Текст книги "Путь сердца"

Глава 23

– «Я, Чарльз Фрэнсис Ксавьер Фицсиммонс-третий, находясь в здравом уме и твердой памяти, провозглашаю нижеизложенное в качестве своей последней воли и завещания…»

Адвокат поправил очки, исподтишка взглянул на Грегори начал читать вступительные параграфы. В них перечислялись несколько давних, испытанных временем работников, которым предстояло получить незначительные денежные суммы.

– «Моей дочери, Джейн Фицсиммонс Уэссингтон, завещаю шкатулку с драгоценностями ее матери, а также портрет матери, украшающий холл второго этажа».

Услышав это, Джейн улыбнулась, а Филипп еще крепче стиснул пальцы жены.

– «Остальную часть ее наследства составляет приданое, назначенное за ней супругу Филиппу Уэссингтону».

Филипп недоуменно поднял бровь. Сама же Джейн, казалось, не совсем поняла смысл только что оглашенного адвокатом параграфа. Кроме шкатулки с драгоценностями и портрета, она не получала ровным счетом ничего. Так с дочерьми обходились нередко, однако в данном случае все обстояло иначе: верфь была делом жизни Джейн, а Грегори Фицсиммонс вовсе не приходился покойному родным сыном. Поэтому завещание казалось непростительно жестоким и несправедливым.

Адвокат продолжал читать:

– «Моему зятю, Грегори Фицсиммонсу, в признание самоотверженной работы и преданности семейному бизнесу, оставляю все свое состояние…»

Далее следовало перечисление этого состояния: дом, в котором выросла Джейн, сама верфь, разнообразное имущество и капиталовложения. Адвокат читал несколько минут подряд. В конце завещания следовал короткий параграф, предписывающий Грегори заботиться о жене Гертруде и разумно управлять верфью, чтобы их будущие сыновья могли с гордостью носить фамилию Фицсиммонс.

Наконец чтение закончилось. В библиотеке повисло напряженное молчание. Джейн недоуменно уточнила:

– И что же, это все? Больше ничего нет?

– Да, больше никаких распоряжений. – В глазах пожилого джентльмена читалось сочувствие.

– Но ведь отец просто отдал все, что было – мой дом, мой бизнес, мою… жизнь, – все отдал Грегори!

– Чарльз считал, что, удачно выйдя замуж, вы непременно будете вести иную, самостоятельную жизнь.

Джейн взволнованно вскочила.

– Но ведь отец говорил, что обязательно позволит мне вернуться. Я выполнила все его распоряжения. Это мой дом, и здесь мое место! – Джейн горячо махнула рукой в сторону гавани. – Там стоят мои корабли! Я всю жизнь помогала отцу их строить!

Адвокат обреченно пожал плечами: момент оказался не самым приятным. Лично он никогда не симпатизировал и не доверял Грегори и отчаянно спорил с Чарльзом, противясь изменениям. Но увы, переубедить упрямца оказалось невозможно. Чтобы не молчать, адвокат беспомощно пробормотал:

– Он считал, что Грегори внес весьма существенный вклад в семейный бизнес.

– Ты! – Джейн в ярости повернулась к зятю, невольно вспомнив прошлое. Годы, проведенные в завершении брошенной Грегори работы, годы постоянных изменений и улучшений. Теперь все стало ясно. Этот человек просто водил ее за нос как последнюю дурочку. – Да ведь без моей помощи ты не в состоянии даже выстроить колонку цифр!

Грегори изобразил оскорбленное достоинство:

– Однако твой отец так не считал.

– Нет, не могу поверить… – Джейн в отчаянии покачала головой. – Столько лет я прикрывала тебя, выгораживала. Обманывала ради тебя, брала на себя твою вину. Все эти годы позволяла… – Нет, говорить о чувствах ни перед мужем, ни перед кем-то другим она не имела права. – Я доверяла тебе.

– Но я вовсе не надругался над твоим доверием, Джейн. Ты можешь продолжать работу на верфи любым способом – так, как позволит муж. – Грегори заискивающе улыбнулся Филиппу. Судя по всему, граф любит жену, так что есть надежда, что он разрешит ей развлекаться, играя в бизнес, – молодой Фицсиммонс от подобной снисходительности лишь выиграет.

– Отец сошел в могилу в полной уверенности, что идея импорта целиком принадлежит тебе, так ведь?

– Разумеется, это моя идея. Однако я несколько раз упоминал о твоем участии в ее разработке.

– Можно представить, что и как ты упоминал, негодяй! Надеюсь, благополучно потонешь в потоке долгов, который смоет тебя с лица земли!

Уверенность в провале очень рассердила Грегори. Ну, сейчас он покажет этой негодной девчонке! Фицсиммонс решительно встал.

– Не смей оскорблять меня в моем же собственном доме!

– О, не слишком ли поспешно ты назвал его своим собственным? – Джейн не знала, куда деваться от отчаяния и негодования. – Не могу здесь оставаться ни секунды, ни единого мгновения. – Повернувшись к мужу, она почти взмолилась: – Филипп, мы можем уехать? Пожалуйста…

– Конечно. Сию же минуту. – Граф встал и на прощание пожал адвокату руку – ведь того винить не за что. Пройдя мимо Грегори, намеренно толкнул негодяя. Одному Богу известно, что вытворял этот человек в течение многих месяцев, а может быть, и лет, чтобы склонить старика к несправедливому, позорному завещанию. К счастью для Грегори, вероятность новой встречи казалась мизерной.

Обняв жену за плечи, Уэссингтон вывел ее из комнаты. Чтобы избежать случайной встречи с сестрой или зятем, направился прямо к двери, заявил пораженной горничной о срочном отъезде и распорядился, чтобы все вещи немедленно были отправлены в лучшую гостиницу Портсмута. Потом пошел в конюшню и сам, не дожидаясь помощи слуг, оседлал лошадей.

Час спустя, уже в гостинице, Филипп присел на край постели жены и протянул бокал вина:

– Выпей. Это поможет успокоиться. Взяв бокал, Джейн вздохнула.

– Даже не помню, чтобы когда-нибудь еще приходилось так безумно злиться. Разве только… – Она покраснела.

– На меня?

– Да, – смущенно кивнула Джейн. Супруги ни разу не обсуждали печальные события первой брачной ночи. Казалось, обоим просто не хотелось тревожить неприятные воспоминания. Начать заново и жизнь, и любовь – вот к чему стремились оба. – Давай не будем вспоминать старое, Филипп.

Да, Уэссингтон действительно вел себя как последний подлец и едва не получил вполне заслуженную пулю, а потому ему вовсе не хотелось вдаваться в обсуждения. Так что граф просто сменил тему, задав вопрос, который вертелся на языке с той самой минуты, когда, заглянув в окно библиотеки, он увидел нежности Фицсиммонса:

– Ты была влюблена в Грегори?

Джейн с отвращением махнула рукой и, встав, подошла к жну.

– Всегда считала себя достаточно рассудительным человеком. Ума не приложу, что за затмение на меня нашло.

Филипп и сам непростительно ошибся, влюбившись в Энн, а потому мог лишь посочувствовать.

– Любовь творит с человеком странные, необъяснимые вещи. Сколько это продолжалось?

– Сохла по нему несколько лет. – Филипп рассмеялся:

– Джейн, но тебе всего двадцать.

– Он женился на Гертруде и переехал к нам, когда мне исполнилось тринадцать.

– Судя по всему, ловкач положил на тебя глаз, когда ты была еще совсем ребенком.

– Так оно и есть, – согласилась Джейн, вспоминая, как ей льстили внимание и комплименты, как увлекали тайные встречи и секреты. – Начал оказывать внимание почти с самого первого дня. Как ты думаешь, все эти годы он старательно планировал сегодняшний трюк?

– Вполне возможно.

– А отец?.. – Джейн не смогла закончить вопрос. Потребуется немало времени, чтобы смириться с предательством родного человека.

– Вот из-за него-то я и не хотел, чтобы ты возвращалась сюда. В Лондоне мистер Фицсиммонс был настолько увлечен Грегори и так рад, что не встретил тебя! Вполне можно было решить, что он боится смотреть тебе в глаза. Он отослал тебя из-за Грегори?

– В действительности Грегори оказался всего лишь удобным поводом. Отец увидел, как мы целуемся. – Джейн повернулась и посмотрела мужу в глаза. – Ничего другого и не было, поверь. С Грегори я только целовалась.

И по пути в Портсмут, и во время короткого пребывания дома, и в неприятной сцене с Грегори Филипп проявил себя надежным, внимательным, нежным, понимающим и тактичным. Так хотелось выразить признательность и любовь. Нет, не только хотелось, а настоятельно, остро требовалось.

– Поцелуй меня, Филипп, – прошептала Джейн.

И по взгляду, и по страстной нотке в голосе граф сразу понял, о чем мечтает супруга, и сам удивился собственной реакции: первой явилась мысль об отказе.

– Думаю, это не самая удачная мысль. Ты расстроена и обессилена. Давай лучше организуем ванну, а потом уложим тебя спать.

– Поцелуй. Немедленно. – Не дожидаясь согласия, Джейн подошла вплотную, всем телом прижавшись к мужу. Поднявшись на цыпочки и обняв любимого, она жадно прильнула к его губам, словно прося утешения и защиты.

Филипп, как всегда, проиграл. Ванна, конечно, помогла бы жене расслабиться, но он готов и счастлив использовать для той же цели совсем иные методы. Подняв голову, Джейн принялась целовать мужа в шею, прокладывая дорожку к уголку рта. Филипп нежно улыбнулся.

– Я сотворил чудовище.

– Не могу терпеть. Все, что ты делаешь, так восхитительно, что я полностью растворяюсь, теряю себя. А сейчас только это и необходимо.

Джейн принялась целовать мужа, иногда делая короткие паузы, чтобы произнести пару слов.

– Не думать. Не волноваться. Не строить планы.

В дверь постучали. Едва приехав, граф заказал ванну, и как раз сейчас ее принесли. Два дюжих слуги поставили ее возле камина и, выйдя, тут же вернулись с большими кувшинами воды. Горничная суетилась, устанавливая ширму и раскладывая полотенца.

– Хочешь вымыть волосы? – спросил Филипп слегка осипшим от страсти голосом.

– Нет. Просто хорошенько расчешу.

– Позволь мне.

Джейн не стала отказывать. Все, что делал любимый супруг, оказывалось восхитительно приятным и обещало чудесное продолжение. Сейчас он подвел жену к табурету возле зеркала. Прежде чем Джейн успела сесть, быстро расстегнул ей крючки на платье, и оно с легким шелестом упало к ногам. Шелк и кружева сорочки едва прикрывали тело Волна прохладного воздуха, нежные прикосновения супруга рождали восхитительное ожидание. Несмотря на острое разочарование, предвкушение блаженства захватывало.

Филипп развязал ленту и вынул из волос заколки. Тяжелая коса тут же упала на спину. Расплетая ее, муж разглаживал и встряхивал роскошную волну. Потом наклонился и едва слышно прошептал в самое ухо:

– Люблю твою косу.

Согревшее шею дыхание принесло новые восхитительные ощущения. Каждое прикосновение к волосам дарило изысканное удовольствие. Разве можно представить, что столь простое, незатейливое действие способно оказаться таким интимным и полным любви?

Филипп быстро закончил расчесывать волосы лишь потоку, что боялся, как бы не остыла вода. В сердце рождались неведомые, доселе незнакомые чувства. Так Филипп никогда не относился ни к одной из женщин и вовсе не был уверен, что готов учиться заново. Куда надежнее казалось вернуться на знакомую территорию простого, немудреного вожделения. Отложив в сторону расческу, он начал расстегивать рубашку. Джейн повернулась и увидела, что муж раздевается.

– Что ты делаешь?

– Решил, что мы можем принять ванну вместе. Джейн недоверчиво покачала головой:

– Ну и придумал! Это же неприлично!

– А мне идея как раз представляется чрезвычайно занимательной и возбуждающей.

– Как же мы поместимся в ванне вдвоем? – удивилась Джейн.

– Постараемся поместиться.

– Хочу помыть тебя.

Всего лишь несколько дней назад Джейн скорее умерла бы, чем осмелилась произнести эти слова. Но Филипп оказался хорошим учителем: он спокойно и методично освобождал молодую неопытную жену от затруднявших интимное общение комплексов, и теперь она уже не побоялась высказать даже такое смелое желание.

– Это было бы прекрасно.

Филипп разделся и предстал перед юной супругой-любовницей во всем великолепии цветущего мужского тела. Искренне желая доставить удовольствие, Джейн начала нежно ласкать уже готовый к бою клинок. Она гладила чувствительную кожу пальцами, прикасалась к ней прохладным краем тонкой шелковой сорочки и почему-то твердо сознавала, что ощущение окажется приятным. Вырвавшийся из груди мужа стон удовольствия подтвердил, что так оно и было.

Филипп сжал дарившую наслаждение руку и на шаг отступил. Удивительно, как его возбуждали даже самые простые действия любимой.

– Наверное, тебе лучше остановиться, а то до воды дело так и не дойдет.

Джейн засмеялась и слегка приподняла подол рубашки:

– Снять?

– Не надо. Мне нравится смотреть, как сквозь тонкий шелк просвечивает грудь.

Филипп погладил нежные груди и, желая подразнить, слегка нажал пальцем на плотные вершинки. Потом подошел к ванне и погрузился в горячую воду.

Джейн опустилась на колени рядом, раздумывая, с чего начать. Наконец взяла мочалку, окунула ее в воду и принялась тереть грудь мужа. Однако очень скоро мочалка превратилась в препятствие. Джейн отложила ее в сторону и начала действовать ладонями. Взбила густую мыльную пену и принялась энергично скользить пальцами по коже любимого.

Филипп расслабленно полулежал в ванне, согнув колени. Под правым коленом Джейн неожиданно нащупала странной формы родинку. Выпуклое пятно представляло собой ясно очерченную восьмерку. Еще и еще раз обведя пальцем хорошо заметный контур, Джейн подняла глаза:

– Что это?

– Знак старшего из сыновей в роду Уэссингтонов. Своего рода фамильная эмблема. Передается из поколения в поколение.

– Но это же символ бесконечности!

– Да. Он означает, что я вечно буду любить тебя. – Джейн улыбнулась.

Филипп привлек жену к себе и накрыл ее губы долгим, глубоким поцелуем. При этом слегка плеснул теплой водой на сорочку, и ткань тут же соблазнительно прилипла к груди.

– Кто мог бы подумать, что под рубашкой скрываются такие удивительные сокровища?

Джейн еще не научилась отвечать на подобные признания словами, однако природа безошибочно подсказывала естественный физический ответ. Ванна предоставила прекрасный повод исследовать все потаенные уголки, которые оказалось так приятно ласкать в ночной тьме. Из уроков Филиппа юная женщина уже поняла, что особенно нравится мужу, однако до сих пор ее сковывали робость и стеснение. Сейчас же она набралась храбрости и провела ладонью по внутренней стороне бедра, ощутила гладкую нежную кожу и добралась до притаившихся между ног мягких мешочков.

Возлюбленная впервые осмелилась на подобные ласки, и Уэссингтон таял на глазах. Еще одно подобное прикосновение, и… Он прикрыл глаза и тихо застонал.

– Ты меня убиваешь.

– Тебе хорошо?

– Хорошо – это ничто. Блаженство!

– Подумай только, какой распутницей я стала. И все это дело твоих рук.

– Всегда рад оказать услугу.

Джейн засмеялась и упустила мыло. Склонилась, тщетно пытаясь рассмотреть его в мутной воде. Всплеск снова намочил сорочку, и на сей раз ткань плотно прилипла к груди, ясно обозначив контуры и обрисовав каждую вершинку, каждое углубление.

– Встань на колени!

Филипп послушался и поднялся, опершись кулаками на край ванны. Теперь вода доходила лишь до середины бедра. Мужская сила предстала во всей своей гордой красе. Джейн поймала скользкое мыло, провела им по напряженному фаллосу, потом спустилась ниже, намылила между ног и перешла к расщелине между ягодицами. Положила мыло и принялась взбивать пену, одновременно лаская все самые нежные, самые чувствительные места и создавая тот ровный напряженный ритм, который так любил муж. Чудесные прикосновения дарили ей самой такое же наслаждение, как и ему.

– Все, – проворчал Филипп, едва нежные пальцы снова скользнули по напряженному, полному сил члену. – Хватит. Иди сюда.

Он сгреб жену в охапку и прямо в сорочке затащил в ванну. Стоя на коленях спиной к мужу, Джейн почувствовала, как он медленно стягивает промокшее одеяние: сначала обнажились бедра, потом ягодицы, живот, грудь. Стащив мокрый кусочек шелка через голову, Филипп бросил его на пол.

Джейн осталась нагишом и едва заметно задрожала. Филипп опустил руку в горячую воду, нашел кусочек мыла и начал нежно водить им по телу любимой – так же, как только что это делала она. Провел по бедрам, между ног, по животу и груди, по плечам, по спине. Намыливал, тер и ополаскивал до тех пор, пока Джейн не оказалась такой же чистой, горячей и скользкой, как он сам.

– Держись за край, – неожиданно осипшим голосом распорядился супруг. Сейчас уже возбуждение и желание казались болезненными, а потребность излить семя отказывалась подчиняться голосу рассудка.

Джейн слегка склонилась и крепко вцепилась в край ванны, ощущая за спиной страстное присутствие мужа. Именно так он овладел ею в первую брачную ночь и с тех пор больше ни разу не оказывался за спиной. Хотя ничто не напоминало обстоятельства печального и болезненного опыта, Джейн все же невольно напряглась. Тело вспомнило неприятные ощущения, а разум заставил еще раз пережить давнее унижение.

– Филипп, пожалуйста…

– Ты ведь доверяешь мне, правда?

Доверяла ли она? Джейн закрыла глаза, и истина явилась сама собой. Отношения изменились, став глубокими и искренними. Теперь, если потребуется, она отдаст в руки Филиппа даже собственную жизнь.

– Да, – прошептала она и для верности даже кивнула.

– Значит, расслабься и впусти. – Филипп положил руку на спину жены и слегка нажал, подталкивая вперед, а потом крепко схватил за бедра. Резкий толчок – и вот кинжал уже в ножнах по самую рукоятку.

Джейн едва сдержала изумленный возглас: такого острого ощущения полноты и близости ей не доводилось испытывать ни разу. Теперь Филипп одной рукой ласкал грудь, а второй нащупал притаившийся между ног бутон наслаждения.

И прекрасное юное тело любовницы, и собственные равномерные движения очень быстро потребовали полного освобождения, опустошения. Супруг прекрасно понимал, что не должен получать удовольствие, прежде не подарив его любимой, однако возбуждение достигло такой силы, что ожидание и терпение казались немыслимыми. Как можно крепче прижав к себе любимую, он совершил несколько решительных движений. Толчок, еще один, и вот наконец раздался рык наслаждения, достойный дикого зверя.

Джейн ясно ощутила события, происходящие в недрах собственного тела, всем своим существом почувствовала дарящее жизнь тепло извергающегося семени. Двое слились в неразделимое целое; объятие соединило их в вечном союзе. Тело супруга напряглось, но уже через мгновение напряжение заметно спало, хотя исполненное страсти горячее тяжелое дыхание обжигало спину. Да, он полностью удовлетворил желание и исчерпал силы. Но как же Джейн? Ей до сих пор не доводилось оказываться в подобной ситуации, а потому она не знала, что делать дальше. Тело сгорало от желания, кровь едва не закипала, грудь болезненно набухла, женская плоть молила об облегчении.

Не успела Джейн подумать о том, как слезть с того кола, на который посадил ее Филипп, как он сам вытащил занозу и энергичным движением повернул жену лицом к себе. Не зная, что последует дальше, Джейн неожиданно почувствовала, как муж заводит руку за бедра и приподнимает ее, одновременно поцелуями прокладывая дорожку вниз по животу. Когда губы впервые коснулись интимного уголка, она изумленно выдохнула:

– Филипп!

Сама не зная почему, юная женщина сопротивлялась несказанному удовольствию, рожденному быстрыми движениями языка.

– Наедине разрешается все. Не забывай этого, любовь моя… Язык проник еще глубже – туда, где раньше доводилось бывать лишь пальцам и орудию мужского вожделения.

– Закрой глаза. Позволь овладеть тобой вот так.

Джейн послушалась: прикрыла глаза и крепко ухватилась за край ванны. Язык возлюбленного творил чудеса, пронзая насквозь, лаская и дразня, высекая огонь, который тут же распространялся по всему телу, обжигая даже кончики пальцев. Напряжение неумолимо возрастало. Наконец Джейн оказалась на самом краю сладкой бездны, и в этот момент губы Филиппа страстно впились в бутон наслаждения. Пришло долгожданное блаженство избавления. Бездна разверзлась, и супруг отпустил возлюбленную, позволив взлететь на крыльях высшего любовного экстаза.

Джейн витала во времени и пространстве, и все это время Филипп крепко сжимал ее в нежных и властных объятиях, готовый безошибочно поймать в момент приземления. В этот раз приветственный поцелуй позволил познать вкус собственной тайной плоти.

– Люблю тебя, – второй раз в жизни самозабвенно прошептала возлюбленная в дарящие счастье солоноватые губы.

Филипп молчал, но сердце трепетало, едва не раскалываясь на части.

Прошло несколько часов.

Филипп внезапно вздрогнул и проснулся. Джейн рядом не было. Уэссингтон успел так привыкнуть к постоянной близости, что в одиночестве темнота показалась враждебной и угрожающей. Оглядевшись, он нашел беглянку: завернувшись в его рубашку, Джейн сидела возле камина и пристально смотрела в тлеющие, мерцающие таинственным красным светом угли.

Филипп поднялся и сел на край постели. Легкое движение привлекло внимание жены. Она обернулась и взглянула на любимого.

– Прости. Вовсе не хотела тебя будить, – тихо проговорила Джейн. Сейчас она выглядела одинокой и печальной.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Да. Просто задумалась.

– О чем, любовь моя?

– О том, что делать дальше. У меня нет ни дома, ни семьи, ни денег, ни работы. Ничего. Полная пустота. – Джейн снова повернулась к камину. – Ужасно дожить до двадцати лет и внезапно обнаружить, что не имеешь ни родного очага, ни близкого человека, способного помочь и поддержать. Страшно сознавать, что никто тебя не любит.

Искреннее отчаяние, прозвучавшее в последних словах, отозвалось в сердце странной тянущей болью. Филипп встал с постели и подошел к жене. Нежно погладил по спутанным волосам.

– Я люблю тебя.

Джейн подняла голову и взглянула прямо в темные глаза. В темноте ночи они казались непроницаемыми.

– Правда?

– Правда. Очень люблю. И Эмили тоже тебя любит. А еще у тебя есть верные друзья – Ричард, Джон, Мег.

Филипп опустился в кресло и посадил возлюбленную к себе на колени – боком, так что ее щека оказалась возле его плеча.

– Ты уже начала строить новую жизнь, и она сторицей восполнит все, что потеряно здесь.

Джейн печально, даже безнадежно пожала плечами.

– У меня нет пристани.

– Твоя пристань – я, Джейн. И твой дом рядом со мной.

Внезапно в голове родилась мысль, которая могла бы испугать самого Уэссингтона, имей он время подумать о последствиях своей просьбы.

– Твоей семьей станем мы с Эмили.

Джейн слегка отстранилась и заглянула в глаза удивительному, непредсказуемому человеку. Во взгляде безошибочно читалась любовь. Она уже успела многое узнать о графе Роузвуде, успела понять многое. Граф не умел доверять людям. Не умел любить. Не чувствовал душевной близости – просто потому, что никто и никогда не учил его этому искусству. Его слова казались ступенькой к счастливой, наполненной теплом жизни. Поворотом к дружбе, надежде на лучшее и вере в ценность искренних отношений. Если этот одинокий, отстраненный человек готов пойти навстречу, она с радостью его примет.

Джейн крепко обняла мужа и прошептала, уткнувшись лбом в теплое плечо:

– С радостью буду считать вас с Эмили самыми родными на свете. А вы примете меня в свою компанию?

Филипп пожал плечами, словно ответ не имел особой важности, хотя на самом деле от решения Джейн зависела вся его дальнейшая жизнь. Долгие годы граф Роузвуд убеждал себя в том, что способен прекрасно прожить без любви, однако в последнее время все чаще задумывался об обратном. Встретив Джейн, он с каждым днем все яснее чувствовал пустоту в душе, глубокую яму, выкопанную теми, кто должен был его любить и все же никогда не любил. А что, если постараться заполнить эту брешь искренностью, привязанностью и доверием? Хватит ли у него смелости на подобный шаг?

Уэссингтон прикоснулся губами к виску жены.

– Стань моей семьей, Джейн. Хочу этого больше всего на свете.

В ответ Джейн лишь молча обняла любимого, словно боялась снова потерять с таким трудом обретенную близость, и боль в его сердце начала понемногу слабеть и отступать.