Текст книги "Слезы небес"

– Прошу, – он указал на кровать.

– Мануэль, это ваша комната, я не могу…

– Мистер Джо-Джо, вы окажете моему брату большую честь, если скажете «да», – произнесла Каталина за моей спиной. – Он очень рад принимать вас у себя дома и хочет поблагодарить вас за то, что вы для нас сделали. Ничего другого он предложить вам не может.

Рядом стоял Роско и жалостливо смотрел на меня, как будто говоря: «Старик, давай ложиться спать».

Я поблагодарил Мануэля, снял туфли, лег, обнял одной рукой Роско и закрыл глаза. Передо мной тотчас предстал образ сорокалетней давности – человек с мачете в руках. Тогда мне было девятнадцать, но я все еще отчетливо слышал слова, которые тот человек произносил очень быстро.

Где-то посреди ночи я проснулся весь в поту. Простыни, на которых я спал, валялись скомканные на полу. Каталина стояла в дверях с зажженной свечой и смотрела на меня. Кто-то положил мне на лоб холодное влажное полотенце. Роско положил голову рядом с моей и засунул лапы мне под руку.

С рассветом поселок вновь ожил. Зажглись очаги. Запахло завтраком. Всего за двадцать минут все успели умыться, поесть, одеться и выстроиться в очередь в ожидании автобуса. Выйдя из трейлера, я заметил, что за ночь кто-то вымыл мой «Форд» и до блеска натер шины.

Появился Мануэль, с небольшим рюкзаком на плече, мачете и шляпой в руках. Поблагодарив меня еще раз, он присоединился к большой группе мужчин, шедших к автобусу. Усевшись на кузов моего грузовичка, я под многочисленные выкрики «Эль Гато!» наблюдал, как люди махали мне руками, смеялись, хлопали Хавьера по спине. Под глазом у него все еще красовался фиолетовый фингал, но это ничуть не портило его дружелюбной улыбки.

Мужчины набились в автобус, и через несколько минут тот скрылся из вида, оставив после себя лишь облачко выхлопа. Со мной осталась лишь Каталина и несколько пожилых женщин, убиравших остатки завтрака. Каталина почти не разговаривала со мной утром.

– С вами все будет в порядке? – просил я, указав на трейлер, где еще спали дети.

Каталина кивнула.

– Брат завтра переезжает. В Техас или в Луизиану. Мы поедем с ним. Будем жить в большом поселке. В нем есть школа. И блочные дома.

Я вынул из кармана деньги, несколько сот долларов, и протянул их ей.

– Нет, не надо, – отмахнулась она.

Я оглянулся по сторонам.

– Возможно, они вам понадобятся.

Она обняла меня, но денег не взяла.

Я взял ручку и чек из «Уолмарта», перевернул его и написал на обороте номер моего сотового.

– Если вам что-то будет нужно… Роско обычно отвечает после третьего звонка.

Протирая заспанные глаза, у двери трейлера появились Габи и Диего.

– Подождите… пожалуйста, – попросила Каталина.

Я не любитель прощаний. И предпочел бы ускользнуть незамеченным, пока они спали. Каталина подняла Габи, и они обе стояли и смотрели на меня.

Габи потрогала мой висок.

– Как твоя голова?

С ней что-то не так? А я и не знал.

– Думаю, что в порядке.

Она потрогала в том самом месте, где запеклась и присохла к волосам кровь. Я не помнил, как это произошло. Одна сторона головы немного опухла и была болезненной на ощупь.

– Прошлой ночью ты выпал из кровати.

– Иногда со мной такое бывает.

– Тебе было больно?

У меня не хватило смелости сказать ей правду.

– Нет.

– Ты же можешь пристегиваться ремнем безопасности.

Я рассмеялся.

– Специальным, для кровати?

– Да, и надевать шлем.

– Превосходная идея.

– А Хуан Педро говорил, что я глупая, – еле слышно шепнула она.

Я отвел волосы от ее глаз.

– Он болван.

Диего пожал мне руку. Он молчал, но нож на его поясе был красноречивее любых слов. Каталина подошла ко мне и просто взяла меня за руку. Несколько секунд она молча стояла.

– Спасибо, мистер Джо-Джо.

За моей спиной скулил Роско. Я протянул Каталине карточку. Я нарисовал ее в профиль, с волосами, свободно ниспадающими на опущенные плечи. Она смотрела в сторону, и ее лица не было видно.

Я сел в машину и, посмеиваясь, включил зажигание.

– Просто Джо-Джо.

Глава 11

Я встряхнулся, повернул на север, выехал на шоссе I-75 и вскоре ощутил, как ностальгия по детству тянет меня на восток. Как же давно я не ездил по этим прибрежным дорогам! Торопиться мне было некуда. И я поехал вдоль побережья по трассе № 19. Двухполосная дорога, которую не помешало бы слегка подремонтировать за счет налогоплательщиков. Я ехал не спеша. Шоссе сначала отклонялось к северо-западу, затем, повернув на запад, тянулось вдоль береговой линии, после чего вливалось в 319-е шоссе и наконец в дорогу 30А.

Время от времени слева виднелся Мексиканский залив. Впереди, в нескольких милях дальше по берегу, к небу вздымался высоченный столб черного дыма. Там явно что-то горело. Нечто подобное мне доводилось видеть после больших взрывов.

Вскоре шоссе 30А резко ушло вправо, на север, я же покатил прямо на запад по дороге, что вела к мысу Сен-Блас. Мыс Сен-Блас – это песчаная коса, отросток штата Флорида длиной семнадцать миль, выступающий в Мексиканский залив, словно этакий длинный заусенец. Перед моими глазами, подобно бобовому стеблю из сказки про Джека[8]8
  «Jack and the Beanstalk» – английская народная сказка о смелом пареньке Джеке, победившем великана.


[Закрыть], к небу поднимался столб черного дыма и исчезал где-то в стратосфере. Двое полицейских охраняли въезд на огороженную дорогу. Я смотрел на дым, чувствуя, как ко мне возвращается старая боль. Я протянул левую руку и отправил в рот несколько таблеток антацида.

Затем опустил оконное стекло и обратился к полицейскому. Вытянув руку в запретительном жесте, тот смотрел на меня сквозь темные очки.

– Сдается мне, случилось что-то не очень хорошее, – произнес я.

– Это точно.

– И что именно?

– Один парень вел машину с цистерной бензина со скоростью сто миль в час и на повороте врезался в скалу. Два дня назад. В центре взрыва все еще продолжается пожар.

– Известно, кто это был?

– А вы здешний?

Я покачал головой.

– Вырос здесь.

– В местных новостях говорили, что его звали Джейк Гибсон.

Это имя мне было известно.

– Дорога на мыс закрыта?

– Нет, но там стоит такой жар от огня, что к нему не подойти даже на сотню ярдов. Но есть однополосная объездная дорога через болото.

Он окинул взглядом мою машину.

– Немного сыровато будет, но, думаю, вы проедете.

– Спасибо.

Вдоль дороги выстроились высокие сосны, тянулась линия электропередачи и вереница рекламных щитов с объявлениями о сдаче домов. С обеих сторон между деревьями мелькали дома на сваях с широкими круговыми верандами, собственными небольшими причалами и изумительным видом на залив. Я проехал мимо уединенной военной наблюдательной станции, построенной здесь много лет назад, хотя, если честно, никто толком не знал, за чем военные здесь наблюдают и почему.

В самом широком месте мыс Сен-Блас в ширину всего лишь полмили.

В том месте, где он сужается и где прибрежные болота подбираются к заливу всего на две сотни ярдов, управление дорожного строительства для защиты дороги от приливов и смыва возвело стену из громадных камней. Поскольку эта дорога была единственной, по которой можно было въехать на полуостров и выехать с него, власти штата вот уже много лет всячески ее оберегали. Некоторые из валунов в стене были размером с автомобиль, а некоторые даже больше.

Проехав по дороге еще немного, я сбавил скорость и повернул направо. Еще один полицейский указал мне объездную дорогу через болото. Сворачивая, я хорошо разглядел, что осталось от тягача Джейка. Его искореженные останки торчали над почерневшими многотонными глыбами этаким уродливым надгробным памятником. Покореженная обугленная кабина и громадная, взорвавшаяся цистерна с бензином покоились среди камней, подобно выброшенному на берег киту, и все еще испускали черный дым.

Место трагедии окружали семь пожарных машин. Три из них заливали центр пожара соленой морской водой. Я поднял оконное стекло. В лицо мне тотчас ударил нестерпимый жар.

В нескольких милях к северу я снял номер в местном мотеле, оставил там свои вещи и направился в «Голубой торнадо». Я давно уже там не был. Кто знает, как там отнесутся к моему появлению? Но я точно знал, что мне необходимо узнать об Элли.

Глава 12

«Голубой торнадо» был плодом весьма странного союза между коммивояжером из Детройта, обладавшим жилкой настоящего бизнесмена и торговавшим пылесосами, и местной девушки из западной Флориды, работавшей на кассе в скобяном магазинчике мистера Топса. И если мистер Топс остался равнодушен к пылесосу, который ему предлагал Билли Пайн, и глух к «научно обоснованным» заверениям последнего, что пылесос якобы обладает такой мощностью, что способен поднять с пола ковер, то его дочери, Элеанор Дейн Топс, новая усовершенствованная модель пылесоса «Торнадо-2» показалась истинным чудом современной техники. Она с удовольствием прослушала всю сорокапятиминутную презентацию и сделала заказ на семь образцов для главного магазина и на четыре – для его филиала в соседнем округе.

Тем самым Билли, которому за полтора месяца работы не удалось продать ни одного пылесоса, выполнил свою норму на ближайшие четыре с половиной месяца. В качестве благодарности он пригласил Элеанор Дейн поужинать с ним, и она с радостью приняла его приглашение. Вначале они разделили гамбургер и молочный коктейль, а затем отправились на ближайший двойной киносеанс. Первой шла картина с участием Джона Уэйна, под названием «Рио Гранде». Вторым был диснеевский мультфильм «Золушка». Во время сеанса Билли купил Элеанор Дейн попкорна и содовой и вел себя, как настоящий джентльмен. После кино и торопливого поедания мороженого он привез Элеанор домой за три минуты до десяти вечера – ее комендантского часа.

Через три недели Билли доставил мистеру Топсу одиннадцать новеньких сияющих пылесосов и, к своему немалому удивлению, обнаружил, что Элеанор Дейн не имела никаких полномочий на их заказ. Более того, без подписи отца она не могла даже заказать пачку жевательной резинки. Сидя во взятой напрокат машине, полной товара, который ему, скорее всего, не суждено было продать, Билли Пайн переводил взгляд с указателя уровня бензина на карту и обратно. Увы, у него нет денег даже на то, чтобы выехать из Флориды.

Его будущее не оставляло сомнений. Все дороги вели к безработице.

По натуре оптимист, Билли поправил галстук, вернулся в кабинет мистера Топса и сказал:

– Сэр, я хотел бы получить у вас работу.

Подобная бравада одновременно и озадачила, и впечатлила отца Элеанор, хотя он и не подал вида. Он задумчиво выгнул бровь.

– И что еще вы умеете делать, кроме как не продавать пылесосы?

Билли снова поправил галстук.

– Сэр, если вы меня научите, я смогу делать практически все.

Так началась работа Билли Пайна в магазине скобяных изделий мистера Топса. Через два месяца он возглавил филиал. А еще через четыре у Билли и Элеанор состоялась помолвка. С разрешения мистера Топса он установил перед входом в магазин рекламу «Голубого торнадо». А к моменту своей свадьбы Билли удалось продать уже десять пылесосов. Одиннадцатый он вручил Элеанор в качестве свадебного подарка.

Поженились они в 1950 году на фоне заходящего солнца, а медовый месяц провели на мысе Сен-Блас, где гуляли по берегу и пообещали друг другу, что по возвращении домой приобретут недвижимость.

Мистер Топс скончался через несколько недель после их свадьбы, оставив Элеанор несколько тысяч долларов наследства, и молодожены выполнили свое обещание. Они купили дом, автомобиль, посудомоечную машину и клочок земли с видом на океан в том месте, на которое большинство никогда бы не решилось потратить деньги.

Предприниматель до мозга костей, Билли показал на солнце, опускающееся в залив, и произнес:

– С таким видом хорошая еда привлечет сюда людей практически отовсюду.

И оказался прав.

Со временем их скромное детище выросло в двухэтажный отель с рестораном, столиками на берегу, которые могли вместить до сотни посетителей, живой музыкой, романтическими фонариками, развешанными на верандах, заказами столиков по выходным, а затем и по рабочим дням на неделю вперед. Со временем ресторан стал популярным местом проведения свадеб. Рядом были построены несколько небольших бунгало, которые сдавали молодоженам или просто всем желающим. В честь своей первой встречи Билли и Элеанор назвали ресторан «Голубой торнадо». А поскольку клиенты обожали обсуждать историю его детища, Билли отправил старый пылесос «на пенсию», установив его в стеклянной витрине в вестибюле. Элеанор поместила над пылесосом написанную от руки табличку: «То, чем мой муж покорил мое сердце».

На мыс Сен-Блас пришла любовь.

В 1955 году, по прошествии пяти лет их супружеского счастья, Элеанор подарила Билли голубоглазое и светловолосое чудо, которое назвали Элли. «Голубой торнадо» приносил хорошие деньги, и мыс Сен-Блас появился на карте. Их процветание продолжалось около пяти лет. После чего этот рай рухнул, став жертвой секрета, который Билли таил от жены.

Билли обожал риск. Продажи. Элеанор. Их магазин скобяных товаров. Их супружескую жизнь. «Голубой торнадо». Но когда эти просчитанные риски оправдали себя и пришло процветание, Билли вдруг обнаружил, что сами деньги его отнюдь не увлекают. Его увлекал риск, связанный с их добыванием. Охота на них.

Соблазн азарта был слишком велик. Вначале это были карты, затем кости, и Билли понял, что он заядлый игрок. Стоит ли удивляться, что очень скоро денег, которые приносил им алмаз мыса Сен-Блас, тот самый райский уголок, который они с Элеанор построили собственным руками, стало едва хватать на уплату процентов с долгов Билли.

О чем Элеанор даже не догадывалась.

Сочетание неподъемных долгов и нежелания делиться своим секретом с супругой вынудили Билли искать утешение в бутылке. И хотя утешения это не приносило, однако забыться помогало – пусть на какое-то время. Так Билли стал одновременно и азартным игроком, и агрессивным алкоголиком.

Ему удавалось не прикладываться к бутылке с понедельника по среду, но с приходом четверга его уже неудержимо тянуло к ней, и к утру пятницы он превращался в законченного алкаша, каковым и пребывал до утра понедельника, когда весь цикл начинался заново.

Для Элеанор «Голубой торнадо» стал тихой гаванью, где она укрывалась от домашних бурь.

Наша семья тогда жила в нескольких милях оттуда. В 1955 году мой отец вернулся домой с Корейской войны[9]9
  Корейская война – конфликт между Северной и Южной Кореей, длившийся с 25 июня 1950 по 27 июля 1953 года (хотя официального окончания войны объявлено не было).


[Закрыть] и в качестве своеобразного сувенира в память о благополучном возвращении подарил моей матери меня. Увы, отца я знал совсем недолго – всего каких-нибудь девять лет – но даже за этот короткий срок он запомнился мне суровым, неразговорчивым человеком. Что такое нежность, я узнал от матери.

В 1963 году, когда мне исполнилось восемь, отец подарил матери на годовщину их свадьбы дом с видом на океан. И хотя дом стоял не на самом берегу, океан был виден из окна их спальни на втором этаже.

Дом, расположенный сразу за нашим, принадлежал семье, владевшей рестораном «Голубой торнадо». И, судя по крикам, доносившимся из их окон, с торнадо они были знакомы не понаслышке.

Хотя в ресторанах и в различных учреждениях уже имелась канализация, из-за отдаленности острова и высокой стоимости соединения с основной трубой в большинстве частных домов продолжали пользоваться дворовыми туалетами.

Однажды ночью около трех часов мне приспичило выйти по нужде, и на улице я увидел восьмилетнюю Элли. Сидя на заднем крыльце их дома, она болтала ногами и смотрела на сортир.

– С тобой все в порядке? – спросил я шепотом.

Она лишь покачала головой.

Я подошел поближе.

– Тебя что-то беспокоит?

Она показала на закрытую дверь сортира.

– Ты что, боишься?

Кивок.

– Чего?

– Того, что там.

Мы жили там еще не очень долго, но уже пару раз становились свидетелями выходок ее папаши. Я обернулся и посмотрел через плечо.

– Где твой отец?

Она показала большим пальцем за спину.

– Пьет?

Никакого ответа.

Я протянул руку. Она взяла ее, и я довел ее до туалета. Дверь была не заперта, и внутри шныряли три любопытных енота. Я зажег свет, прогнал енотов и уже направился к своему дому, когда услышал из-за двери голос Элли. Она звала меня.

– Джо… гм… Джо?

– Джозеф.

Ее голос сорвался.

– Джо-Джо?

Я редко кому говорю, что обязан своим прозвищем дворовому туалету.

– Да.

– Ты не проводишь меня обратно в дом? – Пауза. – Пожалуйста.

По дрожи в ее голосе я понял: одинокое возвращение для нее страшнее енотов. Я отвел ее до дома и подождал, когда она поднимется в свою спальню. Она помахала мне оттуда рукой.

Потом такое случалось еще не раз.

Чем глубже ее отец погружался в запои, тем сильнее страдали они с матерью. Сколько раз по ночам я стоял в заднем дворе, прислушиваясь к грохоту, напоминавшему грохот, издаваемый быком, забредшим в посудную лавку. Обычно он начинался на первом этаже, а затем перемещался вверх по лестнице. Как только грохот приближался к комнате Элли, окно в ней открывалось, и миссис Элеанор вначале передавала мне со второго этажа Элли, а потом спускалась сама. Или же они с Элли вдвоем спускались по деревянной решетке, приделанной к торцу дома. После чего, пока мистер Билли в очередной раз громил все, что попадется ему под руку, они и мы с мамой сидели за нашим кухонным столом. Устроившись на стуле рядом со мной, Элли дрожала, словно лист на ветру.

Так как фактически нашим задним двором был пляж, а Элли не любила сидеть дома с отцом, то большую часть дня мы проводили на улице. В основном гуляя по пляжу. Ракушки, плавник, обломки лодок с иностранными надписями. Каждая новая находка будоражила нас. Еще бы! Ведь это были доказательства существования мира, куда более широкого, нежели наш узкий мирок. Самым любимым нашим занятием был поиск после захода солнца акульих зубов. Когда солнце опускалось за горизонт, отступающий прилив омывал ракушки, и акульи зубы сверкали на песке, подобно черным бриллиантам.

У нас были тысячи таких находок. Отец Элли отдавал предпочтение тому виду «бурбона», что продавался в банках с завинчивающейся крышкой. Мы нашли этим пустым банкам отличное применение. Полка в спальне Элли была уставлена банками с ракушками разного размера и вида и с акульими зубами.

Но не вся моя жизнь была раем.

Когда мне было девять лет, по причинам, которые мне до сих пор не понятны и о которых мать никогда не говорила со мной, отец ушел к другой женщине.

Бросил нас. Тогда я не мог этого понять. Не могу понять и поныне. Как выразился мой брат, «он просто ушел». Его уход оставил в моем сердце дыру размером с Млечный Путь. Человек, который должен был поднимать меня, когда я падал, обнимать в минуты моих побед и говорить мне: «Я горжусь тобой», отказался это делать. Мне его уход прошептал: «Я вовсе не горжусь тобой». А для Бобби – «Ты слабак и размазня». И то, и другое – неправда. Но поскольку ему никто не возразил, все это казалось правдой.

Пустота, возникшая после ухода отца, посылала в мое мальчишеское сознание нехорошие сигналы. Мать изо всех сил пыталась вырастить нас достойными людьми, но, как бы сильно мы ее ни любили, она была бессильна заполнить эту образовавшуюся пустоту. Она не говорила тех слов, которые мы бы хотели услышать. И пустота, и во мне, и в Бобби, начала заполняться всякой дрянью. Наверно, точнее всего это можно описать так: моя реакция была внешней, реакция Бобби – внутренней.

Бобби был на два года старше меня, и в нем не было ни капли подлости. Когда мы с соседскими ребятами играли в разные игры, меня обычно звали первым, а его последним, если вообще звали. Одна и та же мать, один и тот же отец, а характеры разные. Бобби досталась способность к сопереживанию. Он выбирал клещей из шерсти бродячих собак. Кормил бездомных кошек. Умел внимательно слушать и никогда не торопил собеседника. Его поза и толстые очки как бы заверяли вас, что все вами сказанное для него важно. Люди говорили, что Бобби «более тонкокож». Они произносили это так, словно в том была его слабость. Я же думал иначе. Бобби как будто вливал в себя жизнь через пожарный шланг. Его эмоциональный мир как будто был подключен к электрической сети. Все, что он переживал, он переживал в десять раз сильнее, чем я. Воспринимал ближе к сердцу.

В результате, уход отца для него стал гораздо большим ударом, чем для меня. Учитывая его талант слушать, вполне естественно, что каждому хотелось беседовать с Бобби.

Я же был грузовым составом, мчащимся со скоростью 98 миль в час и напрочь лишенным слуха. Я несся вперед, совершенно не заботясь о том, что окружающие говорят мне, и слышал только то, что меня устраивало. Дело усложнялось еще и тем, что я обнаружил в себе некий переключатель, при нажатии на который я очень быстро закипал злостью.

Нет, конечно, Бобби тоже мог быть злым, но у него не было такого переключателя. А если и был, это никак не проявлялась внешне, как, например, в моем случае, когда весь окружающий мир мог видеть и аплодировать тому, чего я благодаря ему добивался. Медали и победы. Полный разгром соперников. Мой дар был даром разрушения, дар Бобби был даром созидания. Но окружающие воспринимали меня как отважного смельчака, а его считали слабаком, хотя Бобби вовсе не был трусом. Он просто реагировал медленнее. С бо́льшим чувством меры.

Не имея рядом мужчины, который смог бы закалить наш характер, мама отдала нас в местную школу боевых искусств. Двоих по цене одного. Со временем мы оба получили нужные пояса по тхэквондо, что требовало огромного самоконтроля, физической ловкости и силы. И у нас обоих было и то, и другое, и третье.

Если честно, в плане техники Бобби превосходил меня. Его движения были точнее, да и выглядел он изящнее. Когда мы проходили испытание на черный пояс, Бобби получил оценку выше моей. Но в тхэквондо есть еще такая вещь, как соревнования. Для получения пояса участия в соревнованиях не требовалось, но я с восторгом вызвался участвовать в них, ведь это значило, что я смогу бить своих соперников ногами по голове.

Мне казалось, что если я буду бить их со всей силы, отец услышит об этом и вернется к нам. Скажет, как он гордится мной. Что я настоящий мужчина. Что могу постоять за себя.

Бобби наблюдал за моими «подвигами» без всякого интереса. Нет, он высоко оценивал мои способности, однако сама мысль о бессмысленной драке между двумя парнями казалась ему верхом глупости.

Как-то раз, как назло в тот самый момент, когда наша команда участвовала в общенациональных соревнованиях, я слег с гриппом. Мой тренер, Мастер Стив, приехал к нам домой, чтобы забрать меня на соревнования, но я лежал с высокой температурой, и мать решительно отказалась меня отпустить. Видя, что я не могу поехать, Бобби решил меня заменить. Не потому, что ему хотелось сразиться с кем-то, а потому, что мне нужна была замена. Потому что он был моим братом.

Только и всего.

Увидев на пороге дома Бобби с моим спортивным рюкзаком, Мастер Стив был крайне разочарован, однако уступил. Иногда я задумываюсь над тем, насколько иначе сложились бы наши жизни, если бы тогда Бобби не поехал. Когда он вернулся тем же вечером, микроавтобус едва притормозил, чтобы дать ему сойти. Он проиграл в первом же своем поединке.

Удар ногой, который он не мог предвидеть. Когда он пришел в себя, Мастер Стив сразу отправил его на следующий поединок, где какой-то парень нанес ему удар сзади, а затем удар с разворота. Большую часть десятиминутного поединка Бобби пролежал в отключке. Наша команда проиграла.

Мастер Стив словесно и публично высказал то, что отсутствие отца подразумевало без слов. «В тебе нет стержня. Ты слабак и размазня». Это была ложь, но эта ложь определила его дальнейшую судьбу. Члены моей команды стали осыпать его насмешками и издевательствами. Они прозвали Бобби «тараканом» за то, как он, закатив глаза, лежал тогда на спине, с одеревеневшими руками, прямой, как доска.

В следующие выходные на таком же соревновании я нажал на свой внутренний переключатель и победил обоих соперников и злорадно упивался победой, стоя над ними. Это был мой первый общенациональный чемпионат. Я мечтал отомстить за то, что они сделали моему брату. За то, как мой отец поступил с нами. И мне это удалось. Или, по крайней мере, я убедил себя в этом. Но я не знал одного: того, что Бобби наблюдает за моими победами, гордясь мной и одновременно стыдясь самого себя. В очередной раз я совершил то, чего не смог сделать он.

Прошел слух, и его даже поддержали родители в нашем районе, что Бобби ни на что не годен. Я же, напротив, стал известен как подающий большие надежды. Бобби с головой ушел в свои книги, а пояс повесил на стену.

К тому времени, когда мне исполнилось тринадцать, я уже пережил одну настоящую любовь. К машинам. Быстрым машинам – чем быстрее, тем лучше. Мечтая находиться как можно ближе к их сияющим хромом решеткам, я после окончания школы решил устроиться в авторемонтную мастерскую. В мои обязанности входило подметать пол, вытирать замасленные гаечные ключи и выслушивать истории о езде на безумной скорости. Наступали выходные, и мне начинало казаться, что я знаю достаточно, чтобы чинить моторы и заменять тормоза.

Пятнадцатилетний Бобби подрабатывал в бакалейной лавке. Чуткий, отзывчивый, с мягким чувством юмора, он работал упаковщиком и быстро стал всеобщим любимцем. На меня окружающие посматривали скептически, задаваясь вопросом, в какую переделку я уже попал или вот-вот попаду. Бобби же люди доверяли и любили проводить время в его обществе. Подтверждением чему служили его чаевые. Однако внешне мы с ним были так похожи, что нас часто путали или принимали за близнецов.

Однажды в субботу я лежал под автомобилем моей матери, пытаясь справиться с пробкой для слива масла. Я уже забрызгал маслом весь гараж, когда начался тарарам. Громко захлопали двери, затем раздался крик мистера Билли:

– Элли!

Я понял, что она забаррикадировалась в своей комнате. Я не знал, где в тот момент была ее мать, но, судя по доносившимся звукам, мистер Билли собирался взломать дверь комнаты Элли.

Я вылез из-под машины и увидел выходящего из дома Бобби. Я посмотрел на него, не зная, как мне поступить. От волнения брат быстро моргал.

– Мы должны что-то сделать, – тихо произнес он, сделав робкий шаг в сторону дома Элли.

В ее криках слышалось нечто новое. Страх. Мы с Бобби бросились через наш двор и в мгновение ока добежали до задней веранды их дома. Я вскарабкался по деревянной решетке и поднял окно Элли. Подтянув колени к груди, она сидела на кровати. Взгляд ее был устремлен на дверь, от которой уже летели щепки.

– Папа, не надо! – кричала она.

Мы с Бобби приземлились на пол ее комнаты в тот самый момент, когда мистер Билли сорвал дверь с петель. Первый удар приняла миссис Элеанор. По всей стене разлетелись кровавые брызги, а она сама, словно шар в кегельбане, отлетела назад и с глухим стуком ударилась об основание кровати Элли, на которой та лежала, безмолвная и неподвижная. Мистер Билли стоял, держа одной рукой медную дверную ручку и банку с виски в другой, и хохотал.

Я взглянул на Бобби, который смотрел на мистера Билли. Штаны Бобби были мокрые, и он стоял неподвижно в луже собственной мочи. Он сделал нерешительный шаг в сторону мистера Билли. Тот, глядя на него, засмеялся и сказал:

– Иди-ка ты лучше в магазин, пакуй свой товар.

Мне осточертели насмешки над Бобби и издевательства мистера Билли над Элли и ее матерью. Прыгнув, я встал между Элли и ее отцом, закрыв собой миссис Элеанор. Мистер Билли возвышался надо мной фута на два.

– Мистер Билли, – сказал я, – советую вам дать задний ход.