Текст книги "Леонардо да Винчи. Загадки гения"

Висельник

Незадолго до полудня в воскресенье 26 апреля 1478 года месса во флорентийском соборе была прервана необычным происшествием. Когда священник вознес над головой Святые Дары, зазвонил колокол, некий Бернардо ди Бандино Барончелли вытащил из-под плаща нож и вонзил его в Джулиано Медичи, младшего брата Лоренцо Медичи. Когда он отступил, на Джулиано набросился другой убийца, Франческо Пацци. Впоследствии на теле насчитали девятнадцать ран. Двое убийц напали и на Лоренцо, но тому удалось спастись. Истекая кровью, он сумел укрыться в северной ризнице. Огромные бронзовые врата закрылись за ним, но в драке Бернардо ди Бандино сумел смертельно ранить одного из друзей Лоренцо, Франческо Нори.

Это был день заговора Пацци,[241]241
  О заговоре см.: Marlines 2.003; Acton 1979; Machiavelli, Istorie Florentine, Bk 8, chs. 1–9 (Machiavelli 1966, 2.738–46); A. Poliziano, Confurationis Pactianae commentario.


[Закрыть] вошедшего в историю как Апрельский заговор. Богатые флорентийские купцы Пацци предприняли отчаянную попытку восстать против правления Медичи. Заговор поддерживали папа Сикст IV и другие противники Медичи, в том числе архиепископ Пизанский. Поэт Аньоло Полициано присутствовал на службе и оставил воспоминания о событиях того дня. Лука Ландуччи рассказал о последовавшем возмездии. О том же пишут флорентийские историки Макиавелли и Франческо Гвиччардини. Эти свидетели принадлежали к сторонникам Медичи, но в недавно появившейся книге Лауро Мартинеса мы находим другую интерпретацию событий. Мотивы заговорщиков сложны, но цинизм политики Медичи превосходил все ожидания. Мартинес пишет о том, что Лоренцо узурпировал власть во Флоренции с помощью взяток, подкупа и присвоения общественных фондов.[242]242
  Marlines 2003, 257ff.


[Закрыть] Убийство за год до этого герцога Миланского создало прецедент – смертельный удар тоже был нанесен во время мессы в городском соборе, – но жестокая казнь его убийц была дурным предзнаменованием.

В соборе возникла паника, и убийцам удалось скрыться, но вторая часть плана – захват дворца Синьории с помощью перуджийских наемников – сорвалась. Когда Якопо Пацци галопом пронесся по площади, крича: «Popolo е libertà!» («За народ и свободу!»), он обнаружил, что двери дворца забаррикадированы. На башне тревожно гудел колокол Ла Вакка, на улицы выбегали вооруженные горожане. Заговор провалился. Сначала Якопо отнесся к плану путча, предложенному его племянником, Франческо, возглавлявшим отделение банка Пацци в Риме, скептически. «Вы сломаете себе шеи», – предостерегал он заговорщиков. Заговорщики все же убедили Якопо, но предчувствия его не обманули, и его шея оказалась среди сломанных.

После убийства Джулиано во Флоренции начались кровавые репрессии. Мрачный этикет публичных казней был соблюден: первая ночь превратилась в массовое линчевание. Ландуччи пишет о том, что больше двадцати заговорщиков повесили в окнах Синьории и Барджелло. Не меньше шестидесяти было казнено в течение следующих нескольких дней. В первый день, когда группы мстителей носились по улицам города, Лоренцо с перевязанной шеей появился перед народом в окне дворца Медичи. Он чувствовал себя победителем. Вазари пишет о том, что Верроккьо было заказано три восковые фигуры Лоренцо в полный рост в той же одежде, в какой он был в момент горького триумфа. Никаких следов этих фигур не сохранилось, как не сохранилось и портретов повешенных предателей, написанных Боттичелли. За них художник получил в середине июля 40 флоринов.[243]243
  Vasari 1987, 1.239–40; G. Milanesi, Archivio storico 6 (1862), 5.


[Закрыть] Студии всегда служили своим политическим хозяевам.

28 апреля Лоренцо навестил младший брат убитого герцога Миланского Лодовико Сфорца, будущий покровитель Леонардо. Хотя герцогом стал десятилетний сын убитого, Джан Галеаццо, истинным правителем Милана стал Лодовико. Именно он контролировал все политические нити и оставался у власти более двадцати лет. Лодовико выразил Лоренцо свои соболезнования и пообещал поддержку.

Повешенный Бернардо ди Бандино Барончелли

Из четырех убийц, орудовавших в соборе, трое были захвачены. Франческо Пацци был повешен в первую же ночь, а два священника, напавшие на Лоренцо, погибли 5 мая. Утверждают, что, прежде чем повесить, их кастрировали. Четвертый заговорщик, Бернардо ди Бандино, оказался умнее или удачливее. В суматохе, поднявшейся после убийства Джулиано, он спрятался всего в нескольких метрах от места убийства, на колокольне собора. Несмотря на то что стража его разыскивала, ему удалось бежать из Флоренции. Он направился на Адриатическое побережье, в город Сенигаллия, а затем на корабле отплыл из Италии. Он исчез, растворился. Но у Медичи повсюду были свои глаза и уши. В следующем году пришли известия о том, что Бандино видели в Константинополе. Флорентийский консул Лоренцо Кардуччи преподнес султану богатые дары, и Бандино был схвачен. Его доставили во Флоренцию в цепях, допрашивали, несомненно, пытали. 28 декабря 1479 года Бандино повесили в окнах Барджелло.[244]244
  Landucci 1927, 28. Другой источник, Бельфределло Альфьери, говорит о том, что казнь состоялась 29-го числа (R 664n).


[Закрыть]

Леонардо присутствовал при казни. Набросок повешенного был явно сделан с натуры. Заметки, сделанные в верхнем левом углу листа, описывают, во что был одет Бандино в тот день: «Маленький коричневый берет, камзол из черного сержа, черный жилет в полоску, синий плащ, подбитый лисьим мехом (буквально «лисьими шеями»), а воротник жилета был покрыт пятнистым бархатом, красным и черным; черные чулки». Эти заметки придают наброску характер репортажа. Леонардо стал свидетелем небольшого момента истории. Эти заметки говорят также о том, что Леонардо намеревался превратить набросок в картину типа тех, что написал в прошлом году Боттичелли. Может быть, он получил такой заказ, а может быть, эта сцена, развернувшаяся у порога дома сера Пьеро, потрясла его.[245]245
  Музей Бонна, Байонна. Полициано называет Бернардо «отчаянным» (uomo perduto), но клан Барончелли из квартала Санта-Кроче во Флоренции всегда пользовался уважением. Маддалена Бандини Барончелли (ум. 1460) была бабушкой Джиневры де Бенчи по отцу. Вполне возможно, что Леонардо знал человека, казнь которого он зарисовал.


[Закрыть]

При взгляде на тело висельника со связанными руками и босыми ступнями Леонардо ощутил странное чувство покоя. Тонкое лицо Бандино с опущенными уголками губ было странно задумчивым, словно с высоты он созерцал совершенные им ошибки. В нижнем левом углу листа Леонардо делает другой набросок. Это голова мужчины, изображенная под тем же углом, что и голова висельника. Такой наклон мы часто видим на изображениях распятого Христа.

Зороастро

Настало время поговорить об одной из самых любопытных и значимых фигур в окружении Леонардо – о Томмазо ди Джованни Мазини, которого называли Зороастро. О нем упоминает Аноним Гаддиано, называя его одним из помощников Леонардо во время работы над фреской «Битва при Ангиари» для Палаццо Веккьо. Это подтверждается платежными документами: Мазини получал вознаграждение в апреле и августе 1505 года. В документах его называют garzone Леонардо, и в его обязанности входило «молоть краски».[246]246
  ASF, Operai Palazzo, Stanziamenti 10, 79v, 80v.


[Закрыть] Это упоминание о нем и о его низком статусе заставило многих биографов предположить, что он был молодым учеником Леонардо в 1505 году. Но в действительности Мазини принадлежал к кругу Леонардо в Милане в 90-х годах XV века. Он упоминается в анонимной миланской поэме, посвященной Леонардо в 1498 году. Существуют и другие свидетельства того, что их отношения зародились еще во Флоренции.

Томмазо родился примерно в 1462 году в деревне Перетола, расположенной на равнине между Флоренцией и Прато. Он умер в Риме в 1520 году в возрасте 58 лет и был похоронен в церкви Сант-Агата деи Готи.[247]247
  О недавних открытиях см.: Brescia and Tomio 1999. Здесь вы найдете также расшифровку надписи, сделанной в XVII веке на его надгробном камне в церкви Санта-Агата.


[Закрыть] Короткое, но очень колоритное описание его жизни мы находим в книге Шипионе Аммирато Opusculi, опубликованной во Флоренции в 1637 году.

«Зороастро звали Томмазо Мазини; он был из Перетолы, находившейся примерно в миле от Флоренции. Он был сыном садовника, но утверждал, что является незаконнорожденным сыном Бернардо Ручеллаи, то есть братом Лоренцо Великолепного. Затем он сблизился с [si mise con: буквально «он поставил себя с»] Леонардо Винчи, который сделал ему наряд из дубильных орешков, и по этой причине его долгое время называли Галлоццоло (галловый орешек). Затем Леонардо уехал в Милан, и с ним уехал Зороастро, а там его прозвали Индовино (предсказатель судьбы), поскольку он преуспел в искусстве магии. Позднее он оказался в Риме, где жил с Джованни Ручеллаи, кастеляном замка Святого Ангела (мавзолей Адриана), а затем с Висеу, португальским послом, и, наконец, с Ридольфи. Он был большим специалистом в горном деле… Когда он умер, его похоронили в церкви Санта-Агата между гробницами Трессино и Джованни Ласкари. На его могиле установлен ангел с двумя языками и молотом, разбивающий скелет мертвеца. Это символизирует его веру в воскресение. Он никогда в жизни не убил даже блохи без причины. Он предпочитал одеваться в лен, чтобы не носить ничего мертвого».[248]248
  Ammirato 1637, 2.242. В книге неизвестного автора «Antiquarie prospettiche Romane» имя персидского мага Зороастро превратилось в «Джероастро». Аммирато приводит еще два варианта – «Алабастро» и «Килиабастро».


[Закрыть]

Здесь есть кое-что странное, но в целом Зороастро предстает перед нами шутником, магом и инженером – и вегетарианцем, каким впоследствии стал и сам Леонардо. Наряд из галловых орешков любопытен, но эта запись перекликается с заметками о маскарадных костюмах, которые Леонардо описывает как наряды, изготовленные путем приклеивания черного и белого проса на ткань, покрытую терпентином и клеем.[249]249
  I2 49v, R 704; также I2 47v, где показаны костюмы, украшенные раковинами, бусинами и шнурами.


[Закрыть] Однако Аммирато не пишет о театре. Он хочет сказать, что Леонардо изготовил для своего друга необычное одеяние, возможно плащ, и что Томмазо, будучи эксцентричным молодым человеком, носил его и даже заслужил прозвище, с ним связанное.

Зороастро – это, по-видимому, тот самый «Маэстро Томмазо», о котором Леонардо упоминает в записях, относящихся к 1492–1493 годам:

«Четверг 27 сентября Маэстро Томмазо вернулся [в Милан]. Он работал самостоятельно до предпоследнего дня февраля…»[250]250
  Н 106v.


[Закрыть]

«В предпоследний день ноября мы подвели итоги… Маэстро Томмазо нужно было уплатить за девять месяцев. Затем он сделал 6 подсвечников».

Это говорит о том, что Мазини был независимым ремесленником, работавшим в миланской студии Леонардо. Он работал по металлу, чем объясняется упоминание Аммирато о его интересе к горному делу. В другом современном источнике – венецианской рукописи, где приводится несколько копий механизмов Леонардо, – его называют «кузнецом».[251]251
  Benvenuto della Golpaja, «Libro di macchine» (Venice, Biblioteca Nazionaledi San Marco, H IV 41); Pedretti 1957, 26.


[Закрыть] В 1492–1493 годах Леонардо занимался весьма амбициозным проектом – он работал над гигантской конной статуей, известной под названием «Конь Сфорца». Несомненно, специалист в металлургии Мазини помогал ему, а также участвовал в ряде других проектов: военных, архитектурных и даже авиационных.

Зороастро был неуловим. Его статус трудно определить. Леонардо называет его «Маэстро Томмазо», но в платежных документах, связанных с «Битвой при Ангиари», его называют просто garzone, то есть помощником, смешивающим краски. «Томмазо мой слуга» из заметок Леонардо – тоже он. Судя по запискам, в 1504 году он делал для Леонардо повседневные покупки. Если это так, то вполне возможно, что именно ему принадлежат некоторые строчки, сохранившиеся в бумагах Леонардо в Кодексе Арундела: округлый, четкий, хорошо сформированный почерк.[252]252
  Ar 148r-v, R 1548–9.


[Закрыть]

Недавно были обнаружены новые сведения о Зороастро. Речь идет о письме Дом Мигуэля да Сильвы, епископа Висеу, учтивого и имеющего хорошие связи португальца, который был одним из собеседников в книге Кастильоне «Царедворец». Письмо датировано 21 февраля 1520 года и адресовано Джованни Ручеллаи, сыну Бернардо. (Это письмо подтверждает точность описания Аммирато, упоминавшего о связях Мазини с да Сильвой и Ручеллаи.) Мы узнаем, что незадолго до написания письма Зороастро жил на загородной вилле Ручеллаи, Куараччи, неподалеку от Флоренции. Да Сильва пишет о том, что побывал в этом доме, где ему было приятно обнаружить «все в таком же порядке, словно Зороастро все еще был там, – множество кастрюль с засохшими макаронами и другие сковороды, которые уже побывали в очаге, видны по всему дому». Эти «кастрюли» – не что иное, как химические сосуды – реторты, колбы, перегонные кубы и т. п., что становится ясно из дальнейшего письма да Сильвы:

Сейчас Зороастро находится в моем доме [в Риме] и полностью мной руководит. У нас есть несколько особых тайных комнат, а в углу – очаровательная квадратная комната. Это место когда-то служило небольшой часовней. Мы устроили себе отличную кухню [то есть лабораторию], где я ничего не делаю, только работаю мехами и направляю потоки расплавленного свинца. Мы делаем сферы, которые ярко сияют и в которых появляются странные человеческие фигуры с рогами на головах, крабьими ногами и носами, похожими на креветки. В старом очаге мы устроили печь, выложив ее из кирпичей, и теперь в ней очищаем и отделяем элементы. С помощью этой печи нам удалось выделить огонь из морского чудовища (dactilo marino), и огонь этот беспрестанно пылает и сияет. В центре комнаты установлен большой стол, заставленный кастрюлями и фляжками всех видов и размеров, заваленный пастами, и клеем, и греческой смолой, и киноварью, и зубами висельников, и корнями. У нас есть кирпич, изготовленный из серы, обточенный на токарном станке, а на нем установлен корабль из желтого янтаря, совершенно пустой, если не считать змеи с четырьмя ногами, которую мы сочли за чудо. Зороастро считает, что это грифон, прилетевший сюда по воздуху из Ливии и упавший на Мамольский мост, где его нашли и принесли к нам. Стены этой комнаты увешаны странными масками и рисунками на бумаге. На одном из рисунков изображена обезьяна, рассказывающая истории толпе крыс, а крысы ее внимательно слушают. Словом, здесь у нас тысячи разных вещей, исполненных тайны».[253]253
  ASF, Antica Badia Fiorentina, Familiari XI 322, 146ff; Brescia and Tomio 1999, 69–70. В письме также упоминается сестра Томмазо, Маддалена, «стремительно несущаяся через леса» Куараччи и видом своим напоминающая «амазонку».


[Закрыть]

Из этого живого описания становится ясно, что Зороастро был алхимиком, очищавшим и готовившим алхимические растворы. Зороастро собирал странных рептилий. Зороастро был художником, и все стены его римской лаборатории были увешаны масками и рисунками с изображением говорящих животных. Это почти что комик, фольклорная версия Леонардо да Винчи. Интерес к алхимии или химии (в ту эпоху разницы почти не существовало, но закончилось развитие этих наук совершенно по-разному) сделал его отличным металлургом. Я почти убежден в том, что рецепт, записанный Леонардо предположительно в конце 80-х годов XV века, принадлежит именно ему. Рецепт озаглавлен «Смертный дым» (Fumo mortale), и он записан на листе, рядом с описанием морского военного судна:

«Мышьяк, смешанный с серой, и реальгар

Медицинская розовая вода

Отстоенная жаба – а именно наземная

Пена бешеной собаки

Отстоенный кизил

Тарантул тарентский».[254]254
  СА 950v/346v-a. О тарантулах см. также Н 17v: «Укус тарантула заставляет человека сосредоточиться на своем намерении, на том, о чем он думал, когда был укушен». Сегодня тарантулами называют мохнатых пауков тропической Америки (вид Mygale), изначально же это название относилось к крупным паукам, которые водятся в Южной Италии (вид Lycosa). Название свое они получили от города Таранто. Укус тарантула вызывал «тарантизм», истерическое состояние, напоминающее пляску святого Витта (хорею Сайденхэма).


[Закрыть]

Мне кажется, что этот рецепт однозначно принадлежит Зороастро. Это почти что небольшая поэма.

Несколько месяцев спустя Мигуэль да Сильва написал о том, что Зороастро умер. Эпитафия на его надгробии в церкви Святой Агаты звучит так: «Зороастро Мазино, человек выдающейся честности, чистоты и щедрости, истинный философ, заглядывавший во мрак природы ради великой славы самой природы». Леонардо не мог бы пожелать лучшей эпитафии для себя самого: «ad naturae obscuritatem spectat…»

Память о Зороастро еще жива. Романист Антон Франческо Граццини (известный под псевдонимом Иль Ласка – Голавль) описал «безумного» мага Зороастро в сборнике новелл Le Cene («Ужин»). Граццини родился во Флоренции в 1503 году. Новеллы сборника были написаны в середине XVI века. Вполне возможно, что этот персонаж списан с реального Зороастро, однако произведение носит сугубо художественный характер и не может быть использовано как биографический источник. Зороастро Граццини – это комический маг, вполне типичный персонаж для литературы того времени. Очень трудно сказать, действительно ли описание его внешности – «высокий, хорошо сложенный, с угрюмым, землистым, надменным лицом и окладистой черной бородой, которую он никогда не расчесывал» – соответствует внешности реального Томмазо Мазини.[255]255
  A. Grazzini, Le Cene, ed. С. Verzone (Florence, 1890, 140–141).


[Закрыть]

Ученики Леонардо недооценивали Томмазо: его всегда считали забавным, эксцентричным, необычным – чем-то вроде клоуна, всегда готового показать какой-нибудь фокус. В ранних описаниях Мазини присутствует фольклорный элемент – и в описании Аммирато, и в новелле Граццини, даже в письме да Сильвы, наиболее достоверном документе. Онисание же Леонардо, дошедшее до нас, совершенно иное: Томмазо занимается изготовлением подсвечников, смешиванием красок, закупкой провизии – то есть выполняет чисто практические поручения. Интересно, как долго длились отношения Зороастро с Леонардо. Аммирато пишет о том, что он общался с Леонардо до отъезда художника из Флоренции, то есть до 1482 года. Мазини отправился с Леонардо в Милан и работал у него в начале 90-х годов XV века. В 1505 году он возвращается во Флоренцию. Именно тогда он и смешивал краски для фрески «Битва при Ангиари». Отсюда можно сделать вывод о двадцатипятилетнем знакомстве этих людей (хотя, конечно, нельзя утверждать, что все это время они работали вместе). Вполне возможно, что в 1513–1516 годах они вместе были в Риме. Томмазо мог быть шутом, но он явно не был дураком. Список его римских покровителей внушает уважение: Джованни Ручеллаи, да Сильва, Джованни Баттиста Ридольфи.

Когда Аммирато пишет о том, что Томмазо «устроился» у Леонардо, то имеет в виду то, что Мазини стал работать в мастерской художника в качестве ученика или помощника. Скорее всего, Томмазо в 1478 году сменил молодого Паоло ди Леонардо, когда того выслали из Флоренции за «непристойное» поведение. Тогда Томмазо было шестнадцать лет. Сын садовника из Перетолы подавал большие надежды. По словам Аммирато, Мазини утверждал, что был сыном Бернардо Ручеллаи. По-видимому, Зороастро либо шутил, либо Аммирато неверно его понял (он является единственным источником подобных сведений). В момент рождения Томмазо Ручеллаи было всего тринадцать лет, что делает его отцовство весьма маловероятным, хотя, как мне кажется, не невозможным. Скорее всего, Мазини находился под покровительством Ручеллаи, а впоследствии под покровительством его сына, Джованни. Бернардо являлся верным членом академии Фичино, а позднее организовал собственную платоновскую академию в Орти Оричеллари, то есть в Садах Ручеллаи, прямо за углом церкви Санта-Мария-Новелла. Скорее всего, Томмазо избрал для себя маску Зороастро именно под влиянием кружка Фичино, куда, благодаря общению с Бернардо Бембо и семьей Бенчи, входил и Леонардо.

Конечно, очень не хочется терять колоритного, совершенно легендарного Зороастро – мага и алхимика. Скорее всего, подобный имидж и помог Мазини обрести столь высоких покровителей в Риме. (Впрочем, алхимия была привлекательна и сама по себе – она открывала сложный, но весьма соблазнительный путь к огромному богатству.) Леонардо же ценил реального человека, прятавшегося за маской шута и фигляра. Это был человек высочайшей честности и чистоты. Настоящий философ, как сказано в его эпитафии.

Инженер

Если Томмазо Мазини, будущий металлург и алхимик, в конце 70-х годов XV века уже был учеником или помощником Леонардо, он, несомненно, должен был принимать участие в первых инженерных опытах художника. Именно к этому периоду относятся первые инженерные заметки Леонардо. Мы находим их в Атлантическом кодексе и в «Жизнеописаниях» Вазари. Вазари пишет о том, что Леонардо тогда «был еще молодым человеком (giovanetto)». Это совершенно точно указывает на то, что художник еще был во Флоренции. Однако вряд ли подобные проекты были осуществлены в реальности.

Как мы уже выяснили, Леонардо непосредственно познакомился с механизмами Брунеллески в 1471 году, участвуя в водружении золотого шара на купол Дуомо. Интерес к инженерному делу вновь пробудился в Леонардо примерно в 1478–1480 годах. К этому периоду относятся чертежи механизмов, напоминающих механизмы Брунеллески, из Атлантического кодекса. Вазари упоминает об интересе Леонардо к подъемным устройствам: «Он постоянно делал модели и рисунки, показывающие, как возможно с легкостью сносить горы и прорывать через них переходы из одной долины в другую и как возможно поднимать и передвигать большие тяжести при помощи рычагов, воротов и кинтов, как осушать гавани и как через трубы выводить воду из низин, ибо этот мозг никогда не находил себе покоя». Один из проектов Леонардо был особо амбициозным, и о нем нам рассказывает Вазари:

«В числе этих моделей и рисунков был один, при помощи которого он не раз доказывал многим предприимчивым гражданам, управлявшим в то время Флоренцией, что он может поднять храм Сан-Джованни [то есть Баптистерий] и подвести под него лестницы, не разрушая его, и он их уговаривал столь убедительными доводами, что это казалось возможным, хотя каждый после его ухода в глубине души и сознавал всю невозможность такой затеи».

Идея не столь невероятна, как это кажется Вазари. Аналогичный проект – перемещение церковной колокольни – был осуществлен двадцатью пятью годами раньше, в Болонье, инженером Аристотелем Фиораванти. Подъем Баптистерия был бы полезен как с эстетической точки зрения (тогда Дуомо и Баптистерий находились бы на одном уровне), так и с практической (Баптистерий оказался бы защищенным от периодических наводнений, случавшихся на реке Арно). Лестницы для осуществления подобных проектов использовались и столетие спустя, когда друг Вазари, Винченцо Боргини, опубликовал две гравюры воображаемой реконструкции Баптистерия.[256]256
  V. Borghini, Discorsi (Florence, 1584), 163; Pedretti 1976, plate 13.


[Закрыть]

Любопытное устройство «для открытия темниц изнутри», о котором я говорил раньше, явно придумано под сильным влиянием идей Брунеллески. На рисунке из Атлантического кодекса мы видим устойчивую подъемную треногу с болтом, закручиваемым под прямым углом. Болт снабжен захватом, который Леонардо называет «щипцами» (tanagli). На одном из рисунков показан процесс вытаскивания металлических решеток из окна. Эта машина явно могла бы быть использована в военных целях, но в то же время в ней чувствуются воспоминания Леонардо о днях заключения – «voi mi metteste in prigione» – после обвинений, связанных с делом Якопо Сальтарелли. Вполне возможно, что этот механизм упоминается Вазари в его «Жизнеописаниях». К некоему флорентийскому кузнецу по имени Капарра обратились жители города с необычной просьбой. «Некоторые молодые граждане принесли ему рисунок машины, которая могла ломать железные решетки посредством винта. И они попросили его изготовить эту машину для них». Кузнец с негодованием отказался, сочтя этот механизм «воровским», предназначенным для «обкрадывания людей и нанесения бесчестья молодым девушкам». Он счел этих молодых людей приличными (uomini de bene), но не захотел принимать участия в их «злодействе».[257]257
  Vasari 1876, 4.446.


[Закрыть] Может ли здесь идти речь о рисунке, который сегодня находится в Атлантическом кодексе? Мог ли Леонардо быть участником этой сомнительной компании, состоявшей из юношей хорошего происхождения? Мог ли он обратиться к Капарре с просьбой изготовить его собственное устройство?

Вазари также пишет о том, что «он делал рисунки мельниц, сукновальных станков и прочих машин, которые можно привести в движение силой воды». На листах Леонардо мы видим множество чертежей мельниц, жерновов и печей. На других ранних рисунках изображены гигрометры для измерения влажности воздуха и гидравлические устройства для подъема воды. В последнем чертеже совершенно явно чувствуется интерес Леонардо к архимедову винту, устройству, которое поднимает воду с помощью вала с винтовой поверхностью, установленного внутри цилиндра.[258]258
  Гидравлические механизмы: CA 1069r/386r-b (рисунки), 1069v/386v b; 26r/7r-a, 26v/7v-a; 1048r/376r-a (Zollner 2003, nos. 509, 511–14). Гигрометр: Лувр, отдел рисунков 2022; Zollner 2003, no. 130. Вазари также пишет о том, что Леонардо, «будучи еще юношей, обсудил вопрос о том, как отвести реку Арно по каналу, соединяющему Пизу с Флоренцией». Это событие часто путают с более поздними проектами каналов, относящимися к 1503–1504 годам. Вполне возможно, что подобные планы зародились у Леонардо еще в юности. Достаточно вспомнить хотя бы неосуществленный проект затопления низменности в районе Лукки во время войны с Флоренцией в 20-х годах XV века, предложенный Брунеллески.


[Закрыть] Эти рисунки и другие, им подобные, появляются на листе, относящемся к 1482 году: «некоторые механизмы для водяных работ» и «некоторые механизмы для кораблей». На этом листе упоминаются также «рисунки печей», но до наших дней они не сохранились.

Существуют и другие ранние технические чертежи. Они во многом напоминают двумерные рисунки инженеров эпохи Кватроченто. Мы находим подобные рисунки у Буонакорсо Гиберти, Франческо ди Джорджо Мартини и Джулиано да Сангалло. Только позднее, после изучения «человеческой машины», появится подлинно Леонардов технический рисунок: многогранный, тщательно проработанный, полностью смоделированный и отретушированный. Визуальный язык Леонардо способен полностью объяснить природу механических процессов и структур.

На другом листе Атлантического кодекса, относящемся к тому же периоду, составлен список из восьми имен: круг знакомых, а может быть, лиц, к знакомству с которыми Леонардо стремился.[259]259
  СА 42v/12v-a.


[Закрыть] Пять из этих имен можно идентифицировать. Один из них, Доменико ди Микелино, был художником, остальные – учеными. Это еще раз подчеркивает зарождающийся у Леонардо в конце 70-х годов XV века интерес к науке. Первый пункт списка звучит следующим образом «Квадрант Карло Мармокки». Мармокки был инженером и математиком на службе у Синьории. Упомянутый Леонардо квадрант мог быть и реальным квадрантом – инструментом для определения расположения звезд, – и написанным им трактатом. В том же списке мы находим Бенедетто дель Абако – еще одного известного флорентийского математика, которого называли еще Бенедетто Арифметикусом.

Самым знаменитым человеком в списке является тот, которого Леонардо просто называет «маэстро Паоло, врач». По-видимому, речь идет о Паоло даль Поццо Тосканелли. О том месте, какое этот великий мэтр занимал во флорентийской науке, я уже говорил. Из тех наук, которыми он занимался, Леонардо более всего интересовала оптика. Тосканелли считается автором трактата о перспективе, копия которого сохранилась в Риккардианской библиотеке во Флоренции. В этом трактате мы находим рассуждения о воздушной перспективе, оптических иллюзиях и о наблюдениях небесных явлений. В эпоху Кватроченто эта работа была широко известна. Она считалась основным пособием по перспективе для начинающих художников. Леонардо цитирует этот трактат несколько раз. «Причины, по которым увеличиваются размеры солнца на западе».[260]260
  А 64r, с. 1490–92; PC 2.119–20. Трактат (Риккардианская библиотека, Cod. 211) мог быть написан для друга Тосканелли, Брунеллески.


[Закрыть] К этому периоду относится интересный рисунок из Атлантического кодекса. На нем изображен человек, глядящий через «перспектограф» – оптический прибор, который помогал художнику изобразить предмет в правильных пропорциях. Под надписью «Приложи глаз к трубе» (другими словами, к зрительному отверстию) мы видим изображение молодого человека в длинном, свободном одеянии. Густые, вьющиеся волосы выбиваются из-под берета.[261]261
  СА 5r/l bis r-a.


[Закрыть] Этот рисунок вполне может быть автопортретом: изображенная фигура во многом напоминает предполагаемый автопортрет на картине «Поклонение волхвов», написанной в 1481–1482 годах.

Ранние инженерные рисунки Леонардо. Устройство для «открытия темниц» и (внизу) для подъема воды

Последним в списке Леонардо числится «мессер Джованни Аргирополо». Речь идет о греческом ученом Иоанне Аргиропулосе, пожалуй самом известном последователе Аристотеля в Италии.[262]262
  Об Аргиропулосе см. DBI; G. Cammelli, Giovanni Argiropulo (Florence, 1941).


[Закрыть] Он родился в Константинополе примерно в 1415 году и, подобно многим византийским ученым, после падения города в 1453 году нашел убежище в Италии. На протяжении пятнадцати лет (1456–1471) он читал лекции во флорентийском университете, Студио. Все это время он изучал тексты Аристотеля – «Этику», «Физику», «Метафизику», «Аналитику» и др. – и переводил их на латынь. Аргиропулос сыграл важную роль в переоценке Аристотеля в эпоху Ренессанса. Аристотель сосредоточивался на аналитической, научной стороне философии, отказываясь от метафизики, столь любезной сердцам средневековых ученых. Аргиропулос оказал влияние на целое поколение флорентийских интеллектуалов. Фичино, Ландино и Полициано были его учениками и поклонниками. Учился у него и Лоренцо Медичи. В 1477 году Аргиропулос оставил университет. Его звезда закатилась, и он был изгнан. В 1481 году он покинул Флоренцию. Запись Леонардо относится к тому периоду, когда влияние Аргиропулоса заметно ослабело. Подобно Тосканелли, еще одному стареющему гуру, Аргиропулос был пионером эмпиризма. Все «исследователи бессмертной мудрости» были благодарны ему, писал Полициано, за то, что он снял пелену «тумана и мрака» с их глаз.

На листе с этим списком Леонардо набросал эскиз часов, работающих на сжатом воздухе, что породило в нем мрачные мысли о быстротечности времени и страх перед «этой жалкой жизнью», проходящей, «не оставляя никакой памяти о себе в умах смертных». В этом свете список имен ученых приобретает иное значение. Леонардо преисполнен решимости познакомиться и общаться с этими замечательными людьми, сделать нечто великое, «…дабы это наше несчастное течение не пропало даром…».

Подъем тяжестей, выламывание железных решеток из окон, подъем и передача воды – это первые инженерные проекты Леонардо, бунт против непреодолимой силы тяжести. Пока что Леонардо использует только естественные энергии. В гидравлических устройствах и архимедовом винте мы видим основу одного из великих энергетических принципов Леонардовой физики – спираль, или, как называл ее сам Леонардо, coclea (раковина улитки), благодаря которой столь мощной силой обладают винты, дрели, пропеллеры и турбины, а в природе – торнадо и водовороты. Вихревое движение воды красноречиво описано в трактате Альберти, посвященном гражданской инженерии, De re Aedificatoria (с которым Леонардо явно был знаком): «Вращение вод или водоворот подобно жидкому бураву, которому ничто не в состоянии противостоять».[263]263
  Alberti, De re aedificatoria (1485), Bk 10, ch. 10; Pedretti 1976, 8.


[Закрыть] Сила водоворота увлекала Леонардо – и это увлечение позднее проявилось в рисунках, известных под названием «Потоп». В этот же период мы видим вихри и водовороты в спадающих каскадом вьющихся волосах Джиневры.

Набросок течений и водоворотов, 1507–1508

Первый летательный аппарат, 1478–1480

На ранних технических рисунках Леонардо обращает на себя внимание еще одно: полное неповиновение силе тяжести. В Уффици хранится рисунок Леонардо, датируемый 1478–1480 годами.[264]264
  Уффици GDS 447E; Pedretti 1957, 211–216.


[Закрыть] На его обороте изображен первый вариант летательного аппарата. Пока что это просто рисунок, но предназначение изображенного устройства несомненно. Механизм нарисован в проекции сверху или снизу. Он снабжен крыльями, подобными крыльям летучей мыши, напоминающим веер хвостом и кабиной в виде каяка. Сбоку мы видим более детальный рисунок механизма, приводящего в действие крылья. Крыльями оперирует пилот с помощью рукояток. Ограничение движения рукоятки говорит о том, что перед нами планер (позднее Леонардо будет рисовать механизмы, заставляющие крылья подниматься и опускаться, как у птиц). На другой стороне листа в верхнем левом углу Леонардо написал: «Questo è il modo del chalare degli uccelli» – «Таким способом опускаются птицы». Строка подчеркнута еле заметным пунктиром, резко уходящим вниз.

Это короткое предложение и едва заметная линия говорят о том, что Леонардо был знаком с механизмом полета птиц и что в нем уже зародилась мечта о полете человека (об этом свидетельствует механизм, изображенный на обратной стороне листа). Эту мечту он позднее назовет «своей судьбой», вспомнив или придумав историю о коршуне, спустившемся в его колыбель.