Текст книги "Слезы небес"

Глава 5

Я задремал, но в полночь проснулся, когда рядом с моей кроватью появился Роско. Пес сидел, глядя в окно и навострив уши. Я тоже услышал какой-то шум.

Лежа в темноте, я прислушался. Шум доносился откуда-то издалека. Уши Роско, словно локаторы, были направлены на приоткрытое окно.

Между тем шум послышался снова. На сей раз шерсть на спине пса встала дыбом. Я завязал шнурки на ботинках, натянул куртку и взял рюкзак.

Стоит несколько лет прожить в горах, как у вас входит в привычку всякий раз, выходя из дому, брать с собой рюкзак. В котором есть все необходимое на случай любых непредвиденных обстоятельств: стометровый моток веревки, компас, спасательное одеяло, ракетница, спички, бутановая горелка, нейлоновый шнур, нож, второй нож, теплая шапка, аптечка и десяток других вещей, какие только могут понадобиться.

Минуту мы с псом стояли на крыльце, прислушиваясь. Колючий снег сыпал мне в лицо. Роско прижался ко мне. Здесь в горах слух легко может вас обмануть. Ветер и гранит искажают голоса. Из тьмы до нас донеслось что-то вроде приглушенного крика. Больше похожего на затухающее эхо. Затем он раздался снова.

Громче. И дольше.

Роско стоял неподвижно, глядя на северо-восток в направлении горного хребта над нами. Его мышцы были напряжены, как натянутая пружина. Я легонько потрепал его по голове, и он, взбивая лапами снег, рванул вверх по склону и исчез среди деревьев. Скользя на обледенелой земле, я последовал за ним.

Через четыре минуты он вернулся. И, встав на расстоянии тридцати ярдов от меня, завертелся на одном месте. Когда же я подошел к нему, он снова скрылся среди деревьев. Я трусцой припустил вверх по старой дороге лесорубов, что вела к седловине между двумя горными вершинами высотой шесть тысяч футов каждая. Там у водопада пересекались две туристических тропы. Летом здесь всегда было полно любителей пеших прогулок. Конечно, в водопаде никто никогда не купался. По крайней мере, люди оставались под ледяными струями не дольше нескольких секунд. Даже летом температура не поднималась здесь выше трех градусов. В данный момент она была где-то около нуля. Звук между тем стал ближе. Кто-то из последних сил звал на помощь.

Я взбежал на седловину и какое-то время привыкал к темноте и снегу. Главная достопримечательность этой части тропы – Обрыв Большого Тома. Большой Том – этот тот самый невезучий парень, наткнувшийся в XIX веке на труп Элиши Митчелла, в честь которого названа самая высокая гора здешнего хребта – Маунт Митчелл. Обрыв Большого Тома представляет собой шестидесятиметровый каскад из каменных глыб, достаточно крутой и скользкий, чтобы по нему можно было съехать на заднице вниз, где он завершается небольшим озерцом.

Обрыв срывается вниз под углом в семьдесят градусов. Слишком крутой для обычных прогулок, но вполне преодолимый для умелого альпиниста с веревкой нужной длины.

Добравшись до вершины Большого Тома, я обнаружил там двоих, одного повыше, другого пониже ростом. Склонившись над пропастью, они что-то кричали. Перегнись один из них чуть ниже, как он наверняка присоединился бы к тому, кто свалился в озеро. Снизу же доносился приглушенный плач, похожий на голос маленькой девочки. К неописуемому удивлению обоих стоявших наверху, мы с Роско подбежали к ним и тоже посмотрели вниз. Мне потребовалось не больше секунды, чтобы понять: когда женщина с двумя детьми шла по узкой тропе между горой Большого Тома и горой Крейг, девочка поскользнулась и упала вниз. Спасти ее мешали три вещи – снег, лед и отсутствие веревки. Девочка внизу не двигалась, и голова ее едва виднелась над водой. Она либо не умела плавать, либо холод сковал ее движения.

Прицепив карабин на конце веревки к стальному анкеру, который вогнали в скалу сотрудники лесничества, я перекинул веревку через край обрыва. После чего сбросил куртку и стал спускаться вниз.

Зацепиться было не за что, поэтому я просто соскользнул по склону.

В самом низу, не в силах притормозить свое скольжение, я ухнул по пояс в воду. От неожиданности у меня перехватило дыхание, на мгновение я был парализован. Вскоре на боковой тропе, по которой может пройти только пума или очень смелая собака, появился Роско и, прыгнув в воду, поплыл к девочке. Я заставил себя сдвинуться с места и пошел поперек течения. Затем схватил девочку, которая с воплями вцепилась в меня, и мы вместе направились назад к веревке. Роско между тем выбрался из воды, отряхнулся и, бросившись назад по боковой тропе, по которой пришел, исчез из вида.

Держа девочку перед собой, я велел ей обнять меня за шею и сказал:

– Держись крепче.

Она обмякла, словно тряпичная кукла, и плакала, что я воспринял как хороший знак. Пытаясь не обращать внимания на онемевшие от холода руки, я, держась за веревку, дюйм за дюймом начал скользкий подъем, локтями и предплечьями прижимая к себе девочку.

Вверху надо мной раздавался лай Роско и крики женщины.

Дважды у меня начинали скользить руки, а ноги теряли опору. Меня швыряло на скалу, где мои предплечья принимали основную силу удара, так как я старался защитить девочку.

Наверху меня встретила женщина. Ее губы посинели, лицо было искажено ужасом. Но она ничего не видела, кроме своей дочери на моих руках.

– Вам есть где согреться? – спросил я, перекрикивая вой ветра.

Она отрицательно покачала головой.

Я кивнул, продолжая держать девочку в руках.

– Моя куртка! – Она подняла ее с земли, и я завернул в нее девочку.

– Это мой дом. – Я указал в сторону сторожки. – У меня есть камин.

Она кивнула, и я повел их за собой.

Женщина следовала за мной по пятам вместе с мальчиком и Роско. Как можно быстрее спустившись по тропинке длиной почти в полмили, мы вышли на дорогу лесозаготовителей. Пройдя четверть мили, мы почувствовали запах дыма от моего камина. Все мое тело ныло от выброса молочной кислоты.

Женщина открыла дверь, и мы втроем собрались у огня. Я усадил девочку на медвежью шкуру, и женщина тут же начала раздевать детей. Я вытащил два спальных мешка, подкинул в камин несколько поленьев и помог женщине уложить детей. Их била дрожь, а маленькая девочка хныкала.

– Советую вам залезть в мешок вместе с дочкой, – заметил я. – Я принесу вам сухую одежду и поставлю кипятить воду.

Женщина стянула с себя мокрую одежду. Я протянул ей несколько свитеров, и она вместе с девочкой плотно закуталась в спальный мешок. Как только они стали понемногу согреваться, их начала бить дрожь, – свидетельство того, что они провели на холоде довольно много времени. Видя, что мальчику нужен дополнительный источник тепла, я отправил к нему Роско. Мальчонка расстегнул мешок, обнял пса и прижал его к себе.

Роско смотрел на нас так, словно думал, что мы все сошли с ума. Мальчик еще крепче прижался к псу, и все четверо начали долгий и болезненный процесс отогревания. Замерзнуть – это одно. А вот отогреться – совсем другое дело. В комнате слышалось лишь потрескивание дров в камине, лязг зубов, плач маленькой девочки и ритмичное постукивание по полу собачьего хвоста. Роско, которому мальчонка почесывал живот, явно блаженствовал.

Я снял с себя мокрую одежду и накрыл каждого из них дополнительным одеялом. Больше всего опасений у меня вызывала девочка. Не знаю, сколько времени она пробыла в воде, но она была очень возбуждена и бормотала что-то бессвязное. Я сварил горячего какао и добавил сверху взбитых сливок. Баллончик со сливками пролежал у меня как минимум год, но я перевернул его и нажал на распылитель. Издав шипящий звук, баллончик исторг из себя горку белой пены.

Я протянул чашку женщине. Поднеся ее ко рту девочки, она держала ее, пока та пила маленькими глотками, измазав кончик носа и щеки взбитыми сливками.

Узрев для себя возможность полакомиться, Роско вылез из спального мешка и принялся облизывать девочке губы, щеки и нос. Сначала той это не понравилось, что еще больше раззадорило пса, но потом она захихикала. Я налил вторую чашку и протянул ее мальчику. Казалось, он хотел улыбнуться, но ждал разрешения.

Третью чашку я приготовил для женщины, все это время не сводившей с меня глаз. Зажав чашку в ладонях, она склонилась над горячим паром. На ее лице по-прежнему был написан страх.

Она покосилась на дверь и заговорила с сильным акцентом.

– Нас преследует один человек. – Ее глаза метнулись в сторону. – Очень плохой человек. – Она понизила голос. – Если он найдет вас…

Выражение детских лиц подтвердило ее слова.

– И как далеко он отсюда? – спросил я.

– Очень близко.

Я надел сухую пару ботинок, черную куртку и вязаную шапку.

Она вылезла из мешка и коснулась моего плеча. Рука ее дрожала.

– Он убьет вас. – Пауза. – И глазом не моргнет.

Пока она говорила, я сгреб рукой пригоршню сажи в камине и вымазал ею лицо.

– Откуда он?

– Из Хуареса.

– Наркотики?

Она кивнула.

– У него на счету есть убийства?

Взгляд ее был ледяным.

– Много, – без колебаний ответила она.

– Сколько ему лет?

– Тридцать.

Я был не слишком осведомлен в делах мексиканских наркобаронов, но если этот тип и впрямь был из Хуареса, уже один тот факт, что он прожил так долго, говорил о том, что он неплохо делал свое дело. Вытащив из-за двери двустволку, я зарядил ее и протянул женщине.

– Знаете, как ею пользоваться?

Судя по тому, как она ее взяла, она была прекрасно знакома с оружием.

Я протянул ей ключи от своего джипа.

– Если я не вернусь к тому времени, когда уляжется буря, уезжайте отсюда и следуйте до первого полицейского, пожарного или «Скорой помощи», которые встретятся вам по дороге. Понятно?

По выражению ее лица я понял, что она не собирается этого делать.

– Не хотите следовать моему совету?

– Они отправят нас обратно… – Она покосилась на окно. – У него есть друзья.

Я протянул ей коробку с патронами.

– В таком случае пригнитесь и, если надо, стреляйте не раздумывая.

Я посмотрел на Роско, который, увидев, что я одеваюсь, подбежал к двери и прижал нос к щели.

– Стоять!

Пес отскочил, но мышцы у него на спине были напряжены. Я указал на мальчика, но обратился к собаке:

– Лежать!

Роско лег рядом с мальчиком. Его поскуливание говорило о том, что он отнюдь не в восторге, что я ухожу без него. Я застегнул куртку и закрыл за собой дверь. Мне нужно было уйти из дома и при этом не оставить новых следов. Это означало, что мне придется пятиться. Непростая задача.

Гора Митчелл – самая высокая вершина к востоку от Скалистых гор. Высота ее – 6684 фута. На север от нее протянулась двенадцатимильная туристическая тропа, известная как Гребень Черной Горы. Тропа идет вдоль всего хребта мимо одиннадцати других вершин, каждая выше шести тысяч футов, упираясь в местность, известную как Чело Ноб. Это обширная пустошь, расположенная на крутом склоне, окруженная лесным заповедником Писга. Место весьма гористое. Скорее вертикальное, нежели горизонтальное. Большая часть населения обитает внизу, в долинах, но я не принадлежу к большинству. Мой домик расположен на высоте пяти тысяч футов, и мой ближайший сосед проживает на расстоянии двух миль от меня.

Я, прислушиваясь, постоял у опушки леса и окинул взглядом свою сторожку. Я не мог вспомнить, когда у меня в последний раз были гости. И были ли они когда-нибудь вообще.

Снегопад прекратился, не успев засыпать наши следы. Хлебные крошки. Кто бы ни следовал за нами, он непременно обратил бы внимание не только на детские, но и на мои, бо́льшие по размеру следы. Это значило, что ему было обо мне известно. Я закрыл глаза и прислушался, не скрипнет ли под осторожными шагами снег.

Скрип не заставил себя долго ждать.

Глава 6

Через час после рассвета я отмыл руки снегом и, отступив немного в сторону, чтобы не оказаться на линии огня, тихо постучал в дверь. Стену дома выстрел не пробьет, а вот входная дверь для него не помеха. Я приоткрыл дверь, и меня встретил Роско, оскалившись и встав между мной и моими гостями. Из-за его спины на меня смотрело дуло моего ружья. Понимая, что мое измазанное сажей лицо может испугать кого угодно, я продемонстрировал им свои руки и произнес:

– Это всего лишь я.

Женщина села. Вид у нее был измученный. За все это время она явно не сомкнула глаз. Ружье лежало на стуле перед ней и было нацелено на дверь. Пять патронов лежали рядом. Она откинулась назад и отодвинула от себя приклад ружья. У нее был только один вопрос.

Мальчик приподнялся, девочка продолжала спать. Я вымыл руки и лицо, поправил фитиль лампы и сел у очага. Затем сунул руку в задний карман, вытащил оттуда старый мясницкий нож в футляре и положил его на пол рядом с мальчиком. Тот пристально уставился на нож, но не осмелился к нему прикоснуться. Словно тот мог сам на него наброситься. Впрочем, спустя какое-то время мальчонка осмелел. Протянув руку, он схватил нож, положил его себе на ладонь и стал внимательно разглядывать.

Женщина слегка приоткрыла рот и медленно перевела на меня взгляд. Мальчик сидел неподвижно, держа нож так, будто в его руках была бомба. Женщина переводила взгляд с него на меня и вновь на него. Затем прижала мальчишку к груди, и по ее лицу потекли слезы. Слезы, в которых не было печали. Она обхватила детей руками, и ее вновь начало трясти.

– Мама? – произнес мальчик, прижавшись к её груди.

– Да.

Девочка тоже проснулась и села.

– Хуан Педро найдет нас? – спросила она.

Ее мать взглянула на меня и ответила:

– Не думаю, детка.

– Похоже, вы трое проделали долгий путь. – Я попытался улыбнуться детям. – Таких смелых и стойких ребят, как вы, я еще не встречал. Редко кто способен на то, что сделали вы, даже летом и с рюкзаками, набитыми едой и водой. Вы проголодались?

По их ничего не выражающим лицам я понял, что они об этом даже не задумывались.

– Сейчас я немного приведу себя в порядок. А потом… Я умею готовить омлет. Можете спросить у Роско.

Водопровода у меня в доме нет, поэтому я обливаюсь из ведра водой комнатной температуры. Учитывая, что мое жилище состоит всего из одной комнаты и что живу я один, у меня, естественно, не было необходимости делать какие-то перегородки. Но теперь за каждым моим движением следили три пары любопытных глаз, и я был вынужден отгородить свою «душевую» шерстяным одеялом. Там я разделся и встал в таз. Почти мгновенно вода окрасилась в красный цвет. Вскоре мои пальцы нащупали причину кровотечения. Я обработал рану, после чего взялся зашивать глубокий порез под левым ребром. Отсутствие зеркала и расположение раны затрудняли мою работу, поэтому я натянул штаны и выглянул из-за одеяла.

– Могу я вас немного потревожить?

Женщина послушно встала и подошла к одеялу.

И склонила голову. Я немного отодвинул одеяло, чтобы она смогла увидеть то, чего не полагалось видеть детям. Она быстро зашла за одеяло, опустилась рядом с «душем» на колени, осторожно промыла мою кожу перекисью водорода, а затем взялась зашивать рану. Точность ее движений свидетельствовала о том, что либо у нее имелось какое-то медицинское образование, либо ей доводилось заниматься чем-то подобным и раньше.

Закончив, она встала, ожидая, что я велю ей уйти.

Но ощущалось в ней и нечто другое. Стыд. И что-то вроде растущей покорности. Ведь я одержал верх над ее хозяином.

Я указал на кухонную часть моего жилья.

– Там есть еда. Какая вам понравится. Спички лежат на полке над плитой.

Она бросила быстрый взгляд на мои швы.

– Ничего страшного. Роско, когда мы с ним боремся, царапает меня гораздо сильнее.

Натужная усмешка. Она быстро взглянула на меня, затем повернулась и, приподняв край одеяла, вышла. Когда я вышел, уже одетый и впервые за много лет спрыснув себя дезодорантом, она успела поджарить бекон, сделать омлет, сварить кашу, подрумянить несколько тостов и заварить кофейник свежего кофе.

Дети сидели за моим столом, глядя на то, как стынет их еда.

– Давайте ешьте, – сказал я, жестом приглашая к ужину. Их словно выпустили из клеток. Они жадно набросились на угощения. Казалось, они глотали еду, не жуя, и в два счета слопали дюжину яиц, шесть тостов, полбанки желе, почти полфунта бекона и целую кастрюлю каши.

Пока дети ели, мы с женщиной сидели у огня.

– Он вас перевез через границу?

– Да.

– Давно?

Она пожала плечами.

– Лет пять назад.

– У вас есть родственники в Штатах?

– Брат во Флориде. Может быть, кто-то еще.

– Вы хотите повидать их?

Наверное, до последних пяти минут она никогда не задумывалась о таких вещах, ведь чтобы что-то планировать, необходимо иметь свободу.

– Я точно не знаю, где они и как туда добираться. У меня… ничего нет.

– Я могу посадить вас на автобус.

Она умолкла, не решаясь встретиться со мной взглядом.

– У меня нет денег, чтобы расплатиться с вами.

Мы с ней вели как бы два разговора. Один на поверхности – о деньгах. Второй, скрытый, – о том, что она беззащитная женщина с привлекательным телом и что ей нужны деньги. Внимательно изучая выражение ее лица, я невольно задавался вопросом, было ли во мне нечто такое, что побудило ее вести себя со мной именно так, или же она настолько привыкла, что ею пользуются, что была просто не способна мыслить иначе. Как будто на душу этой женщины помимо ее воли нанесли татуировку.

Я встал и повернулся спиной к огню.

– В Спрюс-Пайн есть автобусная станция. Я мог бы посадить вас на вечерний автобус до Эшвилла. Там вы сможете взять билет практически до любого места.

Она кивнула. Даже не посмотрев на меня.

– Мне не нужно от вас никаких денег, – сказал я тихо. – Ни денег, ни чего-то еще.

Не знаю, поверила ли она мне, но по ее взгляду я понял, что она пытается осмыслить мои слова.

Глава 7

К тому времени когда мы спустились с гор, через Бьюзик, Каролину Хемлокс и через Микавилл прибыли в Спрюс-Пайн, было уже почти два часа. Посмотрев расписание, я обнаружил, что автобус до Эшвилла уходит только в пять. Я купил им три билета и только тогда понял, что внимание детей привлек аромат гамбургеров в соседней закусочной.

– Хочешь есть? – спросил я у девочки. Она подалась назад, но ничего не ответила.

Я указал на неоновую рекламу.

– Чизбургер?

Она посмотрела на мать. Та кивнула. Тогда девочка тоже кивнула, однако без малейшего намека на улыбку.

– Любишь картофель фри?

Снова взгляд, брошенный на мать, и снова кивок.

– Одинарную или двойную порцию?

Девочка растерялась.

Я протянул руку, большим и указательным пальцем изображая небольшое количество.

– Один пирожок или…

Я развел пальцы.

– Два.

Она подняла руку и показала два пальца, третий был приподнят не полностью. Видя, что этот палец остановился на полпути, она другой рукой вернула его в согнутое положение. Теперь ее пальцы изображали знак «V», идеальный знак мира.

Кафешка была дешевой забегаловкой, но еда горячей, а детям нужны калории. Мы сделали заказ, а поскольку светские разговоры никогда не были моей сильной стороной, мы ждали еду в полном молчании. За эти несколько минут я успел измерить сахар, сделал соответствующие подсчеты и впрыснул себе в живот два кубика инсулина. Все трое взирали на мои манипуляции с любопытством, но молча.

Над стойкой висел телевизор. Начинались местные новости. Судя по музыкальной заставке, нас ожидала какая-то сногсшибательная новость. Диктор за столом приступил к монологу.

– Небольшой городок Чело вчера вечером потряс взрыв, прогремевший в месте, которое власти называют метамфетаминовым притоном. За взрывом последовала автоматная очередь, длившаяся несколько минут. – Диктор повернулся к другому репортеру, стоящему перед Бернсвилльским отделением «Скорой помощи». – Фрэнк Портер находится на месте событий. Фрэнк, скажи нам, что там произошло.

– Да, Джон. Все началось с обычной проверки транспорта на дороге и переросло в то, что власти именуют войной гангстеров-наркоторговцев.

– Вчера вечером около шести часов шериф округа Йенси остановил машину для обычной проверки. Пытаясь избежать осмотра, некий водитель переехал одного полицейского и «ежа», который полиция протянула поперек дороги. Будучи не в состоянии продолжать движение на четырех спущенных шинах, он выскочил из машины и открыл огонь по двум другим полицейским. После чего забежал в сарай, в котором располагался наркопритон, замаскированный под обычный склад, где к нему присоединились, по меньшей мере, еще десять человек, с автоматическим оружием. Когда на место происшествия по сигналу тревоги прибыл еще десяток полицейских, их встретил залп огня. Затем прогремел взрыв. Его причина пока не ясна, но в результате него восемь человек, находившихся внутри притона, погибли и еще четверо получили тяжелые ранения от пуль и сильнейшие ожоги от пламени. Но самым загадочным в данном ночном происшествии, по мнению властей, является то, что полицейскими был обнаружен изуродованный труп человека по имени Хуан Педро Сантана Перес, известного мексиканского перевозчика наркотиков, за которым числилось тридцать арестов и примерно столько же депортаций. Факт смерти мистера Переса был установлен прямо на месте. Осматривавшие его медики заявили, что он умер от ударов тупым предметом – у него переломаны кости конечностей и пробит череп.

– Фрэнк, а власти сами в этом разобрались? – прервал его Джон.

Фрэнк отрицательно покачал головой.

– Они воздерживаются от официальных комментариев, но полагают, что во время взрыва мистер Перес не пострадал. Его тело нашли на заднем сиденье патрульной машины. Его руки были склеены скотчем. При нем было несколько видов оружия и рюкзак, набитый наркотиками и наличными деньгами. Он состоял в розыске в нескольких штатах, но… теперь, – Фрэнк обернулся через плечо, – его история закончена.

Слушая телерепортаж, я внимательно наблюдал за женщиной и ее детьми. Когда новости прервала рекламная пауза, первой нарушила молчание девочка.

– Как тебя зовут?

– Джозеф. Но знакомые обычно называют меня Джо-Джо.

Женщина даже не посмотрела на меня. Нахмурив брови, она сосредоточенно разглядывала три автобусных билета. Мне вспомнились ее слова, сказанные еще у меня дома: «У него есть друзья». Сомнительно, чтобы у такого типа, как он, мог быть хоть один настоящий друг в целом мире, но у этого человека вполне могли иметься верные подручные, у которых может возникнуть желание повысить свой статус, отомстив за убитого босса. И если это так, они, конечно, могут проверить автобусы. Такая перспектива лично мне была не по нутру.

– Как тебя зовут? – спросил я у девочки.

Женщина положила руку ей на плечо.

– Габриэлла.

Затем настал черед мальчика.

– Диего.

Наконец она коснулась груди и сказала:

– Каталина.

– Сколько тебе лет? – спросил я, указав на Габриэллу.

Та подняла обе руки и продемонстрировала мне шесть пальцев.

– Семь.

Я протянул руку и осторожно поднял еще один ее пальчик.

Она улыбнулась.

Я перевел взгляд на Диего.

– А тебе?

Он поднял обе руки – все пальцы – и улыбнулся.

Когда принесли наши гамбургеры, Диего извлек из ножен, которые теперь висели у него на поясе, шестидюймовый мясницкий нож и разрезал гамбургер сестры на две части. Точно так же он поступил и с гамбургером матери. И, наконец, с собственным. Закончив, он аккуратно вытер нож и вернул его в ножны.

Каталина не спускала с него глаз, затем перевела взгляд на меня, но ничего не сказала.

Появилась наша официантка. Низенькая. Коротконогая, рыжеволосая девица. Немного рассеянная. Она быстро долила нам кофе и спросила:

– Как насчет парочки молочных коктейлей?

Диего вытаращил глаза и резко повернул голову в сторону матери. Та укоризненно посмотрела на него, но я опередил ее своим вопросом.

– С шоколадом или ванилью?

– С шоколадом.

– С банилью, – поспешила добавить Габриэлла.

Официантка удалилась. Обручального кольца у нее на пальце не было, зато был след от него. И, похоже, недавний. Когда она повернулась к нам спиной, в заднем кармане ее вытертых джинсов, которые были бы ей впору, будь она на пару-тройку размеров худее, угадывался какой-то предмет. Нечто такое, что легко поместилось бы на ладони.

Остановившись у другого столика, официантка наклонилась, чтобы поднять упавшую на пол вилку, и привлекший мое внимание предмет высунулся из кармана.

Детская пустышка на голубом колечке.

Она засунула ее обратно в карман, после чего ухватилась за пояс джинсов и попыталась подтянуть их повыше. Но не смогла.

Пока мы ели, Диего не сводил с меня глаз, особенно с моих рук. Я протянул ему правую руку. Он взглянул на Каталину. Та сказала: «Давай». И тогда он протянул свою руку и положил ее мне на ладонь. Затем медленно перевернул мою руку и принялся изучать шрамы, включая и два последних пореза.

– Ваши руки – настоящая история, – сказала за него Каталина.

Я кивнул.

– И пока они смогут ее рассказывать, мы побудем здесь.

Она наклонилась вперед и продолжила, тщательно подбирая слова:

– Для Диего не было человека сильнее Хуана Педро. На всем свете. Этот нож – меч императора.

Кто-то из посетителей кафе громко звякнул ножом по тарелке. На кухне посудомойка обрушила на повара поток непристойных ругательств. Усталая официантка металась между столами, тщетно пытаясь ублажить нетерпеливых клиентов.

Диего постучал ногой по ножке нашего столика и заморгал. Сидевшая напротив меня Габриэлла начала ерзать на стуле, словно ей в трусы заползли муравьи. Я вытащил из кармана рубашки каталожную карточку, перевернул ее чистой стороной вверх и быстро набросал лицо Диего. Я не художник. Умею рисовать разве что карикатуры. Но я могу меньше чем за пять минут воспроизвести на бумаге любое лицо. Эту привычку я приобрел еще в те времена, когда мне хотелось занять ум и руки чем-то отличным от того, чем они были заняты на самом деле.

Я протянул ему его портрет.

– Ты любишь читать? – спросил я.

Он поправил очки на носу и стал рассматривать рисунок.

– Да.

Я глянул на часы.

– У нас еще есть время. Может быть, мы подыщем тебе парочку книг? До Флориды еще ехать долго.

Габриэлла продолжала ерзать на стуле.

– С ней все в порядке?

– У нее сыпь.

Габриэлла разглядывала портрет Диего.

Появилась официантка с двумя молочными коктейлями.

– Что-нибудь еще?

– Счет, пожалуйста.

Она положила чек, убрала тарелки и оставила нас в покое.

Габриэлла, не отрываясь, смотрела на мой живот и на инсулиновый шприц.

Иногда дети ждут, чтобы взрослые им что-то разрешили.

– Ты хочешь меня о чем-то спросить?

Ее верхняя губа была в молочной пене.

– Это больно? – спросила она сквозь эти «усы».

– Иголка-то маленькая.

– Ты болеешь?

– У меня диабет. – Я похлопал по шприцу в кармане. – А это мое лекарство.

Она безуспешно попыталась повторить название болезни:

– Диа… эт?

– Он самый.

– А как ты им заболел?

– Хороший вопрос. Но вряд ли на него есть ответ.

– Как ты думаешь, почему ты им заболел?

– Когда-то очень давно я нехорошо обращался с собственным телом.

– И что ты с ним делал?

– Всякое такое, чего делать нельзя.

– Один или с тобой кто-то был?

– Компания молодых людей, таких же глупых, как и я.

– И где ты был?

– В Калифорнии.

– И долго ты там был?

– Пару лет.

Она наклонила головку набок.

– Как-то очень глупо.

Я рассмеялся. Точнее не скажешь.

– Глупо – самое правильное слово для многого из того, что я делал тогда. – Пауза. Я откинулся на спинку стула. – Для такой маленькой девочки ты задаешь очень много вопросов.

– Папа тоже говорит, что я задаю слишком много вопросов.

– Папа?

Она перевела взгляд на телевизор.

– Ну… – Я не сводил с нее глаз. – Он болван. Не слушай его.

Она не смогла сдержаться и захихикала. Еще пару секунд назад плотно сжатые губы растянулись в улыбке от уха до уха, а смех порхнул по кафе, словно бабочка. Похоже, мои слова помогли девчушке сбросить сковывавший ее страх. Удовлетворив свое любопытство, она допила коктейль, затем обернулась через плечо и прошептала:

– Он придет, чтобы нас забрать?

– Нет, не придет.

– Ты ему помешал?

– Да.

– Ты сделал все то, про что говорил тот человек?

– Да.

– Ты боялся?

– Нет.

Она допила коктейль.

– Мистер Джо-Джо?

– Просто Джо-Джо.

Она задумалась.

– Мистер Джо-Джо?

Я улыбнулся.

– Да.

– Мне кажется, ты хороший человек.

Я быстро набросал ее личико – белые усы молочного коктейля, любопытные глазки и неподражаемую улыбку. Пока я рисовал, они с Диего наблюдали за мной.

Закончив, я протянул ей карточку.

Она внимательно взглянула на нее.

– А можно ее оставить себе?

Я кивнул.

– Где ты этому научился?

– В Калифорнии.

– Сколько рисунков ты уже нарисовал?

Я на мгновение задумался.

– Сотни. – Пожал плечами. – Возможно, тысячи.

– Ты их хранишь?

– Нет.

– А почему? Ты же хорошо рисуешь.

– Я делаю это не для себя.

– Тогда зачем?

– Это позволяет мне схватить мгновение и одновременно освободить его.

Она задумалась над моими словами. И надо мной. Затем бросила взгляд на экран телевизора.

– Ты всему этому научился в Калифорнии?

Каталина закрыла ей рот и что-то быстро произнесла по-испански. Габриэлла мгновенно умолкла.

Я задумался над ее вопросом.

– Да, наверное, и этому я тоже научился в Калифорнии.

Она уверенно кивнула и шумно выпила через трубочку остатки коктейля.

– Калифорния такое интересное место. – Она взглянула на мать. – Когда-нибудь мы туда обязательно съездим.

Габриэлла постоянно ерзала, отчего казалось, что она вот-вот сдерет кожу. А еще она вела себя так, словно ее трусы постоянно ползли вверх и врезались ей между ягодиц.

Я расплатился, оставил чаевые, и мы вышли. Когда мы садились в джип, где Роско с нетерпением ожидал момента лизнуть Габриэллу в лицо, наша официантка вышла из кафе. В слезах. Я уже завел мотор, когда девушка подошла к окошку моего автомобиля и положила мне на плечо ладонь. В руке она сжимала деньги. Вряд ли она могла заработать столько за целую неделю, а может быть, и за две.

– Спасибо, – произнесла она сквозь слезы.

Я протянул ей свой носовой платок, она вытерла слезы, размазав косметику, и стала немного похожа на енота.

Мне захотелось как-нибудь ее утешить.

– Жизнь не всегда так уж тяжела. – Она кивнула, но руки с моего плеча не убрала. На ее левом мизинце болталась пустышка.

– Как зовут вашего ребенка? – спросил я.

– Джеймс Роберт. Я называю его Джей Эр.

– Я когда-то знал одного парня, которого звали Джей Эр. Хороший мужик. И имя хорошее.

Она кивнула, сжала мою руку, потом еще раз и вернулась в кафе. Каталина не сводила с нее глаз.

Габриэлла продолжала ерзать и крутиться, как будто ни одного мгновения не могла усидеть спокойно. Словно наркоман в состоянии ломки.

– С ней все в порядке?

– Ей нужен врач.

– А что с ней?

Мой вопрос явно смутил Каталину.

– У нее глисты.