Текст книги "От мыса Головнина к Земле Александра I. Российские кругосветные экспедиции в первой половине XIX века"

Через три дня после указа Екатерины II о подготовке плавания в Тихий океан, 26 декабря 1786 г. в доме графа Чернышева прошло специальное совещание, на котором обсуждались различные вопросы подготовки будущей экспедиции. Имя Кука звучало на совещании неоднократно. Так, например, «по прочтении всех секретных бумаг» участники совещания приняли решение подготовить для руководителей плавания бештек с картами «всех своих плавателей и на них назначить Кукова плавании, именно его открытии» и «купить книги Кукова вояжа, естли можно на аглинском языке»[157]157
  Там же. Л. 280. См.: Дивин В.А. Русские мореплавания на Тихом океане в XVIII веке. М., 1971. С. 290, 291.


[Закрыть]. Начальником новой масштабной экспедиции был назначен капитан 1-го ранга Григорий Иванович Муловский[158]158
  Голенищев-Кутузов Л. Предприятие императрицы Екатерины II для путешествия вокруг света в 1786 году. СПб., 1840; Соколов А. Приготовление кругосветной экспедиции 1787 г. под начальством Муловского // Записки Гидрографического департамента Морского министерства. 1848. Ч. VI. С. 142–191; Соколов А. Муловский // Морской сборник. 1853. № 5. С. 358–362; King R.J. The Mulovsky Expedition and Catherine II’s North Pacific Empire // Australian Slavonic and East European Studies. 2007. Vol. 21. Issue 1–2. P. 97–122.


[Закрыть].

«Это был лучший офицер того времени: отлично образованный, хороший моряк, и притом молодой, не изнуренный долговременною службою – ему было 29 лет от роду». Так писал о Григории Муловском историк русского флота Александр Петрович Соколов, один из первых и немногих, кто обращался к истории этой экспедиции[159]159
  Соколов А. Приготовление кругосветной экспедиции 1787 года под начальством Муловского // Записки Гидрографического департамента. 1848. Ч. VI. С. 149.


[Закрыть]. Муловский был человеком ярким и необычным. Незаконнорожденный отпрыск влиятельной особы, он появился на свет в 1757 г. и, по не вполне достоверному предположению, являлся плодом тайной любви будущей государыни Екатерины Великой и графа Станислава-Августа Понятовского, последнего короля Польши[160]160
  Филимонов В.Н. Григорий Муловский – загадки личности. URL: https://balt-lloyd.ru/istorija-moreplavanija/grigorij-mulovskij-zagadki-lichnosti


[Закрыть]. Разумеется, желание авторов таких фантасмагорических версий с помощью подобных «аргументов» объяснить быстроту карьеры Муловского понятно – за двенадцать лет он прошел путь от мичмана до капитана 1-го ранга. Совершенно выдающееся достижение!

Справедливости ради заметим, что современники также искали ответы, но их предположения были менее скандальными. Из редких сохранившихся свидетельств следует, что Муловского считали бастардом некоего богатого высокопоставленного вельможи и носил он фамилию своей матери. О чем-то таком проведал всезнающий испанский посол Педро де Норманде – в феврале 1787 г. он сообщил в Мадрид о подготовке к плаванию на Камчатку четырех кораблей под командованием «капитана Moloski, родного сына морского министра»[161]161
  King R.J. The Mulovsky Expedition… Р. 111.


[Закрыть]. Живо интересовавшийся секретами петербургского двора посланник Великобритании в России Чарлз Уитворт внес свою лепту в интригу происхождения Муловского, напомнив в октябре 1791 г. своему патрону, руководителю британского МИДа барону Гренвилу, о планах русской экспансии в Тихом океане и о «двух небольших эскадрах», готовившихся накануне войны со Швецией отплыть к Камчатке. В своем донесении он назвал имена их руководителей: «Капитан Travanion, англичанин, который был с капитаном Куком и назначен был идти вокруг мыса Горн, другой же, капитан Mulofskoi (родной сын графа Iwan Chernicky и отличный офицер, прошедший школу Английского флота), которому следовало идти, огибая мыс Доброй Надежды»[162]162
  King R.J. The Mulovsky Expedition… Р. 120.


[Закрыть].

Упоминание испанским и британским послами «морского министра» и «графа Iwan(а) Chernicky» позволяет достаточно точно указать на родителя Муловского – вице-президента Адмиралтейств-коллегии графа Ивана Григорьевича Чернышева, вельможи, в руках которого сходились все нити управления Российским флотом и который располагал нужными рычагами для того, чтобы способствовать успешной карьере своего отпрыска[163]163
  Разумеется, не все было во власти могущественного графа Чернышева. Одно из редких свидетельств покровительства, оказываемого Чернышевым Муловскому, обнаружилось в переписке А.А. Безбородко, и протекция графа в данном случае ни к чему не привела. В своих письмах от 5 и 9 июля 1789 г. в Лондон графу С.Р. Воронцову Безбородко, рассуждая о кадровых перестановках на флоте адмирала В.Я. Чичагова во время русско-шведской войны 1788–1790 гг., оставил следующую ремарку: «Чернышев хотел, дабы адмирал дал сей пост Муловскому». Но протекция Чернышева, которого Чичагов «ни во что не ставит, о всем прямо к государыне адресуяся», ни к чему не привела: «Старик отвечал, что самые надежнейшие у него капитаны суть: бригадиры Макаров и Денисон, да полковники Эльфинстон, Тревенен, Денисов, Карцов и Тет, что он себя лишить не может таких офицеров, кои для успеха в деле нужны… О Муловском не сказал ни слова…» (Григорович Н. Князь Александр Андреевич Безбородко… С. 413, 414).


[Закрыть].

С ног до головы человек светский и вдобавок весьма образованный, Иван Григорьевич возглавлял Адмиралтейств-коллегию и фактически руководил всеми делами по флоту, но был не слишком искушен в военно-морских делах. Зато сей славный «учредитель плавания», как его именовал А.Н. Радищев, прослыл «придворным любезником» и вполне отвечал описанию Павла Афанасьевича Фамусова: «На золоте едал; сто человек к услугам; Весь в орденах; езжал-то вечно цугом; Век при дворе, да при каком дворе!» Поговаривали, что вельможный аристократ был не вполне чист на руку, но кто из светских львов екатерининской поры избежал подобных упреков. Деловой хватки, впрочем, у графа хватало в избытке – мот и не всегда удачливый предприниматель, он знал толк в амурных делах и виртуозно подготавливал собственные брачные партии. В первый раз его выбор пал на фрейлину Елизавету Осиповну Ефимовскую (1733–1755), невесту богатую, приходившуюся по бабке, Анне Самуиловне Скавронской, двоюродной племянницей императрице Елизавете Петровне. Когда же супруга скончалась, граф в 1757 г. женился вторично. На сей раз его избранницей стала дочь поручика гвардии Александра Ивановича Исленьева (ум. 1740) Анна Александровна Исленьева (1739–1794). Матушка ее, Мария Артемьевна Загряжская (1722–1787), дочь генерал-аншефа, после кончины первого супруга, поручика гвардии Александра Ивановича Исленьева (ум. 1740), вышла замуж за барона Александра Григорьевича Строганова (1698–1754) и после его смерти осталась хозяйкой немалого числа солеварен, уральских железных мануфактур и огромных земельных владений[164]164
  Ровенский Г.В. Богородские родословные / Исленьевы (в старину – Истленьевы). URL: https://www.bogorodsk-noginsk.ru/rodoslovie/islenyevy.html


[Закрыть]. Монашеских обетов граф не давал, и покамест решался вопрос о второй женитьбе, на свет появился Григорий Муловский.

В феврале 1770 г. его определили в Морской корпус. Муловский поступил в Морской корпус, а через год, уже гардемарином, он неожиданно уехал «собственным иждивением» в Великобританию. В январе 1772 г., вернувшись в отечество, молодой человек получил чин мичмана и попал адъютантом к сэру Чарлзу Ноулсу (1704–1777), адмиралу Британского флота, который в октябре 1770 г. перешел на русскую службу и был назначен генерал-интендантом флота. Лелея планы реформ на Российском флоте, Ноулс представил обширный план реконструкции российских военно-морских сил по образцу британскому, и вряд ли приблизил бы к себе человека без роду и племени. В 1773 г. в эскадре еще одного британского офицера, шотландца контр-адмирала Самуила Карловича Грейга, Муловский отправился в Средиземное море. Меняя страны и веси, он ездил по Европе и вернулся в Россию в 1776 г. высокообразованным офицером, владевшим четырьмя языками, причем на английском изъяснялся как уроженец Туманного Альбиона. С июля 1776 г. его определили генеральс-адъютантом к графу Чернышеву. Вскоре началась Война за независимость Северо-Американских колоний. Русское правительство рьяно вмешалось в ход событий и выступило инициатором создания системы «вооруженного морского нейтралитета», призвав все европейские державы, не принимавшие участия в военном конфликте, заключить союз для защиты нейтрального флага. Для подкрепления своих доводов императрица Екатерина распорядилась направить в Атлантику русские эскадры, которым было предписано патрулировать морские воды и не допускать нападений каперов воюющих держав на торговые суда нейтральных держав. Муловскому поручили командовать фрегатом «Святой Михаил» в эскадре контр-адмирала Степана Петровича Хметевского, крейсировавшей в Северном море между Нордкапом и Кильдином. Вскоре он вновь попал на Средиземном море: в 1780 г. ездил со специальным поручением в Ливорно, а в 1781 г. на флагманском корабле эскадры контр-адмирала Якова Филипповича Сухотина «Святой Пантелеймон» плавал в Средиземное море и исполнял какие-то тайные поручения, совершив поездку из Ливорно в Петербург. В 1782–1784 гг. Муловский командовал кораблем «Святой Давид Солунский» в эскадре адмирала Василия Яковлевича Чичагова и совершил очередное плавание в Средиземноморье. Когда же в 1784 г. война закончилась и был подписан Версальский мирный договор, Григорий Иванович вернулся в Россию и служил на Балтийском флоте, командуя кораблями «Святой Иоанна Богослов» (1785) и «Святой Давид Солунский» (1786).

Предполагалось, что суда экспедиции (по первоначальному замыслу их было четыре, в конечном плане указывалось пять кораблей) пройдут по маршруту Кронштадт – Северное море – мыс Доброй Надежды – Зондский пролив или направятся к берегам Южного Уэльса (Австралия)[165]165
  В состав экспедиции были назначены пять судов, «самыя способныя к открытиям и сходнаго строения с употребленными аглинским капитаном Куком»: 600-тонный «Колмогор» (ком. – кап. 1-го ранга Г.И. Муловский), 530-тонный «Соловки» (ком. – кап. 2-го ранга А.М. Киреевский), 450-тонные «Сокол» (ком. – кап. – пор. Е.К. фон Сиверс) и «Турухтан» (ком. – кап. – лейт. князь Д.С. Трубецкой), а также транспортное судно «Смелый» (ком. – кап. – лейт. К.И. фон Гревенс). В составе экспедиции насчитывалось 639 человек. Офицеров (16 лейтенантов, 17 мичманов и один офицер морской артиллерии) подбирал сам Муловский. Ему было разрешено во время плавания штурманов «из датчан, шведов, а при необходимости и из англичан, бывавших в Ост-Индии и Китае». На каждом корабле предполагалось также иметь двух штурманов, трех подштурманов и по одному штурманскому помощнику. Подготовленные к плаванию суда должны были быть оснащены по аналогии с кораблями Кука и нести «почти точно таковаго груза, какия были с капитаном Куком» (РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 408. Ч. II. Л. 389).


[Закрыть]. У Сандвичевых островов эскадра должна была разделиться на три группы. Отряду Муловского предписывалось идти к побережью Северной Америки и «обозреть так названную английским капитаном Куком Сент-Жорж Зунд, или гавань Нутку»; далее двигаться вдоль американского побережья на север в направлении Аляски и «оной берег… взять во владение Российскаго государства, ежели оный прежде никакою державою не занят». Брать под скипетр императрицы новые территории командующий должен был самым решительным образом: устанавливать на новооткрываемых землях медали и чугунные гербы, найденные гербы и знаки других держав, «срыть, разровнять и уничтожить»; при обнаружении на русских территориях иностранных факторий, укреплений и иностранных судов вытеснять их силой, «в случае же сопротивления или паче усиливания употребить вам силу оружия».

Второй отряд экспедиции должен был направиться в район Курильских островов, которые следовало описать, «положить их наивернее на карту», а затем официально закрепить за Россией, «поставя и укрепя гербы и зарыв медали в пристойных местах». Затем кораблям следовало плыть к устью Амура и Сахалину. Транспортное же судно с грузом получило распоряжение идти в Петропавловск-Камчатский. После наведения порядка в российских владениях в Америке Муловский должен был следовать вдоль южной стороны Алеутских островов в Петропавловскую гавань для необходимого ремонта. После этого предполагался поход его отряда вдоль северного побережья Алеутской гряды (если этого еще не осуществила экспедиция Биллингса), во время которого следовало по отношению к местным жителям вести себя «дружелюбнейшим видом». Когда же «дикие» будут доведены до того, что «полюбят вас за вашу ласковость и щедрость», уговорить их «дабы они, ежели хотят навсегда остаться друзьями россиянам, не дозволяли никому вырыть или портить тот поставленный знак: ни своим, ни приезжающим, и берегли бы оный в целости так, как и медали, повешенные им на шею». Обратный маршрут движения кораблей экспедиции Г.И. Муловского не оговаривался: его выбор предоставлялся начальнику экспедиции с учетом обстоятельств. Кроме того, он получил право отходить от рекомендаций инструкции для «выгоднейшего исполнения» целей экспедиции[166]166
  РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 367. Ч. II. Л. 286–320.


[Закрыть].

При тщательнейшей подготовке экспедиции Муловского предусматривались не только геополитические и военно-стратегические задачи, но и широкий комплекс гидрографических, метеорологических, топографических, лингвистических, естественно-научных и этнографических работ, программа которых осуществлялась при активном участии Санкт-Петербургской академии наук. Практика обращение военно-морского ведомства за консультациями к научному учреждению в эпоху Просвещения зарекомендовала себя на примере Британского адмиралтейства, которое при подготовке заморских экспедиций сотрудничало с Лондонским королевским обществом. Изначально задуманное как Совет по делам науки при королевском дворе, Общество к середине XVIII в. превратилось в своего рода интеллектуальный центр британской экспансии, участники которого занимались «позитивными науками» и были свято убеждены в необходимости совершенствования естественно-научных знаний и стремились к тому, чтобы «расколдовать» явления природы[167]167
  См. подробнее: Henry J. Knowledge in power. How magic, the government and apocalyptic vision inspired Francis Bacon to create modern science. Cambridge, 2002; Saway J. The body emblazoned. Dissection and the human body in Renaissance culture. London, 1996.


[Закрыть]. Руководствуясь принципом «Nullius in verbis» («Ничто в словах»), смысл которого заключался в том, что наука должна учитывать только факты, увиденные воочию, члены общества обратились, например, 16 февраля 1768 г. к королю Георгу III с предложением финансировать научную экспедицию в Тихий океан с целью проследить за прохождением Венеры через солнечный диск, что привело к организации I кругосветного плавания Кука на барке «Индевр»[168]168
  Кук Д. Плавание на «Индевре» в 1768–1771 гг. М., 1960. С. 51, 52.


[Закрыть]. В 1773 г. Общество выступило с инициативой организовать первую британскую арктическую экспедицию, целью которой являлся поиск северного пути в Ост-Индию[169]169
  Goodwin P. Nelson’s Arctic voyage: the Royal Navy’s first polar expedition 1773. London, 2019. P. 32–34.


[Закрыть].

К разработке инструкций «по ученой части» для экспедиции Муловского был привлечен уроженец Берлина академик Петер Симон Паллас, ученый самых разнообразных знаний, внимательно изучавший результаты экспедиций Кука[170]170
  В апреле 1779 г., например, Паллас в письме натуралисту Томасу Пеннанту признался, что в Петербурге все очень ждут выхода в свет материалов экспедиции Кука (Werrett S. Russians responses to the voyages… Р. 183). О Палласе см.: Сытин А.К. Петр Симон Паллас – ботаник. М., 1997.


[Закрыть] и, что немаловажно, доверенный советник императрицы в вопросах лингвистических исследований, которыми она увлекалась[171]171
  Шарф К. Екатерина II, Германия и немцы. М., 2025. С. 253–262.


[Закрыть]. На его плечи также легли переписка с зарубежными учеными, хлопоты о покупке астрономических инструментов, рекомендации относительно «вещей, необходимых для экспедиции»[172]172
  РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 408. Ч. II. Л. 283–291 об., 402–407. 31 декабря 1786 г. Паллас был назначен «историографом» флота с жалованьем 750 рублей в год, дав присягу и обязуясь хранить тайну, которую мог бы узнать из предоставленных ему для изучения архивных материалов (РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 367. Л. 265 об.). Принимал участие в подготовке экспедиции и академик П.Б. Иноходцев, в задачи которого входило обучение моряков астрономии.


[Закрыть]. Самое пристальное внимание Паллас уделил гуманистической стороне плаваний Кука, в частности вопросам о соблюдении гигиены на корабле. В глазах интеллектуалов XVIII в. «ужасающий бульон» порчи, весь этот насыщенный заразными миазмами воздух, наполненный зловонью сточных канав и липкими запахами болезней, грозил человечеству ужасными последствиями[173]173
  См. подробнее: Corbin A. Le Miasme et la jonquille. L’odorat et l’imaginaire social, xviii^e-xix^e siècles, Paris, 1982.


[Закрыть]. Особенно – на крохотном корабле в открытом море, переполненном десятками матросов, ютящихся в тесных сырых трюмах, обволакиваемых вонью гниющей древесины и чудовищными испарениями. Поэтому программа очистки «человеческих скоплений» превратилось в актуальнейшую задачу любого морского плавания. И Кук, отправляясь в плавание, получил специальные указания Адмиралтейства проверить действенность различных медицинских средств для профилактики заболеваний. В результате его усилий на вверенных ему судах улучшились бытовые условия, повысилось качество провизии и, соответственно, снизилась смертность[174]174
  По сравнению с Испанским или Французским флотами, Британские военно-морские силы испытывали особенные проблемы от цинги (см.: Buchet Ch. The British Navy, economy and society in the Seven Years war / trans. Anita Higge and Michael Duffy. London, 2013. P. 7–8. О борьбе Кука с цингой см. подробнее: Hess A.F. Scurvy past and present. Philadelphia; London, 1920; Harris L.J. Vitamins in theory and practice. Cambridge, 1938; Kodicek E.H., Young F.G. Captain Cook and scurvy // Notes and Records. The Royal Society Journal of the history of science. 1969. Vol. 24. Issue 1. P. 43–63; Watt J. The medical problems of the voyages of two northern circumnavigators – Lord Anson and Captain James Cook // Newcastle School of Medicine, 1834–1984: sesquicentennial celebrations / ed. by. Gordon Dale, F.J.W. Miller and Kath Bramley. Newcastle upon Tyne, 1985; Carpenter K.J. The history of scurvy and vitamin C. New York, 1986. P. 43–97; Bown S.R. Scurvy how a surgeon, a mariner and a gentleman solved the greatest medical mystery of the age of sail. New York, 2003; Stubbs B.J. Captain Cook’s Beer; the anti-scorbutic effects of malt and beer in late 18th century sea voyages”. Asia and Pacific Journal of Clinical Nutrition. 2003. № 12 (2). P. 129–137; Baron J.H. Sailors’ scurvy before and after James Lind – areassessment // Nutrition Reviews. 2009. Vol. 67. № 6. P. 315–332; Durzan D.J. Arginine, scurvy and Cartier’s «tree of life». URL: https://ethnobiomed.biomedcentral.com/articles/10.1186/1746–4269–5–5; Lamb J. Scurvy: The disease of discovery. Princeton, 2017; Сингх С., Эрдзард Э. Ни кошелька, ни жизни. Нетрадиционная медицина под следствием. М., 2017.


[Закрыть].

Изучив опыт Кука, Паллас сделал выводы из его наблюдений, изложив их в издаваемом Академией наук «Месяцеслове». Следуя рекомендациям мореплавателя, академик составил список антицинготных продуктов, внеся поправки в антицинготную практику Кука. В него попали кислая капуста, сушеный суп, соленый щавель, горчица, хрен, овсяная крупа, крепкое виноградное вино с Мадейры, можжевеловые ягоды, сахарный сироп, «из солоду сделанный экстракт, сосновая американская противоцинготная эссенция и очень хорошо закупоренный солод»[175]175
  РГАВМФ. Д. 172. Оп. 1. Д. 408/II. Л. 286, 434, 469. Значение цитрусовых как антицинготного средства, замеченное моряками еще в XV в., подчеркивалось в трудах генерального хирурга Ост-Индской компании Джона Вудалла (1617) и было выявлено в результате клинических испытаний шотландского корабельного врача Джемса Линда (1716–1794), автора «Трактат о цинге» (1753 г.), интуитивно связавшего цингу не с гниением, а с нехваткой вырабатывающего коллаген витамина С, который еще только предстояло открыть (Lind J. A treatise on the scurvy. In three parts. London, 1772). Однако высказанные Линдом идеи не получили тогда должного распространения. См. подробнее: Milne I. Who was James Lind, and what exactly did he achieve? // JLL Bulletin: Commentaries on the history of treatment evaluation. URL: http://www.jameslindlibrary.org/articles/who-was-james-lind-and-what-exactly-did-he-achieve/


[Закрыть]. Дополняя лечебную диету Кука, Паллас использовал в своих рекомендациях наблюдения плававшего с британцем И.Р. Форстера и опыт русских моряков, особо ратуя за использование сухарей из кислой муки, приготовленные из ржаных отрубей[176]176
  Месяцеслов с наставлениями на 1779 год. СПб., 1779. С. 59. В Архангельске, например, рыбаки-поморы применяли тресковый жир и печень трески, для предохранения использовали теплую кровь животных, сырую рыбу, строганину, особую брагу, настоянную на моршке, смешивали ее с топленым молоком. Это кислое питье называли «ставка». Кроме того, в рацион входили капуста (свежая и квашеная), лук, чеснок, клюква, лебеда, сныть, крапива, щавель, редька, морковь, хрен, ягоды можжевельника.


[Закрыть]. По мнению Палласа, опасным продуктом является соль – ведь самоеды и остяки, например, ее не едят, питаются растительной пищей, и цинги среди них не замечено[177]177
  Там же. С. 82.


[Закрыть]. Ценным продуктом против цинги представлялся ему квас. Доказательством его полезности, по мнению академика, служат русские тюрьмы, в которых заключенные употребляют ржаной хлеб и квас, а горячки и других «гниючих болезней» не наблюдается[178]178
  Там же. С. 58.


[Закрыть]. Особое внимание уделялось и изготовлению «сбитня морского». Сохранилась рецептура его приготовления. В камбузе надлежало установить печи и «в те печи вмазать большие медные котлы с крышками. На той кухне поставить большие чаны и приготовить бочки для варения». В состав напитка входили по тридцать ведер вина, пива и уксуса, 15 ведер меда, 3,72 фунта имбиря и 1,84 фунта перца. Напиток следовало кипятить до уварки десятой части, после чего «отнять» огонь, остудить и перелить сбитень в чаны, а через двенадцать часов – по бочкам, в соотношении шесть частей воды к одному. Еще двенадцать часов подождать, пока сбитень закиснет, после чего отпускать его команде[179]179
  РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 367. Л. 361.


[Закрыть]. Столь же внимательно следовало и изучить опыт русских мореходов, на что, кстати, обращал внимание и Кук, отмечавший, что русские не только обладают «искусством из посредственной снеди изготовить вкусные блюда», наподобие «пудинга, или пирога из лососинной икры», но и используют такой полезный продукт, как «ягодный сок».

Это «секретное оружие» русских вызвало особый интерес у Палласа. Разговоры о «сыропе» из клюквы велись еще на первом совещании у Чернышева 26 декабря 1786 г.[180]180
  РГАВМФ. Д. 172. Оп. 1. Д. 408. Ч. II. Л. 280.


[Закрыть] в марте 1787 г. четыре бутылки экспериментального «клюквенного сыропа» различной крепости были переданы на пробу Муловскому. После дегустации дело вышло на промышленный уровень – для нужд экспедиции приготовили два оксофта с шестой частью водки, два оксофта без водки и один оксофт без добавок, «один клюквенной сок и сахар»[181]181
  Там же. Л. 280. Л. 423, 424. Оксофт – старинная мера жидкости для спиртных напитков, равная 180 штофам; бочка определенного размера.


[Закрыть]. Не вполне, впрочем, ясно, какие ингредиенты входили в состав «клюквеннаго сыропа», так как в дальнейшей переписке фигурирует морошка. Малые бочонки приготовленного в Архангельске «сыропа» в количестве 549 ведер и трех кружек погрузили на судно «Фанни» (шкипер Томас Стивенс) и отправили в Портсмут. Здесь груз должен был дожидаться прибытия кораблей Муловского. Когда же экспедицию отменили, встал вопрос о том, что с ним делать дальше – напиток портился, а за хранение груза на портсмутских складах приходилось платить немалые для казны суммы. Кончилась история тем, что посланнику в Лондоне графу С.Р. Воронцову направили распоряжение продать еще годный к употреблению «клюквенный сыроп» и закрыть на этом дело[182]182
  Там же. Д. 367. Л. 283.


[Закрыть].

Между тем еще до прихода кораблей в Лондон должен был приехать сам Муловский, которому было поручено подготовить все необходимое для отправления в плавание. В апреле 1787 г. наделенный огромными полномочиями, Муловский выехал в Европу. Ему было поручено закупить в Англии самые современные приборы и инструменты: секстаны Гадлея, циркулярные инструменты, хронометры, ахроматические трубы, магниты для уничтожения девиации компасов, квадранты макрометрические телескопы и астролябии для береговых наблюдений. Планировалась также закупка хирургических инструментов и специальных печей с котлами «для перегону морской соленой воды в пресную»[183]183
  Там же. Ч. II. Л. 433 об. Среди документов экспедиции сохранились материалы о полученных из Лондона выписках из судовых журналов британского доктора Крелля с «опытами, дабы предохранить свежую воду на море от тухлости», и замечаниями адмиралтейского доктора Лакса о том, как «посредством купоросной кислоты предохранить свежую воду» (РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 408. Ч. II. Л. 424–427 об.).


[Закрыть].

В особое «попечение» Муловского входил поиск ученых для проведения научных исследований[184]184
  РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 414. Л. 394 об.–396.


[Закрыть]. Организаторы делали особый акцент на приглашении в Петербург участников плаваний Кука. Одного из них, профессора Георга Форстера, сына Иоганна Рейнгольда Форстера, участвовавшего с отцом во 2-м плавании Кука, рассматривали как ученого, наиболее подходящего для «произведения наблюдений физических, метеорологических и естественной истории». В 1779 г. молодой Форстер защитил диссертацию в Галльском университете, затем преподавал в Касселе, а в 1784–1787 гг. занял должность профессора Виленского университета, заключив 8-летний контракт. Переговоры с ним были поручены самому Муловскому, получившему письма с рекомендациями от посла в Варшаве графа Штакельберга епископу Виленскому и к самому Форстеру[185]185
  19 апреля Чернышев доложил Екатерине II о его отъезде.


[Закрыть]. Он должен был обсудить контракт с Форстером: его жалованье, равное профессорскому Виленского университета, пенсию вдове и детям («жене по замужество или по смерть, детям – до вступления в брак или совершеннолетие»), «растолковав» при этом, что «сколько бы не умерено было жалованье, но тем уже велико, что будет получаемо всю жизнь». По достигнутому с Форстером соглашению устанавливались следующие «кондиции». Форстер должен был уволится из Виленского университета, получив доплату 1400 рублей, которые следовало заплатить Университету в компенсацию разрыва контракта. На проезд жены и детей, имущества, библиотеки казна выделяла 5400 рублей. Жалованье полагалось в размере 3 тыс. рублей в год и выплачивалось с 1 октября 1787 г. После возвращения из экспедиции Форстер должен был в течение года получать 3 тыс. рублей, а затем еще по 1 тыс. в год. На корабле ему предоставлялась отдельная каюта. И особое условие – Форстер обязывался дать присягу о сохранении тайны, касающейся всех будущих открытий.

Переговоры с «историографом» экспедиции проходили нелегко. В августе 1787 г. Форстер потребовал, чтобы его назначили ординарным профессором Петербургской академии наук с соответствующим чином, тогда как в Вильне он находился на должности королевского титулярного советника. Потребовал Форстер и дополнительных субсидий в 530 руб. к назначенным для Виленского университета «откупным» 1400 рублям, которые пошли бы на возмещение издержек на переезд семьи из Касселя в Вильну и на ремонт квартиры. Деньги (5400 руб.) были переведены через Штакельберга на банковский дом Сутерланда[186]186
  РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 367. Л. 406 об.


[Закрыть]. Когда же экспедицию отменили, Форстер находился в Геттингене – он уже расторг контракт с Виленским университетом и оказался в крайне стесненном положении, потеряв место, «которое для него было выгодно и прочно». Он попытался было попасть в состав испанской экспедиции на Филиппинские острова, но и здесь Форстера ждала неудача. Ему, впрочем, удалось получить скромное место директора университетской библиотеки в курфюршестве Майнц. Когда же волны Французской революции перекатились за Рейн и французские войска вступили в Майнц, Форстер, вольнодумец и гуманист, примкнул к ревностным защитникам идей якобинцев и стал одним из руководителей присоединившейся к Франции Майнцской республики.

На место второго «историографа» были намечены Иван Яковлевич Рудольф, профессор хирургии и повивальных искусств, профессор Калинкинского медико-хирургического института (с 1784 г.) и доктор медицины и дипломат Яков Рейнегс (наст. фамилия Энхлих), человек необычный, биография которого более напоминает приключенческий роман. Бывший цирюльник в Лейпциге и актер в Вене, он практиковал врачом в Венгрии и был естествоиспытателем в Польше. Зная турецкий язык, он проживал когда-то в Османской империи, по слухам, принял магометанство, после чего перебрался в Тифлис. Здесь он открыл типографию, а затем пристроился придворным врачом Ираклия II. В 1782 г. он перебрался в Россию и попал в фавор к светлейшему князю Г. Потемкину, приняв участие в подготовке Георгиевского трактата. В момент подготовки экспедиции Муловского Рейнегс состоял инспектором врачебной школы при Петербургской Екатерининской больнице.

Среди потенциальных участников плавания был и рекомендованный Форстером участник плавания Кука Уильям Бейли, астроном и ведущий сотрудник Королевской военно-морской академии в Портсмуте Бейли, который, как отмечал Муловский, «не без великих выгод намерен… предпринять в 3 раз таковое путешествие». Кроме них, к участию попытались привлечь ординарного академика Петербургской академии Иоганна Бернулли, доктора медицины С. Зёммеринга и четверых живописцев.

Разумеется, особое внимание при подготовке экспедиции было уделено подбору командного состава. Выбор руководителей морского ведомства пал на очередного «ветерана» Кука – Джемса (Жамеса) Тревенена (1760–1790) из Камборна (Корнуолл), сына преподобного Джона Тревенена и Элизабет Теллам. Он окончил Королевскую военно-морскую академию в Портсмуте (1775) и служил штурманом на флагманском «Резолюшн». После гибели Кука мидшипмен Тревенен перешел на «Дискавери», где попал под начало Кинга. Подружившись с командиром, Тревенен с тех пор служил вместе с ним. Во время Войны за независимость США на 24-пушечном фрегате «Крокодайл» (1781) он крейсеровал в Ла-Манше и Северном море, затем на «Резистансе» (1782) участвовал в военных конвоях в Вест-Индии, отличившись в операциях Горацио Нельсона против французского флота у о-ва Гранд-Терк. После смерти Кинга от туберкулеза в 1784 г. татуированный на тихоокеанских островах Тревенен оставил службу и несколько лет путешествовал по Европе. В 1786 г. он, правда, попытался вернуться на службу, но безуспешно. Сначала сорвалось его назначение на «Первый флот», отправляемый в Австралию для основания колонии в Новом Южном Уэльсе. Не удалось ему и возглавить экспедицию по доставке саженцев хлебного дерева с островов Тихого океана в Вест-Индию – место Тревенена занял еще один «ветеран» Кука, штурман Уильям Блай. Но неудачи Тревенена не остановили. Он встретился с полномочным министром России в Лондоне С.Р. Воронцовым и представил ему план организации торговли пушниной в Тихом океане: три корабля должны были совершить плавание из Кронштадта к берегам Камчатки, после чего два судна остались бы у берегов полуострова, а третье направилось бы собирать добытые промышленниками меха для доставки в Японию.

В Петербурге на предложение Тревенена отреагировали незамедлительно – Тревенен был приглашен в Россию как один из возможных руководителей экспедиции Муловского. Но по дороге в Россию с ним приключилось несчастье: выехав из Лондона в июне 1787 г., он добрался до Берлина, где сломал ногу, и прибыл в Петербург только в октябре. 27 октября 1787 г. его приняли на службу капитаном 2-го ранга, причем в соответствии с распоряжением Екатерины II жалованье Тревенену предписывалось выплачивать из средств Кабинета «доколе он в службе нашей останется»[187]187
  РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 367. Л. 131, 134. О Тревенене см.: The Journals of Captain James Cook on his Voyages of Discovery: Vol. III. Part 2: The Voyage of the Resolution and Discovery 1776–1780 / ed. by J.C. Beaglehole. London, 1967. P. 1462.


[Закрыть].

Весна, лето и ранняя осень 1787 г. прошли в напряженной работе по снаряжению экспедиции. Руководство всеми делами легло на плечи графа Чернышева, канцелярия которого превратилась в настоящий штаб подготовки. Сам граф, состоявший в свите императрицы во время ее «исторического путешествия в Тавриду», еще в апреле 1787 г. полагал, что уже к августу корабли будут готовы, но был не в состоянии лично контролировать снаряжение кораблей, так как был разбит «жестокими ревматическими припадками» и не мог «ни сидеть, ни лежать, ни стоять»[188]188
  РГАВМФ. Ф. 172. Оп. 1. Д. 414. Л. 386, 386 об., 388 об.


[Закрыть].

К началу октября 1787 г. тем не менее почти все было готово – суда были «введены в Кронштадтский канал», командирам были вручены инструкции, а команды полностью укомплектованы[189]189
  «Служителей назначить столько, сколько было на судах аглинскаго капитана Кука», – говорилось в инструкциях (Там же. Д. 367. Л. 263, 263 об.).


[Закрыть]. На корабли были выданы выписки и копии всех журналов плаваний русских моряков в Тихом океане начиная с 1724 г., а также по 14 морских карт, включая генеральную, для проверки «что в оных справедливо, что сомнительно и ложно» и собрания книг по навигации, среди которых числились четыре экземпляра «Описания вояжа» Кука[190]190
  Там же. Д. 408. Ч. II. Л. 420–421.


[Закрыть]. Для закрепления за Россией открытых земель на корабли были погружены 200 чугунных гербов, 1700 золотых, серебряных и чугунных медалей с надписями на латинском и русском языках, отлитые на Александровском Олонецком заводе с пометами 789, 790 и 791 годов для установки в местах, открытых Муловским, а также гербы без обозначения года, которые следовало разместить на островах и берегах, открытых русскими до прихода экспедиции.

Однако указаний к выходу в море не последовало – 16 октября из-за начавшейся русско-турецкой войны 1787–1791 гг. Екатерина II в указе графу Чернышеву распорядилась «по настоящему военному времени, требующему заряжение казны нашей на самыя нужныя по оному издержки» экспедицию Муловского «отложить до удобнаго времяни»[191]191
  Там же. Д. 414. Л. 41.


[Закрыть]. 28 октября последовал официальный указ Адмиралтейств-коллегии об отмене экспедиции[192]192
  Там же. Ф. 227. Оп. 1. Д. 50. Л. 46.


[Закрыть].

Муловский был назначен командиром корабля «Мстислав» и должен был отправиться в составе эскадры адмирала С.К. Грейга в Средиземное море. Однако из-за начавшейся в июне 1788 г. войны со Швецией экспедицию отменили – основной театр боевых действий переместился на Балтику. Король Густав III лелеял далеко идущие замыслы и рассчитывал взять реванш за неудачи в прошлых войнах: вернуть потерянные территории в Финляндии, Эстляндию, Лифляндию и Курляндию, войти в Петербург и ниспровергнуть ненавистного Медного всадника[193]193
  См. подробнее: Головачёв В.Ф. Действия русского флота в войне со шведами в 1788–1790 годах. Т. 1. СПб., 1871.


[Закрыть]. Ключом к успеху должна была стать победа над русским флотом. Дело решилось в кровопролитном Гогландском сражении 6 июля 1788 г. между эскадрами С.К. Грейга и герцога Карла Зюдерманландского. Муловский командовал в нем 74-пушечным кораблем «Мстислав» и имел случай отличиться: несмотря на тяжелые повреждения, его корабль до последнего бился с превосходившими по численности шведскими линейными кораблями, прикрывая флагманский «Ростислав», и «во уважение отличной храбрости и мужественных подвигов, оказанных 6 июля 1788 года нанесением более других вреда флоту шведского короля», Муловский был пожалован орденом Св. Георгия IV степени[194]194
  Храповицкий А.В. Дневник, 1782–1793. По подлинной его рукописи, с биографической статьей и объяснительным указателем Николая Барсукова. СПб., 1874. С. 116.


[Закрыть]. Спустя год Муловский, уже в чине капитана бригадирского ранга, погиб 15 июля 1789 г. во время Эландского сражения[195]195
  Об Эландском сражении и обстоятельствах, сопровождавших гибель Муловского см.: Гребенщикова Г.А. «Странно и непостижимо, что адмирал Чичагов не идет ко мне на помощь» (к вопросу о действиях главнокомандующего флотом в войне России со Швецией в 1788–1790 годах) // Санкт-Петербург и страны Северной Европы. 2019. № 1(21). С. 183, 184.


[Закрыть]. По распоряжению командующего флотом адмирала В.Я.Чичагова тело доблестного командира «Мстислава» перевезли на госпитальное судно «Холмогоры» и уже на нем отправили в Ревель. Ирония судьбы – как раз на «Холмогорах», флагманском корабле своей тихоокеанской экспедиции, должен был Григорий Иванович Муловский возглавлять первое русское кругосветное плавание и пронести российский флаг через Тихий океан. Однако судьба распорядилась иначе, и теперь на борту «Холмогор» тело погибшего командира в последний путь сопровождал офицер «Мстислава» – лейтенант Иван Федорович Крузенштерн.

Трагично сложилась и судьба второго руководителя несостоявшейся экспедиции – Джемса Тревенена. Оба бывших руководителя первого несостоявшегося русского заморского плавания словно бы продолжали соревнование между собой. Как и Муловский, Тревенен участвовал в Гогландском сражении, во время которого командовал 66-пушечным «Родиславом» и, не уступая Муловскому, был также пожалован орденом Св. Георгия IV степени[196]196
  Храповицкий А.В. Дневник… С. 119.


[Закрыть]; затем он ушел в крейсерство в финляндские шхеры. В письме Воронцову от 1 октября 1788 г. канцлер А.А. Безбородко отмечал: «Тревенен, которого вы нам достали, человек отличный и которой из себя обещает знаменитаго адмирала. Мы с Грейгом условились уж при первом случае стараться повесть его чином далее»[197]197
  Архив князя Воронцова. Кн. XIII. М., 1879. С. 154; Григорович Н. Князь Александр Андреевич Безбородко в связи с событиями его времени. Т. I. 1747–1787 гг.: Сборник РИО. Т. 26. СПб., 1879. С. 408.


[Закрыть]. Как, впрочем, выяснилось, внимательно следили за успехами Тревенена и в Лондоне. В письмах Екатерине II и канцлеру Безбородко от 17 июля 1789 г. Воронцов не без злорадства сообщил, что в Лондоне никак не могут пережить потерю «офицера столь высокого достоинства» и по сей день «тужат», что он служит в России. Но посла тревожили слухи о том, что награжденный во время русско-шведской войны за храбрость золотой шпагой Тревенен, «коего искусство всеми здесь признано», недоволен русской службой и может вернуться на родину[198]198
  Письмо Екатерине II от 3 апреля 1789 г. (Архив князя Воронцова. Кн. XVI. М., 1880. С. 271).


[Закрыть]. Как ему удалось выяснить, поводом стал конфликт британца с командиром Ревельской эскадры адмиралом В.Я. Чичаговым, который, по словам Безбородко, был бы «всех иностранцов рад с рук сжить»[199]199
  Архив князя Воронцова. Кн. XIII.С. 169. Об отношениях Тревенена и Чичагова см.: Записки адмирала Чичагова, заключающие то, что он видел и что, по его мнению, знал / предисл., примеч. и заметки Л.М. Чичагова; подгот. текста игуменьи Серафимы; предисл. и коммент. Т.С. Фёдоровой. М.: Российский фонд культуры: Студия «ТРИТЭ»: Российский архив, 2002.


[Закрыть]. Адмирал сделал ему взыскание за обучение рекрутов артиллерийской стрельбе и маневрам, во время которых он посмел «тратить казну государства, теряя столько пороху». В ответ Тревенен резко заявил, что «порох для рекрут употребляемый, не должно считать потраченным, а что тот токмо потрачен будет со вредом и к безславию флота, который употребляется в сражении людьми, к оному не привыкшими и кои им обучаемы не были». Воронцов, высоко ценивший таланты Тревенена и полагавший, что он «один токмо может заменить неоцененную для России потерю адмирала Грейга»[200]200
  Адмирал С.К. Грейг умер во время войны.


[Закрыть], всячески отстаивал своего протеже. Сначала Тревенена, как счел Воронцов, несправедливо обошли с производством в контр-адмиралы[201]201
  Архив князя Воронцова. Т. XVI. С. 228.


[Закрыть]; теперь же не позволяют должным образом проявить себя: «Так мы потеряем человека, коего уже никем заменить не можно», – с горечью констатировал Воронцов[202]202
  Письмо канцлеру Безбородко от 17 июля 1789 г. (Архив князя Воронцова. Т. XVI. С. 222, 223).


[Закрыть]. Семен Романович, подобно вещей Кассандре, невольно предрек кончину Тревенена: «проклятое шведское ядро»[203]203
  Архив князя Воронцова. Т. XVI. С. 237.


[Закрыть] насмерть сразило британца во время Выборгского сражения 22 июня 1790 г., когда, командуя 66-пушечным кораблем «Не тронь меня», Тревенен сдерживал прорыв шведского флота короля Густава III из Выборгского залива[204]204
  В феврале 1789 г. он женился в Кронштадте на Элизабет Фархварсон (1760–1845), вернувшейся после смерти Тревенена в Англию, вторично вышедшей замуж и скончавшейся в Бате. Две сестры Тревенена, Элизабет (1750–18??) и Джейн (1753–1829), вышли замуж за двух братьев из корнуоллской фамилии Пенроузов, Чарльза и Джона. Дочь Джейн, Мэри Пенроус (1791–1873), стала супругой историка и педагога Томаса Арнолда (1795–1842), директора новаторской школы Рагби в Йорикшире. Одна из их внучек, Джулия Франсис Арнолд (1862–1908), вышла замуж за сына знаменитого зоолога и известного эволюциониста Томаса Генри Хаксли (Гексли) (1825–1895) Леонарда Хаксли (1861–1933). Ее сыновья – Джулиан Сорелл Хаксли (1887–1975), биолог, первый генеральный директор ЮНЕСКО, и Олдос Леонард Хаксли (1894–1963), знаменитый британский писатель.


[Закрыть]. Рядом с ним сражался другой будущий русский «кругосветчик» – молодой мичман Василий Михайлович Головнин.