Текст книги "Работа, секс, деньги. Повседневная жизнь на пути внимательности"

Занимаясь своим развитием, мы должны в первую очередь поработать с кармической ситуацией Америки. Определённые преобразования могут происходить под действием естественных сил, а не благодаря тому, что кто-то ходит с плакатами, устраивает демонстрации или что-нибудь в этом роде. Вместе с тем изменение не будет протекать легко и беззаботно. Начнём с того, что мы не знаем, как будет выглядеть преобразование. Мы должны поработать над нашим собственным вдохновением.

Город может переустроиться. Весь мир может преобразиться. Наш долг – помогать. Вы могли бы попытаться покинуть город, создать свой собственный идеальный город, так сказать, своё альтернативное обиталище в рамках государства. Но вам всё равно придётся вращаться в обществе. И будут возникать проблемы с поставками продуктов, перебои с доставкой почты, недоразумения с молочником и всё такое прочее в этом духе.

Одновременно вы можете обнаружить, что временами необходимо держать дистанцию с обществом в целом для того, чтобы видеть перспективу. Без сбалансированной точки зрения на общественные процессы невозможно дать им оценку и работать с ними. Когда вы отступаете назад на какое-то время, перед вами открывается широкая картина вашей жизни. Однако взаимодействие с обществом также необходимо для того, чтобы вы видели перспективу и с этой стороны. Таким образом, этапы отступания и возобновления движения вперёд должны чередоваться или идти рука об руку, как в случае с мудростью и состраданием. Медитация может сформировать подобную недвойственную перспективу.

После того как человек начал практиковать медитацию и вступил на духовный путь, трудности, возникающие во взаимодействии с обществом, перестают превращаться в блоки и препятствия. Это творческие возможности. Повседневные жизненные ситуации становятся частью практики медитации. Ситуация притормаживает или подталкивает вас. Это зависит от того, насколько вы увлечены. Если вы слишком увлечены, тогда что-то охладит ваш пыл. Если же вы недостаточно увлечены, тогда какое-то напоминание подтолкнёт вас принять более активное участие в происходящем.

Мы должны работать над нашим отношением к происходящему, должны развивать открытость. Это создаст совершенно новый подход к работе с жизненными ситуациями, такими как жизнь в большом городе. Тогда город преобразится на свой лад. На самом деле нельзя думать, что мы будем делать то и это, и тогда город преобразится в соответствии с нашими пожеланиями. Мы должны общаться с социумом в более широком контексте, включающем всех, в том числе ковбоев и полицейских. Они, несомненно, являются источником вдохновения. Это прекрасные люди, своеобразные и уникальные. Мы должны работать с ними. По сути дела, на определённом этапе мы не сможем избежать сотрудничества с ними. Однажды они обязательно появятся на нашем пути.

Мы не хотим недооценивать нашу культуру. Культура даёт нам точку сближения, площадку для нашего взаимодействия. Таким образом, мы будем работать с культурными ситуациями. Мы начнём понимать, что и у нас, и у других людей порой возникают неточные оценки ситуаций. Однако точность или неточность не имеют большого значения. Если вы прорабатываете ситуации, то всё со временем проясняется. Первоначальная оценка не должна быть истиной в последней инстанции. Все оценки и концептуальные воззрения – это только относительный ориентир. Его можно применять в рабочем порядке и двигаться дальше.

Чем активнее вы будете взаимодействовать с обществом, тем больше опыта будете приобретать и тем больше будет возможностей работать с возникающими ситуациями. Степень вашей вовлечённости образует пространство. Чем она интенсивнее, тем больше пространства она создаёт. Когда вы погружаетесь в такие ситуации, как перенаселённость и хронический стресс в условиях городской жизни, ваша вовлечённость в происходящее выступает в роли стража. Она помогает людям. Она помогает защищать их, потому что вы отказываетесь покидать их, оставляя на произвол судьбы. Можно обрести источник вдохновения в работе, сексе, деньгах. Внутри и посредством этих вещей вы можете установить контакт со священностью окружающего вас общества.

2. Медитация и повседневная жизнь

Разве принципиальная позиция духовной практики не должна взращивать в нас мировоззрение, позволяющее сделать нашу жизнь полнокровной? С этой точки зрения работу, секс и деньги можно было бы назвать основными моментами духовного опыта будничной жизни. Возможно, для того, чтобы признать, что события повседневной жизни следует считать основными средствами практики духовной дисциплины, потребуется глубже изучить этот вопрос. Давайте же рассмотрим, что мы на самом деле подразумеваем, когда говорим о духовной практике.

Известная идея духовности состоит в том, что главное – сдаться, укротить себя, отречься от мира. Другой взгляд – взаимодействие и принятие мира – противоречит этой общепринятой идее. Почти во всех духовных традициях отречение от мира считается одним из первых шагов в духовной практике. Духовная практика часто рассматривается как средство спасения. Согласно такому пониманию, духовность должна обеспечивать постоянное прибежище, в котором мы можем быть счастливыми и свободными; и поскольку реалии нашей повседневной жизни не обеспечивают постоянное прибежище, мы должны искать что-то более высокое или более безопасное. Идея заключается в том, что духовная практика должна вести нас к той или иной форме вечности – к вечному счастью или к вечной молодости.

Это широко распространённое и, мы могли бы сказать, довольно примитивное понятие духовности основано на поиске счастья и чувства безопасности. Движимые им, мы должны практиковать медитацию для того, чтобы достичь просветлённого ума или единения с Богом, или чего-то в этом роде. Все события в нашей практике считаются шагами к этому постоянному счастью, которое вознесёт нас над несчастьем, болью и страданием. Мы наконец-то обретём своё гнёздышко, свой уютный уголок. Установка на поддержание себя в постоянном состоянии счастья на самом деле является выражением эго или смущённого, невротического ума. Это болезненное желание сохранять себя, своё «я», всё своё существо в виде целостной сущности, эго. Такой подход можно назвать духовным материализмом.

Духовный материализм является надстройкой над физическим и психологическим материализмом. Это материалистическое отношение возникает потому, что существует неопределённость в отношении себя: «Сложившаяся ли я личность? Являюсь ли я полноценным человеком, таким, каким я всегда хотел себя видеть: наделённым властью, независимым и защищённым?» Такие надежды и опасения окутывают наше самоощущение несчастьем, смущением и неудовлетворённостью. Мы чувствуем, что в нашей жизни есть что-то не совсем прочное, и раз это не кажется прочным, то возникает возможность того, что у нашего «я» нет долгосрочного существования. Это сомнение в отношении того, существуем мы или нет в качестве отдельного субъекта, представляет для нас большую угрозу.

В этом вопросе мы постоянно озадачены, смущены и сбиты с толку. Когда обнаруживается эта путаница, доказать себе, что мы существуем как индивидуальная сущность – как «я» с таким-то именем, – можно, только если мы будем вести себя эксцентрично и эпатажно, пойдём на крайний шаг. Такой шаг может принять форму самозащиты в виде нападения на то, что нам угрожает, то есть мы прибегнем к практике отторжения. Вместе с тем мы можем защитить себя, цепляясь за всё, что может быть использовано для укрепления нашего «я», для того, чтобы доказать, что мы действительно существуем. В результате мы будем либо отторгать, либо цепляться. Отталкивание – это агрессия, ненависть. Цепляние – это страсть, желание. Эти эмоциональные принципы являются основными механизмами, которые эго использует для укрепления самого себя. На основе этих двух механизмов мы разрабатываем все виды других эмоций, таких как страх, надежда, гордость, ревность и так далее. Эти дополнительные средства сохранения эго являются вспомогательными, помимо изначальной ненависти или желания[6]6
  Здесь Чогьям Трунгпа объясняет активность эго по поддержанию своей позиции, описывая, как оно использует страсть и агрессию (или желание и ненависть) в качестве базиса для развития всех эмоциональных состояний. В большинстве традиционных толкований три принципа – страсть, агрессия и неведение – подаются как основные механизмы усиления эго и нашего заблуждения. Они известны как три коренных яда. Однако нередки случаи, как в этой беседе, когда упоминаются только страсть и агрессия, поскольку среди этих трёх они являются наиболее активными и очевидными. – Прим. ред.


[Закрыть].

Однако эта тактика может не сработать. На самом деле часто случаются неудачи, потому что поддержание постоянного осознания эго – трудная задача. То и дело возникают лакуны, в которых мы оступаемся, забываем установить связь со своим эго, забываем защитить себя или забываем контролировать себя. Это не совсем плохая новость, потому что на самом деле только благодаря этим лакунам, постоянно появляющимся в нашем психическом состоянии, можно увидеть, что эго не существует. Они открывают нам непостоянство эго. При виде этого мы можем сказать, что несмотря на то, что эго в каком-то смысле действительно существует, у него нет бытия целостной сущности. Его природа призрачна. Мы видим эфемерность эго благодаря этим регулярным разрывам, которые снова и снова вызывают страх потерять свою личность, отчего в нас сами собой усиливаются страхи и паранойя.

Эти параноидные страхи приводят к психологическому материализму. Мы всё время пытаемся сохранить себя с помощью внешних предлогов, понятий и представлений, чтобы доказать, что наше «я» действительно существует, что эго функционирует исправно, что оно определённо и обоснованно. Мне постоянно приходится доказывать это как себе, так и другим, что создает особую состязательную установку, которая является психологическим материализмом. Через постоянный поиск источников похвалы и виноватых вовне мы надеемся уверить себя в своём существовании.

Духовный материализм, использующий подобную логику, вступает в игру, когда эго чувствует, что психологическому материализму не удалось убедительно доказать существование эго. В этот момент эго смотрит дальше и выше: оно ищет доказательство более высокого уровня. Можно попытаться медитировать, развивать умственные способности, более высокую степень сосредоточения. Но этот подход к медитации основан на обеспечении безопасности территории эго, а не на выходе за его пределы. При таком подходе мы надеемся на то, что подобным образом эго может стать более активным и последовательным, а не только тем эго в виде фрагментов сознания, которое мы наблюдаем сейчас и которое не очень-то нас удовлетворяет. Такое неоднородное эго на самом деле крайне ненадёжно в плане самозащиты, поэтому человек ищет всевозможные духовные способы поддержания или укрепления осознания «я», «мне», эго. Таков духовный материализм.

Вся проблема с этими материалистическими подходами состоит в излишней централизации. Мы больше озабочены природой своих игр, нежели внешними проекциями окружающего нас мира. У человека узкий кругозор, ограниченный мыслями о себе: «Каков наилучший выход для меня? Как я должен это делать? Как мне справиться с задачей? Как мне достичь этой цели? Как мне защититься?» Так человек склонен отвергать послания от проекций окружающего мира. Для того чтобы преодолеть эту эгоцентричную ситуацию, мы должны понять, что личности, центра нет, что эго не существует. Мы не можем просто начать с самого эго. Мы не можем опереться на эго для того, чтобы осознать его как недоразумение. Мы должны признать наш реальный опыт отсутствия эго.

Эго зависит от подтверждений, поступающих из окружающей его относительной реальности. Когда внешние явления становятся проблемными, начинает набирать силу паранойя эго, и в его играх начинают появляться пробелы. Таким образом, лучший способ увидеть отсутствие эго заключается в том, чтобы использовать смущение, которое возникает, когда эго взаимодействует с реалиями повседневной жизни – проекциями внешнего мира. Термин «проекции» в данном случае относится к деятельности эго, которая составляет или формирует наши, на первый взгляд, чёткие правила физического существования. Этот взаимообмен состоит из самых разных взаимодействий с людьми и физическими ситуациями, естественным образом включающими в себя источники, в которых берут начало страсти эго и агрессия. Итак, если мы находимся в полном контакте с феноменальным миром и наблюдаем его игру неотрывно и во всей полноте, то самосознавание эго уходит из центра нашего внимания и уже не играет столь важную роль. Слившись с внешними ситуациями, мы перестаём увлекаться централизующими играми эго. Мы начинаем понимать, что безопасность не так уж важна. Так взаимосвязь с нашим живым миром, нашей повседневной реальностью становится способом преодоления психологического материализма.

Таким образом, медитативные дисциплины, которые рекомендовали нам великие учителя, должны сопровождаться взаимодействием с миром. Практику медитации можно описывать как учебный полигон, и фактическое применение этих упражнений нашего полигона происходит при работе с ситуациями будничной жизни. Поэтому темы работы, секса и денег становятся столь актуальными для нас. Духовность учит нас справляться с ситуациями повседневной жизни.

Если вы станете скрупулёзно изучать историю буддийской традиции, то увидите, что отшельники не всё время ведут уединённый образ жизни. Это верно даже для тех ситуаций, когда даётся обет всегда оставаться в затворничестве. Говорят, что отшельничество не заканчивается полностью до тех пор, пока не вернёшься к прежним обстоятельствам своей жизни. Тогда твоё отшельничество закончено. Например, Миларепа, великий тибетский буддийский практик и учитель, дал обет считать пещеру, в которой он уединился в затворе, собственной могилой. Он стал отшельником с этой установкой, но в конце концов не смог полностью отключиться от мира. Мимо пещеры проходили охотники, собиравшие перья для своих стрел, и другие люди иногда заходили к нему, чтобы задать какие-то вопросы. В конце концов он был вынужден двигаться дальше: покинуть своё убежище и выйти в мир. Ему пришлось отказаться от отшельнического образа жизни.

Рассказывают также историю об Анатапиндике, который был учеником Будды и большим благодетелем монашеской общины. Он устраивал центры медитации для монахов и кормил их; он создал условия, в которых Будда мог учить людей. Без него во времена Будды было бы просто невозможно распространять учения в столь широком масштабе. Анатапиндика спросил Будду, должен ли он отказаться от своего служения сангхе, чтобы посвятить себя исключительно практике медитации. Если бы он так поступил, это могло бы быть полезным для него, рассуждал он, однако такой поворот не мог быть благоприятным в целом, поскольку он перестал бы помогать другим людям, заботясь об их пропитании и крыше над головой. Будда ответил, что ему следует оставаться мирянином. Наилучший способ, которым он мог служить Трём Драгоценностям, Будде, Дхарме и Сангхе – и идти своим путём к просветлению, – состоял в том, чтобы практиковать, оставаясь мирянином.

Применительно к нам ответ на этот вопрос будет зависеть от конкретной ситуации каждого из нас. В своём решении вы руководствуетесь тем, во что уже успели вовлечься в этой жизни. Одна тибетская поговорка гласит, что лучше ничего не начинать, но, если взялся за что-то, нужно довести дело до конца. Поэтому, если вы уже стали домохозяином, то у вас может и не быть возможности переменить этот образ жизни, но вы всё равно можете практиковать. Однако есть и другие возможности: если кто-то волен делать по жизни всё, что ему заблагорассудится, он может сделать выбор в пользу почитания сакральности этой свободы тем, что возложит на себя ограничения и будет жить в течение какого-то времени созерцательно, как отшельник или монах. В буддийской традиции к отшельничеству, кажется, подходят совсем не так, как в некоторых христианских традициях монашеского затворничества, где человек даёт обет просидеть взаперти, за решёткой до конца своих дней. В буддийской традиции уважают принцип отшельничества и созерцательной жизни, но там всё же остаётся некое служение сансаре, обычному суетному миру, в котором мы живём. Это похоже на обязательство воздать миру должное за его доброту.

В данный момент у нас нет ясного понимания того, как нам вести себя в обычных ситуациях нашей жизни. Следует ли нам отказаться от мирского образа жизни как от чего-то неблаговидного? Нужно ли стремиться жить в миру максимально достойно и эффективно? Или нужно всё делать спустя рукава? Поначалу ни один из этих вопросов не основывается на твёрдом и ясном понимании. Это просто спекуляции. Мы считаем, что должно быть какое-то достойное, правильное поведение, но мы не знаем, в чём оно заключается, поэтому делаем всё как придётся, надеясь на лучший исход. Этот бессистемный подход лишён лежащей в основе практики медитации дисциплины, которая только и может дать устойчивое понимание, полное ясности.

В данном случае практика медитации – это вовсе не вопрос построения чего-либо, что явится подходом духовного материализма. Скорее медитация просто даёт нам возможность быть и открываться, используя определённые методы, позволяющие снять эгоцентрическую поглощённость тактикой и стратегией. С помощью медитации мы развиваем умение ничего не делать, абсолютно ничего, в физическом и психологическом отношении. Единственный способ ничего не делать состоит в том, чтобы выбрать себе какой-то предмет и относиться к нему так, как будто это ничто. Такая техника медитации является частью традиции. Мы выбираем в качестве объекта медитации такие вещи, как дыхание или ходьба. Но эти вещи прозрачны, у них нет индивидуальности. Все дышат. Все ходят. Таким образом, мы выбираем техники дыхания и ходьбы, как обыденные и очевидные.

Полностью освоив такие техники, мы достигнем точки, в которой в нашей практике начнут возникать психологические пертурбации. Подсознательные скрытые эмоции начинают просачиваться к поверхности и проявляться. Иначе говоря, практика медитации с использованием таких доступных методов, как работа с дыханием, становится практикой ничегонеделания, что создаёт ясный экран, на фоне которого будет замечаться и распознаваться всё появляющееся.

Это способ взаимодействия с явлениями на внутреннем плане. В медитации вы не взаимодействуете с людьми или с внешним миром вербально или физически, и всё же практика является способом установить прямую связь с явлениями, а не увязнуть в централизующих играх эго. Медитация – это не способ уклоняться: вы не прячетесь, не укрываетесь от мира. На самом деле вы укореняетесь в мире. До этого момента мир не имел возможности показать нам своё наиболее полное выражение, потому что мы никогда не позволяли этому случиться. Мы постоянно чем-то соблазнялись. В то же время мы всё время упускали возможности. Всякий раз, когда возникает потрясение или переполох – всевозможные энергии активизируются, – наш ум занят чем-то другим. Мы никогда не осознаём эти вещи должным образом. Но в медитации возникает предчувствие предстоящего открытия. Медитация позволяет нам видеть скрытые вещи, поэтому мы не упускаем ни одного момента энергии или потрясения. Мы видим их ясно именно потому, что не оцениваем через осознание своего «я». Оценка требует больше самосознания, но в то же время мы, давая оценки, упускаем что-то другое. Мы не замечаем эффектов, которые производят эти энергии, возникающие в нашем сознании.

Таким образом, в данном случае медитация является способом развития ясности, которая позволяет нам отчётливо и ярко видеть ситуации повседневной жизни, а также наши мыслительные процессы, благодаря чему мы можем устанавливать прочную и тесную связь и с первыми, и со вторыми.

С этой точки зрения медитация также связана с тем, как мы подходим к работе. Человек должен уметь выполнять свою работу сосредоточенно и без отвлечений, и медитация поддерживает этот подход. Таким образом, работа становится частью нашей духовной практики, а не просто частью нашей ежедневной борьбы. Работа в данном случае является подлинной физической вовлечённостью в объекты, людей и энергии вокруг такого соучастия. В этом смысле работа становится постоянным наставником. Учитель, в виде рабочей ситуации, присутствует всегда: если вы делаете что-то плохо, он указывает на это; если вы делаете что-то хорошо, он подаёт знак. Профанировать этот процесс невозможно.

Здесь нет необходимости давать волю эгоцентричной косности надуманно артистичного и нарочито креативного подхода к работе или взаимодействию с внешними объектами. В то же время нужно испытывать уважение к значимости жизненных ситуаций. Окружающие нас вещи всегда связаны с нами, принадлежат они нам или нет. Ощутив эту сопричастность, мы начинаем чувствовать вещи и подходить к ним непосредственно, правильно и обстоятельно.

При таком подходе вы, решив выпить чашку чая, находитесь в полном контакте с процессом его приготовления, а именно с тем, какой сорт чая вы заварите и какие чайники, металлический для кипячения воды и фарфоровый заварочный, используете. Суть в том, что вы уделяете внимание этим мелким и незначительным вещам, которые, казалось бы, не имеют первостепенной важности. Если вы заварите плохую чашку чая, это же не вопрос жизни и смерти? В то же время в каком-то смысле это именно вопрос жизни и смерти, поскольку связь с каждой отдельной вещью имеет важное значение. Вот какой смысл я вкладываю в понятие работы. Речь не обязательно должна идти о формальной трудовой деятельности, хотя этот же стиль глубокого взаимодействия с вещами можно было бы использовать и на рабочем месте.

Малозначимые повседневные действия, совершаемые нами в жизни, возможно, не кажутся нам напрямую связанными с духовностью; может быть, они, напротив, кажутся совершенно бездуховными и мирскими.

Тем не менее вы взаимодействуете со своим собственным миром, со своим личным окружением. Поэтому любое своё действие следует основательно прочувствовать, а не выполнять второпях.

Это не означает, что всё нужно делать медленно и тщательно продумывать. Спешка не обязательно проявляется в лихорадочной деятельности. Можно спешить и медленно: независимо от того, насколько медленно вы движетесь, вы всякий раз упускаете из виду главное. Насколько быстро или медленно вы бы ни спешили, есть ощущение того, что ваш ум чем-то занят, постоянно переполнен надеждами или страхами, страстями или агрессией, или ещё чем-то в этом роде. Из-за этого вы не в состоянии устанавливать непосредственную связь с объектами, как в случае с приготовлением чашки чая.

Если вы движетесь быстро, то простые попытки замедлиться не помогут, и то же верно для обратной ситуации. Видите ли, суть не совсем в том, чтобы изменить темп работы. Главное – осознать, что вы не соприкасаетесь с тем, что происходит, потому что суетливо забегаете вперёд. Делаете вы что-то медленно или быстро, ощущение рассеянности не отпускает вас. Значит, вам необходимо научиться устанавливать тесную связь с тем, что вы сейчас делаете. Если вы плотно соприкасаетесь с тем, над чем работаете, вовлечены в процесс, то вы не сможете спешить. Вам не нужно предаваться раздумьям о будущем; вы довольствуетесь тем, что есть в этот самый миг. Не спешить – значит быть в полном контакте с тем, что есть прямо сейчас. Другими словами, необходимо чувство данного момента. Полезен также юмор или лёгкость в отношении к происходящему. Тогда вы начинаете видеть текущую ситуацию целиком и полностью, потому что процесс спешки весьма серьёзен, очень важен и добропорядочен, а в каком-то смысле даже величественно торжественен.

Когда вы относитесь к ситуациям прямо и просто, то понимаете, что тело и ум очень тесно связаны. Разум и тело едины, а не обособлены. Тело – это ум, а ум и есть тело. Все движения ума имеют телесные проявления. Работа, которая является выражением повседневной жизни, в одинаковой степени захватывает тело и ум. Мы не должны развивать особую философскую позицию для того, чтобы сделать свою работу духовной, даже если наша деятельность, как нам кажется, не имеет ничего общего с духовностью. Мы не должны пытаться толковать её особым образом. И мы не должны искать соответствующие представления или мировоззрения, подходящие к той или иной работе.

Вместе с тем работа многих людей в значительной степени интеллектуальна, и это не проблема. Вы можете высоко ценить обыденность жизни в любой ситуации. Тем не менее я полагаю, что некая физическая дисциплина также необходима в жизни человека. Без этого вы могли бы с головой уйти в свой внутренний мир, уподобившись тому рассеянному профессору. Всегда есть потребность в своего рода практичном восприятии, в физической работе или некоем прикладном творческом самовыражении, чтобы помимо интеллекта можно было найти применение ещё и рукам. Если вы привыкли постоянно использовать интеллект в качестве инструмента постижения вещей, вполне вероятно, что вы полностью затеряетесь в идеях. Человек, как правило, становится агрессивным, внушив себе, что все имеющиеся у него научные представления верны и неоспоримы. И тогда он не в состоянии более уделять внимание обычной жизни. Таким образом, работать, опираясь исключительно на силу интеллекта, недостаточно.

Нет необходимости выстраивать какую-то философию своей работы для того, чтобы сделать её духовной. В любом случае у неё есть духовное значение. Если вы считаете, что идёте по духовному пути, тогда всё, что вы делаете, составляет часть этого пути, его выражение. Децентрализация, отсутствие эго, отказ от поисков счастья и избегания боли – всё это приводит нас в реальность непосредственного и полного проживания ситуаций. Разрешение проблем в этой децентрализованной, неэгоистичной манере известно в буддийской традиции как упайя, искусные средства. Без них не будет возможности обнаружить внутреннего гуру, или так называемого «внутреннего учителя», то есть постоянное наставление, которое вы начинаете получать на пути. Реалии повседневной жизни становятся учебником, обеспечивают постоянный процесс обучения. Это ощущение внутреннего учителя не удастся развить, если вы не в состоянии непосредственно соприкасаться с ситуациями будничной жизни, потому что без этого нельзя взаимодействовать с миром.

Опыт, который является частью процесса обучения в повседневной жизни, не должен быть особенно мистическим. Ваши переживания не должны напоминать голос, повелевающий вам что-то делать. Это не то же самое, что видеть повсюду духовные знамения и указания. Не нужно ничего выдумывать. Духовный путь глубок сам по себе – следует лишь воспринимать вещи как реальные, непосредственные и простые, но это очень много значит. Благодаря простоте мы можем работать во всем, что появляется. Раз ситуации просты, то они чисты и прозрачны. И здесь уже нет места всевозможным альтернативам и вариантам: ситуация ясна и прямолинейна.

Кроме того, работа с физическими ситуациями внешнего мира в то же время означает управление эмоциями. Эмоциональные проявления тела, физического взаимодействия очевидны, и мы можем работать с ними прямым и простым способом. Дело в том, что мы не можем отказаться и игнорировать ситуацию, в которой находимся. Не факт, что мы достигнем более высокого уровня духовного развития, если изменим свой образ жизни. На самом деле ожидать следует скорее обратного эффекта. Мы должны сохранять преемственность в своём образе жизни, непрерывность опыта. Мы должны погрузиться в уже имеющийся контекст и попытаться найти в нём следующую меру, или шаг, а не застревать в искусственной среде, которая якобы способствует духовному росту. Такая среда может быть временно благоприятной, но в какой-то момент мы слабеем, потому что эта ситуация является идеальной, что расхолаживает нас. И когда, наконец, возникнет проблемная ситуация, мы не сможем справиться с ней. Мы будем пытаться воссоздать этот идеал, красивую ситуацию. В конечном итоге мы будем постоянно устремляться в будущее, не способные укорениться в создавшейся в данный момент ситуации. Таким образом, преодоление духовного материализма должно быть основано на работе с ситуациями повседневной жизни. Это главный момент.