Текст книги "Универсальное устройство"

Фактически искра современных компьютеров и мобильных телефонов зажглась в едином пространстве, что обеспечило их близкую связь. Сотовые телефоны стали возможными почти сразу после изобретения в Лабораториях Белла транзисторов, ключевых ингредиентов современных компьютеров.

На идею сегодняшних смартфонов повлияла и научная фантастика, а точнее, у нее явно было два основных источника вдохновения. «„Звёздный путь“[12]12
  Популярный американский телесериал, впервые вышедший на экраны в 1966 году. – Прим. ред.


[Закрыть]. Это точно, – говорит Гарсия. – Трикодер и коммуникатор оказали непосредственное влияние, я беседовал с некоторыми изобретателями, кто прямо ссылался на „Звёздный путь“». И второй источник – «Космическая одиссея 2001 года»[13]13
  Фильм Стэнли Кубрика 1968 года. – Прим. ред.


[Закрыть], в которой появилось устройство, называемое «ньюспадом». «Мне кажется, в „2001“ мы увидели наиболее точное изображение устройства типа iPhone или iPad конца шестидесятых, – рассказывает Новак. – Взгляните на ньюспад – это ведь самый настоящий iPad».

В то же самое время Алан Кей разработал Dynabook, концепцию первого мобильного компьютера: «Сочетание устройства, которое „всегда под рукой“, и всемирной информационной службы, такой как сеть ARPANET, или телевизионный кабель двусторонней связи, перенесёт библиотеки и школы (не говоря уже о магазинах и рекламных щитах) с любого конца света в ваш дом».

Следующие полвека компьютеры и телефоны развивались каждый своим путём – стараниями учёных размеры телефонов и компьютеров всё уменьшались и уменьшались. При этом и те, и другие становились всё более быстрыми и многофункциональными. Пока однажды телефоны и компьютеры не стали настолько малы, что появилась возможность встроить одно в другое.

Первым аппаратом, проходившим по всем параметрам как «смартфон», был Ericsson R380: обычный на вид сотовый телефон, который открывался и являл пользователю сенсорный экран, реагирующий на прикосновение стилуса. У Nokia имелись телефоны, которые работали с приложениями и могли проигрывать музыку. Существовало даже такое устройство, выпущенное в 1998 году, которое называлось iPhone: его называли «три в одном: телефон с интернетом и сенсорным экраном», – оно работало с электронной почтой, звонило как телефон и имело доступ к интернету, продавала его компания InfoGear.

«Без них iPhone никогда бы не было, – заявляет Гарсия. – Скажу даже больше: если бы хоть одному из этих карманных смартфонов девяностых годов не посчастливилось добиться успеха, iPhone бы не придумали, потому что Apple не увидела бы плодородного поля, с которым можно работать!»

И Фрэнк Канова стал свидетелем и участником этого процесса. Однако тогда, в 1993 году, он очень волновался.

«Я вышел на улицу, глубоко вдохнул, – описывает он день самой первой демонстрации Simon. – Затем позвонил ребятам из Флориды и сказал: „Мы всё подготовили и можем делать презентацию“. В штаб-квартире все сидели на нервах. У них имелся под рукой план отступления – они не знали, успеем ли мы подготовить всё в срок». Даже сейчас, когда он припоминает ту историю, в голосе Кановы слышится волнение.

«Я помню тот момент, когда я стоял на улице у выставочного центра, а на телефоне был открыт календарь, и я мог, разговаривая с человеком, поделиться с ним своим расписанием. Мы даже договорились об изменениях, и люди могли послать мне сообщение и отредактировать мой календарь удалённо, прямо из главного офиса. Из Флориды. И тут меня осенило: „Ого, ведь всё работает совершенно по-другому“. Это вам не персональный компьютер IBM, не классический стационарный компьютер с командной строкой DOS. Не сотовый телефон, по которому вы можете только говорить. Тут у меня „объединитель“ людей, общее связующее звено – и в этом была вся суть происходящего. Я стоял у дверей COMDEX, переводя дух, и всё больше осознавал – это устройство изменит мир».

Если бы речь шла о голливудском фильме, или хотя бы о выступлении на конференции TED, или бестселлере об управлении бизнесом, то можно было бы произнести: «Вот тут и окупились все дни тяжких трудов. Именно тогда, преодолев все преграды, „саймоньеры“ (как сами себя называли разработчики) подарили миру самый востребованный и революционный продукт, который заполнил полки магазинов по всему миру».

Но такого не случилось.

За полгода продаж, с 1994 по 1995 год, IBM продали всего пятьдесят тысяч Simon, а затем отказались от них. Однако же, когда я рассказывал людям, что собираюсь на интервью с человеком, который первым запатентовал смартфон, реакция у них была одна и та же: «О, да он, наверно, богач». «Ха-ха, как видите, нет. – Фрэнк обводит рукой свой кабинет: до спартанских условий далеко, но далеко и до роскоши. – Патент принадлежит IBM. Чуть ли не каждый год меня зовут для защиты более ранних патентов, чтобы помочь компаниям показать, что у смартфонов есть давняя история».

Существует несколько причин, по которым Simon не добился успеха. Про такой исход бизнесмены говорят «провалился» или «потерпел крах», однако так говорить неверно, ведь странно всерьёз утверждать, что главный прародитель iPhone провалился: не скажете же вы, что дедушка Эйнштейна потерпел крах только потому, что не он лично явил миру теорию относительности. Некоторые причины совершенно очевидны: Simon стоил баснословно дорого – 895 долларов. Он был громоздким, тяжёлым, да и Wi-Fi в те времена встречался редко, так что Simon отправлял письма только через телефонную сеть. Также, по сравнению с iPhone, у него были ограниченные средства информации: он не мог проигрывать видео и музыку в высоком качестве, а игры были совсем простенькие.

«Ну и будем честны: он страшен, как чёрт», – смеётся Канова. Но таким он и должен был быть, чтобы вместить в себя всю технику. Как говорит Фрэнк, всё дело во времени: слишком уж рано он появился.

Подумайте вот о чём: Стив Джобс является одним из известнейших предпринимателей в современной истории. Я сейчас печатаю эти строки, а в то же время у Фрэнка Кановы нет даже странички в Википедии. (Хотя, может, когда книга будет издана, она у него и появится и будет создана с помощью смартфона). Большинство разработчиков iPhone, с которыми мне довелось общаться, не считают, что Simon оказал такое уж большое влияние; некоторые даже не слышали о нём, а некоторые попросту забыли. Тем не менее нельзя отрицать, что у обоих телефонов много общего как в функциях, так и в подходе. Есть в них что-то, что делает их почти универсальными, возможно, потому, что их изобретатели многое почерпнули из богатой истории технологических решений и тенденций массовой культуры.

Сложно отмахнуться от ощущения, что Simon – это зародыш iPhone, пусть даже скрытый в чёрном пластике и нелепый по нынешним меркам. Я не хочу сказать, что Apple украли идею Simon. Я о том, что концептуальная идея смартфона – фантазия о том, что люди могли бы делать с мобильным компьютером, – много старше iPhone. И даже старше Simon.

«Ты видишь – и воспроизводишь, вот так это работает, – рассказывает Новак. – Есть интервью Тима Кука[14]14
  Тим Кук – генеральный директор Apple с 2011 года. – Прим. ред.


[Закрыть] с Брайаном Уильямсом, сделанное в 2012 году. Тим Кук поднимает свой iPhone и говорит: „Видите, это – Джетсоны. Я вырос на этом мультике, и говорю вам: это – Джетсоны“. Конечно нет. Но iPhone воплотил то, что Кук в детстве считал технологией будущего… Я весь 2012 год смотрел Джетсонов, каждую серию, и там нет ни одного устройства хоть как-то напоминающего iPhone. Но память Кука подсказывает ему, что идея пришла именно оттуда. Потому что каждая деталь научной фантастики – это тест Роршаха».

Смартфон, как и всякая революционная технология, стал возможен благодаря упорному труду, идеям и вдохновению бессчётного числа людей. Технологический прогресс – это постепенный, коллективный и сугубо ризоматический[15]15
  Неиерархический, разнонаправленный. – Прим. ред.


[Закрыть] процесс, а вовсе не спонтанный. «Эволюция iPhone поистине многогранна, – говорит Гарсия. – Не бывает так, что одно направление технологий приводит к единственному конечному результату: каждое открытие становится ступенькой к целому ряду новых открытий».

Технологии, которые формируют нашу жизнь, почти никогда не появляются вдруг и из ниоткуда: они – часть непостижимо бесконечного, запутанного и очень динамичного процесса, который не утихает благодаря исследователям, остающимся за кулисами истории. Но важно помнить, что каждая передовая технология прошла свой долгий и непростой путь.

* * *

История идей и крупных открытий, которые в итоге слились в единое целое, в смартфон, продолжалась около ста лет. История сырья, природных материалов, из которых создается физическая оболочка смартфона, тянется от государства к государству и охватывает весь земной шар. Раз мы исследуем ранние идеи, породившие iPhone, то будет нелишним узнать о том, из чего сделано само устройство.

Глава 2
Шахтофоны

Химический состав iPhone

Серро-Рико возвышается над старым колониальным городом Потоси в Боливии, как гигантская покрытая пылью пирамида. «Богатый холм» виден сразу, как только вы съезжаете с трассы на дорогу к городу. У местной достопримечательности есть зловещее прозвище: «Гора, поедающая людей». Шахты, из-за которых её одарили подобным названием, работают с середины 1500-х годов: когда захватившие территорию испанцы начали отправлять местных индейцев кечуа добывать руду в Рико.

«Гора, поедающая людей» снабжала Испанскую империю сотни лет. В XVI веке из её недр добывалось порядка 60 % всего серебра в мире. К XVII веку горнодобывающая лихорадка превратила Потоси в один из крупнейших городов мира: 160 тысяч людей – туземцев, африканских рабов и испанских поселенцев – проживали здесь, и их стараниями город развился в гигантский промышленный узел, превосходивший даже Лондон тех дней. Люди приезжали сюда, и гора затягивала их в свои недра. Говорят, она сгубила по разным оценкам от четырёх до восьми миллионов людей: обвалами, силикозом, обморожением и голодом.

«Серро-Рико считается сегодня самым первым и, возможно, главнейшим памятником капитализму и промышленной революции», – пишет этнограф Джек Уэзерфорд. «Потоси был первым капиталистическим городом, производившим главный ингредиент капитализма – деньги. Потоси делал деньги, которые разительно изменили экономическое равновесие мира». Первый монетный двор Южной Америки по-прежнему стоит на площади в центре города.

На сегодняшний день Серро-Рико настолько изрыта вдоль и поперёк, что, по прогнозам геологов, может обвалиться, похоронив под собой весь Потоси. Тем не менее примерно 15 тысяч шахтёров – среди них несколько тысяч детей, включая даже шестилетних, – всё ещё спускаются в шахты, добывая олово, свинец, цинк и немного серебра из истончающихся стен. Скорее всего, и в вашем телефоне есть кусочек того самого олова.

* * *

Мы не продержались и получаса.

Каждый, у кого хватит смелости, может заглянуть в гиблую шахту, так как предприимчивые жители Потоси устраивают туры в туннели и стволы шахт, которые сплетаются в громадный лабиринт, ведущий к недрам Серро-Рико. Мой друг и коллега Джейсон Кёблер решился не только помочь мне с организацией такой экскурсии, но и составил мне компанию в качестве переводчика. Наша проводница Мария, которая по совместительству работает учителем начальных классов, рассказала нам, что туры проходят только в «безопасных» частях горы. Но всё же, по её словам, каждый год здесь кто-нибудь погибает; последний случай произошёл на прошлой неделе: двое пьяных подростков заблудились в лабиринте и замёрзли насмерть. Но нам не следует волноваться, успокаивает нас Мария. Да, мы так и поняли…

Как полагается, мы надели каски с фонарями, ботинки, защитные пончо и приготовились спуститься примерно на километр в глубь Рико. Прежде чем направиться ко входу в шахты, Мария завела нас на шахтёрский рынок, где мы купили листья коки и 96-градусный этиловый спирт, чтобы преподнести подарки рабочим, которых мы встретим. Ближе к вершине солнце жарит вовсю, но ветер обдаёт холодом. Пройдя в глубь шахты мимо ряда ржавых вагонеток, оглядываюсь назад на распластавшийся внизу Потоси.

Мне страшно. Я знаю, что туристы каждую неделю ходят здесь по пещерам, знаю, что каждый день здесь работают дети, но от этого угрюмого туннеля у меня всё равно мурашки по коже. Потоси – самый крупный из всех высокогорных городов мира, а мы поднялись над ним, на высоту примерно четырех с половиной километров. Воздух здесь более разреженный, дышать тяжело.

Один взгляд на грубые деревянные балки, поддерживающие вход в узкий темный ствол шахты, куда мы собираемся спуститься, один глубокий вдох пропитанного серой воздуха – и единственным желанием становится вернуться обратно.

Каждый день сюда входят тысячи шахтёров. Но сперва они оставляют подношения дьяволу. Я уже говорил, что рабочие из Серро-Рико поклоняются дьяволу? Не тому самому дьяволу, о котором вы наверняка подумали, а местному злому духу, Эль-Тио. Возле почти каждого спуска в шахты сооружён своего рода алтарь, центральное место на котором занимает непристойного вида статуя Эль-Тио. Во рту у него сигаретные окурки и листья коки, у ног стоят пивные банки; шахтёры оставляют подношения в обмен на крупицу удачи. Бог властвует на небе и земле, но под землёй начинается царство иных сил. Джейсон, Мария и я зажигаем для Эль-Тио три сигареты и готовимся к спуску.

* * *

Добыча ископаемых в Серро-Рико – довольно неорганизованное предприятие. Вообще место добычи принадлежит боливийской государственной горнодобывающей компании Comibol, однако шахтёры не получают от неё государственную зарплату: по сути они работают фрилансерами в кое-как сколоченных кооперативах. Они добывают оловянную, серебряную, цинковую и свинцовую руду и продают её металлургическим заводам, которые в свою очередь перепродают её оптовым закупщикам сырья. Такая фрилансерская модель с учётом того факта, что Боливия является одной из беднейших стран Южной Америки, усложняет организацию работ в шахтах.

Это же объясняет, почему в Серро-Рико работает около трёх тысяч детей. Совместные исследования, проводимые в 2005 году ЮНИСЕФ, Государственным институтом статистики и Международной организацией труда, показали, что в шахтах боливийских городов – Потоси, Оруро и Ла-Пас – работают семь тысяч детей. Если верить книге «Мир детского чёрного труда: исторический и региональный обзор», вышедшей в 2009 году, работающие дети встречаются в горнодобывающих городах по всей Боливии, включая Уануни и Антекеру. В Боливии трудится так много детей, что в 2014 году государство внесло поправки в закон о труде, позволив детям от десяти лет легально выполнять кое-какую работу. Но речь там идет не о добыче руды: детям любого возраста запрещено работать в шахтах. Однако слабый надзор и структура самих кооперативов оставляют детям множество лазеек, ведущих прямиком в горные недра. В одном только 2008 году из-за несчастных случаев в шахтах Серро-Рико погибло шестьдесят детей. Мария рассказывает нам, что дети работают в самых глубоких шахтах, куда сложнее всего добраться, из-за чего там меньше всего народу. Дело очень рискованное – либо пан, либо пропал, – но дети часто следуют за своими отцами, чтобы помочь прокормить семью или заработать на вещи, нужные им для школы. Добыча руды – одно из самых доходных занятий, какое может найти себе чернорабочий, отчасти именно из-за серьезных рисков.

Ифран Манене – бывший шахтёр, который теперь работает гидом, начал трудиться в шахтах, когда ему исполнилось тринадцать. Отец его – тоже шахтёр, всю свою жизнь проработавший в недрах Серро-Рико. Ифран присоединился к нему будучи подростком, чтобы обеспечить семью самым необходимым, и проработал с ним бок о бок семь лет. Сейчас отец Манене страдает от силикоза, болезни лёгких, преследующей всякого, кто проработал в шахте долгие годы, вдыхая кварцевую пыль и прочие вредные вещества, – отчасти именно поэтому срок жизни шахтёров, работающих в Серро-Рико от рассвета до заката, не превышает сорока лет.

Рабочие получают оплату согласно количеству пригодного для продажи сырья, добытого ими из стен Рико, а не по отработанным часам. Они пользуются кирками и динамитом, чтобы выбить ценную добычу из глубин горы и загрузить её в вагонетки, доставляющие руду наверх; шахтёры избегают более эффективных способов, так как практичные технологии значительно сократят рабочие места. Так что труд шахтеров в Серро-Рико сейчас мало чем отличается от труда их коллег, живших сотни лет назад.

В самый удачный день шахтёры могут получить по пятьдесят долларов на брата – хорошая сумма в этих местах. Если им не удастся поднять наверх достаточное количество серебра, олова, свинца или цинка, они останутся ни с чем. Они продают минералы местной металлургической компании, которая расплавляет мелкие партии руды на месте, а крупные отправляет на промышленные предприятия.

Серебро и цинк отправляют железной дорогой в Чили. Олово уходит на север, на боливийский государственный металлургический завод Vinto или же на частное металлургическое предприятие OMSA. Оттуда олово начинает свой путь внутрь продукции Apple.

«Почти половина всего добываемого в настоящее время олова идёт на припой, которым соединяют компоненты электроники», – сообщила информационная компания Bloomberg в 2014 году. Припой почти полностью состоит из олова.

И вот что приходит мне в голову: металл, который добывается взрослыми и детьми, с помощью самого примитивного инструмента на одном из самых крупных, древних и до сих пор действующих месторождений – том самом, которое в XVI веке снабжало богатейшую империю, – оказывается внутри самого передового устройства в мире. И месторождение это сейчас кормит одну из богатейших компаний на Земле.

* * *

Откуда нам известно, что Apple использует олово с завода Vinto? Всё просто: об этом заявляет сама Apple.

Apple составляют списки металлургических заводов, фигурирующих в их каналах снабжения, как часть отчётов Ответственности поставщика, которые открыты общественному контролю. В этом списке есть и Vinto, и OMSA. К тому же благодаря нескольким источникам – шахтёрам-добытчикам и промышленным аналитикам – я смог убедиться, что олово из Потоси действительно уходит на металлургический завод Vinto.

Благодаря не очень внятной поправке к закону Додда-Франка о финансовом реформировании, принятом в 2010 году и нацеленном на противодействие компаниям, закупающим «конфликтные» полезные ископаемые из Демократической Республики Конго, открытые акционерные компании должны раскрывать источники так называемых металлов 3TG (олово, тантал, вольфрам и золото), используемых для создания их продукции.

Apple говорит, что приступила к составлению карты своей системы поставок в 2010 году. В 2014 году компания стала публиковать списки утверждённых металлургических заводов, с которыми она сотрудничает, и заявила, что работает над тем, чтобы очистить свои каналы поставок от металлургов, покупающих конфликтные минералы. По данным за 2016 год Apple стала первой компанией в индустрии, в чьей системе поставок все металлургические заводы были согласны на регулярные проверки.

И это важное и непростое достижение. Apple использует десятки сторонних поставщиков, производящих детали для устройств вроде iPhone, и все эти поставщики прибегают к услугам своих собственных поставщиков, которые привозят им нужные элементы или сырьё. Все вместе они образуют гигантскую паутину из компаний, организаций и структур; сама Apple покупает напрямую лишь небольшую долю сырьевых материалов для изготовления своей продукции. Так работает множество компаний, производящих смартфоны, компьютеры или сложные машины: большинство полагается на запутанную паутину поставщиков-посредников, обеспечивающих их всем необходимым.

Так что ваш iPhone начинается с тысяч шахтёров, трудящихся в нечеловеческих условиях почти на каждом континенте планеты, чтобы добыть из недр земли сырьё, которое пойдёт на создание деталей вашего универсального устройства.

* * *

Что из себя представляют эти сырьевые материалы? Из каких химических элементов состоит iPhone, если расщепить его на атомы? Чтобы найти ответ, я попросил Дэвида Мичода, консультанта по вопросам горнодобывающей промышленности и главу компании 911 Metallurgist, помочь мне с определением химических составляющих iPhone. Насколько мне известно, подобный анализ проводился впервые. И вот как он был сделан.

Я купил новёхонький iPhone 6 в крупнейшем фирменном магазине Apple на Пятой авеню на Манхэттене в июне 2016 года и тут же отослал его Мичоду. Он же отправил его в металлургическую лабораторию, где над ним провели ряд экспериментов.

Сперва устройство взвесили – 129 граммов, всё как в рекламе Apple. Затем iPhone поместили в ударную машину, которую используют для измельчения камня, и там, в замкнутом пространстве, обрушили на него с метровой высоты пятидесятипятикилограммовый молот. Литий-ионная батарея взорвалась. Всю массу, бывшую ещё недавно телефоном, извлекли и растёрли в порошок. «Просто удивительно, насколько тяжело оказалось его сломать», – рассказывает Мичод. Все материалы затем были собраны и проанализированы.

Благодаря этому исследованию учёные смогли выявить элементы, из которых состоит iPhone.

«Двадцать процентов алюминия, – докладывает Мичод. – Из него сделан внешний корпус. Вам бы в голову не пришло, что четверть всего веса приходится на каркас… Алюминий очень лёгкий. И дешёвый: по два доллара за килограмм».

На 3 % iPhone состоит из вольфрама, который обычно добывают в Конго и используют в вибраторах и экранных электродах. Кобальт, основная составляющая батареи, тоже добывается в Конго. Самый ценный металл в iPhone – золото, но его здесь совсем мало.

«Никаких ценных металлов в значимых количествах не обнаружено: так, на один-два доллара, – рассказывает Мичод. – Никель стоит больше девяти долларов за полкило, но тут его лишь два грамма». Они использованы в микрофоне iPhone.

Больше, чем всяких ценных металлов, в iPhone мышьяка – 0,6 граммов; впрочем его концентрация слишком мала, чтобы причинить какой-либо вред. Удивительно, но в составе обнаружился галлий. «Единственный металл, который становится жидким при комнатной температуре, – говорит Мичод. – Это побочный продукт. Чтобы получить галлий, нужно сперва добыть уголь». Чего не скажешь о приличном количестве свинца. «Мир упорно пытается избавиться от свинца, но это очень сложно».

Кислород, водород и углерод тут сопряжены с разными сплавами, присутствующими во всех частях телефона. Оксид индия-олова, например, используется как проводник в сенсорном экране. Оксиды алюминия можно найти в корпусе, а оксид кремния используется в микрочипе, мозге iPhone. Тут же – мышьяк и галлий.

Телефон на 6 % состоит из кремния: он есть в микрочипах. В батареях же можно много чего найти: и литий, и кобальт, и алюминий.

В iPhone есть и другие химические элементы, но их доля настолько мала, что их даже не стали брать в расчёт при анализе. Помимо таких ценных металлов, как серебро, в телефоне заключены также важные элементы, известные как редкоземельные металлы, например иттрий, неодим и церий.

iPhone 6, модель на 16 ГБ

Все эти металлы, драгоценные и не очень, сперва нужно добыть из земли, прежде чем смешать их в сплавы, превратить в сложные вещества или в полимерные материалы, из которых сделают iPhone. Apple не рассказывает, откуда она берёт неконфликтные минералы, однако за последние несколько лет ряд источников был обнародован. Вот небольшой обзор о добыче основных элементов, из которых состоит iPhone.