Текст книги "Никто не знает тебя"

15. Гретхен. Наши дни…

– Что за чертовщину ты тут устроила? – набросился на Гретхен Шонесси, когда она вернулась в тесную смотровую комнату после беседы с Виолой.

Неподалеку от Шонесси маячила Маркони, храня на лице привычную для Гретхен равнодушную мину. Единственное, что она сделала при виде Гретхен, это перекатилась на каблуках.

– Не забивай свою миленькую головенку всякими пустяками.

Гретхен быстро пересекла комнату и сграбастала сумочку.

– Ты что-то разнюхала!

Шонесси ткнул корявым пальцем в нос Гретхен, и та еле удержалась, чтобы не откусить его по самую костяшку. Но кто знает, где этот палец побывал ранее! Не хватало еще тащить в рот всякую гадость.

Скользящей походкой Гретхен обогнула детектива и скомандовала:

– Маркони!

Маркони встала по стойке смирно – вот к чему приводит один день тренировки, – и Гретхен тепло улыбнулась. Выйдя в стерильно чистый бесконечный коридор следственного изолятора, она скорее почувствовала, чем услышала за спиной размеренные шаги напарницы.

Гретхен не обманывалась: Маркони следовала за ней только по зову службы, в надежде разузнать, что ей удалось вытянуть из Виолы. Как и Шонесси, Маркони умирала от любопытства. Гретхен, однако, мотивация Маркони не волновала. Ее волновали поступки. А забавляться выстраиванием отношений партнерства и дружбы на зыбкой почве привязанности и верности она предоставляла другим.

У Гретхен было то, что требовалось Маркони. Поэтому Маркони совершала определенные действия. Ты – мне, я – тебе, баш на баш и взаимовыгодное сотрудничество. Все в конечном счете упиралось именно в это.

– Куда мы направляемся? – поинтересовалась Маркони, перекрывая вопли Шонесси, выкликавшего имя Гретхен.

Зря он так разоряется. Если Виола его услышит, она мигом уяснит, кто здесь главный. Психопаты распознают силу так же, как эмпаты – язык тела. Интуитивно.

Гретхен ничего не ответила, размышляя, стоит ли посвящать Маркони в перипетии дела Виолы. В конце концов, Маркони может принести гораздо больше пользы, если открыть ей глаза на происходящее.

– Виола не убивала Клэр, – призналась она, выходя на залитую солнцем улицу. – Лена была права. Только Шонесси об этом – молчок.

Маркони застыла.

– Но ты же сказала ему, что Лена считала Виолу невиновной. Какой смысл таить от него правду?

Гретхен кинулась к «Порше», даже не спросив та, приехала ли та сегодня на машине или нет.

– Я обещала Виоле не выдавать ее. А я держу слово.

Гомерический хохот Маркони содержал в себе столько недоступных пониманию Гретхен оттенков, что волосы у нее встали дыбом. Она подобралась, собираясь, говоря фигурально, разорвать Маркони в клочья, но та успокаивающе подняла руки.

– Воровская честь, ясно, – пробормотала она то ли саркастично, то ли насмешливо, то ли примирительно. – Усекла. Но ты нарушила обещание, выложив мне все как на духу.

Гретхен, трясясь от бешенства, запрыгнула на водительское сиденье и, решив пока не давать волю гневу, покрепче вцепилась в руль:

– А мне фиолетово, не ты ведешь это дело.

– Ври, да не завирайся. Ты чуть не освежевала меня заживо, – укоризненно, но беззлобно отозвалась Маркони.

– И освежевала бы! Нечего сомневаться в том, что данное мною слово ничего для меня не значит, – вскипела Гретхен, поражаясь, с чего вдруг она опустилась до объяснений с Маркони.

– Чересчур заковыристая для меня логика, – хмыкнула детектив с какой-то неслыханной прежде желчной иронией. У Гретхен потемнело в глазах, но Маркони, не дав ей шанса прицепиться к ее словам, закончила: – И ты полагаешь, я не проболтаюсь Шонесси?

– Болтай сколько влезет.

Маркони растерялась, но мигом сообразила, что к чему:

– А, ты меня испытываешь!

– Можно сказать и так, – уклончиво буркнула Гретхен.

– Не можно, а нужно.

– Я хотела проверить, что ты ставишь во главу угла – эмоции или трезвый рассудок.

Маркони действительно уловила суть, но не настолько, чтобы приблизиться к истине.

– Ага, – едва заметно ухмыльнулась детектив, – проверяешь мои социопатические наклонности.

Гретхен промолчала, но ее молчание говорило красноречивее всяких слов. Любой человек, способный сложить в уме два плюс два, догадался бы, что Маркони не социопат. Гретхен интересовало иное – отношение Маркони к жизни. Именно здесь таилась масса разнообразнейших вариантов.

Вдруг Маркони из тех копов, которые превыше всего ценят верность? Которые не моргнув глазом помогут напарнику избавиться от трупа, но и в ответ будут ждать безусловной преданности?

Понимая все выгоды дружбы с подобным человеком, Гретхен не собиралась отвечать ему взаимностью – вот еще, энергию вхолостую расходовать. Если б ее приперло, она без зазрения совести толкнула бы самого верного наперсника под автобус, лишь бы тот не путался под ногами.

Многие наверняка сочли бы ее бессердечной, однако Гретхен, прекрасно зная все свои недостатки и странности, притягивала людей, избегавших попадать под колеса общественного транспорта.

И раз уж Маркони до сих пор не вызвала у нее лютой ненависти, можно было надеяться, что рассудительности в ней намного больше, чем у ее предшественников. А значит, она должна сообразить, что, если ей хочется вытянуть из Гретхен информацию – разумеется, ей хочется, – ей не следует докладывать Шонесси о каждом мало-мальском чихе своей подопечной.

И хорошо бы пролить свет на этот вопрос раньше, чем Гретхен с головой погрузится в расследование.

Гретхен стрелой промчалась на красный, но Маркони лишь задумчиво кивнула и спросила:

– Думаю, мы достигли бы лучших результатов, если бы ты заранее предупредила, что будешь меня изучать.

– Ошибаешься. Тогда все пошло бы насмарку.

Люди, знающие, что за ними наблюдают, обычно идут наперекор своей природе, поступая так, как, по их мнению, от них ждут наблюдатели. Хотя Гретхен, поднаторевшая в экспериментах над напарниками Шонесси, конечно, умела распознавать черты неестественного поведения испытуемых.

– Тебе не терпится побежать к Шонесси и обо всем доложить?

Кривоватая ухмылка.

– Не-а.

– Слабо верится.

– Куда мы направляемся? – вновь спросила Маркони, но Гретхен, словно не слыша ее, загадочно произнесла:

– Я собираюсь признаться.

– И что? У меня душа должна уйти в пятки?

– А то, – хищно усмехнулась Гретхен, обнажая острые передние зубы.

Маркони закатила глаза:

– Твое признание как-то связано с тем, что тебе наплевать на виновность или невиновность Виолы?

Неожиданно для себя Гретхен слишком безрассудно срезала угол – и вдогонку «Порше» полетело сбитое у припаркованной машины боковое зеркало. Фигня. Не машина и была, колымага старая. Однако взгляд, брошенный ею на Маркони, давившуюся от смеха, продлился чересчур долго, и она едва успела ударить по тормозам, чтобы не сбить мамашу с коляской. «Интересно, – мелькнуло в ее голове, – а ребенок так же забавно кувыркался бы в воздухе, как и боковое зеркало?»

– В точку, – хмыкнула Гретхен, не желая признавать правоту Маркони, и, игнорируя метавшую громы и молнии родительницу, втопила в пол педаль газа. – Меня не особо колышет, кто убил Клэр Кент.

– Потому что Виола психопатка и мир станет немного безопаснее, если она окажется за решеткой? – безмятежно, словно не стремясь утереть Гретхен нос, предположила Маркони.

– Тот, кто ее подставил, все рассчитал правильно.

Взял и убил двух зайцев одним выстрелом. Точнее, ножом.

– А может статься, что Виола не психопат? – допытывалась Маркони. – Что ее психопатия такая же инсценировка, как и подстава с убийством?

– Нет, – тряхнула головой Гретхен. Мысль здравая, но в данном случае совершенно неприемлемая. – Виола – психопатка чистой воды. Я не профессионал, но зуб даю, рано или поздно эта девочка, если, конечно, не упечь ее за решетку на всю оставшуюся жизнь, непременно кого-нибудь ухайдакает.

– Но есть одно «но», – подстегнула ее Маркони.

– Но есть одно «но». Виола может оказаться психопаткой и одновременно придурковатой размазней. Одно другому не мешает. И будь я убийцей Клэр Кент, я непременно бы этим воспользовалась и, не раздумывая, подставила бы девочку.

– Это тебе ничего не напоминает, а? – спросила Маркони до театральности простодушно. – На ребенка возводят напраслину только потому, что он ненормальный.

Гретхен изо всех сил сжала руль, прикусила щеку и успокоилась, только когда рот ее наполнился кровью.

– Я польщена, – холодно произнесла она, – что ты не пожалела времени и ознакомилась с моим досье.

– Люблю почитать на ночь что-нибудь легонькое, – беспечно отозвалась Маркони.

Гретхен это совсем не понравилось. Маркони не понимала, что играла с огнем. Не соображала, как мало Гретхен требовалось, чтобы взорваться и не оставить от детектива мокрого места. Всю жизнь Гретхен, словно канатоходец, шла по натянутому до предела канату, зная, что один неверный шаг, один миг помрачения рассудка – и она ринется в пучину безумия, и Шонесси одержит победу. И окончательно уверится в том, что она монстр, как он и предполагал.

Ах, Маркони, Маркони! Разве можно тыкать острой палкой в разверстую рану и не задумываться о последствиях?

– Я хотела посмотреть, как выглядят ее внутренности, – процедила Гретхен.

Эпатаж всегда действовал отрезвляюще на тех, кто старался загнать ее в угол. Возможно, Маркони просто стоит напомнить, что умение Гретхен подавлять свою свирепую натуру отнюдь не превратило ее в милого и пушистого котика.

– Но из этого не вытекает, что именно ты вскрыла тетушку, как консервную банку, – благодушно парировала Маркони.

Гретхен задохнулась от изумления. То же самое она когда-то говорила Шонесси. То же самое внушала себе. Она не верила, что ее маленькое восьмилетнее эго нашептало ей убить тетю Роуэн, но время шло, Шонесси не выпускал ее из виду, и в ней зашевелился червячок сомнения: почему ее не арестовали, если улики против нее и вправду были настолько сильны, что вопрос о ее невиновности ни разу не поднимался? Не хватило доказательств?

Гретхен никогда не заглядывала в папку с материалами по своему делу. Даже теперь, когда у нее хватало влияния и власти потребовать их и скрупулезно изучить. Созданный ею мир крутился вокруг убежденности Шонесси в том, что она убила тетю. Разрушь она эту убежденность – что тогда станется с ее жизнью? Жизнью, которой она наслаждалась?

– И вообще не о тебе речь, – добавила Маркони, деликатно выкидывая белый флаг и намекая, что до нее дошло: если Гретхен не испытывает особых эмоций, ее душевные раны все равно кровоточат, особенно когда их растравляют. – Речь о Виоле: почему она взяла на себя вину за убийство Клэр?

«Обо мне заговорят!»

– Чтобы покрасоваться. Девчонка та еще выпендрежница. Признание вины для нее не тяжкий крест, а способ прославиться.

Маркони задумалась:

– Поэтому, на твой взгляд, копы так быстро и отыскали нож?

Гретхен кивнула:

– Полагаю, да. С другой стороны, почему бы ей в таком случае не остаться рядом с телом? У нее была уйма времени наиграться с Клэр, но вместо этого она сразу убивает ее, наносит десяток лишних ударов, чтобы представить все как кровавую резню, возвращается в комнату, нарочито плохо зарывает в белье нож и ждет приезда полиции. Это никак не вяжется ни с ее прежними злодеяниями, ни с ее психопатией.

– Кроме того, Виола – садистка, – сказала Маркони. – Она непременно помучила бы жертву, прежде чем убить ее.

– Руку даю на отсечение – девочка вначале разбудила бы мать и только потом зарезала. Одно это, об остальном я и не упоминаю, приводит к мысли, что Виола не причастна к убийству.

Но почему Виола молчит и ничего не отрицает? Возможно, размышляла Гретхен, девочка понимает, что ей никто не поверит. Останки животных, синяки на телах братьев, заключения психологов, растиражированные после убийства, – все указывало на нее. Выдвинутые против нее доказательства были намного более вескими, чем доказательства вины Гретхен. А люди до сих пор осуждающе тыкали в Гретхен пальцем, полагая, что ей удалось выйти сухой из воды.

Виоле никогда не добиться справедливости, так как единственное, что она может предъявить судьям, – это ничего не значащие слова «я невиновна».

Разумеется, девочка грезила о свободе, о возможностях сеять хаос и неограниченно издеваться над живыми существами. В то же время, не сомневалась Гретхен, Виоле хватило бы изобретательности и находчивости отыскать жертву где угодно, например в той же тюрьме. И вполне вероятно, именно в следственном изоляторе, где поиск жертвы был сопряжен с неимоверными трудностями, она чувствовала себя на верху блаженства – наконец-то есть над чем поломать голову.

– Но какое отношение ко всему этому имеет Лена? – спросила Маркони. – Ты ведь это пытаешься выяснить?

Лена. Гретхен почти позабыла о ней. Вот так всегда – целиком отдаваясь какому-нибудь делу, она частенько упускала всякие мелочи.

Лена, вне всяких сомнений, скончалась от передозировки. Однако между ее смертью, Виолой, семьей Кентов и убийцей могла существовать определенная связь.

«Я наломала дров, Грета».

Что она хотела этим сказать – неясно. Но крайне любопытно. А это уже неплохо, так как самым жутким кошмаром для Гретхен являлась скука. Скука толкала большинство социопатов на безумства, и они тянулись к кнопке самоуничтожения, надеясь полюбоваться напоследок впечатляющим взрывом. Какие только способы борьбы со скукой не выдумало человечество: наркотики, правонарушения, секс и прочее. Гретхен же избрала иной путь – расследование преступлений.

Загадочное убийство Клэр Кент позволило ей отвлечься от гнетущих мыслей, пробуждавших в ней самые дикие, худшие инстинкты. Освободиться от них хотя бы на пару дней. Довольно и этого. Пару дней передышки, а затем – очередной труп, очередной психопат и очередное нераскрытое дело.

Гретхен скривилась – хватит ковыряться в себе, барахтаясь в самолюбовании. Скучно.

«Но какое отношение ко всему этому имеет Лена?»

– Не знаю, – ответила Гретхен, тормозя перед коттеджем Кентов. – Если мы вычеркнем тринадцатилетнюю психопатку из списка подозреваемых, останется… Сама знаешь кто.

На лице Маркони не дрогнул ни один мускул.

– Останется муж. Как обычно.

16. Рид. За пять месяцев до гибели Клэр…

Рид знал, что существуют люди, для которых Тесс не сбежала из дома, но пала от руки убийцы.

Проведенное двадцать лет назад расследование заняло у копов чуть более получаса: опросив семью Тесс и соседей, они забросили тонюсенькую папку с ее делом в долгий ящик и благополучно забыли о нем. Но не о самой Тесс: Деклан постоянно упоминал о сестре, тем самым подогревая интерес к ее таинственному побегу.

И хотя Деклан верил, что Тесс жива, теории заговора вокруг ее исчезновения плодились и множились.

Когда-то, прихоти ради, Рид настроил оповещения «Гугл Алертс» на отслеживание в интернете упоминаний собственного имени. И однажды ночью, сидя в погруженном во мглу кабинете и просматривая новости, он понял то, о чем, возможно, подсознательно догадывался с самого начала: рано или поздно призрак Тесс настигнет его и взыщет за грехи молодости.

Справедливо. Отчасти.

Щелкнув по предложенной поисковой системой ссылке, Рид перешел на сайт и тотчас узнал растянувшийся на всю ширину экрана заголовок одного популярного, помешанного на криминале блогера, сумбурно писавшего о без вести пропавших людях и бестолково копавшегося в их прошлом.

В основной статье ни Рид, ни Тесс не упоминались. Рид пролистал дюжину комментариев и наткнулся на сообщение, автор которого приводил в пример два, по его мнению, одинаковых случая – пропажу Тесс и, десятилетия спустя, исчезновение другой девушки. Комментатор недвусмысленно намекал на вероятность серийных убийств и предлагал блогеру поискать схожие инциденты.

Несколько подписчиков комментатора высмеяли. «Если обе исчезнувшие девушки блондинки и родом с северо-востока США, это ровным счетом ничего не значит», – написали они. Однако внимание Рида привлек комментарий со ссылкой на статью в ежедневной газете «Бостон Глоб» и припиской: «А Рида Кента никто не проверял?»

Рид вытер вспотевшие ладони о спортивные штаны. Хотя они с Клэр вращались в высших кругах бостонского общества, знаменитостями они не были. И газеты обычно упоминали об их семье только в связи с благотворительной деятельностью Клэр. Рид попадал в колонки светской хроники всего пару раз, да и то незаметно для широкой публики.

Люди ничего не знали о нем, кроме того, что его звали Рид и он познакомился с Клэр в Гарварде. Все они: Рид, Клэр и, что самое важное, ее родители потрудились на славу, претворяя в быль эту сказку.

Но кто написал сообщение?

Он пробежал глазами реплику блогера: «Недавно до меня долетели кой-какие вести о Кенте. А ты что, слухи разносишь? Ты тролль?»

«Тролль» не ответил. Вместо него отозвалась парочка подписчиков, сетовавших, что люди в наше время мелют всякую чушь.

Рид попробовал открыть профиль «тролля», но попал на пустую страницу – «тролль» удалил аккаунт.

Оставшиеся комментаторы поддержали блогера, согласившись, что «тролль» – типичный аноним, любящий глумиться над пользователями в интернет-пространстве.

«Недавно до меня долетели кой-какие вести… А ты что, слухи разносишь?»

Допустим, блогер «тролля» отшил, но тот ведь мог попытаться найти более благодарную аудиторию. Возможно, «Гугл Алертс» что-нибудь упустил…

Рид набрал в «Гугле» собственное имя, но ничего не обнаружил. Если кто-то под него и копал, то делал это в обход поисковых алгоритмов. К тому же «Рид» и «Кент» не были уникальными ключевыми словами.

Рид прижал большой палец к розовому свежему шраму на костяшке и заскрежетал зубами от резкой, пронзившей его боли.

«Тролль» что-то выведал – Рид чуял это нутром. Но как вывести его на чистую воду? Рид ткнул по предложенной «троллем» ссылке на статью в «Бостон Глоб», загрузил страницу и обмер.

Кровь бросилась ему в голову. В висках застучало. Лихорадочно забился пульс.

Он ожидал чего угодно – упоминаний о себе, Клэр, Деклане или Лене, – но только не старенькой оцифрованной статьи, появившейся в газете спустя месяц после побега Тесс. В статье, к радости местных жителей, рассказывалось, что в огромном парке на окраине города приступили к рытью котлована под будущую спортивную площадку.

Даже не глядя на подпись к фотографии, Рид вспомнил название парка – «Край света».

Они с Тесс частенько гуляли в нем и когда были просто друзьями, и когда их дружба переросла в нечто большее.

Рид всмотрелся в фотографию с изображением бульдозеров, лопат и прочих строительных инструментов и невесело усмехнулся, уловив намек «тролля»: лучшего места, чтобы спрятать тело, и не придумать.

Постепенно разрозненные кусочки мозаики начали складываться в его мозгу в отчетливую картину.

Возможно, он зря переполошился. Ничего фатального в этом нет. Ни один из кусочков этой мозаики не вынудит копов заинтересоваться поросшим мхом делом двадцатилетней давности о сбежавшей из дома бедной девчонке.

Он понимал, на что рассчитывал «тролль». Нет, не убедить в своей правоте какого-то свихнувшегося на преступлениях блогера. В таком случае «тролль» ни за что не удалил бы аккаунт. Его целью было заронить зерна сомнений в душах читателей. Простенько и со вкусом.

Риду вновь стало не по себе. Потеряв дар речи и забыв, как дышать, он вернулся на страницу блога к комментарию со своим именем и уставился на серый прямоугольник с ответом «тролля».

Кто он? Неужели Лена?

Но зачем ей устраивать сыр-бор? Она и без того открыто расследовала исчезновение Тесс и даже втянула в него Рида. Зачем ей распускать слухи? Чтобы позже возбудить дело?

Или всколыхнуть общественное мнение? Если разразится скандал, а Лена наткнется на что-нибудь, вызывающее подозрение, полиция может и раскочегариться, хотя маловероятно. Нет, без надежды подвести Рида под монастырь Лена не стала бы прикладывать столько ненужных усилий.

Рид заново перечитал статью и уставился на фотографию парка. Вспомнил, что не далее чем в пятнадцати метрах от котлована находилась скамейка, на которой они с Тесс вырезали свои инициалы.

Что требуется прокурору для возбуждения дела об убийстве? Улики. Орудие убийства. ДНК, если следователю повезет.

И тело. Именно этому учат телевизионные криминальные сериалы, верно? Нет тела – нет дела.

А что, если он все понял превратно? И «тролль» распространял информацию вовсе не для того, чтобы расшевелить полицейских, взбудоражить доморощенных криминалистов и с их помощью приковать к Тесс внимание общественности?

Может, «тролль» просто хотел оставить послание Риду?

Рид вонзил коротко остриженный ноготь в шрам на костяшке, сорвал подсохшую на ране коросту и слезно взмолился, чтобы ему не пришлось разгадывать тайну послания «тролля».