Текст книги "Тебе, с любовью…"

Глава 14

От: Мрак

Кому: Девушка с кладбища

Дата: четверг, 3 октября, 6:16:48

Тема: Не делай так больше

Если ты собираешься писать мне в 3:30 утра, то не обрывай так письмо.

Судьба не может отнять у меня еще и наше общение!

А теперь скорее ответь мне, что у тебя все хорошо.

В груди щемит от непривычно затрепетавшего сердца. Я не подумала о том, каким тяжелым покажется ему мое позднее письмо.

Не могу отвести взгляда от последней строчки: «А теперь скорее ответь мне, что у тебя все хорошо».

Он беспокоится обо мне.

Сердце продолжает трепетать, словно пойманная в ладони бабочка. Но я не против. Мне даже нравится это ощущение.

Глава 15

От: Девушка с кладбища

Кому: Мрак

Дата: четверг, 3 октября, 6:20:10

Тема: У меня все хорошо

Я не хотела тебя напугать. Мне вчера было тошно. Такое ощущение, что все только и ждут, когда я оправлюсь после смерти мамы. Лучшая подруга на прошлой неделе начала цитировать книжку о стадиях горя, словно я выбилась из какого-то графика.

Она в чем-то права. Я увязла в своей боли, злости и потерянности, но чем больше меня пытаются вытянуть из них, тем сильнее я замыкаюсь в себе.

Ты так и не ответил на мой вопрос о судьбе.

Иногда я думаю: не смотрим ли мы на ситуацию с разных сторон? Ты мог предотвратить смерть сестры, в то время как я послужила причиной смерти мамы.

И тогда я задаюсь вопросом: что из этого хуже?

Последнее предложение бьет меня наотмашь. Бросаю мобильный на подушку и стремительно иду в ванную. Врубаю душ. Раздается скрип. Секунду тревожно жду, что во все стороны брызнет вода. Вдруг сломал? Нет. Все нормально. Ванную заполняет пар. Мстительно выдавливаю зубную пасту на щетку и атакую зубы. Боль в деснах слегка остужает мою ярость.

Она думает: что из этого хуже? Это что, соревнование какое-то?

Я кидаю тюбик с пастой на полку, полощу рот и вытираю лицо полотенцем. Вижу свое отражение в зеркале: в глазах тьма и злоба.

Чувствую боль от ее слов: «Ты мог предотвратить смерть сестры». Я говорил себе то же самое четыре года подряд. Эти слова не должны бы уже так ранить. Но услышать их от нее… когда я этого совсем не ожидал… Я чувствовал себя с ней в безопасности, и вот новое разочарование.

Залезаю в душевую кабину и долго стою под жгучими струями, позволяя им смывать мою злость. Выйдя из ванной, чувствую запах бекона. Странно. Обычно к тому времени, как я спускаюсь вниз, Алана уже дома нет, а мама никогда рано не встает. Наверное, соседи готовят завтрак. Запах пробуждает аппетит, и я вдруг чувствую, как сильно проголодался. Что только подогревает мое раздражение.

Стою у изножья кровати, прожигая взглядом мобильный. Сначала завтрак. Я не беру с собой телефон. Продвигаюсь по дому бесшумно, как ниндзя, – приучился к этому из боязни разбудить маму. Проскальзываю в кухню, чтобы взять батончик мюсли.

Резко останавливаюсь. За столом сидят мама с Аланом. Если они разговаривали, то очень тихо. Они удивленно поднимают на меня глаза. Оба в халатах. Злость, стихшая после душа, вспыхивает с новой силой. На столе перед ними стоят чашки с кофе. На плите – использованные сковороды, в раковине – грязная посуда. Пахнет яичницей, на бумажном полотенце лежат несколько ломтиков жареного бекона.

Они позавтракали. Без меня. Я ничего им не говорю. Достаю из шкафчика над кофеваркой чашку и наливаю себе кофе.

Мама заговаривает первой:

– Доброе утро, Деклан. – Ее голос тих.

– Доброе. – Я бросаю в кружку сахар.

Алан смотрит на меня. Я его игнорирую.

– Ты хочешь есть? – спрашивает мама через какое-то время. – Приготовить тебе завтрак?

Ей, видимо, только сейчас пришло это в голову. Словно она вспомнила о моем существовании, только когда я появился на кухне.

– Нет.

Размешиваю в кофе сливки, стуча ложкой о стенки чашки. В спину давит молчание. Живот подводит от голода, но я из последних сил сдерживаюсь, чтобы не сцапать с тарелки и не запихнуть в рот оставшиеся ломтики бекона.

Обернувшись, вижу, что Алан шепчет маме на ухо, и его слова вызывают у нее смех. Я понимаю: они смеются не надо мной, однако живущий внутри червячок сомнения гложет меня, вызывая желание дать Алану по морде. Я ограничиваюсь злобным взглядом поверх чашки.

– Почему ты не на работе?

Он смотрит на меня.

– Мне захотелось устроить твоей маме сюрприз, взяв выходной.

– С утра займемся делами, – объясняет мама. – А вторую половину дня проведем вдвоем. Может, сходим в кино.

Я верчу в руках крышку от чашки. Нужно бы подняться наверх и собраться в школу, но близость мамы с отчимом выводит меня из равновесия. Кажется, стоит выйти из кухни, и они тут же позабудут обо мне.

– Какими делами вы хотите заняться?

– Собираюсь вымыть террасу, – отвечает Алан.

Я мог бы сам это сделать. И сделал бы, если бы мама сказала, что ей это нужно. Она больше ни о чем меня не просит. В доме все делает Алан, и черта с два я буду напрашиваться в помощники. Каждый раз, как я предлагаю свою помощь, он ведет себя так, будто я неуч, не умеющий даже пользоваться отверткой.

– Звучит романтично, – цежу я сквозь зубы.

– Если ты считаешь это романтичным, – отзывается мама, – то представь, как я счастлива, что он займется машиной.

Непроизвольно стискиваю в пальцах чашку.

– А что у тебя с машиной?

– Пора масло заменить, – отвечает Алан. В его голосе сквозит вызов.

Он прекрасно знает, что я сам могу это сделать. И всегда делал это раньше. В последний раз я менял масло в прошлом мае, перед их свадьбой. Прямо перед тем, как в хлам убил пикап отца, загнав себя на нелегкий путь неудач и разочарований. Я не нужен им. И Алан сейчас это доказывает. Мне хочется кулаком стереть с его лица самодовольство. Но я не буду затевать драку на глазах у мамы, хотя могу. Особенно когда мне не дают возможности сделать что-то еще.

Глава 16

От: Мрак

Кому: Девушка с кладбища

Дата: четверг, 3 октября, 6:48:57

Тема: Судьба

Хочешь знать, во что верю я?

Я верю в судьбу, но также верю и в свободу воли. Поясню. Нам предначертан путь, но мы вольны свернуть с него когда угодно. Но никогда не знаем, по какому пути следуем в каждый конкретный момент. По выбранному нами? Или по предначертанному? У каждого человека свой путь. Что случается, когда наши пути пересекаются? А когда кто-то другой начисто стирает наш путь и нам некуда дальше идти? Считать это вмешательством судьбы? Или вмешательством чужой свободы воли? И начисто ли стерт наш путь или он просто невидим?

Откуда, к чертям собачьим, мне это знать?

Я не в настроении для подобного разговора. Или, может, просто устал. Не дело рассуждать об экзистенциализме в такую рань. Но я тебе скажу: не ты посадила свою маму в ту машину, Девушка с кладбища. Она сама в нее села. Это был ее выбор. Или, может, этот выбор сделала за нее судьба. Важно то, что его сделала не ты.

Знаю, это не особенно успокаивает. Я много чего знаю о злости и самобичевании. Мы можем до одурения уверять друг друга, будто ни в чем не виноваты. Нам это не поможет. Мы оба знаем, что сделали.

Чувство вины не предмет для соревнования. Во всяком случае, мы не должны состязаться в этом.

Мистер Жерарди обучает факультативно, поэтому у него нет своего кабинета, но я по опыту знаю, что он всегда приходит в класс перед первым звонком. В коридорах толпятся ученики, стоит шум и гам, то и дело хлопают дверцы шкафчиков и слышатся приветственные крики, однако в этом крыле спокойно и тихо.

Давно я не приходила в школу так рано. Обычно я проскальзываю в парадную дверь прямо перед звонком, но сегодня у меня важное дело, поэтому пришлось поспешить, даже не дождавшись, пока высохнут волосы. Заколола их – и вперед.

В любой другой день я бы наслаждалась тишиной и уединением этого крыла здания, сегодня же мне не хватает обычной школьной какофонии звуков. Тишина высвобождает мысли, и они далеко не радостны. В мозгу звучат слова из его письма.

Он разозлился на меня? Кажется, да. Я с полчаса пыталась разобраться в тональности его письма. Не думала, что человек может сочувствовать и ободрять другого, одновременно злясь на него, но Мраку это каким-то образом удалось.

Дверь в класс распахнута, и я захожу не постучавшись. Я тороплюсь, боясь вконец разнервничаться. Мистер Жерарди поднимает на меня удивленный взгляд. Незнакомая мне ученица показывает ему тетрадь. Я вспыхиваю. Не подумала о том, что мистер Жерарди может быть в классе не один.

Все напрасно. Не могу этого сделать.

– Простите, – пячусь к двери. – Я просто… вернусь попозже.

– Джульетта, – поднимается мистер Жерарди. – Подожди.

– Нет… я сглупила. Опоздаю на первый урок.

– Я напишу записку, что задержал тебя. Подожди.

Но я не жду. Выхожу за дверь и стремительно иду в сторону столпотворения.

«Наберись храбрости», – заставляет меня устыдиться голос мамы.

В том-то и проблема. Я не обладаю храбростью мамы. И никогда не обладала. Если она была фейерверком, освещающим собой все небо, то я – зажженная спичка, что потухает, не успев ничего осветить.

Эта мысль заставляет меня замедлить шаг. Я иду по предначертанному мне пути? Или это мой выбор – спрятаться за своим горем? Ни то ни другое мне не по вкусу.

Разворачиваюсь. Мистер Жерарди стоит в дверях. Он собирался последовать за мной или решил сдаться? По его лицу не понять: на нем странная смесь разочарования и надежды – как отражение моих чувств к себе.

Я тереблю пальцами лямку рюкзака.

– Всего лишь час? – спрашиваю тонким от волнения голосом.

Учитель кивает, ничуть не удивляясь моему вопросу, словно наш разговор о фотографиях осеннего фестиваля произошел не вчера, а пару минут назад.

– И я могу фотографировать вашей «лейкой»?

– Да, я как раз сейчас заряжаю ее.

Кивнув, я закусываю изнутри щеку. Боль помогает сосредоточиться.

– Я вернусь, когда закончатся уроки.

Глава 17

От: Девушка с кладбища

Кому: Мрак

Дата: четверг, 3 октября, 8:23:05

Тема: Выбор нового пути

Я не хотела тебя расстраивать. Ты кажешься мне человеком, который со всем справляется, в то время как я, наверное, кажусь тебе ненормальной, которая с трудом поутру завязывает шнурки.

Но ты прав. Чувство вины не предмет для соревнования. И я ни в коем случае не хотела, чтобы мои слова как-то не так прозвучали. Я задумалась тогда о другом: было бы чувство вины острее, если бы я могла предотвратить смерть мамы, но ничего не сделала? Правда, совершенно не представляю себе этого.

Прости, если причинила тебе боль.

Твои рассуждения о судьбе вдохновили меня. И я сделала кое-что неожиданное. Не для окружающих меня людей – хотя народ, должно быть, немало удивился, увидев меня в такую рань в школе, – а для себя самой. Уверена, все расценят это как переломный момент: «О, гляньте-ка, она оклемалась!»

Чего они не узнают, так это того, как я сейчас напугана. Наверное, этот страх означает, что я сворачиваю с предначертанного мне пути. И выбираю свой собственный. Потому как другие пути не пугали меня до дрожи в коленках.

Несколько человек вызываются выступить с домашним заданием, которое миссис Хиллард задавала во вторник. Каждый зачитывает короткое сообщение со своей интерпретацией стихотворения Дилана Томаса. Все они о тьме. О ночи. О болезни Альцгеймера.

Пора бы уже им врубиться, о чем говорит поэт.

Я слушаю выступающих вполуха, рисуя в тетради закорючки.

«…твои рассуждения о судьбе вдохновили меня».

На сердце теплеет.

– Деклан, не поделишься с нами своими мыслями?

Я игнорирую миссис Хиллард, продолжая рисовать в тетради. Краем глаза вижу, что она выжидающе глядит на меня.

– Деклан?

В ее голосе нет угрозы. Она делает вид, будто я не проигнорировал ее, а просто не услышал. Как можно после этого не ответить?

– Я не выполнил домашнего задания. – Голос у меня хриплый. Она первая из учителей вызвала меня за все утро.

– Может, тогда ответишь без подготовки? Почему Дилан Томас испытывает отчаяние?

Мой карандаш застывает над листом, и я поднимаю взгляд на миссис Хиллард. Она постоянно бросает мне вызов, очень напоминая этим Алана. Ее лицо бесстрастно, и она спокойно выдерживает мой взгляд.

Я ничего не говорю. Я могу играть в молчанку весь день. Все чувствуют повисшее в воздухе напряжение, и в классе наступает тишина.

Спустя минуту я осознаю: миссис Хиллард тоже может играть в молчанку весь день. Ну ладно. Посидим молча. Никто не помрет без рассуждений о Дилане Томасе, которого огорчало, что слепые не видят света.

Слева раздраженно вздыхает какой-то парень. Где-то справа, неловко поерзав, вздыхает и девчонка. На меня начинают злобно пялиться со всех сторон.

Напряжение сменяется враждебностью. Удивили!

Миссис Хиллард возвращается к своему столу и берет блокнот-стикер. Быстро черкает записку, подходит к моей парте и прилепляет стикер на мою мазню в тетради.

На листке написано: «Не хочешь удивить их?»

Я гляжу на него, чувствуя, как учащается пульс. Думая о том, какие пути мы выбираем. Девушка с кладбища права. Выбор нового пути жутко пугает.

Не могу смотреть миссис Хиллард в лицо. Я отлепляю стикер от тетради и сминаю в кулаке. Однако выбросить не могу. Я провожу пальцем по острым краям бумажного комка. Внутри все переворачивается. Язык не слушается.

Миссис Хиллард отходит. Тихонько вздохнув, кладет на стол свой ежедневник. Она больше не глядит на меня, но ученики по-прежнему сохраняют тишину, ожидая, кто из нас первым заговорит. Это будет она. Я чувствую это.

– Он боится. – Мой голос срывается. Пальцы стискивают смятый лист, взгляд прикован к тетради. – Он боится. Поэтому испытывает отчаяние.

Миссис Хиллард не вздрагивает, услышав мой ответ. Она медленно поворачивается и ровным голосом задает следующий вопрос:

– Чего он боится?

– Потерять отца. – Ладони потеют. Я не свожу взгляда со своих каракулей. – Он не хочет, чтобы отец умирал. Он хочет…

Учительница пару секунд ждет продолжения, затем тихо спрашивает:

– Чего он хочет?

– Он хочет, чтобы отец боролся со своей болезнью.

– Он считает, что смерть отца неизбежна или что ее можно предотвратить?

Я наконец поднимаю на нее взгляд. Руки дрожат, но миссис Хиллард невозмутима, и я цепляюсь за ее спокойствие, как за спасательный круг. Такое ощущение, будто мы – единственные, кто есть в этом классе.

– Что она неизбежна, – поколебавшись, отвечаю я.

Она ждет, но я молчу.

Звенит звонок, и я срываюсь с места. Молниеносно кидаю тетрадь в рюкзак и бегу к двери. Миссис Хиллард окликает меня, но я даже не оборачиваюсь – нервы уже на пределе. Выскакиваю в коридор, и поток учеников подхватывает меня, возвращая на привычный путь.

Глава 18

От: Мрак

Кому: Девушка с кладбища

Дата: четверг, 3 октября, 14:38:17

Тема: Неожиданное

Тебе не нужно извиняться передо мной. Напротив, я должен тебя поблагодарить. Я последовал твоему примеру и сделал кое-что неожиданное.

Ты права. Это было пугающе.

Повторим?

Камера мистера Жерарди меньше и легче моего фотоаппарата, ее непривычно держать в руках. Мама к «лейкам» относилась с прохладцей. Она обожала Nikon, и ее обожание «по наследству» передалось и мне. Nikon делает обалденные фотоаппараты. Мама все время повторяла, что купит мне камеру как у себя, если когда-нибудь получит Пулитцеровскую премию.

Теперь этого никогда не случится. На школьном дворе гремит музыка, от ревущих басов подрагивает земля. Повсюду ученики: танцуют, пьют коктейли из красных пластиковых стаканчиков, развлекаются, как только могут: расписывают лица, состязаются в поедании пирогов, украшают печенья. Детсад, да и только. Однако все, похоже, наслаждаются праздником.

Я держусь в тени деревьев. Вспотевшие пальцы скользят по корпусу фотоаппарата. Я еще ничего не сняла.

Ко мне подходит Роуэн. На ее щеках нарисованы синие и белые завитки, волосы заплетены в две косички и перевязаны на концах синими помпонами. Ее глаза сияют. Она в восторге. Наверное, надеется, что кто-то щелкнет волшебным переключателем – и я вновь стану той лучшей подружкой, какой она меня помнит. О чем я Мраку и писала.

– Дай посмотреть, что ты наснимала.

– Ничего. – Я прочищаю горло. – Я еще не сделала ни одной фотографии.

– Ни одной? – С губ Роуэн сходит улыбка. – Фестиваль начался четверть часа назад.

– Угу.

Я переступаю с ноги на ногу.

– Что-то не так?

– Не знаю.

Роуэн придвигается ко мне.

– Мне сходить за мистером Жерарди? Сказать ему, что ты не можешь этого сделать?

– Нет. – Я сглатываю. – Я хочу это сделать.

– Нуждаешься в источнике вдохновения? – Она корчит страшную рожу, закатывая глаза и вываливая язык. – Хочешь заснять меня такой?

У меня вырывается смешок, который переходит во всхлип. Я прижимаю пальцы к глазам.

– Джулс, – шепчет Роуэн.

Она едва ощутимо проводит ладонями по моим рукам.

– Я забыла, как это делается, – говорю я.

– Не забыла.

– Забыла.

– Нет.

Я глубоко вздыхаю, чтобы не разреветься. Только не здесь. Не сейчас.

– У меня такое ощущение, будто все это неправильно. Бессмысленно.

Роуэн некоторое время внимательно смотрит на меня, затем забирает фотоаппарат из моих рук. Ее пальцы нежно снимают с моей шеи ремень, на котором он висит. Я могу свободно вздохнуть, словно с плеч убрали тяжеленный груз.

Потом, к моему удивлению, подруга надевает ремень себе на шею.

– Улыбнись!

– Нет! Ро…

– Опоздала. – Она отводит камеру от лица, чтобы посмотреть на дисплей, и хмурится, увидев вместо изображения кучу цифр. – Где картинка?

– В фотоаппарате. Верни его, пожалуйста, мне.

– Ни за что!

Отпрыгнув в сторону, Роуэн снова поднимает камеру и направляет объектив на группу выпускниц, заливисто хохочущих и выполняющих махи ногами в стиле кордебалета. Раздается тихий щелчок затвора.

– Ро…

Она делает еще один снимок – на этот раз парня, сующего лицо в миску со взбитыми сливками. Руки чешутся выхватить у нее фотоаппарат, ведь она не выставила нужные настройки. Подруга меня поддразнивает, но при этом надеется, что ее снимки окажутся в альбоме выпускников. Но я-то знаю: вместо изображений у нее выйдет размытое пятно.

– Мистер Жерарди придет в ужас, если увидит, что ты взяла его фотоаппарат, – говорю я Роуэн. – Он стоит десять тысяч долларов.

– Умолкни. – Она фотографирует девчонок, которым разрисовывают лица.

– Я не шучу.

Подруга опускает камеру и разворачивается ко мне с округлившимися глазами.

– Он позволил тебе использовать фотоаппарат, который стоит дороже моей машины?

– Ага. – Протягиваю руку. – Прекращай маяться дурью.

Роуэн делает шаг назад.

– Я тебе его не отдам, пока не пообещаешь снять что-нибудь.

– Обещаю.

Она скидывает с шеи ремень и осторожно протягивает мне фотоаппарат. Когда я забираю его, кажется, что он стал тяжелее. Отступаю в тень деревьев, но Роуэн недовольно скрещивает на груди руки.

– Ты обещала.

– Знаю. – Во рту снова пересохло, и я провожу языком по губам. – Мне нужно настроиться. – Я машу ей рукой. – Иди развлекайся. Не надо стоять у меня над душой.

– Это просто фотоаппарат, Джулс! – всплескивает она руками. – Нажми на чертову кнопку!

Это больше чем фотоаппарат. Это испытание, которое покажет, смогу ли я вернуться к привычной жизни без мамы. Я учащенно дышу и на мгновение пугаюсь, что у меня начнется паническая атака. Поднимаю камеру и подношу к глазу видоискатель. Его заполняют чирлидерши, покрывающие синей глазурью печенье.

Нет, этот снимок не может быть первым после ее смерти. Удерживая палец на кнопке, я поворачиваюсь в другую сторону.

Несколько парней у стены играют в баскетбол. Медлю, не нажимая на спусковую кнопку. Мне нравятся краски, напряженность игры и фон в виде старой части двора, где асфальт потрескался и разошелся. Нет, такой снимок тоже не подойдет.

Вот этим-то я и занималась всю первую четверть часа. Навожу объектив на двух парней, сидящих немного в стороне от всеобщего веселья. На одном из них темно-синяя толстовка. Он привалился к бетонному ограждению, не позволяющему машинам заезжать в школьный двор. Парень сидит боком ко мне, и из-за капюшона на его голове мне видна лишь часть его профиля.

Перевожу взгляд на парня рядом с ним, и сердце пропускает удар. Деклан Мерфи. Не задумываясь ни на секунду, настраиваю четкость и нажимаю на пуск. Раздается тихое жужжание и щелчок. Готово. Я сделала снимок. Чувствую себя так, будто пробежала марафон. Ладони вспотели, и меня слегка потряхивает.

Вывожу фотографию на дисплей. Снимок вышел широкоформатным, с проходящим справа праздником и сидящими в отдалении слева Декланом и Рэвом. Такой снимок сгодится только для буклета, предупреждающего об опасности изоляции подростков. Я способна на большее.

Увеличив изображение в видоискателе, выхватываю и запечатлеваю на снимках детали. Линию скул и подбородка Рэва. Брошенные на землю рюкзаки. Развернувшегося с вопросом к другу Деклана.

Последний кадр мне особенно понравился. Я отвожу камеру и смотрю на дисплей. На лице Деклана написано доверие. После его столкновения с отчимом у меня сложилось впечатление, что он мало кому доверяет.

– Может, все-таки поснимаешь сам фестиваль? – спрашивает Роуэн.

– Да-да, – поспешно отвечаю я. Меняю настройки на фотоаппарате и снова навожу объектив на Деклана и Рэва. – Поснимаю.

Солнечные лучи падают на них слева. Я выхожу из тени деревьев, пока солнце не оказывается за их спинами. Такой технический прием называется aprèsjour – «против света». Многим бы хватило и силуэтов, но мне хочется добавить деталей.

Поднимаю фотоаппарат. Солнце сияет позади парней ослепительным ореолом, резко выделяя их силуэты. Раздается щелчок, и я опускаю взгляд, чтобы посмотреть, каким получился снимок.

– Э-м… Джулс, – зовет меня Роуэн.

– Подожди. – Я снова меняю настройки и поднимаю камеру.

В видоискателе появляется лицо Деклана.

Подпрыгнув от неожиданности, я еле сдерживаю крик. Он прямо передо мной, вместе со своей тенью – Рэвом.

Деклан хмурится, напряженно разглядывая меня.

– Ты меня фотографируешь?

– Да. Прости. – Слава богу, фотоаппарат висит на ремне, иначе бы я его уронила. – Я снимаю осенний фестиваль.

– Ты фотограф?

В его голосе слышатся угроза и обвинение. Поспешно замотав головой, лепечу:

– Н-нет. Я просто… заменяю девочку, которая должна была заниматься съемкой. Меня попросил об этом мистер Жерарди.

– О! – Черты его лица разглаживаются.

– Можно посмотреть? – тихо спрашивает Рэв.

Помедлив, я нажимаю на несколько кнопок, чтобы вывести на дисплей последнюю фотографию. Поворачиваюсь к Рэву:

– Вот.

Он наклоняется и долго молчит. Мучительно долго. Уже и не знаю, что и думать.

Затем говорит:

– Красиво. С солнцем за спиной.

– Спасибо.

Я давно не держала в руках фотоаппарата, но снимок вышел замечательным. Волосы Деклана на солнце сияют золотом, профиль открыт и четко виден. Лицо же Рэва практически скрыто темно-синим капюшоном, ставшим черным в свете солнечных лучей. Такое ощущение, что на школьном дворе каким-то чудом оказались светлый и темный ангелы. Темный ангел. Я опускаю камеру и вглядываюсь в Рэва.

– Почему ты никогда не снимаешь с головы капюшон? – спрашивает Роуэн.

Рэв переводит взгляд на нее, но выражение его лица не меняется. Не понять, раздражен он вопросом или нет.

– Мне так комфортнее.

– Сейчас выше двадцати пяти градусов.

Он пожимает плечами. Одним плечом задевает меня, и я понимаю, что под толстовкой скрыты стальные мышцы. Деклан, наклонившись, смотрит на перевернутую картинку.

– Удали.

– Нет, – прижимаю я камеру к груди.

– Почему? – спрашивает Роуэн.

– Потому что я так сказал.

Деклан шагает ко мне и протягивает руку. Я отступаю. Это с Роуэн я мешкала, не зная, давать ей фотоаппарат или нет, а Деклану Мерфи и пальцем не позволю к нему прикоснуться.

– Удали, – рявкает он.

Ко мне придвигается Роуэн.

– Она делает снимки для выпускного альбома. И не удалит их.

Подруга повысила голос: надеется, что кто-нибудь из учителей услышит нас и придет на выручку.

– На этой фотографии я, – злится Деклан. – И если я говорю ей удалить ее, то она должна ее удалить.

– Что здесь происходит?

Это не учитель. Это Брэндон Чо, мой давний соперник по фотографии. Я почти не встречала его в этом году, бросив курс AP-фотографии, а сейчас вижу, что за летние каникулы он внешне здорово изменился, причем в лучшую сторону. Вымахал сантиметров на десять и стал шире в плечах. Раньше он был стройным, но слишком худым – идеальный стиляга-фотограф. Однако гормоны, по-видимому, взяли свое. Острая линия скул и подбородка смягчилась. Волосы подстрижены и торчат ежиком.

На шее висит его верная камера, к ремню которой приколоты значки с ироничными надписями. Больше всего мне нравился значок со сперматозоидом и подписью: «Мое первое фото». К сожалению, учитель заставил Брэндона его снять.

– Он вас достает? – спрашивает меня Брэндон.

– Не твое дело, придурок, – отвечает Деклан.

Брэндон, не тушуясь, встает рядом со мной.

– Может, кого другого позадираешь?

– Она сама виновата, что сделала этот гребаный снимок.

– Дек, – медленно произносит Рэв, – все нормально. Забудь.

– Ничего не нормально.

– Если не угомонишься, – говорит Брэндон, – то я позову учителя. Тогда точно все будет нормально.

– Ого! Да ты у нас крут. – Деклан вскидывает средний палец.

Брэндон хмурится.

– Тебе, случаем, не нужно идти на слушание в суде или обязательные работы?

Деклан надвигается на него, но Рэв хватает друга за рукав и дергает назад.

– Хватит. Идем.

– Рэв, клянусь богом…

– Лучше бы ты этого не делал. – Рэв продолжает оттаскивать его от нас. – Проблема в том, что тебе действительно нужно на работу. Идем же.

Деклан позволяет ему себя оттащить, но оглядывается на меня через плечо.

– Удали снимок. Слышала меня? Удали.

Я провожаю его взглядом. Не удалю. Не понимаю, чего он так разошелся?

– Ты в порядке? – поворачивается ко мне Брэндон.

У меня пересохло во рту и сердце норовит выпрыгнуть из груди. Куда теперь девать весь этот адреналин?

– Да. В порядке.

Его нужно поблагодарить? Брэндон испытующе разглядывает меня.

– Думал, ты больше не фотографируешь, – замечает он, остановив взгляд на моей камере.

– Мистер Жерарди попросил меня об услуге, – пожимаю я плечами.

– И ты согласилась?

– Он меня подкупил, – поднимаю я фотоаппарат.

Глаза Брэндона загораются.

– Счастливица.

Он всегда меня раздражал, но только потому, что в фотосъемке был ничуть не хуже меня, а может, даже и лучше. Его дедушка получил Пулитцеровскую премию за фотографии, сделанные во время войны во Вьетнаме. Благодаря семейным связям Брэндон прошлым летом прошел элитный курс стажировки в «Вашингтон пост»[11]11
  «Вашингтон пост» (англ. The Washington Post) – американская ежедневная газета.


[Закрыть]. Я просила маму замолвить за меня словечко, но она отказалась. Мол, такая стажировка будет значить для меня гораздо больше, если я добьюсь ее своими силами.

Теперь я рада, что не стажировалась. Летом я избегала фотографий и фотоаппаратов, сидела на могиле и писала письма. Утратив чувство соперничества, я осознаю: Брэндон довольно милый парень.

– Спасибо. Ты не обязан был нам помогать.

– Это ему не нужно было вас доставать.

– Что его так взбесило? – удивляется Роуэн.

Задумчиво пожав плечами, я снова рассматриваю сделанный кадр. Ничего отталкивающего на нем нет. Я же не в раздевалке их подкараулила и сняла.

– Не знаю.

Брэндон фыркает.

– Да кто же его поймет.

Что-то в его голосе привлекает мое внимание.

– Ты с ним знаком?

Брэндон смотрит на меня как на сумасшедшую.

– С Декланом Мерфи? Нет. Но я наслышан о нем, как и все остальные. – Он задумывается. – Может, чуть больше остальных. Отец за ужином вслух зачитывает полицейские отчеты.

– Он правда угнал машину? – любопытствует Роуэн.

– Ага. Обдолбался, угнал машину и врезался в административное здание.

Ничего себе! После этого о Деклане мы больше не говорим. Брэндон показывает на мою камеру.

– Уже достаточно снимков сделала?

– Нет, – признаюсь я. – Только начала.

– Приятно видеть тебя снова с фотоаппаратом в руках. – Он отводит взгляд, слегка зардевшись. – Ну, то есть я рад, что ты не потеряла сноровки.

– Я просто помогаю.

– Как скажешь. – Брэндон смотрит на меня. – А завтрашние танцы ты будешь снимать?

– Нет. Только фестиваль.

– А я буду.

– Понятно… – Не знаю, что еще сказать.

– Но ты придешь? – спрашивает он.

– На танцы? – прищуриваюсь я. – Вряд ли.

Он крутит в руках камеру, не решаясь что-то сказать. Наконец произносит:

– Если хочешь, можешь прийти и провести время со мной.

Клянусь, Роуэн затаила дыхание. Она пихает меня бедром.

– Ты приглашаешь меня на свидание? – уточняю я.

– Ну… – он поднимает на меня взгляд, – в каком-то роде. Я ведь буду работать. Но мы можем и повеселиться. – Он смотрит на Роуэн. – Это может быть и не свидание. Приходите вдвоем. Если хотите.

Я делаю шаг назад. Это так неожиданно. Я к этому совершенно не готова. Еще не поутихли эмоции от нашей стычки с Декланом.

Даже не знаю, что Брэндону ответить. Мне явно нужно сказать «нет». Он и не ждет моего согласия. Это очевидно, так как он уже начал снимать происходящее на фестивале. Танцы? Не представляю себя на танцах!

Я открываю рот и хочу отказаться, но вспоминаю письмо Мрака: «Я последовал твоему примеру и сделал кое-что неожиданное. Ты права. Это было пугающе. Повторим?»

– Конечно, – отвечаю я.

Брэндон опускает камеру и смотрит на меня.

– Правда?

– Правда. – Я сглатываю. – Но только если со мной пойдет Роуэн.

Радостно взвизгнув, подруга обхватывает меня рукой за талию.

– Похоже, мы придем, – показываю я на нее.

Сказать по правде, я и сама готова взвизгнуть. Но тихо-тихо.