Текст книги "Легенда о Чжаояо. Книга 2"

Глава 7. Воспоминания из зеркала

Я сидела в мрачном призрачном подземелье Инь, закованная в цепи. В тюрьме никого, кроме нас, не было. В конце концов… вряд ли многие умудрялись наворотить дел после смерти.

Меня, госпожу Чжоу и ее сына заперли в трех отдельных камерах. Призрачная семейка оказалась напротив и пристально наблюдала за мной. Я тоже не сводила с них глаз. Не потому, что имела что-то против этих двоих, просто глубоко задумалась.

Год Белого Быка… Я знала, что тогда произошло. Именно «знала», потому что все упомнить невозможно, хотя ничто не сотрет из моей памяти двадцать третье число девятого лунного месяца. В тот день я погрузила Ло Минсюаня в вечный сон. Прямо как совсем недавно, золотой бессмертный и я сражались в разрушительной битве, только без помощи Мо Цина и феникса. Я чуть не погибла, но запечатала его и тут же потеряла сознание, а Темные стражи отнесли меня в школу Десяти тысяч убиенных.

К тому времени Гу Ханьгуан уже примкнул ко мне. Раньше я редко прибегала к его помощи, однако на этот раз он лечил меня целую неделю. Первые три дня меня постоянно рвало кровью, а на четвертый крови в желудке не осталось, поэтому я впала в забытье и наверняка не раз пожала руку владыке Яню[22]22
  Владыка Янь (кит. 阎王) – в китайской мифологии правитель и верховный судья Загробного царства.


[Закрыть]. К седьмому дню под пристальным надзором Гу Ханьгуана я наконец очнулась и ускользнула от правителя Загробного царства.

Никакая боль не могла приглушить сильнейшую радость, которая бурлила даже в моих венах. Моя великая месть совершена, пришло время наслаждаться жизнью!

Не обращая внимания на сетования Сыма Жуна и предостережения Гу Ханьгуана, я, забинтованная с головы до ног, устроила роскошный банкет в школе. Он длился три дня и три ночи. Я была так счастлива, что даже разослала насмешливые приглашения десяти Великим школам небожителей. Они жест не оценили, зато почти все последователи демонического пути прибыли. Недаром тот банкет прослыл самым большим со дня смерти Повелителя демонов.

За три дня и три ночи я выпила тысячу кувшинов вина и жутко опьянела. До сих пор не знаю, что натворила за это время, помню лишь, как была невероятно счастлива, точно сумела перевернуть Небеса. А после той безумной попойки снова впала в забытье почти на полмесяца.

Проснувшись, я увидела, что крышу дворца Не-зло чинят: оказалось, тоже моих рук дело. По словам Сыма Жуна, за полмесяца назад я превратилась в сумасшедшую пьянчужку и знатно набедокурила. А поскольку все это было позорно, смешно и чрезвычайно вредно для моей репутации, я немедленно приказала стереть записи о банкете и запретила говорить о нем.

Одно лишь упустила: что за те три дня глупостей самое нелепое я сотворила… с Мо Цином. Никто вообще не упоминал об этом, вот проклятье! Сыма Жун прикрывал его? Или об этом вообще никто не знал? Если подумать, такое вполне возможно.

В то время горные врата школы у древней арки стерегли смертоносные формации, сменяя друг друга: гололед Жестокой Стужи, пламя Бушующей Лавы, горы Ножей и леса Мечей. Еще повсюду торчали столбы для подвешивания тел и роскошный помост для порки трупов – никто добровольно не пошел бы туда, тем более во время застолья, ведь у горных врат, как всегда, царили тишь да гладь. Никто, за исключением… Мо Цина, вынужденного нести там дозор. Он один был там, так что, если бы я вознамерилась прийти, за мной никто бы не последовал, как-никак я… Как-никак я самостоятельная и решительная девушка!

И вообще, чтобы совершить это, мне пришлось бы раздеться. Пойди за мной кто-нибудь – наверняка остановил бы… Но никто не вмешался, и даже слухи не поползли. Выходит, Мо Цин тогда был совсем один, верно нес свою службу, пока внезапно на него не напала я…

– О-ох… – невольно вздохнула я, обхватив голову руками.

Тот год, тот день… Как все произошло? Мир объяла непроглядная ночь, от формаций исходили холод и убийственная аура… Я стояла на каменной ступени и… столкнула его?

Я нахмурилась, пытаясь вспомнить хоть что-то, но ничего не получалось. В те времена на лице Мо Цина еще были сине-черные шрамы и он постоянно кутался в большой черный плащ, прячась от чужих взоров. Вскрикнул ли он от испуга, когда я внезапно накинулась? Или удивился? Целовала ли я его в губы? Нежно ласкала и гладила грудь Уродца? Что читалось в его взгляде? Застенчивость? Отвращение? Пытался ли он сопротивляться или, наоборот, полностью отдался мне? А может, рискуя жизнью, боролся изо всех сил?..

Очень хотелось бы увидеть. Почесав затылок, я разозлилась. Как я умудрилась забыть, как он смотрел на меня, пока был в моей власти? Я снова глубоко вздохнула, и тут меня осенило: а что, если дело не просто в памяти? Что, если призраки постепенно теряют воспоминания? От этой мысли стало невероятно тоскливо. Я принялась считать на пальцах, прикидывая, сколько времени прошло со дня моей смерти. Однако чем больше считала, тем сильнее сковывал мое сердце страх.

Конечно, живые тоже со временем забывают прошлое, но как мне различить, что я забыла до смерти, а что после? Все путанее и путанее.

– Чжао… Чжаояо… – тихо позвал ученый, – тебе… тебе не нужно бояться. Скоро рассвет, судебные приставы уйдут отдыхать. Подожди, когда стемнеет: кто-нибудь придет нас допросить. Мы не доставили никаких неприятностей, так что нам не станут создавать проблемы. Твой… твой долг я помогу оплатить…

Услышав его слова, госпожа Чжоу возмутилась:

– Сын мой! Она обманула тебя, солгала! Так пусть сгниет в тюрьме! С чего тебе выплачивать за нее долг? Она и так у нас в долгу, мы должны заставить ее вернуть деньги за две пилюли!

Да уж. Разделалась с самим Ло Минсюанем, а вернулась в Загробное царство и оказалась по уши в долгах…

– Матушка… – опустил голову ученый и смущенно произнес: – Хорошо… хорошо это или плохо, но такова судьба.

– Тебя просто одурачила ее внешность!

Пожалуй, в словах его матери есть смысл. Я скрестила руки на груди и сказала:

– Для начала помогите с долгом мне. Потом мы выйдем отсюда и подпишем бумаги о разводе. Чтобы вернуть все, что вы потратили, я попрошу кого-нибудь сжечь для вас жертвенные деньги. Вам не о чем беспокоиться. Я, Лу Чжаояо, не люблю, когда мне кто-то должен, и не люблю быть обязанной.

Ученого, казалось, сильно обидели мои слова, но из-за своей нерешительности даже в такой момент он лишь повесил голову и сокрушенно вздохнул:

– Ох…

Однако госпожа Чжоу стояла на своем:

– Выйдем? Откуда мне знать, что ты не сбежишь, как только нас выпустят?

Я искоса бросила на нее взгляд:

– Чего ты хочешь?

Старушка закатила глаза:

– Давайте повременим с зеленой бумагой. Вернешь деньги – оформим развод. Пока брачный договор у меня, ты в моих руках.

– Идет.

В любом случае я не собиралась замуж в ближайшее время, а у старухи будет козырь, так что она не станет поднимать лишнего шума.

Договорившись с госпожой Чжоу, я принялась медитировать. Для начала успокоила свое сердце и дыхание, чтобы обрести гармонию внутри, однако чем дольше старалась сосредоточиться, тем чаще и ярче в моем сознании возникал образ маленького Уродца.

Что он сейчас делает? Вернулся ли на гору Праха? Может, сбился с ног, разыскивая меня? Я исчезла прямо у него на глазах, он вполне мог подумать, что мои души хунь и по рассеялись и мы никогда больше не встретимся… Печально, если Мо Цин так решит.

* * *

Стояла глубокая ночь. Я ждала, что нас придут допрашивать, но, к моему огромному удивлению, в темницу заглянул Цзыю. Он торопливо подлетел к моей камере.

– Барышня, я только сейчас узнал, что вас посадили в тюрьму. Зачем вы украли зеркало из «Великой инь»?! Как вы тут вообще?

– Не беспокойся обо мне. Не знаешь, как долго меня тут продержат?

Цзыю бросил быстрый взгляд на двери.

– Я тут порасспрашивал местных. Сотрудник обменного пункта сильно разозлился, он хочет оставить вас здесь на три дня, а потом вновь пересмотреть дело.

Три дня? Так не пойдет. Три дня без новостей обо мне – и не только Уродец, но и Чжиянь забеспокоится.

– Дай ему немного денег, – серьезно сказала я. – Вдруг он выпустит меня пораньше. Это сработает?

– Можно попробовать, но… барышня, у вас есть столько денег?

Я замолчала, затем с легкой улыбкой пристально посмотрела на Цзыю:

– Милый братец, несколько дней назад у сестрицы было одно важное дело, поэтому она хотела, чтобы ты помог ей купить пилюлю Возвращения Души. Она немного торопилась, так что не вини ее.

Цзыю подался назад:

– Сестрица… если тебе что-то нужно, просто скажи…

– Купи пилюлю Вхождения в сон, прими ее и посети сон девушки по имени Цинь Чжиянь. Скажи ей, чтобы она сожгла для меня жертвенные деньги… Нет, лучше посети сон Ли Чэньланя и скажи… Хм…

Я вдруг задумалась. Если Мо Цин узнает, что призраки схватили меня и заключили под стражу, то потеряю лицо, а это нехорошо…

– Просто передай ему, что Лу Чжаояо нужно погасить брачный долг. Пусть сожжет для меня немного жертвенных денег, иначе я не смогу вернуться и увидеться с ним. Справишься?

– Справлюсь. Тогда не буду откладывать и пойду прямо сейчас, а завтра сообщу, как все прошло.

Похоже, из-за того, что в прошлый раз Цзыю не помог мне, его мучила вина. Братец полетел к выходу, но по дороге о чем-то задумался, остановился на мгновение и поплыл обратно.

– Сестрица, на самом деле я кое-что хотел тебе сказать. Просто раньше не был до конца уверен, но теперь, когда вижу кандалы на твоих руках, мне кажется, моя догадка верна.

Я удивленно посмотрела на свои кандалы:

– Ты о чем?

– Я думаю… Сестрица, ты все еще можешь быть живой душой.

– Живой душой? – опешила я.

Мать и сын, услышав это, тоже очень удивились:

– Но разве живая душа видит нас?

– Она видит нас, но мы не способны коснуться ее, – ответил Цзыю. – Я не смог, и стражники тоже, поэтому надели на тебя кандалы, чтобы привести сюда.

А ведь верно… Я и сама замечала это раньше. Другие призраки не могли дотронуться до меня, исключением была только Чжиянь. Она точно живая душа и касалась меня. Заметь Цзыю это немного раньше, я бы уже давно связала все воедино. Возможно, мое тело, что так долго протомилось в ледяной пещере, такое же, как тело Чжиянь, просто в нем меньше жизни. Оно ближе к «мертвому» состоянию, поэтому, в отличие от девчонки, я вижу других призраков.

– Сестрица, если ты действительно живая душа, тебе следует быть осторожнее.

– Осторожнее в чем?

– С пилюлями Призрачного рынка. Старайтесь не принимать их без крайней необходимости. Особенно такие, как пилюля Возвращения Души и Вхождения в сон.

Я потеряла дар речи. Внезапно я вспомнила, что, выйдя из «Лавки возвращения душ», увидела на улице гораздо больше призраков, чем обычно.

– Это потому, что… принимая их, я становлюсь ближе к смерти?

Цзыю посерьезнел и кивнул:

– Товары с Призрачного рынка отдаляют тебя от мира живых, и когда-нибудь ты уже не сможешь вернуться. Сестрица, поскольку ты живая душа, твое тело осталось там. Как можно скорее отыщи его и попробуй воссоединиться с ним – возможно, у тебя получится возродиться. Но если примешь слишком много пилюль с Призрачного рынка, пути назад может и не быть. Осторожнее!

Волна страха внезапно захлестнула мое сердце. Как оказалось, призраков не стало больше – их всегда было столько, просто раньше я видела не всех. Как и Чжиянь, которая могла говорить лишь со мной… У моего зрения тоже есть пределы, просто я об этом не знала.

* * *

Я с нетерпением ждала возвращения Цзыю. Не думала, что ему потребуется много времени, чтобы посетить чей-то сон, но пришлось прождать его весь день. К вечеру следующего дня Цзыю наконец прилетел. Когда он появился перед моей камерой, в его взгляде читалась прежняя тревога.

– Барышня, я только сейчас узнал, что вас посадили в тюрьму. Зачем вы украли зеркало из «Великой инь»?! Как вы тут вообще?

Я удивленно уставилась на него. Разве… разве вчера он не говорил то же самое? Я покосилась на госпожу Чжоу с сыном, но те молчали.

– Все в порядке, – ответила я на вопрос Цзыю и стала внимательно наблюдать за ним.

Цзыю с облегчением вздохнул. Он выглядел точно как вчера.

– Я тут порасспрашивал местных. Сотрудник обменного пункта сильно разозлился, он хочет оставить вас здесь на три дня, а потом вновь пересмотреть дело.

– Хм…

Заметив медлительность в моих ответах, он решил, что я злюсь на него, поэтому почесал в затылке и смущенно продолжил:

– Барышня, дело не в том, что я не хотел вам помочь. На самом деле… у меня не было возможности купить пилюлю Возвращения Души.

Он помолчал и вздохнул.

– Позвольте мне сказать правду. Я постепенно теряю память, так что, вероятно, скоро придет мой черед… Прежде чем совсем уйти, я хотел бы собрать достаточно денег, чтобы узнать в обменном пункте о своей жизни: как меня звали, откуда родом, чем занимался, с кем успел подружиться… Чтобы, когда мои воспоминания исчезнут полностью, у меня не осталось сожалений. – Цзыю посмотрел мне в глаза. – Но у меня денег не так много, их не хватит, даже чтобы узнать о моем прошлом, поэтому я…

– Я тебя не виню, – перебила я его, но не знала, что сказать в утешение. Хотя Цзыю говорил спокойно, казалось, он не нуждался в сочувствии. – Я ни в чем не виню тебя.

Ему так нужны деньги, и все же вчера он согласился купить пилюлю Вхождения в сон, чтобы выручить меня. Я поджала губы, однако не смогла повторить просьбу.

– Здесь не так уж и плохо, – вместо этого сказала я. – Очень тихо, никакой суеты. Пожалуй, буду даже не против задержаться еще на пару дней.

Похоже, мои слова приободрили его. Затем я уговорила Цзыю вернуться к работе. Собираясь уйти, он зацепился взглядом за кандалы на моих руках и повторил свои предположения, о которых уже поведал вчера. Когда Цзыю наконец отправился восвояси, я, глядя ему вслед, погрузилась в свои мысли.

– Барышня… Чжаояо, – робко окликнул меня ученый, – все это совершенно нормально. Как рождение и старость, болезнь и смерть, так что вам не нужно печалиться.

– Эй, ученишко!

– А? – на мгновение замер он и застенчиво ответил: – Да?..

– Дождемся завтра, а когда разбирательство закончится, ты не мог бы одолжить мне еще немного денег? – Я посмотрела на свою полупрозрачную ладонь. – Хочу выяснить, забыла ли я свое прошлое.

Быть призраком странно. Смотришь на мир вокруг – и не знаешь, таков ли он на самом деле; забываешь прошлое – и не понимаешь, забыл его сейчас или еще при жизни…

* * *

Спустя три дня никто не стал нас допрашивать. Все потому, что ничего серьезного мы не натворили. Ученый помог мне оплатить долги, и нас немедленно отпустили. Когда я потащила влюбленного призрака в обменный пункт, госпожа Чжоу решила не чинить мне препон и вновь принялась бродить по Призрачному рынку в поисках невесты для сына.

От нечего делать я повернулась к ученому и спросила:

– Ты вообще хочешь жениться?

Он застенчиво почесал в затылке:

– На самом деле женитьба не имеет для меня особого значения. Каждый призрак задержался здесь по какой-нибудь причине. Например, моя матушка мечтает женить меня, а я… просто хочу, чтобы она делала то, чего желает. При жизни у меня не было возможности исполнить сыновний долг, поэтому я надеюсь лишь помочь ей исполнить последнее желание. Кто знает, вдруг в следующей жизни у нас не будет шанса увидеть друг друга снова?

«Кто знает, вдруг в следующей жизни… у нас не будет шанса увидеть друг друга снова…»

Я опустила глаза и влетела в «Великую инь». Пока ученый расплачивался под пристальным взглядом тощего призрака, я схватила злополучное зеркальце. На этот раз что-то изменилось: мне словно не нужно было читать написанное, образы медленно всплывали в памяти…

Вот место, где я родилась: все здесь отравлено демонической энергией. Отец и мать погибли, так что вырастил меня дедушка. Затем появился Ло Минсюань. Он нарушил привычный ход жизни и заронил в моей душе страстное желание покинуть эту темную долину.

И вот однажды я попрощалась с родиной, добралась до горы Праха, встретила маленького Уродца и спасла его. Несмотря на тяжелые раны, я тащила его на себе, пока наконец мы не добрались до разрушенного храма на вершине. А залечивая раны, учила его всему, что знала сама. Каждый день я повторяла, что хочу отыскать Ло Минсюаня, чтобы он помог мне стать хорошей и основать школу мечты. Говорила, что однажды создам лучшие условия для простых людей, что дам приют тем, кто остался без крова, и своим примером научу великодушию. Чтобы даже слабые и беззащитные, которым не на кого положиться, не сгинули в хаосе этого мира и обрели дом и счастье. В урожайные годы мы выращивали бы побольше зерна, а когда на землю обрушится бедствие, жертвовали бы его пострадавшим… Мо Цин всегда слушал меня, спокойно стоя рядом.

Внезапно я вспомнила: под руководством Мо Цина в школе Десяти тысяч убиенных не осталось смертоносных формаций и столбов для подвешивания тел, разобрали помост для порки трупов, а землю вокруг школы раздали людям… Выходит, он сделал то, чего я так и не смогла… Кто-то однажды сказал мне, что теперь у подножия Праха, когда приходит весна, буйствует зелень… Я не могла в полной мере понять свои чувства, но знаю, что… была тронута.

Помню, сколько глупостей я наговорила маленькому Мо Цину в те дни… и какой нежностью и обожанием горели его глаза. А после… после я не обращала на него никакого внимания, погрузившись в свои дела и дальнейшие планы. И как только мои раны зажили, я отправилась на поиски Ло Минсюаня, оставив его одного в этом разрушенном храме. До сих пор он жадно прятал мои слова в своем сердце, чтобы после моей смерти превратить школу Десяти тысяч убиенных в то прекрасное место, о котором я мечтала когда-то.

Раньше я замечала, что каждый вечер он работает без устали и может не спать всю ночь, просматривая документы. Я не понимала его настойчивости и почти фанатичного желания знать все. Однако теперь осознала, что он делал это ради меня. Ради той глупой меня, которая твердо решила стать хорошим человеком. Во имя моего первого и самого невинного желания… Лишь попробовав реальность на вкус и отказавшись от этого желания, я рассеянно оглянулась и осознала, что рядом всегда был кто-то готовый помочь мне исполнить мечту. Пусть нить, которая ткала ее, оборвалась, остался человек, способный преодолеть сотни и тысячи опасностей. Никакие раны и шрамы не сломили его настойчивость… А я ничего не знала.

Внезапно меня охватила злость: сначала на саму себя, а потом и на Уродца. Вот мелкий! Состроит это свое безразличное лицо, а сам себе на уме! Ни разу даже словом не обмолвился!

Тем временем в зеркале отразилась моя дальнейшая жизнь. Вот я расширяю школу Десяти тысяч убиенных, погружаю Ло Минсюаня в вечный сон и устраиваю роскошный банкет…

Сыма Жун как-то рассказал мне, как я сожгла здание на пике Лунных забав и искромсала кучу книг в библиотеке на скале Тысячи клинков… как ярко пылал пик Лунных забав и множество людей с криками тушили тот пожар. Пока во дворце Не-зло гостей развлекали традиционной музыкой, здесь звучала какофония стуков, ударов и звона. Оживление и шум производили неизгладимое впечатление… Прекрасная была ночь!

Наблюдая эту сцену в зеркале, я вспомнила, как заметила тогда человека в черном одеянии. Его одинокая тень стояла под аркой у подножия горы. Мо Цин. Он поднял голову и посмотрел вверх – не на пик Лунных забав и не на дворец Не-зло: его взгляд был устремлен прямо на меня. С бинтами на руках и травяной мазью на шее, я стояла над ним на ступеньке, держа в руках кувшин с вином и глядя на него.

– Эй! – крикнула я ему. – Поймай меня!

Силы покинули мое тело, и я, взмахнув руками, полетела вниз. Глаза Мо Цина расширились, он поспешно сделал шаг вперед и поймал меня, но под тяжестью моего веса мы покатились вниз по лестнице. Из-за меня он чуть не угодил в смертоносную формацию перед горными вратами.

Мо Цин оглянулся, и на его лбу выступили капельки пота. Затем он посмотрел на меня и резко отдернул руку, точно обжег ее, просто прикоснувшись ко мне.

– Глава… – Его голос был глубоким и низким. – Ты пьяна…

– Ш-ш-ш… – По-прежнему лежа на груди Мо Цина, я прижала палец к его губам. – Не шуми, я специально пришла сюда, чтобы найти кого-нибудь, кто сумеет потушить мой огонь…

Услышав сейчас собственные слова, я хлопнула себя по лицу: «Лу Чжаояо, о Лу Чжаояо, только послушай, что ты несешь! Так прямо! Никакой романтики…»

Как же неопытна я была…

Тем временем действие перед моими глазами постепенно развивалось: когда я придавила Мо Цина своим телом, казалось, вся кровь прилила к его голове, даже страшные чернильные шрамы на лице не могли скрыть румянец. Я схватила бедняжку за ворот одеяния, чтобы приподнять голову, и безудержно набросилась на его губы.

Мо Цин же вытаращил глаза и вытянул руки, пытаясь оттолкнуть меня. Я лишь молча прижала их к земле.

– Будь паинькой, – велела я, – и слушайся меня.

Затем снова впилась в его губы поцелуем, время от времени облизывая и покусывая их…

Я смотрела на себя в зеркале, пылая с головы до ног. Закрыв лицо руками, я прошептала:

– Лу Чжаояо, какая же ты бесстыдница! Бесстыдница…

Сквозь пальцы я видела, что Мо Цин перестал сопротивляться и совсем скоро принял судьбу. Больше скажу: мои чувства, кажется, нашли в нем отклик. Его глаза потемнели, а взгляд стал опаснее…

«Ох, этот податливый маленький Уродец! Ты сопротивлялся-то всего ничего!

Кто сказал, что я тебя изнасиловала?! Тут явно все было по обоюдному согласию, ясно?! Я отказываюсь принять обвинение!»