Текст книги "Мы, домовые"

Если бы рядом стояла супруга – он бы приосанился, собрался с духом, заявил, что и не такие беды видывал, да справлялся. Перед женой нужно выглядеть героем, это он знал твердо. Перед старым упрямым Евсеем Карповичем, бывшим старше чуть ли не втрое, хорохориться не приходилось. И даже было вредно – насколько Трифон Орентьевич знал этого домового дедушку, Евсей Карпович мог и завизжать, и укусить, и поди потом с ним помирись. А без него эту кашу никак не расхлебать…

– Нужно моему Денису Анатольевичу сказать.

Евсей Карпович раньше в разговорах с домовыми называл своего хозяина попросту Дениской. Но чем старше становился Денис, тем большее уважение к нему показывал домовой дедушка. Матрена Даниловна, тайком к нему бегавшая, все печалилась: негоже такому замечательному хозяину – да без жены с детишками.

– Вот переедем на новую квартиру – будет и жена, будут и детишки, – отвечал Евсей Карпович. – В однокомнатной съемной только дурак семью заводит.

И это еще больше огорчало Матрену Даниловну – ведь если Денис переберется в новое жилье, по всем правилам пригласив с собой домового, то она-то с кем останется? С постылым супругом Лукьяном Пафнутьевичем, который вконец обленился?

– А что может сделать против гремлинов твой Денис Анатольевич?

Домовые крепко задумались.

Брауни умеют очень ловко прятаться от людей; гремлины, значит, тоже. Посылать людей на охоту за гремлинами нелепо. Есть ли в здешних краях колдуны, способные сладить с этой нечистью, – неизвестно. Не ставить же на них мышеловки! И так получается, что, кроме домовых, остановить зловредный отряд некому.

– Этот твой Олд Расти, чтоб он сдох, уже по-русски малость лепечет, – рассуждал Евсей Карпович. – Значит, с деревенскими домовыми худо-бедно сговорится. А они же деньги любят! А гремлины без денег в дорогу вряд ли вышли. Так что смогут пропитанием себя обеспечить. И это плохо…

– Но другое хорошо! Они пойдут пешком. Ведь ежели они заберутся в автомобиль или автобус, то не удержатся – испортят его! – сказал Трифон Орентьевич. – И мы можем их опередить.

– Опередим – а дальше что? Ты знаешь, как с гремлинами воевать? Вот и я не знаю!

– Одно средство у меня есть. Подействует ли – не знаю. Дома в мешке сидит…

– Что за средство?

Трифон Орентьевич ответил не сразу.

– Ты, Евсей Карпович, не серчай. Неохота напоминать тебе…

– Вот ты про что! Он как, жив еще?

– А что ему сделается! Я его по подвалам таскаю, он крыс отлично истребляет. Тем и кормится.

Евсею Карповичу действительно было неприятно говорить о том, кто у Трифона Орентьевича дома в мешке сидит.

Два десятка дет назад старый домовой дедушка пристрастился к компьютерной игрушке, в которой бегал по лабиринту рот и глотал кристаллы. Так Евсей Карпович увлекся, что вообразил, будто он этот самый рот и есть. И сработала никому не понятная магия – он оживил, можно сказать, сам создал странное существо, которое принялось из него жизненные соки пить. Насилу Трифон Орентьевич его от этого морока освободил, а существо, названное Проглотом, унес и приспособил высасывать жизненные соки из крыс.

Норовистый Евсей Карпович в иное время завизжал бы – как визжал спервоначалу, когда ему эту историю припоминали. Но сейчас было не до того, чтобы норов казать.

Кто и когда приставил домовых к соблюдению порядка – неведомо. Но они этот давний уговор с людьми уже много сотен лет выполняли. Даже когда люди сами, по великой своей глупости, желали причинить себе вред – домовые всеми силами их удерживали и восстанавливали порядок. А сейчас вмешались существа, смысл жизни которых – вредить. То, что Олд Расти повредил в ночном клубе звуковую установку, было хорошо. А то, что он ушел с неведомо откуда взявшимися гремлинами портить причальную мачту и дирижабли, – плохо. Стало быть, и рассуждать не о чем, нужно действовать.

– Тебя Никишка привез? – спросил Евсей Карпович.

– Он самый.

– Надо бы его перехватить, когда обратно поедет, да привезти мешок, да сговориться, чтобы как-то нас завезти по той дороге подальше… Они-то пешком идут, а мы как раз им на пути засаду устроим…

– Кого это – нас?! Кому это – засаду?!.

Опытная Матрена Даниловна ловко расспросила молодую Маланью Гавриловну и поняла, что Трифон Орентьевич приехал втравливать Евсея Карповича в какое-то дельце. С одной стороны, Матрена Даниловна хотела, чтобы ее друг хоть немного отвлекся от планшета. Всех этих компьютерных затей она побаивалась. С другой – она знала, что к Трифону Орентьевичу так и липнут всякие опасные чудеса, то он кикимору гоняет, то за Молчком аж в деревню ездит. Словом, она пошла подслушивать, да еще Маланью Гавриловну за собой потащила. А та, хотя уж почти двадцать лет была замужем, ни разу совещаний домовых дедушек не подслушивала и сперва чувствовала себя очень неловко. Но как поняла, что Евсей Карпович и Трифон Орентьевич сманивают друг дружку в опасную экспедицию, так и взвилась!

– Не для того я замуж выходила, чтобы мужа незнамо куда отпускать! А случись что – кто будет сыновей растить и школить? Да они без отцовской науки и таракана не задавят, и от мыши прятаться будут, и паутину порвать не сумеют! – возмущалась Маланья Гавриловна, а хитрая Матрена Даниловна помалкивала – ей хотелось чужими руками этот скандал произвести.

Но Трифон Орентьевич знал свою женушку не первый день.

– Кто ж тебе напел, Малашенька, что ты мужа незнамо куда отпускаешь? Этак ты и до того додумаешься, что он к чужому дому пристанет и с чужой домовихой сойдется!

– Он собственной жены – да к чужой домовихе? Не бывать этому!

– Вот и я говорю тебе – не бывать! Потому что ты вместе со мной пойдешь, как положено доброй жене!

Тут Маланья Гавриловна и замолчала. А Матрена Даниловна даже съежилась – поняла, что теперь ей Евсея Карповича дома не удержать.

– Вот и отлично, будет кому пропитанием заниматься, – сказал Евсей Карпович. – Так что вези, Трифон Орентьевич, детишек домой, сдавай их под присмотр Мартыну Фомичу, уговаривайся, кто за тебя хозяйскую квартиру обихаживать будет, бери мешок сам знаешь с чем и возвращайся.

Командовать Евсей Карпович любил и пользовался всяким для того удобным случаем. Матрена Даниловна не возражала – да и попробовала бы возразить!

Как многие домовихи, решения она принимала быстро. Если Трифон Орентьевич берет с собой жену, а Евсей Карпович этим даже доволен, так не увязаться ли и ей следом?

– Стало быть, Трифон Орентьевич маленьких домой отвезет и мешок привезет, а мы с тобой, Маланья Гавриловна, будем в дорогу собираться, – сказала она. – Путь неблизкий, надо как следует набить заплечные мешки и раздобыть побольше денег, да и иного, что на обмен пойдет. Евсей Карпович, ты много знаешь, чем можно с гремлинами воевать? Что их проймет?

– Ну…

Вот именно этого норовистый домовой дедушка и не знал. Трифон Орентьевич мог сообщить только то, что на них действуют сильные слова, но где же такие слова взять? Не ехать же в далекую Америку, которой, может, и вовсе на свете нет, не искать же индейских колдунов, сумевших эти самые слова подобрать…

Поразмыслив, решили: если домовые побаиваются огня, то и гремлину не понравится, если ему штаны подпалят. Нужны, выходит, спички и зажигалки, а где их взять? Само слово «спичка» молодежи было уже непонятно. Зажигалки были у тех, кто курит, но курильщиков осталось немного – Евсей Карпович помнил странные времена, когда мужчина или женщина без сигареты казались очень странными, Трифон Орентьевич этих времен почитай что не застал, а Арсюшка с Гордейкой как-то раз нашли сигаретный бычок, но старших об этой вонючей штуке спрашивать побоялись – нашли-то они его во дворе у мусорки, куда ходить им мать запретила.

Автомобильный Никишка заглянул к Евсею Карповичу сказать, что хозяин его автомобиля оставил свою технику у подъезда, а сам пока сидит у кого-то в гостях, так что если Трифон Орентьевич с семейством собирается домой, пусть бежит скорее, не то придется через весь город пешком брести.

Матрена Даниловна привела Арсюшку с Гордейкой, снабдила их на дорогу лакомством – половинкой конфеты на двоих, и Трифон Орентьевич с детьми и Никишкой ушел.

Он полагал, доставив внучат к родному деду, Мартыну Фомичу, пошарить в хозяйской библиотеке. Там, кроме огромных словарей, учебников и географических атласов, было много любопытного. Возможно, нашлись бы и сильные слова против гремлинов.

Трифону Орентьевичу было жаль Олд Расти – все-таки он привязался к этому чудаку. А сильное слово – оно такое, бьет наповал. Если бы Олд Расти один затеял какую-то глупость – Трифон Орентьевич его бы пожалел, хотя жалость – не достоинство домового дедушки, жалость имеют право проявлять только домовихи. Но гремлинов вместе с Олд Расти было шестеро. То есть – пятеро прибыли сюда неведомым путем, не поленились, отыскали Олд Расти, увели с собой. Не силком утащили – сам пошел, вот что плохо…

Пока Трифон Орентьевич копался в книгах, а время у него было – Никишка собирался в дорогу только через день, его милые детки затевали проказу.

Они знали, что их оставят с дедом, а родители куда-то поедут, и явно туда, где весело и интересно. Нельзя сказать, что жизнь домовых так уж скучна, случаются и у них приключения, но путешествуют они очень редко – если хозяин, решив сменить жилье, приглашает собой по всем правилам старинного вежества, оставив на ночь посреди кухни шапку, ведро иди хоть башмак, но с наговором:

– Дом-домовой, пойдем со мной, веди и домовиху-госпожу, чем сумею – награжу.

Бродят, а не дома сидят, разве что безместные домовые – и те норовят хоть куда-нибудь приткнуться, вот как Никишка.

Однако Трифону Орентьевичу пришлось постранствовать, и сыновья бате завидовали.

А зависть – это такая штука, что пробуждает удивительную способность к вранью, а также хитрость и даже сообразительность. Опять же, любопытство. Арсюшка с Гордейкой знали, что еще лет через десяток их определят в подручные, чтобы пожили вдали от любезной матушки да приучились к взрослому житью. И потом уж, как стукнет сорок лет, начнут им понемногу искать невест, если только сами не захотят остаться одиночками.

Трифон Орентьевич дал наказ своим подручным, Пахомке с Ефремкой, велел блюсти заведенный порядок, обещал привезти гостинцев. После чего, выспавшись и *попрощавшись с дедом и сыновьями, взял мешок, в котором сидело существо, прозванное Проглотом, вместе со своим питомцем Калабашкой, и раненько утром пошел во двор – ждать автомобиля, в котором хозяин Никишки возил из деревни овощи, картофель, яблоки, а бывало – и яйца, и поросенка.

Но батя не знал, что чада, пользуясь дремотой Мартына Фомича, выскользнули следом и, затаившись за углом, тоже ждали автомобиля.

Пока Трифон Орентьевич помогал Никишке вытолкать наружу гнилую картофелину, они и проскочили в автомобиль. Там они спрятались в самый дальний угол, за сбитый в ком грязный мешок. И обнаружили себя, когда сборы в дорогу уже были в разгаре.

Домовята попросту проголодались…

Маланья Гавриловна чуть чувств не лишилась. Трифон Орентьевич отвесил наследникам по хорошей оплеухе. Матрена Гавриловна пошла искать Никишку, чтобы вразумить его чем-нибудь тяжелым: что ж ты, дармоед, за порядком в автомобиле не следишь?! Этак у тебя не то что два малыша, а целая свинья кататься будет, ты и не заметишь!

Никишку пришлось еще ждать. Автомобиль, который он обихаживал, не каждый день появлялся возле дома, где жили Евсей Карпович и Матрена Даниловна. А кончился разговор автомобильного с разъяренной домовихой вовсе неожиданно.

Матрена Даниловна всего лишь хотела, вразумив бездельника, отправить с ним Арсюшку с Гордейкой обратно к деду. Но случилось роковое совпадение.

Никишка устал быть автомобильным. Не то чтобы он по природе был лентяем и неумехой – нет! Но всякий домовой трудится ради порядка. Его знакомец, автомобильный Агафон Демьянович, служил в дорогущем «Астоне Мартине», единственном на весь город, и только что языком его не вылизывал. Владелец автомобиля тоже был редким чистюлей, так что получалась не служба, а одно удовольствие. А Никишка выметет грязюку, выскребет все углы, а назавтра глядь – опять три-четыре пуда картошки, бывало, и вместе с полевыми мышами, и со всякой невообразимой дрянью. То есть, содержать автомобиль, где вынули задние сидения и все приспособили для перевозки грязных грузов, в порядке – можно разве что вшестером, и то вряд ли. А домовые, Никишкины знакомцы, посмеиваются: у тебя-де, у грязнули, там скоро гадюки заведутся.

Когда Матрена Даниловна стала его грозно упрекать да укорять, он не выдержал, завизжал, затопал, разрыдался и сбежал.

Истерики с домовыми приключаются очень редко, и Матрена Даниловна, ошалев от таких страстей, побежала к Евсею Карповичу спрашивать, что за хвороба обуяла автомобильного от простых и справедливых слов.

– Так ты бы, матушка, его еще ручкой от мясорубки пришибла – не так бы заревел, – ответил Евсей Карпович, которому было не до Никишкиных душевных тонкостей – он собирался в поход и составлял в уме послание своему хозяину Денису.

Планшет оказался очень удобной штуковиной для переписки с хозяином, виртуальную клавиатуру Евсей Карпович освоил быстро. Смысл послания был такой: свяжись, хозяин Денис Анатольевич, с людьми, которые дирижаблями заведуют, и предупреди, чтобы полетов пока не устраивали, возможны неприятности. Домовой очень надеялся, что удастся остановить отряд гремлинов, но мало ли что… Но не так все просто оказалось с походом. Нужно было сперва отправить малышей домой, к Мартыну Фомичу, да сдать их деду с рук на руки. И вот Маланья Гавриловна привела детишек к автомобилю, а Никишки-то там и нет! Она ждала, ждала, но вместо автомобильного появился его хозяин, сел за руль и укатил.

Трифон Орентьевич и Матрена Даниловна обошли все окрестности, расспросили всех домовых, обитавших в доме, но никто Никишку не встречал. Даже домовихи, через его посредство передававшие родне приветы и гостинцы, ничего не знали. А отыскался он два дня спустя – и тоже, как домовята, вылез на свет, потому что брюхо подвело.

Домовые вообще не обжоры, им мало требуется, но Никишка несколько дней провел в разъездах и не мог толком поесть. Припасы, что были с собой, он истребил, а грязную морковку грызть не пожелал – на нее и смотреть-то было тошно.

– Как же быть?! – возмутился Евсей Карпович. – Мы же на тебя, подлеца, рассчитывали! Думали, ты детишек домой доставишь, а потом и нас до деревни довезешь! Мы бы тебе и деньгами заплатили! Мы бы и продовольствия дали! А ты, шпынь ненадобный?!

– Да ну его совсем, – сказал Трифон Орентьевич. – Пошли, посмотрим в Интернете, какие автобусы ходят в те края. Может, хоть одного автобусного встретим.

– Мало их, автобусных…

– А вдруг?

Хотя домовые днем стараются наружу не вылезать, Трифон Орентьевич пошел на автобусную остановку.

Должно быть, сильно удивлялись пассажиры, услышав из придорожных кустов громкий крысиный писк. А это была вовсе не крыса. Домовые умеют при необходимости сжать добрую дюжину слов в комочек, так их спрессовать, что постороннее ухо ничего не разберет, а для своего брата домового это – очень быстро выкрикнутая фраза.

Несколько автобусов оказались пустыми, но из одного донесся ответный писк.

За время, что этот автобус выпускал одних пассажиров и впускал других, Трифон Орентьевич сумел наскоро побеседовать с автобусным. Тот оказался Зосимой Лукичом и объяснил, что прямо к Берендееву озеру довезти не может, только выпустить на шоссе, на той остановке, что ближе всего, и указать, как идти через лес. Это было уже кое-что! Расписание автобуса он велел искать в Интернете. Оставалось только запомнить номер именно этого автобуса.

Трифон Орентьевич вернулся с отличной новостью – в услугах дурного Никишки домовые больше не нуждались. Евсей Карпович нашел расписание. Оказалось, автобусы в ту сторону ходят четырежды в день. Но угадать, в котором именно служит Зосима Лукич, не удалось – Интернет таких сведений не выдает. Оставалось только засесть в кустах и встречать писком каждый подходящий автобус.

Потом Трифон Орентьевич спросил, водятся ли в подвале крысы или мыши. Ему нужно было подкормить их жизненной силой Проглота с Калабашкой. Евсей Карпович и Матрена Даниловна застыдились: мыши были, но Евсей Карпович больше внимания уделял Интернету, чем хозяйству, а супруг Матрены Даниловны, Лукьян Пафнутьевич, пристрастился к хозяйскому телевизору и гонять грызунов не стал бы ни за какие коврижки. Были в доме и другие домовые, но каждый сидел в своей квартире и в подвал лазить не желал. Одна только Матрена Даниловна бегала к своему приятелю по межэтажным перекрытиям.

Трифон Орентьевич взял свой волшебный мешок, содержимого коего никому не показывал, и отправился в подвал. С ним пошел Евсей Карпович – на случай, если кто-то из здешних домовых вылезет некстати и станет гнать прочь чужака.

В подвале из мешка выбрались Проглот с Калабашкой. Евсей Карпович, собравшись с духом, объяснил этим призрачным созданиям, где искать мышей, они поплыли в нужную сторону, почти растворились в темноте, и вдруг оттуда раздался отчаянный визг.

– Батюшки-светы, никак кто-то из наших! – воскликнул Евсей Карпович. – Я знаю, кто это! Это Акимка, будь он неладен, с Варюшкой туда забрался! Нет чтоб жениться – так они по углам шкодят! Ох, доберусь я до него, ох, Матрене расскажу!

Акимку уже следовало звать Акимом Варлаамовичем, он был самым молодым из здешних домовых дедушек, но, поскольку раньше служил подручным у Лукьяна Пафнутьевича, до сих пор пуще смерти боялся Матрены Даниловны.

Однако из угла выскочил перепуганный Никишка.

– Чур меня, чур! – выкрикивал он. – Сгинь, рассыпься!

– Ах, вот он где! – возмутился Евсей Карпович. – Твой автомобиль когда еще укатил, а ты по чужим подвалам скитаешься! Негодник ты и бездельник, а не автомобильный!

– Не буду я автомобильным, хоть режьте! – отвечал Никишка. – Не могу больше! Сил моих нет!

– Опять в безместные пойдешь? Кыш из подвала! Чтоб я тебя тут больше не видел! Своих обормотов хватает!

– Чего ругаешься, я и сам прочь пойду! Коли тут нечисть завелась!..

Никишка побрел прочь, и вид его был столь жалок, что Трифон Орентьевич крикнул:

– Стой! Куда ж ты, дурень, теперь?…

– А не знаю, куда-нибудь, только не в автомобиль!

Никишка протиснулся в дверную щель и пропал.

– Долго эти твои кормиться будут? – спросил Евсей Карпович.

– Крыс им двух хватает, потом отдохнут – еще двух высосут. А мышей, пожалуй, пять нужно. Ты ступай, Евсей Карпович, я их тут обожду.

– И то…

Евсею Карповичу было довольно неприятно видеть Проглота с Калабашкой, которых сам же он и создал невольно, сам и выманил из недр компьютера. Потому он охотно убрался из подвала и сел вблизи на камушек в зарослях крапивки-яснотки. Сидел, сидел – и закружилась у него головушка…

Комнатный житель Евсей Карпович редко бывал на свежем воздухе, а травяные запахи и кислород для домашнего организма сперва могут оказаться отравой. Так что свалился он с камушка и понял, что уплывает…

Конечно же, он очухался, но забеспокоился – как же выдержать военный поход против гремлинов? В лесу-то, поди, и запахов, и кислорода куда как больше. Он попытался подняться, но не получилось. И понял Евсей Карпович, что он уже очень стар, скоро начнет съеживаться, усыхать, и рыдающая Матрена Даниловна пошлет Якушку с Акимкой искать для него подходящую щель. А кто же еще будет по нему плакать? А больше и некому…

Никишка обретался поблизости – тоже засел в яснотке и думу думал. Услышав, как совсем рядом кто-то охает и кряхтит, он сунулся посмотреть – и обнаружил беспомощного Евсея Карповича. Деваться некуда – он помог норовистому домовому дедушке подняться и довел его до дырки в стене, через которую тайными ходами можно было добраться до жилища Дениса и Евсея Карповича.

– А я думал, ты вовсе никчемный… – вот такой была благодарность, полученная Никишкой.

– Евсей Карпович, не дашь ли хоть каких припасов на дорогу? – спросил Никишка. – Пойду я прочь – туда, где меня не знают. Все начну сначала. Может, место хорошее получу.

– Ты – да хорошее место?!

И тут Евсея Карповича осенило.

– А хочешь, я тебе похвальную грамотку дам? Что служил в нашем доме и примерно себя оказал? И подпишу, и Трифон Орентьевич подпишет, а его многие знают и уважают!

– Правда, что ли?

– Правда – коли нам поможешь.

Евсей Карпович имел в виду самую простую помощь – переноску мешка с припасами. Сам он, кувырнувшись с камушка, уже боялся действий, требующих силы. А Никишка, которому было все равно, куда податься, согласился, понятия не имея, что его зовут на войну.

* * *

В автобусе было темно, грязно и воняло какой-то мерзостью. Зосима Лукич впустил домовых в узенькое пространство под полом, и лезть нужно было быстро – пока шофер принимал деньги у пассажиров. Потому и ругаться было некуда.

А причина для ругани была немалая. Вместе с экспедицией увязалась и Матрена Даниловна.

Уговорились же – она будет смотреть за Арсюшкой и Гордейкой! А она пристроила их в хорошую квартиру к куме Минодоре Титовне. Та своих детей не завела, но считалась хорошей знахаркой, так что за здоровье домовят можно было не беспокоиться. Об этом она и твердила, отбиваясь от Маланьи Гавриловны.

Места было – только-только чтобы смиренно сидеть рядышком, держа в охапке мешки и узлы. А для драки требовалось пространство, чтобы наскакивать и лупить с размаха.

Случаются драки между домовихами, случаются, что греха таить…

Насилу Евсей Карпович и Трифон Орентьевич угомонили Маланью Гавриловну. А чтобы им и впрямь друг в дружку не вцепиться, распихали их по углам и еще поперек щели, где сидели, пристроили Никишку с самым большим мешком.

Ехали долго – часа четыре, даже проголодались. Наконец появился Зосима Лукич и велел поскорее выметаться – место глухое, хорошо, коли две-три бабки ждут автобуса на остановке. В деревне, где когда-то было под сотню дворов, осталось всего пять, да и там доживало свой век старичье.

– Деревня – слева от шоссе, вам туда не надобно, а вы пройдите вперед и увидите справа тропу, по ней можно быстро дойти до озера. Есть еще подальше поворот на большак, но он вам ни к чему, там машины носятся, – предупредил автобусный. – Ну, счастливый путь!

Одуревшие от вони и тряски домовые вывалились на щербатый асфальт.

– Отбегайте, отбегайте на обочину! – пронзительным писком приказал Зосима Лукич.

Какое там отбегайте – у всех от скрюченного сидения лапы затекли.

Автобус укатил, домовые сели на краю придорожной канавы – перекусить.

– Мамка, мамка…

Маланья Гавриловна, услышав эти робкие голоски из пыльных лопухов, вскочила.

– Батюшки-светы! Арсюшка! Гордейка!

– Вы как сюда попали? – строго спросил батюшка, Трифон Орентьевич. Домовята молчали, вылезать боялись.

– Как-то они забрались в автобус, а как – сами, поди, не знают, – сказал Евсей Карпович. – Хорошо еще, что догадались выпрыгнуть, дальше не уехали. А все ты, все ты!

Это уже относилось к Матрене Даниловне.

– А что – я?… – растерянно спросила она.

– Останешься тут с ними ждать Зосиму Лукича, когда он обратным рейсом поедет. Привезешь малых к себе и будешь за ними смотреть! – строго приказал Евсей Карпович.

Это было самое разумное решение – да вмешалась Маланья Гавриловна.

– Да чтоб я ей своих деток доверила?! С меня хватит! При мне пусть будут!

Трифон Орентьевич и Евсей Карпович переглянулись. Во взгляде было одно: и кто только сотворил нам на погибель этих домових? Обе домовихи надулись, даже бурчали себе под нос поганые слова, которых домовые знают немало, и Трифон Орентьевич, к великому своему удивлению, разобрал, как любимая, тихая и ласковая супруга бормочет: гвоздей те в ноги, ни пути те, ни дороги…

Делать нечего – нужно было как-то мирить домових. В поисках способа Евсей Карпович даже обратил взор к небу…

Домовые очень редко глядят вверх – разве что высматривают мух или паутину. И что хорошего может быть на потолке? Иной домовой всю жизнь проживет и уснет, так и не видав небесной синевы.

До сей поры Евсей Карпович видел небо только на экране телевизора да на планшете. Он не представлял всей необъятности небосвода. А там, где высадились из автобуса домовые, еще и много всяких чудес имелось наверху. Где-то совсем высоко медленно двигалась черная точка, оставляя белый четкий след. Малость пониже со стрекотанием ползло что-то вроде большой стрекозы. А еще ниже в небе висела огромная серая толстая рыбина. Ее бок отражал закатные лучи. К пузу рыбины лепилась продолговатая коробочка.

– Ого… прошептал Евсей Карпович, и все домовые уставились на рыбину. – Ничего себе! – воскликнул Трифон Орентьевич. – Так это оно и есть? Так оно же величиной с дом! – Это еще не самый большой дирижабль, – прищурившись, ответил Евсей Карпович. – Это – вроде как трехколесный велосипедик, чтобы хозяйских детишек учить кататься. А есть огромные… – А на пузе что? – Это называется гондола, там пилоты сидят. И управляют… – Да как же такой здоровенной штукой можно управлять? – У него есть винты и рули. Это тебе не воздушный шарик. Никишка зачарованно смотрел на дирижабль, который, кажется, и вовсе не двигался, но и не падал, как будто его подвесили на незримой веревочке. – Так вот на что они нацелились… – проворчал Евсей Карпович. – Ничего, с этой нечистью мы сладим. Только вот понять бы, куда они подевались. – Можно прямо тут сесть в засаду, но хорошо бы понять, с какой скоростью они передвигаются, – сказал Трифон Орентьевич.

Домовые – как коты, неторопливы, при необходимости носятся со скоростью свиста, но надолго их не хватает – потом не знают, как отдышаться. Бегают ли брауни и их потомки гремлины – никто, конечно, не знал. Но телевизор все понемногу смотрели – и рассудили, что команду, посланную вредить в дирижаблях, наверняка подготовили, как тех бойцов, что чуть ли не по воздуху летают. Вот только присутствие в команде Олд Расти смущало – в последние годы гремлин двигался очень мало и вряд ли был способен пробежать всю дорогу. – Мы вот что сделаем – мы устроим засаду поближе к причальной мачте, – решил Трифон Орентьевич. – Тогда точно их не пропустим. И будем по очереди патрулировать периметр с Проглотом и Калабашкой. Маланья Гавриловна чуть от восторга не задохнулась – какие умные слова знает муж и как он правильно рассудил! Домовихе просто необходимо восхищаться супругом – а то получится, как с Матреной Даниловной, чье уважение Лукьян Пафнутьевич утратил навеки. И домовые вошли в лес – первым шел Евсей Карпович, чтобы все видели, кто тут главный, за ним – Матрена Даниловна, чтобы главного охранять, за ней Маланья Гавриловна вела малышей (они уже получили по отцовскому подзатыльнику), следом – Трифон Орентьевич, а замыкал колонну Никишка с огромным мешком за плечами. Шли долго – даже стемнело. Ночевать в лесу домовые не умели. Они сошли с тропы и устроились в черничнике, в двух шагах от муравейника, сбились вместе, малышей – в середку, и, перекусив, попытались уснуть. Было холодно, лес пугал странными звуками. На рассвете их разбудили муравьи. Убравшись подальше от муравейника, домовые утешились тем, что хорошо поели. И пошли дальше – туда, где на берегу Берендеева озера люди поставили причальную мачту для своих дирижаблей. К следующему ночлегу в лесу они уже малость поумнели – набрали травы, приподняли пласт слежавшейся хвои, устроили тесную, но пригодную для спанья нору, выстелили ее травой и осиновыми листьями – других поблизости не нашли. Арсюшка с Гордейкой очень устали, еле тащились, но жалости от старших не дождались. Домовые вообще строгие родители, а тут еще домовята провинились. Они и не подозревали, что поход – такое тяжкое дело. Наконец лес поредел, между соснами и елями появились заметные просветы, и тропа вывела домовых на опушку. Им было трудно опознать ту местность, что показывал на карте Евсей Карпович, но причальную мачту ведь ни с чем не спутаешь – шестьдесят метров в высоту, стоит тремя мощными ногами на круглом бетонном основании, а круг – полсотни человечьих шагов в поперечнике. Завершалась эта сквозная, словно составленная из разнообразных треугольников, и пронизанная лестницами мачта сплошной башней с окошками и опоясывающим балконом, к башне был пришвартован носом небольшой, как показалось домовым, дирижабль. Он висел в небе, задрав хвост, а на серебристом боку было написано красными буквами «Варяг». – Вот… – прошептал Евсей Карпович. – Он самый… И окаменел, глядя вверх, как зачарованный. Трифон Орентьевич тоже с восторгом глядел на «Варяга», ничего иного видеть не желая. – Обустраиваться надо, – сказала Матрена Даниловна. – Укромное местечко искать, хозяйство заводить. Пока еще тех гремлинов поймаем, а жить-то надо. Никишка, клади мешок, пробегись потихоньку, может, найдешь уголок… Но Никишка тоже смотрел в небо. Только подзатыльник привел его в чувство. Между опушкой и первыми домами небольшого поселка было пустое место, которое среди бела дня домовым перебегать, да еще с имуществом, не хотелось. До поры сложили мешки с узлами под лопухом, домовихи остались там с маленькими – кормить их, а домовые пошли краем леса в разведку. Потихоньку они добрались до озерного берега там, где опушка подходила к нему совсем близко. На берегу лежали вверх дном старые лодки. Домовые, хоронясь за ними, подошли совсем близко к месту, где хозяйничали люди и то гудела, то рычала, то трещала неизвестная домовым техника. На озерном берегу, в вытоптанной траве, стояли металлические распорки, и на них домовые увидели скелет будущего дирижабля. Вокруг суетились рабочие. Никишка, не беспокоясь о грядущих неприятностях, отошел подальше от своих – да и припустил рысью, желая оказаться поближе к дирижаблю. Там он присмотрел лежавшую на боку картонную коробку с откинутой крышкой.

Подбегая к спасительной коробке, он чуть не угодил под ноги женщине, еще чуть-чуть – и его проткнул бы длинный острый каблук.

Эту породу женщин Никишка знал – упрямые, въедливые, противные. Такой была хозяйка в одной из квартир, откуда он сбежал.

Кувырком влетев в коробку, он перевел дух – и тут же следом за ним туда ввалился Трифон Орентьевич и втащил запыхавшегося Евсея Карповича. Никишка испугался было, что побьют, но любопытство домовых дедушек оказалось сильнее природной страсти командовать: им тоже очень хотелось знать, что такое строят люди.

Женщина мучила стоявшего перед ней мужчину.

– Значит, сделаем перезапись. Говорите прямо в микрофон. Пошло… – и тут ее голос изменился, стал таким, какой часто звучал из телевизора, то есть – чуточку неестественным. – Аркадий Сергеевич, пару слов о проекте «Кречет»! Этот проект, как мы знаем, был разработан два года назад, но только теперь начали строить первый дирижабль такого типа. Чем он отличается от дирижаблей класса «АУ»?