Текст книги "Грядущая буря"

– Свет, – ответила она. – С площадки для Перемещений.

Эмис нахмурилась, и они обе направились к площадке. Вскоре им встретились Дамер Флинн и Даврам Башир, двигавшиеся к лагерю в сопровождении немногочисленного отряда салдэйцев и айильцев. Авиенда не знала, что и думать о таком существе, как Флинн. Да, саидин очищена от порчи, но этот мужчина, как и многие другие, пришел обучаться задолго до того, как это произошло. Сама Авиенда скорее обняла бы Затмевающего Зрение, чем поступила бы так, как он, но Аша’маны уже доказали, что являются могущественным оружием.

Эмис и Авиенда отступили в сторону, пропуская небольшой отряд, который спешил к особняку, освещенному лишь подрагивающим пламенем факелов и отсветом затянутого тучами неба. Отряд, отправленный на встречу с шончан, состоял по большей части из солдат Башира, но с ними отправили и несколько Дев. С одной из них, немолодой женщиной по имени Корана, Эмис встретилась взглядом, и та отделилась от группы. Хотя темнота не позволяла судить наверняка, вид у Девы был встревоженный. Возможно, даже рассерженный.

– Какие новости? – спросила у нее Эмис.

– Эти захватчики, шончан, – Корана чуть ли не выплюнула это слово, – согласились еще на одну встречу с Кар’а’карном.

Эмис кивнула. Корана, однако, громко засопела. Холодный ветер взъерошил ее короткие волосы.

– Говори, – сказала Эмис.

– Кар’а’карн слишком уж стремится к миру, – ответила Корана. – Эти шончан дали ему повод объявить им кровную вражду, а он им угождает и готов потворствовать. Я чувствую себя выдрессированной собакой, которую послали вылизать ноги какому-то чужаку.

Эмис взглянула на Авиенду:

– А что скажешь об этом ты, Авиенда?

– Сердцем я согласна с ее словами, Хранительница Мудрости. Хотя Кар’а’карн, бывает, и ведет себя безрассудно, на сей раз о глупости и речи нет. Разум мой согласен с ним, и в этом случае я прислушаюсь к разуму.

– Как ты можешь так говорить? – вскинулась Корана. Она особо выделила «ты», словно намекая, что кто-кто, а уж Авиенда – недавняя Дева – должна ее понять.

– Что важнее, Корана? – ответила Авиенда, вздернув подбородок. – Твоя распря с другой Девой или кровная вражда, объявленная кланом своему врагу?

– Разумеется, клан превыше всего. Но при чем тут это?

– Шончан заслуживают войны, – сказала Авиенда, – и ты права, просить их о мире невыносимо. Но не забывай, у нас есть враг куда страшнее. Сам Затмевающий Зрение объявил кровную вражду всем людям, и наш долг выше, чем раздоры между народами.

Эмис кивнула и промолвила:

– Мы еще покажем шончан силу наших копий. Но сейчас не время.

Корана покачала головой:

– Хранительница Мудрости, ты говоришь, как мокроземка. Какое нам дело до их историй и пророчеств? Долг Ранда ал’Тора как Кар’а’карна превыше его долга перед мокроземцами. Он должен привести нас к славе.

Эмис суровым взглядом впилась в светловолосую Деву:

– Ты говоришь, как Шайдо.

Какое-то мгновение Корана выдерживала взгляд Эмис, но потом опустила взор и отвернулась.

– Прошу прощения, Хранительница Мудрости, – наконец сказала она. – Я навлекла на себя тох. Но ты должна знать, что у себя в лагере шончан держат Айил.

– Что? – переспросила Авиенда.

– Они посадили их на привязь, – сказала Корана, – как своих прирученных Айз Седай. Подозреваю, выставили их как трофеи к нашему прибытию. Среди них я узнала многих Шайдо.

Эмис тихо зашипела. Не важно, Шайдо они или нет, но превратить айильцев в дамани – смертельное оскорбление. И вдобавок шончан похвалялись своими пленниками. Пальцы Авиенды крепко обхватили рукоять кинжала.

– Что ты теперь скажешь? – Эмис смотрела на Авиенду.

Авиенда в гневе стиснула зубы, потом промолвила:

– То же самое, Хранительница Мудрости. Хотя лучше бы я отрезала себе язык, чем признала это.

Эмис кивнула, вновь обратив свой взор на Корану.

– Не думай, Корана, что мы закроем глаза на подобное оскорбление, – сказала Хранительница Мудрости. – Придет еще время для мести. Когда эта война закончится, на шончан обрушится буря наших стрел и они познают остроту наших копий. Но не раньше. Ступай и расскажи двум вождям кланов то, что ты сказала мне.

Корана кивнула – она искупит свой тох позже, наедине с Эмис, – и ушла. Дамер Флинн и его спутники уже добрались до особняка. Собираются ли они разбудить Ранда? Сейчас он спал, хотя прямо посреди вечернего наказания Авиенда вынуждена была поставить барьер перед тем, что передавалось ей через узы, – чтобы избавиться от ощущения, будто она подсматривает. По крайней мере, она бы предпочла, чтобы те чувства, что докатывались по узам, приходили к ней напрямую.

– Среди копий пойдут опасные разговоры, – задумчиво произнесла Эмис. – Будут призывать к нападению, требовать, чтобы Кар’а’карн отказался от попыток заключить мир.

– А если он откажется, останутся ли они с ним? – спросила Авиенда.

– Конечно останутся, – сказала Эмис. – Они же Айил. – Хранительница Мудрости посмотрела на Авиенду. – У нас мало времени, дитя мое. Пожалуй, пора перестать с тобой нянчиться. Назавтра я придумаю для тебя наказание подейственней.

«Перестать нянчиться? – Авиенда проводила взглядом удалявшуюся Эмис. – Как будто можно придумать что-то еще бесполезней и унизительней!»

Но девушка давно поняла, что не стоит недооценивать Эмис. Вздохнув, Авиенда трусцой побежала к своей палатке.

Глава 16
В Белой Башне

Мне интересно узнать мнение послушницы. Расскажи-ка, Эгвейн ал’Вир, как бы ты вышла из положения?

Удивленная, Эгвейн оторвала взгляд от плошки со скорлупками, застыв с длинными стальными щипцами в одной руке и смахивающим на луковичку орехом в другой. Впервые к ней обратилась одна из присутствовавших здесь Айз Седай. А девушка уже стала думать, что визит к троице Белых сестер вновь окажется напрасной тратой времени.

На этот раз занятие с ней проводили на небольшом, углубленном в нишу стены балконе на третьем этаже Белой Башни. Восседающие могли потребовать себе покои не только с большими, во всю высоту комнаты, окнами, но вдобавок и с балконами – подобные апартаменты для рядовых сестер хотя и не были чем-то неслыханным, однако все же редкостью. Выступающий наружу балкончик имел вид башенки, ограниченной полукружием крепкого каменного парапета, которому соответствовал нависавший сверху козырек. Между каменными бортиками оставалось немалое пространство, и с балкона открывался чудный вид на восток: череда возвышавшихся холмов уходила вдаль, до самого Кинжала Убийцы Родичей. Должно быть, отсюда в ясный день можно разглядеть и сам далекий Кинжал.

По балкону гулял прохладный ветерок; здесь, высоко, воздух был свеж – в нем не ощущалось ни следа той вони, которая пропитала город внизу. Внутри каменную кладку справа и слева от проема обвивала парочка прилипчивых остролистов – с листьями-трезубцами и колючими стеблями, – и из-за обилия похожих на лианы цепких отростков стены напоминали каменные руины, скрытые в лесной чаще. Как показалось Эгвейн, такие растения уж слишком пышно украшали покои Белой, а ведь Феране и без того слыла едва ли не тщеславной. Наверное, ей льстило, что ее балкон так не похож на остальные, пусть правила и обязывали подрезать лианы, дабы они не портили блестящий вид величественной Башни.

Три Белые сестры устроились в плетеных креслах за низким столиком. Эгвейн сидела напротив них на плетеном табурете, спиной к великолепному пейзажу, не имея возможности даже краешком глаза на него взглянуть, и занималась тем, что колола для Айз Седай орехи. Для этого те могли вызвать служанку или кого-нибудь из тех, кто трудился подручным на кухне. Однако подобную работенку сестры предпочитали поручать послушницам, считая, будто те слишком часто болтаются без дела.

Сначала Эгвейн думала, что возня с орехами – просто предлог, чтобы привести ее сюда. Но, просидев тут битый час, за который никто не соизволил обратить на нее ни малейшего внимания, девушка уже начала сомневаться в своих предположениях, но вот теперь все трое пристально смотрели на нее. Так что стоит доверять интуиции.

У Феране, как у всякой доманийки, была медного оттенка кожа и доманийский же, совершенно несвойственный Белым, темперамент. Она была невысокой, с круглым, как яблоко, лицом и блестящими темными волосами. Золотисто-каштановое платье – тонкое и полупрозрачное, но все же вполне пристойное, – перехватывал на талии широкий белый пояс, под цвет шали, что сейчас лежала у нее на плечах. Вышивка обильно украшала одеяние Феране, а сама его ткань, очевидно намеренно, указывала на доманийское происхождение хозяйки.

Две другие сестры, Мийаси и Тэсан, были облачены в белое, как будто они опасались, что одежда иных цветов явилась бы предательством по отношению к их Айя. Подобные предубеждения становились все более расхожими среди Айз Седай. У тарабонки Тэсан темные волосы были заплетены в украшенные белыми и золотистыми бусинками косы, обрамлявшие узкое лицо, которое, казалось, кто-то ухватил сверху и снизу и с силой растянул. Вид у нее всегда был крайне озабоченный. Возможно, виной тому наступившие смутные времена. Свет свидетель, им всем было о чем беспокоиться.

Более спокойным характером отличалась Мийаси, высокая и полная. Ее серо-стального цвета волосы были собраны в пучок на макушке, однако ничто в невозмутимом, свойственном Айз Седай лице не выдавало тех многих лет, которые так обильно припорошили серебром ее волосы. Мийаси предпочитала, чтобы орехи ей всегда подавали по-особому: никаких осколков или поврежденных ядрышек, лишь целые половинки. Поэтому Эгвейн очень аккуратно извлекла из только что расколотой скорлупы половинку ореха и сразу же протянула Мийаси; маленькое коричневое ядрышко было все в морщинках и бороздках, точно мозг какой-то крошечной зверюшки.

– О чем ты спросила, Феране? – осведомилась Эгвейн, расколов очередной орех и бросая скорлупки в стоявшую у ног плошку.

Услышав столь непочтительное обращение, Белая сестра лишь слегка нахмурилась. Они уже начинали привыкать к тому, что эта «послушница» редко ведет себя сообразно своему положению.

– Я спросила, – холодно проговорила Феране, – как бы ты поступила на месте Амерлин. Считай этот вопрос частью обучения. Тебе известно следующее: Дракон возродился, а Башня обязана обрести руководство над ним в преддверии Последней битвы. Как бы ты с ним обращалась?

Любопытный вопрос. Не очень-то он похож на часть «обучения». Но и намека на недовольство Элайдой в голосе Феране не слышалось. Зато сквозило полнейшее презрение к Эгвейн.

Остальные две Белые сестры хранили молчание. Феране была восседающей, и они подчинялись ей.

«Она слышала, как часто я упоминала о провале Элайды с Рандом, – подумала Эгвейн, глядя в глаза Феране цвета черной стали. – Вот как. Значит, решили устроить мне проверку?» Что ж, нужно быть крайне осторожной.

– Для начала я послала бы нескольких сестер в деревню, откуда он родом, – произнесла Эгвейн, потянувшись за очередным орехом.

– Чтобы припугнуть его семью? – осведомилась Феране, удивленно подняв бровь.

– Разумеется, нет, – отозвалась Эгвейн. – Чтобы порасспросить их. Кто он, этот Дракон Возрожденный? Вспыльчив ли он и насколько, подвержен страстям? Или же он человек спокойный, рассудительный и предусмотрительный? Каков он из себя – предпочитал в одиночестве проводить время в полях или легко обзаводился друзьями из числа молодежи? Где его легче найти – в таверне или в мастерской?

– Но ты-то ведь и так его знаешь, – пронзительным голосом заметила Тэсан.

– Да, знаю, – ответила Эгвейн, раскалывая орех. – Но мы ведь говорим о предположительной ситуации.

«Лучше бы вам помнить, что в том реальном, большом мире я хорошо знакома с Драконом Возрожденным. И знаю его так, как никто другой в этой Башне».

– Предположим, что ты – это ты, – сказала Феране. – А он – это Ранд ал’Тор, твой друг детства.

– Хорошо.

– Тогда скажи, – продолжила Феране, чуть подавшись вперед, – к людям какого сорта, из тех, что ты только что перечислила, относится этот Ранд ал’Тор?

Эгвейн ответила не сразу.

– Ко всем сразу, – наконец произнесла она, ссыпая кусочки разломавшегося орехового ядрышка в плошку к другим таким же. Мийаси, разумеется, к раскрошившимся орехам и не прикоснется, но остальные две Айз Седай были не столь разборчивы. – Если бы я была я, а Ранд был Драконом, я бы сказала, что он – человек разумный – для мужчины, конечно. Пусть даже временами он излишне упрям. Ну, не временами, а почти всегда. Важнее же то, что в глубине души он хороший человек. Так что мой следующий шаг – послать к нему сестер, чтобы те предложили наставлять и направлять его.

– А если бы он отверг такое предложение? – поинтересовалась Феране.

– Тогда я бы послала шпионов, – ответила Эгвейн. – Чтобы выяснить, остался ли он тем человеком, которого я когда-то знала.

– А пока ты выжидаешь и шпионишь за ним, он бы наводил ужас на всю округу, сея смуту и опустошение, и собирал под свои знамена войска.

– Разве это не то, что мы от него хотим? – парировала Эгвейн. – Не думаю, что мы, даже если бы захотели, помешали бы ему завладеть Калландором. Ему удалось восстановить порядок в Кайриэне, объединить Тир и Иллиан под властью одного правителя, и он, по-видимому, завоевал также и благосклонность Андора.

– Не говоря уже о покорении тех Айил, – промолвила Мийаси, потянувшись за горстью ореховых половинок.

Эгвейн бросила на нее пронзительный взгляд:

– Никто не может покорить Айил. Ранд добился их уважения. Я была тогда вместе с ним.

Мийаси так и застыла с протянутой к плошке рукой. Она тряхнула головой, отводя взор от Эгвейн, затем запустила руку в плошку и потом снова откинулась на спинку кресла. Здесь, на балконе, поддувал прохладный ветер, едва слышно шуршали тонкие стебли вьющихся растений, которые – к величайшему недовольству Феране, о чем она не раз говорила, – в эту весну были не так зелены, как им бы следовало быть. Эгвейн снова принялась колоть орехи.

– Кажется, – заметила Феране, – что ты попросту позволила бы ему сеять хаос там, где вздумается.

– Ранд ал’Тор, он как река, – отвечала Эгвейн. – Спокойная и мирная, если ее не трогать, но если ужать ее слишком сильно, тогда она превращается в яростный, несущий смерть поток. То, что сделала с ним Элайда, – все равно что попытаться втиснуть всю Манетерендрелле в ущелье шириной всего в пару футов. Выжидать, чтобы узнать побольше о нраве человека, не так уж и глупо, и ни в коей мере это не признак слабости. Действовать, не обладая необходимыми сведениями, – глупое безрассудство, и Белая Башня заслужила те потрясения, которые сама же и вызвала.

– Возможно, – обронила Феране. – Но ты так и не рассказала, как бы ты вышла из положения, когда бы собрала все нужные сведения, а время на ожидание уже закончилось.

Феране славилась своей горячностью, но сейчас голос ее был холоден, как у любой Белой сестры. Восседающая говорила с бесстрастием человека, лишенного эмоций, рассуждающего сугубо логически и не терпящего сторонних влияний.

Не лучший подход к решению проблем. Люди – существа сложные, и они не подчиняются какому-то одному своду правил и закономерностей. Разумеется, есть время, когда требуется прибегнуть к логике, но нужно находить время и для чувств.

Ранд представлял собой проблему, надолго задумываться над которой Эгвейн себе не позволяла: нельзя хвататься за все сразу, необходимо разбираться по одной проблеме зараз. Но поговорить нужно о многом, иначе никак не составить дальнейших планов. Если она не придумает, как быть с Драконом Возрожденным, то рано или поздно окажется в столь же плачевном положении, как и Элайда.

Ранд уже изменился, перестав быть таким, каким Эгвейн его когда-то знала. Но все же крупицы прежнего Ранда должны в нем остаться. Ей довелось повидать его ярость в те несколько месяцев, что они странствовали по Айильской пустыне! В детстве Ранд не так уж часто выходил из себя, но теперь Эгвейн осознавала, что тот, должно быть, таил в себе обуревавшие его чувства. Трудно предположить, что он вдруг, ни с того ни с сего, стал буйным; просто тогда, в Двуречье, ничто не огорчало его.

За те месяцы, что они вместе путешествовали, Ранд, казалось, ожесточался с каждым шагом. У него на плечах лежало колоссальное бремя. Как вообще иметь дело с таким вот человеком? Честно говоря, она понятия не имела.

Однако разговор на самом деле шел не о Ранде и не о том, как с ним поступить. Просто Феране пыталась понять, что из себя представляет Эгвейн.

– Ранд ал’Тор видит себя императором, – начала Эгвейн. – И полагаю, сейчас он таковым и является. Поэтому если он сочтет, что на него давят или пытаются к чему-то подталкивать, то начнет рвать и метать. Так что, если бы мне пришлось иметь с ним дело, то отправила бы к нему послов, дабы воздать ему почести.

– Пышную процессию с щедрыми дарами? – спросила Феране.

– Нет, – ответила Эгвейн. – Но и бедняков в обносках посылать бы не стала. Подобрала бы трех Айз Седай – Зеленую и Голубую сестру под предводительством Серой. Голубым он благоволит, из-за воспоминаний о прошлом, а Зеленую Айя часто рассматривают как противовес Красной, так что присутствие Зеленой сестры послужит тонким намеком на то, что мы желаем действовать вместе с ним, а не стремимся укротить его. А Серую бы я отправила не только потому, что этого всегда ждут, – когда посылают Серую, это означает, что за ней последуют переговоры, а не армии.

– Логично рассуждаешь, – кивнув, заметила Тэсан.

Однако убедить Феране оказалось не так-то просто.

– В прошлом такие посольства не раз терпели неудачу, – возразила она. – Уверена, что и посланниц от Элайды возглавляла Серая.

– Да, но у того посольства был один громадный изъян, – заметила Эгвейн.

– Какой же именно?

– Какой? Разумеется, тот, что их послала Красная, – объяснила Эгвейн, с хрустом раскалывая орех. – Мне трудно усмотреть логику в возведении на Престол Амерлин кого-то из Красной Айя в те дни, когда в мир явился Дракон Возрожденный. Не кажется ли, что это и предопределило враждебность между ним и Белой Башней?

– Кое-кто считает, – возразила Феране, – что в эти тревожные времена необходима именно Красная сестра, потому что Красные, как никто другой, умеют обращаться с мужчинами, способными направлять Силу.

– «Обращаться» и «действовать вместе» – разные вещи, – сказала Эгвейн. – Конечно, Дракону Возрожденному нельзя позволять делать все, что ему заблагорассудится, но с каких это пор Белая Башня похищает людей и силой принуждает их подчиняться своей воле? Разве не мы славимся, как самые ловкие и осмотрительные дипломаты? Не мы ли гордимся тем, что способны убедить других поступить так, как надо, причем они будут считать, что действовали по собственному разумению? Неужели когда-то в прошлом мы запирали королей в сундуках и избивали за неповиновение? Почему же сейчас – и ни в какое другое время под Светом – мы отказались от наших утонченных приемов и превратились в заурядных разбойниц?

Феране выбрала себе очередной орешек. Обе другие Белые сестры имели весьма встревоженный вид.

– В твоих словах есть определенный смысл, – в конце концов признала восседающая.

– В душе, – продолжила Эгвейн, отложив щипцы для орехов, – Ранд ал’Тор – хороший человек, но ему нужен тот, кто станет его направлять. Настали дни, когда мы должны быть проницательны и искусны, как никогда прежде. Следовало добиться того, чтобы он доверял Айз Седай больше кого бы то ни было, всецело полагался на наши советы. Нужно было показать ему, насколько мудрым будет прислушиваться к нам. А вместо этого мы продемонстрировали, что станем обращаться с ним как с непослушным ребенком. Даже если он и вправду неслух, нельзя было позволять ему думать, что мы таким его видим. Из-за наших же собственных просчетов он захватил в плен нескольких Айз Седай, а некоторых из них даже позволил этим своим Аша’манам связать узами.

– Лучше вовсе не упоминать об этом кошмаре, – заявила Феране, чопорно выпрямившись.

– Что-что? – пробормотала потрясенная Тэсан, прижав ладонь к груди. Кажется, некоторые Белые сестры совершенно не уделяют внимания тому, что творится в мире вокруг них. – Феране? Ты знала об этом?

Феране не ответила ей.

– До меня… доходили слухи, – промолвила тучная Мийаси. – Если они правдивы, нужно что-то делать.

– Да, – ответила Эгвейн. – Но сейчас мы, к сожалению, не в состоянии сосредоточиться на ал’Торе.

– Он несет опасность для всего мира, – протянула узколицая Тэсан, чуть подавшись вперед. – В первую очередь мы должны разобраться именно с ним.

– Нет, – возразила Эгвейн. – У нас есть другие дела.

Мийаси, нахмурившись, сказала:

– Надвигается Последняя битва, так что более важных дел я не вижу.

Эгвейн отрицательно покачала головой:

– Если прямо сейчас заняться Рандом, то мы будем походить на фермера, который глядит на свой фургон и сокрушается, что у него нет ничего на продажу, а сам не замечает, что у фургона треснула ось. Нагрузи телегу раньше времени – тогда она сломается и все будет еще хуже, чем прежде.

– Что именно ты хочешь этим сказать? – требовательно спросила Тэсан.

Эгвейн покосилась на Феране.

– Мне понятно, – кивнула Феране. – Ты намекаешь на раскол в Белой Башне.

– Будет ли треснувший камень надежным фундаментом для дома? – спросила Эгвейн. – Удержит ли протершаяся веревка мечущуюся в панике лошадь? Так можем ли мы, в нашем теперешнем состоянии, надеяться на то, что справимся с самим Драконом Возрожденным?

– Тогда зачем ты усугубляешь раскол, настаивая на своем праве на Престол Амерлин? Где логика? Ты противоречишь сама себе, – заявила Феране.

– Ты считаешь, если я откажусь от претензий на Престол Амерлин, то ситуация в Башне улучшится? – спросила Эгвейн.

– Стало бы легче.

Эгвейн приподняла бровь и сказала:

– Давайте представим на секунду, что, отказавшись от претензий на звание Амерлин, я сумела бы убедить восставших вернуться в Белую Башню и признать Элайду правительницей. – Произнеся эти слова, Эгвейн еще выше вздернула бровь, демонстрируя, насколько вероятным она считает такой оборот событий. – По-вашему, раскол был бы исцелен?

– Ты же сама сейчас именно так и сказала, – нахмурилась Тэсан.

– Неужели? – переспросила Эгвейн. – Разве тогда сестры перестанут бегать по коридорам, боясь и шагу ступить в одиночку? Разве женщины из разных Айя, случайно встретившись в тех же коридорах, перестанут враждебно поглядывать друг на друга? При всем должном уважении разве избавимся мы от чувства, что нам необходимо каждодневно носить наши шали – как постоянное напоминание о том, кто мы такие и чему верны?

Феране бросила короткий взгляд на свою шаль с белой бахромкой.

– Я уверена, что вы, как никто другой в Белой Башне, – подавшись вперед, продолжала Эгвейн, – понимаете, как важно разным Айя действовать сообща. Нам нужно, чтобы Айя принимали к себе женщин с различными способностями и интересами. Но какой для нас смысл отказываться от совместной работы?

– Вовсе не Белые виноваты, что в отношениях между Айя возникла эта… прискорбная напряженность, – недовольно фыркнув, заметила Мийаси. – В ней виноваты другие – те, кто действует излишне эмоционально.

– За сложившуюся ситуацию ответственны те, кто правит ныне, – отметила Эгвейн. – Те, для кого в порядке вещей тайно усмирять сестер и казнить Стражей еще до того, как их Айз Седай приведут на суд. Те, кому ничего не стоит лишить сестру шали и низвести ее до принятой, кому ничего не стоит распустить целую Айя. Что уж говорить о столь опасном решении захватить и посадить под замок Дракона Возрожденного, причем принятом даже без обсуждения на Совете? Стоит ли после всего этого удивляться, что сестры так напуганы и встревожены? Разве все, что произошло с нами, не было совершенно логичным?

Троица Белых сестер безмолвствовала.

– Но я не сдамся, – продолжала Эгвейн. – Не склонюсь, пока расколу не будет положен конец. И впредь я не перестану утверждать, что Элайда – не Амерлин. Своими действиями она это доказала. Хотите помочь в битве с Темным? Что ж, тогда первый ваш шаг связан вовсе не с Драконом Возрожденным. Первым делом вы должны протянуть руку сестрам из других Айя.

– Почему мы? – промолвила Тэсан. – Мы не отвечаем за промахи, совершённые другими.

– Полагаете, вас вообще не за что винить? – спросила Эгвейн, позволив капле своего гнева просочиться наружу. Неужели никто из сестер не возьмет на себя даже малую толику ответственности? – Кому, как не вам, сестрам из Белой Айя, понимать, куда заведет нас эта дорожка. Конечно, Суан и остальные Голубые не без греха, но вы-то обязаны были осознать эту ошибку – низложить Суан, а потом позволить Элайде распустить Голубую Айя. Кроме того, я уверена, что кое-кто из вашей Айя непосредственно причастен к возведению Элайды на Престол Амерлин.

Мийаси слегка отшатнулась. Белые сестры очень не любили упоминаний об Алвиарин и ее окончившемся провалом пребывании на посту хранительницы летописей при Элайде. Вместо того чтобы ополчиться на Элайду за то, что она сместила Белую сестру, они, как казалось, выступили против сестры из своей же Айя за тот позор, что она на них навлекла.

– Все равно я считаю, что этим делом должны заняться Серые, – промолвила Тэсан, хотя голос ее звучал уже не столь убежденно, как минуту назад. – Тебе лучше поговорить с ними.

– Уже говорила, – ответила Эгвейн. Терпение у нее подходило к концу. – Некоторые, не желая ничего слушать, назначают мне всё новые наказания. Другие твердят, что этот раскол не их вина, но их все-таки удалось убедить, и они пообещали сделать то, что в их силах. Желтые – самые разумные, и, по-моему, они начинают смотреть на неурядицы в Башне как на рану, которую необходимо исцелить. Я до сих пор работаю с некоторыми сестрами из Коричневой Айя, но, кажется, эти проблемы их больше занимают, чем тревожат. Я поручила нескольким из них поискать исторические примеры подобных расколов в надежде, что они наткнутся на рассказ о Ренале Мерлон. Тут легко проследить связь, и, наверное, до них дойдет, что наши сегодняшние трудности можно разрешить. Как это ни иронично, но самыми упрямыми оказались Зеленые. Во многом они походят на Красных, что страшно меня злит, поскольку на самом деле им следовало бы с готовностью принять меня как ту, кто должен был оказаться одной из них. Значит, остаются Голубые сестры, которые изгнаны, и Красные. Сомневаюсь, что сестры из Красной Айя прислушаются к моим доводам.

Задумавшись, Феране откинулась на спинку кресла, Тэсан, позабыв про три орешка в своей руке, неотрывно смотрела на Эгвейн. Мийаси, с округлившимися от удивления глазами, теребила прядь серебристо-седых волос.

Неужели Эгвейн позволила себе сказать слишком многое? Айз Седай удивительно похожи на Ранда ал’Тора; они тоже всегда чувствуют себя уязвленными, поняв, что их сумели хитро обойти.

– Вы потрясены, – произнесла Эгвейн. – А вы думали, я, как прочие, буду сидеть сложа руки и спокойно смотреть, как рушится Башня? Это белое платье на меня надели силком, и с ним я не смирюсь, но применение ему найду. Женщина в белом одеянии послушницы – из тех немногих, кто в эти дни может свободно ходить из апартаментов одной Айя в покои другой. Кто-то же должен исцелить Башню, и для этого я подхожу лучше всех. К тому же это мой долг.

– Как… разумно с твоей стороны, – промолвила Феране, наморщив нестареющий лоб.

– Спасибо, – отозвалась Эгвейн.

Интересно, они думают, будто она переступила границы дозволенного? Рассержены тем, что она посмела манипулировать Айз Седай? Преисполнены холодной решимости в очередной раз назначить ей наказание?

Феране чуть наклонилась к Эгвейн и сказала:

– Положим, мы бы хотели потрудиться ради воссоединения Башни. Какой бы путь предложила ты?

Эгвейн ощутила прилив волнения. В последнее время ее преследовали одни неудачи. Вот ведь тупоголовые Зеленые! Какими же дурами они себя почувствуют, когда ее признают Амерлин!

– Суана из Желтой Айя вскоре пригласит вас троих разделить с ней трапезу, – сказала Эгвейн. Ну, Суана обязательно их пригласит, как только Эгвейн убедительно об этом ее попросит. – Примите ее приглашение и отобедайте где-нибудь на виду – скажем, в одном из садов Башни. Пусть увидят, что встреча вам в радость. Потом я постараюсь устроить так, чтобы вас пригласила одна из Коричневых. Пусть сестры чаще видят, как вы общаетесь с женщинами из других Айя.

– План нехитрый, – заметила Мийаси. – Усилий потребуется немного, а результат можно получить замечательный.

– Посмотрим, – заключила Феране. – Эгвейн, ты можешь идти.

Как же Эгвейн не любила, когда ее вот так вот выпроваживали, но тут деваться некуда. Хотя все-таки восседающая выказала уважение Эгвейн, обратившись к ней по имени. Девушка встала и затем медленно слегка склонила голову перед Феране. Хотя бурной реакции со стороны Тэсан и Мийаси не последовало, у обеих заметно округлились глаза. К этому времени уже все в Башне знали, что от Эгвейн ни за что не добьешься ни реверансов, ни поклонов. И, что было еще поразительней, Феране в ответ тоже едва заметно склонила голову.

– Если решишь выбрать Белую Айя, Эгвейн ал’Вир, – произнесла восседающая, – то знай, что встретят тебя с радушием. Твои логичные суждения о нынешних днях весьма примечательны для столь юной девушки.

Эгвейн сдержала улыбку. Всего четыре дня назад Бенней Налсад практически предложила Эгвейн место в Коричневой Айя, и Эгвейн не переставала удивляться той настойчивости, с какой Суана советовала ей примкнуть к Желтым. Под напором ее убедительных речей девушка едва не переменила решение, хотя в тот момент главную роль сыграло недовольство Зелеными сестрами.

– Благодарю, – ответила Эгвейн. – Но не забывай, что Амерлин представляет все Айя. Тем не менее наша беседа была приятна. Надеюсь, в будущем вы снова позволите мне посидеть в вашем обществе.

С этими словами Эгвейн удалилась и, кивнув на прощание кривоногому Стражу Феране, стоявшему у выхода с балкона, широко улыбнулась. Улыбка не сходила у нее с лица до тех пор, пока она не покинула ту часть Башни, которая была отведена под покои Белой Айя, и не наткнулась на Кэтрин, поджидавшую ее в коридоре. Странно, ведь сегодня в надзирательницы Эгвейн эту Красную не назначали… В Башне к тому же поговаривали, что Элайда все больше и больше полагается теперь на Кэтрин, потому что ее хранительница летописей исчезла невесть куда с какой-то таинственной миссией.

На лице Кэтрин, отличавшемся острыми, резкими чертами, играла своеобразная улыбочка. Недобрый знак.

– Держи, – промолвила женщина, протягивая Эгвейн деревянную чашку с прозрачной жидкостью.

Пора принимать дневную дозу настоя из корня вилочника.

Эгвейн поморщилась, но взяла чашку и выпила содержимое. Вытерев губы платочком, она двинулась прочь по коридору.