Текст книги "Вольф Мессинг"
Автор книги: Борис Вадимович Соколов
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)
«Вы упомянули о телеграмме Сталина», – напомнил я, чтобы поддержать разговор. – «Не об одной: у меня хранятся несколько его телеграмм. Я пришлю вам фотокопии». Вольф Григорьевич выполнил это обещание (однако в обеих статьях Любимского приведена фотокопия лишь одной телеграммы Сталина Мессингу, адресованной во Владивосток. Поскольку речь в ней идет о вкладе в ВВС Красной Армии, можно предположить, что она относится к тому самолету Мессинга, на котором летал советский летчик Ковалев. Что же касается польского самолета, то благодарноственную телеграмму Мессингу за этот самолет должен был, по логике, подписывать кто-то из руководителей Союза польских патриотов или возникшего позднее просоветского Люблинского правительства, может быть, та же Ванда Василевская, но уж никак не Сталин. Если дата в книге, цитируемой Любимским, верна, и летчики снялись у самолета действительно в мае 1944 года, то Мессинг в рассказе Любимскому совершенно точен: первый его самолет был передан Герою Советского Союза Константину Федотовичу Ковалеву в марте 1944 года, поскольку отправился за ним Ковалев в Новосибирск ранней весной; тогда второй самолет действии тельно мог быть передан польским летчикам в мае 44-го. – Б. С.)
«А летчики полка «Варшава» принимали участие в боях?» – в свою очередь спросил артист. Я кратко рассказал о боевом пути этого авиаполка. Когда речь зашла об его участии в боях в Польше на Магнушевском плацдарме, Мессинг опять разволновался: «Так это же вблизи моего родного города Гура-Кальвария! Может, и мой самолет участвовал в этих боях!» – и взглянув на меня, добавил: «Жаль, что вы этого не знаете».
Мой вопрос о том, пришлось ли побывать на родине после окончания войны, повернул направление разговора к проблеме тогдашнего времени. «У меня есть большое желание побывать в Гуре-Кальварии, Варшаве, Кракове. Но пока не получается. И знаете, по какой причине? Из-за денег. Нет, денег и теперь у меня достаточно, но при выезде мне разрешают обменять на злотые всего пятьсот рублей! Вы представляете, – негодовал он, – Вольф Мессинг спустя столько лет появляется на своей родине с грошами в кармане? Нет, я поеду в Польшу только тогда, когда буду иметь столько злотых, сколько мне понадобится. Люди должны увидеть: приехал Мессинг!».
Более двух часов продолжалась беседа, пришла пора, как говорится, и честь знать. Мы обменялись адресами, договорились о встрече в Москве, Вольф Григорьевич доверительно сообщил придуманный им «код», лишь применив который можно было услышать в трубке его голос. В полученных мной письмах он не раз упоминал о планах посетить Польшу и узнать о судьбе летчика, воевавшего на подаренном им самолете».
Интересно, что свидетельство Любимского, – пожалуй, единственное, где содержится признание Мессинга о том, что он хотел бы посетить свою родину. И здесь же названа причина, по которой он не может этого сделать – слишком малая сумма, которую меняют советским туристам при выезде из страны. Хотя 500 рублей по тогдашнему официальному искусственному курсу означало более 600 долларов, поскольку один доллар стоил порядка 90 копеек (что, конечно же, не имело никакого отношения к реальной стоимости доллара на черном рынке, где за один доллар давали 5–7 рублей). На 600 долларов земляков ничем особенным удивить было нельзя. А до того времени, когда валюту из СССР, а потом и из России можно было бы вывозить в значительно больших количествах, Вольф Григорьевич не дожил. Сам он валютных доходов не имел. Заграничные гастроли для не го из-за незнания языков были возможны только в очень узком географическом регионе – в Польше и ГДР. Но там были свои телепаты, с которыми Мессингу трудно было бы конкурировать. Не думаю, что рассказом об отсутствии валюты Мессинг хотел замаскировать перед собеседником тот факт, что он был, как говорили в советское время, «невыездным», т. е. партийные инстанции и КГБ не выпускали его за границу. Ведь никакими государственными секретами он не владел, политикой не занимался, а как еврей имел полную возможность легально выехать в Израиль. Вернее, добраться до Вены, а оттуда уже решить, в какую именно страну отправиться. Причем ему даже за полученное в СССР высшее образование платить бы не пришлось, поскольку он его не получал. Однако Мессинга, похоже, вопреки тому, что он пишет о первой половине своей жизни в мемуарах, к поездкам в другие страны не стремился. Ему с избыт ком хватало гастролей по союзу. Ведь он привык удивлять людей, привык жить в атмосфере восхищения своим талантом. Роль обычного туриста, послушно осматривающего местные достопримечательности, да и то непременно в составе тургруппы (индивидуальный и семейный туризм в СССР не приветствовался, поскольку считалось, что так легче стать невозвращенцем, особенно, если человек едет с семьей), была явно не для него.
Любимский в конце концов выяснил судьбы летчиков, летавших на самолете Мессинга, но произошло это уже после кончины Вольфа Григорьевича. Любимский вспоминал: «1 февраля 1974 г. – это был последний год его жизни – в письме из Горького, куда он поехал «для лечения ног после всех испробованных московских способов», после поздравления в связи с годовщиной советских Вооруженных Сил он написал о желании проведать «родные места и, возможно, увидеть свой истребитель, если он где-то хранится в музее, или встретить кого-нибудь из летчиков, летавших на этом истребителе или знавших героев того времени». В отправленном 21 августа письме он повторяет: «Давно собираюсь съездить на короткий срок, дней на 10 или на две недели, на свою родину, в Польшу. Ну а если я там буду, мне хотелось бы иметь координаты летчика, который летал на построенном мною истребителе, переданном ВВС Польши, пожать его доблестную руку и иметь дружеский контакт с этим доблестным человеком». Вероятно, Мессинг предчувствовал, что жить ему осталось недолго, и хотел все-таки перед смертью навестить родные места, но не успел.
К этому времени мне удалось собрать сведения о летчиках, совершавших боевые вылеты на подаренных Мессингом самолетах. Впрочем, о судьбе К.Ф. Ковалева артист был хорошо осведомлен. В начале июня 1944 г. он получил телеграмму командующего ВВС Балтийского флота генерал-лейтенанта М.И. Самохина с сообщением, что Ковалев прибыл «и благополучно бьет врага на вашем самолете». Сам Ковалев прислал Вольфу Григорьевичу письмо, в котором сообщил о том, что в газете «Летчик Балтики» опубликовал рассказ о своей поездке в Новосибирск за самолетом и встрече с артистом. Переписка между ними продолжалась и в послевоенное время.
А вот для поиска материалов о судьбе летчиков авиаполка «Варшава», изображенных на снимке, требовалось больше времени. Удалось установить, что справа на фото – Ежи Човницкий, курсант учебно-тренировочного отряда, с ноября 1943 г. летчик авиаполка «Варшава». Участвовал в боях на Висле, в Померании, несколько боевых вылетов совершил на самолете, подаренном Мессингом. Слева на фото – выпускник инженерного факультета Военно-воздушной академии имени Н.Е. Жуковского капитан Олег Матвеев. В 1943 г. он был назначен инструктором по стрелковому делу учебно-тренировочного отряда, готовившего польских летчиков. Вместе с ними выучился на летчика и был назначен помощником командира полка «Варшава» по воздушно-стрелковой службе. Совершил более 40 боевых вылетов. Погиб в бою за освобождение польского города Пила. О последних минутах жизни летчика польский историк Болеслав Долята оставил такое свидетельство: «Во время очередного боевого вылета над Пилой в самолет Матвеева попал вражеский снаряд. Летчик с трудом выровнял падающий самолет, направил его на немецкие танки и обрушился на них с огромной силой» (см. Boleslaw Dolata. Wyzwolenie Polski. 1944–1945. – Warszawa, 1971, с. 184) (Матвеев погиб в феврале 1945 года, но история с тараном танковой колонны наверняка легенда, как и знаменитый миф капитана Николая Гастелло. Не исключено, что исследование Болеслава Доляты – это и есть та книга, где два летчика изображены рядом с подаренным Мессингом самолетом. Но то, что Матвеев и Чонвицкий летали на одном и том же самолете, представляется маловероятным. – Б. С.). Был ли таран совершен на самолете, подаренном Мессингом? Возможно. Матвеев часто совершал вылеты именно на этом истребителе. Но достоверные данные получить не удалось.
В последнем письме, полученном мною, Вольф Григорьевич сообщил: «10 сентября 1974 г. мне исполнится 75 лет. Я хочу быть здоровым, работоспособным, самоходным к своему юбилею». Так сложилось, что приехать и лично поздравить юбиляра и передать ему собранные материалы в те дни не удалось. А когда во второй половине ноября приехал в Москву, то с горечью узнал, что после быстротечного воспаления легких несколько дней назад Вольф Мессинг ушел из жизни».
Таким образом, мы убедились, что оба самолета, построенные на средства Мессинга, были переданы, соответственно, советскому и польскому летчику, только в марте и мае 1944 года. Следовательно, в 1942 году никакой самолет, построенный на средства Мессинга, советским пилотам не передавался. Поэтому и никакой благодарственной телеграммы Сталина Мессингу газеты в 1942 году при всем желании не могли публиковать. Так что вся история насчет публикации сталинской телеграммы Мессингу в газете «Правда Востока» в 1942 году, равно как и история с двумя арестами Мессинга в Ташкенте и его неудачной попыткой бежать в Иран, несомненно, придуманы Шенфельдом с начала и до конца.
Шенфельд совсем не объясняет, зачем Мессинг собирался перебраться в Иран, при том, что сам Шенфельд всячески подчеркивает трусость Мессинга. Ведь не секрет, что тогда, в 1942 году, северные провинции Ирана были оккупированы Красной Армией. Так что Мессинг, переходя советско-иранскую границу, отнюдь не выходил за пределы сферы советского господства. Ему требовалось без денег, без документов пробираться на юг Ирана, в британскую оккупационную зону. При этом внешностью и одеждой он резко отличался от местных жителей и привлек внимание первого же советского патруля. Шенфельд, очевидно, забыл, что в Иране в тот момент находились советские войска, хотя, живя в Ташкенте, мудрено было этого не знать. И поэтому у него роль Калинского сводится к тому, чтобы перебросить его на иранскую сторону границы, а там уже, дескать, можно было бы дальше спокойно идти навстречу свободе. А ведь в реальной действительности шансов благополучно добраться до британской оккупационной зоны у него практически не было.
А ведь если бы Мессинг и в самом деле хотел уехать из СССР, он бы мог сделать это ни один раз, и при том вполне легально. Как раз весной и летом 1942 года из советской Центральной Азии в Иран была переправлена польская армия генерала Владислава Андерса. В ее рядах в Иран ушло около 80 тыс. военнослужащих и более 37 тыс. членов их семей. Она начала формироваться в августе 1941 года по соглашению между советским правительством и польским правительством в изгнании во главе с генералом Владиславом Сикорским, находившимся в Лондоне. При желании в эту армию могли вступить все поляки и евреи, обладавшие польским гражданством до 1 сентября 1939 года. Ряд будущих видных деятелей Израиля, в том числе будущий премьер-министр Менахем Бегин, именно с армией Андерса ушли в Иран. В Иране они, как и многие другие евреи, оставили ряды армии Андерса и направились в Палестину.
Но если бы Мессинг не воспользовался этой возможностью, очень скоро ему представилась бы другая. В 1946–1947 годах полякам и евреям, имевшим до 1 сентября 1939 года польское гражданство, было разрешено репатриироваться в Польшу. Да и позднее такую репатриацию, хотя и не без трудностей, но при желании можно было осуществить, как это сделал, например, бывший советский разведчик Леопольд Треппер. Наконец, в 1960-1970-е годы Мессинг, если бы захотел, мог вполне легально эмигрировать в Израиль. Однако он ни разу выказал, даже теоретически, намерение такого рода. И это, кстати сказать, кажется вполне естественным. Ведь только в СССР Мессинг познал настоящий успех и любовь зрителей, стал настоящей «звездой». В Польше он такой популярности никогда не имел, будучи лишь одним из многих чародеев, магов и ясновидцев, подвизавшихся на эстрадных подмостках. В Советском Союзе же он долгое время был единственным и до конца жизни и многие годы после смерти оставался самым известным актером своего жанра.
Из архива ФСБ России, куда издательство «Молодая гвардия» направила соответствующий запрос, пришел ответ, что в архиве нет следственного дела или каких-либо иных материалов, связанных с Вольфом Мессингом.
Вот текст этого письма, датированного 25 февраля 2010 года:
Главному издательства «Молодая гвардия»
А.В. Петрову
Уважаемый Андрей Витальевич!
Ваше обращение об ознакомлении историка Б.В. Соколова с материалами архивного следственного дела в отношении известного гипнотизера и психолога Вольфа Мессинга рассмотрено.
Сообщаем, что Центральный архив ФСБ России запрашиваемыми документальными материалами не располагает.
Заместитель начальника архива А.И. Шишкин
(подпись)».
Конечно, чисто теоретически можно допустить, что дело Мессинга, которое, по утверждению Шенфельда, до суда так и не дошло, было по этой причине уничтожено в 60-70-е годы XX века. Хотя ьакое случалось редко. Так, в 1963 году было уничтожено следственное дело Рокоссовского и некоторых других военных, пострадавших в 30-е годы и впоследствии реабилитированных, но решение об этом принималось на уровне Политбюро. Вряд ли высшее политическое руководство могло бы озаботиться уничтожением следственного дела Мессинга. Ведь политической фигурой артист никогда не был. Однако я склонен полагать, что этого дела нет в архиве ФСБ по той простой причине, что его никогда не было в природе. Те два кратковременных задержания в начале Великой Отечественной войны, о которых упоминает Мессинг в мемуарах, наверняка даже протоколов после себя не оставили.
Блищко знавший Мессинга Эгмонт Месин-Поляков утверждал, что, хотя дело на Мессинга и могло быть заведено, но «по поводу его сотрудничества со спецслужбами могу сказать одно: Вольф Григорьевич всеми фибрами своей души был против этого и всю жизнь старался избегать такого рода контактов. Когда он умер, представители соответствующего ведомства побывали у него дома и, скорее всего, какие-то документы изъяли».
Думаю, что никакого дела на Мессингап не было – ни следственного, ни агентурного. Все это было лишь частью легенды, которую сотворил Игнатий Шенфельд.
Никакого ареста за попытку нелегального перехода в Иран и последующего пребывания Мессинга в Ташкентской тюрьме не было. В целом Вольф Григорьевич своей новой родиной был доволен и не собирался возвращаться в Польшу или искать счастье где-то еще в мире. Он справедливо полагал, что такого успеха он больше нигде иметь не будет.
Тем не менее, версия Шенфельда о Мессинге, мечтавшем удрать из СССР, но попавшимося на провокацию агента НКВД Абрама Калинского, в результате чего Вольф Григорьевич яковбы оказался в Ташкентской тюрьме и купил себе свободу согласием на незавидную роль сексота, получила распространение среди ряда журналистов. В нее поверил даже такой критически настроенный биограф Мессинга как бывший следователь Н.Н. Китаев. Так, Владимир Кючарьянц в своей статье о Мессинге полностью следовал документальной повести Шенфельда в изложении военных лет биографии великого телепата: «Тогда он немного слукавил: интуиция не всегда выручала его. С гордостью показывая мне газетные вырезки военных лет, сообщавшие о двух подаренных им фронту самолетах, ни словом не обмолвился, что дар этот оказался вынужденным. Ни предвидение, ни предчувствие не подсказали ему, что не следует отказываться от настойчивого предложения представителей власти пожертвовать свои немалые сбережения на истребитель. Он отказался и был арестован. Пришлось соглашаться.
После первого ареста Мессинг стал вкладывать гонорары в драгоценные камни. Шла война и деньги мало что стоили. Во время гастролей в Средней Азии он познакомился с польским эмигрантом Абрамом Калинским и поддался на его уговоры бежать в нейтральный Иран. И куда подевался его дар провидца?! Мессинга снова арестовали. Спасла его найденная в кармане та самая благодарственная телеграмма Сталина. Да еще привычка дарить фронту самолеты. Так взлетел в небо второй его истребитель. А он перестал коллекционировать бриллианты, разглядев в них целую эскадрилью.
Насколько правдива эта история? Я узнал о ней только теперь. Мне не довелось видеть секретное досье Мессинга. Но я видел его лицо. Его гордость за свои самолеты была (стала?) искренней…».
На самом деле, я более чем уверен в том, что Мессинг с самого начала вполне искренне гордился тем, что построил для советских ВВС целых два самолета, тем более, что с толком потратить свои миллионы он в СССР все равно не мог.
А агент НКВД Калинский – это такой же вымысел Шенфельда, как и пребывание Мессинга в Ташкентской тюрьме. Скорее всего, этот образ представляет собой пародию на одного из предшественников Мессинга на ниве телепатии – инженера Бернарда Кажинского, который в романе Александра Беляева «Властелин мира» фигурирует как инженер Качинский (имени у этого героя в романе нет). В романе Качинский именуется русским, хотя и польского происхождения. Кем считал себя по национальности Бернард Кажинский, я не знаю. Он мог быть как русским, так и поляком или польским евреем. Но Шенфельд вполне мог остановиться на третьем варианте, когда создавал образ живущ его в СССР польского еврея Абрама Калинского.
Мессинг так отозвался о Кажинском в мемуарах: «Мне много в последние годы рассказывали об этом интереснейшем человеке, и я сожалею, что не удалось познакомиться с ним, а теперь это невозможно – он умер в 1962 году. Это был человек изумительной эрудиции, принимавший участие в опытах известного дрессировщика животных В. Л. Дурова, друживший с К. Э. Циолковским, В. М. Бехтеревым, П. П. Лазаревым. Некоторые считают, что и он сам обладал незаурядными телепатическими способностями. Кажинский явился прототипом одного из героев известного научно-фантастического романа А.Р. Беляева «Властелин мира» – инженера Качинского. Как известно, инженер Качинский в романе Беляева также занимается разработкой проблемы непосредственной передачи мыслей.
Роман «Властелин мира» написан в 1928 году. Но еще в 1923 году вышла в свет книга самого Б.Б. Кажинского «Передача мыслей (факторы, создающие возможность возникновения в нервной системе электромагнитных колебаний, излучающихся наружу)». А в 1962 году издал он свою последнюю в жизни книгу – «Биологическая радиосвязь». Все это время, почти сорок лет, разделяющие две книги, ученый следил за достижениями целого ряда наук – от психиатрии до радиоэлектроники, находя все новые и новые доказательства своей гипотезе.
Нашел ли он их? Кажинский считал, что нашел. В частности, вместе с Дуровым он проводил опыты внушения животным из металлической заземленной камеры, не пропускавшей радиоволн. При открытой двери камеры внушение достигало цели, животное выполняло мысленный приказ, при закрытой – опыты оказывались безрезультатными. Но мне не кажется окончательно убедительной эта серия опытов, хотя бы потому, что аналогичные опыты ленинградского ученого Л. Л. Васильева дали противоположный результат: изолирующая от радиоволн камера ни в малой степени не мешала у него передаче мысленного внушения. И поэтому вопрос о гипотезе электромагнитной, или, точнее, радиоволновой, природе передачи мыслей все еще остается предположением. Надо четко и бесповоротно установить, участвует ли в передаче мыслей электромагнитное поле. Со своей стороны могу сказать: для меня почти безразлично, есть ли у меня личный контакт с моим индуктором или нет, т. е. держу я его за руку или нет. Большинству же телепатов легче проникнуть в мысли человека, если они держат его за руку. Может быть, этот факт поможет в поисках истины?
Ну а если окажется, что электромагнитное поле здесь ни при чем, как быть? Что же, тогда надо будет найти еще не известное нам поле, которое ответственно за телепатические явления. Найти и изучить его. Овладение им может открыть новые, совершенно удивительные возможности, не меньшие, чем открыло овладение электромагнитным полем. Вспомните: Генрих Герц открыл радиоволны в 1886 году. И меньше чем за сто лет стало возможно радио, телевидение, радиолокация, закалка токами высокой частоты и т. д. и т. п. Почему же не ожидать, что новое, не открытое еще сегодня поле не одарит нас еще большими чудесами!?»
Здесь стоит отметить, что в опытах Кажинского удавалось передавать на расстоянии прежде всего эмоциональные состояния, а это как раз то, что фиксируется в идеомоторных актах.
Представляется любопытным, что в романе Александра Беляева Качинский и его немецкий коллега телепат Штирнер-Штерн сочетают свойства телепата и гипнотизера. Они способны не только передавать и читать мысли с помощью электромагнитных волн, излучаемых мозгом и преобразуемых в радиоволны, но и способны внушать эти мысли, отдавать команды на расстоянии, вне визуального контакта с объектом гипноза.
Интересные метаморфозы произошли с финалом «Властелина мира» на пути от газетной до книжной публикации. В первой редакции романа, опубликованной в газете «Гудок» в октябре – ноябре 1926 года, Штирнер и Качинский с помощью мыслеизлучающего аппарата предотвращают войну и создают условия для того, чтобы начать подготовку к организации Всемирного Союза Советских Социалистических Республик. Тогда, в 1926 году, в СССР еще сохранялся курс на мировую революцию. Но отдельные издания романа вышли только в 1928–1929 годах, когда уже был окончательно взят курс на построение социализма в одной отдельно взятой стране. Поэтому тема мировой революции была оставлена, и в эпилоге «Властелина мира» Штирнер, превратившийся в Штерна и сознательно отказавшийся от своего телепатического дара, доведшего его до нервного истощения, встречает на побережье Африки свою бывшую возлюбленную Эмму. Здесь Дугов (так назван в романе дрессировщик Дуров) с помощью Качинского и «перековавшегося» Штирнера ловит львов для московских зоопарков. Такой финал можно понять как скрытую иронию над прежней идеей использовать телепатию для свершения мировой революции.
Шенфельд как раз иронизировал над восхищением Мессинга теорией Кажинского, когда утверждал: «И уж совершенно неожиданно я узнал кое-какие подробности о приключениях Абраши Калинского, который, отбыв 15 лет одиночного заключения, в 1959 году появился в Москве и начал посещать друзей и знакомых трагически погибшей от неизлечимой болезни Татьяны Златогоровой, которую он выдавал за свою жену. Но этого и писать бы не стоило, если бы не одно обстоятельство.
Одна моя собеседница хорошо знала одну из поклонниц Мессинга и через нее познакомилась с телепатом. Но конечно, она ничего не знала о пагубной роли Калинского в судьбах Мессинга и моей. Теперь она напрягала память, чтобы помочь мне и побольше сообщить о его судьбе. И вдруг вспомнила, что уже в семидесятых годах, то есть незадолго до смерти Мессинга, она неожиданно увидела его в сберкассе при гостинице «Москва», на проспекте Маркса. Я подумал, что ослышался, когда она добавила, что он был в обществе «этого, как его звать, Калинского, что ли, ну, который околачивался вокруг Златогоровой» (якобы так звали любовницу Калинского. – Б. С.).
– Как? – Я выпучил глаза. – Мессинг в обществе Калинского?! Могло ли быть такое? Что они там делали?
– Что они могли делать? Разговаривали. Довольно оживленно.
– О чем же они могли разговаривать?
– Откуда я знаю? Я рядом не стояла. Видела только, как они размахивают руками. Но вы сами знаете, что евреи нередко разговаривают с помощью рук.
– Они, наверное, ссорились?
– Трудно сказать. По тому, как они размахивали руками, об этом было трудно судить. Но что с вами?
Я был совершенно ошеломлен. Мессинг мог встречаться с Калинским? Я мог себе многое представить, но только не это. Что они могли сказать друг другу? Что теперь, после всего, что было, могло их связывать?
Я пытался представить себе Мессинга, который может быть уже начал избавляться от страхов сталинского времени и от воспоминаний о Ташкенте. И вдруг перед ним вырос Калинский, человек из прошлого, которого хотелось забыть навсегда. Чего могла хотеть от Мессинга эта фигура, вынырнувшая из мрака забвения? А не шантажировал ли он его? Но чем, собственно, он мог его шантажировать? Ведь не угрозой разглашения того, как он спровоцировал и посадил в тюрьму великого ясновидца?
Я не находил ответа на возникающие один за другим вопросы. Что это еще за новая чертовщина? А что, думал я, если Мессинг не питал никакой вражды к своему злодею? Может быть, его жизненный поворот в Ташкенте, начавшийся весьма скверно, окончился очень благополучно? А что, если Калинский и Мессинг одним миром мазаны? Что, если освобождение из следственной тюрьмы в Ташкенте надо рассматривать с совсем иной точки зрения?»
Повторю, что для такого порочащего Мессинга вывода нет никаких оснований. А ответ из ФСБ доказывает, что никакого дела против Мессинга не было, а значит, не было и оснований для шантажа Мессинга и его последующей вербовки в качестве сексота. К тому же как сексот Мессинг большого интереса не представлял. Человеком он был не слишком разговорчивым, замкнутым, да и профессия телепата нередко заставляла собеседников проявлять определенную осторожность. К тому же овращался Мессинг в основном среди артистов и представителей других творческих профессий, где осведомителей и без него хватало.
Первый самолет, построенный на средства Мессинга, был передан морскому летчику, Герою Советского Союза гвардии капитану К.Ф.Ковалеву. Всего за время войны Константин Федотович лично сбил 20 и в групповом бою – еще 15 неприятельских самолета. 22 января 1944 года ему было присвоено звание Героя Советского Союза. 4 самолета Ковалев сбил, летая на построенном Мессингом истребителе. О своей встрече с Мессингом Константин Федотович написал во фронтовой газете «Летчик Балтики» от 22 мая 1944 года. Вот текст его статьи: «—В этом бою я сбил тридцать первый самолет. В тот день на командном пункте полка я получил приятное известие: советский патриот профессор психологии В.Г.Мессинг дарит мне самолет. Я встретился с ним на вокзале. Я был в морской форме и летном реглане, и он безошибочно нашел меня. Мы обнялись и крепко пожали друг другу руку. И как-то сразу между нами установились самые близкие отношения. Всю дорогу мы беседовали горячо и взволнованно. Все напоминало встречу отца с сыном после долгой разлуки.
На следующий день профессор отправился со мной на завод. Ярко светит солнце. На заводском аэродроме собрались рабочие и служащие. Секретарь Новосибирского обкома открывает митинг. Первое слово предоставляется профессору Мессингу:
– Гитлеровские негодяи рассчитывали поставить великий советский народ на колени. Враги просчитались, на защиту своих прав советский народ поднялся. как один человек. Мне бесконечно дорога моя Родина, ее свобода, ее честь и независимость. Выполняя свой долг, я решил на личные сбережения построить самолет и подарить его Герою Советского Союза Ковалеву. Товарищ Сталин разрешил мне осуществить мое желание. Самолет построен. Вручаю его тебе, сын мой Костя. Бери его и бей врага, чтобы советская земля и небо были навсегда свободными от немецких оккупантов. Благословляю тебя на месть, на победу…
Новенький истребитель стоял, сверкая краской. «За победу!» – написано на фюзеляже. Читаю дальше: «Подарок от советского патриота профессора В.Г. Мессинга – балтийскому летчику Герою Советского Союза К.Ковалеву».
Ковалев вел дневник. Он жил в гостинице вместе с Мессингом и отметил в дневнике, что на протяжении семнадцати дней они неоднократно выступали перед рабочими, школьниками, ранеными красноармейцами. Однажды им довелось выступить вместе. В зале дома культуры авиазавода Мессинг проводил свои психологические опыты. Зал был переполнен, а для контроля за опытами избрали жюри. Зрители попросили, чтобы его возглавил капитан Ковалев. Строго говоря, это противоречило условию Мессинга, что в жюри должны входить люди, с ним незнакомые, но в данном случае Вольф Григорьевич пошел навстречу пожеланиям трудящихся и кандидатуру Героя Советского Союза отводить не стал. В первой же записке из зала Мессингу, было написано: «Пусть профессор найдет спрятанный пакет и прочтет вложенную в него записку вслух». Мессинг прошел в зал. Попросил автора записки подойти к нему. Подошел юноша. Мессинг взял индуктора за руку и безошибочно подвел к тому месту, где был спрятан пакет. Развернув записку, Мессинг прочел вслух: «Попросите гостя рассказать о своих подвигах». Таким образом Ковалев стал полноценным участником выступления Мессинга. Не исключено, что первый индуктор Мессинга действовал по заданию партийных органов, стремившихся, чтобы заодно с психологическими опытами зрители услышали рассказ советского аса о его победах.
Знакомство Мессинга и Ковалева продолжилась после войны. В 1946 году Ковалев уволился в запас и поселился в Краснодарском крае. В 1947 году Мессинг приехал с гастролями в Краснодар и узнал среди зрителей капитана Ковалева.
Они обнялись. Через несколько дней Мессинг приехал в станицу Мингрельскую, где тогда жил Ковалев. Потом между ними завязалась переписка. Ковалев с женой Екатериной Дмитриевной не раз навещал Мессинга в Москве. В 60-е годы Вольф Григорьевич еще раз приехал в станицу Мингрельскую и неделю гостил у Ковалевых, рыбачил и восхищался щедрой кубанской природой.
Сам Мессинг женился довольно поздно, когда ему было уже 45 лет. Никакие свои предыдущие влюбленности в мемуарах Мессинг не упоминает. Шенфельд упоминает некую Симу, но ее существование, как мы уже говорили, сомнительно. Скорее всего, этот персонаж придуман Шенфельдом. О каких либо своих романах в польский период своей жизни Вольф Григорьевич никому из друзей и поклонников никогда не говорил. Думаю, эта сторона его жиз ни навсегда останется тайной.
Мессинг в мемуарах так описал знакомство со своей будущей женой: «В 1944 году в Новосибирске после сеанса «Психологических опытов» ко мне подошла молодая женщина:
– Мне кажется, вступительное слово к вашему выступлению надо бы читать по-другому…
– Ну что же, – ответил я, – попробуйте вы прочитать его… Следующее мое выступление – через два дня… Вы успеете подготовиться?
– Попробую.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.