Текст книги "450 лет лидерства. Технологический расцвет Голландии в XIV–XVIII вв. и что за ним последовало"

На протяжении XV в. текстильная промышленность в Северных Нидерландах приросла другой крупной ветвью – производством льняных тканей. К середине XVI в. льняная ткань, изготавливаемая в Харлеме, обрела в Испании столь же высокую репутацию, как и местные сорта тонкого сукна[396]396
  Kaptein, Hollandse textielnijverheid, chapter 9.


[Закрыть]. В завершающей четверти XVI в. значительная часть льноткацкой промышленности, процветавшей прежде во Фландрии, Камбре и Геннегау, переместилась в Голландию и Утрехт, а исход с прежних мест умелых ремесленников продолжался, пусть и в меньших масштабах, еще несколько десятков лет. Большинство этих переселенцев с юга стекались в Харлем[397]397
  St. A Antwerpen, Privilegiekamer 1502 f. 350 v – 351.


[Закрыть]. После 1580-х гг. льноткачество заняло ведущее место в текстильной промышленности Харлема, вытеснив с первого места изготовление шерстяных тканей[398]398
  Kaptein, Hollandse textielnijverheid, 194 – 195.


[Закрыть].

С конца XVI в. производство льняных тканей в Харлеме прошло две волны развития – первая в 1580 – 1650 гг. и вторая примерно с 1710 г. до третьей четверти XVIII в. В этой отрасли, в отличие от шерстяной промышленности, качество сырья не относилось к числу самых весомых факторов развития производства[399]399
  Mulder, ‘Haarlemse textielnijverheid’, 64 – 65.


[Закрыть]. В ходе первой волны развития отрасли было много радикальных перемен в технологии и организации производства. После 1580 г. харлемские ткачи освоили гораздо более внушительный ассортимент продукции, чем прежде. Он расширялся за счет тика, кружева, белого узорчатого дамаста, шедшего на столовые скатерти и салфетки, и других сортов льняного полотна, которых прежде на севере не делали, – таким образом был достигнут вход на широкий круг внутренних и зарубежных рынков, включая самые высокие сегменты[400]400
  Ysselstein, Linen damask, idem, Van linnen tot linnenkasten, Henstra, ‘Kantnijverheid Leeuwarden’, Kaptein, ‘Passchier Lammertijn’, idem, Hollandse textielnijverheid, 230 – 232.


[Закрыть]. Рос экспорт льна во Францию, Англию, Испанию, на Карибские острова и в Средиземноморье. Белый узорчатый дамаст, который ткали в Харлеме с начала 1600-х гг., ценился столь высоко, что его использовали на важнейших дипломатических событиях в Генеральных штатах[401]401
  Israel, Dutch primacy, 65, 285 – 288, Mulder, ‘Haarlemse textielnijverheid’, 67 – 74.


[Закрыть]. Между тем механизация активно внедрилась в лентоткачество и крутильное производство. К 1660-м гг. в льняной промышленности Харлема широко использовались лентоткацкие станки, запатентованные в 1604 г., – они позволяли одному работнику ткать одновременно 12 лент (к 1670 г. – вдвое больше). Нидерландское название такой машины – lintmolen (буквально, «ленточная мельница») – указывало на ее самую типичную особенность: она приводилась в действие расположенным с одной стороны большим колесом и трансмиссией, оснащенной зубчатой шестерней[402]402
  Vogel, Ondernemend echtpaar, 21 – 31, и см. рисунок харлемского лентоткацкого станка на p. 35. Рисунок амстердамского лентоткацкого станка ок. 1725 г. (на котором не видно зубчатое колесо) можно найти в: Eisma, ‘Metreclame’, 134.


[Закрыть]. В первой половине XVII в. харлемская льняная промышленность переживала усиленную концентрацию – в том смысле, что мелкие независимые производители вытеснялись финансово состоятельными торговцами-предпринимателями. После 1650 г. эти торговцы-предприниматели начали частично перемещать производство в юго-восточный Брабант, где рабочая сила была существенно дешевле. Все большую часть «харлемских» тканей делали в Хелмонде[403]403
  De Jongste, Onrust Spaarne, 17 – 18, Mulder, ‘Haarlemse textielnijverheid’, 59 – 62, 74 – 75, Van Gurp, Brabantse stoffen, 108 – 109.


[Закрыть]. Харлем в конце концов сохранил за собой – если не в своих стенах, то в ближайшей округе, – помимо крутильного производства и лентоткачества, только завершающие этапы производства льняных тканей, прежде всего отбеливание, упаковку и оптовую продажу.

Вторая волна развития началась после 1710 г. Увеличился выпуск дешевых сортов пестрой льняной ткани (bont linnen) – многоцветной льняной материи или смеси льняной и хлопчатобумажной пряжи, на которые был большой спрос со стороны плантаторов Гвинеи и Вест-Индии. Льняную пряжу получали из Силезии, Фландрии и Твенте, хлопчатобумажную (через Ост-Индскую компанию) – из Азии. Количество торговцев-предпринимателей в «пестром» секторе отрасли выросло от восьми в 1712 г. примерно до 25 в 1750 г. – против всего трех, занимавшихся к тому времени производством и продажей дамаста[404]404
  De Jongste, Onrust Spaarne, 18 – 19, Mulder, ‘Haarlemse textielnijverheid’, 74 – 75.


[Закрыть]. Крутильное и лентоткаческие производства тоже показывали рост. К 1750 г. количество предпринимателей в этих отраслях выросло примерно до 20. Предприниматели в области лентоткачества сумели увеличить продажи на заморских рынках благодаря новшествам как в ассортименте, так и в производственной технологии. Они взяли на вооружение новую разновидность станков, пригодных для изготовления от 10 до 16 полос одновременно нового сорта кружев (schuifgetouwen), новый вид лентоткацкого станка langetmolen (станок для цветочного узора) позволявший изготавливать от 12 до 24 лент, оформленных хоть и однотипными, но разными узорами каждая, и усовершенствованный вариант уже существующего лентоткацкого станка, выдававшего более тонкие, повышенного качества ленты (позднее эта модель получила известность в Англии как «вышивальный ткацкий станок», или «новый голландский станок»). Количество schuifgetouwen, langetmolens и ленточных станков в Харлеме продолжало расти, пока не достигло в середине 1770-х гг. абсолютного максимума в 934 штуки[405]405
  Mulder, ‘Haarlemse textielnijverheid’, 75, Vogel, Ondernemend echtpaar, 34 – 37,39 – 42, 46 – 47.


[Закрыть]. Однако ни предприниматели, специализировавшиеся по пестрым тканям, ни местные крутильщики или ткачи лент во второй половине XVIII в. не могли найти эффективный ответ на утрату зарубежных рынков вследствие усиления протекционизма и роста конкуренции со стороны производителей дешевых товаров из Германии, Ирландии и Шотландии или от ткачей лент из Манчестера, которым удалось поднять производительность станков и качество продукции до тех же стандартов, каких придерживался Харлем[406]406
  Mulder, ‘Haarlemse textielnijverheid’, 74 – 75, Vogel, Ondernemend echtpaar, 43 – 50, 68 – 83. См. также: Ormrod, Rise of commercial empires, 153 – 174, Trompetter, Agriculture, 58 – 62.


[Закрыть]. Запреты на экспорт оборудования и приспособлений для производства льняных тканей и, в частности, ленточных станков, наложенные городским правительством, Штатами Голландии и Генеральными штатами начиная с 1749 г., не помогли остановить падение. К концу столетия льняное производство в Харлеме практически прекратилось.

Первая волна подъема льняной промышленности заметно сказалась и на такой ее отрасли, как отбеливание тканей. Отбеливанием льна занимались на пространствах внутреннего склона дюн к северу и к югу от Харлема и на лугах близ деревни Остзан, немного севернее Амстердама, еще с XV в., но вплоть до 1570-х гг. это занятие имело довольно скромные масштабы[407]407
  Kaptein, Hollandse textielnijverheid, 204.


[Закрыть]. После 1580-х гг. белильные стлища вдоль внутреннего края дюн быстро увеличивались в количестве и в размерах[408]408
  Regtdoorzee-Greup Roldanus, Haarlemmer blekerijen, 149 ff.


[Закрыть]. Организация и технология отбеливания также претерпели ряд изменений[409]409
  Regtdoorzee-Greup Roldanus, Haarlemmer blekerijen, Mulder, ‘Haarlemse textielnijverheid’, 81, 89, Kaptein, Hollandse textielnijverheid, 204 – 205.


[Закрыть]. Наряду с предприятиями по отбеливанию ткани, число которых возросло к 1650 г. до 25, появились фирмы, специализировавшиеся на отбеливании пряжи, к 1700-м гг.[410]410
  В оригинале опечатка – «170». – Прим. перев.


[Закрыть] их действовало уже 18[411]411
  Regtdoorzee-Greup Roldanus, Haarlemmer blekerijen, Mulder, ‘Haarlemse textielnijverheid’ 83 – 89, Lucassen, Naar de kusten, 105 – 108.


[Закрыть]. В сам процесс отбеливания под конец XVI в. внесли ряд усовершенствований, заключавшихся прежде всего в более интенсивном использовании щелочей и кислого молока, благодаря этому харлемская льнобелильная промышленность вскоре прославилась несравнимо высоким качеством[412]412
  Regtdoorzee-Greup Roldanus, Haarlemmer blekerijen, 44 – 47, Sabbe, Vlasnijverheid, I, 294 – 295.


[Закрыть]. В результате этих перемен льнобелильная промышленность в XVII в. получила значительно большую экспортную ориентацию, чем прежде. Все большая часть льна, отбеливавшегося на стлищах в окрестностях Харлема, предназначалась для иностранных потребителей[413]413
  Regtdoorzee-Greup Roldanus, Haarlemmer blekerijen, passim.


[Закрыть]. Тем не менее льноотбеливательное ремесло в XVIII в. все еще слишком сильно зависело от превратностей голландской льноткацкой промышленности и торговли ее продукцией, и поэтому не могло избежать упадка, который поразил эти отрасли. Около 1790 г. из всех фирм, занимавшихся отбеливанием ткани, осталось всего четыре, а из специализировавшихся на отбеливании пряжи – 10[414]414
  Regtdoorzee-Greup Roldanus, Haarlemmer blekerijen, 103.


[Закрыть].

Пивоварение в Северных Нидерландах вплоть до начала XIV в. в основном осуществлялось для домашнего потребления или продажи на местных рынках. Однако через несколько десятков лет после того, как голландские города начали импортировать пиво из Гамбурга и Бремена, промышленность полностью преобразилась. В 1320 – 1350 гг. города Голландии и Утрехта один за другим переходили от изготовления пива, ароматизированного смесью трав, именовавшегося gruit, к пиву на хмеле, и к 1400 г. досконально освоили новую технологию. Хмельное пиво обладало более приятным вкусом и лучше сохранялось. Количество коммерческих пивоварен быстро росло, производство увеличивалось, и с конца XIV в. экспорт пива стал расширяться. Пивовары Делфта, Гауды и Харлема сумели не только вытеснить с домашнего рынка конкурентов из Северной Германии, но и захватить значительную долю рынка во Фландрии, Брабанте и Англии[415]415
  Unger, ‘Technical change’, 286 – 308, Unger ‘Brewing’, Van Uytven, ‘Haarlemmer hop’, Doorman, Middeleeuwse brouwerij.


[Закрыть].

Эта эпоха широкой экспансии, завершившаяся из-за усиления конкуренции за рубежом, сопровождалась периодом скачкообразного роста, продолжавшегося примерно с 1450 г. до середины XVII в. Ричард Ангер назвал это время «золотым веком» нидерландского пивоварения. В отличие от революции XIV в., этот период характеризовался «медленными и, в целом, малозаметными» технологическими изменениями. Ангер отметил, что производительность труда в районе 1600 г. должна была стать выше, чем 100 лет назад, поскольку промышленность достигала устойчивого или более высокого выхода продукции, используя меньшее количество работающих[416]416
  Unger, Brewing, 104 – 105, 108.


[Закрыть]. Пивовары увеличивали емкость сусловарочных котлов или количество бочек, получаемых с каждой варки, или повышали годовое количество варок в расчете на один котел. Вместо деревянных чанов все шире использовали железные или медные котлы, их нагревали в кирпичных печах, следовательно, и время нагрева, и количество расходуемого топлива сокращались. Многие пивоварни оснащались помпами для перекачки воды и других жидкостей из одной части пивоварни в другую в ходе производственного процесса. В 1560 – 1650 гг. пивоварни все больше переходили с торфяного топлива на уголь, некоторые из них, возможно, добивались снижения себестоимости продукции путем внедрения специальных топливосберегающих устройств[417]417
  Unger, ‘Energy sources’, 232 – 233, idem, ‘Brewing in the Netherlands’, 431 – 433, idem, Brewing in Holland, 100 – 102, 108 – 109, Unger, ‘Technical change’, 309 – 312, Yntema, ‘Entrepreneurship’, 194 – 201, Yntema, Brewing industry, chapter 5, Doorman (ed.), Octrooien, 78 – 80 no. K 22 patent 6 June 1576; for fuel-saving inventions see also pp. 68 – 69, 74, 76, 78 – 80, 90 – 95, 120 – 121, 123 – 124, 137, 143, 156, 172, 189, 203 – 204, 272 – 274, 282.


[Закрыть]. Повышение рыночной цены продукции пивоварения более заметно и существенно, чем это было в XIV в. после перехода на хмельное пивоварение. И все же происходило много мелких усовершенствований. Например, с конца XV в. стало обычной практикой стимулировать процесс ферментации, добавляя дрожжи из культур, которые пивовары специально держали и контролировали для этой цели, – это позволило пивоварам лучше, чем в прошлом, выдерживать качество продукта[418]418
  Unger, Brewing, 111 – 115.


[Закрыть]. Важнее было то, что сорта пива становились более разнообразными по качеству (и цене), чем прежде[419]419
  Unger, Brewing, 123 – 125, Yntema, Brewing industry, chapter 5.


[Закрыть]. Пивовары Делфта открыли путь нововведениям в этой области, создав несколько различных новых сортов пива (и увеличив количество котлов на пивоварню, что позволяло одновременно выпускать больше пива разных сортов). Вследствие всех этих технологических новшеств к 1600 г. капиталоемкость, масштаб производства и размеры фирм, работающих в пивоваренной промышленности, заметно увеличились[420]420
  Yntema, ‘Entrepreneurship’, 194 – 201, Yntema, Brewing industry, chapter 5.


[Закрыть]. Организация производства также в определенной степени менялась. Численность сотрудников оставалась примерно на уровне (в среднем) 10 человек на пивоварню, но при этом, по мнению Ангера, среди них появлялась выраженная специализация, «работники получали конкретные рабочие задания, а мастер-пивовар становился в большей степени бизнесменом, нежели ремесленником»[421]421
  Unger, Brewing, 103 – 104.


[Закрыть].

Хотя пивоваренная промышленность в Голландии и в первой половине XVII в. показывала внушительный рост производства товара, ее доля в общем объеме промышленного производства и вклад в общее развитие экономики Северных Нидерландов в этом периоде должны были оказаться значительно ниже, чем двумя веками раньше[422]422
  Van Zanden, ‘Economic growth’, 10, 19 – 20.


[Закрыть]. Даже после возрождения промышленности после 1600 г. пивоварение не вернуло себе прежнего значения. Другие отрасли промышленности после 1580-х гг. демонстрировали гораздо более живое развитие, кроме того, голландские пивовары не смогли вернуть себе экспортные рынки во Фландрии, Брабанте и Англии, утраченные еще до Нидерландской революции. Даже столь крупный центр пивоварения, как Амстердам, в середине XVII в. импортировал гораздо больше пива, чем экспортировал в другие европейские страны. В 1667 – 1668 гг. общий объем импорта пива в Амстердаме составил 4547,75 т иностранного пива и 23 amen (~3,5 т) jopen-beer, а экспорт – 492,5 т иностранного пива, 637 т местного пива и 10 amen (~1,5 т) jopen-beer[423]423
  Brugmans (ed.), ‘Statistiek’, 135.


[Закрыть]. Для пивоваров из городов Голландии главными резервами расширения рынков, помимо самих городов и сельских окрестностей, оказались другие провинции Голландской республики и развивающаяся индустрия судоходства.

С третьей четверти XVII в. пивоваренная промышленность стала сползать в продолжительный спад спроса и общего выпуска продукции, который продолжался даже в XIX в.[424]424
  Unger, Brewing, chapter 3, De Vries and Van der Woude, First modern economy, 318 – 321.


[Закрыть] Столкнувшись с долговременным снижением потребления, голландские пивовары не стали искать для своей отрасли выход из кризиса через обновление технологической базы. Они не стремились к дальнейшему совершенствованию производственного процесса или обновлению ассортимента продукции, а принялись засыпать местные и провинциальные органы власти бесчисленными петициями о налоговых льготах, предпринимали более или менее согласованные усилия по сокращению числа пивоварен или прибегали к диверсификации в другие отрасли производства, такие как производство солода. В отличие от английских пивоваров, они не спешили взять на вооружение термометры или сахарометры, применение которых позволило бы повысить эффективность контроля за ходом процессов, и вообще не проявляли никакого интереса к научным изысканиям в своей области[425]425
  Unger, Brewing, chapter 11, особенно 330 – 331.


[Закрыть]. Немногочисленные новшества, все же появившиеся в пивоваренной промышленности, касались, скорее, вспомогательной деятельности, нежели самого производственного процесса. Амстердамские пивовары в 1650-х гг. пустили в работу ледокол, который должен был обеспечить им бесперебойное снабжение водой в зимнее время[426]426
  St. A Amsterdam, PA 366, nr. 1700 контракт пивоваров с Тобиасом Питерсяеном. 21 January 1651, Nationaal Archief, Staten Generaal, 12304 f. 209v – 210, Van Eeghen, ‘De ijsbreker’, Unger, Brewing, 302.


[Закрыть]. Роттердамская пивоварня в 1780-х обзавелась солодовней нового типа, с сушилкой «английской» модели, оснащенной полом из ноздреватой плитки, а не огнеопасным матерчатым покрытием. Городское правительство своим указом обязало все пивоварни ввести у себя эту новую конструкцию, снижавшую опасность пожара[427]427
  Visser, Verkeersindustrieën, 76.


[Закрыть].

Четвертой ведущей отраслью, возникшей в Северных Нидерландах в эпоху позднего Средневековья наряду со строительством, текстильным производством и пивоварением, было судостроение. Как и пивоварение, судостроение поначалу относилось к разряду местных промыслов. Маленькие суденышки строили практически где попало в сельской местности, и предназначались они, как правило, для личного использования, а не для плаваний на отдаленные рынки. Однако в XV в. судостроение в Голландии и Зеландии стало обретать специализацию, сделалось более рыночно ориентированным, что привело к росту производства и все большей его концентрации в городах. Важнейшие центры судостроения были сосредоточены на западном берегу Зёйдерзе (Эдам, Амстердам, Хорн и Энкхёйзен), в устье водного пути, проходящего через Голландию (Харлем) и около устьев рек Маас и Рейн (Роттердам, Дордрехт и Зирикзе)[428]428
  Unger, Dutch shipbuilding, 3 – 4.


[Закрыть]. Подъем этой отрасли промышленности был поначалу тесно связан с ростом торгового мореплавания и развитием промышленного рыболовства в прибрежных областях Северных Нидерландов, что привело к повышению спроса в целом и его ориентации на более крупные суда. Голландские судостроители вскоре прибрали к рукам и долю южного рынка[429]429
  Asaert, Antwerpse scheepvaart, 106 – 108, 377.


[Закрыть].

Конструкции кораблей, строившихся на верфях Голландии и Зеландии, поначалу копировали зарубежные модели. Кораблестроители с севера Нидерландов изначально придерживались традиции, которая охватывала всю территорию от Прибалтики до Англии и западного побережья Франции[430]430
  Unger, Dutch shipbuilding, 24.


[Закрыть]. Основная масса крупных судов, которые строили в этих регионах на протяжении доброй части XV в., вероятно, принадлежали к самому распространенному в северных водах типу – когг[431]431
  Van de Moortel, Cog-like vessel, Asaert, Antwerpse scheepvaart, 108, Unger, Dutch shipbuilding, 24, idem, Ship, 138 – 144, 163 – 169.


[Закрыть]. Во второй половине XV в. распространение получили суда другого типа – каравеллы (karveel), – в конструкции которых сочетались элементы и северной, и южной традиций. Корпуса этих судов, обшитые досками вгладь, несли три мачты – передняя (фок) и главная (грот) с прямым парусным вооружением, а задняя (бизань) – с латинским[432]432
  Unger, Ship, 216 ff., Asaert, ‘Scheepvaart’, 128, Lesger, Hoorn, 79 – 80.


[Закрыть]. Подобно текстильщикам и пивоварам, голландские кораблестроители тоже начали со временем привносить в свою продукцию собственные нововведения. Как подчеркнул Ангер, эти усовершенствования конструкции судов в XV и XVI вв. развивались по нарастающей: «наивысший успех нидерландских корабелов был достигнут путем постепенного усовершенствования унаследованных конструкций посредством мелких добавок и модификаций». Начав с новой конструкции бёзов, сельдяных промысловых судов, в начале XV в., они шаг за шагом создали множество рыбацких и грузовых судов, таких как гукор (hoeker), хольк (hulk) и бёзкарвил (buyscarveel). Апогей этой деятельности был достигнут в 1550 – 1600 гг. – появился ряд новых конструкций или принципиальных улучшений конструкций грузовых судов, таких как бойорт, влибот, гейнг (gaing) и флейт[433]433
  Unger, Dutch shipbuilding, 26 – 40.


[Закрыть]. После 1500 г. развитие судостроительной промышленности сопровождалось также постепенными изменениями в производственном процессе: усовершенствование качества таких инструментов, как топоры, тесла и струги, применение стапелей и распространение других трудосберегающих приспособлений, таких как блоки, лебедки и винтовые домкраты[434]434
  Unger, Dutch shipbuilding, 7, 60 – 62.


[Закрыть].

Развитие судостроительной промышленности продолжалось куда дольше, нежели развитие пивоварения. Хоть мы и не располагаем точными данными о количестве и размерах кораблей, построенных на нидерландских верфях, можно не сомневаться в том, что пик объема производства был достигнут не ранее конца XVII в. Численный рост нидерландского торгового флота продолжался по меньшей мере до 1670-х гг., а количество китобойных судов достигло абсолютного максимума – 258 – в 1721 г. Период почти непрерывной войны на море, продолжавшийся примерно до 1710 г., привел к огромным потерям судового тоннажа в результате действий противника, придав дополнительный импульс спросу на новые корабли. При этом у Ост-Индской компании в 1720-х гг. насчитывалось гораздо больше кораблей, чем в 1650-х[435]435
  Van Royen, Zeevarenden, 14 – 15, Knoppers, ‘Vaart in Europa’, 226 – 227, Gaastra, Geschiedenis VOC, 118, De Vries and Van der Woude, First modern economy, 297.


[Закрыть]. Почти все эти «торговцы», «китобои» и суда ост-индского плавания были, несомненно, построены на верфях Голландии, Зеландии или Фрисландии. В конце 1650-х и 1660-х гг., а также приблизительно в 1682 – 1700 гг. Адмиралтейство развернуло на военно-морских и частных верфях широкие судостроительные программы[436]436
  Bruijn, Dutch Navy, 73 – 74, 96, 101 – 102. Сравни: Glete, Navies and nations, II, 639 – 640.


[Закрыть]. Кроме того, нидерландские верфи продолжали продавать часть своей продукции за рубеж. Центр всей судостроительной промышленности к тому времени переместился в Заанстрик, северо-западнее Амстердама; количество вновь построенных там мореходных судов выросло примерно от 40 в год в 1630-х гг. до 120 – 150 в год во второй половине XVII в., после чего медленно снизилось примерно до 100 в год 30 лет спустя. И лишь после 1730 г. объем продукции нидерландского судостроения начал падать[437]437
  Van Braam, ‘Zaandamse scheepsbouw’, 42 – 46, Lesger, Hoorn, 39, 159, Van Kampen, Rotterdamse scheepsbouw, 104 – 115.


[Закрыть]. Между тем производительность верфей после 1650 г. постепенно повышалась. Если верфь в Заанстрике до 1650 г. в среднем производила одно-два мореходных судна в год, то в последней четверти XVII в. там спускали на воду два-три таких корабля. Подобная динамика наблюдалась на одной из крупнейших частных верфей Роттердама в 1730-х и 1740-х гг.[438]438
  Van Braam, ‘Zaandamse scheepsbouw’, 42, Van Kampen, Rotterdamse scheepsbouw, 118 – 119.


[Закрыть] Среднегодовая производительность судоверфей Ост-Индской компании между 1650 и 1750 г. возросла на восемь-девять кораблей. Лишь после середины XVIII в. среднее количество кораблей ост-индского плавания, построенных за год (и их общий тоннаж), заметно снизилось[439]439
  Bruijn, Gaastra and Schoffer (eds.), Dutch-Asiatic shipping, 32 – 33.


[Закрыть].

В отличие от эпохи до 1600 г., продолжительный рост объема продукции и постепенное повышение производительности судостроения в XVII в. можно лишь в ограниченной степени объяснить изменениями в технологии. После 1630 г. заметно снизились темпы внедрения новшеств в продукцию. Уже не наблюдалось такого изобилия новых конструкций судов и периодического появления новых типов, как на ранней экспансионной фазе развития отрасли в конце XV и в XVI столетии. «Развитие в период с 1630 г. до конца существования Республики, – отметил Ричард Ангер, – явилось либо прямым результатом создания флейта [представленного в 1590-х гг.], либо заимствованием изобретений или усовершенствований, которые были сначала применены на маленьких судах речного или прибрежного плавания, а потом сочтены пригодными для морских трехмачтовиков», – таких как стаксели или гафели, упомянутые выше[440]440
  Unger, Dutch shipbuilding, 41, 45 – 52, 56.


[Закрыть].

Процесс судостроения не претерпел никаких существенных изменений. Инструменты судостроителей практически не менялись, разве что набор их расширялся и качество становилось несколько выше. Все важнейшее трудосберегающее оборудование, использовавшееся на верфях, скажем подъемные краны, лебедки, домкраты или стапели, успело войти в практику до 1600 г.[441]441
  Van Kampen, Rotterdamse scheepsbouw, 49 – 50, 200, Unger, Dutch shipbuilding, 7, 60 – 62.


[Закрыть] Единственным исключением стал ряд новшеств в судостроении, предпринятых в Роттердаме и окрестностях. Если частные верфи в Амстердаме, Заанстрике и других регионах северной части Соединенных провинций цепко держались за старинный метод «сначала шкура» (при котором строительство начинается со сбора обшивки корпуса, куда потом вставляется каркас), судостроители из Роттердама и других городов долины Мааса к 1630 г. перешли на метод «сначала ребра» (сначала собирается каркас, который затем обшивается)[442]442
  Hoving (ed.), Nicolaes Witsen’s Scheeps-bouw-konst, 11 – 14, 28 – 31, Hoving and Lemmers, In tekening gebracht, 21 – 23, 50, 52 – 53.


[Закрыть]. Следующим шагом стало формальное отделение конструирования от строительства. Теперь основные параметры корабля отображались на чертеже, и лишь потом начиналось строительство. Главный судостроитель адмиралтейской верфи в Роттердаме разработал около 1725 г. новую методику черчения образа каркаса, которая, по-видимому, нашла признание и у частных корабелов региона, а его преемник еще до 1757 г. начал проводить испытания на детально стилизованных моделях кораблей, которые запускали в баки, наполненные водой, рассчитывая получить более точное представление о сопротивлении воды в реальных ситуациях при той или иной форме корпуса[443]443
  Hoving and Lemmers, In tekening gebracht, 102, 184 – 188; порядок проведения такого испытания был изложен в рукописи: Van Zwyndregt. De groote Neederlandsche scheeps bouw op een proportionaale reegel gestelt (1757), которая готовится к печати в Hoving and Lemmers.


[Закрыть]. Между тем адмиралтейская верфь в Амстердаме в конце 1720-х гг. тоже перешла к методу «сначала ребра» и использованию чертежей, но не приняла новую практику, апробированную в Роттердаме, а следовала британским примерам. Еще одно нововведение появилось в 1740-х гг. на верфи Ост-Индской компании в Амстердаме: там не отказались от метода постройки судна, начиная с обшивки, но начали использовать шаблоны для облегчения конструирования. Преимуществом этой инновации в судостроительной практике XVIII в. оказалось то, что качество готовой продукции можно было лучше предугадывать и контролировать, чем это удавалось в прошлом[444]444
  Hoving and Lemmers, In tekening gebracht, 33 – 52, 59 – 77, 95 – 98.


[Закрыть].

Более весомым фактором для продолжительного развития судостроения после 1600 г. стал эффект масштаба. Даже если судостроительные инструменты и приспособления не менялись по своей сути, их количество заметно росло. Нидерландские верфи в XVIII в. имели гораздо больше основного оборудования, чем в конце XVI в.[445]445
  Van Kampen, Rotterdamse scheepsbouw, 200 – 202.


[Закрыть] Централизация производства в руках относительно малого количества фирм, еще более заметная в исконных центрах судостроения, таких, например, как Харлем к 1600 г.[446]446
  Niemeijer, Accijnsbrief, 21.


[Закрыть], стала еще сильнее в Заанстрике – регионе, вышедшем на передовую позицию в отрасли приблизительно после 1630 г.[447]447
  Van Braam, ‘Zaandamse scheepsbouw’, 47, Gaastra, ‘Arbeid Oostenburg’, 73.


[Закрыть] Это еще очевиднее, если взять верфи Нидерландской Ост-Индской компании. Помимо всего прочего, себестоимость строительства кораблей с конца XVI в. заметно снизилась благодаря простому и относительно недорогому снабжению пиленым деревом, которое стало возможным вследствие технологического прорыва в другой отрасли промышленности. Введение в практику в 1590-х гг. ветромеханических лесопилок дало возможность для значительного увеличения производства пиленого леса. Заанстрик, ставший первооткрывателем и долгое время лидировавший в этой отрасли промышленности, чему способствовала постоянная массовая потребность близлежащего Амстердама в древесине, на первых порах пользовался основным выигрышем от этого сравнительного преимущества. К 1630 г. по берегам Зана стояли уже 53 такие лесопилки. Максимума – не менее 256 – их количество достигло около 1730 г.[448]448
  Unger, ‘Technology and industrial organization’, 60 – 68, Unger, Dutch shipbuilding, 61 – 62, 194, Niemeijer, Accijnsbrief, 54, Van der Woude, Het Noorderkwartier, 320.


[Закрыть]

В других традиционных отраслях промышленности после 1600 г. также не наблюдалось особого технологического прогресса. Если изобретения солеваров с зеландского побережья по части совершенствования котлов в XV в. и в начале XVI в. все еще вдохновляли пивоваров, как предположил Ангер[449]449
  Unger, Brewing in Holland, 108.


[Закрыть], то в дальнейшем и вплоть до 1660 – 1670-х гг. отрасль уже не демонстрировала никакого видимого технического прогресса. Повышение спроса на очищенную соль, возникшее благодаря расширению промысла сельди и развитию молочного животноводства, сопровождалось не изменениями в технологии, а увеличением инвестиций в основной капитал (больше солеварен и варниц) и импорта природной соли из Франции, Португалии, Испании и Южной Америки[450]450
  Brulez, ‘Zoutinvoer’, 181 – 189, Dekker, Schamele stede, 361 – 362, De Vries and Van der Woude, First modern economy, 269, 273, 419 – 420, Lesger, Hoorn, 39 – 40, 81, 160 – 161, Kaptein en Schotsman, ‘Alkmaar als bakermat’, 213.


[Закрыть]. Обнаружив в середине XVIII в., что их положению на внутреннем рынке угрожают иностранные конкуренты, голландские солевары потребовали протекционистской политики. В отличие от пивоваров и мыловаров, они по большей части воздерживались от перехода на уголь в качестве основного топлива. Судя по всему, соляные варницы и в XVIII в., и в начале XIX в. продолжали нагревать на торфе[451]451
  Nationaal Archief, Stadhouderlijke Secretarie, 579 петиция голландских солеваров 15 October 1748, Collectie Goldberg 45 description salt-works Dordrecht c. 1800, IISH EHB Hs. 417 ms. B. W. Van der Kloot Meyburg ‘lets over de geschiedenis van de zoutindustrie in Nederland’, extr. notulen burgemeesters en raad Goes 5 April 1727, Seetzen, ‘Nachricht von der Mersalz-raffinerie’, 371, Visser, Verkeersindustrieen, 141 – 154, Faber, Drie eeuwen Friesland, 265 – 267.


[Закрыть].

В мыловарении, также неуклонно развивавшемся с позднего Средневековья до 1660 или 1670 г.[452]452
  Van Zanden, ‘Economie van Holland’, 594 – 595, Emeis, [4 eeuwen om zeep, 23 – 32.


[Закрыть], на некоторое время проявился технический прогресс. Как и пивовары, мыловары в конце XVI в. и начале XVII в. заинтересовались перспективой снижения себестоимости путем внедрения изобретений, позволявших экономить топливо. Некоторые из новых нагревательных устройств, предложенных между 1580 и 1620 г., были даже специально предназначены для нужд мыловаренных предприятий. Мыловар Даниэль Нот из Мидделбурга в 1618 г. получил патент на печь, «очень полезную для пивоваров, мыловаров, красильщиков, отбельщиков и изготовителей селитры», которая должна была на треть уменьшить расход топлива[453]453
  Doorman (ed.), Octrooien, 137 G 165 патент, выданный Даниэлю Ноту 16 februari 1618; see also 18 (H 1), 94 (G 25).


[Закрыть]. Кроме того, мыловары были озабочены повышением качества своих котлов снижением амортизации основных фондов. Например, амстердамские мыловары около 1607 г. экспериментировали с возможностью использовать медные, а не железные котлы. В 1616 г. был изобретен новый способ ремонта железных котлов, устранявший необходимость менять котлы четырежды за один летний производственный сезон, и, как случайно выяснилось, годился также для восстановления поврежденных пушек[454]454
  Van Dillen (ed.), Bronnen, I, 637 – 638 contract 10 March 1607, II, 150 nr. 270 attestation 21 March 1616, 207 nr. 340 contract 17 November 1616, Doorman (ed.), Octrooien, 134 G 155, патент, выданный Даниэлю Ноту 6 March 1617.


[Закрыть]. И все же мыловары Амстердама – ведущие производители в отрасли, державшие львиную долю экспорта – строили свои рыночные позиции в основном на строгом регулировании качества и беспрепятственном доступе к высококачественному сырью (использовались прежде всего конопляное масло, рапсовое масло и поташ). Например, смешивание китового жира и растительного масла строго запрещалось[455]455
  Poelwijk, ‘Wet– en regelgeving zeepnijverheid’, 419 – 421, 424 – 426, Van Dillen (ed.), Bronnen, III, 712, nr. 1515 memorandum soap boilers 24 September 1663.


[Закрыть]. Когда в конце XVII и в XVIII вв. экспортные рынки мыловаров оказались под нарастающей угрозой, главной стратегией обороны отрасли стали петиции о снижении налогов и меры по ограничению производства, а не попытки обновления технологии. В отличие от пивоваров, мыловары, видимо, начали переходить к использованию угля вместо торфа лишь после 1700 г. Обновления продукции мыловарения в XVIII в. были малочисленны и случались редко[456]456
  Emeis, [4 eeuwen om zeep, 33 – 36, Nationaal Archief, Collectie Fagel nr. 175 петиция мыловаров Holland 1681, Stadhouderlijke Secretarie, 579 петиция мыловаров Holland 1 July 1749; Unger, ‘Energy sources’, 234. В отличие от пивоваров, мыловары в XVII в. не обращались с петициями по поводу разрешения использовать уголь. Амстердамская мыловаренная фирма De Vergulde Hand использовала торф в качестве источника энергии вплоть до, самое меньшее, 1770-х гг.; см.: St. A Amsterdam PA 197 archief Woltman nr. 6 ‘stoock boeck’ 31 December 1699 and 31 December 1700 and nr. 1 journaal f. 87, 217 v, 480.


[Закрыть].

Металлообрабатывающая промышленность делала упор на диверсификацию, а не на технологические инновации. Кузнецы, медники, золотых дел мастера, слесаря, булавочники или оловянщики издавна обосновались во многих населенных пунктах Северных Нидерландов. Однако после 1600 г. металлообрабатывающая промышленность сделалась в некоторых отношениях более многообразной. С одной стороны, она расширялась благодаря ремеслам, специализировавшимся на изготовлении новой готовой продукции очень высокого качества – например, плющение золотой и серебряной проволоки и создание из нее филиграни или производство наперстков[457]457
  Kernkamp (ed.), Regeeringe van Amsterdam, II, 504, Van Klaveren, ‘Vingerhoed-industrie’, passim.


[Закрыть]. С другой стороны, металлообрабатывающий сектор рос также в производственной части. В Амстердаме и Велюве после XVII в. было изготовлено множество станов для плющения меди[458]458
  St. A Amsterdam NA 253 f. 41v – 42v interrogation 12 October 1607, Van Dillen (ed.), Bronnen, II, 17 nr. 39 attestation 23 November 1611, Roessingh, ‘Beroep en bedrijf’, 208, Hardonk, R., Koornmullenaers, 189 – 202, Verstegen and Kragten, ‘Veluwse kopermolens’, 174 – 175.


[Закрыть]. Несколько железолитейных мастерских появилось в XVIII в. в Амстердаме, Гелдерланде и Оверэйсселе. На берегу Эйссела, в Ахтерхуке, где обнаруживалась болотная железная руда, воздвигли одну или две доменные печи[459]459
  Westerman, Geschiedenis, 1 – 27, 33 – 52, Hoppenbrouwers, ‘Over de oorsprong van de oudste ijzergieterij’, passim, ‘De «Olde Hut» te Ulft’, passim.


[Закрыть]. В 1610-х и 1620-х гг. в Голландии был предпринят ряд попыток производства стали. В Харлеме основы производства стали были заложены в 1778 г.[460]460
  Doorman (ed.), Octrooien, 129 G 137 patent 1 June 1615, 130 G 142 patent 7 November 1615, 147 G 195 patent 23 April 1621, 168 – 169 G 267 patent 2 November 1626, 173 G 282 patent 18 May 1628. Van Dillen (ed.) Bronnen, II, 631 – 632 nr. 1119 notification 27 August 1627, 640 – 641 nr. 1135 declaration 30 November 1627, NHA Haarlem Stadsarchief 1581 – 1795 rood 71 I f. 118 – 120 res. burgemeesters Haarlem 29 April and 2 June 1778.


[Закрыть]

По-видимому, эти новые отрасли металлообрабатывающей промышленности были не очень крупными. Их продукция продавалась преимущественно на внутреннем рынке, за исключением проволоки и наперстков, которые все же находили путь к зарубежному покупателю[461]461
  Van Dillen (ed.), Bronnen, II, 499 nr. 873 attestation 3 August 1623, Kernkamp (ed.), Regeeringe van Amsterdam, II, 504.


[Закрыть]. Золотую и серебряную проволоку использовали голландские шелкоткацкие и вышивальные мастерские[462]462
  Van Dillen (ed.), Bronnen, II, 512 nr. 899 attestation 21 November 1623, Kernkamp (ed.), Regeeringe van Amsterdam, II, 504.


[Закрыть]. Бóльшая часть меди, изготавливаемой на предприятиях голландских городов, шла медникам, которые делали из нее потребительские товары: кружки, пуговицы, молочные кувшины или церковные подсвечники, тогда как продукцию предприятий Велюве в основном составляли пластины для чеканки монет или обивки корпусов кораблей, днища котлов для пиво– и сахароварения, перегонки спирта или мыловаренных предприятий[463]463
  Verstegen and Kragten, ‘Veluwse kopermolens’, 175, Maclean, ‘Koperindustrie’, 40 – 41.


[Закрыть]. Металлоделательные производства Нидерландов не выделялись среди других отраслей пристрастием к технологическим инновациям. В позаимствованные из-за рубежа технологии и оборудование не вносилось материальных изменений. Факты технического совершенствования почти не наблюдались вплоть до середины XVII в. В производстве наперстков, где некоторая механизация в форме конных приводов или маленьких водяных колес произошла еще при создании отрасли в 1620-х гг., производительность повышалась путем производственной специализации, достигшей к началу 1700-х гг. поразительно высокого уровня. Изобретались и новые типы наперстков[464]464
  Van Klaveren, ‘Vingerhoed-industrie’, 4 – 7, 12 – 13, Uffenbach, Merkwürdige Reisen, III, 697, Doorman (ed.), Octrooien, 185 G 326 patent 27 January 1632.


[Закрыть]. Несколько нововведений в процессах литья меди и изготовления медных изделий были сделаны в Амстердаме в начале XVII в. Например, в 1612 г. купцы Херман Бекс и Эрнаут Дейфкенс установили в своей мастерской принципиально новый, управлявшийся одним человеком с помощью подвижного груза вертикальный станок, пригодный для изготовления разнообразных котлов, тарелок и другой посуды. Антони Слихер в 1616 г. стал использовать в своей медной мастерской новые железные и стальные инструменты для плющения меди и ее резки на полосы[465]465
  Van Dillen (ed.), Bronnen, II, 17 nr. 39 attestation 23 November 1612, 174 – 176 nr. 320 contract 23 August 1616, cf also III, 99 – 100 nr. 208 contract 17 December 1635 and Doorman (ed.), Octrooien, 121 – 122. G 116 patent 18 February 1612.


[Закрыть]. Со временем в медеобрабатывающей отрасли также начались первые робкие попытки перехода на новый источник энергии. В XVII и XVIII вв. энергию для плющения меди получали либо от конного, либо (в Велюве) от водяного привода. Первое применение энергии пара было зарегистрировано в 1807 г. Машину Боултона и Уатта (Boulton & Watt) построили на амстердамской фабрике по изготовлению медных пуговиц для армейской униформы. Все же владелец фабрики Хендрик де Хёс в конце концов решил перенести предприятие в Велюве и вернуться к водяному приводу[466]466
  Birmingham Reference Library, Boulton & Watt papers, box 36 Van Liender to Boulton & Watt 15 April and 19 April 1803. Portfolio nr. 395 Mr. Van Liender for H. de Heus 29 July 1807, Maclean, ‘Koperindustrie’, 42, Diederiks, Stad in verval, 179 – 180.


[Закрыть].

В других традиционных отраслях внедрение технологических новшеств продолжалось гораздо дольше, нежели в тех, которые были рассмотрены выше. Именно так обстояло дело с чеканкой монеты. Изготавливать монеты в Северных Нидерландах начали еще в раннем Средневековье[467]467
  Alberts, Jansen and Niermeyer, Welvaart in wording, 23 – 24.


[Закрыть]. Начиная с XIII в., вероятно, уже началась заводская чеканка монеты, которая характеризовалась бо́льшими масштабами производства и разделения труда. Если надзор за чеканкой был в высшей степени централизован после принятия на севере Нидерландов в конце XV в. Бургундского права, то сам процесс чеканки в 1400 – 1600-х гг. сделался менее сосредоточенным, чем прежде. К началу Нидерландской революции существовали не только провинциальные монетные дворы в Дордрехте, Утрехте, Хардервейке, а также в Зволле, Кампене и Девентере (имевшие суверенное право чеканки монеты для соответственно Голландии, Утрехта, Гелдерланда и Оверэйссела), но и муниципальные в Гронингене, Зютфене, Неймегене и в городах Оверэйссела. После 1579 г. новые региональные монетные дворы были учреждены в Зеландии (Мидделбург), Фрисландии (Леуварден) и Западной Фрисландии[468]468
  Polak, Historiografie ‘muntchaos’, 62 – 67, 89 – 102, 202.


[Закрыть].