Текст книги "Авва Отче! Откройте свое сердце Богу"

Глава 2
Притворщик

Леонард Зелиг – это наитипичнейший неббиш («зануда» на языке идиш). В нашумевшем и наводящем на некоторые размышления одноименном фильме Вуди Аллена Зелиг является безликим персонажем, который вписывается в любые обстоятельства, потому что в каждой новой ситуации он может легко изменять свою личность. Во время парада он торжественно проезжает верхом вдоль героического ущелья Могаллис; он стоит между американскими президентами Гербертом Гувером и Калвином Кулиджем; он дурачится с профессиональным боксером Джеком Демпси и рассуждает о театре с драматургом Юджином O’Ниллом. Когда Гитлер призывает своих сторонников в Нюрнберге, Леонард находится непосредственно на ораторской трибуне.

Он абсолютно безликий и, с кем бы он ни общался, он полностью подстраивается под этого человека. С китайцами он – вылитый китаец. С раввинами он чудесным образом отращивает бороду и бакенбарды. Общаясь с психиатрами, он перенимает их профессиональную манеру выражаться и говорит, поглаживая подбородок, с важным и мудрым видом. В Ватикане он входит в церковную свиту папы Пия XI. На бейсбольных тренировках он одет в униформу своей команды и свободно общается с Малышом Рут. Он принимает черный цвет кожи джазового трубача, если надо – становится толстым или приобретает профиль индейца из племени могавков. Он – хамелеон. Он меняет цвет, акцент, форму в соответствии с изменением мира вокруг него. У него нет ни своих идей, ни своего мнения. Он просто подстраивается под других. Все, что он хочет, – это чувствовать себя в безопасности, быть везде подходящим, принятым и обожаемым… Он знаменит тем, что он – никто[18]18
  Walter J. Burghardt, To Christ I Look (New York/Mahwah, NJ: Paulist Press, 1982), page 15. From Zapping the Zelig in another collection of his homilies, Still Proclaiming Your Wonders. Посредством своих книг он показал мне, как эффективно использовать фильмы, романы, стихи, музыку и многое другое для успешного проповедования Слова Божьего. Лондонский журнал «Tablet» назвал Бургхардта «одним из величайших американских проповедников».


[Закрыть].

Я мог бы и не упоминать об этом карикатурном персонаже, этом подхалиме, показанном Вуди Алленом, если бы не находил в себе черты Леонарда Зелига. Глубоко во мне сидит актер, который носит тысячу личин. Он говорит мне, что я любой ценой должен сохранить свой безупречный образ. Притворщик во мне трепещет от одной только мысли вызвать негодование и гнев окружающих. Неспособный говорить открыто, он прячется, мешкает и продолжает молчать из страха быть отвергнутым. Как написал Джеймс Мастерсон в своей книге «В поисках истинного „я“», «наше ложное „я“ играет обманчивую роль. Оно якобы защищает нас, но делает это таким образом, что мы невольно боимся остаться покинутыми или потерять поддержку тогда, когда менее всего способны сами справиться с ситуацией или остаться наедине с собой»[19]19
  James Masterson, The Search for the Real Self (New York: Free Press, 1988), page 67.


[Закрыть].

Притворщик живет в постоянном страхе. Я всегда гордился своей пунктуальностью. Но в тишине и одиночестве Скалистых гор я понял, что эта моя черта происходила из страха не угодить другим. Голоса упреков от старших до сих пор звучат у меня в душе, и я снова боюсь получить выговор или быть наказанным.

Притворщики озабочены тем, как их примут и одобрят ли их поведение. Из-за неутолимой потребности угодить другим они не могут сказать «да» так же уверенно, как говорят «нет». И поэтому они чрезмерно щепетильны по отношению к другим, а также в делах, но не из чувства долга, а из страха не оправдать ожиданий окружающих.

Ложное «я» рождается в детстве, когда нас недостаточно любят, отвергают или покидают. Джон Брэдшоу считает зависимость от других болезнью, для которой «характерна потеря личности. Зависеть от других – значит жить вне связи со своими чувствами, потребностями и желаниями»[20]20
  John Bradshaw, Home Coming (New York/Toronto: Bantam Books, 1990), page 8.


[Закрыть]. Притворщик – это классический пример зависимости от других. Чтобы добиться расположения и одобрения окружающих, ложное «я» подавляет или маскирует наши чувства, и тогда искренность становится невозможной. Ложное «я» побуждает нас представить обществу совершенный образ, которым бы все восхищались, при этом никто не знал бы нас настоящих. Жизнь притворщика становится похожей на американские горки. Она то поднимается до отличного настроения, то опускается до депрессии.

Ложное «я» руководствуется только внешними отношениями. Жажда денег, обладание властью, обаянием, сексуальной привлекательностью, общественное признание и достижение определенного статуса – все это возвышает нас в собственных глазах и создает иллюзию успеха. Притворщик равен тому, что он делает.

На протяжении многих лет я прятал свое истинное «я», исполняя роль в духовенстве. Я создал свою личность посредством проповедей, книг и историй, которые рассказывал. Я полагал, что если большинство христиан думают обо мне хорошо, значит со мной все в порядке. Чем успешнее я пытался выглядеть в обществе, тем реальнее становился мой притворщик.

Притворщик побуждает нас придавать значение тому, что неважно. Он привлекает наше внимание к пустякам и уводит от реальности. Ложное «я» заставляет нас жить в мире обмана.

Притворщик – лжец.

Наше ложное «я» упорно скрывает от нас свет и правду о наших духовных пустоте и глухоте. Мы не хотим признать, что внутри у нас – мрак. Притворщик провозглашает этот мрак самым ярким светом, скрывая от нас правду и искажая реальность. Здесь уместны слова апостола Иоанна: «Если говорим, что не имеем греха, – обманываем самих себя, и истины нет в нас» (1 Ин. 1:8).

Стараясь понравиться окружающим, наше ложное «я» пытается восполнить недостаток того внимания, которого оно недополучило в детстве. С внешне счастливым видом я вхожу в комнату, полную людей, как бы говоря: «А вот и я», в то время как слышу от Бога: «Ах, вот ты где!» Наш внутренний притворщик похож на алкоголь. Он – хитрый, властный и коварный. И он всегда ведет нас в тупик.

В одном из ранних романов Сюзан Ховач «Сияющие образы» главный герой, Чарлз Эшворт, блестящий молодой англиканский богослов, неожиданно переживает полный моральный упадок. Отстраненный от своего отца и жаждущий отцовского благословения, Эшворт идет в монастырь, чтобы встретиться со своим духовным наставником, пожилым человеком, которого зовут Джон Дэрроу. Эшворт боится, что наставник заподозрит его в корысти и полном духовном провале. И тут коварно вмешивается его притворщик:

Мысль об унизительном провале была ужасна, но мысль о неодобрении Дэрроу – просто невыносима. В панике я искал решения, которое защитило бы меня, и, когда Дэрроу в тот вечер зашел в мою комнату, мой сияющий образ сказал ему: «Я очень хочу, чтобы вы рассказали мне о себе, отец. Ведь я многого не знаю о вас».

Как только эти слова были сказаны, я почувствовал большое облегчение. Это был безотказный метод, чтобы добиться расположения пожилых людей. Обычно я расспрашивал их о прошлом и выслушивал рассказы с пылким интересом образцового ученика. Вознаграждением мне обычно была их отцовская благожелательность, слепая ко всем ошибкам и провалам, которые я хотел скрыть.

«Расскажите мне о тех днях, когда вы служили на флоте», – стал упрашивать я, используя все свое обаяние и самонадеянно ожидая ответа, который успокоит мой страх быть разоблаченным, но Дэрроу молчал… Наступила тишина, и я почувствовал сбой в работе моего сияющего образа[21]21
  Susan Howatch, Glittering Images (New York: Ballantine Books, 1987), page 278.


[Закрыть].

Притворщик очень внимателен к размеру, форме и цвету той пелены, которая скрывает от меня мою ничтожность перед Богом. Ложное «я», например, постоянно побуждает меня беспокоиться о своем весе. Если я выпиваю лишнюю пинту ванильного коктейля или съедаю бутерброд с арахисовым маслом, а на следующее утро весы подают мне сигнал бедствия, то я падаю духом. Начинается прекрасный солнечный день, но поглощенного собой притворщика ничто не радует. Думаю, Иисус смеется над такими пустяками, как, к примеру, разглядывание себя в магазинной витрине, но они отвлекают мое внимание от Бога и на время удерживают от радостей Святого Духа. Ложное «я» пытается озаботить меня толщиной моей талии и всем моим внешним видом, нашептывая: «Твоя толстая физиономия и небрежный вид уменьшат доверие окружающих к тебе». Какое коварство!

Подозреваю, что здесь я не одинок. Одержимость людей своим весом приобрела грандиозные масштабы. Это одна из коварнейших уловок нашего притворщика. Несмотря на значительный запас здоровья нации, количество времени, затрачиваемого ею на поддержание нормального веса, просто ошеломляет. Мы просчитываем каждую калорию, каждый съедаемый кусочек. Мы достаем специальные руководства, книги, журналы для похудания, регулярно посещаем оздоровительные курорты и обсуждаем по телевидению достоинства белковой диеты. Эта проблема настолько поглощает нас, что мы почти забываем о Боге. Мы стремимся выглядеть как модели и нам не до благодати Божьей. Перефразирую слова кардинала Уолси: «Если бы только я мог служить Богу так же, как слежу за своей фигурой!»

Притворщик настойчиво требует, чтобы его заметили. Жажда одобрения побуждает его к тщетному поиску плотских удовольствий. Его маска – это его личность. Видимость для него – все. Он выворачивает наизнанку латинское крылатое выражение esse quam videri («лучше быть, чем казаться») и «казаться» становится для него важнее, чем «быть». «Казаться» становится его образом жизни.

Как-то, читая недавно опубликованную книгу, я наткнулся на собственные слова, которые цитировал автор. Внезапно я почувствовал прилив гордости и ощутил собственную значимость. Не успел я обратиться к Иисусу с молитвой и связаться со своим истинным «я», как во мне снова появился притворщик.

«В каждом из нас присутствует ложное „я“», – заметил Томас Мертон. Далее он пояснил свои слова:

Это человек, которым я хочу быть и который не только не существует, но и не может существовать, ибо Бог о нем ничего не знает. Притворщик скрыт от Бога. Мое ложное невидимое «я» – это тот, кто хочет жить вне досягаемости Божьих воли и любви, вне реальности и вне жизни. Это «я» – всего лишь обман. А мы не очень хорошо распознаем обман, и особенно тот обман, который льстит нам, с которым мы родились и который питает корни нашего греха. Для большинства людей нет более субъективной реальности, чем это ложное «я», которое не может существовать. Жизнь, посвященная культу этого призрака, – это грешная жизнь[22]22
  Thomas Merton, quoted by James Finley, Merton’s Palace of Nowhere (Notre Dame, IN: Ave Maria Press, 1978), page 34.


[Закрыть].

В понятие греха Мертон включает не отдельные греховные поступки, но изначальное решение жить в притворстве. «Существует только два вида любви, – писал Августин, – любовь к Богу при полном забвении себя и любовь к себе при полном забвении Бога». Изначальное решение жить в обмане и грехе происходит из сути нашего бытия и воплощается в нашем повседневном выборе призрака, управляемого эгоцентричными желаниями. Но существует возможность другого выбора – своего истинного „я“, сокрытого с Христом в Боге.

Важно понять, что не все человеческие поступки имеют в своей основе искренние намерения. Например, когда мужчина женится на своей возлюбленной, он делает искренний выбор. Он клянется любить и почитать ее. Но в один прекрасный летний день что-то выводит его из себя и они ссорятся. И все же он не отказывается от нее, потому что его злоба происходит из периферии его личности, а не из глубины души. Этот поступок не затрагивает сути его бытия и не является конечным решением.

Межличностные отношения имеют для притворщика одно из первостепенных значений. Он пытается установить контакт с важными и выдающимися людьми, так как это улучшает его репутацию и повышает чувство собственного достоинства.

Однажды ночью в горах Колорадо я услышал голос: «Бреннан, ты уделяешь много внимания одним людям и почти не замечаешь других. Те, кто занимает высокое положение в обществе, кто обладает богатством или обаянием, те, кого ты находишь интересными, красивыми и знаменитыми, полностью владеют твоим вниманием, но к людям простым и не знаменитым, которые занимают низшие чины, ты проявляешь меньше внимания и уважения. Это не пустяки для Меня, Бреннан. То, как ты строишь свои отношения с окружающими, независимо от их статуса и положения, является истинным испытанием твоей веры».

Несколько дней спустя я увидел во сне яркие образы: Карлтон Хейз, великолепно сложенный двадцатилетний атлет, ростом шесть футов и весом сто восемьдесят пять фунтов, прыгает на трамплине, сверкая своей неотразимой улыбкой. Вокруг собирается толпа. Он машет скакалкой, демонстрируя потрясающую координацию, ловкость и изящество. Зрители ликуют. «Хвала Богу», – кричит атлет.

Тем временем Моу, один из помощников, приближается к нему со стаканом сока. В свои пятьдесят Моу имеет всего лишь пять футов роста и брюшко. На нем – мятый костюм, рубашка, расстегнутая у воротника, и сбившийся на бок галстук. На голове у него – редеющая прядь серебристых спутанных волос, которые тянутся от висков до затылка, где исчезают в седовато-черном пучке. Он небрит. Его выпуклые щеки и искусственный стеклянный глаз заставляют публику содрогнуться от отвращения.

– Жалкий уродец, – говорит один человек.

– Просто какой-то раболепный прихлебатель, – добавляет другой.

Но Моу не является ни тем, ни другим. Его сердце покоится с Христом в Отцовской любви. Он уверенно двигается сквозь толпу и изящно передает стакан с соком герою. Он чувствует себя так же комфортно в роли слуги, как рука в перчатке (так Иисус впервые открыл Себя ему и изменил его жизнь). Он чувствует себя в безопасности с самим собой.

Мне снится, что Карлтон Хейз должен выступать с речью на банкете Братства христианских атлетов, приехавших из пятидесяти штатов, где ему, как восьмикратному олимпийскому золотому медалисту, будет вручен хрустальный кубок Уотерфорд.

Пять тысяч человек собрались в гостинице «Ритц-Карлтон». Помещение полно знаменитостей из мира политики, спорта и шоу-бизнеса. Когда публика расправилась с пышным ужином, Хейз вступил на трибуну. Его речь изобиловала упоминаниями о силе Христа и безбрежной милости Божьей. Его слова тронули слушателей: мужчины и женщины зарыдали, не стыдясь, и затем долго аплодировали ему стоя.

Но, несмотря на блестящую речь Карлтона, его пустой, отсутствующий взгляд показал, что слова идут не из души. Звездная болезнь разрушила его отношения с Иисусом. Близость к Богу перешла в отдаленность. Шепот Святого Духа утонул в оглушающих аплодисментах.

Окрыленный успехом и ревом толпы, олимпийский герой ходит от столика к столику, заискивая с каждым – от официанта до кинозвезды.

А Моу, возвратясь в гостиницу, съел свой ужин в одиночестве. Его не пригласили на банкет в «Ритц-Карлтон», потому что, честно говоря, он был бы там неуместен. Конечно же, нельзя было допустить, чтобы этот толстопузый, уродливый человечек с искусственным глазом оказался за одним столом с такими знаменитостями, как Рональд Рейган, Чарлтон Хьюстон и Арнольд Шварценеггер.

Моу сидит за столом в своей комнате и закрывает глаза. Любовь распятого Христа живет в нем. Его глаза наполняются слезами.

«Спасибо, Господи», – шепчет он, открывая лазанью, приготовленную в микроволновой печи. Затем он берет Библию и читает Псалом 22.

В тот вечер, перед тем как уснуть и увидеть этот сон, я тоже был окутан туманом славы и роскоши. Хотите знать, где я побывал? Мой притворщик взял напрокат смокинг, и мы отправились в «Ритц».

На следующее утро я проснулся в четыре утра, принял душ, побрился, выпил чашку кофе и пролистал Библию. Мой взгляд упал на отрывок из Второго послания к Коринфянам: «Потому отныне мы никого не знаем по плоти» (2 Кор. 5:16). Надо же! Мое ложное «я» присутствует даже в моих снах.

Я вспоминаю Чарлза Эшворта, персонажа из романа Ховач, когда духовный наставник спросил его: «Чарлз, правильно ли я понимаю, что одобрение и похвала очень важны для тебя?» – «Конечно же важны, – воскликнул Эшворт, – разве есть такой человек, для которого они не важны? Разве не для этого мы живем? Добиться успеха – значит получить одобрение и похвалу от других. Провалиться – значит быть отвергнутым. Все об этом знают»[23]23
  Howatch, page 162.


[Закрыть].

Ирония заключается в том, что притворщик не может быть по-настоящему близок с людьми ни в каких отношениях. Его самовлюбленность исключает других. Неспособный быть откровенным с самим собой, соприкоснуться со своими чувствами и интуицией, заглянуть в себя, притворщик так же неспособен почувствовать настроение, нужды и мечты других. Взаимность невозможна. Жизнь притворщика вращается вокруг достижений, успехов, дел и поступков, которые приносят удовлетворение и похвалу окружающих. Джеймс Мастерсон утверждал: «Цель ложного „я“ – предохранять нас от познания правды о нашем истинном „я“, от более глубокого проникновения в причины нашей подавленности, от того, чтобы мы не увидели себя такими, какие мы есть на самом деле – ранимые, напуганные и неспособные выпустить наружу наше истинное „я“»[24]24
  Masterson, page 63.


[Закрыть].

Почему наш притворщик живет в таком замкнутом мире? Во-первых, потому что воспоминания детства, которые заложили в него образец для самообмана, слишком угнетают его и поэтому он тщательно их скрывает. Еле слышные голоса из прошлого пробуждают в нем смутные воспоминания о суровом наказании и следующим за ним отторжении. Здесь уместны слова Мастерсона: «Наше ложное „я“ имеет хорошо развитую оборонительную систему, которая предохраняет нас от чувства отвержения, при этом приносится в жертву потребность в близости. Эта система образуется в первые годы нашей жизни, когда необходимо определить, что вызовет неодобрение матери»[25]25
  Masterson, page 66.


[Закрыть].

Вторая причина, по которой притворщик предпочитает жить в своем ограниченном мире, – это обыкновенная трусость. В детстве я всегда мог оправдаться тем, что я слабый и беззащитный. Но к старости, когда любовь и стремление к Богу укрепили и закалили мой дух, я все же с горечью признаю: мной до сих пор управляет страх. Как часто я безмолвствовал в ситуациях вопиющей несправедливости! В то время как мой притворщик великолепно исполнял свою роль в обществе, я оставался пассивным в отношениях с людьми, подавлял свое творческое мышление, отвергал свои истинные чувства, позволяя другим запугивать себя, а затем убеждал себя, что Господь хочет, чтобы я был Его орудием в мире… Но какой ценой?

Мертон говорил, что жизнь в тени – это греховная жизнь. Я грешил, когда из страха быть отверженным отказывался думать, чувствовать, действовать, отвечать и жить в соответствии со своим настоящим «я». Конечно, притворщик «постоянно твердит мне, что все это пустяки и здесь нечего переживать, что взрослые люди не должны расстраиваться из-за таких мелочей и не нужно терять равновесие. Если же наши надежды и мечты чересчур велики, следует довольствоваться малым»[26]26
  Masterson, page 65.


[Закрыть].

* * *

Мы отказываемся быть откровенными с собой даже перед Богом, а потом удивляемся, почему мы далеки от Него. Наше самое сокровенное желание – воссоединиться с Богом. С первых минут своего существования мы стремимся к самой главной цели нашей жизни – «увидеть Его более ясно, любить Его глубже, быть к Нему ближе». Мы все созданы для Бога, и ничто другое не должно нас удовлетворять. Льюис К. С. сказал, что был «приятно удивлен», когда его охватило чувство, «по сравнению с которым все, что было до этого… показалось незначительным». Наше сердце не будет спокойным до тех пор, пока не найдет покоя в Господе. Джеффри Д. Имбах в своей работе «Возвращение сердца» писал: «Молитва – это выражение стремления нашего сердца к любви, это наша глубокая потребность в воссоединении с Богом, насколько это возможно»[27]27
  Jeffrey D. Imbach, The Recovery of Love (New York: Crossroad, 1992), page 62, 63.


[Закрыть].

Чувствовали ли вы когда-нибудь внутреннее сопротивление молитве? Или леденящий ужас от тишины, одиночества и пребывания наедине с Богом? Ужас от того, как вы тяжело встаете по утрам, чтобы помолиться, вяло идете к церкви с таким видом, будто вы неизлечимо больны, стоите во время службы с покорностью стоика и думаете: «И это тоже пройдет».

Тогда остерегайтесь притворщика!

Для нашего ложного «я» характерны вероломство и измена. Это ленивая часть нашего «я», сопротивляющаяся нашим усилиям, аскетизму и дисциплине, которых требует близость с Богом. Оно объясняет свои поступки следующим образом: «Работа – вот моя молитва; я слишком занято; молитва должна быть добровольной, поэтому я молюсь, только когда движимо Святым Духом». Неуклюжие отговорки ложного «я» заставляют нас сохранять статус-кво.

Ложное «я» боится остаться наедине с собой, ибо знает, что «если снаружи и внутри наступит тишина, то оно поймет, что оно – ничто. Оно останется ни с чем, а для него, утверждающего, что оно – это все, такое открытие будет катастрофой»[28]28
  Finley, page 36.


[Закрыть].

Притворщик не искренен в своих молитвах. Он жаждет впечатлений. Когда никто не обращает на него внимания, он подавлен. Он сбит с толку, потому что никогда не слышит гласа Божьего. Он и не может его услышать, так как Господь никого не видит на его месте. Молитва – это смерть для всего, что происходит не от Господа. Притворщик бежит от тишины и одиночества, потому что они напоминают ему о смерти. Писатель Паркер Палмер заявил: «Наступление полной тишины и одиночества – это признак того, что жизнь прошла, в то время как движение и живое общение не только знаменуют жизнь, но и помогают нам избежать мысли о том, что это когда-нибудь закончится»[29]29
  Parker Palmer, “The Monastic Way to Church Renewal”. Эта статья появилась в ежеквартальном периодическом издании Desert Call, издаваемом «Spiritual Life Institute of America», Crestone, Colorado.


[Закрыть].

Мысль о смерти невыносима для притворщика, так как он сталкивается с правдой о том, что «под этой оболочкой нет абсолютно ничего. Ты пуст и твоя структура, состоящая из удовольствий и амбиций, не имеет основания под собой. В них ты выражаешь свое существование. Но им рано или поздно суждено исчезнуть. И когда они исчезнут, не останется ничего, кроме твоей наготы и пустоты, и ты поймешь, что ты – ошибка»[30]30
  Thomas Merton, New Seeds of Contemplation (New York: New Directions, 1961), page 35.


[Закрыть].

* * *

Экспериментировать над своим притворщиком – это очень неприятная и болезненная процедура. Она может показаться разрушительной для нашей личности. Вы можете спросить, действительно ли это необходимо?

В моем понимании – не только необходимо для духовного роста, но без этого просто не обойтись. Притворщика нужно позвать из укрытия, принять его и обнять, ведь он – неотъемлемая часть нашего «я» в целом. То, что мы отвергаем и не принимаем, исцелить невозможно. Мы должны смиренно признаться, что обитаем в нереальном мире, что превратили наши отношения с Господом во что-то тривиальное и заурядное и что обычно руководствуемся пустыми амбициями. Это будет первым сокрушительным ударом в нашей борьбе с притворщиком. Откровенность и искреннее желание уничтожить притворщика разнесут в пух и прах ту железную дверь, которую мы зовем самообманом.

Наш духовный покой зависит от нашего приятия истины. Любое проявление нашего сумрачного «я», которое мы отказываемся воспринять, обращается против нас. Оно становится нашим врагом и заставляет нас занять оборонительную позицию. Как писал Саймон Тагвелл, «осколки нашей личности быстро находят свое воплощение в людях вокруг нас. Конечно, не все зло происходит из-за этого, но это – один из главных факторов нашей неспособности иметь дело с другими людьми, состоящими точно из таких же элементов, что и мы»[31]31
  Simon Tugwell, The Beatitudes: Soundings in Christian Tradition (Springfield, IL: Templegate Publishers, 1980), page 112.


[Закрыть].

Когда мы признаем свою эгоистичность и глупость, мы становимся друзьями с притворщиком. Мы соглашаемся с тем, что обеднели духом, пребываем в сломленном состоянии и понимаем, что если бы это было не так, то мы были бы богами. Искусство быть добрым с самим собой ведет к тому, что мы становимся добрыми по отношению к другим, и это является естественным, необходимым условием для нашего непосредственного обращения к Богу в молитве.

Ненавидя своего притворщика, мы на самом деле ненавидим самих себя. Притворщик и «я» – это одно и то же лицо. Презрение к своему ложному «я» дает выход злости, которая проявляется в сильнейшей раздражительности. Мы раздражаемся, когда находим в других те же недостатки, что и у нас (и которые мы, к тому же, терпеть не можем). Ненависть к себе всегда преобразуется в разрушительную для нас форму поведения. Когда же мы осознаем и признаем всю нашу греховную сущность, мы принимаем наше истинное «я». Иуда не смог встретиться лицом к лицу со своим сумрачным призраком, а Петр смог. Он подружился со своим притворщиком, а Иуда яростно вознегодовал против него. «Самоубийство никогда не происходит просто так. Это заранее продуманный поступок, который репетировался на протяжении многих лет в неосознанном образце карательного поведения по отношению к себе»[32]32
  Philomena Agudo, Intimacy, the Third Psychotheological Symposium (Whitinsville, MA: Affirmation Books, 1978), page 21.


[Закрыть].

Много лет назад Карл Юнг писал:

В неприятии себя таким, какой ты есть, – суть наших внутренних разногласий. То, что я утоляю свой голод, прощаю обиду, люблю врага своего во имя Христа – все это, несомненно, великие добродетели. То, что я делаю для моих обездоленных братьев, я делаю во имя Христа. Но что если я открою для себя, что самый обездоленный, самый несчастный и самый нахальный из них – это я? Что если я узнаю, что мой злейший враг сидит внутри меня и что я сам больше всего нуждаюсь в милостыне в виде собственной доброты? Что если я пойму, что я и есть тот враг, которого мне надо полюбить? Что тогда? Как правило, большинство из нас, христиан, полностью изменяют отношение к себе. Перед нами больше не стоит проблема выбора между любовью и долгими страданиями. Мы говорим брату внутри нас «рака» и, таким образом, направляем всю свою ненависть и негодование против самих себя. Мы прячем это от всего мира. Мы отказываемся признать, что подобное вообще существует, особенно в нас самих[33]33
  C. J. Jung, Modern Man in Search of a Soul (New York: Harcourt, Brace and World Harvest Books, 1933), page 235.


[Закрыть].

Приняв правду о том, кто мы есть на самом деле, и сдавшись на милость Иисусу, мы начинаем жить в покое, независимо от того, чувствуем мы это или нет. Я имею в виду тот покой, который неподвластен нашему пониманию и который не является нашим субъективным ощущением. Если мы живем во Христе – значит мы живем в покое.

Иисус, милостивый и понимающий все наши человеческие слабости, как их может понимать только Бог, помогает нам избавиться от отчуждения и самопорицания и предлагает нам новые возможности. Он – Спаситель, Который спасает нас от самих себя. Слово Его – свобода. Повелитель говорит нам:

Избавься от старых предрассудков, которые сковывают твое сознание и удерживают тебя в рамках эгоцентричного мировоззрения. Слушай новую песнь спасения, написанную специально для тех, кто несчастен. Перестань бояться Отца твоего и презирать себя. Помнишь пьесу «Дон Кихот»? Рыцарь Зеркал лгал ему, когда говорил: «Посмотри на себя, какой ты есть на самом деле. Пойми, что ты не благородный рыцарь, а всего лишь пугало огородное». И Чародей лжет тебе, когда говорит: «Ты не рыцарь, ты всего лишь притворяешься. Посмотри внимательно. Что ты видишь? Ничего, кроме старого дурака». Отец лжи выворачивает правду наизнанку и искажает реальность. Весь твой цинизм, скептицизм, недоверие и отчаяние, недобрые мысли и презрение к себе происходят от него. Я – Сын сострадания. Ты принадлежишь Мне, и никто не заберет тебя от Меня.

Иисус раскрывает истинное отношение Бога к нам. Переворачивая страницы Евангелия, мы обнаруживаем, что те люди, которых встречал Иисус, ничем не отличались от нас. То понимание и сострадание, которые Он предлагал им, Он предлагает и нам.

На десятый и последний день моего пребывания в Скалистых горах Колорадо я написал письмо своему притворщику:

Доброе утро, притворщик. Конечно же, ты удивлен моим сердечным приветствием. Ты, вероятно, ожидал от меня чего-то вроде: «Привет, ты, маленькое ничтожество», так как я издевался над тобой с первого дня моего уединения. Позволь признать: я был неразумным, неблагодарным и неуравновешенным по отношению к тебе. (Конечно же, ты отдаешь себе отчет в том, что ты – всего лишь призрачная дымка, что, разговаривая с тобой, я говорю с самим собой. Ты не изолированное, безличное существо, живущее на астероиде, но реальная часть меня.)

Я пришел к тебе сегодня не с войной, но с миром. Когда я был совсем юнцом и был никому не нужен, появился ты и показал мне, где спрятаться. (Я помню, как в дни Великой депрессии 30-х годов мои родители лезли из кожи вон, чтобы добыть пропитание и кров.)

В то время ты стал для меня неоценимой подмогой. Если бы не твое вмешательство, я не знал бы, куда деваться от леденящего ужаса и сковывающего страха. Я был тебе нужен, и ты сыграл решающую, покровительствующую роль в моем развитии. Спасибо тебе.

Когда мне было четыре года, ты научил меня строить укрытие. Помнишь ту игру? Я заползал под кровать и стягивал вниз все простыни, одеяла и подушки, искренне веря, что никто не сможет найти меня под ними. Я чувствовал себя в безопасности. Я до сих пор поражаюсь, насколько эффективна эта игра. Там, в укрытии, у меня в голове начинали появляться светлые мысли, я непроизвольно улыбался и даже смеялся. Мы строили это укрытие вместе, потому что мир, в котором мы жили, был неласков к нам.

Но, научив меня строить укрытие, ты также научил меня, как прятаться от остальных, и запустил механизмы скрытности, сдержанности и замкнутости, действовавшие на протяжении всей моей жизни. Твои уроки дали мне возможность выжить. Но затем проявилась твоя темная сторона и ты начал лгать мне. «Бреннан, – шептал ты, – если ты не прекратишь это безумство и не перестанешь быть собой, то потеряешь своих немногочисленных друзей. Блокируй свои чувства, перекрой путь воспоминаниям, держи свое мнение при себе и развивай в себе способность угождать обществу. И тогда ты будешь уместен везде».

Так я начал играть в притворство и обман. Эта игра позволила мне добиться успеха в обществе, поэтому я не возражал против нее. С годами были разработаны многочисленные уловки. Мы были на вершине успеха и решили, что игра должна продолжаться.

Но тебе был нужен кто-то, кто обуздал бы тебя и попридержал. У меня не было ни понимания, ни мужества, чтобы приручить тебя, и поэтому ты продолжал грохотать, как генерал Шерман, шествующий через Атланту. Твоя жажда внимания и утверждения стала просто неутолимой. Я никогда не оказывал сопротивления твоей лжи, потому что сам жил в обмане.

В результате, мой избалованный друг, ты стал слишком прихотливым и эгоистичным. Тебе требовались забота, любовь и безопасное место обитания. В этот последний день моего пребывания в Скалистых горах я подарю тебе то, чего ты так долго, но бессознательно желал – ты предстанешь перед Иисусом. Твои дни уже сочтены. Начиная с сегодняшнего дня ты будешь медленно успокаиваться, пока не угаснешь. Я замечаю, что в Его присутствии ты уже начинаешь отступать. Хочешь знать кое-что? В таком виде ты намного привлекательнее. Я дам тебе кличку «Крошка». На самом деле, ты не исчезнешь сразу. Я знаю, ты будешь сердиться и проявлять активность, но чем больше ты будешь находиться перед лицом Иисуса, тем более привычным Он станет для тебя и тем меньше лести тебе понадобится, потому что ты узнаешь: кроме Него, ничего не нужно. В Его присутствии ты поймешь, что значит жить милостью, а не притворством.

Твой друг Бреннан