Текст книги "Авва Отче! Откройте свое сердце Богу"

Глава 3
Возлюбленный

Когда Уильям Лист Хит Мун узнал, что потерял работу преподавателя в колледже из-за сокращения рабочего персонала и что его жена, с которой он расстался, живет с другим человеком, он отправился путешествовать по укромным уголкам Северной Америки.

Однажды утром, когда он завтракал в столовой студенческого городка колледжа в Клинтоне (штат Миссисипи) к нему «подсел один студент с полной тарелкой блинов. Он был коротко острижен и одет в потертые джинсы и футболку. Выглядел он очень сосредоточенным. После молитвы, продолжавшейся почти минуту, он достал из портфеля Библию, скрепки, чтобы страницы книги не закрывались, зеленый, розовый и желтый фломастеры, затем достал бутылку жидкого маргарина, бутылку лимонада и льняную салфетку. У меня было ощущение, будто я нахожусь в цирке, где клоун собирается показать какой-то фокус. Казалось, что сейчас он вытащит из-за пазухи корабль или Ноев ковчег из Ветхого Завета»[34]34
  William Least Heat Moon, Blue Highways (New York: Fawcett Crest, 1982), page 108, 109.


[Закрыть].

В этом отрывке Мун предлагает нам взглянуть на истинное «я» человека – уверенное в себе, не пытающееся понравиться окружающим, получающее удовольствие от жизни и живущее настоящим моментом. Оно так же естественно обитает в Боге, как рыба в воде.

Вера в Бога – это не какая-то отдельная сфера нашей жизни. Скорее, это образ жизни с твердой верой в Иисуса Христа. Быть святым – значит быть преданным своему истинному «я», стремиться к нему и оставаться с ним до конца.

Прожив несколько лет в монастыре, Томас Мертон начал понимать, что человек достигает наивысшей духовности, когда становится «простым». «Человек должен стремиться быть максимально простым и естественным, а это удается далеко не каждому. Общество портит людей, делая их жадными, амбициозными и похотливыми»[35]35
  Monica Furlong, Merton: A Biography (San Francisco, CA: Harper and Row, 1980), page 18.


[Закрыть].

Джон Иган, умерший в 1987 году, был самым обычным человеком. Став учителем в средней школе в Милуоки, он провел тридцать лет, общаясь с молодежью. Он никогда не писал книг, не появлялся на телевидении, не устраивал проповедей и не пытался заработать репутацию святого. Он просто ел, спал, пил, ездил на мотоцикле по сельской местности, бродил по лесу, работал в школе и молился. А еще он вел дневник, напечатанный вскоре после его смерти. Это история обычного человека, душа которого находилась во власти Иисуса Христа. Введение гласит: «Суть дневника Джона сводится к тому, что мы сами больше всего препятствуем движению нашей души к благородству (или святости). Мы считаем себя недостойными рабами, и это самоосуждение становится самореализующимся пророчеством. Мы полагаем, что слишком незначительны, чтобы служить Богу, и заслуживаем самого презренного отношения. Таким образом, наше незаслуженное самоунижение отдаляет от нас всемогущего Бога, Который относится к нам совсем не так»[36]36
  John Eagan, A Traveler Toward the Dawn (Chicago: Loyola University Press, 1990), page xii.


[Закрыть].

Иган, далеко не совершенный человек, со своими слабостями и недостатками, понял, что уныние свойственно человеческой природе и что мы должны прощать себя за то, что мы непривлекательны, противоречивы, несведущи в делах, раздражительны и некрасивы. Он также понял, что наши грехи не могут быть преградой на пути к Господу. Все они были искуплены кровью Христа. В раскаянии он открыл свое призрачное «я» перед Господом и осмелился жить как прощеный человек. Читая дневник Игана, можно слышать отголоски слов Мертона: «Господь просит меня, недостойного, забыть про свою недостойность и недостойность братьев моих и осмелиться принять любовь, которая всех нас искупила и возродила в образе Божьем, и смеяться затем над нелепым понятием „достоинства“»[37]37
  Thomas Merton, quoted by James Finley, Merton’s Palace of Nowhere (Notre Dame, IN: Ave Maria Press, 1978), page 71.


[Закрыть].

Пытаясь убежать от своего иллюзорного «я», Иган с фанатичной преданностью вел жизнь праведника. Во время ежегодных восьмидневных уединений Игана его истинное «я» представало перед ним с сокрушительной силой. Утром шестого дня он обычно беседовал со своим духовным наставником:

В тот день Боб отчетливо произнес, ударив кулаком по столу: «Джон, Господь зовет тебя. Молись, чтобы Его любовь усилилась в тебе, почувствуй вкус настоящего момента наедине с Богом. Не сопротивляйся своему внутреннему созерцанию, уступи ему. Да будет так. Ищи Господа».

Затем он сказал то, над чем я буду размышлять годы. Он говорил, тщательно обдумывая каждое слово. Я попросил его повторить сказанное, чтобы записать. Он ответил: «Джон, суть сказанного в том, чтобы сделать Господа и Его безграничную любовь к тебе частью твоего личного достоинства. Уясни для себя: ты возлюблен Господом. Любовь Божья и Его выбор, павший на тебя, составляют твое достоинство. Прими это и пусть это будет самым важным в твоей жизни».

Мы обсудили его слова. Основой моего личного достоинства является не моя собственность, не мои таланты, не мое уважение к другим, не моя репутация… не уважение родителей и детей, не аплодисменты, не похвалы… Я стою, привязанный к Богу, перед Которым я абсолютно гол и Который говорит мне: «Ты – Мой сын, Мой возлюбленный сын»[38]38
  Eagan, page 150, 151.


[Закрыть] (курсив мой. – Б. М.).

Наше обычное «я» на самом деле совсем не обычно. Это неприметное «существо» дрожит от холода зимой, потеет от жары летом, просыпается рано утром, еще не примирившись с новым днем, сидит перед полной тарелкой блинов, ползет в дорожной пробке, копошится у себя в подвале, делает покупки в супермаркете, выдергивает сорняки и сгребает листья граблями, занимается любовью, лепит снежки, запускает воздушного змея и слушает, как стучит дождь по крыше.

В то время как сущность притворщика состоит из достижений прошлого и преклонения перед окружающими, сущность истинного «я» основывается на том, что оно является возлюбленным. Мы сталкиваемся с Богом в нашей повседневной жизни: не в поисках духовных вершин, но в нашем обычном существовании.

В своем послании к близкому другу Генри Науэн написал: «Все, что я хочу сказать тебе: „Ты – возлюбленный сын Божий“, и все, на что я надеюсь, – это то, что ты услышишь всю нежность и силу этих слов. Я хочу, чтобы эти слова отражались в каждом уголке твоего существа»[39]39
  Henri J. M. Nouwen, Life of the Beloved (New York: Crossroad, 1992), page 26.


[Закрыть]. Осознав эту истину и придерживаясь ее, наше истинное «я» больше не нуждается ни в звуке фанфар, чтобы возвестить о своем прибытии, ни в красивых словах с трибуны, чтобы привлечь к себе внимание других. Мы прославляем Господа тем, что просто являемся теми, кто мы есть.

Господь создал нас для единения с Ним, и это главная цель нашей жизни. «Бог есть любовь» (1 Ин. 4:16). Осознание того, что мы возлюблены Им, – это ось, вокруг которой вращается вся христианская жизнь. Любовь Бога к нам – это и есть суть нашего существования. Это не просто какая-то возвышенная мысль, вдохновенная идея или красивые слова. Это имя, под которым мы известны Господу и которым Он называет нас, обращаясь к нам.

Господь сказал: «Имеющий ухо (слышать) да слышит, что Дух говорит церквам: побеждающему дам вкушать сокровенную манну, и дам ему белый камень и на камне написанное новое имя, которого никто не знает, кроме того, кто получает» (Отк. 2:17).

Если источником моей духовной силы будут окружающие меня люди, то достижение богатства и власти станет для меня главной целью. И здесь важную роль играет то, как я общаюсь с людьми. Как это ни иронично, но церковь сама нередко помогает притворщику. Она дарует ему почести или отказывает в них, вызывает в нем чувство гордости, назначая его на исполнительную должность, создает иллюзию статуса, присваивая различные титулы. Когда принадлежность к элите затмевает любовь Господа, когда источником моей жизни становится не любовь, а что-то другое, я становлюсь духовно мертвым. Когда Господь оказывается на втором плане, уступая место безделушкам, – это значит, что я променял бесценные жемчужины на кусочки крашеного стекла.

«Кто я?» – спросил Мертон и ответил: «Я – тот, кого возлюбил Христос»[40]40
  Finley, page 96.


[Закрыть]. Это основа нашего истинного «я». Чтобы наша любовь к Богу не ослабевала, необходимо регулярно уединяться для общения с Ним. В одиночестве мы освобождаемся от мыслей о своей недостойности и погружаемся в глубины своего истинного «я». Наша жажда познания, кто мы такие (которая также является источником нашего недовольства), никогда не будет удовлетворена, пока мы не останемся наедине с собой и не примем своего одиночества. Тогда мы поймем, что Господь на самом деле нас любит. Наша сущность покоится в неустанной Божьей нежности, раскрытой нам через Иисуса Христа.

Наше контролируемое безумство создает иллюзию хорошо организованного существования. Мы движемся от кризиса к кризису, занимаясь только неотложными делами, и не видим самого главного. Мы выполняем действия, определяемые как человеческие, но на самом деле напоминаем людей, движущихся по эскалатору. Огонь в груди погас. Мы больше не слышим того, что Борис Пастернак называл «внутренней музыкой» Божьей любви к нам.

Майк Яконелли, сооснователь общества «Проблемы молодежи» («Youth Specialties»), рассказывал о том времени, когда, удрученный и сломленный, он отправился со своей женой Карлой в Торонто (Канада), чтобы пройти пятидневный курс исцеления в «Обществе ковчега» («L’Arche community»). Он ехал, надеясь почерпнуть вдохновение среди людей, умственно и физически неполноценных, людей, которые жили там или приходили туда, чтобы найти утешение в проповедях Генри Науэна. Вместо этого он нашел свое истинное «я». Вот его история:

Всего лишь через несколько часов тишины я начал слышать, как говорит моя душа. Для меня оказалось достаточно побыть немного наедине с собой, чтобы понять: я не один. Господь пытался докричаться до меня сквозь шум моей повседневной жизни, но я не слышал Его. Но в тишине и одиночестве Его шепот показался мне криком: «Майкл, Я здесь. Я звал тебя, но ты Меня не слушал. Слышишь ли ты Меня сейчас, Майкл? Я люблю тебя. Я всегда тебя любил. И Я ждал все это время, когда ты услышишь Мои слова. Но ты был так занят, доказывая себе, что ты любим, что не слышал Меня».

Я услышал Его, и моя спящая душа наполнилась радостью блудного сына. Моя душа была разбужена любящим Отцом, Который искал и ждал меня. Наконец я принял свое уныние… Я никогда не мог смириться с ним. Позвольте объяснить. Я чувствовал себя подавленным. Я знал, что я – грешник. Знал, что постоянно разочаровываю Господа, но всегда отказывался смириться с этой частью моего «я». Это была та часть меня, которая меня смущала. Я постоянно чувствовал нужду просить прощения, бежать от своих слабостей, отрицать то, кем я являюсь на самом деле, и концентрироваться на том, каким мне следует быть. Да, я был подавлен, но постоянно пытался избавиться от этого болезненного чувства или, по крайней мере, найти такое место, где я буду реже чувствовать себя подавленным…

В «Обществе ковчега» мне стало абсолютно ясно, что я неверно понимаю основы христианской веры. Я осознал, что именно в моей подавленности, в моей беспомощности, в моей слабости укрепился Иисус. Только когда я признал, что во мне нет веры, Господь смог дать мне ее. Только когда я воспринял свою подавленность, я смог увидеть, что и другим нелегко. Передо мной стояла задача – понять, что остальные люди тоже испытывают боль, но не облегчить ее. Церковь разделяет, а не преобладает, понимает, а не поучает, движется вперед, а не стоит на месте.

Что все это значит?

Я не знаю… и, откровенно говоря, это неправильный вопрос. Я только знаю, что в определенные моменты мы пытаемся изменить свою жизнь. Это был один из таких моментов для меня. Если бы вы могли взглянуть на карту моей жизни, то не заметили бы столь незначительного изменения в направлении. Теперь я могу только сказать вам, что чувствую себя по-другому. Сейчас я ощущаю присутствие Господа, словно электрический ток, который я не чувствовал раньше. Я могу сказать, что впервые в своей жизни слышу, как Иисус шепчет мне каждый день: «Майкл, Я люблю тебя. Ты – Мой возлюбленный сын». И, как это ни странно, но мне этого достаточно»[41]41
  Mike Yaconelli, The Back Door. Колонка, написанная издателем христианского журнала «The Door», выходящего два раза в месяц. Это увлекательнейший журнал, в котором гармонично переплетаются юмор и сатира, мудрость и духовность, а также язвительность и колкость. Он никогда не бывает скучным. Это мой самый любимый журнал, который я всегда с удовольствием читаю и на который регулярно подписываюсь. Реклама гласит: «Это великолепный подарок для острых умов».


[Закрыть].

Неприукрашенный тон этого рассказа выдает человека, который не притворяется. Нет показной набожности, ложной скромности. Что-то в нем действительно изменилось. Зимней ночью в Торонто обычный человек, обладающий своими слабостями и недостатками, понял, что он возлюблен Богом. Яконелли все так же чистит зубы, расчесывает свою лохматую бороду, надевает по утрам брюки, садится за стол перед грудой блинов, но его душа теперь наполнена красотой. Нежность Господа сломила ту преграду, которую воздвиг Яконелли. Надежда восстановлена. Будущее больше не выглядит зловещим. У Яконелли, живущего настоящим моментом, больше не осталось места для беспокойства о завтрашнем дне. Притворщик будет возвращаться время от времени, но в безграничном пространстве настоящего Яконелли находится в безопасности.

Мы видим перед собой не какого-то духовного гиганта, а простого человека, который нашел Бога обычных людей. Бога, который хватает бездельников и оборванцев за шиворот и сажает рядом с принцами и принцессами Своего народа.

Достаточно ли этого чуда? Или религиозное красноречие так оглушило нас, что мы не слышим, как Господь говорит, что любит нас?

* * *

При чтении заметки Яконелли «Задняя дверь» меня поразили простота изложения, откровенность и однозначность слов. Это сильно отличается от абстрактного языка притворщика, который пытается спрятаться за красноречивыми и непонятными словами.

Несколько лет назад, в расцвете дней моего притворщика, я написал рецензию на впервые опубликованную книгу другого притворщика. Защищая стиль его произведения, я писал: «Его цветистый стиль – это всего лишь красноречие. Несмотря ни на что, его абстрактная проза воспринимается легко, а пышность языка хоть и трудно воспроизводима, но необычайно благотворна для читателей». Вот так.

Как-то я читал лекцию на одиннадцатой ступени программы Общества анонимных алкоголиков. Я начал лекцию с истории о человеке, находившемся в глубоком кризисе. И из этого кризиса его вывела одна маленькая клубничинка, которая однажды попалась ему на глаза и которую он сорвал и съел. Я подчеркнул его способность жить настоящим моментом. Затем перешел к тому, что, как я считал, было главной частью данной ступени, – к интерпретации, наполненной сложными онтологическими, богословскими и философскими словами и понятиями.

Позже к трибуне, откуда я выступал, подошла женщина и сказала, что ей понравилась история о клубнике. И я понял: эта простая история повлияла на нее гораздо сильнее, чем вся та помпезная чепуха, которая последовала далее.

Словарь притворщика изобилует напыщенными и безвкусными словами. Вы думаете, что это всего лишь случайность? Но в Священном Писании нет лишних и пустых слов. И, тем более, нет в нем грязных слов, жаргона или бессмыслицы.

Речь притворщика часто звучит как нечто среднее между Уильямом Фолкнером и Марксом Бразерсом. Его елейная манера говорить и заявления, что он знает все и наверняка, обычно являются полуправдой. Он – мастер обмана. Он может с легкостью принять вид ложной покорности, быть внимательным слушателем или остроумным рассказчиком, серьезным человеком или наивным деревенским простаком. Ложное «я» очень искусно в маскировке и скрупулезно избегает любого значительного саморазоблачения.

Уокер Перси смог описать эту скрытность в леденящей душу сцене из романа «Второе пришествие»: «Она говорила таким тихим голосом, как будто только что пыталась перекричать бурю. Его поразила не печаль, угрызения совести или жалость, но то, что это случилось. Как такое может быть? Как может случиться так, что ты молод, ты женишься, живешь, а затем оглядываешься и понимаешь, что вся твоя жизнь прошла, словно сон? Они смотрели друг на друга с любопытством и не могли понять, как получилось, что они упустили друг друга. Они жили в одном доме все эти годы и ходили по одной и той же комнате, словно призраки, не замечая друг друга»[42]42
  Walker Percy, The Second Coming (New York: Farrar, Straus, Giroux, 1980), page 124. Два романа Перси («The Moviegoer», который получил Премию Пулитцера в 1952 г., и «Lancelot») рассматривают область поиска истинного «я» и в литературной форме исследуют подлинное и мнимое христианство.


[Закрыть].

Тишина – это не просто отсутствие шума или отсутствие связи с внешним миром, но, скорее, это процесс продвижения к покою. Безмолвное одиночество порождает истину. Я не говорю о физической изоляции. Одиночество здесь означает пребывание наедине с Одиночеством, ощущение чего-то необычного и утверждение в мысли, что ты возлюблен Господом. Невозможно узнать близко другого человека, не проведя с ним вместе некоторое время. Тишина делает это одиночество реальностью. Говорят: «Тишина – это одиночество в действии».

Я вспоминаю историю об одном отчаявшемся клерке, который пришел к отшельнику и начал жаловаться. Он жаловался, рассказывая о своем разочаровании в молитвах, о попранном целомудрии и о неудачах в отношениях с окружающими. Отшельник внимательно выслушал его рассказ о битвах и разочарованиях в попытке вести христианскую жизнь. Затем он удалился в свою темную пещеру и вышел оттуда с чашей и кувшином воды в руках. «А теперь наблюдай за водой, в то время как я буду наливать ее в чашу», – сказал он.

Вода хлынула на дно. От стенок сосуда разлетались брызги. Вода колыхалась, едва не выливаясь из чаши. Поначалу она кружилась в сосуде, но затем постепенно начала успокаиваться, пока, наконец, мелкая рябь не перешла плавно в маленькие волны. Наконец вода стала такой гладкой, что человек увидел в ней свое отражение. «Вот так и ты живешь среди остальных, – сказал отшельник, – ты не видишь себя таким, какой ты есть, из-за всех смятений и волнений. Ты не можешь распознать Божественного присутствия в твоей жизни, и поэтому осознание того, что ты возлюблен, медленно угасает в тебе».

Необходимо время, чтобы вода успокоилась. Чтобы прийти к внутреннему спокойствию, необходимо ждать. Любая попытка ускорить процесс только заново потревожит воду.

Чувство вины может появиться незамедлительно. Призрачное «я» начнет внушать вам, что вы – эгоист, что вы теряете время и уклоняетесь от ответственности по отношению к своей семье, карьере, церкви и обществу. Вы едва можете позволить себе такую роскошь. Богослов Эдвард Шиллебек ответил на это: «В религии тишина с Господом ценна сама по себе, ради себя самой, просто потому, что Бог – это Бог. Не понимать ценности пребывания с Богом в качестве возлюбленного Его дитя и ничего не делать для того, чтобы это понять, – значит не понимать сути христианства»[43]43
  Edward Schillebeeckx, The Church and Mankind (New York: Seabury Press, 1976), page 118.


[Закрыть].

Тихое одиночество делает истинную речь возможной и личной. Если я не осознаю любовь Бога ко мне, значит не смогу постичь святого в другом. Если я отчужден от себя, значит я, равным образом, чужой для других. Опыт научил меня, что я передаю другим все самое лучшее, что есть во мне, только когда я такой, какой я есть. Когда я позволяю Господу освободить меня от нездоровой зависимости от окружающих, то начинаю слушать более внимательно, любить более самоотверженно и становлюсь более сострадательным. Я начинаю воспринимать себя менее серьезно, осознавать, что Господь со мной, и мое лицо озаряется улыбкой от этого радостного ощущения.

Добросовестно проводя время с Господом, я начинаю говорить и действовать, питаясь от более мощного источника, чем я сам; я прощаю обидчика, а не терзаю себя мыслями о мести; я способен на великодушие в те моменты жизни, когда обычно проявляется малодушие. Это хотя бы на время дает мне возможность забыть о себе, чтобы просто быть спокойным и знать, что Бог – это Бог.

Энтони Падовано писал:

Это значит, что я ничего не просчитываю и не анализирую, но растворяюсь в мыслях о том, что просто живу и нахожусь в обществе верующих. Я ощущаю это. Я просто концентрируюсь на сути или на присутствии, а не думаю о том, что из этого последует. Я осознаю, что там хорошо, даже если и не знаю, где находится это «там», или почему там хорошо. Я уже достиг созерцательной тишины в своем бытие[44]44
  Anthony Padovano, The Ministerial Crisis in Today’s Church. Отрывок из его субботнего утреннего выступления во время ежегодного собрания FCM, August 18, 1984, Chicago, Illinois.


[Закрыть].

В качестве дополнительной выгоды, практика тихого одиночества дает нам возможность меньше спать и чувствовать себя более энергичными. Та энергия, которая расходовалась притворщиком на преследование призрачного счастья, теперь может быть сосредоточена на таких действительно важных вещах, как любовь, дружба и близость к Богу.

Жизнь наедине с Одиночеством позволяет нам перейти от того, что Генри Ньюман называл рациональным (или понятийным) знанием, к знанию реальному. В своем стихотворении Т. С. Элиот писал: «Сегодня плохо мне, и нервы расшатались. Поговори со мной, и за ночь все пройдет». В тихом одиночестве мы внимательно прислушиваемся к голосу, который называет нас Своими возлюбленными детьми. Господь разговаривает с самой глубокой частью нашей души, сквозь наше презрение к себе и стыд, сквозь нашу самовлюбленность – и выводит нас из сумрака ночи на дневной свет Своей истины. «Не бойся, ибо Я искупил тебя, назвал тебя по имени твоему; ты – Мой. <…>…Ты дорог в очах Моих, многоценен, и Я возлюбил тебя… Горы сдвинутся, и холмы поколеблются; а милость Моя не отступит от тебя, и завет мира Моего не поколеблется», – говорит милующий нас Господь (Ис. 43:1,4; 54:10).

Давайте остановимся здесь. Это Господь назвал нас по имени. Господь, по сравнению с красотой Которого красота Большого каньона – всего лишь тень, назвал нас возлюбленными. Господь, по сравнению с силой Которого сила ядерной бомбы – ничто, нежно относится к нам.

Мы погружены в тайну, которую Авраам Хешель назвал «подлинным изумлением». Притихшие и дрожащие, мы – создания, пребывающие в несказанной Тайне, стоящей над всем творением.

Момент истины настал. Мы находимся наедине с Одиночеством. Откровение нежных чувств Господа к нам – теперь не просто сухое знание. Слишком долго и слишком часто в своем путешествии я искал укрытия в литургиях и усердном изучении Священного Писания. Я получал знания, не ценя их, принимал факты без всякого энтузиазма. И все же, когда научные изыскания были окончены, меня поразило то, как все это было незначительно. Казалось, что все это просто не имело никакого значения.

Но, когда ночь тяжела, а мои нервы натянуты, как струны, когда говорит Бесконечность, когда Господь Всемогущий посредством Сына Своего разделяет со мной глубину Своих чувств, когда любовь Его молнией отдается в моей душе и я охвачен Тайной, тогда наступает кайрос (греч. kairos) – решительный прорыв Господа в этот спасительный момент моей личной истории. Никто не может говорить за меня. Мне одному предстоит принять моментальное решение. Дрожа в лохмотьях своих пятидесяти девяти лет, я либо убегу в скептицизм и интеллектуализм, либо с непреклонной решительностью пойду навстречу любящему меня Отцу.

Каждый момент нашего существования Господь предлагает нам эту добрую весть. Но, к сожалению, многие из нас продолжают защищать свою искусственную сущность, и освобождающая истина о том, что Бог нас любит, не может прорваться сквозь эту преграду. Мы становимся мрачными, пугливыми и законопослушными. Мы прячем свою ничтожность и купаемся в чувстве вины. Мы лезем из кожи вон, чтобы произвести впечатление на Господа, чтобы занять свое место под солнцем, мечемся, пытаясь закрепиться в этой жизни, и следуем Священному Писанию с таким недовольным видом, что этот вид отпугивает всех потенциальных христиан и неверующих, которые ищут истину.

От неверных последователей и святош с кислой миной сохрани нас, Господь!

Фредерик Бучнер писал: «Покайтесь и уверуйте в Священное Писание – к этому призывает Иисус. Обернитесь и уверуйте, что Благая весть о том, что вы любимы, – лучше, чем вы смели предположить, и что верить в эту Благую весть, жить вместе с ней и для нее и любить ее – это величайшая радость на этой земле. Аминь. И да придет Господь Иисус»[45]45
  Frederich Buechner, The Clown in the Belfry (San Francisco, CA: Harper, 1992), page 171.


[Закрыть].

Море голосов, процитированных в этой главе, призывает нас принять милость, о которой говорит Джон Иган: «Осознай в корне, что ты возлюблен Господом. Это твое истинное „я“. Все остальное – только иллюзия».