Текст книги "Путешествие Жана Соважа в Московию в 1586 году. Открытие Арктики французами в XVI веке"

Второй текст – извлечение из книги Герберштейна (1486–1556) «Записки о московитских делах». Это произведение – первое систематическое описание России европейцем. Латинский оригинал книги называется «Rerum Moscoviticarum Commentarii». Книга написана около 1550 года бароном Сигизмундом фон Герберштейном, который дважды ездил в Россию в качестве посла. В 1517 году он был прислан императором Максимилианом как посредник для заключения мира между Россией и Польшей и прожил девять месяцев в Москве. В 1526 году он приехал в Россию снова как представитель Карла Пятого. Он легко выучил русский язык, поскольку уже в юности выучил словенский. Он собрал рассказы тех, кто плавал из Белого моря в Данию в конце XV – начале XVI века.

Ниже воспроизводится глава из книги Герберштейна, рассказывающая о путешествии Истомы[45]45
  Текст воспроизводится по изданию: Сигизмунд Герберштейн. Записки о Московии. М.: Изд-во МГУ, 1988 (первое издание: СПб., 1908). Пер. А.И. Малеина, А.В. Назаренко.


[Закрыть]. Григорий Истома был переводчиком с латинского и немецкого языков при дворе Ивана III, а затем Василия III. Он был переводчиком Герберштейна в 1517 году, когда тот в первый раз приехал в Москву. Давид Кохран был послом короля Дании в России[46]46
  Эта информация, как и большинство примечаний, взята с русского сайта www.kolamap.ru, где приводятся многочисленные карты и документы, имеющие отношение к Кольскому полуострову (в том числе текст Жана Соважа).


[Закрыть].

О Карелии (Соrеlа) сказано выше, что она является данницей и шведскому королю, и государю Московии, так как лежит между владениями того и другого, почему каждый из них похваляется, что она – его собственность; пределы ее простираются до самого Ледовитого моря. А поскольку о Ледовитом море большинство писателей сообщают много разноречивых (известий), я счел нелишним присоединить краткое описание плавания по этому морю.

Мореплавание по Ледовитому океану

В то время когда я нес службу посла моего светлейшего государя у великого князя московского, мне случилось встречаться с толмачом этого государя Григорием Истомой, человеком дельным, научившимся латинскому языку при дворе Юхана, короля датского. В 1496 году по Р.Х. его государь послал его к королю Дании вместе с магистром Давидом, уроженцем Шотландии, тогдашним послом короля датского; с этим Давидом я тоже познакомился там еще в первое мое посольство. Так вот этот Истома и изложил нам вкратце порядок всего своего путешествия. Так как этот путь ввиду чрезвычайной труднопроходимости тех мест кажется мне тяжелым и крайне сложным, то хочу описать его здесь в двух словах так, как слышал от него.

Прежде всего, по его словам, он и названный уже посол Давид, будучи отпущены государем, прибыли в Новгород Великий. А поскольку в то время королевство Шведское отложилось от короля Дании, и, сверх того, у московита были несогласия со шведами[47]47
  Речь идет о русско-шведской войне апреля 1496 – марта 1497 года.


[Закрыть], они не могли держаться общедоступного обычного пути, а избрали другой, более длинный. Прежде всего они добрались из Новгорода к устью Двины и к Потивло [Potiwlо][48]48
  Потивло – один из немногих топонимов в рассказе Истомы, не поддающийся точной идентификации. По мнению А.И. Андреева, это испорченное «путь за волок» (Шаскольский, с. 12, примеч. 18); возможно, это испорченное Пур-наволок, мыс, где находился Михайло-Архангельский собор, а позднее был поставлен город Архангельск (Гнедовский Б.В., Добровольская Э.Д. Вокруг Архангельска. М., 1978, с. 73). Сочетание в этом топониме финской и русской основ, вероятно, и было причиной его искажения. [Примеч. А.В. Назаренко.]


[Закрыть]. Он говорил, что эта дорога, для которой по ее трудности и неудобству он не мог найти достаточного количества проклятий, длиной в триста миль[49]49
  Речь идет о немецких милях, приблизительно равных 5 км.


[Закрыть]. Затем они сели в устье Двины на четыре суденышка и, держась в плавании правого берега океана, видели там высокие и неприступные горы; наконец, проплыв шестнадцать миль и переправившись через какой-то залив, они прибыли к левому берегу. Оставив справа обширное море, называемое, как и прилегающие горы, по реке Печоре, они добрались до народов Финлаппии [Finlappia]. Хотя они живут там и сям вдоль моря в низких хижинах и ведут почти звериную жизнь, однако они гораздо более кротки, чем дикие лопари. Он говорил о них как о данниках московита.

Оставив затем землю лопарей и проплыв восемьдесят миль, они достигли земли Норрботтен, подвластной королю шведскому; русские называют ее Каянской землей [Kaienska Semla], а народ – каянами [Кауeni][50]50
  Русский термин каяны передает древнее название (кайну, квены) финских племен. [Примеч. А.В. Назаренко.]


[Закрыть]. Отсюда, обогнув с трудом излучистый берег, который тянулся вправо[51]51
  Ошибка Герберштейна, следовало сказать «влево», т. е. на запад. [Примеч. А.В. Назаренко.]


[Закрыть], они прибыли к одному мысу, который называется Святым Носом [Sanctus Nasus, Swetinoss]. Святой Нос – это огромная скала, выдающаяся в море, наподобие носа. Под этой скалой видна полная водоворотов пещера, которая каждые шесть часов то всасывает море, то с большим шумом возвращает пучину, извергая ее обратно. Одни называют это пупом моря, а другие – Харибдой. Сила этого водоворота настолько велика, что он притягивает корабли и все прочее, находящееся поблизости, крутит их и поглощает. По словам толмача, он никогда не находился в большей опасности, ибо когда водоворот стал вдруг сильно засасывать корабль, на котором они плыли, то они едва спаслись, изо всех сил налегая на весла.

Пройдя мимо Святого Носа, они прибыли к какой-то скалистой горе, которую надлежало обогнуть. После того как несколько дней их задерживали там противные ветры, корабельщик сказал им: «Эта скала, что сейчас перед вами, зовется Семес [Semes][52]52
  Многие считают, что это остров Кувшин из группы Семи Островов. Но есть и другая точка зрения (см. комментарий к тексту).


[Закрыть], и если мы не умилостивим ее каким-нибудь даром, то нам нелегко будет пройти мимо нее». Истома упрекнул корабельщика за пустое суеверие. Тот после этих упреков замолчал, и из-за бури они задержались там на целых четыре дня; затем ветры улеглись и они отплыли. Когда они плыли уже при попутном ветре, хозяин корабля сказал: «Вы насмехались над моим предложением умилостивить скалу Семес как над пустым суеверием, но если бы я ночью тайком не взобрался на утес и не умилостивил бы Семес, то нам никогда не позволено было бы пройти». На вопрос, что он поднес Семесу, он отвечал, что насыпал на выступающий камень, который мы видели, овсяной муки, смешанной с маслом. Во время дальнейшего плавания им попался навстречу огромный мыс, похожий на полуостров, по имени Мотка [Motka], на оконечности которого находится крепость Вардехуз [Barthus][53]53
  Мотка – в дальнейшем полуостров Рыбачий. Местоположение Вардехуза указано неточно, он находится на другом берегу Варангер-фьорда. [Примеч. А.В. Назаренко.]


[Закрыть], что значит «караульный дом», ибо короли Норвегии держат там воинский караул для охраны границ. По словам Истомы, этот мыс настолько вдается в море, что его едва можно обогнуть в восемь дней. Чтобы не тратить на это времени, они с великим трудом перетащили на плечах через перешеек в полмили шириной и свои суденышки, и поклажу[54]54
  Если посмотреть на карту, речь может идти только о полуострове Рыбачьем. Его можно обогнуть куда быстрее, чем за восемь дней. Может быть, капитан снова испугался какой-нибудь зловредной скалы?


[Закрыть]. Затем приплыли они в страну Дикилоппи [Dikiloppi], то есть диких лопарей, к месту по имени Дронт [Dront][55]55
  Пониманию Дронта как Трондхейма, по И.П. Шаскольскому, противоречит указание на его местоположение, которому наиболее соответствует г. Тромсё. По-видимому, в этом наименовании соединились два топонима – Тромсё, до которого простирались границы подданных Русского государства, и Трондхейма, где путешественники покинули корабль. [Примеч. А.В. Назаренко.]


[Закрыть], отстоящему от Двины на двести миль к северу. По их рассказам, государь Московии обыкновенно взыскивает дань вплоть до сих мест. Там они оставили свои лодки и остальную часть пути проехали по суше в санях.

Кроме того, он рассказывал, что там содержатся целые стада оленей, как у нас быков; они называются на норвежском языке Rhen и несколько крупнее наших оленей. Лопари пользуются ими как вьючными животными следующим образом. Они впрягают оленей в санки, сделанные наподобие рыбачьей лодки; человека чтобы он при быстром беге оленей не выпал из саней, привязывают за ноги. Вожжи, при помощи которых он управляет бегом оленей, он держит в левой руке, а в правой у него палка, чтобы удержать повозку от падения, если она слишком наклонится в какую-нибудь сторону. По словам Истомы, при таком способе езды он за день проделывал по двадцать миль, под конец отпуская оленя, который сам возвращался к своему хозяину и привычному становищу.

Окончив, наконец, этот путь, они прибыли к норвежскому городу Бергену [Berges, Bergen], лежащему прямо на север между горами, а оттуда на конях – в Данию. Говорят, будто у Дронта и Бергена в летнее солнцестояние день длится двадцать два часа.

Власий, другой толмач государя, который несколько лет тому назад послан был своим государем к императору в Испанию[56]56
  Влас Игнатьев – русский дипломат, дьяк посольства Якова Полушкина к императору Карлу V в 1522–1524 годы.


[Закрыть], изложил нам другой, более удобный маршрут своего путешествия. По его словам, будучи послан из Москвы к Юхану, королю датскому, он вплоть до Ростова двигался пешком. Сев на суда в Переяславле, он от Переяславля по Волге добрался до Костромы[57]57
  Путь Игнатьева от г. Костромы мог проходить по р. Костроме и ее притоку Обноре, затем сухим путем до р. Лежа, которая впадает прямо в Сухону. [Примеч. А.В. Назаренко.]


[Закрыть], а оттуда сухим путем семь верст до какой-то речки, по которой приплыл сперва в Вологду, а затем по Сухоне и Двине к самому норвежскому городу Бергену, перенеся все труды и опасности, о которых рассказывал выше Истома; наконец он прибыл прямиком в Гафнию, столицу Дании, которую немцы называют Копенгаген. На обратном пути, по словам обоих, они возвращались в Московию через Ливонию и совершили этот путь за год, хотя один из них, Григорий Истома, утверждал, что половина этого срока ушла на задержки и промедления в разных местах из-за бурь. Но оба они неизменно уверяли, что во время этого путешествия проехали тысячу семьсот верст, то есть триста сорок миль. Точно так же и тот Димитрий[58]58
  Дмитрий Герасимов (ок. 1465 – позже 1535) был послом к папе римскому Клименту VII в 1525 году. Этот эрудит, говоривший на латинском и немецком языках, неоднократно ходил Северным путем. Это был первый русский, высказавший идею о плавании в Китай по Северо-Восточному проходу. Это был и первый «картограф» России. Заметим также, что Герасимов путешествовал вместе с генуэзцем Паоло Чентурионе, который первым заговорил о Северном пути. В своей второй поездке в Москву Чентурионе вез письмо Климента VII, посвященное объединению двух церквей.


[Закрыть], который совсем недавно был послом в Риме у верховного первосвященника и по рассказам которого Павел Иовий написал свою «Московию»[59]59
  Итальянский гуманист и историк Паоло Джовио (Павел Иовий Новокомский) написал «Книжечку о посольстве Василия, великого князя Московии» по итогам своих разговоров с Герасимовым (сам Джовио в Россию не ездил). Его трактат, опубликованный в Риме в 1525 году, и книга Герберштейна на протяжении долгого времени оставались единственными западноевропейскими публикациями о России. Карта России Паоло Джовио приводится во вклейке. Русский перевод текста Иовия содержится в книге: Алексеев М.П. Сибирь в известиях западно-европейских путешественников и писателей. Введение, тексты и комментарии. Т. I. XIII–XVII в.в. Иркутск: Крайгиз, 1932, а также на сайте www.vostlit.info.


[Закрыть], был до того послан в Норвегию и Данию тем же самым путем; он тоже подтвердил справедливость всего вышесказанного. В остальном же все они, когда я спрашивал их о Замерзшем или Ледовитом море, отвечали только, что видели в приморских местах очень много больших рек, сильным и полноводным течением которых море оттесняется на большое расстояние от своих берегов, и что эти реки вместе с морем до определенной границы от их берега замерзают, как это бывает в Ливонии и в иных частях Швеции. Хотя под напором встречного ветра лед в море ломается, в реках это бывает редко или даже никогда, разве что случится какое-либо наводнение; тогда сбившийся в кучу лед поднимается и трескается. Куски льдин, снесенные речным потоком в море, плавают по его поверхности почти весь год и от сильного мороза так смерзаются снова, что иногда там можно видеть лед нескольких лет, смерзшийся воедино. Это легко видно по кускам, которые ветром выбрасывает на берег.

Я слышал от людей, достойных доверия, что и Балтийское море замерзает в весьма многих местах и очень часто. Говорили также, что в местах, где живут дикие лопари, солнце во время летнего солнцестояния не заходит в течение сорока дней, но ночью в продолжение трех часов диск солнца видится окутанным какой-то мглой, так что лучей не видно; тем не менее оно дает столько света, что всякий без помехи от тьмы может заниматься своей работой. Московиты похваляются, что берут дань с этих диких лопарей. Хотя это маловероятно, но удивительного тут ничего нет, так как у лопарей нет других соседей, которые могли бы собирать с них дань. В качестве дани они дают меха и рыбу, потому что другого у них нет.

Заплатив же годовую дань, они хвалятся, что никому более ничего не должны, и живут по своим законам. Хотя лопари не знают ни хлеба, ни соли, ни других возбуждающих приправ и употребляют в пищу только рыбу да мясо, однако, как говорят, они весьма склонны к сладострастию. Далее, они все очень искусные стрелки, так что если во время охоты встречают благородного зверя, то убивают его стрелой в морду, чтобы получить шкуру целой и неповрежденной. Отправляясь на охоту, они оставляют дома с женой купцов и других иноземцев. Если по возвращении они найдут жену веселой, то награждают гостя каким-нибудь подарком; если же напротив, то с позором выгоняют. Вследствие общения с иноземцами, которые ездят туда ради наживы, они начали уже отходить от врожденной своей дикости, делаясь все более мирными. Они охотно принимают купцов, которые привозят им платья из толстого сукна, а также топоры, иглы, ложки, ножи, кубки, муку, горшки и прочее в этом роде, так что они уже едят вареную пищу и приняли более человеческие обычаи. Они носят самодельное платье, сшитое из шкур разных зверей, и в таком виде иногда являются в Московию; весьма немногие, впрочем, носят обувь и шапки, сделанные из оленьей кожи. Золотой и серебряной монеты они не употребляют вовсе, а довольствуются одним обменом предметами. Так как они не разумеют других языков, то кажутся иноземцам почти немыми. Свои шалаши они покрывают древесной корой, совершенно не имея определенных жилищ, но, истребив зверей и рыб в одном месте, переселяются в другое. Вышеупомянутые послы московского государя рассказывали также, что в тех местах они видели высочайшие горы, все время изрыгающие пламя, вроде Этны, и что в самой Норвегии многие горы обрушились от непрерывного горения. На основании этого кое-кто баснословит, будто там находится огонь чистилища. Почти то же самое об этих горах слышал я, будучи послом у Христиана [II], короля датского, от норвежских начальников, которые тогда по случаю там находились.

Говорят, что близ устья реки Печоры, находящегося правее устья Двины, в океане водятся различные большие животные, а между ними некое животное величиной с быка, называемое тамошними жителями «морж». Ноги у него короткие, как у бобров, грудь по сравнению с размерами остального туловища несколько выше и шире, а два верхних зуба выдаются в длину. Это животное вместе с сородичами ради размножения и отдыха покидает океан и стадами выбирается на скалы. Здесь, прежде чем предаться сну, который у них чрезвычайно крепок, оно выбирает из сородичей часового, подобно тому, как это делают журавли. Если этот часовой заснет или будет убит охотником, то тогда можно легко захватить и остальных животных; если же он, как обычно, подаст сигнал ревом, то остальное стадо тотчас пробуждается и, положив задние ноги на клыки, с величайшей скоростью, как на полозьях, скатывается со скал, устремляясь в океан, где они также имеют обыкновение время от времени отдыхать на плавающих на поверхности льдинах.

Охотники добывают этих животных только из-за клыков, из которых московиты, татары, а главным образом турки искусно изготовляют рукоятки мечей и кинжалов, пользуясь ими скорее как украшением, а не для нанесения особенно тяжелого удара, как кто-то выдумывал. У турок, московитов и татар эти клыки продаются на вес и называются рыбьим зубом.

Ледовитое море простирается далеко за Двину вплоть до устьев Печоры и Оби. За ними, как говорят, лежит страна Энгранеланд [Engronelandt]. Я слышал, что людям наших стран сноситься и торговать с ней мешают как высокие горы, которые вздымаются, покрытые вечными снегами, так и плавающий в море вечный лед, затрудняющий плавание и делающий его опасным, потому-то она и неизвестна[60]60
  По-видимому, речь идет о Гренландии, колонизация которой прекратилась в конце XIV – начале XV века из-за изменения климата, но воспоминание о которой среди скандинавов было вполне живым.


[Закрыть].

Комментарии: по поводу водоворотов «Святого Носа».

Святой Нос – это полуостров длиной примерно в 20 км, протянувшийся почти параллельно берегу, своего рода морской тупик. Там скапливается вода и во время как прилива, так и отлива, течение крайне сильное, заметное на расстоянии более десяти километров. Этот водоворот не надо путать с Мальстрёмом на Лофотенских островах, который описал Жюль Верн.

Семес – вероятно, островок, известный как скала Воронуха, находящийся неподалеку от Святого Носа. Слово Семес может быть искажением русского слова камень. Заметим, что английский мореплаватель Дженкинсон упоминает эту скалу в своем судовом журнале 1557 года: каждое судно должно принести скале жертву (масло, мясо и другие съестные припасы), чтобы спокойно ее миновать.

Этот проход был очень трудным для мореплавателей, и там состоялось множество кораблекрушений[61]61
  Информация из книги Иосифа Христиановича Гамеля, опубликованной к трехсотлетию путешествия Ченслера: Hamel J. England and Russia: comprising the voyages of John Tradescant the Elder, Sir Hugh Willoughby, Richard Chancellor, Nelson, and others to the White Sea. London: Bentley, 1854.


[Закрыть].

Третий текст – отрывок из «Реляции о трех посольствах господина графа Карлайла»: имеются в виду посольства к царю Алексею Михайловичу, к королю Швеции Карлу XI и королю Дании Фредерику III. Граф Карлайл выполнил эти миссии в 1663–1664 годах по поручению короля Англии Карла II. Путешествие посла описал один из членов его свиты, Ги Мьеж (1644 – после 1718). Французский перевод книги вышел в 1670 году, через год после английского издания; можно предположить, что автор, кальвинист из Лозанны, эмигрировавший в Англию, писал книгу сразу на французском[62]62
  Ги Мьеж оставил свой след и в лингвистике: помимо прочего, он составил большой англо-французский словарь и пособие по изучению английского языка: Methode abbregee pour apprendre l’anglois: avec une nomenclature & un corps de dialogues un recueil de plaisans contes, & bon mots, de lettres galantes, & caracteres bien tournez, 1698.


[Закрыть].

Ги Мьеж описывает путешествие Ричарда Ченслера более чем через сто лет после того, как оно состоялось. Он вспоминает, как в правление Ивана Грозного был открыт Северный путь.

Впрочем, у него есть историческая ошибка. Автор говорит о городе Архангельске, которого в то время еще не было. По-видимому, речь идет о Холмогорах, первой стоянке англичан – они были важнейшим центром торговли, но не выдержали конкуренции с Архангельском. В наше время Архангельск насчитывает 350 тысяч жителей, Холмогоры – от силы 5 тысяч.

Что же до города Архангельска, там нет ничего примечательного, кроме масштабной торговли, которую там завели англичане, и я лишь сообщу, по какому случаю и каким образом этот порт был открыт, во времена Эдуарда VI, короля Англии, и Ивана Васильевича, великого князя Московского. В это время английские купцы, видя, что их торговля каждый день слабеет, в то время как испанцы и португальцы, напротив, наслаждаются сокровищами Индий благодаря недавно открытым ими странам, решили попытаться открыть Восточный берег. С этой целью они снарядили три корабля и поручили их кавалеру по имени Хью Уиллоби, человеку хорошего происхождения и добрых нравов. А поскольку, чтобы отправиться морем на Восток (как было решено), нужно было идти Северным путем, хотя в то время он был малоизвестен, его флотилия была снабжена продовольствием на восемнадцать месяцев. Рассудили, что нужно пищи на шесть месяцев, чтобы дойти туда, куда они предлагали дойти, и не меньшее количество, чтобы там зазимовать, в случае, если крайний мороз удержит их, и столько же, чтобы вернуться. Итак, 20 мая 1553 года они отплыли из Рэтклиффа, неподалеку от Лондона. Но через некоторое время в результате грозной бури флотилия оказалась настолько разбросана, что корабли уже не смогли воссоединиться. Они назначили друг другу встречу в одной норвежской гавани, но из трех кораблей туда прибыл лишь один, капитан которого звался Ричард Ченслер, бросивший там якорь в ожидании двух других кораблей. Он оставался в этой гавани семь дней, не получая никаких вестей о других кораблях; и капитан Ченслер решил продолжить свой путь. Его пример воодушевил его спутников, и они решили, что вернуться назад, к безопасности, будет бесчестием, и лучше великодушно пойти на смерть вместе с ним ради блага своей родины. С таким решением они отплыли из гавани и спустя несколько недель благополучно прибыли в бухту Святого Николая рядом с Архангельском, где, бросив якорь, они заметили вдали рыбака, и капитан вместе с несколькими из своих людей попытался догнать его. Рыбаки тоже увидели корабль, показавшийся им новым водным чудовищем, и в изумлении сразу же обратились в бегство; но капитан так быстро гнался за ними на своей шлюпке, что в конце концов нагнал их и, выражая знаками вежливость и дружеские намерения, дал понять, что он не желает причинить им зло (как они думали). Эти бедные варвары, испугавшись, что попали в его плен, вначале бросились к его ногам; но капитан отверг их раболепство и, обращаясь с ними очень мягко, постарался их убедить, что не имеет каких-либо злых намерений. Удивленные столь чрезмерной учтивостью, они перешли от страха к радости и, попрощавшись с капитаном, отправились сообщить своим соседям об этом деле. Население сразу же сбежалось посмотреть на новоприбывших, проявив к ним всяческую доброжелательность. Им предложили помощь, еду и все, что только можно было предложить к их удобству. Англичане узнали, что эта страна называлась Россия или Московия, что государь, правивший в это время, звался Иван Васильевич, то есть Иван, сын Василия. В свою очередь, капитан сообщил им, что он по национальности англичанин, и послал его к этим берегам его государь Эдуард VI, и у него есть что передать их монарху от его короля, что будет во благо обоим государствам. Тогда был послан гонец в Москву, чтобы сообщить царю о том, что произошло, и получить приказы по этому поводу. Спустя некоторое время пришел приказ, чтобы капитана и его людей отвезли ко двору за счет его царского величества, и царь хорошо их принял. Чтобы достойным образом вознаградить великодушное предприятие англичан, его величество предоставил им и их наследникам заверенные привилегии, позволяющие торговать в его землях беспошлинно. Так в Архангельске завелась торговля, и установилась великая дружба, столь долго продолжающаяся между этими двумя коронами, приносящая великую выгоду как одной, так и другой нации. А кавалер Уиллоби доплыл на своих двух кораблях до Лапландии, до гавани неподалеку от Кегора[63]63
  Полуостров Рыбачий. Это самая северная часть Русской Лапландии (а не всей Лапландии).


[Закрыть], самой северной точки Лапландии. Там они увидели на суше огромное количество медведей, крупных ланей, лисиц и многих других зверей, которые были им неизвестны, но не встретили ни одного человека. Они оставались там неделю, в течение которой очень похолодало, и решили там зазимовать. Капитан отправил троих людей на восток-юго-восток, чтобы попытаться найти кого-нибудь; они шли три дня, но так никого и не встретили. Тогда он отправил других троих людей в западном направлении, но и они вернулись ни с чем. Наконец, он послал еще троих на юго-восток, но и они за три дня не встретили ни людей, ни жилищ. Оказавшись в ужасном одиночестве, они умерли от холода в тьме зимы, страшной в тех краях – в это время года нет никакого света, кроме того, что дает белизна снега. Но благодаря завещанию, найденному на одном из этих кораблей, теперь известно, что господин Уиллоби и большинство его людей были еще живы в январе следующего, 1554 года.

Комментарии: Два корабля, бывшие с Уиллоби, не смогли пройти Святой Нос: им помешали противные ветры в сочетании с мощным течением. Уиллоби предпочел повернуть назад и бросить якорь в бухте острова Нокуев перед устьем реки Варзина.

Кстати о «диких лопарях»

Рассказ, приводящийся ниже, извлечен из книги «О государстве русском» авторства Джайлса Флетчера, посла Елизаветы I Английской[64]64
  Giles Fletcher. Of the Russe Common Wealth. Or, Maner of gouernement of the Russe emperour, (commonly called the Emperour of Moskouia) with the manners, and fashions of the people of that countrey. London, 1698. Русский перевод: Джильс Флетчер. О государстве русском // Проезжая по Московии. М.: Междунар. отношения, 1991, а также на сайте www.vostlit.info (перевод князя М.А. Оболенского).


[Закрыть]. Он побывал в России в 1588 году.

На северной стороне от России, близ Карелии, лежит Лапония, которая простирается в длину, начиная от самого дальнего пункта на севере (со стороны мыса Нордкап) до самой отдаленной части на юго-востоке (которую русские называют Святым Носом [Sweetnesse], а англичане мысом Благодати [Capegrace]), на 345 верст или миль. От Святого носа до Кандалакши [Candelox] через Варзугу [Versega] (как измеряется ширина этого края) расстояние 90 миль или около того. Вся страна наполнена озерами и горами, которые близ моря называются тундрами [Tondro], потому что все состоят из твердого и неровного камня; но внутренние части покрыты обильными лесами, растущими по горам, между коими лежат озера. Пища у них весьма скудная и простая: хлеба нет, и едят они лишь рыбу и дичь. Они подвластны русскому царю и двум королям, шведскому и датскому, которые все берут с них подать (как было замечено выше); но русский царь имеет самое значительное на них влияние и получает с них гораздо большую дань, нежели прочие. Полагают, что первоначально они названы лопарями [Lappes] по причине их краткой и отрывистой речи. Русские разделяют всех лопарей на два рода: одних называют лопарями мурманскими [Nowremanskoy Lapary], то есть норвежскими, потому что они держатся вероисповедания датчан, а датчан и норвежцев признают здесь за один и тот же народ. Других, не имеющих никакой веры и живущих дикарями и в язычестве, без всякого понятия о Боге, называют дикими лопарями [Dikoy Lopary].

Весь народ находится в совершенном невежестве и не употребляет даже никаких письменных знаков или букв. Но зато превосходит он все другие народы колдовством и чародейством. Впрочем, рассказ (слышанный мною) о способности их околдовывать корабли, плавающие вдоль их берегов, и производить попутный ветер для своих друзей и противный для тех, кому они хотят повредить, при помощи завязывания особых узлов на веревке (отчасти подобный рассказу об Эоловых мехах), есть не что иное, как басня, выдуманная (как кажется) ими самими для устрашения мореходов, чтобы те не приближались к их берегам. Оружие их составляют лук и арбалет, которыми они превосходно действуют, умея их скоро заряжать и разряжать и метко попадать в цель, вследствие беспрерывного упражнения (по необходимости) в стрельбе на охоте за дичью. Обыкновенно летом отправляются они большими партиями к морю, именно к Вардехузу, Коле, Кегору и бухте Вайда [Vedagoba], где ловят треску, семгу и другую рыбу, которую продают потом русским, датчанам и норвежцам, а с недавнего времени и англичанам, привозящим туда сукно для обмена лопарям и карелам на рыбу, рыбий жир и меха, коих у них также довольно много. Главный торг их бывает в Коле на Петров день, в присутствии губернатора Вардехуза (представителя короля Датского) или его посланца, который назначает цену рыбе, рыбьему жиру, мехам и другим произведениям, а также сборщика податей русского царя для получения подати, которая всегда платится прежде, чем что-либо будет продано или куплено. По окончании лова лодки вытаскиваются на берег, где, будучи опрокинуты килем вверх, остаются до открытия весны. Они ездят на санях, запряженных оленями [Olen deer], которых летом пасут на острове, называемом Кильдин [Kilden] (где почва гораздо лучше, чем в других местах этой страны), а на зиму, когда выпадает снег, пригоняют домой и употребляют для санной езды.