Текст книги "Политическая преступность"

II. ЮРИДИЧЕСКИЕ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРИЛОЖЕНИЯ

Глава 1. Юридическая часть. История

1) Патриотизм и рабство у первобытных народов. Гарофало и другие юристы, стремящиеся основать понятие о политическом преступлении на оскорблении патриотического чувства, несомненно, идут по ложной дороге, так как это чувство в первобытных обществах существует лишь в зародыше и ограничивается только любовью к коллективной собственности племени, допуская всякое насилие по отношению к иностранцам.

Дикари часто с радостью присоединяются к европейцам для разгрома своих соседей.

Да и может ли существовать патриотизм там, где нет политической организации, нет родины?

Парри описывает удивление эскимосов, узнавших, что в его экипаже есть начальники и подчиненные: так велика царствующая у них анархия!

Для того чтобы из понятия о семье выросла первая политическая ассоциация, понятие о родине, которую надо защищать от внешних врагов, конечно, требуется много времени.

Сначала главы семей, объединившись между собой, образуют роды, gentes; затем последние, соединяясь для общего предприятия, образуют племя, обладающее военным или гражданским характером, причем является необходимость избирать вождей и судей, для того чтобы сдерживать деспотические наклонности отцов в семьях. Но и это не сразу: американские краснокожие и туземцы Новой Каледонии избирают себе вождей только во время войны, а в мирное время эти вожди не играют никакой роли.

Понадобилось много веков для того, чтобы первобытные народы решились вручить победоносным вождям своих племен опеку над гражданскими отношениями внутри племени, то есть такие права, какими обладал каждый отец в своей семье, – права на жизнь и смерть подданных.

При этом благодаря физической и умственной слабости большинства народа в нем тотчас же начинал развиваться инстинкт рабства, являющийся самой характерной чертой первобытных монархий.

В Центральной Америке, например, перед кациком надо склоняться до земли; на островах Самоа нельзя пройти мимо вождя, не согнувшись; на архипелаге Фиджи народ кланяется вождю в ноги и называет его богом.

Понятно, стало быть, что когда развились рабские инстинкты, то нарушение рабских обычаев стало признаваться величайшим и, пожалуй, единственным политическим преступлением.

В Лоанго, по словам Баттеля, один взгляд на короля карается смертью; дети, нечаянно на него взглянувшие, между прочим и собственный его сын, были казнены; в Бонду всякий убивший льва наказывается как за оскорбление величества; в Момбуту зажечь трубку от огня, горящего перед королем, есть государственное преступление, наказываемое смертью; на Филиппинских островах такому же наказанию подвергается всякий, осмелившийся пройти по тени одного из вождей.

2) Политическое преступление в первых абсолютных монархиях. В этих монархиях строго наказывался всякий, осмелившийся противиться воле короля, которая считалась божественной. Эти короли пользовались неограниченной властью над личностями и имуществами своих подданных; малейшее неповиновение им наказывалось смертью.

В Персии за оскорбление величества наказывал сам монарх, как ему было угодно. Он мог бить, уродовать, сжигать живым преступника, распинать его, побивать камнями, отдавать на съедение диким зверям, вырывать у него глаза и прочее. Наказание распространялось на детей и родных виновного до четвертой степени.

Даже в сравнительно недавнее время шахи оскопляли сыновей аристократов, могущих угрожать прочности их трона.

В Сирии бунтовщикам отрезали руки и ноги, сжигали их в печи или зарывали в землю живыми.

В Мексике за измену казнили не только виновного, но и всех его родных до четвертой степени.

В Перу восставший город или округ опустошались, и все жители были истребляемы.

В Японии за измену истребляли весь род изменника.

В Египте изменников и их семьи распинали, а всякого знавшего об измене и не донесшего строго наказывали. Царь спартанский Клеомен, убитый в восстании против Птолемея, был распят по смерти, и вся его семья истреблена.

Открывшим государственную тайну в старину резали языки. Да и теперь еще в Абиссинии такому наказанию подвергаются люди, дурно говорившие об императоре, а заговорщикам выкалывают глаза.

Индия. В законах Ману не положено никакого наказания за цареубийство, вероятно, потому, что такое преступление считалось немыслимым. Между тем за оскорбление величества и даже за сомнение в божественном происхождении монарха наложены строгие наказания.

Так, всякий повредивший стены дворца или укравший царских слонов или лошадей наказывался смертью, а за более мелкие преступления в том же роде – изгнанием. За оскорбление величества, то есть за утверждение, например, что монарх есть такой же смертный, как и все прочие, наказание постигало не только виновного, но и всех его родных.

Так же строго наказывалось всякое неуважение к брамину. Шудра, осмелившийся дать совет последнему или не одобривший его деяния, подвергался пытке кипящим маслом, тогда как брамин мог почти безнаказанно убить шудру.

«Брамин есть первый человек на земле, он – абсолютный господин всего сущего», – прибавляет Ману. Учен ли он или невежда, брамин во всяком случае есть могущественное божество. «Пусть царь велит налить кипящего масла в рот и уши того злодея, который осмелится помешать брамину исполнять свой долг. Пусть царь остерегается убить брамина, если бы даже последний совершил всевозможные преступления; его можно изгнать из страны, но не сделав ему никакого зла и дозволив увезти с собой свое имущество.

Брамин, знающий всю Ригведу, не будет осквернен, если бы даже он истребил всех жителей трех миров или разделил трапезу с самым низменным человеком».

Точно также в Средние века говорили: «Где простому человеку придется лететь, священник пройдет спокойно; где простому смерть, священнику не дано пропасть».

В этрусской, друидической, индийской, египетской и еврейской теократиях всякое оскорбление духовенства считалось великим преступлением и обязанности священника считались самыми почетными.

Евреи. Царство Израильское было настоящей теократией, так как основой гражданской и политической организации евреев служил Бог, согласно повелениям которого, приспособляясь к аскетическому характеру народа, законодатель и построил государство. Поклонение идолам считалось у евреев величайшим из преступлений, так как оно являлось бунтом против Иеговы, царя и законодателя израильтян. Поэтому закон не только грозил виновному лапидацией^{68}, но и гневом Божиим.

Политическими, значит, считались у евреев главным образом религиозные преступления, наказываемые мучительной смертью. Даже простое неповиновение приговору священников считалось великим преступлением. Личность монаха и понятие о государстве стушевывались перед величием Божиим, и потому священные книги евреев не упоминают о преступлениях против государства и его главы. Тем не менее, однако ж, эти преступления карались смертью, как видно из многих фактов, сохранившихся в истории.

Давид, например, повелел казнить Амалекита, сообщившего ему о смерти Саула, за то, что он поднял руку на избранника Божия; Соломон приказал задушить своего брата за то, что он пожелал одну из жен Давида; Иеремия был посажен в тюрьму по подозрению в сношениях с врагами родины; Иуда Маккавей наказал Каллисфена и Филарка, содействовавших угнетателям Израиля; Ирод погубил Гиркана за участие в заговоре и казнил одного высокопоставленного деятеля за продажу государственной тайны.

Политические бунты в Иудее всегда вели на эшафот. Даже еще при Моисее бунтовщики были истребляемы «по повелению Божию».

Китай. Понятие о политическом преступлении родилось в Китае при Конфуции, стремившемся объединить страну под властью одного императора.

Для этой цели он положил в основу политической власти понятие об отечестве и вручил главе государства абсолютную власть над всей вселенной, даже ему самому угрожали жестокими наказаниями за малейшее нарушение вытекающего из этой власти долга.

По законам Конфуция, преступники против спокойствия или безопасности государства приговаривались к смерти, а по законам династии Цин, даже отцы, жены и дети таких преступников подлежали казни.

Этот жестокий закон несколько раз был отменяем и вновь вводим. Даже в уголовном кодексе 1647 года сохранились еще его следы: «Кто покусится на государственные учреждения или на чинов императорского дома, тот подлежит смерти; взрослые родственники виновного, мужчины, – будут обезглавлены, а женщины – отданы в рабство». Применение этого закона в китайской истории встречается довольно часто.

В настоящее время в китайских законах среди десяти величайших преступлений числятся следующие:

– покушение, направленное против основных учреждений государства;

– покушение на особу императора;

– покушение, направленное против внешней безопасности государства.

3) Политические преступления в Греции. В эпоху Гомера лапидация была обычным наказанием за государственные преступления, то есть за святотатство, измену и бунт, также как за всякое нарушение общих интересов.

В древних греческих городах измена считалась величайшим из преступлений и всегда наказывалась смертью, причем труп преступника выбрасывался за пределы государства, имущество его конфисковывалось, а тот, кто убил его, получал лавровый венок, как за гражданский подвиг.

По законам Дракона, величайшими преступлениями считались: бунты, измена, нарушение военной дисциплины и вред, нанесенный национальным интересам, а затем – святотатство, которое также считалось политическим преступлением, потому что оскорбить богов родины значит угрожать самому ее существованию. За все эти преступления назначалась смертная казнь, совершаемая с помощью яда. За более маловажные преступления против родины назначалось изгнание или лапидация.

Солон не только ослабил наказания, но и дал амнистию изгнанникам. Желая, однако же, усилить связь граждан с государством, он постановил, что каждый обязан явиться обвинителем в тех случаях, когда того требует государственный интерес, но зато он упорядочил и суд по государственным преступлениям. Тогда как в Спарте Ликург настаивал на том, чтобы наказания за эти преступления совершались без суда, тотчас же вслед за обвинением.

После Солона строгое отношение к политическим преступлениям возобновилось. Спустя некоторое время после падения олигархии Демофонт провел закон о признании врагом государства всякого, кто посягнет на демократическое правление. Такого человека дозволялось безнаказанно убить, имущество его конфисковывалось, а того, кто убил, чествовали как народного героя. После изгнания 30 тиранов народ сам, однако же, смягчил эти чересчур строгие законы.

Политических преступников все-таки казнили, а сыновей их изгоняли из пределов государства. Одинаково с изменниками наказывался всякий, нарушивший присягу или причинивший серьезный вред республике; даже подача голоса за войну, если она была неудачна, наказывалась смертью.

В смутное время проскрипции и смертная казнь казались уже недостаточными. Археоптолем и Антифон, виновные в измене, были не только казнены, а имущество их конфисковано, но даже дома их разрушены, земли обесчещены позорными надписями, и детей их запрещено усыновлять.

Издать декрет, противный законам, представить проект, вредный для государства, не исполнить желаний народа тоже считалось преступлением, хотя менее важным.

В Спарте Ликург говорил: «Задумать проект, опасный для государства, то же самое, что его исполнить».

Остракизм. Предупредительной мерой против государственных преступлений считался остракизм, при помощи которого из страны удалялись лица, казавшиеся опасными для народной свободы, но ни в чем преступном не уличенные.

Каждый гражданин имел право предложить остракизм Совету пятисот^{69}, подготовлявшему дела для народного собрания. В этом собрании предлагавший представлял доказательства необходимости изгнания, не называя, однако же, имен. Когда доказательства признавались достаточными, то созывалось собрание чрезвычайное, которое уже вотировало остракизм без прений, простой подачей бюллетеней с именами изгоняемых, причем требовалось, чтобы за каждое имя было не менее 6 тысяч голосов. Изгнание назначалось на десять лет, причем этот срок мог быть сокращен народным декретом; ни чести, ни имущества изгнанники не теряли.

Остракизм казался необходимым в начале существования демократических учреждений для того, чтобы сдерживать многочисленных и могущественных претендентов на тиранию; но когда народ вполне сознал свои права и стал ими пользоваться, то остракизм потерял значение, так что в V веке к нему уже прибегали очень редко, а наконец и совсем вышел из употребления, что нисколько свободе не повредило. Даже сам Аристотель, считавший остракизм полезным учреждением, принужден был сознаться, что с точки зрения абсолютной справедливости он неприемлем, так как народные страсти часто превращали его в очень опасное для государства оружие. По той же причине в Сиракузах был уничтожен петализм^{70} – одна из форм остракизма, – в течение 20 лет удаливший из страны множество хороших людей и предавший ее в руки нескольких заговорщиков.

4) Политические преступления в Риме. В первобытном римском праве на первый план выступают два преступления, которыми прежде всего должно было заняться человеческое правосудие: parricidium и perduellio, то есть убийство отца и произведение смуты в родовой общине. То и другое при патриархальном страхе, конечно, должно было рассматриваться как величайшее преступление против законов Божеских и человеческих.

А когда патриархальный строй заменился городской общиной, то понятия о вышеозначенных преступлениях перешли в эту общину в несколько измененном виде: отцеубийцей стал считаться уже не убийца отца в буквальном смысле этого слова, то есть главы рода, а убийца главы общины; perduellio же, вместо враждебного отношения к роду, стало обозначать враждебное отношение к общине.

Но это perduellio должно было пройти через более простые формы, прежде чем сделаться политическим преступлением в настоящем смысле слова, то есть обнять собой все деяния, направленные ко вреду государства.

В самом деле, первоначально римская легислатура говорит о политическом преступлении только в смысле вреда для внешней безопасности государства. Дионисий Галикарнасский приписывает Ромулу законы против изменников; такой же закон был издан и Туллом Гостилием. Юстиниан по отношению к политическим преступлениям тоже приводит один только закон о proditio, но в его время существовал уже и другой закон, воспрещающий coetus nocturni, то есть касающийся внутреннего спокойствия.

Скоро потребовалось обеспечить это спокойствие более серьезными мерами, и понятие perduellio было распространено на два рода преступлений – появились законы, карающие за попытку насильственно изменить строй государства, за покушение на жизнь или оскорбление царя, за узурпацию общественной власти. По этим-то законам, вероятно, Сенат приговорил к смертной казни сыновей Анка Марция, который подстроил убийство Тарквиния Приска.

При Тарквинии Гордом обвинения в perduellio по поводу интриг против царя были очень часты; тогда же запрещены были народные собрания – из боязни, что они могут сделаться очагами политических разговоров.

По установлении республиканского строя законами, изданными по поводу многочисленных заговоров, воспрещались не только ночные сборища, но и societates clandestinae[36]36
  Тайные общества (лат.).


[Закрыть], и заговоры против народа.

Затем последовали leges sacratae и leges Valeriae[37]37
  Священные законы… Законы Валерия (лат.).


[Закрыть]. Они отличали уже множество политических преступлений, и в том числе: стремление к власти; желание восстановить деспотическую магистратуру; возбуждение смут ради уничтожения конституции; призыв к восстанию; узурпация высшей власти; злоупотребление властью, направленное к тому, чтобы побить, убить или изгнать римского гражданина, на что имели право исключительно центуриальные комиции; наконец, всяческое насилие над правами граждан. Все эти преступления влекли за собой смертную казнь и конфискацию имущества.

Если, стало быть, одни только центуриальные комиции имели право распоряжаться жизнью и смертью граждан, то они представляли собой в некотором роде суд присяжных по политическим преступлениям, так как perduellio влекло за собой смертную казнь.

Эта последняя окончательно была отменена законом трибуна Порция, освободившим римских граждан также и от телесного наказания.

Поняв впоследствии необходимость наказывать и за другие преступления, менее тяжкие, чем proditio и perduellio, римляне издали так называемый Lex Apullia (652 год до н. э.), сначала направленный против оскорблений величества и достоинства римского народа, а потом, когда республику заменила империя, ограждавший особу императора, причем понятие о политических преступлениях было значительно расширено.

Lex Yulia, изданный Юлием Цезарем, изъял политические преступления, то есть бунты и оскорбления достоинства народа, из юрисдикции этого народа, а при Августе, когда политическими окончательно были признаны только преступления, направленные против особы императора и членов правительства, суд над ними перешел всецело в руки монарха… Между прочим, к числу поступков, «оскорбляющих величество», были тогда причислены следующие: клятва именем императора, отбитие головы у его статуи, раздевание перед этой статуей, ношение одежд пурпурового цвета и прочее.

При добрых императорах обвинений в оскорблении величества было мало. Тит иногда не наказывал даже за бунты, а Адриан, говорят, будто бы простил напавшего на него раба, признав его сумасшедшим и приказав лечить. При Диоклетиане, напротив того, оскорблением величества считалось даже непочтительное обращение с монетами, на которых изображен император; сомнение в достоинствах чиновников, им назначенных; неуважение к его гладиаторам и прочее.

Тиберий повелел признавать оскорблением величества и наказывать за ношение монет или перстней с его изображением в неподходящих местах (лупанарах, клозетах и прочих); Калигула назначил смертную казнь за смех, купанье или езду во время прекращения всех дел, предписанного им по поводу смерти Друзиллы; он же приговорил к каторге, к отдаче зверям на съедение и утопление весьма многих граждан за то только, что они остались недовольны спектаклем, который он устроил, или не признавали его гениальным; Каракалла жестоко наказывал за брань и приговаривал к смерти лиц, осмелившихся помочиться в таком месте, где находилась его статуя или изображение.

К числу таких жестоких императоров следует отнести Карина, который убивал людей, осмелившихся засмеяться в его присутствии, и Валентиниана, который даже изнасилование и адюльтер считал оскорблением величества.

Несмотря на это, некоторое различие между perduellio и оскорблением величества в настоящем смысле слова все же сохранялось. К преступлениям последнего рода причислялись главным образом поступки, оскорбляющие особу монарха, и наказания за них, в общем, были легче, чем за perduellio. Мало-помалу, однако ж, и за них стали наказывать смертью, а при Аркадии и Гонории, издавших закон Quisquis, к смертной казни прибавлена была еще конфискация имущества, лишение права на наследство после виновного и уничтожение всех его имущественных распоряжений, сделанных при жизни. Этим законом, между прочим, давалось право всем, не исключая рабов, являться обвинителями в оскорблении величества, за что давалась даже награда. В случае смерти обвиняемого судили его труп, позорили память и наказывали его детей.

5) Правопонятие варваров. В одном месте Тацит дает понятие о том, как смотрели на политическое преступление германцы. «Предателей и перебежчиков надо вешать на деревьях», – говорит он. Значит, у этого воинственного народа политическими преступлениями считались только измена и бегство. Но когда вожди его стали королями, то помимо понятия о преступлениях против родины появилось и понятие об оскорблении величества. За первые назначена была смертная казнь, а за последнее наказывали иногда просто денежным штрафом.

Алеманы смотрели на кражу у короля, на оскорбление женщин, принадлежащих к его двору, и прочее как на весьма тяжкие преступления. По саксонским законам, заговор против короля и его детей наказывался смертью и конфискацией имущества, так же как и по баварским.

В общем, leges barbarorum — законы варваров – относились к бунтам очень строго. У франков, например, политические преступления наказывались распятием, сожжением на костре, отдачей диким зверям на съедение и прочим.

6) Правопонятие городских общин. Статуты общин смотрели на военные преступления как на государственные, причем мелкие проступки наказывались денежным штрафом, а крупные, например дезертирство, смертью.

Подговор к бегству, непослушание, сдача военной позиции тоже влекли за собой смертную казнь.

В Венеции закон относительно хранения государственных тайн был страшно строг.

В статутах Флоренции за переговоры с неприятелем о мире без достаточного уполномочивания назначались крупные штрафы и телесные наказания. Этими же статутами воспрещались всякие союзы и собрания (casse, giure) под страхом изгнания и конфискации имущества. Такие же наказания были положены за всякое вмешательство простых граждан, не несущих общественных должностей, в политику. За подстрекательство к смуте, за несение каких-нибудь знамен, за крики «Да здравствует» или «Смерть ему», если целью этих деяний было отнятие власти у господствующей партии, назначалась смертная казнь и конфискация имущества, также как за попытку овладеть государственной крепостью, отнять часть территории или объявить войну Коммуне.

В Болонье стремление перенести университет в другой город считалось уже политическим преступлением.

В законодательстве городских общин заслуживает внимания закон, известный под названием ammonizione. Впервые создала этот закон Пистоя, объявив, что магнаты не имеют права занимать муниципальные должности и что всякий, нарушивший общественный порядок, приравнивается к магнатам, то есть лишается политических прав.

Во Флоренции этим законом гвельфы воспользовались для борьбы с гибеллинами, так что неугодные правительствующей партии люди были лишаемы политических прав по простому доносу, подкрепленному шестью свидетелями. Но это создало множество недовольных, которые должны были эмигрировать.

7) Феодальное правопонимание. Между тем как в Италии городские общины брали верх над магнатами, в остальной Европе был восстановлен римский взгляд на политическое преступление как на оскорбление величества. Преступными считались не только заговоры и покушения на целость государства или жизнь монарха, но и оскорбления последнего или его изображений, недовольство налогами, обсуждение государственных дел и прочее.

Писатели XVI и XVII веков перечисляют более 45 видов оскорбления величества. Наказывали даже за намерение совершить преступление, притом не одних только подданных данного монарха, но и иностранцев, хотя бы временно находившихся на данной территории.

Впоследствии законодатели принуждены были разделить политические преступления на две категории: более тяжких, к которым относились деяния, направленные против целости государства и жизни монарха или его семьи, и менее тяжких, к которым были отнесены все прочие. Наказания, однако ж, были почти одинаковы: смертная казнь, сопровождаемая большим или меньшим количеством мучений, конфискация имущества, разрушение домов и прочее.

Тем же наказаниям подвергались и те, кто знал о задуманном преступлении и не донес, причем даже дети виновных не освобождались от этой обязанности. Доносчики, напротив того, были награждаемы.

8) Каноническое правопонимание. Церковь следила главным образом за безопасностью папы, кардиналов, вообще духовных лиц и их родственников, наказывая не только за покушения на жизнь этих лиц, но и за всякое их оскорбление.

Наказаниями служили экскоммунизация, не щадившая даже монархов, и интердикция, распространявшаяся на все города, кроме Рима.

9) Европейские монархии. В крупных монархиях Средних веков римское понятие об оскорблении величества сделалось опорой самого возмутительного деспотизма.

В Англии при Ричарде II простое намерение убить или низложить короля считалось уже актом высшей измены; при Генрихе VIII кража скота в Уэльсе, разговоры о законности женитьбы короля или предсказания насчет его смерти считались политическими преступлениями.

По законам Елизаветы Английской, величайшим государственным преступлением считалось публичное признание юрисдикции папы; папистам не дозволялось оставаться в Англии больше трех дней, если они не желали перейти в протестантство. При Иакове I подделка монеты или подписи короля; публичное утверждение, что последний не имеет права назначить себе наследника; услуги, оказанные претенденту или его детям, считались важными государственными преступлениями.

Все такие преступления наказывались смертью, и король в течение одного года и одного дня имел право по своему усмотрению распоряжаться имуществом казненного.

В Германии Золотая булла Карла IV почти буква в букву повторяет римские законы относительно оскорбления величества; наказанием за эти преступления является четвертование и вообще мучительная смерть, причем память казненного подвергалась позору, а дети его лишались наследства.

Помимо этого закон признавал и другие формы политических преступлений, наказываемых тоже весьма тяжко.

В Испании оскорбление величества рассматривалось одинаково с «хулой на Духа Свята». По закону Альфонса X, эти преступления одинаково наказывались смертью на костре, причем даже в случае помилования преступнику вырывали глаза, а имущество его конфисковывали, оставляя в пользу наследников только одну двадцатую часть.

За порицание короля у идальго отнималась половина имущества, а у плебея – все.

Во Франции оскорбление величества делилось на две категории: преступления против безопасности государства и оскорбление короля или узурпация его власти. Но наказания для обеих категорий были одинаковы: смертная казнь, четвертование, а если виновный уже умер, то казнь совершалась над его трупом.

Намерение наказывалось одинаково с выполнением; недонесение рассматривалось как соучастие; даже сумасшествие не спасало от казни.

10) Влияние Французской революции. Французская революция не смягчила взгляды на политическое преступление, так как монархи, испуганные тем, что произошло во Франции, не желали отказаться от строгости, которая казалась им единственной гарантией власти. Пьер-Леопольд, незадолго до того отменивший смертную казнь за государственные преступления, восстановил ее с большей строгостью.

Даже во Франции в кодексе 1791 года смертная казнь сохранилась, хотя приложение ее было ограничено только преступлениями против внутренней безопасности государства, а понятие об оскорблении величества отброшено.

В Пруссии закон 1794 года наказывал смертью и конфискацией имущества за государственную измену; он давал право государству арестовать или изгонять невинных детей преступника.

В Австрии смертная казнь за государственные преступления восстановлена в 1795 году и существует до сих пор.

Вскоре, однако ж, проявилась благодетельная реакция, начавшаяся в Италии: закон 1808 года сохранял смертную казнь за деяния, угрожающие целости и спокойствию государства, но отменял ее для преступлений, направленных к подрыву доверия и уважения к высшей власти.

В Тоскане ст. 62 закона от 30 ноября 1786 года гласила: «Повелеваем, чтобы все статьи, преувеличенно расширяющие понятие об оскорблении величества, были отменены; отменяются все привилегированные свидетельства по политическим делам; деяния, которые, не будучи преступными сами по себе, являются таковыми только в силу квалификации, данной им вышеупомянутыми законами, не должны более считаться политическими преступлениями, их должно судить как обыкновенные уголовные и наказывать как таковые, не усиливая наказаний под предлогом оскорбления величества».

Наконец, в тосканском уложении о наказаниях 1834 года по примеру прочих европейских стран совсем уничтожена категория оскорбления величества, а признаются только преступления против внутренней или внешней безопасности государства.

11) Современные законы. В первую половину XIX века законодательство главных государств Европы действительно стало реагировать против чрезмерного произвола, прилагаемого римским правом к понятию о политическом преступлении, но не настолько, однако ж, чтобы изгладить всякие его следы.

Вообще традиции даже в вопросах о праве укоренились глубоко; если понятие о преступлении сгладилось, то имя его остается. Таким образом, государственная измена до сих пор фигурирует в кодексах Германии и Австрии, хотя под этим названием подразумеваются не только покушения, направленные против личности монарха, но главным образом против внутренней и внешней безопасности государства.

В испанском кодексе под оскорблением величества подразумеваются покушения на личность монарха, а под изменой – покушения на целость и спокойствие государства. В английском кодексе, напротив того, обе эти категории преступлений называются изменой.

В республиках, например в Соединенных Штатах Америки, под названием измены подразумеваются только преступления против государства. В Цюрихском кантоне, напротив того, понятие об измене совершенно изъято из кодекса ввиду того, что оно может служить орудием деспотизма, a perduellio, то есть отказ в подчинении совету кантона, приравнено к нарушению общественного спокойствия и неповиновению законным властям.

Во французском кодексе, также как в бельгийском, сардинском, неаполитанском и прочих, сделано различие между преступлениями против внешней и против внутренней безопасности государства; но в различии этом, как справедливо замечает Дзанарделли, смешиваются причины преступлений со следствиями, так как всякое нарушение внешней безопасности, несомненно, отзывается на делах внутренних, и наоборот.

Поэтому в новом итальянском кодексе установлено различие между «преступлениями против родины», угрожающими ее существованию, и «преступлениями против конституции».

Законы о преступлениях против главы государства в разных странах еще более различны.

В Австрии всякое покушение на личность императора составляет величайшее преступление; в Германии, напротив того, покушение на личность монарха должно сделать его неспособным к управлению, для того чтобы считаться тяжким преступлением.

В Бельгии делается различие между покушением на жизнь короля и простым его оскорблением.