Текст книги "Путь сердца"

Глава 2

Филипп Уэссингтон, граф Роузвуд, перевернулся на спину. Солнце светило с такой безжалостной настойчивостью, что пришлось прикрыть глаза ладонью. Дворецкий Джон Грейвз каждое утро являлся в спальню и, резко отдергивая плотные шторы, с особым злорадным наслаждением навязывал господину новый день. Казалось, мучения хозяина доставляют ему искреннее наслаждение. Сегодня он пылал особенным, ни с чем не сравнимым энтузиазмом. Филипп застонал и натянул на голову одеяло.

– Ни в коем случае, милорд, даже не пытайтесь. Пора вставать и заниматься делами.

– Убирайся, – проворчал граф.

– Не могу, сэр. Уже третий раз пытаюсь вас разбудить. С минуты на минуту должна состояться деловая встреча.

– Какая еще деловая встреча? С кем?

– С вашим адвокатом, сэр. С мистером Тамбертоном.

Филипп с отвращением поморщился. Поверенный никогда не приносил хороших новостей. Его появление на горизонте означало лишь новые неприятности.

– Почему же ты не предупредил заранее?

– Предупреждал, сэр. Вчера. Причем дважды. – Грейвз выразительно взглянул на сладко спящую рядом с графом весьма аппетитную белокурую особу. Судя по легкому посапыванию, жизнерадостный солнечный свет нисколько ей не мешал.

– Думаю, вы меня просто не слышали.

Грейвз даже не пытался скрыть антипатию к леди Маргарет Дауне. А та, в свою очередь, прекрасно чувствовала отношение заносчивого дворецкого и при каждом удобном и неудобном случае провоцировала конфликт. Филипп вовсе не желал продолжения спектакля, особенно сейчас, когда с минуты на минуту мог появиться Тамбертон.

Граф резко поднялся и быстро спустил ноги с постели. Движение оказалось чересчур неосторожным и откровенно губительным для изнеженного утомленного организма. От внезапной головной боли потемнело в глазах. Боже милостивый, разве можно столько пить?

Филипп шлепнулся обратно в постель, но затылком угодил прямо в живот Маргарет.

Та проснулась, от неожиданности пробормотав нечто не слишком ясное, но очень грубое.

– Только не двигайся!

Маргарет не послушалась и отодвинулась. В результате маневра голова графа оказалась на матрасе, и он снова страдальчески застонал.

Даже едва проснувшись, Маргарет выглядела очень и очень хорошенькой. Спутанная копна светлых волос разметалась по подушке, полные жизни голубые глаза ярко блестели, пухлые алые губки, казалось, были готовы в любой момент рассмеяться или предаться радости поцелуя. Разумеется, красотка не могла упустить удобной возможности подразнить Грейвза, а потому, убедившись, что дворецкий стоит достаточно близко и просто не сможет пропустить деталей предстоящего спектакля, как бы невзначай сдвинула одеяло до самой талии, обнажив при этом роскошный бюст.

Маргарет с удовольствием вытянула руки и замурлыкала, словно кошка.

– Сжальтесь над его сиятельством, Грейвз. Вы же прекрасно знаете, что он всю ночь трудился. – Она особенно подчеркнула слово «трудился». Заметив на лице слуги отвращение, довольно хихикнула: – Зачем вы так рано нас разбудили?

– Уже почти три часа, мэм. Если бы я считал, что дело хоть немного вас касается, то сказал бы, что через несколько минут его сиятельству предстоит важная деловая беседа. Но поскольку вы совершенно ни при чем, я даже не собираюсь упоминать о данном обстоятельстве.

Обиженно надув губки, Маргарет повернулась к Филиппу.

– Дорогой, просто не понимаю, с какой стати я должна терпеть такую грубость со стороны слуги. – Дамочка ненавидела Грейвза и его бесконечную власть над Филиппом, а потому постоянно пыталась убедить графа уволить самодовольного выскочку. – Я гостья, и этот человек просто не имеет права разговаривать со мной подобным тоном.

Граф закрыл глаза и потер виски. Никто, кроме Грейвза, ни за что не согласился бы работать без жалованья, а вдобавок терпеть дурные привычки хозяина. Впрочем, объяснять все эти обстоятельства белокурой красотке Маргарет никто не собирался. Пусть думает все, что душе угодно.

– Маргарет, – простонал Филипп. Обычно ее голосок казался слаще меда, но сегодня он скрипел подобно несмазанной телеге. – Ради Бога, сжалься. Сейчас я не в состоянии разбирать твои обиды.

Граф снова поднялся, на этот раз очень медленно и осторожно, и немного посидел, ожидая, пока комната не перестанет вращаться. Затем бережно придал собственному телу вертикальное положение и осторожно двинулся по направлению к двери. Ноги при этом двигались так, словно впервые выполняли возложенную на них задачу.

– А как насчет… леди? – Особенно выразительное ударение на слове «леди» ясно показывало отношение Грейвза к той, которая носила благородный титул.

– Покорми. Предложи принять ванну. – Филипп незаметно через плечо взглянул на любовницу. Вот уж кого точно не следовало показывать Тамбертону. – Оставайся здесь, наверху, – добавил он, обращаясь к Маргарет.

– Как долго? – жалобным голосом уточнила она.

– Пока не позову.

– О, какой же ты… – Дамочка попыталась было излить жалобы по поводу бессердечности возлюбленного, но тот уже скрылся в соседней комнате, а ненавистный Грейвз плотно закрыл дверь, тем самым автоматически прервав общение.

Восемь лет назад, впервые появившись в свете, Маргарет сразу завоевала всеобщее внимание и оказалась звездой сезона. Тогда ей только исполнилось семнадцать. Успех принес несколько выгодных брачных предложений, и молодая особа трезво выбрала в мужья пожилого джентльмена с весьма солидным доходом. Уже три года спустя джентльмен любезно скончался, оставив молодой красавице вдове солидное состояние, прекрасный дом и прочное место в свете.

Связь Маргарет с Филиппом продолжалась уже почти год, однако граф лишь с большой натяжкой мог назвать ее любовницей, поскольку само это понятие означало, что кавалер каким-то образом поддерживает свою даму материально, чего в данном случае не происходило.

Маргарет вполне сносно знала свое дело в постели, однако в последнее время поведение ее становилось все более утомительным из-за непрерывных эмоциональных всплесков и экстравагантных претензий. А недавно эта особа и вообще имела наглость намекнуть на желательность уз Гименея.

В свои тридцать лет граф Роузвуд еще не имел наследника, а это означало необходимость связать себя страшными узами брака во второй раз. Первый брак, который свалился на голову Филиппа двенадцать лет назад, оказался настолько ужасным, что несчастный граф с трудом мог представить повторение процесса. Однако даже в те редкие минуты, когда Филипп все-таки заставлял себя задуматься о необходимости создания семьи, Маргарет никоим образом не фигурировала в числе возможных кандидатур на роль матери его будущего сына, наследника графского титула и обширных поместий. Обстоятельства складывались не слишком благополучно. Поскольку отцом законного наследника можно было оказаться, только пройдя через обряд венчания, а граф дал зарок больше никогда в жизни не связывать себя ненавистной клятвой, шансы на счастливое отцовство практически отсутствовали.

Впрочем, если в ближайшее время положение чудесным образом не изменится, то скоро уже и наследовать будет нечего.

– Должен ли я побрить вас, милорд? – спросил Грейвз.

– Некогда. Надо как можно быстрее покончить с неприятной процедурой. – Граф вылез из ванны и, завернувшись в большое полотенце, подошел к зеркалу. Двухдневная щетина придавала лицу мрачный и устрашающий вид, однако приводить себя в порядок не было ни малейшего желания.

Воспользовавшись помощью верного слуги, лорд Уэссингтон торопливо оделся и устремился вниз, в библиотеку.

Дадли Тамбертон, невысокий коренастый пожилой джентльмен с объемистым животиком и огромными бакенбардами, сидел в глубоком кресле с видом терпеливой обреченности. Нервничать относительно медлительности и необязательности Филиппа не имело ни малейшего смысла. Он появится лишь тогда, когда появится, и ни минутой раньше. За полтора года, прошедших после смерти старого графа Роузвуда, состоялось немало деловых встреч, и уважаемый адвокат уже успел привыкнуть к не слишком приятным особенностям поведения Филиппа. Конечно, исправить их не представлялось возможным, а потому приходилось терпеть.

– Добрый день, сэр, – быстро поздоровался Филипп самым что ни на есть графским тоном. Быстро пройдя по комнате, он взял ладонь адвоката в свою, изобразил некое подобие рукопожатия и тут же шмыгнул за огромный письменный стол. Массивный предмет мебели казался хотя бы временной защитой от угрожающего присутствия сурового представителя юриспруденции.

Наметанным взглядом психолога-аналитика Тамбертон мгновенно оценил болезненный вид графа.

– Ради Бога, Филипп, неужели ты даже не в состоянии побриться?

Адвокат обслуживал уже третье поколение Уэссингтонов. Его клиентами были и отец, и дед молодого графа. Увы, джентльмену пришлось стать свидетелем не слишком удачного взросления умного, но избалованного ребенка. Результатом этого взросления стала жизнь, наполненная не трудами, а крепкими напитками и излишествами самого причудливого свойства. Так что не было никакого смысла любезничать с Филиппом.

– Я опаздывал. Просто решил, что вы предпочтете начать встречу вовремя. На все положенные утренние процедуры времени не хватило.

Не опасаясь показаться невежливым, Тамбертон взглянул на часы и выразительно воздел бровь, тем самым молчаливо напомнив, что время быстрым шагом приближается к вечеру. В эту минуту в коридоре весело зазвенел смех Маргарет. Судя по всему, красотка как раз проходила мимо комнаты.

– Тебе действительно необходимо продолжать отношения с этой потаскушкой? Подумай только, как выглядит ваша связь со стороны.

Филипп поморщился: оставалось лишь надеяться, что у дамочки не хватит нахальства сунуть нос в библиотеку. К счастью, голос удалился. Филипп с трудом подавил желание поерзать в кресле. В присутствии семейного адвоката он почему-то до сих пор ощущал себя ребенком. Конечно, было бы здорово уволить этого зануду и нанять нового поверенного, но такая смена неизбежно повлекла бы за собой необходимость платить жалованье, а Тамбертон работал бесплатно, просто из чувства преданности, ради памяти деда и отца.

Филипп откинулся на спинку кресла, изо всех сил пытаясь сделать вид, что слова юриста ровным счетом ничего не значат, хотя нескромность замечания возмутила до глубины души.

– Что привело вас ко мне, Тамбертон? Боюсь, опять дурные новости.

– Дурные новости действительно присутствуют. Но, кроме них, еще и предложение, которое, думается, может показаться вполне достойным внимания.

– Начнем с плохого.

– Кредиторы пытаются заполучить Роузвуд.

– Семейное поместье? – Смысл услышанного моментально лишил графа душевного равновесия.

– Что? Не может быть!

Тамбертон красноречиво пожал плечами.

– Я сделал все, что мог, мальчик мой. И не раз уже повторял тебе: долг настолько велик, что просто глупо надеяться на милость кредиторов. Они ни за что не отступятся. Ставка слишком высока. Эти люди будут добиваться своего любыми средствами.

Филипп ощутил, как в тяжелой голове молотом стучит ярость.

– Но почему же вы не сказали об этом раньше? Решили, что меня ничто не волнует?

– Филипп. – Пытаясь взять себя в руки, Тамбертон глубоко вздохнул. Спорить и доказывать собственную правоту в данном случае означало лишь попусту тратить время. – Переговоры тянутся уже несколько месяцев. И все это время я писал тебе одно письмо за другим. Если бы ты хоть раз потрудился прочесть мои объяснения и предупреждения, то наверняка осознал бы серьезность ситуации.

– Но я не получал никаких писем, – обиженно-упрямо настаивал Уэссингтон.

Тамбертон снова вздохнул, обошел вокруг стола и выдвинул верхний ящик. В глубине ждали своего часа несколько небрежно задвинутых в дальний угол запечатанных официальных конвертов. Взглянув на клиента, адвокат заметил, что тот слегка покраснел, чем проявил присутствие некоего количества странного невещественного субстрата, иногда называемого совестью. Вернувшись на свое место, опытный юрист подумал, что мальчик с детства проявлял немало обнадеживающих качеств и этим неизменно вызывал симпатию. Но разве были у него хоть сколько-нибудь серьезные шансы вырасти приличным человеком?

Сдержанным, ровным, почти ласковым тоном Тамбертон заключил:

– Тебе предстоит немедленно заняться решением проблемы.

К этой фразе сводилась почти каждая дискуссия. Беда заключалась в том, что молодой граф не проявлял ни малейшего интереса к делу. Ситуация казалась настолько безнадежной, а долг таким огромным, что руки опускались сами собой.

– Прошу вас, уладьте казус, сэр. Ведь вы так сильны в подобных делах, – просительно произнес Филипп.

Устало и безнадежно вздохнув, Тамбертон потер глаза, а потом почти молитвенно сложил руки.

– Мы столько раз вели все эти бесполезные разговоры! У меня не осталось ни сил, ни терпения! Тебе предстоит действовать самостоятельно.

– Как? Что вы предлагаете? Может быть, напечатать немного денег?

– Не ерничай, Филипп. Обстоятельства слишком серьезны. Отправляйся в Роузвуд. Проследи, чтобы поля были вовремя вспаханы и засеяны. Убедись, что все, кто должен оплачивать проживание, исправно вносят положенную сумму. Дай кредиторам увидеть, что для уплаты долга принимаются необходимые меры. Всели в их души надежду на будущее, на положительные перемены… вместо того чтобы проводить ночи и дни по примеру отца. Нельзя жить так, словно деньги никогда не иссякнут, а час ответа не настанет.

Филипп возмущенно поднял руку:

– Поселиться в деревне и заняться сельским хозяйством? Вы это мне предлагаете? Если я правильно понял, то выход в том, чтобы вернуться в Роузвуд и начать пахать землю?

– Не забывай, мальчик, что тебе принадлежат едва ли не лучшие земли всей Англии. Именно они веками служили основой благосостояния семьи. И если ты не сумеешь возродить дело, то, боюсь, катастрофы избежать не удастся.

– Катастрофа уже совсем близко.

– Согласен, – серьезно поддержал адвокат. – И все же пока ее можно предотвратить. Я пришел с невероятным предложением. Оно сможет моментально приостановить отчуждение и самого поместья, и другой собственности. Даст возможность расплатиться с кредиторами. Уже к концу месяца в твоем распоряжении окажется вполне достаточно средств, чтобы начать возрождение семейного бизнеса. Земля снова начнет кормить Роузвуд и всех его обитателей.

– Неужели мной заинтересовалась добрая волшебница?

– Почти угадал. Мне удалось связаться с одним весьма состоятельным судовладельцем из Портсмута, который не прочь найти дочке подходящего мужа.

Филипп замер.

– Мужа? Так вы собираетесь попросту сбыть меня с рук?

Мысль показалась настолько забавной, что молодой человек сначала усмехнулся, а потом принялся неудержимо хохотать. Способность говорить вернулась лишь через несколько минут. Вытирая слезы, все еще не в силах сдержать смех, он с трудом произнес:

– О, сэр, это поистине великая новость.

Наконец, несколько успокоившись и вновь обретя способность к здравому суждению, граф заглянул в глаза поверенному. Увы, в спокойном прямом взгляде сдержанного, воспитанного человека не теплилось даже искры сочувствия и расположения.

– Семья поистине превосходная. Думаю, ты и сам слышал фамилию Фицсиммонс. Эти люди уже двести лет строят корабли.

Разумеется, фамилия была хорошо знакомой. Только невежда мог не знать, кем были и чем занимались эти уважаемые, весьма состоятельные англичане.

– И что же? Такая почтенная семья с огромными деньгами не в силах найти дочке достойную партию? Что же в таком случае представляет собой молодая особа? Страшна? Уродлива? Крива? Глупа? Не бойтесь, говорите все, как есть на самом деле.

– Честно говоря, понятия не имею, с какой стати отцу понадобилось выдавать девушку замуж. Однако понадобилось, причем срочно. Свадьба должна состояться до конца месяца.

– И сколько же старикан платит за то, чтобы избавиться от своей драгоценности?

Тамбертон достал из папки несколько листков и положил на стол перед графом. Филипп внимательно прочитал и изумленно присвистнул:

– Да уж, папочке действительно отчаянно не терпится отправить малышку в свободное плавание!

– Не сомневайся, с таким приданым кораблик в порту не застоится.

– Но почему же счастливцем оказался именно я? Может быть, вы выставили меня на аукцион?

– Тебя еще не выбрали. Молодой леди предстоит встретиться с пятью джентльменами и самой принять окончательное решение. Впрочем, ни секунды не сомневаюсь, что, включив свое знаменитое обаяние и искусство общения с дамами, ты сможешь с легкостью завоевать ее руку.

– Везет мне! – Филипп недовольно нахмурился: почему-то мысль о необходимости соревноваться и участвовать в конкурсе вместе с четырьмя другими претендентами вызвала острое раздражение. Вот уже много лет молодой граф Роузвуд считался одним из самых завидных женихов Англии. Да что скромничать! Если не учитывать полного безденежья, он и сейчас не утратил почетного первенства! Уэссингтон откинулся на спинку стула и задумчиво потер глаза. До чего докатился мир!

– Все проблемы могут оказаться решенными еще до конца месяца. Кредиторы угомонятся. Сам ты окажешься солидным женатым человеком и сможешь подумать о продолжении рода. И вдобавок рядом окажется очаровательная супруга.

Тамбертон действительно считал, что женитьба на достойной женщине сможет избавить подопечного от множества пороков.

– Так все-таки она хороша собой?

– Во всяком случае, так утверждает отец.

– Еще бы он утверждал обратное! – Филипп показал на тапку: – Судя по всему, в этих венах не найдется ни капли голубой крови?

– Именно так, сэр. Эти люди – торговцы. Но, как я уже сказал, род старинный и весьма достойный.

– А как же все ваши разговоры насчет нового пристойного брака? Насчет почтения к графскому роду и прочей чепухи? Мнение изменилось?

– Ничуть. Просто обстоятельства настолько плачевны, что заботиться о благородном происхождении невесты не приходится. Главное сейчас – благородство ее кошелька.

Филипп внимательно посмотрел на того, кто уже не один год пытался его опекать словно родной отец. Единственный сын почтенного семейства пользовался всеми положенными привилегиями и почестями, но – увы – не мог похвастаться постоянным присутствием мудрого руководителя. Учителя бессильно воздевали руки и уходили. Слуги обливались слезами и убегали. Рано овдовевший отец проводил жизнь в нескончаемой череде пирушек и ночных увеселений. Тамбертон оставался одним из немногих, кто смотрел на молодого графа с симпатией и время от времени даже пытался вернуть его на путь истинный, хотя и редко в этом преуспевал. Вот и сейчас Филипп не хотел и не мог следовать совету преданного адвоката.

– Нет. Думаю, сделка не самая удачная. Тем более что у меня имеется другой план спасения.

– И что же ты запланировал, если не секрет?

– Недавно мне предложили очень выгодный контракт, и я склонен всерьез рассмотреть этот вариант. Достойный джентльмен желает быть помолвленным с Эмили и готов заплатить за руку девочки десять тысяч фунтов. Сумма немалая и сможет на некоторое время сдержать нападение варваров, а нам даст хорошую возможность отдышаться.

Тамбертон лишился дара речи, а это случалось с ним не часто. Эмили. Милая очаровательная малышка Эмили с пышной копной черных локонов и постоянно смеющимися ярко-голубыми глазами. Опытный, видавший виды адвокат не мог поверить, что граф готов так цинично поступить с собственной дочерью. Да, напрасно он считал, что после нескольких десятилетий общения с самыми богатыми и влиятельными семьями страны его уже ничто не сможет шокировать. Из последних сил пытаясь сохранить самообладание, Тамбертон ровным голосом поинтересовался:

– И когда же должен совершиться счастливый обмен брачными клятвами?

– Осенью, в день рождения Эмили. Ей как раз исполнится двенадцать.

– Могу ли я позволить себе дерзость узнать имя счастливого жениха?

– Лорд Фредерик Моррис. Он давно неравнодушен к девочке.

Тамбертон едва не задохнулся от гнева. Моррис был на четыре года старше Филиппа. Больше того – об этом человеке говорили, что он питает нездоровый интерес к девочкам-подросткам. Адвокату стало плохо. Этот извращенец и…

– Он сосед и друг, а кроме того, я знаю его всю жизнь, – прервал неприятные мысли граф.

Тамбертон все-таки не выдержал и закричал:

– Но он же ненормальный! Как только тебе в голову могла прийти столь недостойная мысль? Эмили – еще совсем ребенок. Твой единственный ребенок. А глядя на тот образ жизни, который ты ведешь, вполне можно предположить, что она так и останется единственным ребенком.

Слова Филиппа и его отношение к дочери казались настолько невероятными, что почтенный адвокат не удержался от слез и даже не пытался их скрыть.

– Мы уже не раз это обсуждали! – яростно взревел в ответ Филипп, всеми силами противясь влиянию старика. – Никто никогда не сможет убедить меня, что девочка – моя дочь!

– Ты прав. Мы действительно неоднократно возвращались этой щекотливой теме. И я уже сто раз повторял, что это твоя дочь, зачатая и рожденная в браке. В глазах Бога и закона ребенок твой. А потому именно тебе предстоит заботиться о ее здоровье и благополучии. Только ты в ответе за судьбу Эмили…

На этом слова и доводы иссякли. Все попытки убедить графа – пустая трата сил и нервов. Больше всего на свете адвокату хотелось уйти и впредь никогда не встречаться с этим пустым, бессердечным и никчемным человеком.

– Вы не можете отрицать, что все наши споры свелись к одному: за Эмили отвечаю я, а потому должен поступать так, сак считаю необходимым и справедливым. В данный момент девочка может принести огромные деньги и тем самым помочь в решении накопившихся проблем. Так что я намерен использовать ее для достижения собственных целей.

Филипп произнес тираду с напором, на едином дыханий. Однако он впервые говорил вслух о предстоящей помолвке и был вынужден признать, что собственные слова оставили в душе неприятный осадок.

– Прекрасно, ваше сиятельство.

Уэссингтон ясно понимал: если поверенный перешел на столь официальный тон, это означает, что клиент перегнул палку, и потому необходимо умерить пыл.

– Так что благодарю за намерение решить накопившиеся проблемы с помощью выгодного брака, но я просто не могу согласиться на подобный вариант. Пожалуйста, передайте молодой леди самые искренние извинения. Попытайтесь убедить мистера Фицсиммонса, что я глубоко расстроен отсутствием возможности познакомиться с его дочерью. Вы и сами прекрасно знаете, что следует говорить в подобных случаях.

Граф сложил листки в папку и протянул адвокату. Какое унижение! Тамбертон даже не пошевелился, чтобы взять бумаги.

Достойный адвокат минуту-другую молча смотрел в глаза бесчестному и безответственному аристократу, а потом встал.

– Простите, сэр, но вам следует поискать кого-то другого, кто согласится передать ваши слова мисс Фицсиммонс. Или же придется сделать это самому.

– В таком случае я приказываю, Тамбертон.

– Простите, сэр, но впредь я не хочу исполнять ваши распоряжения. Больше того, позволю себе считать, что долголетнее сотрудничество с семейством Уэссингтон подошло к концу.

– Боже милостивый! Неужели вы хотите сказать, что увольняетесь?

– Все касающиеся рода графов Роузвуд документы завтра же рано утром будут отправлены сюда с посыльным, после чего вы сможете передать их другому поверенному.

Филипп растерялся и испугался.

– Но я не приму никаких документов. Вы работали с моим дедом и отцом и вполне устраиваете меня.

– Беда в том, что вы не устраиваете меня. Доход от адвокатской практики стабилен и более чем достаточен, так что я нисколько не нуждаюсь в тех мизерных суммах, которые изредка поступают от вас.

Тамбертон повернулся, чтобы уйти. Однако планы бесчувственного графа относительно судьбы маленькой Эмили настолько потрясли его душу, что он едва сдерживался, чтобы не упасть на колени и не начать умолять о жалости к девочке.

– Я не позволю вам уйти.

– Ваше желание не имеет ни малейшего значения.

Тамбертон сделал шаг по направлению к двери, но Филипп оказался гораздо проворнее: быстро вскочив, он решительно преградил путь. Хотелось закричать, унизить старика, заставить его подчиниться, надавить весом титула и положения в свете. Однако холодный, полный решимости и презрения взгляд старого адвоката заставил одуматься. Филипп очень тихо попросил:

– Подождите, сэр. Пожалуйста, не уходите в таком гневе.

– Филипп… – Тамбертон на мгновение умолк, а потом заговорил снова: – Послушайте, Уэссингтон. Ваш отец слыл игроком и волокитой. Он обладал множеством недостатков и даже пороков, но при этом оставался добрым, благородным и щедрым человеком. За долгие годы знакомства я ни разу не видел и не слышал, чтобы старый граф намеренно обидел другого человека, а уж тем более беззащитную, не способную постоять за себя душу. – На сей раз старик не смог сдержать слез, а потому просто провел по глазам тыльной стороной ладони. – Я всегда искренне возлагал на вас большие надежды! Что бы вы ни делали, как бы ни поступали, какие бы неприятности ни доставляли мне лично и всем окружающим, я постоянно твердил себе, что в глубине сложной натуры кроются разум и доброта, которые непременно сумеют дать благотворные ростки. Однако, увы, тридцать лет ожидания оказались совершенно бесплодными. Намерение поступить с Эмили таким образом… – Голос сорвался. Адвокат отстранил Филиппа и направился к двери. – Больше я не в состоянии общаться с вами. Вынужден умыть руки и отойти от дел.

Сделав несколько быстрых шагов, почтенный адвокат действительно провел руками по фалдам сюртука, словно стремясь стряхнуть с ладоней налипшую грязь.

Филипп вернулся в библиотеку и снова уселся за стол. Унять нервную дрожь никак не удавалось. Нет, Тамбертон ни за что не оставит его в столь критический момент! Не бросит на произвол судьбы! Да еще из-за такой безделицы, как брачный контракт Эмили. Испокон веку девочек выдавали замуж по сговору. Таков заведенный порядок, и гневная вспышка Тамбертона совершенно неуместна.

Девочка жила далеко, в трех днях пути, в старинном родовом поместье Роузвуд – там она меньше мозолила глаза. И все же мысли о малышке не давали покоя. Мать Эмили, Энн, оказалась настоящей шлюхой. Разумеется, очень красивой и обходительной, с прекрасными манерами. Филипп встретился с ней в семнадцать лет и сразу без памяти влюбился. Энн была старше на три года и к тому же очень хитра и расчетлива. Красавица прекрасно знала, чего хочет, и раскладывала карты аккуратно, в полном соответствии с обстоятельствами. Филипп женился по любви и очень скоро обнаружил, что спутницу жизни он интересовал исключительно как носитель благородного титула и соответствующего положения в обществе.

Оглядываясь назад, граф вполне отдавал себе отчет, что в первую брачную ночь супруга вовсе не была девственницей. Тогда, правда, юношеская неопытность помешала это заметить. А к тому времени, когда всерьез зашла речь о ребенке, молодой муж уже застукал неверную в постели со своим лучшим другом, Ричардом Фарроу. А сколько было других любовников? Филипп отчаянно страдал на протяжении трех долгих лет несчастного брака, до тех пор, пока жена не сжалилась и не отпустила его на свободу, умерев от гриппа. Только смерть положила конец жестоким и бесконечным изменам.

Вот так, в итоге бурных событий необдуманного, скоропалительного и болезненного союза, молодой граф Роузвуд остался с ребенком на руках.

С гневом и отвращением качая головой, Филипп подошел к буфету, надеясь найти на полке что-нибудь покрепче. Увы, все бутылки оказались пусты; пришлось позвонить и вызвать Грейвза. Слуга появился значительно позже, чем хотелось бы, но упрекать его за медлительность вряд ли стоило. Джон был единственным, кто до сих пор находил в себе силы оставаться в доме.

– Где леди Маргарет?

– Она устала от долгого ожидания, сэр, и попросила передать, что встреча состоится вечером, в назначенное время.

Филипп вздохнул с облегчением. Каждый день, едва проснувшись, Маргарет требовала долгих и глубоких сексуальных радостей. Ему же сейчас было совсем не до ее фантазий.

– Отлично. Я как раз решил провести время в клубе. Прикажи подать экипаж.

Грейвз откашлялся и неторопливо обвел взглядом библиотеку, пытаясь подобрать слова.

– Если позволите, сэр… дело в том, что с экипажем возникла небольшая проблема…

– В чем дело?

– В то время как вы беседовали с адвокатом, пришли какие-то люди с официальными бумагами и забрали его в счет оплаты накопившихся долгов.

Филипп уныло покачал головой и безнадежно вздохнул. Что за напасть!

– Спасибо, Грейвз. Если что-нибудь понадобится, я позвоню.

Слуга едва заметно склонил голову, показывая, что все понял, и тихо удалился. Филипп почти упал в кресло и в безысходном отчаянии закрыл лицо руками. Всю жизнь молодой граф следовал примеру отца и вел привилегированную жизнь богатого аристократа. Кутил, играл в карты и развлекался с женщинами, проявляя отчаянную бесшабашность и нисколько не думая о финансовом состоянии семьи.

Никто не счел нужным поведать молодому человеку, что на протяжении всей своей жизни отец практически не занимался делами поместий и не распоряжался деньгами. С годами пристрастие к игре становилось все более неукротимым и захватывало все сильнее, так что после смерти старого графа от фамильного состояния остались лишь жалкие крохи.

Открыв наконец глаза, Филипп увидел оставленные Тамбертоном бумаги. Жена. Огромное приданое. Он попытался рассмотреть возможные последствия сделки со всех сторон. В том обществе, к которому принадлежал Филипп, браки по расчету были вполне обычным явлением. Граф Роузвуд вовсе не станет первым из мужчин, связавшим себя священными узами с той, которую практически не знает. Однако до сих пор еще ни разу не приходилось слышать ни о ком, кто женился бы на особе из совершенно иного мира, на представительнице иного, низшего социального круга.

– Какого черта! – решительно тряхнул головой Филипп. – Что, в конце концов, мешает встретиться с этой дочкой судовладельца? Если дело все-таки дойдет до свадьбы, то смелый шаг сразу решит все бесчисленные проблемы, а обращать на жену внимание никто не заставляет.

Филипп снова позвонил. Через некоторое, достаточно продолжительное, время появился верный слуга.

– Грейвз, необходимо отправить Тамбертону бутылку французского бренди.

– Непременно, сэр.

– А попутно следует передать мои нижайшие извинения и прочую чепуху, которая принята в подобных случаях. Да, и еще непременно надо сказать старому лису, что я все-таки решил принять во внимание его совет и изменил планы насчет Эмили.

Грейвз вопросительно поднял бровь. Если он и слышал сплетни слуг о нечестивом сватовстве, то не позволил себе ни единым намеком проявить осведомленность.