Текст книги "В глубь истории: историческая концепция К. Маркса"

Поэтому Маркс восхваляет демократию, называя ее «родовым понятием» государственного строя, а другие формы государственного устройства – «видами», тем самым используя ее как критерий для их оценки. Маркс сравнил эту взаимосвязь с положением христианства по отношению к другим религиям. Так, в его основе лежит обожествленный человек, и потому оно является субстанцией всех остальных религий. Также и демократия есть объективирование человека, и поэтому она становится родом для всех видов государственного устройства. Однако в некоторых из них, например, в монархии, народ, создавший государство, напротив подчиняется политическому строю и законодательству, что, в свою очередь, является «завершенным отчуждением».

Разведение политического государства и гражданского общества, государственного устройства и человеческой сущности непременно должно быть устранено. Историческая задача состоит в способствовании тому, чтобы политическое государство вернулось из потустороннего мира в действительный, в возрождении былого единства, являющегося демократией, то есть буржуазной демократией. Она не только не устраняет отчуждение, но, наоборот, углубляет его. По замыслу Маркса демократия есть восстановление подлинного единства всеобщности (политического государства) и особенности (гражданского общества), восстановление единства государства с человеком, снятие противопоставления государства, закона и человека – демократия есть «самоопределение народа и определенное его содержание». Она устраняет раздвоение человеческой сущности и заставляет человека стать по-настоящему «социализированным человеком». Очевидно, что эта гипотеза Маркса содержала в себе туманное и утопичное представление об обществе будущего.

Каким образом можно устранить раздвоение человеческой сущности? Как снять отчуждение политического государства и гражданского общества? В чьих силах взять на себя ответственность за эту важнейшую историческую задачу? Маркс развил эту мысль после завершения своей работы «К критике гегелевской философии права».

Глава третья
О пути освобождения пролетариата. Теория отчуждения в сочетании с доктриной социальной революции

Важную роль в формировании материалистического понимания истории у Маркса играют исследования, которые он проводил в 1843 г. в Кройцнахе. Их результаты не только вошли в труд «К критике гегелевской философии права», где с их помощью он на первоначальном этапе разрешил вопрос об отношениях гражданского общества и государства, но и нашли применение в работе «К критике гегелевской философии права. Введение» и статье «К еврейскому вопросу». Изучив историю французской буржуазной революции и Декларации прав человека и гражданина, Маркс обнаружил, что политическое освобождение буржуазии носит ограниченный характер, и поставил вопрос об эмансипации всего человечества. Таким образом, материалистический взгляд на историю формировался у него не изолированно: его становление было тесно связано с поисками способов полного освобождения пролетариата и исследованием исторической миссии рабочего класса.

В это время Маркс еще не пришел к материалистическим историческим воззрениям и излагал свою теорию социальной революции с точки зрения отчуждения. Восприятие человека как наивысшей для людей сущности, понимание человеческой эмансипации как возврата человеческого мира самим людям – все это, несомненно, несет в себе отпечаток фейербаховского гуманизма. Однако следует заметить, что в таких привычных терминах, как «род», «родовая сущность», «единство индивида и рода», Маркс не только излагает проблемы, связанные с освобождением человечества и исторической миссией пролетариата, но и использует их, когда исследует светскую основу религии, открывает функции частной собственности и денег, постулирует уничтожение объективных отношений, порабощающих человека. Другими словами, он делает еще один шаг в направлении материалистического взгляда на историю.

Человек – политическое животное и член гражданского общества

Трудясь, человек творит себя, отделяет себя от животных, делает гигантский скачок в материальном развитии. Следующий прорыв происходит, когда он, ликвидировав частную собственность и преобразовав старые производственные отношения, переходит к сознательному регулированию производства, избавляется от анархии и борьбы за существование, из животной среды существования попадает в истинно человеческую. Мысль, которую Маркс неоднократно излагает в своем позднем творчестве, в его ранних сочинениях присутствует еще в зачаточной форме и носит гуманистический оттенок.

В труде «К критике гегелевской философии права» Маркс рассматривает историю Средних веков через призму отчуждения. По его мнению, феодальная иерархия заставляет человека отказываться от его универсальной сущности и превращает его в животное, напрямую попадающее под гнет собственных установок.

Именно поэтому Маркс называет Средневековье «животным периодом в истории человечества, человеческой зоологией». Соотнеся это с абсолютистской Германией того времени, он приходит к выводу, что его родина – это филистерский мир, мир политических животных. В условиях абсолютной монархии повелеваемый народ – не люди, а все равно что кони, которых разводят на ферме: они полностью принадлежат хозяевам. Те, в свою очередь, тоже не являются людьми, они такие же животные, филистеры, которые имеют своим единственным чаянием выживание и размножение.

Естественно, что при таком режиме не существует истинно человеческих отношений между людьми, они предстают в форме животных взаимосвязей, поддерживающихся за счет звериной природы и несовместимых с человеческими качествами. Поэтому Маркс и замечает, что «единственный принцип деспотизма это – презрение к человеку, обесчеловеченный человек» и «где монархический принцип не вызывает никаких сомнений, там и вовсе нет человека» (1955. Т. 1. С. 374). Здесь имеет место скорее не научное обоснование истинной сущности абсолютного режима, а морализаторские упреки, которые философ от имени всех людей бросает в адрес абсолютизма.

Он остро критикует современных буржуазных либералов, которые, с одной стороны, провозглашали, что человек должен стать человеком, а с другой – сохраняли абсолютизм и стремились привить достижения Великой французской революции на немецкой почве. Однако это было невозможно. Новый прусский император того времени, в отличие от своего отца, Фридриха Вильгельма III, под внешней либеральностью скрывал самодержавную сущность. После же того, как он прибегнул к некоторым принудительным мерам, его «пышный плащ либерализма упал с плеч, и отвратительнейший деспотизм предстал во всей своей наготе перед лицом всего мира» (1955. Т. 1. С. 371). Таким образом, для перехода от реальности политических животных к демократическому миру людей необходимо разрушить старую мировую основу.

Что же в конечном счете такое человеческий мир? Маркс в то время с надеждой взирал на французскую буржуазную революцию. Незадолго до выхода «Рейнской газеты» в своих письмах к Арнольду

Руге от марта и мая 1843 г. он превозносит Голландию: «Самый ничтожный голландец – все-таки гражданин в сравнении с величайшим немцем» (1955. Т. 1. С. 371). Помимо этого, он утверждает, что абсолютная монархия обесчеловечивает мир, а Великая французская революция, напротив, «восстанавливает человека».

Однако по прошествии кройцнахского периода воззрения Маркса меняются. Изначально он почитает французскую революцию за восстановительницу человека, но позже обнаруживает, что в результате свершившегося люди лишились человечности и не признали человеческую сущность своей истинной действительностью. В связи с этим Маркс выделяет два господства: человека и частной собственности. Великая французская революция установила второе, не ликвидировав отчуждение, а, наоборот, доведя его до крайности. Она вернула к жизни не человека, а члена гражданского общества. Переломным моментом в этих размышлениях Маркса становятся его исторические исследования в Кройцнахе.

Французская буржуазная революция оказала влияние на целую эпоху. Немецкие теоретики того времени уделяли особое внимание ее опыту, результатам и лозунгам. Среди них можно выделить два направления. К первому относились Гегель, Фихте и Шеллинг, которые в молодые годы всей душой были обращены к французской революции и восхищались ее достижениями. Ее практику они превратили в свою теорию, а требование развивать капитализм отразили с помощью абстрактных, туманных философских понятий. Впрочем, позже эта революция стала их ужасать, а якобинцы, которые, как известно, ратовали за ее развитие, – внушать им ненависть и отвращение. Они стали считать, что Великая французская революция зашла слишком далеко. Маркс придерживался иного мнения. Размышляя о возможных путях развития Германии, в своих исторических исследованиях он особенно интересуется французским революционным опытом. Маркс прочитывает «Историю последних пятидесяти лет» Карла Людвига, «Критическое изучение посмертного труда баронессы де Сталь» Жака Шарля Байеля, «Историю французской революционной эпохи» Эрнста Вильгельма Готлиба Ваксмута, «Историю Франции после Реставрации» Жана Шарля Доминика де Лакретеля, «О причинах, характере и последствиях июльской революции» Карла Ланцицолле. Также он изучает воспоминания якобинца Жана-Батиста Луве де Кувре, «Обращение к потомкам» госпожи Ролан де ла Платьер, «О революциях Франции и Брабанта» Монтеге, а кроме того, – Декларацию прав человека и гражданина от 1789 г. и Конституцию 1793 г. В своих разысканиях он приходит к признанию исторической значимости французской революции, но помимо этого также отмечает социальную и политическую ограниченность данного события. Таким образом, Маркс обнаруживает, что буржуазная революция – это всего лишь политическое освобождение, она не делает из животного истинного человека, а просто превращает его в члена гражданского общества. Результаты своих исследований он всесторонне излагает в своей полемике с Бруно Бауэром по вопросу об освобождении евреев.

Бауэр решает эту проблему с позиций идеалистического отчуждения. Он сводит все к теологии и рассматривает религиозное освобождение как предпосылку к избавлению от политической неволи. По его мнению, евреям, живущим в христианских странах, для обретения свободы необходимо потребовать, чтобы местные христиане отказались от своих религиозных предрассудков. Однако если евреи сохраняют свои религиозные убеждения, то как они могут требовать у других отказа от их собственной веры? Самое упорное противостояние христиан и евреев происходит на религиозной почве, и, чтобы его устранить, обе стороны должны расстаться со своим вероисповеданием. Это касается и евреев, стремящихся к политической эмансипации, и христианских государств, которые могут освободиться только через освобождение других народов. Во-вторых, ликвидация религии означает возврат к самосознанию. Бауэр полагает, что христианство и иудаизм – это разные этапы в развитии человеческого духа, и если представить, что человек – это змея, то обе эти религии – кожа, которую он сбрасывает. В таком контексте отношения иудеев с христианами предстают человеческими, а не религиозными: «Только когда евреи и христиане отбросят ту особую сущность, которая разделяет их и обрекает на вечную изоляцию, признают универсальную человеческую природу и примут эту природу как истинную сущность, лишь тогда мы увидим в них людей»[20]20
  Bauer; Bruno. Die Jugenfrage. Braunschweig, 1843.


[Закрыть].

Маркс смотрит на еврейский вопрос иначе. Он считает, что Германия, так называемое христианское государство, – это абсолютистская держава. В ней «имеет в действительности значение не человек, а его отчуждение. Единственный человек, имеющий значение, король, есть существо специфически отличное от всех других людей, к тому же еще и освященное религией существо, непосредственно связанное с небом, с богом» (1955. Т. 1. С. 396). Поскольку религиозный дух не стал светским, но остается в тесной связи с политикой, то в Германии критика религии становится предпосылкой всякой другой критики.

Однако это вовсе не означает, что отказ от веры ведет к политической эмансипации. Это два отдельных вопроса. С точки зрения идеологии борьба против религии подразумевает схватку со старым миром, который она охраняет, и поэтому критику вероисповедания можно развить до политической. Маркс по этому поводу говорит: «Ближайшая задача философии, находящейся на службе истории, состоит – после того как разоблачен священный образ человеческого самоотчуждения – в том, чтобы разоблачить самоотчуждение в его несвященных образах. Критика неба превращается, таким образом, в критику земли, религии – в критику права, теологии – в критику политики» (1955. Т. 1. С. 415). Однако полное искоренение вероисповедания – это совсем другое дело. Фактически политическое освобождение имеет своей предпосылкой не отказ каждого человека от веры, а избавление государства от всякой религии вообще, упразднение ее и ее привилегий. Когда государство вырвется из собственных религиозных пут и перестанет как политическая единица оборонять какое бы то ни было вероисповедание, встанет на собственную защиту, только тогда оно в опоре на национальное законодательство методами, соответствующими его собственной сущности, сумеет эмансипироваться от религии. Поэтому политическая эмансипация, или буржуазная революция, всего лишь переводит религиозные воззрения из сферы публичного права в сферу частного, придавая им индивидуальный характер.

Политическое освобождение не только не устраняет религиозного отчуждения, но и вообще не способно на это. В частной жизни человек может придерживаться неких религиозных воззрений, но в политике, ввиду отмены государственной религии и ее привилегий, он рассматривается как гражданин, равный в правах со всеми остальными, – вне зависимости от вероисповедания. Таким образом, в результате политической эмансипации человек не становится полноценным, а расщепляется: на еврея или протестанта с одной стороны и гражданина – с другой. Более того, человеческая личность также включает в себя и торговца, и поденщика, и помещика. Короче говоря, в социальной сфере у человека возникает один статус, а в политической – другой. Это свидетельствует о том, что при господстве капиталистической частной собственности человек одновременно ведет свою жизнь и в царствии небесном, и на грешной земле. В гражданском обществе он – частное лицо, эгоист, противопоставленный всем остальным, который живет своей мирской жизнью. В политике он действует как гражданин и существует в райском царстве сообразно со своей родовой сущностью. Маркс предпринимает серьезный анализ этого противоречия. По его словам, «там, где политическое государство достигло своей действительно развитой формы, человек не только в мыслях, в сознании, но и в действительности, в жизни, ведет двойную жизнь, небесную и земную, жизнь в политической общности, в которой он признает себя общественным существом, и жизнь в гражданском, обществе, в котором он действует как частное лицо, рассматривает других людей как средство, низводит себя самого до роли средства и становится игрушкой чуждых сил. Политическое государство относится к гражданскому обществу так же спиритуалистически, как небо относится к земле» (1955. Т. 1. С. 391). Следовательно, истинный индивид неуниверсален, он – не родовое существо; однако будучи им, в политической жизни он утрачивает действительную индивидуальную жизнь и превращается в ложную универсалию.

Освобождение государства от религии не означает, что то же самое происходит с человеком. Политическая эмансипация не только не помогает людям отторгнуть религиозные убеждения, но, напротив, таит в себе основу их возникновения. По мнению Маркса, отчуждение в мышлении человека собственной родовой сущности и возвеличивание ее до божества тождественно отделению человеческой сущности в форме государства, имеющему место в политике.

Пока существует противоречие между индивидом и родом, пока человек не стал истинным родовым существом, религия не исчезнет. У Маркса сказано: «Члены политического государства религиозны вследствие дуализма между индивидуальной и родовой жизнью, между жизнью гражданского общества и политической жизнью; они религиозны, потому что человек относится к государственной жизни, находящейся по ту сторону его действительной индивидуальности, как к своей истинной жизни; они религиозны, поскольку здесь религия есть дух гражданского общества, выражение отрыва и отдаления человека от человека» (1955. Т. 1. С. 397).

Очевидно, что политическая эмансипация не способствует истинному очеловечиванию животного. Начиная с эпохи Возрождения, буржуазные гуманисты представляют человека альфой и омегой бытия, но он, по мнению Маркса, является не истинным, а эгоистическим, не более чем членом гражданского общества. Это «человек в его некультивированном, несоциальном виде, человек в его случайном существовании, человек, каков он есть, человек, испорченный всей организацией нашего общества, потерявший самого себя, ставший чуждым себе, отданный во власть бесчеловечных отношений и стихий, одним словом, человек, который еще не есть действительное родовое существо» (1955. Т. 1. С. 397).

Отталкиваясь от этого, Маркс проводит критику бауэровской концепции прав человека. Согласно Бауэру, евреи, оставаясь сами собой и не отказываясь от своей религии, не могут претендовать на общие личные права. Для этого им необходимо принести в жертву свое вероисповедание. Бауэр рассматривает буржуазные права человека как воплощение общечеловеческой природы, противоположные особой еврейской сущности.

Маркс придерживается иной точки зрения. В буржуазной традиции выделяют две области общих прав человека. К первой относятся политические свободы, то есть гражданские права, включающие в себя право на участие в политическом сообществе, в государственной деятельности. Вторая содержит в себе права человека, а именно: свободу вероисповедания, неприкосновенность личности, прав и имущества. Индивид, о котором здесь идет речь, является членом гражданского общества, соответственно, эти права принадлежат гражданину вообще. Они не только не соответствуют человеческой природе, но и отторгают ее. Благодаря им эгоизм людей только поддерживается и развивается, а вовсе не преодолевается. Именно поэтому Маркс говорит: «Ни одно из так называемых прав человека не выходит за пределы эгоистического человека, человека как члена гражданского общества, то есть как индивида, замкнувшегося в себя, в свой частный интерес и частный произвол, и обособившегося от общественного целого. Человек отнюдь не рассматривается в этих правах как родовое существо, – напротив, сама родовая жизнь, общество, рассматривается как внешняя для индивидов рамка, как ограничение их первоначальной самостоятельности. Единственной связью, объединяющей их, является естественная необходимость, потребность и частный интерес, сохранение своей собственности и своей эгоистической личности» (1955. Т. 1. С. 402). Очевидно, что положительные достижения буржуазной политической эмансипации не приводят к эволюции от политического животного до истинного человека, а всего лишь превращают его в члена гражданского общества. Чтобы разрешить данное противоречие, необходимо ликвидировать раскол между индивидом и родом, освободить человечество.

Возврат человеческого мира и человеческих отношений самому человеку

Чтобы превратить члена гражданского общества в истинного человека, необходимо выступить против крайних проявлений самоотчуждения и вернуть людям истинные человеческие отношения и мир. К этому заключению Маркс приходит в результате анализа взаимосвязи между политической и человеческой эмансипацией.

Согласно позиции немецкого мыслителя, если евреи не откажутся от своей религии, они вправе требовать политической эмансипации, хотя она и не разрешит проблему освобождения еврейского народа. В действительности они уже освободились, когда овладели богатством, и играли значимую роль в реальной политической жизни Германии, несмотря на то, что их политические права были чрезвычайно ограничены. Этот факт признает и Бауэр. В своем «Еврейском вопросе» он отмечает: «Еврей, который, например, в Вене только терпим, определяет своей денежной властью судьбы всей империи. Еврей, который может быть бесправным в самом мелком из германских государств, решает судьбы Европы. В то время как корпорации и цехи закрыты для еврея или еще продолжают относиться к нему недоброжелательно, промышленность дерзко потешается над упрямством средневековых учреждений»[21]21
  Bauer Bruno. Die Jugenfrage. Braunschweig, 1843.


[Закрыть]. Однако Бауэр подходит к еврейскому вопросу с идеалистических позиций. По его мнению, отсутствие у иудеев политических прав в теории, но обладание большой властью на практике – ситуация вымышленная, мнимая. Так считает Бауэр, но фактически здесь имеет место противоречие между политическим и финансовым могуществом. Если в человеческом представлении политическая мощь превыше денег, то в действительности все как раз наоборот: государственная власть – раба финансов. Маркс на этот счет замечает: «Еврей эмансипировал себя еврейским способом, он эмансипировал себя не только тем, что присвоил себе денежную власть, но и тем, что через него и помимо него деньги стали мировой властью» (1955. Т. 1. С. 409).

Иудаизм и гражданское общество подходят друг другу. В своей основе иудейская религия носит абсолютно светский характер. Ее формируют реальные потребности и меркантильные интересы. Мирской кумир еврейства – торговец, еврейский бог в мире – деньги. С другой стороны, реальные потребности, корыстные интересы и финансы лежат также в основе гражданского общества, поэтому оно непрерывно исторгает все тех же евреев. С точки зрения исторической необходимости этот народ составляет особую его часть, и то, что они продолжают существовать, никак не противоречит истории, а, напротив, согласуется с ней. Следовательно, конечный результат эмансипации евреев – освобождение человечества от них самих, то есть от торговли и власти денег.

Рассуждая об отношениях действительного еврея с иудаизмом, о мирской основе этой религии, Маркс снова прибегает к понятию отчуждения. В отличие от труда «К критике гегелевской философии права», здесь он переключает свое внимание с взаимного отчуждения политического государства и гражданского общества на само это общество. Поскольку его базис – это практические нужды и своекорыстие, которые концентрируются, в свою очередь, в финансовой потребности, Маркс особенно тщательно изучает деньги и определяет их господство крайним проявлением человеческого отчуждения.

Он считает их результатом отчуждения человеческой природы: «Деньги – это отчужденная от человека сущность его труда и его бытия; и эта чуждая сущность повелевает человеком, и человек поклоняется ей» (1955. Т. 1. С. 410). Они – высшее божество, перед которым меркнут все остальные боги. В то время Маркс еще не обладал глубокими экономическими познаниями и был неспособен научно обобщить истоки, сущность и функции денег, резюмировать их место и роль в товарной экономике, кроме как с позиции отчуждения. Однако следует отметить, что немецкий философ не рассматривает их как отчуждение самосознания, а связывает их с трудом людей, человеческой деятельностью и товаром. В этом уже прослеживаются зачатки теории отчужденного труда.

Маркс рассматривает деньги в качестве всеобщего экономического эквивалента. Другими словами, они не оставляют ничего святого для человека, превращая все в товар. Деньги – универсальная стоимость всех вещей, поэтому они обесценивают все мироздание, включая природу и мир людей. Человек во власти частной собственности и денежных средств не просто не уважает природу – он относится к ней с пренебрежением, поскольку она (и растительная, и животная) превращается в собственность, в объект человеческого присвоения. Равным образом люди презирают теорию, искусство и историю, человека как самоцель. Все становится товаром, даже взаимоотношения между полами и даже сама женщина превращается в предмет купли-продажи. Деньги – как сущность отчуждения человеческого труда и плодов этого труда – управляют тем, что человек производит, то есть его деятельностью. Более того, только так люди становятся способными действовать и производить. Такое отчуждение «порывает все родовые узы человека, ставит на их место эгоизм, своекорыстную потребность, претворяет человеческий мир в мир атомистических, враждебно друг другу противостоящих индивидов» (1955. Т. 1. С. 412). Оно и означает уход человеческих отношений и мира от самого человека.

Маркс проникает в мирские основы иудаизма и обнаруживает, что хотя иудейская религия по форме и противоположна христианству, но на практике они едины. Пик развития иудейского духа, сосредоточенного на практических потребностях, своекорыстии и культе денег, приходится на гражданское общество, а оно, в свою очередь, реализуемо только в христианском мире. Эту точку зрения Маркс излагает спекулятивным философским языком: «Христианство возникло из еврейства. Оно снова превратилось в еврейство». «Христианство есть перенесенная в заоблачные выси мысль еврейства, еврейство есть низменное утилитарное применение христианства». «Еврей является практическим христианином, а практический христианин снова стал евреем» (1955. Т. 1. С. 412). Иначе говоря, в области мышления христианин поклоняется богу, а в реальной жизни он гоняется за деньгами. Проповедничество, пост христианского миссионера – все это становится товаром, а церковный чин – прибыльной должностью. Так, неудачливый предприниматель может сделаться священником, а разбогатевший священнослужитель – оставить сан и заняться коммерцией. Евреи же преклоняются перед деньгами, ставят их над всеми остальными богами. Различие между этими религиозными доктринами состоит в том, что христианство носит спиритуалистический характер, направляющий все мирские стремления и потребности в царство божие и отчуждающий человеческую природу в виде божественной сущности, а иудаизм превращает небесного владыку в светское божество – деньги. Именно в этом смысле Маркс полагает, что хотя самоотчуждение человека от природы и самого себя завершилось в христианстве, именно еврейство сумело «превратить отчужденного человека, отчужденную природу в отчуждаемые предметы, в предметы купли-продажи, находящиеся в рабской зависимости от эгоистической потребности, от торгашества» (1955. Т. 1. С. 412).

Отчуждение должно быть уничтожено – в этом Маркс согласен с Фейербахом. Однако тот говорит об этом лишь в отношении религии. По его мнению, панацея против всех болезней общества кроется в том, чтобы вернуть родовую человеческую сущность самому человеку. В этом смысле Бауэр, полагая отказ от религии предпосылкой политической эмансипации, не выходит за пределы фейербаховского понимания. Маркс придерживается иного взгляда. Он выделяет два уровня в проблеме ликвидации религиозного отчуждения:

1. Освобождение государства от религии, то есть отмена религиозных привилегий и государственной религии. Это то, что буржуазные революции стремятся и могут осуществить. Доказательство тому– опыт Франции и Северной Америки.

2. Полное устранение религиозного отчуждения. Для этого недостаточно действия политических революций. Необходимо уничтожить мирскую основу религии.

Существование такого мировоззрения, как религия, красноречиво свидетельствует о перевернутости мира, ее породившего. Поэтому необходимо вернуть человеку не только его родовую сущность, отчужденную в этом виде, но и все человеческие отношения, весь мир людей, устранить противоречие между чувственным и родовым бытием индивида во всех сферах жизни, ликвидировать взаимную изоляцию членов гражданского общества и искоренить у каждого эгоистическое корыстолюбие. Когда реальный индивид станет родовым существом не только в политической, но и в повседневной жизни, в своих взаимоотношениях и труде, лишь тогда он из члена гражданского общества эволюционирует в истинного человека. В этом и состоит человеческое освобождение. Как сказано у Маркса: «Философское превращение немца, проникнутого поповским духом, в человека будет эмансипацией народа» (1955. Т. 1. С. 423).