Текст книги "Никто не знает тебя"

17. Гретхен. Наши дни…

Открывшая им дверь женщина так разительно походила на Рида Кента, что Гретхен на секунду смешалась.

Наверное, многие назвали бы эту женщину «милашкой», однако «милашка» совсем не шла к ее статной, величественной фигуре, красивому лицу и сильному телу, в котором без труда угадывалось фамильное «кентовское» сходство. У женщины были густые, медового цвета волосы, собранные в хвост, квадратная челюсть и широкие, как у Виолы, плечи.

Уступив Маркони право исполнить все положенные при знакомстве песни и пляски, Гретхен молча созерцала «Эйнсли Кент, сестру Рида, помогающую ему с детишками».

– А мистер Кент дома? – поинтересовалась она, входя внутрь.

Эйнсли дружелюбно, хотя и несколько натянуто, улыбнулась. Ничего странного, учитывая обстоятельства.

– Дома. Наверху, с мальчиками. – Эйнсли перевела взгляд с Гретхен на Маркони. – Сходить за ним?

– Не стоит. Мы никуда не торопимся, – успокоила ее Маркони. – Просто хотим задать пару вопросов.

– Он упомянул, что вчера заходили детективы, – сказала Эйнсли, погружаясь в стоявшее напротив дивана мягкое глубокое кресло. – Но не сказал… Вас интересует Виола?

– Косвенно, – уклончиво ответила Маркони, не дав Гретхен раскрыть и рта.

Похоже, Маркони решила работать на опережение и предоставить Гретхен роль стороннего наблюдателя. Гретхен, ничего не имевшая против, с наслаждением опустилась в кресло.

– Скажите, пожалуйста, вы хорошо знали адвоката Виолы? – спросила Маркони.

Эйнсли вздернула густые брови:

– Вы имеете в виду Лену? Само собой.

– Само собой? – Маркони, хлопнув себя по бедрам, подалась вперед.

Эйнсли недоуменно поглядела на них. Смущенная, но не испуганная. Пока не испуганная. Когда она заговорила, голос ее полился медленно и осторожно, как у человека, подозревающего, что с ним ведут нечестную игру.

– Мы росли все вместе.

Ага…

– Кто это «все»? – спокойно уточнила Маркони, не отводя рыщущего взгляда от лица Эйнсли.

– Лена, Рид… – Эйнсли запнулась. – Тесс и Деклан. Мы разбежались, когда окончили школу, но до тех пор были закадычными друзьями.

– Тесс? – не удержалась Гретхен, заработав от Маркони неодобрительный взгляд.

– Тесс Мерфи, – рассеянно пояснила Эйнсли.

«Что-то ее отвлекло», – подумала Гретхен и тут же поняла что: шаги в коридоре!

– Оттого Лена и взяла дело Виолы? – накинулась на Эйнсли Маркони, надеясь вытянуть из нее ответ раньше, чем Рид прервет их беседу. – Потому что в юности дружила с вашим братом?

– Нет, – по-прежнему отрешенно отозвалась Эйнсли.

И в то же мгновение в комнату ворвался Рид. На его лице застыла приветливая улыбка, но глаза, как ясно видела Гретхен, сверкали недобрым огнем.

– Детективы! – приветственно вскричал Рид.

– Детектив и доктор, – поправила его Гретхен с наигранной слащавой ухмылочкой.

– Снова будете расспрашивать о Лене? – Рид запустил пятерню в волосы.

Гретхен задумалась. Не Лена была целью их с Маркони визита, однако сейчас, когда Эйнсли столь опрометчиво обмолвилась о ней, возможно, стоило направить беседу в иное русло.

– Вы с ней дружили с самого детства?

– Мы жили по соседству, – неловко замявшись, ответил Рид. – Она предложила помочь мне с…

Он ткнул пальцем в потолок, словно Клэр и Виола до сих пор находились дома, в своих комнатах, уронил голову на грудь и уставился в пол.

– А Тесс Мерфи? – проворковала Гретхен. Рид вскинул на нее недобро прищуренные глаза. – Она тоже росла по соседству с вами?

Поэтому Лена и хранила досье Тесс? Из сентиментальных побуждений? Возможно…

– Да, – деревянно качнул головой Рид. – Она и ее брат. Деклан Мерфи. Или лучше сказать – конгрессмен Мерфи.

Перед внутренним взором Гретхен всплыл симпатяга с ослепительно белозубой улыбкой, но был ли этот симпатяга Декланом, она сказать затруднялась. Все молодые конгрессмены на одно лицо.

– И в подростковом возрасте Тесс исчезла из города?

Рид и Эйнсли нервно дернулись, наверное, желая переглянуться, но вовремя спохватились. Однако судорожный рывок их напряженно застывших шей от Гретхен не ускользнул.

– На вашем месте я не стал бы употреблять слово «исчезла». Тесс была вполне взрослой, чтобы покинуть город, не спрашивая разрешения, – произнес Рид хорошо поставленным, ровным голосом, каким обычно давал интервью тележурналистам.

«Замыкается в своей скорлупе», – смекнула Гретхен.

– Прошу прощения, но что вас ко мне привело?

Гретхен так и подмывало прижать Рида и Эйнсли к стенке, но она боялась потерпеть фиаско. Если эти двое стоят друг за друга горой, она ничего от них не добьется.

– Я пытаюсь восстановить подробности той роковой ночи, – деликатно свернула она на проторенную дорожку, – когда убили вашу жену…

– Но сколько можно! – Эйнсли, не дав Гретхен закончить, вскочила и сжала плечо брата. – Мы сто раз об этом рассказывали. Месяцы и месяцы назад.

– Тысяча извинений, но меня назначили новым консультантом по этому делу, – улыбнулась Гретхен.

А что? Вполне уважительная отговорка, позволяющая задавать набившие оскомину вопросы. Маркони, словно они все отрепетировали заранее, прикинулась молчаливым истуканом и вручила напарнице кормило власти. Не заостряя внимания на столь непривычном поведении детектива, Гретхен добавила в голос меду и приступила к допросу. Подобных допросов она провела немало и научилась говорить проникновенно, заученно и гладко.

– Понимаю, как вам, должно быть, тяжело, но вы невероятно облегчили бы мне задачу, если бы рассказали все без утайки.

Гретхен, никогда не гнушавшаяся пускать в ход женские чары, взмахнула ресницами, украдкой посмотрела на маячившего перед ней Рида Кента огромными, призывно манящими глазами и немного подвинулась в кресле, чтобы он заметил малюсенький краешек выглянувшего из декольте кружевного лифчика.

– Не переживай. – Рид погладил руку Эйнсли. – Я помогу следствию.

Лицо Эйнсли стянулось в непроницаемую, каменную маску.

Столь неожиданная перемена смутила Гретхен. Она уловила ее, но не поняла, что та означает. Иногда язык тела представлялся ей китайской грамотой: и отдельные слова, которые она разбирала, ни в какую не желали складываться во вразумительные предложения.

– Давайте попробуем восстановить все с самого начала, хорошо?

Эйнсли рухнула в кресло, а Рид пересек комнату, привалился к стоявшему в дальнем углу книжному шкафу и сознательно или нет придал себе образ трагического героя.

– Хорошо, – вздохнул он, в упор глядя на сестру.

– Вы уверены, что хотите при этом присутствовать? – нежно спросила Маркони у Эйнсли.

Три пары изумленных глаз немедля пронзили детектива. Гретхен, сдерживая негодование, впилась зубами в зарубцевавшуюся ямку на внутренней стороне щеки.

– Да, – твердо кивнула та. – Сложно поверить, что Виола… на такое способна, но гибель Клэр заслуживает объективного расследования.

Разве не примечательно, что Виолина тетя первой из Кентов в присутствии полицейских назвала племянницу по имени?

– Вы были близки с ней? – спросила Маркони.

– Детектив! – протестующе взревел Рид.

Оттолкнувшись плечом от книжного шкафа, он, словно бросаясь на амбразуру, вылетел на середину комнаты. «Защищает сестру», – отметила про себя Гретхен и внимательно оглядела Эйнсли. Та взмахом руки утихомирила взбешенного невинным вопросом брата.

– Да, я люблю Виолу, – ответила она и воинственно выдвинула челюсть.

«Люблю». В настоящем времени, не прошедшем. Любопытно, что, учитывая размытую неопределенность «с ней», Эйнсли выбрала племянницу, а не жену брата.

Рид сдержанно, но отчетливо застонал. Его явно расстроило, что полицейские обратили внимание на оговорку Эйнсли.

Какого черта тут происходит?

«Милая, добрая Лена! Во что же ты влипла?»

– А с Клэр? – подстегнула ее Маркони. – С Клэр вы были близки?

Осознав, какой промах она допустила, Эйнсли заледенела. Она выдала себя с головой, решив, что речь идет о Виоле!

– Мы знали друг друга много лет, – уклончиво отозвалась она.

Да от такого ответа покойница в гробу перевернется!

– Вы ее не любили, – постановила Гретхен.

Казалось, сама комната испустила протяжный вздох, но, возможно, вздохнула одна только Эйнсли. Маркони закатила глаза, Рид непроизвольно замельтешил руками. Гретхен же с олимпийским спокойствием наблюдала, как все вокруг отходят от шока. Случаются мгновения, когда попрание этических норм себя окупает. Лично она никогда не стеснялась резать по живому и задавать неудобные вопросы. Не собиралась она миндальничать и сейчас.

Эйнсли облизала нижнюю губу, переменила позу и склонила голову:

– Клэр приходилось не сладко.

– Я вас не о том спрашиваю, – заметила Гретхен, старательно смягчая прорывавшуюся в ее голосе враждебность.

Ей хотелось приободрить, а не напугать Эйнсли, но, судя по испепеляющему взгляду Маркони, ей это не удалось.

Зато удалось Риду. Он подошел к сестре и успокаивающе погладил ее по плечу:

– Послушайте, я не хочу дурно отзываться о Клэр. Просто мы расходились с ней во мнении, что нам делать с Виолой в сложившейся нетривиальной ситуации.

«Сказала бы проще: что нам делать с агрессивным садистом-психопатом», – подумала Гретхен, но кивнула, словно разделяя ее беспокойство.

– И что вы предлагали?

– Понимаете, я… – Эйнсли покосилась на Рида. – Я военная медсестра. Бывшая, правда, сейчас в отставке, но до этого десять лет провела в армии. В основном работала с пациентами с ПТСР. – Эйнсли обхватила руками колени. – Так что я не понаслышке знаю о посттравматическом стрессовом расстройстве.

Гретхен вытянулась как струна. Встретить полупрофессионального эксперта, напрямую общавшегося с Виолой, – об этом она не могла и мечтать!

– Вы первой заметили Виолины, хм, склонности?

– Она слишком юна, чтобы ставить точный диагноз, – увильнула Эйнсли, – но… Да, не буду отрицать, я видела, как она обращается с братьями.

Гретхен навострила уши – начиналось самое интересное. Например, почему Виола ополчилась именно на Себастиана, а не на Майло?

– Виола использовала их как тренажеры для своих упражнений?

Эйнсли посмотрела в глаза Гретхен, утвердительно кивнула, и Гретхен словно провалилась в небытие. Как во сне, до нее долетели слова Эйнсли:

– Чаще всего она вымещала злобу на Себастиане. До рождения Майло он был всеобщим любимцем, так что несложно представить, какие чувства она к нему испытывала.

Даже нормальные старшие братья и сестры в таких случаях рвут и мечут, теряя рассудок. А что уж говорить о ребенке с диссоциальным расстройством личности. Когда внимание родителей переключается на маленького миленького несмышленыша, такой ребенок просто срывается с цепи.

– Она его била?

– Нещадно. Пару раз Рид заставал ее на месте преступления.

Рид кивнул, стиснув зубы.

– Мы старались держать их порознь.

– И запирали дверь на замок, – добавила Гретхен, припоминая слова Виолы.

Рид вздрогнул и ошеломленно уставился на нее:

– Вы правы. Ночью за ней сложно уследить.

Ну еще бы. Единственный способ уберечься от грозящей тебе опасности – либо не спать вовсе, либо… запереть дверь.

– Но она все равно добиралась до них?

Ведущие отвратительных ток-шоу клещами вцепились в братишек Виолы, цинично смакуя их покрытые шрамами маленькие тела.

– Моя дочь искусно обращается с ножами, – сказал Рид без капли иронии.

Разумеется, ирония здесь была неуместна, учитывая, какая смерть постигла его жену, и все же в его словах скрывался какой-то глубинный смысл, который Гретхен пока не могла уловить.

– Виола получала наслаждение, стравливая между собою людей, – догматичным тоном добавила Эйнсли и мрачно поджала губы. – Науськивала мальчиков друг на друга.

Сидевшая рядом Маркони надсадно и потрясенно вздохнула. При всем старании Гретхен не смогла бы воспроизвести ничего похожего – признание Эйнсли нисколько ее не удивило.

Эмоциональное насилие Виолы, каким бы ужасным оно ни представлялось окружающим, ей даже чем-то импонировало. Оно объединяло их с Виолой, связывало неразрывными узами.

Рид, хранивший уравновешенность и невозмутимость, крепко стиснул плечо Эйнсли. И снова на Гретхен накатило сокрушительное желание содрать с него шкуру, вытрясти из него душу, распялить его на стерильном хирургическом столе и выведать у него всю подноготную. Выпытать, какие муки претерпевал он, воспитывая одновременно и дочь-психопатку, и ее братьев.

«Он взял на себя роль защитника», – подсказывал ее разум. Но каким образом Рид Кент подавлял отцовские инстинкты, оберегая сыновей от дочери, в нервной системе которой происходили химические процессы, превращавшие ее в монстра?

Наверняка он чувствовал себя беспомощным и жалким, загнанным в тупик. А такие люди способны на все. На все самое бессмысленное и непредсказуемое. Например, на убийство жены.

Гретхен впервые серьезно задумалась о возможной виновности Рида. Если предположить, что Клэр зарезала не Виола, то подозрение, само собой, падало на Рида. Но как тогда объяснить его неопровержимое алиби, согласно которому…

– Простите, мы отклонились от темы. Вы не против вернуться к отправной точке? К ночи убийства?

Рид, прохрипев что-то несвязное, двинулся к книжному шкафу.

– В ту ночь вы, мистер Кент, находились в казино, – напомнила Гретхен.

– Приятель подсказал мне, что в казино будет неплохой бой, ну я и отправился его посмотреть.

– И остались там на всю ночь?

– После боя я немного принял на грудь.

– Именно вы и обнаружили Клэр?

– Я не…

Рид затряс головой. В комнате воцарилась мертвая тишина. Настолько мертвая, что все услышали, когда Рид нервно сглотнул.

– Поначалу я ничего не понял. В комнате было темно.

От его слов даже у Гретхен волосы встали дыбом. Какой невообразимый кошмар – откинуть покрывало и очутиться в постели с телом выпотрошенного человека! Такое ей не снилось и в страшном сне. Да по сравнению с этим выставленные на обозрение окровавленные внутренности просто забавное недоразумение.

– Во сколько это произошло?

Рид зарделся.

– Около четырех утра.

Намного позже того, как Виола, предположительно, вонзила нож в сердце матери.

– А в тот день или вечер, до того, как вы ушли, не произошло чего-нибудь странного? – спросила Гретхен, изображая сочувствие. – Может, Виола вела себя необычно? Или поссорилась с матерью?

На пару мгновений глаза Рида заволокло дымкой воспоминаний, затем он встряхнулся, возвращаясь в реальность, и коротко бросил:

– Нет, ничего такого.

– Вы весь день провели дома?

Гретхен мысленно переворошила Ленину папку, но так и не сумела воскресить в памяти временные интервалы, указанные Ридом на первом допросе.

– Да, – кивнул Рид после затянувшегося молчания.

Колючие глаза Гретхен впились ему в лицо.

– Вы уверены?

– Да, – ответил он, бесстрастно перехватывая ее взгляд.

– Как вы добрались до казино?

Эйнсли протестующе фыркнула, и Гретхен усилием воли сложила губы в улыбку.

– Я не хотела вас обидеть, но мне важно составить полную картину происходившего той ночью.

Рид посмотрел на сестру, потом на Гретхен и произнес:

– Я поймал такси.

– Прямо здесь?

Это будет несложно проверить. Проверить и выяснить, действительно ли у Рида есть алиби на время убийства Клэр.

– Нет, в паре кварталов отсюда. Здесь вы такси днем с огнем не найдете.

Ну разумеется, это же элитный район, жители которого заказывают люксовые частные лимузины. Да они под страхом смерти не взгромоздятся на заднее сиденье обычного городского такси. Немного подозрительно, что Рид предпочел столь плебейское средство передвижения, но, с другой стороны, он рос вместе с Леной в нищем районе, а это многое объясняет.

– Вы бывали в казино прежде?

Эйнсли подскочила, словно ужаленная. Рид зыркнул на нее, призывая к спокойствию, и отрицательно покачал головой:

– Нет. Приятель рассказал, как до него добраться.

Рид излучал безмятежность. Эйнсли же не находила места от волнения.

– Что за приятель?

– Хм… – замялся Рид, стреляя глазами в Гретхен и Маркони.

Зачем? Чтобы выиграть время?

– Вам непременно надо знать его имя?

– Да! – пылко выкрикнула Маркони, до сих пор не принимавшая участия в беседе.

Рид пожевал губу, словно раздумывая, не позвонить ли ему адвокату, затем равнодушно пожал плечами:

– Его имя Деклан Мерфи.

Мерфи. Тесс Мерфи. Опять они вернулись к пропавшей девушке!

– Рид, – выдохнула Эйнсли.

Голос ее, богатый недоступными пониманию Гретхен оттенками, поверг доктора психологии в недоумение. И вроде не звучало в нем ни вопроса, ни страха, ни предостережения, и в то же время все это так или иначе в нем присутствовало.

Отвернувшись от брата, Эйнсли уставилась на Маркони и Гретхен:

– Я думаю, вам лучше уйти.

– Эйнсли, – умоляюще застонал Рид и замялся, видимо, не в силах перечить сестре.

– Все оставшиеся у вас вопросы к моему брату прошу передать через его адвоката, – отчеканила Эйнсли и, сделав несколько шагов, заслонила Рида спиной.

Гретхен попыталась поймать взгляд Рида, но тот старательно рассматривал половицы. Маркони поднялась:

– Мы так и поступим, мисс Кент.

Не успели Маркони и Гретхен выйти на подъездную дорожку, как за их спинами с треском захлопнулась парадная дверь.

– Быстро все пошло вразнос, – буркнула Гретхен и, повинуясь необъяснимому чутью, взглянула на занавеску на окне последнего этажа коттеджа. Занавеска колыхнулась, как и днем прежде, но Гретхен не разглядела прятавшуюся за ней фигуру. Кто-то из мальчиков? Сложно представить себе взлетающего по лестнице Рида, изнывающего от желания подглядеть за ними.

– Мне померещилось или она точила зуб на Клэр, а не на Виолу? – спросила Маркони и, засунув пальцы в карманы джинсов, качнулась на каблуках.

«Не ошеломленно, но задумчиво», – отметила про себя Гретхен.

– У меня тоже сложилось впечатление, что потеря снохи не разбила ей сердце, – согласилась Гретхен и подбородком указала на «Порше».

– Но она не всполошилась, пока Рид не упомянул Деклана, – напомнила Маркони, усаживаясь на пассажирское сиденье. – И казино.

Взревел мотор, Гретхен вылетела на автостраду, и Маркони, не удосужившись выяснить, куда они направляются, набрала номер управления и спросила адрес.

18. Рид. За пять месяцев до гибели Клэр…

Рид пребывал на седьмом небе от счастья: Эйнсли, словно догадавшись, что Кенты без нее как без рук, приехала погостить и помочь им управиться с ребятишками.

Об истинных причинах ее появления Рид не спрашивал, да Эйнсли и не говорила. Просто сказала, что соскучилась и все равно пока сидит без работы.

И ни слова о призраках прошлого, убийствах или девушках, исчезнувших двадцать лет назад.

Некоторое время все ходили в приподнятом настроении и вели себя пугающе безукоризненно. Не семья, а идиллия.

По воскресеньям, по настоянию Клэр, они устраивали семейные ужины – сущую пытку для всех присутствующих, кроме Виолы. Для нее домашние посиделки были все равно что поход в бесхозный магазин игрушек.

Тот вечер не стал исключением. Виола уселась за столом напротив Рида, и он тоскливо оглядел дочь. Аккуратно заплетенные косички, розовая футболка с блестками, полосатые легинсы – обычная вроде бы девочка, стоящая на пороге взросления, а на деле…

Вошла Эйнсли и погладила Виолу по спине. Эйнсли постоянно прибегала к тактильной коммуникации, особенно общаясь с детьми. Она никогда не возникала перед ними внезапно и всегда двигалась размеренно и плавно. Безустанно обнимала и ласкала их, напоминая, что осязательные прикосновения не только нежны и приятны, но и вполне естественны для людей. И накануне ее отъезда дети обычно переставали в испуге шарахаться от протянутых к ним рук.

Впрочем, Виола и без того от них не шарахалась. И не шлепала Эйнсли, сбрасывая ее ладонь со своего плеча. Не отвергала ее попыток завязать дружбу, позволяя обходиться с собой так же, как Эйнсли обходилась с Себастианом и Майло. Рид, правда, не верил в безграничную любовь Виолы к тете и без устали напоминал Эйнсли держать дверь на запоре.

Он полагал, что Виола забавляется с теткой, единственным взрослым, который до сих пор ей сочувствовал, как хищник забавляется с жертвой. С терпением, неимоверным для ее взрывного характера, она выстраивала с Эйнсли доверительные отношения, упивалась ими, смаковала, лелеяла и берегла их, но лишь для того, чтобы нанести когда-нибудь сокрушительный удар и поразить свою благодетельницу в самое уязвимое место.

– Как твой фонд, Клэр? – поинтересовалась Эйнсли, словно здесь действительно собрался семейный клан, а не обломки истерзанных и израненных душ, вынужденных подчиняться светским условностям.

Условностям, которые для Клэр были дороже жизни. Ради них она даже основала благотворительный фонд – свое маленькое королевство. Когда Рид на заре времен спросил, не может ли он занять в фонде какую-нибудь должность, Клэр жестко высмеяла его. Кто доверит такому невежде, как он, ответственную работу? Пусть не выдумывает.

– Неплохо, спасибо, – церемонно ответила Клэр и значительно посмотрела на Рида.

Взгляд ее не предвещал ничего хорошего.

– Наш фонд официально участвует в предвыборной кампании Деклана Мерфи. Он избирается в палату представителей.

Эйнсли неодобрительно хмыкнула и украдкой взглянула на брата. Но поняв, что помощи от него не дождешься, вновь обернулась к Клэр:

– Не знала, что ваш фонд занимается политикой.

– Редко, но занимается. Когда политическая программа кандидата касается важных вопросов.

Виола встрепенулась, чутко уловив надвигающуюся грозу, и вытаращилась на взрослых. Майло и Себастиан уткнулись носами в тарелки.

– Сомневаюсь, что программа Деклана Мерфи в состоянии коснуться чего-нибудь важного, – поморщилась Эйнсли, словно от имени Деклана у нее свело скулы, как от кислого лимона.

– Это правда, что вы двое крутили роман? – усмехнулась Клэр.

– Ты с ним трахалась, тетя Эйнсли? – не помня себя от радости, завопила Виола, и никто не шикнул на нее за употребление вульгаризма.

Грубить она научилась чуть ли не раньше, чем ходить.

– Это было очень давно, – невозмутимо ответила Эйнсли.

Рид знал: Эйнсли сдерживается, чтобы всю скопившуюся в ней злобу обрушить на Клэр. А злобу на Клэр она копила долго.

Когда вспыхнула эта вражда? Или же она и не утихала? Рид не помнил. Как не помнил он и саму Эйнсли. Законченный эгоист, в юности он воспринимал Эйнсли как некоего обезличенного, не имеющего индивидуальности персонажа под названием «сестра». Персонаж бесконечно досаждал ему, таскался за ним хвостом, хотя он не желал, чтобы за ним таскались, и втравливал его в неприятности.

Однако он не раздумывая убил бы всякого, посмевшего обидеть ее, а она ради него пожертвовала бы жизнью. Так уж их воспитали. Никто в их окружении не задумывался о чувствах, но все повиновались закону «семья превыше всего».

Только повзрослев и остепенившись, он начал открывать в Эйнсли многогранную личность.

– А ты, Клэр, дружила с сестрой Деклана, верно? – проговорила Эйнсли, потягивая вино и в упор разглядывая Клэр. – С Тесс?

Виола распахнула глаза, вытянулась и поставила локти на стол.

– Мальчики, идите в свою комнату, – еле слышно пробормотал Рид.

Обычно это срабатывало. Без осечек. Не успел Рид закончить, и Майло сдуло как ветром. Но Себастиан, выпятив подбородок, лишившийся умильной детской припухлости, не двинулся с места. В последнее время он проявлял недюжинное упрямство.

Эйнсли, не дожидаясь ответа Клэр, сардонически ухмыльнулась:

– И такие вы были подруги, прям загляденье. Ты даже увела у нее парня, не дав и простыням остыть.

– Ого, мамуль, ну ты и шлюха! – захлебнулась восторгом Виола.

– Виола! – осадила ее Клэр, давая понять, что дочь преступила все грани возможного.

Клэр редко повышала на дочь голос и требовала от домашних, чтобы на безобразное поведение Виолы они смотрели сквозь пальцы. Дочь криво ухмыльнулась и откинулась на спинку стула, вальяжная и ничуть не смущенная. Окриками ее было не пронять. Клэр глубоко вздохнула, успокаиваясь, и повернулась к Эйнсли. Когда она заговорила, в голосе ее, внезапно лишившемся морозной холодности, послышались нотки непривычной усталости и мягкости.

– Давай не будем ворошить прошлое.

Свет баснословно дорогой люстры мешал Риду разглядеть круги под глазами Клэр. Такие же темные и бездонные, как у него, порожденные бессонными ночами и бесконечными треволнениями. Порой он забывал, что Клэр вовсе не каменная, а их взаимные придирки, обиды, раздоры и борьба за лидерство, воздвигавшие между ними стену непонимания, происходили в основном из-за их страха – страха говорить о Виоле.

Потому что подобные разговоры всегда завершались крахом.

И они, как заведенные, продолжали истязать друг друга. Причинение друг другу боли вошло у них в отвратительную привычку.

– Эйнсли, – тихо, как ранее мальчиков, одернул сестру Рид. Тихо, но разборчиво.

Эйнсли, собиравшаяся устроить Риду и Клэр настоящую головомойку, поперхнулась и свела губы в тонкую линию. Она не пожалела бы разящих слов для родного брата, однако слова эти исторгла бы из ее сердца любовь, а не ненависть.

– Вы никогда не задумывались, почему Тесс унесла ноги? – спросила Эйнсли. – Я вот в последнее время только об этом и размышляю.

Уязвив их на прощание, Эйнсли вскочила, сдернула со стула Себастиана и уволокла его прочь, оставив Клэр, Рида и Виолу сидеть за длинным-предлинным столом и обреченно разглядывать тарелки с почти нетронутой пищей.

– А кто такая Тесс? – прозвенел в тишине голос Виолы.

* * *

Рид валялся на диване в комнате, которую Клэр, иронично сгибая указательный и средний пальцы на обеих руках, величала «его кабинетом». Он хотел укрыться от всех, но Эйнсли его отыскала. Подошла и протянула налитый до краев бокал вина. Он с благодарностью взял его и уставился на рубиново-красную жидкость.

Эйнсли умостилась в кресле напротив, поджала стройные ноги, свернулась в клубочек, положила подбородок на руки и внимательно посмотрела на брата.

– Что ты от меня скрываешь? – спросила она, помолчав.

Рид провел ладонью по лицу и отхлебнул щедрый глоток мерло, стоившего не менее ста пятидесяти долларов за бутылку. Бархатистое вино согрело горло, и нищий мальчишка, до сих пор живший в Риде, затрясся от негодования.

«Интересно, – подумал он, – а что теперь предпочитает Лена?» Вечность миновала с тех пор, как они с ней лакали дешевую водку и водянистое пиво. Столько всего изменилось.

«Что ты от меня скрываешь?»

«Все», – так и подмывало его ответить. Что-то в этой тишине и прятавшихся по углам тенях, в мерном тиканье напольных часов с маятником и самой Эйнсли располагало к откровению. К раскрытию тайн. Но вместо этого Рид сверкнул глазами и выкрикнул зло, намного злее, чем ему бы хотелось:

– А ты? Ты-то с чего заявилась вдруг с бухты-барахты?

Эйнсли не вздрогнула, не оскорбилась.

– Я приехала, чтобы помочь. И ты это знаешь.

Само собой. Само собой, чтобы помочь. Виола выросла, и им требовалось подкрепление, численное преимущество. Возможно, Эйнсли в кои-то веки надумала перебраться в Бостон. Устала небось мотаться туда-обратно. Сколько можно? Рид откинулся на спинку дивана и признался:

– Меня преследует призрак.

– Чей призрак?

Их прервал робкий неуверенный стук.

Майло.

– Входи, малыш, – воскликнула Эйнсли, и Рид тупо уставился на дверь из темного дерева.

Дверь приоткрылась, мелькнула взлохмаченная голова Майло. Убедившись, что все спокойно, Майло тенью скользнул в узкую щель. «Пугливый зверек, не иначе», – подумал Рид, и сердце его защемило от жалости. Оно постоянно щемило, стоило ему только взглянуть на своего младшенького.

Стискивая в руках любимого плюшевого медвежонка, мальчик застенчиво прокрался вдоль стены, приблизился к дивану, одним махом преодолел оставшееся расстояние, прижался к отцу и сунул голову ему под мышку.

Плечи Эйнсли поникли, в глазах застыла печаль. Да и вся она, молодая в общем-то женщина, сразу как-то сгорбилась и постарела, будто прожила не одну тысячу жизней и каждая тысяча оставила на ней неизгладимый отпечаток.

Но вот Эйнсли моргнула, лицо ее разгладилось и расплылось в теплой улыбке.

– Что случилось, Майло?

Майло всхлипнул и, извиваясь, вдавился в подушки, словно мечтал раствориться в них и исчезнуть. Рид осторожно, чтобы Майло видел каждое его движение и не пугался, поднял руку и погладил сына по голове. Майло, изголодавшийся по ласке, затрепетал под отцовской ладонью.

Рид посмотрел на сестру и наткнулся на безжалостную сталь ее глаз.

– Рид, пора положить этому конец, – сказала она.

Рид сглотнул комок в горле, нежно взъерошил вихры Майло и произнес:

– Да, пора.