Текст книги "Лучший год в истории кино. Как 1999-й изменил все"

Брайан Рафтери
Лучший год в истории кино. Как 1999-й изменил всё

Brian Raftery

Best. Movie. Year. Ever. How 1999 Blew Up the Big Screen

© 2019 by Brian Raftery

© SIMON & SCHUSTER, Inc., 2019

© А. Карташов, Л. Шерер, перевод, 2020

© ООО «Индивидуум Принт», 2020

* * *

Биллу Рафтери (1944–2018)

Лучшему отцу на свете

От автора

Эта книга основана на более чем 130 интервью, проведенных с марта 2017 по январь 2019 года. В некоторых случаях я обращаюсь к архивным интервью, речам, видеозаписям и комментариям на DVD. Если герой «говорит», его комментарий основан на интервью, проведенных мной для книги. Если же он «говорил», значит, цитата происходит из архивного источника.

Фильмы, о которых рассказывает «Лучший год в истории кино», были выпущены с 1 января по 31 декабря 1999-го, за несколькими исключениями. «Академия Рашмор» и «Тонкая красная линия» вышли в ограниченный прокат в декабре 1998 года ради соответствия регламенту кинопремий и расширили прокат в начале 1999-го. В свою очередь, «Девственницы-самоубийцы» были показаны на Каннском кинофестивале в 1999 году, но в кинотеатрах вышли только в 2000-м.

Наконец, хотя «Матрица» в 1999-м и была подписана именами сценаристов и режиссеров Энди и Ларри Вачовски, в последующие годы они стали называться Лилли и Лана Вачовски соответственно, и под этими именами упоминаются на протяжении книги.

Пролог
«Потерять надежду значило получить свободу»

31 декабря 1999 года

Был канун Нового года, и на частном пляже в Мексике собрались несколько пар, чтобы вместе отметить окончание века. Там были Брэд Питт и Дженнифер Энистон, с которой он в тот момент встречался. Там был и Дэвид Финчер со своей супругой, продюсером Сиан Чаффин. Последние несколько месяцев они наблюдали за тем, с каким возмущением мир встречает «Бойцовский клуб» – суровую историю о несущих хаос маньяках-альфачах, сделанную Финчером и Питтом. Вооружившись большим бюджетом, фильм атаковал ценности конца 1990-х, а его коронная фраза – «Первое правило бойцовского клуба: никому не рассказывать о бойцовском клубе» – стала так известна, что Энистон спародировала ее осенью в одном из выпусков Saturday Night Live. Люди все-таки говорили о «Бойцовском клубе», часто с раздражением, но немногие сподобились дойти до кинотеатров, чтобы его посмотреть. Фильм с трудом отбил половину бюджета в прокате и стал одной из самых провальных картин в карьере и Питта, и Финчера. На момент их приезда в Мексику, по словам продюсера «Бойцовского клуба» Чаффин, они «все еще зализывали раны».

Компанию им составил Марк Гурвиц, влиятельный менеджер, работавший с Энистон; он приехал на остров с невестой. Он вспоминает, что атмосфера на каникулах была беззаботной – настолько непринужденной, что он разыгрывал своих спутников, подкладывая им в постель игрушечных змей и скорпионов. Гурвиц тоже несколько нервничал из-за того, что десятилетие подходит к концу. Как и миллионы других, Гурвиц слышал тревожные прогнозы о том, что в эту ночь – как только XXI век возьмет в руки рейверский свисток, чтобы начать свою столетнюю вечеринку, – цивилизацию перезагрузит глобальная катастрофа. Погаснут огни мегаполисов. Лопнут банковские счета. Все сломается. Это была катастрофа по расписанию, с четкими сроками и броским названием – Y2K, сокращение от «Year 2000». «Все думали, что наступит конец света, – вспоминает Гурвиц. – Было страшновато». «Бойцовский клуб» тоже схватывал эту тревогу конца тысячелетия: в его концовке рушатся штаб-квартиры кредитных компаний – и обществу предстоит начать все заново. Впоследствии Питт вспоминал, что настроения в 1999 году были весьма неопределенными. «Чего мы должны были ждать? – говорил актер. – Многие даже не хотели ехать в отпуск, потому что боялись».

Однако Питт сотоварищи смело отправились на курортный остров в нескольких часах езды от ближайшего города. Что бы ни произошло, когда часы пробьют полночь, они все равно остались бы только в обществе друг друга. Момент приближался, Гурвиц и все остальные собрались с «маргаритами» на пляже. И когда новый год уже должен был наступить, вся компания оказалась в полной тьме. «Три… два… один… и электричества как не бывало, – говорит Финчер. – Раздавались нервные смешки: „Миллениум, ха-ха-ха!“»

Группа решила переместиться к ближайшему костру. «Откуда ни возьмись, – вспоминает Гурвиц, – вдали из темноты появляются два джипа с мигающими сиренами». Это были местные «федералес», в больших черных машинах со словом policía на борту. «На заднем сиденье оказалось трое 19-летних парнишек с винтовками M16, – говорит Финчер. – Они появились из-за холма, подъехали к нам и побежали в главный холл».

Наконец объявился консьерж и сказал, что с чартерным самолетом, которым прибыла вся компания, возникли проблемы и кто-то должен пойти вместе с полицейскими. Эта роль выпала Гурвицу в гавайской рубашке, который абсолютно не понимал, что происходит. Дело было во всех смыслах темное. Гурвиц еще не успел ничего сообразить, как ему уже заломили руки за спину и защелкнули наручники. Федералес говорили что-то на испанском, которого Гурвиц не понимал. Но было ясно, что его везут в тюрьму. «Питт подходит к этим парням, – вспоминает Гурвиц, – и начинает орать на них: „Что за дела, вы не имеете права приехать на частный пляж и забрать гражданина США!“ Они бросили его на землю». «Брэд кричит: „Это возмутительно! С вами свяжутся мои адвокаты!“», – говорит Финчер, который вызвался поехать с Гурвицом.

Когда джип отъезжал, Гурвиц обернулся посмотреть на своих друзей, которые не могли понять, чего им ждать. «Невеста в шоке, вся в слезах, – рассказывал Питт. – Его увозят куда-то в полную темноту, и он окружен мужиками с пушками».

Гурвиц сидел в джипе и смотрел, как фигуры его друзей уменьшаются в отдалении. Как он и боялся, что-то пошло не так. Что-то сломалось.

«Это пиздец», – подумал он.

Все последние месяцы XX века миллионы американцев верили в то, что их ждет час расплаты – уверенность в этом была такая, что остаток 1990-х они провели в подготовке к катастрофе. Некоторые устроили в своих домах самодельные убежища гражданской обороны, забив их под завязку китайскими консервами, туалетной бумагой и водяными матрасами вместимостью в тысячу литров (их в случае засухи следовало вскрыть и пить оттуда воду). Другие покупали оружие – много оружия. За неполные две недели до наступления нового тысячелетия ФБР за один день получило 67 000 запросов на проверку покупателя оружия – это был новый рекорд. Не стоит сомневаться, что многих из этих заявителей преследовал страх «Проблемы 2000» – ошибки, из-за которой тысячи компьютеров якобы должны были прийти в негодность, не справившись с переходом от 31/12/99 к 01/01/00.

Правительство США совместно с несколькими крупными корпорациями потратило, согласно примерным оценкам, около 100 миллиардов долларов, чтобы вовремя провести соответствующий апгрейд своих машин. В Кремниевой долине тревога из-за Y2K была так сильна, что шеф Apple Стив Джобс заказал рекламу на «Супербоуле»[1]1
  Решающий матч в американском футболе, в котором определяется победитель Национальной футбольной лиги. Трансляция «Супербоула» – самый популярный телевизионный эфир года, поэтому компании часто готовят рекламные ролики специально к игре. – Прим. пер.


[Закрыть] с участием HAL, жуткого разумного компьютера из психоделического сайфая Стэнли Кубрика «2001: Космическая Одиссея», вышедшего в 1968 году. HAL из будущего извиняется за беспорядок, случившийся из-за смены дат. «Когда пришло новое тысячелетие, – холодно говорит HAL, – нам пришлось разрушить мировую экономику». (Избежать катастрофы, согласно HAL, могли только компьютеры производства Apple.)

Кубрик, известный своей замкнутостью, позвонил Джобсу, чтобы сообщить, как ему понравился ролик. Но некоторым в технологической отрасли перспектива «Проблемы 2000» не казалась смешной. Существовали вполне реальные опасения, что вне зависимости от наших приготовлений осуществится знаменитое поп-пророчество Принса: Two-thousand-zero-zero / party over / oops / out of time[2]2
  «Две тысячи ноль-ноль, хватит тусоваться, время вышло». – Здесь и далее, если не указано иное, примечания редактора.


[Закрыть]. «Я хорошо знаю, насколько непрочным бывает ПО и как целая система может посыпаться из-за одного бага», – рассказывал в интервью Wired один опытный программист. Он укрылся в калифорнийской пустыне, где построил окруженное забором убежище на солнечных батареях (еще он впервые купил себе пистолет – на всякий случай). Другие видели в Y2K библейскую катастрофу: в видео Джерри Фолвелла «Проблема 2000: Руководство христианина по выживанию» ценой меньше 30 долларов за кассету лощеный проповедник – недавно предостерегавший свою паству против гей-пропаганды в «Телепузиках» – предупреждал, что баг может быть «нужен Господу, чтобы научить нацию смирению» (еще он посоветовал закупиться патронами – на всякий случай).

Что бы их ни пугало – технология или теология, – многие из тех, кто ждал апокалипсиса, сетовали на одно и то же – что за XX век мы слишком продвинулись вперед и принесли свою человечность в жертву удобству и своим желаниям. И теперь пришло время расплаты, будь то кара Господня или цифровое вознесение. Как сокрушалась одна многодетная мать в выпуске New York Times от 31 декабря 1999 года, «просто все очень похоже на то, что конец близок».

Если крушение цивилизации действительно было близко, время для него было самое неподходящее. В 1999 году Америка неожиданно оказалась на подъеме. Десятилетие началось с рецессии, продолжилось заокеанской войной, а кульминацией едва не стал импичмент президента. Но теперь вся страна заражалась блаженным оптимизмом. Эйфорию можно было наблюдать на Уолл-Стрит, где и Dow Jones, и NASDAQ, и Нью-Йоркская фондовая биржа за 1999 год нагрелись до новых рекордов. Ее можно было слышать на радио, где на смену смурным меланхоликам, озвучившим большую часть девяностых, пришли умильные подростки и сплошная vida loca. Она ощущалась даже в дофаминовой подпитке интернета, который был все еще в зачаточном состоянии – и все еще населен в основном странными личностями, – но уже обещал сделать всех желающих умнее и богаче, чем они когда-либо мечтали. Всего за несколько лет Джефф Безос превратил Amazon.com из книжного онлайн-магазина в универсальный круглосуточный торговый центр (на обложке номера о «человеке года» журнала Time странно улыбающийся Безос был изображен в картонной коробке). А в том же году только что созданная компания Netflix, рассылающая фильмы по почте, соберет 30 миллионов инвестиций и впервые предложит клиентам ежемесячный тариф для проката DVD.

Но именно в кинотеатрах в 1999 году – одном из самых неожиданных, важных и попросту прекрасных годов в кино за всю его историю – энергия новых возможностей сверкала электрическими искрами.

Год начался январской премьерой на фестивале «Сандэнс» «Ведьмы из Блэр» – дерганой до тошноты беззвездной авантюры, – а закончился декабрьским наводнением «Магнолии», самого киношного кино года – с хронометражем в 188 минут, дождем из лягушек и зрелищем мега-звезды Тома Круза, виляющего пахом по пути к катарсису. Между ними друг с другом столкнулось множество замыслов, и каждый был потрясающе самобытным: «Матрица». «Шестое чувство». «Ведьма из Блэр». «Выскочка». «Академия Рашмор». «Офисное пространство». «Девственницы-самоубийцы». «Парни не плачут». «Беги, Лола, беги». «Свой человек». «Три короля». «Быть Джоном Малковичем». Многие из этих фильмов – как и «Звездные войны. Эпизод I: Скрытая угроза», самый непопулярный фильм года, если не всех времен, – ломали законы повествования, формы и даже законы физики, по которым летят пули. В 1999 году «представления о том, как „снять кино“, перевернулись вверх ногами, – заявлял Джефф Гординир в открывающей статье ноябрьского номера Entertainment Weekly. – В этом году старые, скучные правила кино начали рушиться».

Но при всей их смелости фильмы 1999 года подспудно оказывались очень личными: они завлекали зрителей шикарным захватывающим сюжетом и лоском кинозвезд, но в итоге переводили фокус обратно на зрителей, побуждая их задаваться вопросами о своей личности и судьбе: «кто я?», «кем еще я бы мог быть?». Акробатические номера «Матрицы», бунт клерков в «Бойцовском клубе» и «Офисном пространстве», поиски себя в «Быть Джоном Малковичем» и «Парни не плачут», сюжетные повороты и развороты, как в видеоигре под наркотиками, в «Экстази» и «Беги, Лола, беги». Все эти фильмы позволяли увидеть не просто альтернативную вселенную, а альтернативного тебя самого – может быть, даже настоящего тебя. В том году было радостно входить в кинотеатр, но прекрасно было и выплывать оттуда на волне надежд: финальные титры будто обещали что-то новое впереди. Казалось, будто что-то удивительное ждало нас с той стороны 1999 года.

«Начинался новый век, и начиналась новая история, – говорит режиссер М. Найт Шьямалан, чей призрачный триллер „Шестое чувство“ занял в 1999 году второе место по сборам. – И это было время самобытности. Те, кто давал деньги на кино, и те, кто ходил в кино, рассуждали так: „Нам не надо знать, куда нас ведут. Мы верим режиссеру“».

Студийные начальники всегда мечтали о так называемом «кино на четыре четверти» – то есть таком фильме, который будет в равной степени интересен мужчинам и женщинам, молодым и старым. 1999-й был годом на четыре четверти – здесь нашлось что-то для каждого. Внутренний рынок кинопроката получил около 7,5 миллиардов долларов, и хотя часть этих денег принесли фильмы из франшиз, такие как «История игрушек 2» и «Остин Пауэрс: Шпион, который меня соблазнил», многие из самых успешных картин 1999 года были сняты по оригинальным сценариям. «Матрица», «Шестое чувство», «Красота по-американски», «Американский пирог», «Ноттинг-Хилл» и «Ведьма из Блэр» собрали больше 100 миллионов долларов каждый, и ни один из них не был основан на комиксах, телесериале или биографии реальной ведьмы (хотя некоторые из зрителей «Блэр» в это, кажется, поверили). «От своих друзей-фермеров я знаю, что раз в 20 или 30 лет бывает хороший урожай, – говорит актер Луис Гусман, который сыграл в „Магнолии“ и „Англичанине“ (и который проводит много времени в сельской местности в Вермонте). – Именно так для меня выглядят фильмы 1999-го».

Разговоры в том году вертелись вокруг кино – что впечатляет, если вспомнить, насколько 1999-й был переполнен всем, чем можно. В чартах происходил настоящий ренессанс благодаря шоу Total Request Live на MTV и новым безбашенным, сексуальным и дерзким звездам – Бритни Спирс, Кристине Агилере, Эминему и Фреду Дёрсту из Limp Bizkit. А январская премьера нью-джерсийской гангстерской драмы «Клан Сопрано» – самого важного сериала в году, когда важных вышло много, от «Западного крыла» до «Хулиганов и ботанов», – обозначила расцвет маленького экрана, который в будущие годы станет еще более очевидным.

Но в 1999 году кино все еще главенствовало в поп-культуре. Смотреть «Бойцовский клуб» было обязательно – как и «Красоту по-американски», «Академию Рашмор» и «Магнолию», – хотя бы для того, чтобы увидеть, о чем говорят все остальные.

Конечно, были и другие такие года, в которые кино делало космический рывок вперед, заново себя изобретая и придумывая себе новую жизнь прямо у нас на глазах. В 1939 году трехголовое торнадо из «Волшебника Страны Оз», «Унесенных ветром» и «Дилижанса» дало новое определение того, как рассказывать истории для большого экрана. В 1967 году вышли и определили (и разделили) новое поколение «Бонни и Клайд» и «Выпускник», а десять лет спустя появились «Звездные войны», «Энни Холл» и «Голова-ластик», троица фильмов, которые до сегодняшнего дня перепевают и переделывают. Даже в не самом удачном году типа 1985-го, самой середине эскапистской эпохи Рейгана, нашлось место таким странным артхаусным явлениям, как «Бразилия», «После работы» и «Отчаянно ищу Сьюзан». По большому счету, каждый год в кино – хороший, пусть иногда приходится внимательней искать шедевры и маленькие движения.

Но в 1999-м, шестьдесят лет спустя после того, как домик Дороти упал на Страну Оз, группа киношников устроила свою собственную разноцветную революцию, которая произошла прямо на рубеже двух веков и из обоих черпала энергию и вдохновение. Многие из режиссеров, сценаристов и продюсеров, определивших тот год, были, по сути, киноведами – кто-то учился по лекциям профессоров в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, а кто-то по видеокассетам; и в их фильмах сквозило уважение к предшественникам. Нетрудно было сопоставить вымощенную желтым кирпичом дорогу из «Страны Оз» с раскрывающей истину красной таблеткой из «Матрицы»; подковерные офисные интриги «Своего человека» с кулуарной возней «Всей президентской рати» или растерянных подростков из «Девственниц-самоубийц» с их же сверстниками из «Шестнадцати свечей».

«Мы, может, и покончили с прошлым, но оно не покончило с нами», – так звучит мантра, которая часто повторяется в «Магнолии». В 1999-м прошлое было везде, как будто прежние голливудские эпохи сжали, сохранили на дискеты и раздали режиссерам. Самую заметную тень на 1999 год отбрасывали фильмы, вышедшие с 1967-го по 1979-й – в эпоху, какой больше никогда не было и какую сложно сейчас представить, когда в кино уживались интеллектуальные триллеры, рискованные комедии и экзистенциальные драмы. Для многих режиссеров конца девяностых «беспечные ездоки, бешеные быки» – названные так в честь мифотворческой книги Питера Бискинда, вышедшей в 1998-м, – были величайшим поколением большого экрана, ведь им удавалось реализовать самые дикие идеи, работая на больших студиях. «Эти фильмы работали с материалом настоящей жизни, – говорит режиссер Элисон Маклин, которая в 1999 году сняла наркотравелог „Сын Иисуса“ под влиянием раскованных драм семидесятых – „Долгого прощания“ и „Паники в Нидл-Парке“. – В этих фильмах есть душа и чувство духовного кризиса – будто какого-то надлома».

Несколько десятилетий спустя это неприкрашенное, неудовлетворенное чувство неразрешимой тоски пробралось обратно в кинотеатры. Сходство фильмов 1999 года и эпохи Никсона и Картера иногда было в интонации: «Три короля» о Войне в Персидском заливе перекликались с боевыми черными комедиями «Военно-полевой госпиталь» и «Уловка-22», а трагический провинциальный роман в «Парни не плачут» был похож на историю в «Пустошах». Но иногда режиссеры сознательно выстраивали связи с прошлым. Победивший на «Оскаре» фильм Педро Альмодовара «Все о моей матери» – мощная мелодрама о любви и театре – была вдохновлена драмой Джона Кассаветиса «Премьера» 1977 года. Режиссер и сценарист «Магнолии» Пол Томас Андерсон для правильного настроя устраивал актерам и съемочной группе просмотры трагикомедии 1976 года «Телесеть». И ни один фильм не соблазнил столько режиссеров, сколько «Выпускник», вечная история о беспутной юности, отразившаяся всюду – от «Бойцовского клуба» до «Академии Рашмор» и «Американского пирога».

Такое почтение к истории кино сочеталось с острым желанием валять дурака, меняя его будущее. В 1999-м все подвергали пересмотру – визуально, сюжетно, тематически. Старая добрая формула «фильм X встречает фильм Y» больше не работала. «Я помню, как смотрел на линейку фильмов 1999-го и думал: „Назовите мне другой год от 1967-го до 1975-го, когда столько молодых и оригинальных режиссеров нащупали дух времени“, – говорит Эдвард Нортон из „Бойцовского клуба“. – Думаю, этот год выдержал бы любое сравнение». Сэм Мендес, чей дебют «Красота по-американски» об ужасе пригородной жизни получил «Оскары» за режиссуру и лучший фильм, добавляет: «Удивительно, сколько жанров было переосмыслено в тот год. „Шестое чувство“ – это хоррор, триллер или история о призраках? „Бойцовский клуб“ – это что? А „Быть Джоном Малковичем“? Да хоть „Красота по-американски“ – это история взросления, фантазия? Что-то определенно менялось».

В 1999-м менялись не только жанры. Мутировал сам способ рассказывать истории. Вооружившись новыми технологиями в виде монтажа на компьютере и дешевых видеокамер, режиссеры свободно резали на части и перемешивали вековые законы киноязыка, по-всякому вертя время, точку зрения или зрительские ожидания (а то и все сразу, как в отточенном нуаре Стивена Содерберга «Англичанин»). Фильмы вроде сумасбродного «Экстази» или закрученного неонуара Стивена Содерберга «Англичанин» обращались с традиционными сюжетными блоками, как с кубиками в «Тетрисе»: их сваливали друг на друга, тщательно укладывали или просто не трогали, чтобы посмотреть, какая форма получится. А «Матрица» и «Скрытая угроза» задействовали масштабные цифровые эффекты для создания целых искусственных миров, которые потом можно было редактировать и пересобирать на компьютере; режиссеры как будто могли протянуть руку прямо внутрь кадра и переделать мир на экране.

Ну а зрители – которые все девяностые занимались тем, что приучали мозги к чему угодно, от реалити-шоу и Resident Evil до размазанных на пиксели видео с вебкамер, – с готовностью включались в игру, пусть не всегда понимая, в какую именно. «Драматургия в кино переживала взрыв, – считает Лиза Шварцбаум, кинокритик Entertainment Weekly в 1991–2013 годах. – Теперь истории можно было рассказывать по частям или задом наперед. Можно было застрять в начале, можно было повторять одно и то же или можно было показывать людей, летающих вокруг Матрицы».

Могло показаться, будто фильмы 1999 года – это часть какого-то массового восстания, которое проводили три частично пересекавшихся поколения неординарных кинематографистов. «Эти люди – очень разные режиссеры и очень интересные. Каждый из них проходит проверку на то, есть ли ему что сказать, – считает Финчер, который называет коллег „одаренными, вдохновенными безумцами“. – „Скорость“ в то время была одним из самых успешных фильмов, но был ли у [режиссера] Яна де Бонта свой голос? Нет. А у режиссеров, о которых мы сейчас говорим, есть что-то, что отпечатывается на всем, что они делают».

Некоторые из деятелей 1999 года – включая Стэнли Кубрика с фильмом «С широко закрытыми глазами» и Теренса Малика с «Тонкой красной линией» – вернулись в кино спустя десятилетия. Другие имели славу ловких, стильных провокаторов с 1980-х или раньше – как, например, Майкл Манн («Свой человек»). Были и молодые да ранние авторы из мира независимого малобюджетного кино: Уэс Андерсон («Академия Рашмор»), Вачовски («Матрица»), Александр Пэйн («Выскочка») и другие. В 1999 году к ним присоединилась молодая шпана из дебютантов Софии Копполы, Спайка Джонса и Кимберли Пирс. «Фактически мы не были истеблишментом, – говорит Пирс о своих современниках. – Наша кучка старалась реагировать на большие, насыщенные экшном фильмы девяностых, как бы говоря: „А я думаю совсем иначе – вот моя история, я люблю ее, она меньше и страннее“».

Почти что все режиссеры 1999-го предпочитали рассказывать истории, которые были личными (даже если не всегда маломасштабными). И они часто отвергали ожидания собственных фанатов. Мало кто мог бы предположить, например, что после потной порно-одиссеи «Ночи в стиле буги» Пол Томас Андерсон продолжит отрезвляющей драмой о раке и взаимосвязанности. Никто не предсказал бы, что Дэвид Линч – который провел десятилетия, устраивая провокации наподобие «Твин Пикс: Сквозь огонь», закроет девяностые фильмом «Простая история» – выпущенной студией Disney историей с рейтингом G[3]3
  General audiences – фильм без возрастных ограничений.


[Закрыть] о пожилом человеке, который пересекает страну на газонокосике, чтобы увидеться с хворающим братом. Если сценаристы и режиссеры 1999-го и делили негласную общую черту – ею было стремление сделать что-то, чего никто прежде не видел. «Младшее и старшее поколения изучали друг друга, – говорит Том Тыквер, режиссер „Беги, Лола, беги“. – Кино, построенное на эксперименте, и так называемое традиционное кино соревновались между собой, и это было здорово. Они друг друга подзадоривали и мотивировали».

И все это в тот год, когда некоторые отмечали в календарях дату апокалипсиса – на всякий случай. «Так много всего вертелось вокруг миллениума, столько разговоров было про то, что компьютеры сбрендят, что молва дошла и до тех, кто не верил в эти небылицы, – говорит соавтор сценария и монтажер „Простой истории“ Мэри Суини. – Это был конец очень драматичного десятилетия».

И хотя некоторые затем примутся рассматривать девяностые как этакий рай перед 11 сентября, период и правда был отмечен социальным и политическим смятением: избиение Родни Кинга[4]4
  В марте 1991 года чернокожий американец Родни Кинг был жестоко избит полицией Лос-Анджелеса после попытки уйти от ареста. Видео избиения запустило волну протестов. Когда все четыре офицера полиции ушли от наказания, в Лос-Анджелесе начался бунт, в результате которого погибло 63 человека.


[Закрыть], сражения вокруг Аниты Хилл[5]5
  В 1991 году Анита Хилл обвинила в сексуальных домогательствах претендента на должность члена Верховного суда США Томаса Кларенса. Тем не менее Кларенс был утвержден в должности, которую занимает до сих пор.


[Закрыть] и террористические акты – такие как взрывы в Оклахоме. Все что угодно может случиться, казалось к 1999-му. «Люди забывают, какая стояла тревога, – говорит Нортон. – Это была тревога поколения X, вступившего во взрослую жизнь, и у нее были заметные проявления. Они выразились в „Магнолии“, в „Бойцовском клубе“ и в „Быть Джоном Малковичем“: эта тревога была связана с приходом в мир, который казался не слишком приветливым».

Но именно герой Эдварда Нортона в «Бойцовском клубе» – безымянный, ищущий покоя и резко перезапускающий свою жизнь – открывал для всех скрытое обещание этого нового века неопределенности: «Потерять надежду значит получить свободу», – говорит он, и многие режиссеры и актеры фильмов 1999 года могли бы с ним согласиться. Оказавшись вместе в одной лодке в конце века, в высшей точке поп-культурной власти своей профессии, они были свободны от ограничений бюджетных и технологических – а иногда и от желаний своего начальства – и могли делать такое кино, какое захотят, и как захотят. «Может, все так торопились потому, что ждали конца света, – говорит Рик Фамуйива, сценарист и режиссер комедийной драмы 1999 года „Глухой квартал“. – Нам казалось, что надо успеть заявить о себе, пока мы все не сгинули».

Стрелки часов приближались к полуночи, зануды готовились переждать ее в своих домашних бункерах, а остальной мир встречал новую эру вечеринками. Президент Билл Клинтон и первая леди Хиллари Клинтон устроили в Белом доме пышный прием и музыкальный концерт с конферансом Уилла Смита, недавно выпустившего полухит «Will 2K» («What’s gonna happen /don’t nobody know /we’ll see when the clock hits twelve-oh-oh»-oh»[6]6
  «А что будет, никто пока не знает, увидим, когда часы пробьют двенадцать».


[Закрыть]). На Манхэттене собралось около миллиона желающих посмотреть на новогодний шар на Таймс-Сквер – возле студии MTV, где Гвен Стефани из No Doubt исполнила многоречивую песню R.E.M. «It’s the End of the World as We Know It (And I Feel Fine)»[7]7
  «Это конец мира, каким мы его знали (и мне нормально)».


[Закрыть], прибегнув к помощи специального человека, который держал шпаргалки с текстом.

А на маленьких вечеринках по всей стране празднующие собрались с друзьями и родными, чтобы тысячелетие началось благополучно. Брендан Фрейзер, звезда летнего хита 1999-го «Мумия», сидел в своем новом доме в дождливом Лос-Анджелесе и смотрел, как ведущий вечернего шоу Джей Лено бьется с ливнем в прямом эфире – «выглядел он как мокрый кот, которого все достало», говорит Фрейзер. Шьямалан, любитель неожиданных концовок, сидел с новорожденной дочерью в своем пенсильванском доме. София Коппола со своим мужем, режиссером «Быть Джоном Малковичем» Спайком Джонсом, приехала на декадентскую вечеринку у своих родителей в долине Напа в Калифорнии. «Если это и правда был конец света, – говорит она, – то мы собирались встретить его со вкусом». А Джо Пантолиано из «Матрицы» пришел в гости к соседу в пригороде в Коннектикуте и тусовался в постирочной с актером Чаззом Палминтери. Перед миллениумом Пантолиано скопил некоторое количество ценностей, на всякий случай. «Я купил серебряных монет на 10 тысяч долларов и спрятал их над холодильником, – рассказывает он. – Решил, что если под „Проблемой 2000“ есть какая-то почва, то смогу хотя бы купить молоко, бензин и инструменты».

Не все праздновавшие в эту ночь так переживали по поводу смены тысячелетия. Фрейзер вспоминает, что к 31 декабря вся эта кутерьма с концом света вышла из-под контроля настолько, что воспринимать ее всерьез было трудно: «По улицам будут мчаться огненные жирафы! Банкоматы станут выплевывать наличку во все стороны!» – насмешливо вспоминает он предостережения той поры.

И все же, с неясным новым десятилетием на носу, сложно было совсем выкинуть из головы это беспокойство. Риз Уизерспун, 23-летняя звезда «Выскочки» и «Жестоких игр», была на вечеринке в Лос-Анджелесе, после рождения ее первого ребенка прошло всего несколько месяцев. Ее партнер по «Жестоким играм» и муж Райан Филипп сделал снимок с Уизерспун под огромным знаком «Y2K» – она держалась за голову. «Все мы были в ужасе», – говорит она.

Ну а в Мексике Марк Гурвиц был на заднем сиденье джипа, который мчался по длинной, темной дороге. Финчер, ехавший вместе с ним, заметил, что на пляже снова появился свет, и попросил бряцавших оружиев федералес развернуться и позволить Гурвицу сделать телефонный звонок. Водитель нехотя согласился.

Вскоре машина затормозила на пляже, где ее уже ожидали Питт и компания. «Каждый держал в руках здоровенную чашу с шампанским, а Брэд был в этом смехотворном, расшитом золотыми блестками колпаке», – вспоминает Финчер. Все оказалось подстроено: и отключившийся свет, и арест, и даже потасовка Питта с федералес («У Дэниела Дэй-Льюиса челюсть бы отвисла», – говорит Финчер об этой роли). Натерпевшись розыгрышей от самого Гурвица, Финчер и Питт – обезьянки-астронавты из «Бойцовского клуба» – решили отомстить и организовали шутку при помощи местных. «Мы все сделали как можно жестче, но без жестокости, – говорит Финчер, которого этот розыгрыш смешит и два десятка лет спустя. – Слушайте, если бы могли, устроили бы и стрельбу холостыми – но времени на подготовку не хватило». Даже Гурвиц в конце концов посмеялся, «когда отмыл штаны», говорит он. «Финчер все срежиссировал, как фильм. До такой степени они ебанутые».

Когда наступила полночь, миллионы людей, совсем как Гурвиц, почувствовали: их разыграли. Катастрофа Y2K не случилась. Компьютеры продолжали гудеть, самолеты не упали, банковские счета не исчезли. «Ждали взрыва, вышел пшик», – говорит Фрейзер.

Y2K оказался скрытой угрозой. Мы так долго готовились к XXI веку, что большинство из нас не заметило, как он уже был на нашей улице. Будущее пришло на 12 месяцев раньше срока. Чтобы его увидеть, надо было просто пойти в кино.