Текст книги "Убийца Войн"

12

В конце концов Жаворонку пришлось выслушивать прошения.

Это докучало, ибо свадебное торжество не закончится еще несколько дней. Правда, люди нуждались в своих богах. Он знал, что не должен досадовать. Он понимал, что прогулял на свадьбе большую часть недели, ни разу не встретившись ни с невестой, ни с женихом, и этого было достаточно для хорошего настроения. Все, что ему предстояло делать, – ежедневно по несколько часов изучать картины и внимать людским горестям. Пустяки, даже если при этом страдала его святость.

Он вздохнул, снова садясь на трон. На нем была вышитая шапочка и красная с золотом просторная ряса. Полукафтан охватывал туловище, его украшали золотые кисточки. Натянуть этот наряд, как и все прочие, было даже сложнее, чем казалось.

«Без слуг я и одеться бы не сумел», – подумал Жаворонок весело.

Он подпер голову кулаком, локоть поставил на подлокотник. Эти покои его дворца открывались на лужайку – плохая погода бывала в Халландрене редко, а с моря задувал приятный соленый бриз.

Ночью ему снова приснилась война. Лларимар счел это весьма многозначительным. Жаворонок же был недоволен. Все твердили, что, если война разразится, Халландрен с легкостью победит. Но если так, почему ему вечно снился пожар Т’Телира? Не дальнего идрийского города, а его дома?

«Это ничего не значит, – сказал он себе. – Всего-навсего отголосок личных тревог».

– Следующая петиция, ваша милость, – шепнул Лларимар сбоку.

Жаворонок вздохнул, размыкая веки. По обе стороны комнаты выстроились жрецы в рясах и шапочках. Где он их столько набрал? Нуждался ли в подобном внимании какой-нибудь другой бог?

Он видел, что на лужайке выстроилась очередь. Жалкие, отчаявшиеся люди; несколько чем-то хворали и кашляли. «Так много! – подумал он, когда в помещение ввели женщину. Он уже больше часа принимал просителей. – Наверно, этого следовало ожидать. Промотана почти неделя».

– Шныра, – обратился он к жрецу, – ступай скажи этим в очереди присесть на траву. Нечего им так стоять. Это отнимает время.

Лларимар замялся. То, что люди стоят, – это знак почтения. Он махнул жрецу ниже рангом, чтобы передал слова Жаворонка.

«Меня ждет этакая толпа, – подумал Жаворонок. – Как убедить народ, что я бесполезен? Как прекратить их паломничества ко мне?»

После пяти лет петиций он искренне сомневался, выдержит ли еще столько же.

Новоприбывшая просительница приблизилась к трону. Она принесла ребенка.

«Только не ребенок…» – подумал Жаворонок, поморщившись.

– Великий! – воззвала женщина, падая на колени. – Повелитель Отваги!

Жаворонок смолчал.

– Это мое дитя, Халан, – сообщила женщина, протягивая младенца.

Когда малец достаточно приблизился к ауре Жаворонка, одеяло взорвалось режущим синим светом – без пяти минут чистым. Он легко увидел, что ребенок страдает ужасной болезнью – исхудал, кожа собралась в складки. Дох младенца был слаб и дрожал, как фитиль догорающей свечки. Он умрет до исхода дня. Может быть, через час.

– Знахари говорят, что у него лихорадка дум-дум, – сказала женщина. – Я знаю, он умирает.

Младенец издал звук – наполовину кашель, наполовину всхлип.

– Пожалуйста, Великий, – продолжила женщина. Она шмыгнула носом и склонила голову. – О, прошу тебя! Он был храбрым, как ты. Мой дох будет твоим. Дохи всей моей семьи. Служение сотню лет – что угодно. Прошу об одном: исцели его.

Жаворонок закрыл глаза.

– Пожалуйста, – прошептала женщина.

– Я не могу, – сказал Жаворонок.

Молчание.

– Я не могу! – повторил он.

– Спасибо, мой господин, – наконец прошептала женщина.

Жаворонок поднял веки и увидел, как женщину уводят, тихо плачущую и крепко прижимающую ребенка к груди. Очередь провожала ее глазами с жалостью и одновременно с надеждой. Еще один проситель потерпел неудачу. Это повышало шансы других.

Шансы умолить Жаворонка совершить самоубийство.

Жаворонок вдруг встал, сорвал и отшвырнул шапочку. Распахнул заднюю дверь, шваркнув ею о стену, и бросился прочь.

Жрец и слуги немедленно пустились следом. Он повернулся к ним.

– Убирайтесь! – махнул рукой.

Многие опешили, непривычные к агрессии со стороны господина.

– Дайте мне просто быть! – заорал он, возвышаясь над ними.

В ответ на выплеск чувств цвета вокруг вспыхнули ярче, и смятенные слуги попятились, спотыкаясь, обратно в зал прошений, где и закрыли за собой дверь.

Жаворонок остался один. Он оперся рукой о стену, вдыхая и выдыхая. Другую приложил ко лбу. Почему он так взмок? Он рассмотрел тысячи петиций, одна хуже другой. Он обрекал на смерть детей и родителей, приговаривал к нищете невиновных и верных.

Причина вспышки была не в этом. Он мог с этим справиться. То была сущая безделица. Так же, как и необходимость еженедельно поглощать очередной дох. Скромная цена…

Дверь открылась, вышел человек.

Жаворонок не обернулся.

– Что им нужно от меня, Лларимар? – вопросил он настойчиво. – Неужели они действительно думают, что я это сделаю? Эгоистичный Жаворонок? Неужто они правда считают, что я отдам жизнь за кого-то из них?

Лларимар несколько секунд помолчал.

– Вы подаете надежду, ваша милость, – сказал он наконец. – Последнюю, несбыточную. Надежда – часть веры, часть знания того, что кому-то из ваших почитателей может явиться чудо.

– А если они заблуждаются? – спросил Жаворонок. – У меня нет желания умирать. Я пустой человек, любитель роскоши. Люди вроде меня не отказываются от своей жизни, даже если они боги.

Лларимар не ответил.

– Все добрые уже мертвы, Шныра, – напомнил Жаворонок. – Кроткая, Светотень – вот были боги, сразу себя отдававшие. А мы, оставшиеся, – эгоисты. Ведь за три года не удовлетворили ни одного прошения?

– Примерно так, ваша милость, – тихо сказал Лларимар.

– А с чего быть иначе? – слегка усмехнулся Жаворонок. – Я имею в виду: мы должны умереть, чтобы исцелить одного. Тебе это не кажется диким? Какая еще религия побуждает своих адептов просить от бога самоубийства? – Жаворонок покачал головой. – В этом ирония. Мы боги для них, пока они нас не убьют. И я догадываюсь, почему боги сдались. Во всем виноваты эти петиции, эта необходимость изо дня в день сидеть и знать, что только ты можешь спасти одного из них, – и должен, наверное, ибо на деле твоя жизнь не стоит ломаного гроша. Этого достаточно, чтобы свести человека с ума. Хватит, чтобы он наложил на себя руки!

Он с улыбкой глянул на первосвященника.

– Самоубийство божественным откровением. Очень драматично.

– Отозвать просителей, ваша милость? – Лларимар ничем не показал, что возмущен вспышкой бога.

– Конечно, почему бы и нет, – махнул рукой Жаворонок. – Они воистину нуждаются в уроке теологии. Они и так должны знать, насколько я бесполезный бог. Отправь их домой, вели вернуться завтра – придут, если настолько глупы.

– Да, ваша милость, – поклонился Лларимар.

«Неужели я ни разу не взбесил этого человека? – подивился Жаворонок. – Ему лучше всех известно, что на меня вообще нельзя положиться!»

Лларимар направился в зал, а Жаворонок развернулся и зашагал прочь. Никто из слуг и не подумал пойти за ним. Жаворонок переходил из одной красной комнаты в другую, но уже иного оттенка и в конце концов нашел лестницу, по которой поднялся на второй этаж. Тот был открыт со всех сторон – по сути, дворик под крышей. Жаворонок подошел к дальнему краю, который находился напротив очереди.

Ветер был силен. Он трепал рясу, принося с собой запахи, пропутешествовав сотни миль; пересек океан, обвиваясь вкруг пальм, и наконец влетел во Двор богов. Жаворонок простоял там долго, глядя на город за морем. Вопреки заявлениям, у него не было желания покидать уютный придворный дом. Джунгли не были его стихией, он любил праздники.

Но иногда ему хотелось чего-нибудь еще. Слова Рдянки продолжали его тяготить. «Когда-нибудь, Жаворонок, тебе придется принять чью-то сторону. Для народа ты бог…»

Он был им, хотелось ему этого или нет. Печальный довесок. Он приложил все усилия, чтобы стать бесполезным и самовлюбленным. И все же они пришли.

«Нам пригодится твоя самоуверенность… ты лучше, чем воображаешь».

Почему казалось, что чем больше он выставлял себя идиотом, тем больше неких тайных глубин прозревали в нем окружающие? А после называли лжецом на том же выдохе, на котором льстили его предполагаемому внутреннему достоинству? Неужели никто не понимал, что можно быть сразу и обаятельным, и бесполезным? Не каждый находчивый болван оказывался героем в маске.

Природное чутье оповестило его о возвращении Лларимара задолго до того, как он услышал шаги. Жрец поднялся по лестнице и встал рядом с Жаворонком. Лларимар положил руки на перила; те, установленные для бога, были для него высоки. Жаворонок был выше примерно на фут.

– Они ушли, – доложил Лларимар.

– А, очень хорошо, – ответил Жаворонок. – Пожалуй, сегодня мы чего-то достигли. Я устранился от обязанностей, наорал на слуг и надулся. Несомненно, это всех убедит, что я еще благороднее и достойнее, чем они полагали раньше. Завтра прошений принесут вдвое больше, а я продолжу неумолимо скатываться в полное помешательство.

– Вы не можете помешаться, – мягко произнес Лларимар. – Это невозможно.

– Конечно могу, – возразил Жаворонок. – Мне нужно лишь хорошенько сосредоточиться. В сумасшествии, знаешь ли, приятнее всего то, что оно целиком в башке.

Лларимар покачал головой:

– Я вижу, к вам вернулось обычное чувство юмора.

– Шныра, ты ранишь меня. Мой юмор в полном порядке.

Они еще несколько минут постояли молча. Лларимар не осуждал и вообще не комментировал действия своего бога. Вылитый добрый батюшка.

Это навело Жаворонка на мысль.

– Шныра, ты мой первосвященник.

– Да, ваша милость.

Жаворонок вздохнул:

– Ты обязан серьезно относиться к репликам, которыми я тебя, Шныра, кормлю. Твоя задача – прочесть мне какое-нибудь нравоучение.

– Приношу извинения, ваша милость.

– В следующий раз постарайся. Ты же разбираешься в теологии и тому подобных вещах?

– Я изучил мою область знаний, ваша милость.

– В таком случае какой же религиозный смысл в существовании богов, способных исцелить всего одного человека, а потом умереть? По-моему, это контрпродуктивно. Простейший способ опустошить ваш пантеон.

Лларимар подался вперед, взирая на город.

– Это сложно, ваша милость. Возвращенные не просто боги. Это люди, которые умерли, но решили вернуться и предложить благословения и знания. В конце концов, сообщить что-то дельное о той стороне способен только бывший покойник.

– С этим не поспоришь.

– Дело в том, ваша милость, что возвращенным не предписано оставаться. Мы продлеваем им жизни, давая дополнительное время благословить нас. Но по задумке они проживут ровно столько, сколько понадобится, чтобы совершить необходимое.

– Необходимое? – переспросил Жаворонок. – Это весьма туманно.

Лларимар повел плечами.

– У возвращенных есть… задачи. Цели, которые суть их собственные. Вы помнили свои до того, как решили вернуться, но процесс перехода через Радужную волну дробит воспоминания. Задержитесь здесь подольше – и вспомните, ради чего явились. Прошения… это способ восстановить память.

– Значит, я вернулся спасти одну-единственную жизнь? – хмуро уточнил Жаворонок, одновременно смущаясь. Первые пять лет он мало изучал личную теологию, но для этого и существовали жрецы.

– Не обязательно, ваша милость, – сказал Лларимар. – Возможно, вы и правда вернулись ради спасения одного человека. Но вы, наверно, храните сведения о будущей или загробной жизни, которой вам понадобилось поделиться. Или, быть может, речь идет о великом событии, в котором вы ощущаете необходимость принять участие. Помните, смертью вы пали геройской, что в первую очередь наделило вас властью вернуться. Ваше предназначение может иметь к этому отношение.

Лларимар заговорил чуть тише, его взор расфокусировался.

– Вы что-то видели, Жаворонок. С одной стороны будущее зримо, как свиток, который тянется в вечную гармонию космоса. Увиденное – нечто из будущего – обеспокоило вас. Вместо того чтобы остаться в покое, вы воспользовались возможностью, которую предоставила храбрая смерть, и вернулись в мир, решительно настроившись уладить проблему, поделиться сведениями или как-то иначе помочь живущим. Когда-нибудь вы почувствуете, что выполнили задачу, и воспользуетесь петициями для отыскания того единственного человека, который достоин вашего доха. Дальше вы сможете продолжить странствие через Радужную волну. Наша работа как ваших последователей заключена в том, чтобы снабжать вас дохами и сохранять живым, пока цель не будет достигнута, какой бы она ни была. Пока же мы молимся о пророчествах и благословениях, которые можно почерпнуть лишь у того, кто, как и вы, прикоснулся к грядущему.

Жаворонок ответил не сразу.

– А если я не верю?

– Во что, ваша милость?

– Во все перечисленное, – сказал Жаворонок. – Что возвращенные – боги, что эти видения являются чем-то большим, нежели случайными порождениями моего мозга. Вдруг я не верю, что имел при возвращении цель или план?

– Тогда вам в этом и следует разобраться.

– Значит… постой. Ты говоришь, будто на другой стороне, где якобы я поверил в ее существование, я понял, что вернувшись, лишусь этой веры. И я возвращаюсь с намерением обрести другую сторону, которую утратил лишь потому, что вернулся на эту?

Лларимар помолчал. Затем улыбнулся:

– Согласитесь, последнее несколько нелогично?

– Да, капельку, – отозвался с улыбкой Жаворонок. Он повернулся и направил взгляд на дворец Бога-короля, который, подобно монументу, возвышался над прочими постройками. – Что ты о ней думаешь?

– О новой королеве? – спросил Лларимар. – Я, ваша милость, ее не видел. Ее представят только завтра.

– Не о ней собственно. О последствиях.

Лларимар посмотрел на него:

– Ваша милость, это пахнет интересом к политике.

– Ну-ну, я знаю. Жаворонок – лицемер. Потом я поплачусь, а сейчас ответь на провокационный вопрос.

Лларимар улыбнулся:

– Не знаю, что и думать, ваша милость. Двор двадцать лет назад решил доставить сюда королевскую дочь, и это была удачная идея.

«Да, – подумал Жаворонок. – Но того двора нет». Боги решили вернуть в халландренские жилы королевскую кровь, и мысль была неплохая. Но эти боги – считавшие, будто знают, как действовать после приезда идрийки, – уже мертвы. Их заменили низшие.

Если сказанное Лларимаром было правдой, в видениях Жаворонка скрывалось нечто важное. Картины войны вкупе с ужасным предчувствием. По необъяснимым причинам ему казалось, что его народ кубарем катится с горного склона, совершенно не ведая о бездонной пропасти в конце пути.

– Если не ошибаюсь, вся дворцовая ассамблея соберется на суд завтра утром, – сказал Жаворонок, рассматривая черный дворец.

– Да, ваша милость.

– Свяжись с Рдянкой. Устрой так, чтобы мы сидели в одной ложе, пока будут выносить оценки. Наверно, она меня отвлечет. Ты же знаешь, как у меня болит от политики голова.

– У вас не может болеть голова, ваша милость.

Вдали Жаворонок различил отвергнутых просителей, которые тянулись из городских врат. Они возвращались в город, оставляя позади своих богов.

– Могли меня и одурачить, – сказал он негромко.

* * *

Одетая в белье, Сири стояла в кромешной тьме опочивальни и смотрела в окно. Дворец Бога-короля был выше окружавшей двор стены, а спальня выходила на восток, выступая над морем. Сири глядела на далекие волны, ловя жар полуденного солнца. Белье было тонким, тепло – невыразимо приятным, оно умерялось прохладным океаническим бризом. Ветер трепал ее длинные волосы, шуршал одеждой.

Ей полагалось умереть. Она напрямую заговорила с Богом-королем, села и предъявила ему требование. Она все утро прождала наказания. Ничего не последовало.

Сири перегнулась через подоконник и скрестила руки на камне, закрыв глаза и ощущая морской ветер. Она еще пребывала в ужасе от содеянного, но этот ужас понемногу отпускал. «Промах за промахом, – подумала она. – Я довела себя до ручки страхами и тревогами».

Обычно Сири не тратила времени на треволнения и делала то, что считала уместным. Ей начинало казаться, что она уже давно могла воспротивиться Богу-королю. Возможно, она была недостаточно осторожна. Может статься, возмездие еще грядет. Однако на миг она ощутила, что чего-то добилась.

Сири с улыбкой открыла глаза и обнаружила, что цвет волос сменился решительным желтым.

Довольно бояться.

13

– Я их отдам, – твердо заявила Вивенна.

Она все еще оставалась с наемниками в доме Лемекса. Минули сутки после того, как в нее силком вогнали дохи, она провела бессонную ночь, предоставив мужчинам и сиделке позаботиться о теле Лемекса. Вивенна не помнила, как заснула после напряженного дня, – она немного подремала в верхней спальне. Проснувшись, удивленно обнаружила, что наемники никуда не делись. Очевидно, они с Парлином ночевали внизу.

Ночные размышления не помогли разобраться с проблемами. Она так и полнилась этими грязными дохами и по-прежнему не имела понятия, что делать в Халландрене без Лемекса. По крайней мере, она приняла решение насчет дохов. Их можно отдать.

Все собрались в гостиной Лемекса. Комнату, как принято в Халландрене, перенасыщали краски; стены, сложенные из тонких полосок чего-то похожего на тростник, были ярко-желтыми и зелеными. Вивенна невольно отметила, что теперь лучше различает оттенки. Она обзавелась необычайно тонким цветоощущением – разбиралась в полутонах, отлично понимая, насколько близок к идеальному тот или другой.

Ей стало очень и очень трудно не замечать красоты в цветах.

Дент привалился к дальней стене. Тонк Фах разлегся на кушетке и время от времени зевал, а его цветастая птичка устроилась на ступне. Парлин караулил снаружи.

– Отдадите, принцесса? – переспросил Дент.

– Дохи, – сказала Вивенна. Пренебрегши чересчур мягкими креслами и топчанами, она села на кухонный стул. – Вы пойдете и разыщете несчастных, изнасилованных вашими обычаями. У них украли дохи, и я верну каждому по одному.

Дент зыркнул на Тонка Фаха, тот простодушно зевнул.

– Принцесса, – заметил Дент, – нельзя отдавать по одному доху зараз. Вам придется расстаться сразу со всеми.

– Включая собственный, – добавил Тонк Фах.

Дент кивнул:

– И вы превратитесь в бесцвет.

У Вивенны засосало под ложечкой. Перспектива лишиться не только новоприобретенных красоты и цвета, но и личного доха, своей души… что ж, этого вполне хватило, чтобы выбелить волосы.

– Нет, – проговорила она. – Значит, нужно искать другой выход.

В помещении воцарилась тишина.

– Она может пробуждать предметы, – заметил Тонк Фах, качнув ногой, и птица резко крикнула. – Упаковать дох в штаны или куда-то еще.

– Это светлая мысль, – одобрил Дент.

– А дальше?.. – спросила Вивенна.

– Принцесса, вот оживляете вы нечто, – пустился объяснять наемник. – Неодушевленный предмет. Это несколько истощит ваш дох и как бы оживит объект. Большинство пробуждающих делает это на время, но почему бы и вообще не хранить там дох?

Пробуждение. Изъятие душ для создания неживых чудовищ. Вивенна подумала, что Остр счел бы это бо́льшим грехом, чем просто ношение дохов. Она со вздохом покачала головой. Дох отвлек ее от главного страха: она осталась без Лемекса. Что ей делать?

Дент сел рядом на стул и водрузил ноги на стол. Он содержал себя в лучшей форме, чем Тонк Фах; его темные волосы были аккуратно завязаны в хвост, лицо гладко выбрито.

– Терпеть не могу быть наемником, – сказал он. – Знаете почему?

Она выгнула бровь.

– Никакой страховки, – ответил Дент, откидываясь на спинку. – Мы занимаемся опасными делами с непредсказуемым исходом. У наших нанимателей есть скверная привычка дохнуть за наш счет.

– Хотя, как правило, не от насморка, – заметил Тонк Фах. – Обычно предпочитают мечи.

– Возьмем нынешнюю ситуацию, – предложил Дент. – Работодателя не стало. Это означает, что нам совершенно нечем заняться.

Вивенна обмерла. «Означает ли это, что их контракту конец? Им известно, что я идрийская принцесса. Как они распорядятся такой сенсацией? Может быть, именно поэтому они не ушли, а остались ночевать? Хотят меня шантажировать?»

Дент окинул ее взглядом.

– Видишь? – обратился он к Тонку Фаху.

– Ага. Она так и думает, – ответил тот.

Дент откинулся на спинку стула.

– Именно об этом я и толкую. Почему все считают, что, когда контракт выполнен, наемник в состоянии обмануть? По-вашему, мы ради забавы шляемся и режем людей? Вам не кажется, что тогда и с лекарем та же проблема? Разве люди боятся, что он, когда ему заплатят, зловеще расхохочется и отрежет им пальцы ног?

– Лично мне нравится отрезать пальцы, – заметил Тонк Фах.

– Это не то, – сказал Дент. – Ты же не сделаешь этого лишь потому, что кончился договор.

– Не, – согласился Тонк Фах. – Пальцы – это пальцы.

Вивенна закатила глаза.

– К чему этот разговор?

– Вот в чем смысл, принцесса, – ответил Дент. – Сию секунду вы вообразили, что мы намерены обмануть вас. Ограбить, ослепить, продать в рабство или еще что-нибудь.

– Чепуха, – возразила Вивенна. – Я ни о чем таком не думала.

– Не сомневаюсь, – подхватил Дент. – Работа наемника весьма уважаема, она законна почти во всех королевствах, какие я знаю. Мы такие же члены общества, как пекари и рыбники.

– Правда, налогов не платим, – добавил Тонк Фах. – А сборщиков режем для смеха.

Вивенна только встряхнула головой.

Дент подался вперед и заговорил серьезнее:

– Я пытаюсь донести до вас, принцесса, что мы не преступники. Мы наемные работники. Ваш друг Лемекс был нашим господином. Теперь он мертв. Я полагаю, что наш с ним контракт переходит к вам. Если вам угодно.

В Вивенне слабо забрезжила надежда. Но можно ли им доверять? Несмотря на речи Дента, ей было трудно поверить в бескорыстие людей, которые убивали за деньги. Однако они не воспользовались болезнью Лемекса и не ушли, а могли бы все вынести и бросить ее спящей.

– Хорошо, – сказала она. – Сколько денег осталось на вашем счету?

– Понятия не имею, – ответил Дент. – Этими вещами занимается Брюлики.

– Брюлики? – не поняла Вивенна.

– Третий член бригады, – пояснил Тонк Фах. – Ее сейчас нет, занимается ювелирной работой. То есть где-то хищничает.

Вивенна помрачнела.

– Сколько же вас?

– Всего трое, – ответил Дент.

– Не считая животинки, – добавил Тонк Фах, качая птицу на ноге.

– Она скоро вернется, – сообщил Дент. – Ночевала здесь, но вы спали. Во всяком случае, я знаю, что контракт рассчитан еще на несколько месяцев, и нам заплатили половину вперед. Даже если вы решите не выплачивать вторую, мы вам, наверно, должны еще какие-то недели.

Тонк Фах кивнул:

– Поэтому, если кого-нибудь нужно убить, сейчас самое время.

Вивенна вытаращилась, а Тонк Фах хохотнул.

– Вам и правда придется привыкнуть к нашим ужасным шуткам, принцесса, – вразумил ее Дент. – Конечно, если вы нас не прогоните.

– Я уже намекнула, что нет, – ответила Вивенна.

– Замечательно, – кивнул Дент. – Но чем мы займемся? Зачем вы вообще явились в город?

Вивенна ответила не сразу. «Скрывать смысла нет, – подумала она. – Они уже знают мой самый опасный секрет – мою личность».

– Я прибыла спасти сестру, – сказала она. – Выкрасть ее из дворца Бога-короля и проследить, чтобы она целой и невредимой вернулась в Идрис.

Наемники замолчали. Наконец Тонк Фах присвистнул.

– Амбициозно, – отметил он, а попугай сымитировал свист.

– Так она же принцесса, – напомнил Дент. – Это в крови.

– Сири не готова иметь дело с Халландреном, – подалась вперед Вивенна. – Отец послал ее вместо меня, но мне невыносима мысль о ее замужестве за Богом-королем. К сожалению, если мы просто заберем ее и сбежим, Халландрен наверняка нападет на мою родину. Пусть она исчезнет бесследно, чтобы за ней не проследили до дома. При необходимости сестру заменю я.

Дент почесал в затылке.

– Итак? – осведомилась Вивенна.

– Нам малость недостает опыта, – сказал Дент.

– Обычно мы сразу в морду, – подхватил Тонк Фах.

Дент кивнул:

– Или хотя бы не позволяем ее начистить. Лемекс держал нас еще и в качестве обычных охранников.

– А почему он не взял идрийских солдат?

Дент и Тонк Фах переглянулись.

– Как бы выразиться помягче? – проговорил Дент. – Принцесса, ваш Лемекс растрачивал деньги короля и тратил их на дохи.

– Лемекс был патриотом! – взвилась Вивенна.

– Не исключено, – сказал Дент. – Но даже у доброго пастыря возникает соблазн, так сказать, стырить пару монет из казны. По-моему, ваш Лемекс решил, что лучше обзавестись мускулами со стороны, чем довериться лоялистам.

Вивенна умолкла. Ей было трудно представить вором глубокомысленного, смекалистого и страстного Лемекса из писем. И также не укладывался в голове тот факт, что Лемекс хранил в себе такое количество дохов.

Но растрата? Кража у самого Идриса?

– Учишься жизни, как наемник, – продолжил Дент, заведя руки за голову. – Сражаешься с массой людей и постепенно начинаешь их понимать. Выживаешь, предвидя их действия. Дело в том, что люди непросты. Даже идрийцы.

– Утомительны, да, – добавил Тонк Фах. – Но непросты.

– Ваш Лемекс участвовал в каких-то крупных планах, – сообщил Дент. – Я искренне считаю, что патриотом он был. В этом городе, принцесса, много интриг. Иные прожекты, над которыми заставил нас потрудиться Лемекс, были весьма крупны, перспективны и, насколько могу судить, полезны Идрису. Наверно, он просто позволил себе небольшую компенсацию за патриотизм.

– На самом деле вполне свойский малый, – сказал Тонк Фах. – Он не хотел сердить вашего отца. Поэтому он выдумал цифры, назначил себе прибавку и отметил в докладах, что издержки оказались намного больше.

Вивенна молчала, переваривая услышанное. Как мог быть еще и патриотом тот, кто украл столько денег у Идриса? А почитатель Остра – кончить несколькими сотнями биохроматических дохов?

С кислой миной она покачала головой. «Я видел тех, кто ставил себя над другими, и наблюдал за их низвержением», – процитировала она про себя одно из пяти видений. Не ей судить Лемекса, тем более мертвого.

– Подождите, – сказала она, изучая наемников. – Вы утверждаете, что были только телохранителями. Чем же вы в таком случае занимались, помогая Лемексу с его «прожектами»?

Мужчины переглянулись.

– Говорил же тебе, что смышленая, – сказал Тонк Фах. – Это потому что не из наемниц.

– Мы и есть телохранители, принцесса, – ответил Дент. – Но мы не лишены определенных… навыков. Мы можем провоцировать события.

– События? – переспросила Вивенна.

Дент пожал плечами:

– Мы знаем людей. Отчасти тем и полезны. Позвольте мне подумать, как спасти вашу сестру. Может быть, у меня родятся какие-то мысли. Это немного смахивает на похищение…

– А мы его не жалуем, – вставил Тонк Фах. – Мы уже говорили об этом?

– Да, – ответила Вивенна. – Дрянное дело. Денег нет. Что это за «прожекты», над которыми работал Лемекс?

– В целом я не очень понимаю, – признал Дент. – Мы все наблюдали урывками – беготня с поручениями, организация встреч, запугивание людей. Это имело отношение к работе на вашего отца. Если желаете, можем узнать.

– Желаю, – кивнула Вивенна.

Дент встал.

– Хорошо. – Он прошел мимо лежака Тонка Фаха, отвесил громиле шлепка по ноге, всполошив птицу. – Тонк. Давай. Пора обыскать дом.

Тонк Фах вздохнул и сел.

– Погодите! – остановила их Вивенна. – Обыскать дом?

– Разумеется, – ответил Дент, поднимаясь по лестнице. – Если найдутся потайные сейфы – взломать. Перерыть бумаги и папки. Выяснить, что замышлял старый Лемекс.

– Он не сильно расстроится, – произнес, вставая, Тонк Фах. – Будучи мертв и так далее.

Вивенна вздрогнула. Ей все еще хотелось увидеть, как Лемекса удостоят подобающего идрийского погребения, а не отправят в халландренский склеп. Казалось непристойным, чтобы пара крутых ребят рылась в его вещах.

Похоже, Дент заметил ее неловкость.

– Мы не будем этого делать, если вы не хотите.

– Конечно, – кивнул Тонк Фах. – Правда, тогда нам не выяснить, что затевал Лемекс.

– Продолжайте, – велела Вивенна. – Но я буду присматривать.

– Вообще-то, в этом я сомневаюсь, – возразил Дент.

– Почему же?

– Да потому, – сказал Дент. – Мне ясно, что теперь никто не интересуется мнением наемников. Понимаете…

– Ой, да хватит, – раздраженно оборвала его Вивенна, хотя не замедлила выбранить себя за резкость. Что с ней творилось? Не иначе сказывалось напряжение последних дней.

Дент только улыбнулся, как будто счел ее вспышку чрезвычайно забавной.

– Сегодня, принцесса, день, когда возвращенные собираются на свою ассамблею.

– И что? – спросила Вивенна с напускным спокойствием.

– А то, – ответил Дент, – что сегодня вашу сестру представят богам. Подозреваю, вам захочется взглянуть на нее – посмотреть, как она держится. Если ваши намерения таковы, вам лучше отправиться в путь. Ассамблея уже скоро начнется.

Вивенна скрестила руки и застыла, как изваяние.

– Всем этим тонкостям меня обучили, Дент. Во Двор богов всего-навсего не пускают простонародье. Если хочешь побывать на придворных дебатах, ты либо должен снискать расположение какого-то бога и быть крайне влиятельным, либо сыграть в лотерею.

– Верно, – сказал Дент, прислоняясь к перилам. – Вот бы найти кого-нибудь с достаточным числом биохроматических дохов, чтобы нас немедленно пропустили и ни о чем не спрашивали.

– Эй, Дент! – вскинулся Тонк Фах. – Нужно не меньше пятидесяти дохов, чтобы сойти за важную птицу! По мне, это уйма.

Вивенна помедлила.

– А… сколько дохов у меня?

– О, ну около пятисот, – ответил Дент. – Во всяком случае, так утверждал Лемекс. Я склонен верить ему. В конце концов, ковер-то под вами светится.

Она глянула вниз, впервые заметив, что создает вокруг себя зону насыщенного цвета. Неброскую, но заметную.

– Вам лучше ехать, принцесса, – посоветовал Дент, продолжив тяжело подниматься по лестнице. – Смотрите, не опоздайте.

* * *

Сири, белокурая от волнения, сидела и старалась держать себя в руках, пока служанки делали ей прическу. Свадебное торжество – название она считала весьма неподходящим, ей же всего лишь разрешили выйти во двор – превращало ее в полную дуру.

Наверно, она беспокоилась зря. Не так уж много времени прошло. Но перспектива выбраться хотя бы во двор кружила голову. Ей предстоит общаться не только с духовенством, писцами и служанками. Она наконец познакомится с богами, о которых была так наслышана.

В придачу на церемонии будет он, Бог-король. Сири видела его только во время ночных гляделок, когда он скрывался в тени. Сегодня она таки узреет его на свету.

Сири улыбнулась, рассматривая себя в большое зеркало. Служанки уложили ей волосы на удивление замысловато: часть убрана, часть распущена. Они вплели в косы несколько лент и ими же украсили свободно ниспадавшие локоны. Ленты сверкнули, когда она повернула голову. Ее родные окаменели бы при виде столь кричащих цветов. Сири коварно усмехнулась, отчего волосы стали чуть более золотистыми для большего контраста с лентами.