Текст книги "О российской истории болезни чистых рук"

А именно как раз-таки во имя того, куда многозначительно большего, чем то вообще некогда производилось любой казенной религией самого еще простейшего оболванивания населения со вполне самодостаточной целью во всем том дальнейшем исключительно постепенного его превращения в армию буквально-то ко всему давно привычных, а потому и всецело послушных рабов.

А между тем как раз этим весь современный тоталитаризм практически повседневно и занят, а никак не неким сколь безупречно праведным и весьма спешным вычищением зловонной клоаки уж ныне будто бы и впрямь немыслимо стародавней, донельзя обветшалой, да только никак при всем том совсем вот не отжившей свое – прежней неправедной жизни.

13

Ну а сама по себе необычайная красота надуманных и до чего совсем невероятно возвышенных помыслов, лишь тогда на деле имеет истинную цену, когда все ее наиболее насущные качества вполне всерьез проявляются на самом-то деле, а не на одних тех донельзя праздных словах, безмерно пышущих совершенно бутафорски деланным энтузиазмом.

Да и то громыханием чугунными словесами, будто бы и впрямь искореживающими и разрушающими прежнее зло, сокрушаешь, как угнетение, да так и милосердие, разве что взнуздав узду рабства сколь еще значительно поболее, нежели чем то и без того было когда-либо доселе некогда ранее.

И как всему тому быть иначе, если для него при всем том непременно освободится не так и мало места из-за полнейшего бессилия кроткой морали пред тем самым безнадежно тщедушным ее псевдоподобием, что и впрямь-то с виду было поистине безнравственно схоже с ее же блестяще логически полностью доказанными духовными постулатами.

Ну, а кроме того, сущее угнетение идейное уж намного страшнее, чем было все то, что некогда ранее осуществлялось во имя чьей-либо чисто так личной и мелкой корыстной выгоды.

А также еще и во имя великой цели построения наилучшего грядущего, что станет значительно уж наилучшим затем обиталищем для всех тех до чего и впрямь-то бесчисленных последующих поколений, крови и пота выжать, можно было гораздо во всем, куда несоизмеримо так бесславно поболее…

Поскольку все те черные дела, что были вовсе несоизмеримы ни с чем хоть когда-либо доселе имевшим место в течение всего того минувшего тысячелетия ныне будут как есть повсеместно осуществляться именно ради того, дабы далее до чего еще многое затем стало светлее, разумнее и чище.

14

Причем добрейшие либералы всех цветов и оттенков просто-напросто явно уж тогда сходу и поплетутся след в след за этой чудовищно злой и дикой химерой, до чего вот беспардонно напялившей на себя все то и вправду искристо радужное их мировоззрение.

Но опять-таки сделают они все это исключительно во имя лично так своей собственной выгоды, а совсем не для чего-либо, куда поболее возвышенного и общественно полезного.

И надо бы заметить, что полное бессилие чувственных интеллектуалов в этом-то с виду довольно простом, житейском вопросе неизменно проистекает именно от той бессильно дрожащей мелкой дрожью слабости перед более чем остро отточенными принципами утонченно возвышенного восприятия бескрайне так широкого общественного бытия.

А впрочем, надо бы тут и то никак уж невесело разом подметить, а именно что вся эта их вящая вялость, демагогичность и оппортунизм буквально цветут и пахнут заранее раз и навсегда надежно выверенными и незыблемыми штампами их весьма и весьма вот более чем широко проявленного общественного поведения.

А между тем были они того свойства и характера, под которые злой, хитрый и жестокий человек имел возможность с великой легкостью смело же подстроиться, причем с единственной целью дабы в дальнейшем до конца овладеть ситуацией в обществе как таковой, а заодно и всеми существующими в нем благами, жизнью и смертью…

И это как раз тогда сколь еще многие, несомненно, так поистине хорошие люди и окажутся вслед затем именно в роли истых разменных пешек в чьей-либо донельзя уж аморально грязной игре.

15

Однако все это более-менее вполне полноценно понять сегодняшним крайне отважным (в уме) экспериментаторам, наверное, вовсе-то и не дано, раз тут, всегда даже и поневоле, сходу срабатывает именно тот чисто внешний стимул всякого, значит задушевного энтузиазма, само собой еще крикливо требующий принципиально так дать ведь ход абсолютно любому свежему новаторству.

Мы, мол, пойдем совсем другим путем и совершенно тогда во всем до чего обязательно преуспеем…

Однако, вот явно имея те самые исключительно достойные силы к тому вовсе на редкость полностью полноправному овладению всей ситуацией в целом, современные либералы и близко никак совершенно не смогут хоть как-либо еще продвинуть все человечество строго и здраво вперед.

И это оно так разве что лишь, поскольку чересчур им по нраву всевозможная возвышенная чистота.

Причем в самой той чистоте ничего плохого точно нет!

Плохо в ней только то, что кто-то думает, что она всенепременно возникнет, сама собой и именно сама собой и будет затем еще всячески далее всеми поддерживаться.

Причем те, кто пылью и грязью прошлого никак не будут готовы себя запятнать, окажутся сколь ведь отчаянно рады тем исключительно внешне ярким и наглядным проявлениям чистейшей белизны чего-либо и впрямь-таки до чего ярчайше так искрометно нового посреди сущей серости все тех же нескончаемых будней.

Да и в пламени можно сказать в единый миг сходу осуществленного светлого добра и справедливости для них вовсе нет, как нет ничего того уж действительно бескрайне ведь более чем неотъемлемо темного.

И попросту вообще принципиально отсутствует в них всякое настоящее и существенное понимание всего того, а чего это именно раз и навсегда затем оседает в навеки истлевших костях того прошлого, что было ныне кем-либо до чего безмерно так чисто же насильно разом изжито.

16

Красивость необычайно яркого внешнего эффекта разом осуществленных благих перемен неизменно затмевает в их глазах всю истую черноту слащавых помыслов тех уж самых зачинателей переворотов, что в отличие от теоретиков дышат воздухом кровавой смуты, а не вдыхают полной грудью аромат блекло светлых надежд.

Им-то, как правило, есть собственно дело разве что до одного без конца и края беспрестанного разрушения всех главных основ минувшего, а потому в их головах и единой мысли нисколько не прошмыгнет о некоем том сколь чрезвычайно могучем избавлении всего человечества от отчаянно же сковывающих его зловещих пут самого окаянного рабства.

Причем буквально всякая людская согбенность само собой явно проистекает от всех тех сколь еще долгими веками снедающих общество язв.

Ну а если безукоризненно и достоверно заговорить о некоем вполне реальном преображении мира вещей в некую полноценно наилучшую сторону, то тогда это одна та чудовищно ощеренная пасть зла, наконец-таки откровенно выведенного на чистую воду, и может четко свидетельствовать об его сколь существенно же праведном укрощении силами добра и света.

В то время как очерченные ореолом новой судьбы восторженные лица свидетельствуют как раз о чем-либо вовсе так до чего совсем вот непременно обратном, а именно о мелком и гнусном устремлении отдельных демагогических личностей буквально полностью разом же оседлать политические и моральные иллюзии донельзя ведь экзальтированной братии бравых утопистов.

И наиболее тут главное оно именно в том, что очень даже многое из того, что попросту никак не по душе многим современным либералам является ничем иным, нежели чем сколь беспроглядным пережитом седой старины.

И почти все это само собой чисто со временем как есть, именно уж разом полностью еще бесследно исчезнет, причем вполне возможно, что и не без всякого косвенного, либо на редкость откровенно прямого насилия, а все-таки насилия принципиально естественного, нисколько идеологически необоснованного.

17

Да и вера в Бога как бы его не называли, куда значительно лучше слепой языческой веры в чудо, а также и явных чисто разве что языческих поисков выгоды через простое соблюдение, каких-либо восторженных обрядов.

Свет истинной веры освещает человеку путь, а полунаука о которой писал Достоевский в его «Бесах» сколь еще явственно награждает его скипетром власти над всей вселенной, которого он никак пока попросту и недостоин.

И вот уж они те самые слова Федора Достоевского.

«Никогда еще не было народа без религии, то есть без понятия о зле и добре. У всякого народа свое собственное понятие о зле и добре и свое собственное зло и добро. Когда начинают у многих народов становиться общими понятия о зле и добре, тогда вымирают народы, и тогда самое различие между злом и добром начинает стираться и исчезать. Никогда разум не в силах был определить зло и добро, или даже отделить зло от добра, хотя приблизительно; напротив, всегда позорно и жалко смешивал; наука же давала разрешения кулачные. В особенности этим отличалась полунаука, самый страшный бич человечества, хуже мора, голода и войны, не известный до нынешнего столетия. Полунаука – это деспот, каких еще не приходило до сих пор никогда. Деспот, имеющий своих жрецов и рабов, деспот, пред которым все преклонилось с любовью и суеверием, до сих пор немыслимым, пред которым трепещет даже сама наука и постыдно потакает ему. Все это ваши собственные слова, Ставрогин, кроме только слов о полунауке; эти мои, потому что я сам только полунаука, а стало быть, особенно ненавижу ее. В ваших же мыслях и даже в самых словах я не изменил ничего, ни единого слова».

18

Автор тоже никак ничего не меняет во всех тех приводимых им подчас довольно-то пространных цитатах, хотя иногда бывает более чем легкодоступно; цитируемое настолько исказить одним хитроумным, весьма урезанным цитированием, да и весьма острословно и тенденциозно же едко и размашисто его, сколь затем беззастенчиво комментируя, что то и уму нисколько непостижимо.

И уж все, что для чего-либо подобного и надо было бы вообще, собственно, разом еще незамедлительно сходу ведь сотворить, так это разве что совсем на редкость безоговорочно чуть ли не зубами фактически сходу вырвать нужный кусок из его достаточно как есть необычайно пространного контекста.

Ленин именно подобным образом всегда и поступал – вот что пишет об этой его манере Марк Алданов в его книге «Самоубийство».

«Старик отстал заграницей от русской жизни, и ударился чуть ли не в анархизм, в бланкизм, в бакунизм, во "вспышкопускательство". Приводили цитаты из Маркса.

Он отвечал другими цитатами. Сам, как и прежде, по собственному его выражению, "советовался с Марксом", т. е. его перечитывал. Неподходящих цитат старался не замечать, брал подходящие, – можно было найти любые. Маркс явно советовал устроить вооруженное восстание и вообще с ним во всем соглашался. Но и независимо от этого Ленин всем своим существом чувствовал, что другого такого случая не будет».

19

А случай тот ему представился исключительно так только потому, что слишком много восторженных духом людей жило в той еще прежней дореволюционной России.

И это как раз они лет еще так за 70 до той самой первой революции на всю ивановскую до чего топорно и несусветно несли всяческую бестолково разнузданную крамолу о некоей другой более светлой и веселой жизни в земном, а не том совершенно уж напрасно наобещанном попами небесном раю.

Вот, пусть только во имя того всамделишно еще воцарится на всей земле тот самый искрометно ведь победивший все старое зло донельзя и вправду отчаянно свободолюбивый либерализм.

При Николае Первом никто не говорил об этом довольно-таки открыто (вслух), и обо всем этом явно старались никак не писать даже вот и в личной переписке самым близким друзьям, но зато суровым шепотком промеж собой все это непременно тогда доводилось до самого пристального внимания.

Времена те были нисколько совсем пока не сталинские, и максимум могли на хорошую должность кое-кого попросту не назначить, раз тот человек, мол, по слухам и доносам не слишком благонадежен по всем тем своим тщательно им на людях скрываемым политическим убеждениям.

20

А тот еще самый именно как есть, первоначальный первоисточник всего этого дремотного ворчания находился где-то очень даже довольно-таки далече совсем за далекими пределами российской империи!

И была им культурная и просвещенная ФРАНЦИЯ.

И вот ведь чего на сей счет пишет писатель Марк Алданов в его книге «Заговор»:

«Я преувеличиваю, конечно, но что-то есть дикое и страшное в некоторых из этих портретов. Может быть, ваши художники обличают высшее общество? У нас перед революцией все обличали двор: писатели обличали, художники обличали, музыканты обличали… Вестрис и тот танцевал не иначе как с обличением и с патриотической скорбью».

21

А российская интеллигенция повела себя в точности также с одной лишь ТОЙ весьма ведь исключительно как есть довольно-таки существенной поправкой.

Раз вот достаточно многим из ее представителей до чего сладострастно и строго вовсе непонятно зачем вдруг понадобилось, куда ТОЛЬКО поглубже «вонзить острие всего своего на редкость дикого неприятия» совершенно и близко никак неправым существованием тех еще стародавних реалий полностью безотрадно и никак незатейливо житейского простонародного быта.

А именно и впрямь до чего тихого И КРАЙНЕ ТАК НЕПРИМЕТНОГО течения донельзя разноликой людской массы от детства к старости без каких-либо перемен, в самом-то стиле всей своей жизни.

Да и вообще довольно многие тогдашние интеллектуалы к тому же и без того всегда жили в атмосфере сытой и всем умиротворенной праздности непременно свойственной буквально всякому рассудку, что духовно и чувственно в то самое свободное от земных забот время попросту как есть, совсем угорело сходу уносятся в необозримо отдаленные дали.

И истово главным уделом мыслительного процесса всей левой дореволюционной интеллигенции некогда стало разве что самое планомерное разрушение в их глазах невероятно обветшалой старославянской культуры, ради создания чисто внешнего большей цивилизованности облика у ныне существующего общества, а этот путь неизменно вел к одному бездумно яростному раздроблению «чучела прежнего социального зла».

Однако на его месте тут же впрямь как из-под земли сколь неизбежно вздымается нечто безродное и бесформенное более всего собою напоминающее того еще самого древнего идола на капище.

Но все-таки те до чего истово всесильные жрецы первобытных времен никогда не были владельцами праведных душ и ярыми ненавистниками всех-то душ хоть в чем-либо вообще даже и на единый миг даже и невольно так усомнившихся…

22

Возрождение времен античности неизменно еще само собой весьма ведь толково тогда сопровождалось всеми ее атрибутами, а в том числе и великими архитектурными ансамблями, которые простоят на своем месте в больших городах бывшего СССР еще не менее 300 лет.

Но при всем том сам по себе поворот к дикости и рабству был, исключительно на редкость до чего еще невозмутимо кем-то обрисован совсем иначе, чем оно было во всей той сколь откровенно реальной действительности.

Все и вся буквально рвалось к свету, так и расцветая при этом всеми теми самими распрекрасными красками целой весны всяких восторженных чувств.

И их переливы были столь всеобъемлюще многозвучны и удивительно восхитительны и поэтичны…

Ну, впрямь-таки совсем не поверишь, что тут же рядом людей калечат физически и морально немыслимо же безжалостные палачи и убийцы.

Однако если глядеть на весь этот мир глазами переполненными образами прекрасной литературы то тогда наиболее главным и выпуклым еще обязательно как-никак и станут одни те чисто вычурные символы бытия, а убогие реалии века попросту ведь рядом с ними окажутся одними лишь длинными тенями ее неимоверно гигантского величия.

Воскресшее стародавнее рабство некогда стало для кое-кого тем еще ярчайшим светочем, что блестяще освещал массам путь в ту наилучшую их грядущую жизнь.

Причем это новое рабство оказалось явственным продолжением средневековых традиций бесовского мракобесия действовавшего именем света и любви к ближнему.

И вот все его длинные путы душно обвили весь общественный организм, при этом уж оказавшись тем еще наиболее явственным приращением суконной серой тьмы отчаянно тупого невежества к лучистому свету с самых вот наивысших небес участливо сияющего разума.

Да только в чьих-то ласково минорных и благих мыслях именно бесноватым фанатикам и было должно на деле еще поспособствовать тому самому сколь как-никак давненько долгожданному улучшению всего того чисто так общечеловеческого бытия.

А чего это все действительно само собой вполне тогда означает?

А вот оно что!

То до чего ярко отображенное в томном мечтательном взоре «добро», более чем безапелляционно сходу так призывало именно к тому весьма безумно на редкость яростному изничтожению чрезвычайно гиблого прошлого во всех его и поныне существующих более чем безнравственных ипостасях, формах и проявлениях.

А между тем все те наиболее доподлинные зачатки сколь еще естественного и зрелого светлого начала всенепременно встречаются попросту фактически же повсеместно…

И для построения хоть сколько-то настоящего светлого будущего надо бы не уничтожать темное прошлое, а весьма тщательно взращивать ростки светлого грядущего из всего того чисто ведь на деле вполне достойного, где бы оно при всем том явно уж не находилось на всей этой более чем необъятно широкой земле.

И ведь есть они, кстати, буквально везде и разве что чисто внешние его черты могут при этом оказаться, совершенно различны.

А все это как-никак только потому, что жизненные условия людей действительно могут быть ни в чем несопоставимы с тем праведным духом «истинной правды», что единственно подходяща всяческим чопорным западным европейцам или их яростным почитателям из других регионов мира.

23

Например, Ислам, первых дней своего существования тоже ведь своего рода вполне реальнейший раннесредневековый либерализм, да только никак вовсе он неевропейский.

Арабы захватывали новые территории не только при помощи донельзя так преобладающей тогда силы всего того уж отчаянно грозного  оружия, но и вполне искренней религиозной терпимостью, а также и явственным уважением к людям, уже имеющим какую-никакую неязыческую веру.

Весь сегодняшний вид современного воинствующего ислама это одно лишь его же довольно-таки существенное перерождение в сущую первобытность ему некогда как есть более чем твердокаменно предшествующую под знаменем, как всегда сколь еще незыблемо светлого героического прошлого.

Ну а в самом начале существования Ислам был светочем с небес, переменившим воззрения пустынников и давший им совершенно иные моральные ценности.

24

Всему свое время и всякая новоявленная религия, основанная на обращении к душе и сердцу человека, во все времена являлась благом, потому что не может быть ничего хуже язычества с его поклонением камню, дереву или науке, которая в вопросах человеческого бытия зачастую занимается сущей ворожбой и гаданием на кофейной гуще.

Но все это никак не от подлого желания кому-либо во всем насолить или тем более навредить, а просто какого-либо подлинного опыта у нее пока никак вовсе-то не хватает, ну а с темным российским народом (в глубинке) и вообще строить какое-либо светлое завтра было и впрямь попросту совсем никак немыслимым начинанием.

25

Проникнуть в саму его душу можно было одной лишь стилизацией фольклора, а точно также заодно и путем посильного создания общественных групп, что до чего весьма наглядно и занялись бы отстаиванием интересов простых граждан пред любой всегда как-никак донельзя нечистой на руку властью.

Ну а все на свете разом сколь еще безоговорочно сокрушить, дабы построить на его месте нечто так во всем вконец до чего невероятно новое…

Нет, уж нечто подобное никак не пришло бы хоть сколько-то в голову ни одному из тех прежних властителей дум.

Они ведь в свое время явно этак желали действительно породить некую иную будущность, а вовсе не воссоздать некое то до чего ныне далекое и совсем этак давно всеми нами порядком подзабытое прошлое, как то всенепременно захотелось осуществить всем тем очень даже находчиво вкрадчивым и безжалостно сладкоречивым господам комиссарам.

А, впрочем, их крайне недалекий и невежественный ум со всякой элементарной логикой и правдой дружил, куда и впрямь вовсе ведь значительно менее, нежели чем, то вообще вот еще некогда только было у их самых же явных и до чего как есть донельзя колоритно наглядных предшественников испанских инквизиторов.

26

Мракобесье прежних религий являлось, по большей части разве что на редкость чисто однозначным следствием беспокойно ерзающего на одном месте весьма явственного старания духовенства до чего посильно и яро по возможности хоть как-либо остановить всяческое движение прогресса, однако развернуть его всецело вспять буквально никто тогда даже и не пытался.

Появление каких-либо новых верований в прошлом всегда еще ознаменовывало ту несколько лучшую будущность для всех тех последующих поколений и совсем не в некоем чисто декларативном смысле, поскольку все те новые жизненные постулаты, безусловно-то, были впоследствии более чем ярко воплощены в самые простые и совершенно наглядные реалии.

27

Не иначе как, а появление чего-либо полноценно нового всегдашне являлось исключительно резким поворотом к свету высших истин и вполне одинаково это, касалось как Христианства, да и в той же мере Ислама.

Причем все это как раз в свете той до чего всецело явной и более чем самой наглядной отрешенности тех ныне ведь разом присягнувших им на верность народов, что ныне отринули раз и навсегда всяческий тот еще древний культ деревянных божков.

До появления пророка Магомета арабы нисколько не были хоть сколько-то более цивилизованными людьми!

Что, однако, всецело является следствием их тяжелой жизни в безводной аравийской пустыне, где без сущей жестокости их предки попросту до чего неизбежно довольно-таки быстро бы вымерли.

Их ненависть к женщине с ее детородной маткой и многоженство объясняются внешними условиями, большой детской смертностью, а также и весьма вот внезапной опасностью перенаселения.

Арабы это очень даже достойные люди и вовсе не надо бы огульно приобщать весь Ислам к выходкам отдельных негодяев.

Можно сказать, что арабы просто-напросто переживают в нашем сегодняшнем мире – европейские средние века.

В то время как Россия в 20 столетии явно так прошла через ту же самую смутную эпоху революций, религиозных войн, убийств королей и королев, что некогда имели место в столь и впрямь совсем незапамятной Западной Европе 16-18 столетия.

28

И попросту само вот наличие новейших технологий разве что явно удесятерили тяжесть всей той и без того крайне ее нелегкой участи.

И главное, все это этаким образом вышло разве что в связи с тем, что были, они пущены в дело всеми теми новоявленными диктаторами, причем в совершенно ясных целях, значительно поболее продвинутого воздействия на психику простых граждан, и это, кстати, истинно непреложный факт всей этой нашей достаточно широкой общественной жизни.

Однако речь тут идет как раз о том исключительно ведь общем развитии цивилизации, а не о сколь еще разных судьбах для тех или иных народов.

Поскольку даже если разговор у нынешних историков, и ведется о каких-либо сугубо отдельных государствах, однако же, с точки зрения историка далекого будущего, вся эта наша теперешняя локальность, скорее всего, окажется одним тем еще разве что чисто внешним, весьма вот многозначительно разве что чисто условным явлением.

В полнейшем и более чем на редкость исключительно так более чем однозначном всему тому соответствии, как и мы сегодня без нужды не делим большие народы на те достаточно мелкие племена, из которых, они некогда состояли, в той поседевшей, словно лунь глубине веков.

Однако есть уж то вполне размеренное, степенное и во всех его деталях досконально продуманное развитие нации, объединяющее и сплачивающее ее ряды, ну а есть тот безликий, смертоносный террор, осуществляемый лишь затем, дабы создать единое стадо с одним тем великим кормчим во главе.

И разве не ради единственной цели последующего, полнейшего как есть, затем еще обращения народов шестой части суши в сущую повальную зимнюю спячку, (в плане развития всей их творческой мысли) «суровым лекарям общественных язв» большевикам явно и понадобилось бездушно разделить в целом единое общество на какие-то чисто эфемерные классы, социальные слои?

29

И одним из наиболее отрицательных проявлений данного безнадежно вот совсем неверного подхода ко всей общественной жизни в конечном итоге и стало, то, что творческие люди в СССР попросту оказались начисто лишены всяческого свободного доступа к более-менее конкретному, (и что тоже немаловажно) публично выраженному обдумыванию всех уж путей дальнейшего общественного развития.

А самым как-никак до чего только прямым следствием всего этого и стала сущая заброшенность истинных же духовных интересов народа, а также и нравственная слепота простых граждан, что вовсе и близко этак никак нескоро прозрели после потери прежнего и крайне прозорливого (и именно что чисто вот религиозного) зрения.

И ведь со всеми ими это случилось как раз из-за «очень даже ярко отсвечивающего снега» до чего на редкость кретинически восторженных мечтаний о той самой вполне безупречно наилучшей судьбе для всего того совсем уж безмерно огромного человечества.

Здравия желаю карикатурно-плакатный здравый смысл!

30

И надо бы прямо про то как-никак сколь безысходно так разом заметить, что и те доселе и близко никак не питавшие друг к другу каких-либо особо критически серьезных претензий прослойки общества, были зачем-то вдруг внезапно наделены совсем немыслимо извечным, словно и сам этот мир – этаким донельзя тяжким безвременно яростным противостоянием.

А между тем простому пролетарию всегда была нужна нормальная зарплата, ну а ко всем на свете мировоззрениям он был просто-напросто глух и исключительно так бестрепетно полностью ведь до конца совсем равнодушен.

И уж во всяком случае, его и близко вовсе не интересовала, вся та исключительно непрерывная, сколь нескончаемая и неравная битва сознательного пролетариата за его, куда всецело поболее достойную, светлую жизнь.

Ему-то были нужны вполне конкретные и на редкость прозаические вещи, как скажем короткий восьмичасовый рабочий день, уважение мастера, и снова бы хотелось то подчеркнуть не унижающая его достоинства зарплата, ну а политика его всегда затрагивала не как кота сметана, а куда поточнее, словно цепного пса так и снедающие его блохи.

31

Да только для всех тех господ товарищей – коммунистов именно та до чего еще неравная борьба между противостоящими классами за их личные (читай шкурные) интересы и была, несомненно, во всем поважнее всех тех других весьма тяжких и до чего подчас донельзя непосильных же противостояний…

Поскольку как раз в этой неравной битве им и предстояло некогда победить, а тем самым до чего яростно отвоевать себе наиболее достойнейшее место под солнцем.

А своя отчизна была ведь для них никак не единственной, пусть и пропахшей клопами бесправия и крепостничества родиной.

Нет, уж теперь ей явно предстояло быть лишь тем пустым местом, где живут, жируют и правят бал те самые совсем несносно бессовестные угнетатели простого рабочего люда.

Ясное дело, на шее народа вольготно рассевшись, они-то его толкают в огонь и смерть за одни лишь только те чисто собственнические капиталистические свои интересы…

Ну а в иных заморских странах, явно этак сыто и пьяно обитают и заедают рабочих те самые разве что ликом другие жуткие эксплуататоры, однако все они в точности те проклятые поработители народных масс.

Они себе, понимаешь ли, ваньку валяют, а это и впрямь до чего еще неизбежно разом затем отдает сердечною болью в широкой пролетарской груди из-за всех тех гулко зудящих в чьем-либо ухе рассказов об нисколько никак более чем неправедно кем-то нажитой роскоши.

32

И вот уж по всему тому вовсе, как есть, необъятно широкому миру все эти злостные злодеи буржуи вполне еще толково делят промеж собой владения, земли и угодья.

Ну а тем донельзя обиженным их всегдашним угнетением народам если чего от всего того и прибавляется, то ведь как есть отображается нечто подобное лишь в том до чего еще только самом незатейливом смысле весьма вот явственного вреда, увечий и безвременной смерти.

А потому и сама жизнь весьма уверенно и на редкость обессилено требует, да и кроме того именно она сколь неизбежно и мобилизует тех, кто этаких жутких вурдалаков охочих до рабоче-крестьянской крови попросту и сведет на нет, чтобы далее пролетарии самых различных стран и зажили бы себе мирно, беззаботно и счастливо.

Потому что вся беда именно в тех еще самых донельзя подлых эксплуататорах трудового народа, а вовсе не в недостатках всех тех людей, причем именно как-никак, а фактически в целом.

33

Ну а исходя из всего того до сих уж пор на редкость многозначительно и веско вышеизложенного, самым так прагматичным, а оттого и на веки вечные полностью верным и окончательным решением данной проблемы, было бы разве что полностью и навсегда сходу лишить их всех, тех доселе нахапанных у народа несметных благ.

Кого это именно?

Да тех ведь самых господ, коие их себе донельзя уж самочинно присвоили разве что тем чисто паразитическим путем беспардонного хищничества и до чего откровенно более чем весьма зловредного барского варварства.

Их жизненной конвой всегда, видите ли, была именно та до самых еще костей, как есть отягощенная вековым обманом – сущая эксплуатация трудового народа…

По словам большевиков, давить бы их надо всех этих аспидов – аристократов и помещиков, то есть всех тех, кто, говоря «пролетарским слогом», высасывал все соки из крепостных крестьян и фабричных рабочих, собственно, и производивших материальные ценности, как и всевозможные предметы культуры.

И надо бы как раз про то вполне еще и вправду более чем всерьез на деле заметить, что до чего еще тяжко при всем том, обливаясь именно своим, а никак не чужим потом и кровью.

Да вот ведь, однако, этакого совсем уж невзрачного рода взгляды на всю ту, какова она вообще только ныне есть, необычайно широкую общественную жизнь должны были прийти откуда-то сверху и до чего явственно не из некой далекой страны.

34

Лев Толстой, написал великую книгу «Анна Каренина» и через все пятьсот лет ее будут точно также читать, причем с точно тем же самым превеликим удовольствием, да и через пару другую тысячелетий тоже непременно так явно найдутся большие любители древней литературы.

Однако вот уж в чем беда так беда промеж великих строк невольно затесалась самая отчаянная дурь, от которой чуть было весь белый свет разом трещинами не пошел.