своих политических выступлениях». Все оружие передавалось под контроль ротных и батальонных комитетов и ни в коем случае не могло выдаваться офицерам, «даже по их требованиям». В строю и на службе приказ требовал от солдат строжайшей дисциплины, но «вне службы и строя… солдаты ни в чем не могут быть умалены в тех правах, коими пользуются все граждане… Вставание во фронт и обязательное отдание чести вне службы отменяется.

Равным образом отменяется титулование офицеров: ваше превосходительство, благородие и т. п., и заменяется обращением: господин генерал, господин полковник и т. д. Грубое обращение с солдатами всяких воинских чинов и, в частности, обращение к ним на «ты» воспрещается, и о всяком нарушении сего, равно как и о всех недоразумениях между офицерами и солдатами, последние обязаны доводить до сведения ротных комитетов».[138]138
  Известия Петроградского Совета Рабочих и Солдатских депутатов от 2 марта 1917. № 3. С. 3.


[Закрыть]

Хотя приказ формально был адресован лишь петроградскому гарнизону, очень быстро его приняла вся армия. «Приказ № 1» отвечал чаяниям измученных войной солдат. Они повсюду стали создавать свои комитеты, без санкции которых офицеры не могли командовать. Хотя уже 5 (18) марта Петроградский Совет выпустил приказ № 2, разъяснивший недопустимость выборности офицеров, такая практика получила широкое распространение, особенно в столице. Официально выборность начальства в армии ввели 2 (15) декабря 1917 г. большевики, чтобы окончательно ликвидировать старую армию. Но ликвидировать к тому времени было уже почти нечего. «Приказ № 1» резко ускорил ее разложение.

30 апреля 1917 года фон Ромберг из Берна сообщал канцлеру Бетману-Гольвегу: «Сегодня меня посетил Платтен, который сопровождал русского революционера Ленина и его последователей в их поездке через Германию, чтобы от их имени поблагодарить меня за услуги, оказанные им. К сожалению, Платтену запрещено было сопровождать его попутчиков в Россию. Он на границе был задержан английским офицером, который приостановил его разрешение на въезд. Ленину, с другой стороны, по словам Платтена, его сторонники устроили блестящую встречу. Можно сказать, что он имеет за собой три четверти петроградских рабочих. Труднее обстоит дело с пропагандой среди солдат, у которых еще сильно распространено мнение, что мы собираемся атаковать русскую армию. Как пойдет дальше развитие революции, пока еще не ясно. Возможно, что достаточно будет заменить отдельных членов Временного Правительства как Милюкова и Гучкова (военный министр. – Б. С.) социалистами.

Во всяком случае, абсолютно необходимо притоком из-за границы увеличить число безусловных друзей мира… Из замечаний Платтена стало ясным, что у эмигрантов нет достаточных средств для ведения своей пропаганды, в то время как средства их врагов безграничны. Фонды, которые были собраны для них, попали главным образом в руки социал-патриотов. Я постараюсь при помощи агента расследовать деликатный вопрос, возможно ли будет предоставить им эти средства так, чтобы их не смутить. А пока я был бы благодарен за сообщение по телеграфу о том, получают ли уже революционеры финансовую поддержку какими-либо другими путями». На докладе фон Ромберга есть следующая заметка представителя канцелярии Пурталеса: «Я говорил с Ромбергом. Этим вопрос, поднятый последним предложением его отчета, исчерпан».[139]139
  Шуб Д.Н. Ленин и Вильгельм II. Новое о германо-большевистском заговоре 1917 г. С. 252.


[Закрыть]

В письме Ганецкому от 5–6 мая (22–23 апреля) 1917 года, уже из Петрограда, Ленин писал: «Деньги (две тысячи) от Козловского получены. Пакеты до сих пор не получены… С курьерами дело наладить нелегко, но все же примем все меры. Сейчас едет специальный человек для организации всего дела. Надеемся, ему удастся всё наладить… Радеку шлём привет».[140]140
  Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 49. С. 438–439.


[Закрыть] Как видим, получаемые суммы исчисляются немногими тысячами, но никак не десятками и сотнями тысяч рублей или марок.

Сразу после возвращения в Петроград Ленин ещё не обладал безусловным авторитетом в партии, хотя уже считался её признанным вождём. Такой авторитет пришёл после победы Октября и конечного успеха комбинации с Брестским миром. Но даже и тогда ему приходилось убеждать соратников, пусть даже безгранично верящих в его гениальность, а не диктовать им готовые решения. И многие решения Политбюро и ЦК принимались далеко не единогласно.

В апреле 1917 г. линию фронта перешел прапорщик Д. Ермоленко, находившийся в немецком плену. Он утверждал, будто получил приказ от германского командования вести агитацию в пользу сепаратного мира. При этом прапорщику сообщили, что такую агитацию вовсю ведут другие немецкие агенты, в частности, Ленин. Деньги же на эту агитацию большевики получают от бывшего русского социал-демократа коммерсанта Александра Парвуса через товарища Ленина польского социал-демократа Якова Ганецкого. Расследование вел следователь Павел Александров. Он пришел к выводу, что «вообще следствие не подтверждает указаний актов дознания, что, следовательно, указания эти ложны, и что поэтому виновность лиц, привлеченных по делу, не установлена».[141]141
  Звягинцев А.Г. Роковая Фемида. М., 2010. С. 116


[Закрыть] В частности, бухгалтерская экспертиза доказала, что иностранный капитал не участвовал в издании «Правды». Александров отказался дать распоряжение об аресте Ленина. Тогда о вызове последнего на допрос дал указание Керенский. Ленин, однако, предпочел скрыться от следствия.

Впоследствии в германских архивах были найдены данные, что деньги для Ганецкого Парвус получал от германского Генерального штаба и что Ганецкий и Ленин вряд ли сомневались насчет происхождения этих денег. Большинство ученых полагает, что Ленин не был прямым немецким агентом, но что Германия снабжала его деньгами через посредников, поскольку деятельность большевиков по выводу России из войны объективно совпадала с немецкими интересами. В ноябре 1937 года Ганецкий в ходе «большой чистки» был расстрелян НКВД… как германский и польский шпион. Александрова за ведение дела о шпионаже большевиков в пользу Германии в июле 1940 года приговорили к расстрелу (данных о приведении приговора в исполнение нет).

В мае в Петрограде прошел первый всероссийский съезд крестьянских советов, а в июне – I Всероссийский съезд рабочих и солдатских депутатов. Его участники 18 июня, в день начала наступления на Юго-Западном фронте, решили устроить демонстрацию с оборонческими лозунгами в поддержку правительства. В ней участвовало около полумиллиона человек. Однако к тому времени позиции партии Ленина в столице значительно укрепились. ЦК РСДРП (б) решило превратить демонстрацию, организованную съездом Советов в демонстрацию «за то, чтобы власть перешла к Совету», против лозунга: «Вся власть Учредительному собранию!» Поскольку эсеро-меньшевистское руководство Петросовета не хотело брать власть в свои руки, расчет большевиков был на то, что в случае успеха выступления рабочие и гарнизон Петрограда призовут их к руководству столичным Советом и страной.

Демонстрация прошла преимущественно под большевистскими лозунгами: «Против политики наступления!», «Пора кончить войну!», «Пусть Совет депутатов объявляет справедливые условия мира!» Меньшевик Николай Суханов свидетельствовал: «…Манифестация была грандиозна… в ней по-прежнему участвовал весь рабочий и солдатский Петербург… Опять большевики, – отмечал я, смотря на лозунги, – и там, за этой колонной, идет тоже большевистская… Как будто… и следующая тоже, – считал я дальше, вглядываясь в двигавшиеся на меня знамена и в бесконечные ряды, уходящие к Михайловскому замку, в глубь Садовой. «Вся власть Советам!», «Долой десять министров-капиталистов!», «Мир хижинам, война дворцам!»

Так твердо и увесисто выражал свою волю авангард российской и мировой революции, рабоче-крестьянский Петербург… Положение было вполне ясно и недвусмысленно… Кое-где цепь большевистских знамен и колонн прерывалась специфическими эсеровскими и официальными советскими лозунгами. Но они тонули в массе… И снова, и снова, как непреложный зов самых недр революционной столицы, как сама судьба, как роковой Бирнамский лес (из шекспировского «Макбета». – Б. С.), двигались на нас: – Вся власть Советам! Долой десять министров-капиталистов!..»[142]142
  Суханов Н.Н. Записки о революции. В 3 тт. Т. 2. М., 1991. С. 301.


[Закрыть]

Большевиков в этот день поддержали демонстранты в Москве, Киеве, Харькове, Минске, Гельсингфорсе, Ревеле и ряде других городов. Непрочность власти коалиционного Временного правительства и потеря былой популярности эсеров и меньшевиков среди рабочих и солдат стали очевидны. Падение Временного правительства стало лишь вопросом времени.

О том, что «есть такая партия», Ленин сказал 4 июня 1917 г. на I Всероссийском съезде Советов во время выступления меньшевика Ираклия Церетели. Когда тот сказал, что в России нет партии, готовой взять на себя всю полноту власти, Ленин бросил реплику: «Есть!» В тот же день в своем выступлении Ленин коснулся этого эпизода: «Он говорил, что нет в России политической партии, которая выразила бы готовность взять власть целиком на себя. Я отвечаю: „Есть!»»[143]143
  Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 32. С. 267.


[Закрыть]