Текст книги "Слёзы Шороша"

Глава шестая
Лелеан

За рвом воинов ждала забота сельчан, помощь лекарей, пища и отдых. За ранеными и убитыми через ров на страшное поле потянулись повозки. В самом конце этого поля спиной к Дорлифу стоял человек. Он стоял долго, смотря вдаль, в ту сторону, куда ушли каменные горбуны. В руках он держал два меча, два медленно остывавших меча…

Фэдэф вернулся в лагерь дорлифян уже затемно. Повсюду горели костры. Воины отдыхали. Рядом с ними сидели их близкие. Увидев Фэдэфа, многие вставали и кланялись ему. Раздавались тихие голоса:

– Спасибо тебе, Фэдэф. Мы живы благодаря тебе.

– Смотрите: Фэдэф идёт, наш Фэдэф.

– Говорят, в бою ему не было равных.

– Береги себя, Фэдэф.

– Фэдэф, иди к нашему костру. Отдохни. Поешь.

Фэдэф подошёл на голос и сел у костра. Женщина подала ему миску с жареным мясом и варёными овощами, потом ломоть хлеба и чашу травяной настойки. Подле огня сидели ещё две женщины, старик и мальчик, прислонивший к плечу старика голову, его веки смыкались: сон брал верх над любопытством. По другую сторону костра на постланных на землю волчьих шкурах спали два воина. Сзади кто-то тронул Фэдэфа за плечо. Он обернулся: это был Лэтотэл. Он жил неподалёку от Фэдэфа – они знали друг друга.

– Фэдэф, я должен рассказать кому-то из главных людей о том, что видел сегодня. Для меня главный на этой войне после гибели Саваса ты. Позволь рассказать тебе.

– Ну какой я главный, Лэтотэл. Я простой воин и твой сосед. Но если ты решил сказать что-то мне, скажи.

– Ты знаешь, Фэдэф, после того как я потерял руку, я не оставил своего промысла. Но теперь я всегда охочусь с ферлингами. Они сильны и не знают страха. Ферлинг, взрослый натасканный ферлинг, в одиночку может одолеть волка и даже кабана. К чему я всё это говорю? Всё время, пока вы бились с этими горбатыми тварями, мои ферлинги не находили себе места: злились, кричали, метались по клеткам, царапали и хватали их клювами. Глаза у них были… злющие. Я спросил Соркроса про его ферлингов – всё то же самое, тоже будто с ума сошли. И тогда я подумал: и они могут сгодиться в бою, ведь и кабан тварь, и горбатые твари – ещё какие твари. Что скажешь, Фэдэф?

– Думаю, сгодятся, Лэтотэл. Спасибо тебе.

– И что мне теперь делать?

– Рвёшься в драку? Не долго тебе терпеть: они очень скоро вернутся.

– Если бы не рука, сам бы в строй встал.

– Я скажу о твоём предложении Тланалту. Думаю, ты со своими помощниками повоюешь.

– Я… с помощниками… Благодарю тебя, Фэдэф. Тогда я буду ждать дома. Им шепну на ухо.

– Шепни-шепни.

Фэдэф поднялся.

– Спасибо вам за тепло.

– Тебе спасибо, Фэдэф. Савасу, брату твоему, спасибо: он за нас голову сложил.

Фэдэф шёл к дому Управляющего Совета: ему надо было увидеть Тланалта. Другую же встречу он оттягивал. Он знал, что она неизбежна, но не представлял себе, как посмотрит в глаза Тэоэти и Брарбу, жене и сыну Саваса…

* * *

Это случилось четырнадцать лет назад, когда Савасу было столько же лет, сколько сейчас Фэдэфу. Савас с друзьями охотился в горах. Они спускались в ущелье, чтобы дальше идти вдоль реки. Савас спустился первым и, когда подходил к реке, в двух шагах от воды, около камня увидел ребёнка. На нём была только лёгкая рубашечка. Он лежал неподвижно и не издавал никаких звуков. И было непонятно, жив он или мёртв. Савас подбежал к нему, встал на колени и дотронулся до его ладошки – мальчик открыл глаза. Он не плакал и не кричал, только протянул к Савасу руки. Савас поднял мальчика. Его окружили друзья. Все были сильно удивлены: как в таком труднодоступном месте оказался ребёнок, которому с виду было не больше четырёх лет? Савас то ли в шутку, то ли всерьёз сказал:

– Теперь я не один: я нашёл брата.

– Как зовут твоего брата?

– Фэдэф, – не задумываясь, ответил Савас, и стало ясно, что он не шутит: так звали его отца, который вместе с матерью Саваса погиб во время пожара годом раньше.

Управляющий Совет разрешил Савасу взять ребёнка к себе домой, а когда выяснилось, что за последнее время в соседних селениях никто из детей такого возраста не пропадал, Фэдэфа записали жителем Дорлифа, братом Саваса.

* * *

– Фэдэф! – это был голос Тэоэти.

Фэдэф остановился и бросил взгляд на Тэоэти. Рядом с ней стоял Брарб.

– Фэдэф, почему ты не идёшь домой? Тебе надо отдохнуть.

Когда они подошли ближе, он встал на колени и склонил голову. Тэоэти положила руку ему на плечо.

– Не мучай себя. Ты ни в чём не виноват. Ты, как и Савас, храбро защищал Дорлиф.

– Фэдэф, приходи, – сказал Брарб. – Мы будем ждать тебя.

Фэдэф стоял на коленях, словно окаменелый. Тэоэти и Брарб оставили его одного… с болью, которая ещё долго будет терзать его душу.

– Савас… ты меня нашёл… а я тебя потерял… я тебя потерял, – шептали дрожавшие губы Фэдэфа…

Фэдэф открыл дверь, за которой члены Управляющего Совета и командиры отрядов что-то бурно обсуждали.

– Хорошо, что ты пришёл, Фэдэф, – напряжённое лицо Тланалта, только что спорившего с кем-то, тронуло радушие. – Значит, у тебя есть, что сказать, и значит, какие-то наши доводы найдут опору, а какие-то пошатнутся.

– Они вернутся засветло, когда Дорлиф ещё не проснётся. И пусть они думают, что Дорлиф спит, – сказал Фэдэф.

– Верно, – поддержал его Дугуан. – Мы должны перехитрить их. Ещё одна битва лоб в лоб обречёт нас на поражение, на гибель. Дорлиф потерял больше половины воинов.

– Если ты всё видишь, дорогой наш Фэдэф, скажи, что нам делать, – с усмешкой в глазах сказал Трэгэрт. – Или ты, Дугуан, может быть, поведаешь нам, в какие хитрые игры мы должны играть с этими убийцами людей. Всё это выдумки. Мои воины показали себя героями и не будут прятаться. Если понадобится, мы соберём ещё такое же войско.

– Не забывайся, Трэгэрт, – перебил его Гордрог. – Не твои воины – воины Дорлифа. Ты настаиваешь на своём?

– Да. Я предлагаю выступить сейчас же, несмотря на ночь. Направление – лес Шивун и дальше – озеро Лефенд. Как только мы увидим горбатых тварей, спешимся и атакуем всеми силами, чтобы им впредь неповадно было с людьми тягаться.

– А ты не боишься загнать войско в ловушку, Трэгэрт? – возразил ему Дугуан. – Горбунов и при дневном свете легко спутать с камнями, а ночь вовсе скроет их от наших глаз.

– Думаю, ваши следопыты не поддадутся уловкам ночи.

– Нельзя рисковать людьми, – сказал Марурам. – Прав Дугуан: в открытом бою они сильнее нас, и ночь скорее союзник зверей, а не людей.

– Вы забыли о шёпоте, который приказал каменным горбунам атаковать и который заставил их, и не только их, прекратить битву, – напомнил Фэдэф.

– Ты думаешь, они разумны? – спросил его Марурам.

– Не знаю, насколько они разумны, но у меня нет сомнений в том, что они подчиняются единой воле. И воля эта явила нам силу и ум.

– Сегодня ты герой, Фэдэф. Но из уст твоих я слышу бред, – вновь не преминул поддеть Фэдэфа Трэгэрт. – Лучше скажи нам то, чего до сих пор так и не сказал: что же мы должны делать?

– Пока Трэгэрт что-то говорил, глаза мои смотрели на Дугуана, и они увидели подсказку. И теперь я знаю, что делать.

Дугуан улыбнулся:

– Кажется, я догадываюсь, о чём ты сказал, Фэдэф.

– Дугуан, прошу тебя: пусть Трэгэрт узнает это из твоих уст, тогда, возможно, это не покажется ему бредом. И ещё об одном я должен сказать вам, уважаемые члены Совета, я обещал Лэтотэлу. Он охотится с ферлингами и хорошо знает, на что они годны. Он сказал, что сегодня, пока шла битва, они выказывали злость и жажду охотиться. Только клетки удерживали их. Не сомневаюсь, что они могут помочь нам, – сказав это, Фэдэф вышел из дома.

На ступеньке крыльца стояла девушка. По цвету её волос и накидке Фэдэф понял, что она из лесовиков. Девушка подняла голову.

– Здравствуй, Фэдэф, – сказала она мягким голосом. – Я ведь не ошиблась, тебя зовут Фэдэф?

Его глаза выразили удивление.

– Нет, не ошиблась.

– Я жду отца. Ты не знаешь, когда закончится совет?

– Думаю, скоро. А ты, значит, дочь Дугуана. Как тебя зовут?

– Лелеан.

– Лелеан, – непроизвольно повторил Фэдэф понравившееся ему имя. В его голове промелькнуло, что оно подходит этому лицу. – Лелеан, тебе не страшно идти через лес в такой поздний час?

– Я пришла с отрядом воинов. Ещё сорок человек встанут на защиту Дорлифа.

– А обратно?

– Обратно с факелом, – усмехнувшись, сказала Лелеан. – Тропа знакома мне: я уже два раза приходила в Дорлиф на встречу Нового Света.

– Я тебя не видел на празднике. Откуда же ты меня знаешь?

– Про тебя сегодня все говорят. Знаешь, что говорят?

Фэдэф опустил голову.

– Что ты самый молодой и самый искусный воин. Ещё раньше среди наших шли разговоры, что ты предсказал нашествие каменных горбунов. А эти мечи тебе подарил Тагуар.

– Ты всё про меня знаешь, а я про тебя ничего. Хотя нет. Знаю теперь, что тебя зовут Лелеан. Это имя – твоё.

– Как это? – Лелеан захотелось услышать, как Фэдэф объяснит это.

– Это имя твоё, – повторил Фэдэф. – Когда ты, со своей душой и со своим лицом, появилась на свет, оно заметило тебя и прыгнуло на уста твоего отца. Он хотел дать тебе имя, и оно соскочило с его уст. «Лелеан», – прозвучало в воздухе.

– А где оно было раньше, до меня?

– Летало. Ждало тебя.

Лелеан улыбнулась – Фэдэф остановил свой взгляд на её губах и какое-то время не мог оторвать его. Увидев, что Лелеан заметила это, он отвёл глаза в сторону и сказал, чтобы не молчать в смущении:

– Больше я о тебе ничего не знаю.

– Обо мне не говорят у каждого костра… Тебе было страшно?

– Мне не было страшно: они убили моего брата, и я очень разозлился. А теперь я должен идти. До свидания, Лелеан.

Лелеан замялась, потом ответила:

– До свидания, Фэдэф.

Сделав несколько шагов, Фэдэф обернулся: Лелеан стояла на том же месте и смотрела на него. Он подошёл к ней.

– Лелеан, я хочу задать тебе вопрос.

– Какой?

– Палерард – что это значит?

Теперь Лелеан отвела глаза. Снова посмотрела на Фэдэфа. Она изменилась в лице: на него упала тень отстранённости. А потом оно стало каким-то грустным.

– Что с тобой, Лелеан?

– Фэдэф, я не хочу обидеть тебя. Не спрашивай об этом никого из наших. Лесовику будет неприятно смутить тебя молчанием, но всё равно ты не получишь ответа. И я не могу сказать тебе, что означает это слово. Я не должна.

– Прости, я не знал, что это… – Фэдэф не нашёл подходящего слова. – Прости мне моё любопытство… Я должен идти.

– Фэдэф, – остановила его Лелеан. – Ты сказал, что я про тебя всё знаю, а ты про меня ничего… Узнаешь. Мы же не последний раз видимся? Правда?..

Глава седьмая
Шёпот Кадухара

…Неожиданно темнота прошептала. В ночной тишине этот шёпот оказался оглушительным. По эту сторону ото рва до самого Дорлифа всё вздрогнуло. Зловещий шёпот уравнял всех: и тех, кто в напряжении, подобно натянутой тетиве, ждал разрыва во времени, и тех, кто ушёл в себя, в свои грёзы, и, если бы это было подвластно им, они бы остановили время и не возвращались оттуда. Вслед за шёпотом, напрягшим воздух, неслыханный дикий тысячеголосый рёв разорвал его в клочья, и ни боязнь позора, ни крепость панцирей не сдержали охватившую многих воинов дрожь. Затем раздался треск настила и хвороста в глубине рва: они пошли. Началось.

– Огонь! – выкрикнул Дугуан, и его огненные локоны, которые прятала ночь, вспыхнули вместе с его стрелой.

Сонмище подожжённых стрел осветило небо. Через мгновения полыхала, казалось, вся вражеская сторона: и ров, и поле за рвом, усеянное телами павших в первой битве горбунов, которые ночью дорлифяне облили смолой. Пламя, что вырвалось словно из-под земли, заревело и завизжало. Горбунов, которым всё же удалось перебраться через ловушку, встретили оружием Фэдэф, Рэгогэр и две сотни лучших воинов из дорлифян и лесовиков…

Сила огня оказалась сильнее воли, которая заставляла горбунов наступать, и они встали. Но они не смирились с этим. И порыв их не угас: они вбивали свои передние лапы в землю и, сопя, взрывали её, они вставали на дыбы, широко раскрывая пасти и показывая клыки, их взгляды были сильнее, чем их тела, которые поддавались огню, и по-прежнему выражали непоколебимость. Ещё трижды раздавался повелевающий шёпот, и трижды каменные горбуны шли на людей, и трижды проигрывали схватку с огнём и останавливались. Воины подкармливали жгуче-языкастое чудище хворостом, подогревая его пыл, а для горбунов не жалели стрел. Но не стрелы и не чудище вынудили их повернуться спинами к Дорлифу, спрятать головы и бежать. Долго ещё будут дорлифяне задавать себе и друг другу безответный вопрос: чей шёпот заставлял повиноваться воинственных тварей и повергал людей в оторопь?

– Пустить ферлингов! – скомандовал Дугуан.

Лэтотэл снял покрывала с клеток, открыл дверки и крикнул, то ли человеческим, то ли птичьим голосом:

– Фьють! Фьють!

Четыре ферлинга стремительно и шумно выскочили из клеток и взметнулись надо рвом. Ещё с десяток охотников прокричали «Фьють!» Ферлинги быстро настигли горбунов. Падая на них, птицы вонзали свои когти в их спины, а клювами пробивали горбы. Инстинкт заставлял горбунов драться. Они начинали метаться из стороны в сторону, вставали на задние лапы, пытаясь передними схватить нападавших. Они делали всё, чтобы сбросить с себя цепких птиц, и одновременно высовывали свои головы, чтобы поймать задир глазами и пустить в ход клыки. Но как только головы показывались из горбов, ферлинги наносили последний, сокрушительный удар.

По сигналу рога конные отряды Тланалта и Трэгэрта перешли ров слева и справа от фронта и начали преследовать врага. Перед ними стояла ясная цель – уничтожить каменных горбунов. К отряду Тланалта присоединился Фэдэф. Следом выехали владельцы пернатых воинов.

Три дня и три ночи всадники Дорлифа гнали горбунов, разя их на ходу… Людей остановил Кадухар, надменный и безжалостный, скрывающий за десятками своих горбов немало опасностей, известных и неведомых. Оставшиеся в живых горбуны растворились среди серых камней и скал, будто Кадухар приютил их, спасая от людей, тех самых людей, которые вечно лезут, куда их не просят, даже если это слишком высоко. Кони под воинами топтались на месте и встревоженно фыркали: то ли они почуяли опасность, исходившую от этой холодной чуждой территории, то ли им передалась нерешительность наездников, внезапно потерявших из виду тех, кто заставлял их побеждать усталость.

– Что будем делать, Тланалт?

– Думаю, что у меня те же мысли, что и у тебя, Трэгэрт. Надо возвращаться, иначе мы начнём терять людей. Кони подсказывают, что горбатые твари где-то рядом. Они лишь обратились в камни и недоступны нашим взорам.

– Жаль, ферлингов отправили домой слишком рано. Их острый глаз отличил бы горбы от камней.

– Ферлингов вернули, потому что они устали. Да и что бы они смогли сделать, если бы горбуны попрятались в расселинах и пещерах? Ничего.

Трэгэрт окинул скалы взглядом и сказал с раздражением в голосе, которое не сумел зажать в себе (он не хотел урезанной славы – ему нужна была полная):

– Да, не стоит рисковать людьми из-за каких-то полутора сотен тварей.

Он резко повернул коня, отъехал от Тланалта и громко прокричал:

– Дорлифяне! Мы отменно потрудились! Теперь – домой!

Колонна всадников не успела пройти и полсотни шагов, когда раздался яростный крик, который заставил всех обратить свои взоры назад, в сторону гор:

– Кадухар! Слышишь меня?! Я, Фэдэф, брат Саваса, ещё вернусь! И ты отдашь мне тех, кого спрятал!

Воины понимали горе юноши и оставили его наедине с собой. Удалившись, они не слышали то, что услышал он. Шёпот словно просочился сквозь скалы, подкрался к Фэдэфу и обрушился на него так неожиданно, что он не успел прикоснуться к рукоятям своих мечей. Шёпот был страшнее, чем его крик. Его сопровождало какое-то зловещее постукивание, которое болью отдавалось во всём теле Фэдэфа. И этот шёпот, и это постукивание, связанные друг с другом, заставили его застыть на месте и не сопротивляться.

– Слышу ли я тебя?! Да! Слышу! Фрэстрэфэргурн будет ждать тебя. В его глаза ты посмотришь перед тем, как примешь смерть! А теперь уходи! Я отпускаю тебя!

Фэдэф ещё какое-то время не мог сойти с места и слушал скалы… Они не проронили больше ни слова.

Ещё через четыре дня Дорлиф встречал своих воинов. С ними было пятеро детей из Нэтлифа. Только они и старик Малам, который отказался покинуть свой дом, чудом уцелели во время нашествия каменных горбунов. Остальных (то, что от них осталось) похоронили в общей могиле. Среди встречавших были Тэоэти и Брарб. Они ждали Фэдэфа. А ещё, в толпе, неподалёку от них, была Лелеан.

На следующий день на общем сходе дорлифяне избрали Фэдэфа в Управляющий Совет. По закону Дорлифа членом Управляющего Совета становится только тот человек, который: 1) является жителем Дорлифа не моложе четырнадцати лет; 2) сделал что-то очень важное, доброе для Дорлифа, дорлифян; 3) не совершил ничего дурного, злого для Дорлифа, дорлифян; 4) следует в своей жизни правилу: не дети для тебя, но ты для детей, и нужды души ребёнка превыше твоих собственных; 5) получил поддержку не менее девяноста из каждых ста дорлифян не моложе четырнадцати лет.

Глава восьмая
Фрэстрэфэргурн

Между нашествием каменных горбунов и открытием Пути прошло одиннадцать лет. Эти годы Дорлиф жил спокойной жизнью. И только Фэдэф не смирился со смертью брата, не снял с пояса мечей и продолжал свою войну. Открытию Пути предшествовала знаменательная охота Фэдэфа.

Ранним утром Фэдэф, стоя в двух шагах от Корока, готового к дальнему походу, разговаривал со своими мечами, которые держал перед собой:

– Друзья мои, вы слышали, что сказал мне Тланалт? Нет? Конечно: вы были в ножнах. Он спросил меня, не пора ли вам на отдых, в пещеру Догуш, где дремлют ваши собратья. Но это был не вопрос. Это был совет моего доброго друга. Но он не понимает ни меня, ни вас… Вижу: вам ещё не пора на покой. Знаю: вы не успокоитесь, пока воздухом, который вдыхаю я, и который мог бы вдыхать мой брат, дышат те, кто убил его, хотя бы один из них. И я не могу успокоиться.

Лелеан вышла из дома. Фэдэф убрал мечи в ножны и подошёл к ней.

– Ты плачешь, Лелеан?

– Фэдэф, ты снова уходишь в горы и снова оставляешь меня с тревогой в сердце, – сказала Лелеан мужу безо всякой надежды на то, что её слова окажутся сильнее его страсти. Но она не могла не говорить их. Они сами, как слёзы, покидали душу, чтобы сказать о ней.

– Напрасно тревожишься, Лелеан. Всё будет хорошо. Но я дал клятву над могилой Саваса и должен покончить с ними. На нашей земле не должно остаться ни одной горбатой твари.

– Саваса не оживишь бессмысленной кровью, их и твоей. В последний раз ты сам вернулся ни жив, ни мёртв. Боюсь, что когда-нибудь вернётся только слух о тебе, о том, что ты погиб.

– Не говори так перед дорогой!

– А я говорю! И буду говорить! Ты забываешь, что у тебя есть другой Савас, живой Савас! Ему уже девять, и ты нужен ему. Видел бы ты, как он ждёт тебя!

– Я души в нём не чаю, Лелеан. Дороже тебя и Саваса у меня нет никого.

– Порой мне кажется, что больше всего на свете ты дорожишь своими мечами. Ты даже разговариваешь с ними как с живыми, – Лелеан стёрла со щёк слёзы. – Фэдэф, мне страшно! Я боюсь!.. Знаешь, чего я боюсь?

– Лелеан, тебе не надо ничего бояться. Со мной ничего не случится.

– Нет, ты дослушай меня. Я боюсь, что ты останешься один… со своими мечами. Я не знаю, откуда у меня этот страх. Мне и Савасу как будто ничто не угрожает. Но страх однажды вселился в моё сердце и не покидает его.

Лелеан расплакалась и убежала в дом.

Всякий раз по пути к горному хребту Кадухар Фэдэф заезжал в Нэтлиф. Уже несколько лет там жили родные ему люди: Тэоэти, которая через два года после смерти Саваса вышла замуж за Рэгогэра, и Брарб, о котором Рэгогэр заботился как о родном сыне.

Десятки семей из Дорлифа, Хоглифа, Крадлифа и даже из дальних селений (Нефенлифа и Парлифа) сразу после войны с каменными горбунами или позже перебрались в Нэтлиф. Люди не хотели смириться с тем, что в этом красивом селении, утопающем в зелени и окружённом озёрами, навечно поселятся лишь тени падших. Многие из них были родом из Нэтлифа, многие до нашествия горбунов имели там родственников, другие просто поддержали своих друзей и присоединились к ним.

Рэгогэр всегда был рад увидеться со своим другом. А ещё между ними был уговор: до подножия Кадухара они ехали вместе, потом Фэдэф отправлялся в горы, а Рэгогэр, взяв Корока, возвращался домой, а через шесть дней он должен был ждать Фэдэфа на месте, где они расстались. На другое Фэдэф не согласился. Рэгогэр, тот самый Рэгогэр, который никогда не отводил глаз и который только побеждал, предложил Фэдэфу:

– Фэдэф, Кадухар – это то место, где один – слабее, чем один, а двое – сильнее, чем двое. Я пойду с тобой.

– Спасибо, друг. Но я говорю: нет. Это моя личная охота, и у неё другие законы, – ответил Фэдэф и посмотрел то ли на Рэгогэра, то ли мимо него так, как никогда ещё не смотрел.

Во взгляде его Рэгогэр увидел то, от чего потом отказался, уговорив себя, что это лишь показалось ему. Но ему предстояло снова встретить этот взгляд.

На этот раз всё было как всегда, кроме одного: Фэдэф не пришёл в условленное место через шесть дней. Рэгогэр принял решение без колебаний. Он отпустил лошадей (Докод знал слово «домой»), а сам немедля отправился на поиски друга.

…Он шёл уже два дня. Он был осторожен: он не кричал Фэдэфу, не искал встречи со зверем и не дразнил Кадухар надменностью и риском. Он шёл вслед за своим чутьём. Оно заставило его неожиданно сойти с горной тропы и спуститься в ущелье Ведолик. Так же неожиданно что-то поманило его с другого берега горной реки Гвиз, и он перешёл её. Подойдя к скале, он увидел доселе неприметный вход в пещеру. Запалив факел, Рэгогэр протиснулся между камнями и оказался в ней. Её неприветливое и непредсказуемое за каймой короткого света нутро заставило его ещё больше напрячь зрение и слух и взяться за кинжал. Так он шёл долго, сопровождаемый неприятно громкими голосами собственных шагов и шёпотом своего дыхания, пока впереди не замаячил тусклый свет. Выбравшись наружу, Рэгогэр увидел в двух шагах от себя убитого горбуна и понял, что он на верном пути. Он живо представил, как Фэдэф выходил из пещеры, держа, как и он, в одной руке факел, в другой меч. Горбун набросился на него справа, со скалы, с выступа. Он учуял Фэдэфа заранее, когда тот был ещё в пещере, и подстерегал его. «Успел бы я, как Фэдэф, увернуться и сразить его точным ударом? Пещера напрягла мои чувства, а свет расслабил их… Почему же он не вернулся? Какая ловушка подкараулила его?.. Скоро стемнеет».

Рэгогэр медленно поднимался по узкой горной тропе. Темнело – продолжать поиски становилось опаснее. И, как только глаза его наткнулись на подходящий для ночёвки уступ с навесом, он расположился на нём. В глубине уступа его рука нащупала мешочек, перевязанный верёвкой. Он открыл его: внутри был хлеб… испечённый в пекарне Дарада. Он узнал этот хлеб. Он любил его с детства. Особенно ему нравилось есть его с парным молоком. У Рэгогэра был с собой узелок со сметанными лепёшками, которые испекла Тэоэти, но он не мог не отломить кусочек дорлифского хлеба, чтобы вспомнить его вкус. Хлеб был (так показалось Рэгогэру) ещё довольно мягкий. Рэгогэр не сомневался, что здесь провёл одну из ночей Фэдэф. Он был доволен, что не потратил драгоценного времени впустую. Он был доволен, что ел свой любимый хлеб, оставленный Фэдэфом…

– Рэгогэр, просыпайся. Светает.

Рэгогэру на мгновение померещилось, что его зовёт Фэдэф. Он открыл глаза и, глядя из темноты в сторону тусклого света, увидел тёмный силуэт, и понял только то, что это не Фэдэф.

– Кто ты? – спросил он грозным голосом.

– Рычишь как медведь. Выбирайся из берлоги и увидишь, – сказал незнакомец, и Рэгогэру показалось, что этот голос он где-то слышал раньше. – Пора идти.

Рэгогэр вылез из своего согретого телом убежища на холодный воздух.

– Теперь узнаёшь меня?

– Здравствуй, Лебеард.

Это был брат Лелеан. Рэгогэр познакомился с ним на свадьбе Фэдэфа и Лелеан и потом видел его на празднике Нового Света, который все они встречали в Дорлифе.

– Тебя послала Лелеан?

– Да, я был в Дорлифе и заходил к ней. Она попросила меня найти Фэдэфа. Ей кажется, что он в большой опасности. Тебя ведь тоже привела сюда тревога, и Фэдэф тому причина, не так ли?

– Как ты нашёл меня?

– Ты оставляешь следы. В какую сторону пойдём теперь?

– Хм. Я ещё не проснулся, – Рэгогэру не хотелось выдавать свой странный метод поиска. – Фэдэф прошёл здесь. Он останавливался на ночлег. Я наткнулся на его узелок с хлебом.

– Хорошо. Думаю, нам надо идти через перевал Парсар к горе Хавур. Мы выйдем прямо к её склону с террасами. Будем искать там, проходя террасу за террасой. Со многих из них можно попасть в пещеры Хавура. Любая из этих пещер могла стать обиталищем каменных горбунов. Значит, Фэдэф где-то там.

– Ну что ж, Лебеард, в путь.

…Тропа была извилиста, со многими подъёмами и спусками. Горные выступы, оттеснив её к обрыву, делали её узкой, почти непроходимой. Лебеард шёл легко, будто не замечая, что слева от него пропасть, которая только и ждала того, чтобы в какой-то момент её перестали замечать. Рэгогэр едва поспевал за своим спутником.

– Эй, Лебеард! – крикнул он ему вдогонку. – Ответь мне на вопрос. Он мучает меня не меньше, чем эти проклятые скалы. Где дети леса научились прыгать по горам, подобно горным баранам?.. Молчишь? Я так и думал, что это секрет.

– Да, это большой секрет, Рэгогэр, такой большой, что он вместил бы в себя все горы, которые ты можешь охватить своим взором.

– Скажи-ка мне лучше без хитростей: секрет в спине, руках и ногах или в волшебном слове?

Прошептав какое-то слово, Лебеард ответил:

– Так и быть, это скажу: в волшебном слове.

– Знать бы мне хоть одно волшебное слово.

– Помолчим?!

– Это просьба или волшебное слово?

– Это закон следопытов.

Вдруг позади себя Лебеард услышал истошный крик. Он обернулся: Рэгогэра на тропе не было – только его крик. Крик не удалялся. Лебеард понял, что Рэгогэр успел ухватиться за что-то. Он подбежал на крик и посмотрел вниз: Рэгогэр висел над пропастью, держась руками за небольшой выступ.

– Рэгогэр, я здесь! Не кричи! Успокойся!

Рэгогэр замолчал.

– Теперь слушай! Постарайся найти ногой выступ или углубление и обопрись на него.

– Нет! Не нашёл!

Лебеард понимал, что такой вес не смогут долго держать даже сильные руки Рэгогэра.

– Тогда не шевелись, не трать силы. И молчи!

– Я не смогу долго молчать, так что поспеши с волшебным словом.

Лебеард достал из походной сумки молоток и верёвку, один конец которой имел два коротких ответвления разной длины. К каждому из них, как и к связывавшему их узлу, был прикреплён металлический штырь. Лебеард ловко забил все три штыря в скалу.

– Рэгогэр, сейчас я брошу тебе верёвку. Не пытайся поймать её сразу. Пусть повиснет. Понял?

– Быстрее!

– Теперь хватай верёвку, сначала одной рукой, потом другой. Молодец! Поднимайся!

Лебеард не ожидал, что Рэгогэр взберётся так быстро.

– С такой силой в руках ты мог висеть ещё долго.

– Не мог. Ты приказал мне молчать, а молчать долго, когда есть с кем говорить, для меня то же, что голодать подле обильного стола. Ну и какое волшебное слово помогло тебе вытащить из пропасти такого здоровяка как я?

– Твоё молчание.

Рэгогэр качал головой, разглядывая и исследуя верёвку на ощупь.

– Сильная у тебя верёвка, друг. Никогда не видел таких… Нет, кажется, знаю: тетива ваших луков из того же сырья, – Рэгогэр, хитро прищурившись, посмотрел на Лебеарда. – Сильная верёвка… А лёгкая-то какая! Спасибо тебе, Лебеард, и тому спасибо, кто верёвку эту свил. Забирай её. Пойдём.

– Ну что, пойдёшь впереди?

– Как шли, так и пойдём. Только чуть медленнее.

– Хорошо, Рэгогэр.

Дальше они шли молча, шаг за шагом стряхивая с себя налёт какого-то неприятного чувства, жаждавшего оправдания, но не искавшего его… Пропасть снова ждала. Она жила ожиданием…

* * *

«Фрэстрэфэргурн будет ждать тебя. В его глаза ты посмотришь перед тем, как примешь смерть». Фэдэф каждый день вспоминал эти слова. И перед каждой охотой, остановившись у подножия Кадухара на том самом месте, где он услышал их, он оповещал того, кому принадлежало это странное имя, о своём приходе. И на этот раз он прокричал в сторону скал:

– Фрэстрэфэргурн! Это я, Фэдэф! Я снова здесь! Я пришёл, чтобы убивать горбатых тварей! Я знаю: в них – твоя воля! Я пришёл за тобой!

Не дождавшись ответа, Фэдэф отправился в горы. Эта охота была особенной для него. Он был заряжен на неё больше, чем обычно. Лелеан он ничего не сказал о своём видении, о том, что к нему приходил брат.

– Фэдэф, – сказал он, как только появился перед ним, – ты покончишь со злом! Обещай!

– Савас, я клянусь тебе, что…

– Нет! Нет! Нет!

Стена тьмы встала между ними. Фэдэф очнулся. Потом снова закрыл глаза в надежде увидеть Саваса. Через несколько мгновений Савас вновь предстал перед ним.

– Фэдэф, ты покончишь со злом! Обещай! – голос его был напряжённым, и каждый из этих звуков будто переполняла жажда что-то преодолеть.

– Брат, я сделаю всё, чтобы…

– Нет! Нет! Нет!

Тьма не позволила продлить эту встречу. Фэдэф открыл глаза и тихо, но уверенно прошептал то, что не успел досказать брату:

– Клянусь, что я сделаю всё, чтобы на земле, по которой мы, живые, ходим и в которой покоятся останки мёртвых, чтобы на нашей с тобой земле не осталось ни одной горбатой твари.

Фэдэф не размышлял долго об этом видении: оно было ясным, без загадок и знаков, оно касалось только его.

– Нет… Нет… Нет… – повторил он слова Саваса. – Брату хотелось дольше побыть со мной. Он не хотел уходить. Но что-то не позволило ему… Мы не властны открывать завесу, разделяющую Миры… Мы ещё увидимся, Савас.

На седьмой день охоты Фэдэф наконец вышел к горе Хавур. В трёхстах шагах от него взгляд его выхватил едва заметное движение. Серое двигалось на сером, будто камень поднялся и побежал. Фэдэф старался не потерять горбуна из виду. Но тот, прильнув к скале, так же неожиданно исчез, как выявил себя. Фэдэф, не отводя глаз от места, где горбун слился с безликой стеной, снял со спины лук, выдернул из колчана стрелу и, доверившись привычке руки, выстрелил наудачу. Через мгновение камень отвалился от скалы, будто стрела отщепила его от монолита. Фэдэф подошёл ближе. Горбун высунул голову, передней лапой выдернул стрелу из бедра и, перегнувшись, стал зализывать рану. Потом он поднялся и медленно, прихрамывая, пошёл. Фэдэфу ничего не стоило нагнать его и прикончить. Но он решил проследить за ним. «Ты покончишь со злом», – промелькнуло у него в голове. «Он приведёт меня в их логово», – подумал Фэдэф. Он не ошибся. Горбун шёл по проторённой тропе, не озираясь и не нюхая воздуха беспрестанно. Когда он поднялся на одну из нижних террас и свернул к пещере, Фэдэф выпустил стрелу, которая прикончила его. Подкравшись ко входу в пещеру, он обнажил меч и прислушался: изнутри доносилось сопение. Затаив дыхание, осторожно ступая, он медленно углубился в чрево пещеры. Не дожидаясь, когда горбуны почуют его и заставят тьму, а вслед за ней душу его содрогнуться, Фэдэф зажёг факел – дремавшие горбуны сорвались с места и, прижимаясь к земле, ринулись на него, одновременно высовывая из горбов морды, искажённые яростью. Фэдэф разгадал их ползучую атаку: они хотят схватить его снизу, где нет кусающего пламени. Словно огненной плетью он успел рассечь факелом воздух прямо перед их мордами и заставил их отпрянуть и встать на дыбы – меч Фэдэфа не упустил своего шанса.