Текст книги "Обнаженная в шляпе"

Глава восьмая
ТРЕНИРОВКА

Наташа Меншикова носила очки.

Конечно, она раздобыла импортную оправу. Конечно, очки безумно шли к ее милому личику. Конечно, они даже придавали ей определенную пикантность.

Без очков ей пришлось бы телевизор смотреть – и то на ощупь. И она, естественно, избегала всякой деятельности, которую невозможно было осуществить в очках.

Поэтому, когда она сообразила, как может легко и быстро проверить наличие родинки у Сюзи, то крепко задумалась. С одной стороны, прельщала быстрота. С другой – вся эта затея была чревата травмами, до перелома ног включительно.

Странно, но как раз в тот момент, когда Игрушка, лежа рядом с Мальвиной, пробормотал:

«Не пожалей тела ради общего дела!», – эти же слова огненными буквами вспыхнули перед Наташиными глазами, и она решилась. Видимо, за несколько лет совместной службы между сотрудниками отдела коммунистического воспитания возникла телепатическая связь.

И Наташа отправилась в магазин трикотажных изделий.

Если Зуев истратил на первую кандидатуру семьдесят рублей (курсы английского плюс купальник), то Наташа – всего пятерку. Она приобрела черные тренировочные штаны того кошмарного фасона, который гонит наша промышленность лет семьдесят по меньшей мере. Именно в таких штанах физкультурницы тридцатых годов строили многоступенчатые пирамиды бессмысленные до гениальности.

Обзаведясь штанами, Наташа заскочила домой за маечкой, мылом, мочалкой и полотенцем. И, наконец, встала в засаду у дверей школы номер семь.

Сюзи была тренером по аэробике. Именно в этом качестве она первоначально и заинтересовала Костяя. В городе только начинался аэробический бум, а Сюзи была достаточно фотогенична для первой полосы воскресного номера газеты. Костяй сделал интервью с ней о пользе аэробики, но на этом, естественно, не угомонился.

Сюзи вела то ли десять, то ли двенадцать платных групп. Пунктуальная от природы, она составила напряженное расписание. А будучи великой проповедницей аэробики, она заставила Костяя опубликовать это расписание. И, покопавшись в подшивке газеты, Наташа выяснила, где именно в этот вечер работает Сюзи.

После двух часовых занятий в спортзале школы номер семь Сюзи выделила себе сорок минут, чтобы неторопливо дойти до спортзала школы номер десять. Там у нее было последнее за вечер занятие.

– Здравствуйте! – преградила ей дорогу Наташа. – Как хорошо, что я вас встретила!

– Здравствуйте, – ответила Сюзи. К юной тренерше не зря обращались «кис-кис-кис», она действительно была похожа на обаятельную кошечку, даже в коротких кудряшках угадывались очертания кошачьих ушек.

– Вы меня, наверно, не помните? А ведь мы не раз встречались – ну, в редакции! Вы тогда приглашали к себе на тренировку – помните?

По хищному блеску в зеленых глазах Сюзи Наташа поняла, что та сейчас набросится на свеженькую жертву, запустит в нее когти и примется обращать в аэробическую веру. Но кошке полагается сперва осторожно подкрасться…

– Ну и как, надумали? – ласково осведомилась Сюзи. – У меня как раз есть два свободных места в вечерней группе. Группа не очень сильная, но для начала сойдет.

– Я бы сперва просто посмотрела на тренировку, – сделала очередной ход Наташа. – Я так давно ничем не занималась, боюсь, не справлюсь…

– Справитесь! – уверенно объявила Сюзи. – Чего там смотреть! Тренироваться надо!

– Но не с сегодняшнего же дня?

– А почему бы и нет? У меня сегодня группа в десятой школе. Как раз там эти свободные места. Пойдемте, к началу и успеем.

– Какая вы быстрая! Дайте хоть за костюмом забегу, – сдалась Наташа.

По дороге, попросив Сюзи обождать, она заскочила в первую попавшуюся девятиэтажку, покаталась в лифте и вышла.

Когда они вошли в раздевалку, группа уже вовсю разоблачалась. Дамы там были разнообразные, и большинство, по классификации Костяя и Игрушки, – уже за гранью пышности.

Наташа переоделась, но очки на носу оставила. И когда Сюзи построила свою олимпийскую сборную, Наташа выбрала местечко у подоконника, чтобы при надобности положить туда очки.

Сюзи в бирюзовом западногерманском комбинезоне из бифлекса включила магнитофон, встала в центр и начала извиваться. Туг Наташа почувствовала, что понимает Костяя… Группа старательно повторяла упражнения. Делать нечего – пришлось извиваться и Наташе. Потом все размахивали руками, задирали ноги, по-всякому прыгали, легли на пол и извивались на ковре. Наташа пыхтела, но держалась. Отступать было некуда. Где-то на другом конце города лежал в больнице без сознания Костяй, и, возможно, единственная ниточка, ведущая к сволочам-рэкетирам, была сейчас в руках именно у Наташи.

Почтенные дамы размахивали руками и ногами, кто во что горазд. Сюзи порхала. Пожалуй, она могла бы принять ту заковыристую позу на фотографии…

Задыхаясь, выбиваясь из музыки, Наташа держалась лишь на самолюбии да на шалом девизе «Не пожалей тела ради общего дела!». Восьмипудовые тети не сходили с дистанции, а она, привыкшая считать себя легонькой и изящной?! Бр-р, какой кошмар!

Когда после тренировки все ринулись в душ, оказалось, что Наташа не предусмотрела самого главного. Она не учла, что в душевой ей придется снять очки.

В открытых с одной стороны кабинах уже стоял строй намыленных матрон, брызги так и летели. Наташа сняла очки – и сразу же потеряла Сюзи.

Если бы Сюзи была единственной стройненькой среди толстушек – еще полбеды, но в группе имелись еще три-четыре девушки ее комплекции, и когда они предстали перед Наташей голые, да еще в синтетических купальных чепчиках, вес были для нее на одно расплывчатое и невразумительное лицо.

Некоторое время Наташа с мочалкой в руке бестолково мыкалась среди обнаженных бюстов и спин, чуть ли не носом тычась в каждую подходящую округлость. Родинки не попадалось.

Выхода не было – она нацепила на нос забрызганные мыльной пеной очки.

И туг же обнаружила, что стоит нос к носу с Сюзи.

Сюзи натягивала на влажное тело трусики. Оставалась доля секунды… и той уже не осталось!..

– Ой! – сказала Наташа. – Что это с вами?!

– А что? – удивилась Сюзи. Наташа без зазрения совести оттянула резинку ее трусиков и зашла со спины.

– Ф-фу, показалось… Тут такое освещение…

– Что показалось-то? – забеспокоилась Сюзи.

– Красное пятно вот здесь, – Наташа обвела пальцем круг по бедру Сюзи. – Знаете, бывает такая аллергическая реакция. А теперь такое время – кругом одни аллергены! Я испугалась – у меня самой аллергия на собачью шерсть. Знаете, постоишь рядом с собакой – и пятна по всему телу…

Группа собралась вокруг Наташи и слушала лекцию об аллергии и методах борьбы с ней. Наташа старательно излагала историю болезни двоюродной тетя, но стоило ей замолкнуть, группа одолевала вопросами.

Наташа вещала на манер Шехерезады, с тоской осознавая, что вечер потрачен впустую, и даже, возможно, с вредом для здоровья.

Родинки у Сюзи не было.

Глава девятая
КОНКУРЕНТ

На следующий день утром Игрушка и Зуев долго ждали Наташу. Настало обеденное время, ее все не было, и коллеги заволновались.

О своих результатах она никому не докладывала, просто ушла разоблачать Сюзи – и пропала. Принимая во внимание уголовный оттенок затеи, это было тревожно. Попробовали звонить ей домой. Трубку никто не брал.

Зуев впал в истерику и – должно быть, впервые в жизни – выматерил Игрушку. Как смел авантюрист Игрушка подставлять под прицел рэкетиров беззащитную Наташу?!

Посреди истерики раздался телефонный звонок. Зуев хищно схватил трубку. Но это оказался Соломин.

– Номер пятнадцатый можете вычеркнуть, – сказал он. – Мы проверяли, ее в ту ночь не было в городе.

Ему рассказали про Наташу. Соломин предложил, чем вопить в трубку всякую чушь, просто сходить к Наташе домой я узнать, ночевала ли она. А вот если не ночевала, тогда уж и паниковать.

Все трое пошли туда, но на звонки в дверь никто не отзывался. Соседей тоже дома не оказалось. А поскольку Наташа жила всего-навсего на втором этаже, решено было, что спортивный человек Соломин заберется к ней в открытое окно. В конце концов, он мог сейчас обнаружить в квартире все что угодно, включая море крови и с вечера остывший труп.

Соломин залез на дерево, перепрыгнул на соседский балкон, а оттуда до Наташиного окна было уже рукой подать. Он, едва не содрав кристаллоновую занавесь, ввалился в комнату и увидел, что Наташа лежит под одеялом на тахте.

– Олег?! – изумилась Наташа. – Что за фокусы?!

– Здравствуйте, – сказал Соломин. – Извините, пожалуйста. Что с вами случилось? Почему вы лежите? Ребята в панике!

– Я тоже в панике, – ответила Наташа. – Мне сегодня сдавать материал про депутата горсовета, а я встать не могу! Вообще не могу, понимаете?

– Что с вами? Я могу помочь? – и Соломин одним прыжком оказался в глубине комнаты, возле тахты.

– Я не могу пошевелиться! Меня руки-ноги не слушаются! – чуть не рыдая, призналась Наташа.

– Почему это вдруг не слушаются? – в профессиональной памяти Соломина замелькали химические формулы всякой парализующей дряни, доступной уголовникам.

– Я вчера отпахала всю тренировку… Ошарашенный Соломин присел на край постели.

– Да-а… Понятно… Может, вас размассиро-вать?

– Это ты с перепугу ко мне на «вы» обращаешься? – спросила Наташа. – Я сегодня такая страшная, да? Массируй, делай что хочешь, только помоги вылезти из постели!

– Откиньте… откинь одеяло, – сказал Соломин. – Не могу же я поверх одеяла.

– А я не могу поднять руку, чтобы откинуть! Давай, хозяйничай, не стесняйся – я в пижаме.

Тогда Соломин деловито задрал одеяло и положил Наташину ногу себе на бедро. Наташа закряхтела. Соломин осторожно промассировал ступню, икру, забрался повыше – и тут Наташа скривилась от боли.

– Ты спину хорошо потянула, – сказал он. – Поворачивайся на живот, сейчас разберемся. И учти – сейчас будет больно. Я тебе размассирую спину и тазобедренный сустав.

– Не могу, – простонала Наташа, – повернуться не могу!

Тогда добродетельный Соломин вообще снял с нее одеяло и довольно бережно перевернул со спины на живот.

– Я задеру на тебе эту кофточку, – Соломин подергал за пижаму. – Можно? Массировать лучше по голому телу.

– Можешь вообще ее с меня стянуть, – предложила Наташа. – Я же все равно бюстом вниз лежу.

Соломин так и сделал. Потом он примерился так и этак, но массировать лежащую на низкой тахте Наташу ему было крайне неудобно.

– Давай, как у нас в тренажерном зале, – предложил он. – Я сяду на тебя верхом. Ты не бойся, я не раздавлю. Так я хоть размассирую толком.

– Только башмаки скинь, – фыркнула Наташа.

– За кого ж ты меня принимаешь? – обиделся Соломин. – В постель – и в башмаках? Хорошего же ты мнения о милиции!

– Извини, о милиции я как-то не подумала.

Сев верхом, как и было обещано, Соломин яростно взялся за массаж. Наташа кряхтела, охала, несколько раз даже вскрикнула. Соломин рявкнул на нес, и она смирилась.

А в это время Игрушка и Зуев стояли под окном в полной растерянности. Соломин забрался в квартиру Наташи и пропал.

Вдруг Зуев насторожился.

– Слышишь? – спросил он. – Стонут вроде!

– Точно! – воскликнул Игрушка.

И тут они, напрягшись, уловили целый диалог.

– Ой, Олеженька, миленький, ой!..

– Еще! Еще немного, ну! – с напряжением и взволнованно отвечал соломинский голос.

– Вот сюда… не так сильно, Олеженька, ой…

– Что за черт! – возопил Игрушка. Зуев смертельно побледнел и схватился руками за дикий виноград, затянувший всю стену Наташиного дома. Когда он задрал левую ногу, Игрушка понял, что ошалелый друг собрался по этому хрупкому растению долезть до второго этажа.

– Ты чего? Ты чего?! – забормотал Игрушка, отцепляя Зуева от дикого винограда. – Ты сбрендил, да? Ты трахнулся? У тебя крыша поехала?

– Да! – не соображая, ответил Зуев.

– Стой здесь, – приказал Игрушка, – и жди!

Игрушке соломинские прыжки по веткам были не под силу. Он залез на то же дерево н по длинной крепкой ветке подобрался к окну, хотя перепрыгнуть не решился. Зато он увидел, что творилось в глубине комнаты.

Наташа лежала вниз лицом на постели и стонала. Светлые волосы разметались по обнаженным плечам и спине, Соломин, сидя на ней верхом, сопел и раскачивался. Его руки скользили вдоль ее тела. Подробностей Игрушка разглядеть не мог – помешала спинка кресла, стоящего у тахты. Да и незачем было разглядывать.

Он медленно слез с дерева.

Зуев смотрел на него, как на вершителя судеб, способного единым словом спасти или погубить.

По этому взгляду Игрушка обо всем догадался. Он понял, почему Зуев втравился в эту детективную авантюру, почему выбросил коту под хвост семьдесят рублей. Зуев любил, любил беззаветно и преданно, И Игрушка не мог сказать ему сейчас правду. Потому что знал, что такое безмолвная любовь, не по рассказам.

Нужно было соврать, соврать предельно правдоподобно.

– Чепуха! – беззаботно сказал Игрушка, честно глядя Зуеву в глаза. – Просто Соломин делает ей массаж. А ты что подумал?! Когда делают массаж, это всегда больно, я вот тоже охаю, когда меня массируют. И массажист тоже здорово устает. Балда ты, Витька. С Наташкой, по-моему, все в порядке.

Глава десятая
ДЕД

Игрушка возвысился до благородной лжи. И решил держаться стойко. Когда они с Зуевым обошли дом, поднялись по лестнице и позвонили, им открыл взъерошенный Соломин.

Не ощущая за собой никакой вины, положительный лейтенант крепко изумился, когда Игрушка, пропустив вперед Зуева, злобно шепнул в лейтенантское ухо:

– Застегни туфли, чучело! Зуев же неверной походкой вошел в комнату и обнаружил укрытую по уши одеялом Наташу.

– Привет! Что это с тобой? – спросил Зуев.

– Перетренировалась! Знаешь, с непривычки…

– Соломин делал ей массаж, – встрял вошедший вместе с лейтенантом Игрушка и крепко пхнул массажиста локтем в бок.

– Ну, разве это массаж! – воскликнул Соломин. – Так, впопыхах, на скорую руку…

И покосился на не в меру осведомленного Игрушку.

– Я понимаю, – согласился Игрушка. – Вот уж действительно – на скорую руку!

– Полегчало? – ласково осведомился Зуев.

– Немного. Но на работу я сегодня не пойду, хоть убей!

– И незачем, Наташенька, – тоже ласково, но со страшными глазами сказал Игрушка. – После такого массажа необходим отдых!

Он понимал, что Наташа имеет полное право на близкие отношения с кем угодно, поскольку еще не замужем. И Соломин был вполне достоин ее благосклонности – уж побольше, чем сопящий и пузатый Зуев. Но до сих пор Игрушка между ними не то что взаимности – кокетства и намеков не замечал. И его сердила не столько их странная оперативность, сколько собственная бестолковость, хотя он и не догадывался о подлинной причине своего раздражения.

Но Игрушка был настоящим другом.

– Ты, Олежка, все-таки приведи ее до завтра в чувство, – попросил он Соломина. – А мы с Витькой пойдем. Сегодня нужно обработать еще три кандидатуры.

– Сразу? – остолбенел Зуев, впервые узнав-ший об этом.

– На сей раз удобнее обрабатывать сразу.

– Я вам понадоблюсь? – спросил Соломин.

– Боже упаси! Чего хихикаешь, Наталья? Он же красив, как бог. А для выполнения моего плана участники должны быть серенькие, вроде нас с Витькой.

Он чуть ли не силком вывел Зуева на улицу. Он должен был отвлечь Зуева от мыслей о Наташе и потому стал немедленно его инструктировать. Зуев выслушал, чертыхнулся, но когда Игрушка пообещал взять всю тяжесть на свои хрупкие плечи, согласился.

И они пошли искать кандидатуры. Тимофееву они нашли на рабочем месте – в комнате для музыкальных занятий местного Дома культуры. Учебный год давно окончился, и лишь особо изощренные родители-садисты посылали в такую жару ребятишек играть на пианино. Так что педагог Тимофеева практически маялась бездельем, Игрушка налетел на нее, как самум, и ей ничего другого не оставалось, как отпустить просиявшего ученика и унестись вместе с Игрушкой и Зуевым.

Виолетту изъяли из библиотеки – все равно туда летом народ не ходит. В свое время Костяй нашел подход к Виолеттиной начальнице, и она полюбила всю редакцию оптом, снабжала свежими книжками и отпускала Виолетту по первому зову.

Балерину прозвали Балериной за незаконченное хореографическое образование и выворотную походку. Работала она в театре костюмершей. Игрушка разведал заранее, что спектакля вечером не намечалось, и абонировал Балерину на весь остаток дня.

Потратив на сколачивание компании около часа. Игрушка с Зуевым повезли девиц на взморье.

Игрушке очень хотелось обнаружить родинку именно сегодня. С этими подружками Костяя он был неплохо знаком – во всяком случае, настолько, чтобы без церемоний потащить на пляж. Прочие кандидатуры в списке требовали более сложных подходов.

На пляже, согласно плану, Зуев начал капризничать. Тут ему было слишком шумно, там – слишком людно. Галдящий пионерский лагерь его, естественно, раздражал. В результате вес пятеро забрели бог весть куда.

Игрушка, опять же по плану, вспомнил, что где-то здесь процветает «дикий пляж» – вон в тех дюнах, а может, и подальше. Говорил он об этом критически, и Зуев, по сценарию, вступился за голых. Он сказал, что не любит, когда на женском теле – белые полоски от купальника, загар должен быть ровным, и, вспомнив при этом два белых полумесяца на бедрах Людмилы Ковыльчик, чуть не покраснел. Собственно, это было мнение самого Игрушки, но для пользы дела его должен был высказать Зуев.

Девицы заспорили, стали приводить медицинские доводы. Игрушка молчал. Наконец он заявил, что уважает все способы загорать, – если девочки хотят, они вполне могут с полчасика поваляться за кустами голенькие, а Игрушка с Витьком их постерегут, чтобы никто не подглядывал.

Расчет был тонкий. Если бы девицы заподозрили, что шустрый Игрушка – лицо заинтересованное, они во век бы не согласились раздеться. А насчет Зуева они все почему-то были уверены: этот их смущать не станет. При красавце Соломине девицы бы только засмущались и наотрез отказались бы от подобных авантюр.

Итак, компания разделилась. Игрушка и Зуев переползли на другую сторону дюны и легли. Сперва они переговаривались с девицами, потом Зуев доложил им, что Игрушка пригрелся на солнышке и задремал. Дальше разговор продолжал он один.

А Игрушка, вооруженный биноклем, полз по-пластунски вокруг дюны, высматривая наблюдательный пункт.

Единственным подходящим местом казались кусты на соседней высокой дюне – глядя оттуда, Игрушка мог увидеть искомую родинку.

Но, добравшись до кустов, он увидел, что его опередили.

Там стоял раскладной брезентовый стул, а на нем со всеми удобствами восседал совершенно дореволюционный дед с огромным морским биноклем. И таращился на трех девиц.

Сперва Игрушка изумился неожиданной конкуренции. Потом ощутил редкий для себя эффект – укол совести. Выходит, ему можно, а бедному ветерану, для которого это, пожалуй, уже единственная услада, – нельзя?

Поэтому Игрушка не стал пугать деда, а завертелся в поисках другой наблюдательной точки. Но дед занял самую удачную позицию, а с соседних дюн, где пресмыкался Игрушка, в бинокль ничего уловить не удалось. Тут требовался перископ.

Помучившись минут пять. Игрушка разозлился. Кроме всего прочего, он вдруг ощутил ответственность за девиц, он же гарантировал им неприкосновенность! А тут какой-то замшелый дед пускает слюни, и вообще!..

Рыцарские побуждения вздернули Игрушку на ноги, вознесли на дюну и заставили похлопать деда сзади по плечу. Реликтовый старец отмахнулся и опять приник к биноклю.

~ Дед! А дед! – шепотом позвал Игрушка.

В ответ его кратко и энергично послали.

– Ты, дед, не ругайся, а сваливай отсюда, – стараясь соблюсти хладнокровие, потребовал Игрушка.

И получил тот же ответ.

– Дед, мне очень жаль, но придется принять меры, – сказал Игрушка и окинул взором поле грядущего боя. Дед был монументален, и опасно было схватиться с ним лицом к лицу. Он бы одной левой забросил хрупкого Игрушку на ближайшую сосну.

За дедом была монументальность. За Игрушкой был интеллект. Ухватив раскладной стул за ножки, Игрушка рывком выдернул его из-под деда. Тот шлепнулся и пополз вниз по песку, как лавина, хватаясь руками за ветки, но лишь обдирая с них листву.

Игрушка мигом занял его место и нацелил бинокль. Трех секунд хватило бы на трех девиц, но неопытный Игрушка не учел маломощности своего театрального бинокля!

Тем временем дед затормозил, обернулся и увидел Игрушку. Ярость была неописуема.

– Ах ты, сучьего сына стервец! – возгласил дед и полез на дюну, размахивая ручищами. Были и другие формулировки.

Игрушка попятился и вдруг заметил, что у деда больше нет бинокля. Военно-морская оптика явно валялась внизу, А именно она сейчас и требовалась!

Игрушка показал яростному деду язык. А затем приплясывал, пока дед карабкался, и наслаждался военно-морской стилистикой, приберегаемой для особо ответственных передряг.

Стоило же деду протянуть гнусные лапы к Игрушке, как тот кувырком назад издевательски ушел от объятий, скатился с дюны и мгновенно оказался возле бинокля.

Тут дед, совершенно озверев, заорал на него. Это было уж вовсе некстати. Игрушка цапнул бинокль и, дав огромный крюк, понесся к другой высокой дюне. Дед, выругавшись на все взморье, сползал с дюны, чтобы броситься в погоню.

Оттуда, где загорали девицы, раздался дикий визг.

Операция сорвалась.

Игрушка подпустил деда поближе, швырнул ему бинокль и на третьей космической исчез.

Около часа он бродил по берегу, поглядывая в театральный бинокль, не смоталась ли его компания и не бредит ли в окрестностях реликтовый дед. Дед не появлялся, а компанию он вскоре обнаружил в полной купальной готовности. Все четверо, в самом благопристойном виде, топали к воде.

Игрушка подошел к ним, объяснил свое отсутствие естественной причиной и, пропустив девиц вперед, скорчил Зуеву рожу, обозначавшую: «Непруха!».

Но Зуев имел весьма довольный вид.

– Этих трех можно вычеркнуть из списка, – доложил он.

– С чего ты взял?

– Своими глазами видел.

–???

Игрушка уставился на Зуева даже с уважением. Таких подвигов от моралиста Зуева он не ожидал.

– Когда они завизжали, я ничего не понял, решил, что к ним кто-то полез, – объяснил Зуев, – ну и высунулся из кустов, чтобы пугануть. А это их, оказывается, какой-то матерщинник вспугнул. Смотрю, Виолетта стоит на четвереньках. Балерина… черт, как же Балерина?… Ну, это неважно, Я видел все три задницы.

Похоже, что та картина все еще мерцала у Зуева перед глазами. Он покрутил носом, пытаясь отогнать ее, и спросил:

– А что это там стряслось такое? Кто это там крыл в бога, душу, мать?

– Так, один старый хрыч, – лаконично ответил Игрушка.